Училка по вызову

Глава 1. "Безработная"

– Не устраивай ненужных сцен, подписывай по собственному желанию! – постучала пальцем по заявлению об увольнении директриса.

– Да вы шутите?! Я не могу уволиться, я же… куда я ещё устроюсь?

– Ну, учителя много где нужны! Поедешь в область, там даже жильё дают учителям.

– В какую область? Может вы меня ещё на Камчатку пошлёте?

– Аксинья, не трать ни своё, ни моё время. Подписывай.

С директрисой у меня отношения не заладились ещё тогда, когда она ею стала. Выбилась из учителей. Преподавала химию и тут раз – заняла освободившееся место. Наш прежний директор, милейший дядюшка, ушёл на пенсию пять лет назад, и произошла мало кому понравившаяся перемена.

Алевтина Дмитриевна поймала звезду. Теперь ей не надо было вести уроки и сидеть с остальным коллективом по одну сторону в учительской. Она руководила, решала, указывала, надменно смотрела. А тут ещё и её дочь закончила университет и получила точно такую же специальность, как и я – учитель русского языка и литературы. Чтобы единственной и любимой доченьке не приходилось мучиться с поиском работы и далеко куда-то ездить, Алевтина Дмитриевна решила освободить ей тёплое место.

– В конце концов, вы не имеете права! – попыталась я воззвать если не к совести, которая явно отсутствовала, то к законодательству.

– А помнишь, как на тебя жалобу в прошлом году написали, что ты обозвала грубым образом ученика седьмого класса?

– Не грубо! Я сказала, что он панегирист обскурантизма – это у Белинского было!..

– Ничего не знаю, родители написали, что ты его обматерила. Я тебя отмазала, Аксинья! – «Отмазала»! Что за слово для руководителя учебного заведения? – А могу достать это дело, и тогда по статье уволить!

– Неужели вы не понимаете, что мне работа нужнее, чем вашей дочери? Вы же сами говорили, что она удачно вышла замуж и у неё муж богатый!

– Это ты сюда не примешивай! Какая разница, кто у неё муж? Девочка хочет поработать. Зря, что ли, училась?

Мои шансы на победу подошли к нулю. Если начальство что-то хочет, оно сделает. Нет, можно было подать в трудовой комитет или сразу в суд, затянуть тяжбу, но что-то во мне противилось заранее этой волоките. Хотелось по-человечески, без гадости.

– Меня не жалко, хоть детей пожалейте, они же ко мне привыкли. Мой класс в этом году ОГЭ сдаёт…

– Привыкли к тебе – привыкнут к другому учителю! Как будто ты детей не знаешь. Они назавтра тебя и не вспомнят. Перед тобой изобразят сожаление, а за спиной высмеют и повеселятся.

Что-то внутри меня окончательно надломилось. Большинство наших учителей, не только директриса и завуч, были вот такого мнения об учениках. Они их не любили и воспринимали только как тяжёлую обязанность, необходимость. Они давно вели уроки без энтузиазма, скорее терпели пребывание в школе, чтобы получась аванс и зарплату, потому что, как и я, представления не имели, где ещё могут пригодиться с учительским опытом работы.

Но я любила и свою работу, и учеников. Я посвящала урокам и передаче знаний всю свою жизнь, поэтому в свои тридцать пять была не замужем и своих детей не имела. Иногда я думала, что это вынужденная жертва, ведь зато я делаю образованными десятки маленьких граждан! Прививаю им любовь к родному языку, учу ценить грамотность, открываю для них Пушкина, Лермонтова, Толстого! Да, было тяжело, да, администрация трепала нервы, а каждые экзамены прибавляли седину в волосах. Зарплата была среднестатистическая, но на жизнь хватало. Но всё это компенсировалось заинтересованностью в глазах детей на моих уроках, их пятёрками, наизусть выученными стихами, просьбами посоветовать, что ещё почитать. Многие мои ученики полюбили читать, и я тешила себя надеждой, что в том моя немалая заслуга! Однако сам коллектив коллег был серпентарием. Из пятидесяти человек максимум пятеро выдержали бы моральный тест, чтобы зваться педагогом, тем, кто должен служить образцом для подражания. Библиотекарь любила выпить, учительницы началки оговаривали старшеклассниц, математички обожали считать деньги родителей своих учеников и с едкой, плохо скрываемой завистью перечислять, у кого папы бизнесмены, на каких машинах они катаются. Физруки матерились и курили. Историчку и биологичку дети терпеть не могли потому, что каждый урок проходил по одному сценарию: «Открываем параграф, читаем и отвечаем на вопросы в конце». Никаких рассказов, никакого усердия. Доходило до того, что о Бородинской битве ребята пришли спрашивать у меня, потому что мы проходили «Бородино», а историк на их вопросы не ответила и велела искать информацию в учебнике.

Вспомнив всё это и прокрутив в голове, я подписала заявление. Всё, с меня хватит! За тринадцать лет работы в школе мне стало стыдно быть учителем. Я выдохлась, устала, задёргалась и начала бояться, что сама вот-вот стану одной из них, из тех учительниц, что приходят на работу, как на каторгу.

Представления не имея, что буду делать дальше и куда подамся, я отправилась в свой класс собирать вещи. На дворе стоял август, так что две недели отработки пройдут условно. Приберу кабинет и первого сентября дети увидят уже новую, молодую учительницу. Остаётся пожелать, чтобы она справилась и тоже любила русский и литературу, детей и свою работу.

***

В течение двух недель, каждый вечер я штудировала сайты с вакансиями. В ближайших районах учителя не требовались, всё было занято под завязку, и места, если и находились, то даже не в нашей области, а в соседней и дальше. А что, может, отважиться на более радикальные перемены? Подумаешь, Москва! Чем хуже, ну, скажем… деревня Мозжуха Кемеровской области. Или Большой Куналей Тарбагатайского района в Бурятии. Половина меня была готова к переезду и приключениям, а другая говорила, что в тридцать пять обрекать себя на подобную ссылку – жестоко. В принципе, оставался вариант репетиторства. Я могла набрать учеников и заниматься частным образом. Почему нет? Зарегистрировавшись на сайте, я завела анкету, заполнила все необходимые строчки, поставила ценник чуть ниже среднего. Но за неделю мне написали всего один раз, пообещав связаться, когда получат расписание школьных уроков первого сентября и поймут, когда ребёнок будет наименее загружен.

Глава 2. "Первые уроки"

– Это Женя, – представил мне мужчина сына, хотя в переписке уже сообщал имя.

– Очень приятно, Женя, я – Аксинья Игоревна, – познакомилась я с аккуратным и застенчивым школьником.

– Здравствуйте.

– А вы?.. – отважилась обратиться к этому роскошному папочке, что выглядел в моей прихожей компьютерной графикой. Или скорее дешёвым фотошопом, потому что бросалось в глаза, что вот это вот всё не отсюда влеплено и быть тут не может, как пальма на льдине.

– Павел.

– А по отчеству?

– Можно просто – Павел, – улыбнулся он сдержано, но тем не менее располагающе. – Только если вам меньше лет, чем вы указали на сайте…

– Я могу показать паспорт и диплом… – спохватилась я, понимая, что после интернета всё правильнее проверить. Сама бы на его месте попросила что-то в этом духе.

– Нет-нет, всё в порядке! – успокоил он меня, отмахнувшись. – Просто на фото вы выглядели старше. А вот так, на вид, никогда бы не поверил, что вы уже много лет в школе проработали.

– Но это так, – сказала я с немым ощущением тоски и горечи в груди. Проработала… Меня заставили уйти, и до сих пор в это с трудом верилось. Всё казалось какой-то временной мерой, ошибкой, словно вот-вот позвонят, попросят вернуться, и я вновь буду вести уроки своим ученикам.

– Вы не будете против, если я посижу на кухне, пока вы занимаетесь?

Я как-то не подумала, что ребёнка такого возраста будут привозить и забирать, и уж совсем я не подумала о том, что мотаться дважды в течение часа по Москве ни один адекватный человек не станет. Конечно же, ему проще будет подождать этот час тут. На моей кухне. Он!

– Конечно, конечно, пожалуйста! – указала я Павлу рукой нужное направление. Разувшись, он проследовал туда. В белоснежных носках. – Чаю, может быть?

– О, пожалуйста, не утруждайтесь! Я пока делами займусь, – достал он мобильный из кармана и указал на него.

– Хорошо. Располагайтесь, – я вовремя остановилась, чтобы не добавить «чувствуйте себя, как дома», – идём, Женя, нам в соседнюю комнату.

Если мальчику было неловко и непривычно с незнакомой тётей, и он от этого нервничал, что-то путая и не в состоянии вспомнить, то первые пять минут занятий тяжело дались и мне. Никак не выходила из головы мысль о том, что за стеной Павел. Чей-то невероятно красивый и, судя по всему, состоятельный муж. Мой, можно так сказать, работодатель. У меня сразу же пронеслась в голове вся викторианская литература от «Джейн Эйр» Шарлотты Бронте до посредственных романов Евгении Марлитт: гувернантки, знатные лорды, служанки, выбивающиеся в аристократки. Света права, у меня вся голова забита книгами, и я теряю реализм, стоило столкнуться с чем-то, что выбивается из ряда обыденного.

Первое занятие я старалась прощупать уже имеющиеся у Жени знания, проверяла, насколько хорошо он усвоил программу, которую должен был проходить до шестого класса. К сожалению, пробелов было много, и я быстро поняла, что родители заволновались не зря. Хотя в переписке меня удивило, что для шестого класса готовы были взять два урока в неделю. Я пару лет назад бралась подработать по просьбе семьи одного из учеников – они были приезжие, и все плохо говорили по-русски. Именно в таких ситуациях пятому-шестому классу требовалось много уроков русского языка. А здесь русский мальчик, и тем не менее, занятия где-то в массе прошли мимо него.

– Ну, как у нас дела? – поднялся Павел со стула, когда мы вышли к нему час спустя.

– Да как вам сказать… – мне не хотелось расстраивать отца, да и мальчика при нём выставлять не в лучшем свете тоже.

– Минутку, – остановил он меня и, убрав телефон, достал ключи от машины. Я мельком увидела на брелке круглый значок с тремя расходящимися из центра лучиками. «Мерс». – Женя, иди в машину, подожди меня там, хорошо?

Мальчик кивнул и, взяв ключи, обулся, послушно вышел. Павел серьёзно посмотрел на меня.

– Теперь говорите, как есть.

– У него большие пробелы.

– Я так и думал.

– У вас плохая учительница в школе?

– Нет, старушка вполне неплохо справляется, – вновь улыбнулся мужчина. От его улыбки осенний день превращался в летний, а моё сердце стучало быстрее. – Просто… некоторые семейные обстоятельства. Когда у вас свободное время ещё есть? Давайте решим насчёт второго занятия в неделю.

– Да я, собственно, пока не очень занята… среда, может быть?

– В среду я его уже записал на английский. Четверг?

– Хорошо. Можно четверг. В это же время?

Павел задумался. Прищурился. Поводил лицом туда-сюда:

– В четверг я могу позже освободиться. Если я привезу его часов в восемь – это будет совсем поздно?

– Нет, что вы, я до двенадцати не сплю!

А после знакомства с тобой, может, и до утра не спать буду, мечтая и ворочаясь в кровати, кусая кулаки и локти.

– Боюсь, что в четверг всегда будет разное время, даже неудобно из-за этого. У меня бывают совещания, партнёрские ужины…

– Ничего страшного, хоть в восемь, хоть в девять – я позанимаюсь! – пытаясь не слишком лебезить, чтобы не выглядеть не пригодившейся на рынке труда, я себя одёрнула. Что меня больше волновало в этот момент? Заработок или желание снова увидеть Павла?

Глава 3. "Конкурентка"

Женя был спокойным и, если не стеснительным, то несколько замкнутым мальчиком. Когда я собирала его в школу и кормила, он не проронил бы ни слова, не начинай я сама разговора и не спрашивай его о том и этом. Потом мы побрели через дворы к аллее, ведущей в сторону Жениной школы. Я не стала вызывать такси не только из экономии и не потому, что воздух и прогулки полезны (хотя это так). Просто представила, что впереди у меня абсолютно свободный день без какой-либо занятости, и хотя бы час с утра я займу тем, что куда-то иду, что-то делаю, имею цель, затем возвращаюсь. А ещё была возможность ближе подружиться с учеником.

– Ты выспался? – спросила я мальчика.

– Да, – кивнул он.

О чём говорят с детьми вне уроков и не касаясь их? Как жаль, что мне не довелось быть матерью и обзавестись опытом. Всё, что я умела – это учить своим предметам. А зачем делать что-то другое помимо того, что хорошо умеешь? Посмотрев на желтеющие берёзы, я опять задала вопрос:

– Ты поэзию любишь?

– Поэзию? – Женины глаза выглядели недоверчиво, как будто он ждал подвоха от малознакомого взрослого человека. Или он и тут имел пробел и не знал, что такое поэзия?

– Да, стихи, – уточнила я и продекламировала: – «Есть в осени первоначальной короткая, но дивная пора! Весь день стоит как будто бы хрустальный, и лучезарны вечера». Красиво, правда?

– Да, – без энтузиазма согласился он, соглашаясь скорее из вежливости, чем искренно.

– Это написал прекрасный русский поэт Фёдор Иванович Тютчев. Он умел подобрать красочные слова, чтобы передать настроение и образы природы. Уметь писать стихи – это как уметь рисовать. Каждое слово – штрих, мазок, и надо правильно их накладывать одно за другим, чтобы получилась всем понятная и приятная картина. Ты умеешь рисовать?

– Нет.

– Не любишь?

– Нет.

– А что любишь? – Мы свернули на аллею. Половина пути была пройдена.

– В футбол играть, – подумав, ответил Женя.

– О, это замечательно! Спорт – это очень хорошо.

– Да, но папа говорит, что надо читать больше.

– Но это тебе не нравится?

Женя потряс головой, демонстрируя отторжение. И добавил:

– Папа сам любит читать.

– Да? А чем он занимается?

– Директор.

Я в шутку предположила:

– Библиотеки?

– Нет, айтишников.

– Директор айтишников? – не удержалась я от улыбки.

– Ага. Ну, он и сам айтишник. Когда-то просто работал в компьютере, теперь руководит другими, но тоже в компьютере много времени проводит.

– Может, в игрушки играет? – подмигнула я. Женю позабавила эта мысль и он, просияв, весело отверг мою теорию:

– Нет, он работает там! Он и на меня ругается, если я долго в планшете сижу с развлечениями, а не программами полезными какими-нибудь пользуюсь. – Кажется, я расположила его немного к себе, потому что мальчик сам задал вопрос: – А у вас дети есть?

– Нет. К сожалению, нет.

– А почему тогда кошку или собаку не завели?

– Даже не знаю, – растерялась я. Почему? С животным было бы веселее, это верно. Тем более работа у меня без командировок, кошек можно было заводить хоть сорок штук, под стать моему образу жизни. – Почему-то не завела. – Надеялась, что дети всё-таки появятся? Откуда, от Святого Духа?

Оставшийся отрезок пути я попыталась добиться от Жени, чтобы он зазубрил четверостишье Тютчева и поразил сегодня свою учительницу литературы в школе. Ему понравилось думать об этом в ключе того, что такого от него точно не ждут, и он очень постарался всё запомнить.

– А кто тебя заберёт из школы? – стали прощаться мы у ворот.

– Никто, я сам домой отсюда дойду, – он показал в сторону противоположную той, откуда мы пришли. – Тут недалеко.

– Хорошо, – мне стоило бы сказать «до свидания» и уйти, но я зачем-то предложила: – Но если что, вдруг, ты ко мне приходи, ладно?

Женя кивнул, но это ничего не обещало. Просто дети и подростки иногда предпочитают на всё кивать, чтобы поскорее перейти к следующей теме.

– Ты мой адрес запомнил? Квартиру?

– У папы есть. Мы с вами в понедельник занимаемся?

– Да, конечно, – смирилась я с тем, что Женя обратно в гости не рвался. Не потому, что у меня ему было плохо или некомфортно. Просто у него есть свой дом и принимать решение, когда из него уходить куда-то на ночь, он пока не может. Слишком мал. Может, оно и к лучшему. Дети, свободно в десять – двенадцать лет отлучающиеся из дома, быстро становятся беспризорниками и хулиганами.

Я в одиночестве вернулась домой и в этом же одиночестве села там в кресло с книгой в руках. Это был «Гранатовый браслет» Куприна, история о безответной любви мужчины к замужней женщине, которая слишком поздно понимает, что могла бы испытать настоящую любовь. Но шанс упущен. Действие на страницах тоже разворачивалось в сентябре, и я моментально переложила сюжет на свою жизнь, как я влюблена в женатого, но у нас ничего не выйдет из-за моральных принципов. Многих ли нынешних женщин волновало подобное? Встречая богатого и красивого, но занятого мужчину, они плюют на это и думают только о себе. Я на такое была неспособна. А способен ли Павел? С одной стороны, очень хотелось, чтобы от него пошла инициатива, может, она бы сломила мои принципы? С другой, если бы он оказался вот таким низменным изменщиком, разве не разочаровалась бы я в нём? Я бы не стала строить отношения с тем, кто изменяет жене. Изменяет ей – изменит и следующей.