Невер Эвер. Когда знакомишься в БДСМ-чатике, где все шифруются, псевд собеседника о чем-нибудь да говорит. Может, я сноб, но раз уж решила пробовать себя в роли верхней, надо учиться ставить свои условия, да?
Мое первое условие: никаких идиотских шуточек.
Поэтому из ответивших на мое объявление нижних мальчиков я сразу отправляю в бан некого Дикпика, за ним летит Пироженка Милфей и Маленький Мук.
Госпожой я, видимо, буду душной, как предбанник, и запаривать начну по самый черпачок. И да, мне шутить можно, иначе эту галиматью с сапогами на платформе, кожаной юбкой и шипастой блузкой не стоило и начинать.
Смотрю сообщения дальше. На Невер Эвере палец зависает: тут непонятное. Запросить, что ли, пояснительную бригаду?
В его сообщении негусто, пока придраться не к чему: 38 лет, опытный раб, ищет свою постоянную госпожу. Фото в машине в неприметном кэжуале, без лица, фигура гармоничная.
Так навскидку трудно определить, кто он и чем занимается. Но пару очков уже заработал тем, что не стал демонстрировать машину. Какой бы она ни была, для мужика все равно фаллический символ и демонстрация оного, по-моему, — признак плохо скрытого желания доминировать.
На секунду я ловлю себя на том, что отвечать сыкотно : я впервые в новой роли и почти обречена облажаться.
Что ж, БДСМ в университетах не преподают, все познается на опыте. Но если для роли нижней проходить через обучение — это естественный возбуждающий процесс, то с верхней стороны все немного иначе.
Захочет ли нижний мужчина, даже опытный, меня учить и терпеть косяки? Я бы, вероятно, на его месте не захотела. Когда я была нижней девочкой, мне хотелось найти уверенного, опытного мастера, чтобы расслабиться и передать контроль. Натыкаясь на тех, кто не знал, что со мной делать, смущался и стеснялся, я не испытывала интереса и особого трепета, ради которого шла в тему.
«Привет-привет, — немного подумав, пишу я. — Расскажешь про свой псевд?»
Сердце уходит в пятки. Если он заставит меня ждать хоть минуту — сольюсь.
Но он отвечает в ту же секунду тремя смущенными смайликами. И появляется уведомление, что собеседник пишет.
Я жду. Сердце стучит у горла.
Сколько меня не было в теме? Достаточно, чтобы забыть о том, что здесь и как. Но все вспоминается, стоит только начать: волнение, надежда при первой попытке знакомиться. Сразу затем может ждать удача или полное разочарование в собеседнике, не начнешь — не узнаешь. Но уж лучше сразу разочароваться, чем несколько дней спустя, когда он ляпнет, что женат или что наврал с возрастом или что сидел и только вышел.
Чисто по опыту: сколько ни пополняй чек-лист первого дня общения на тему «а не судак ли ты», обязательно найдется что-то важное, чего в нем не хватало. И это даже если не касаться сразу общих интересов в теме, а там тоже непочатый край вопросов. Хоть и говорят, что у верхних не может быть табу, но есть вещи, которые я не буду делать ни с кем и ни за что. Если мои «ни за что» для нижнего — самые вожделенные практики, нам будет явно не по пути.
«Просто смеюсь над собой немножко. Был долгий перерыв, в прошлый раз думал, что завязал», — объясняется он, наконец.
Я делаю глубокий вдох и позволяю себе скупо улыбнуться — так, словно он рядом и может меня увидеть. Мне нужно тренироваться быть эмоционально недоступной, и лучше начинать прямо сейчас.
«Главное, чтобы не надо мной», — пишу я в ответ, все еще размышляя о том, с чего начать опрос.
«Никогда», — мгновенно отвечает он и снова пишет. Я жду.
«Вы… позволите сказать, что очень красивы на фото? Как вас зовут, госпожа?»
«Благодарю… меня зовут Алевтина», — чуть помедлив, отзываюсь я и едва не закусываю губу, размышляя, но тут же одергиваю себя: держи лицо! Хотя бы учись! Соберись, тряпка!
Да, сейчас он не увидит моей мимики, но что будет, когда мы встретимся с этим или другим нижним?
Я узнаю его имя: Мирон, уточняю место жительства: мы оба в Московской области. И в пределах часа езды друг от друга. Сглатываю в паузе. Меня начинает подколбашивать от того, что беседу веду я, и ее дальнейший ход — в основном моя ответственность.
Выдохнув, делаю оговорку, что дальше будет банальный сухой опрос, с его согласия, по пунктам, которые важны для меня — и сразу обещаю ответить на его вопросы взамен.
Нижний соглашается.
За следующие минут десять я получаю все ответы на мой чек-лист: он не женат и не живет с мамой, он в целом здоров, в том числе психически, подтверждает, хотя бы на словах, что не наврал с возрастом, что нет судимости и критичных финансовых проблем, что уверен в своей нижней роли, готов к знакомству в реале и наше общение не будет платным ни с какой стороны. Он точно знает чего хочет и не сомневается в своем бдсм-позиционировании.
Я задаю еще штук двадцать проверочных вопросов и разрешаю ему задать свои в ответ.
На самом деле это тоже отличный тест: по тому, какие человек задает вопросы, можно понять не меньше, а иногда даже больше, чем из его ответов на мои. Хотя бы потому, что в вопросах сложнее скрыться: мало кто будет спрашивать о том, что его на самом деле не интересует.
И тут, буквально через пару минут, Мирон меня впервые удивляет.
Сначала он, как и я, уточняет мой статус и остается удовлетворенным ответом, что я не замужем. Затем спрашивает о моем опыте в теме и я, пользуясь размытой формулировкой, честно вру: пять лет. Естественно, умалчивая, что все это время я на самом деле была нижней. Сразу после этого он вдруг спрашивает:
«Ничего, если у нас не будет секса на первых свиданиях? Я могу сделать куни, если пожелаете, но в остальном хотел бы немного узнать вас»
Музыка главы: Drive/Driven от Yello
«Я скучаю по вам, госпожа».
Он пишет первым, часов в одиннадцать утра. К тому времени я и сама раз пять успела подумать, что хочу написать ему, но сдержалась. Я работаю на удаленке — и так бывает непросто сосредоточиться, а если еще подключить такую переписку с самого утра, рабочий день совсем пропадет.
Но сердце подпрыгивает. Я рада, что он написал и показал, что думает обо мне.
«Где твоя вежливость, нижний? Я хотела бы прежде всего услышать «доброе утро», — немного подумав, отвечаю я.
Он исправляется, просит прощения, желает мне доброго утра, и я снисхожу до ответного пожелания. После чего самозабвенно терзаю его десятиминутной паузой, пока готовлю себе вторую за утро чашку кофе в турке, не спеша выбирая специи, подходящие моменту. Пожалуй, кардамон и немного мускатного ореха.
Я люблю специи, у меня много разных — к напиткам и салатам, супам и вторым блюдам. Каждый раз я выбираю специи не столько под блюдо, сколько под настроение. Я запросто могу посыпать курицу корицей, а кофе — укропом, если так велит мне внутренний голос. Момент выбора — это магическая медитативная пауза, которая успокаивает моего внутреннего невротика, вечно грызущего мозг: быстрее, быстрее, быстрее. Что быстрее? Все быстрее.
Надо быстрее работать, быстрее делать домашние дела, быстрее отдыхать, больше общаться с ребенком, больше спать, а еще заниматься йогой и дочитать книги, которые лежат на прикроватной тумбочке целую вечность — с того момента, как я торопилась на встречу с подругой, но успела забежать еще и в книжный.
Можно, конечно, во всем обвинить требовательных родителей, которые меня часто подгоняли, но, если честно, я такая родилась, быстрая и ненасытная. Вот и сейчас мне хочется быстрее познакомиться с этим нижним, чтобы узнать, получится из этого что-нибудь или нет. И, независимо от исхода, стремлюсь получить ответ — чтобы не терять времени и побежать дальше.
Но именно потому, что для меня самой любые паузы мучительны, я думаю, что это будет неплохим орудием пыток — и тяну паузу, пока не отхлебываю свой готовый кофе и не решаю, что он почти идеален. Как это утро.
Тогда, не спеша опустив взгляд в экран, я набираю сообщение, предложив рассказать мне про его утро и его настроение. Он говорит, что сейчас сидит один в своем кабинете — небольшая пауза. И настроение — прекрасное…
«…поскольку мы сегодня встретимся. Но впереди непростой день. Я уже успел провести пару коротких совещаний и меня немного вывели из себя», — признается он.
«Как это выглядит, когда ты выходишь из себя?» — с любопытством спрашиваю я. Но не без опаски: не люблю людей, которые повышают голос на подчиненных. И отдельно не выношу тех, кто гордится своей возможностью орать на других людей.
«Да никак. Я же не показываю. Вот карандаш сломал только и руку поцарапал. Просто подчиненные слегка тупят и чуть не сорвали кое-что важное»
Я сдвигаю брови и меня вдруг обуревает порыв вдохновения. Сердце разгоняется, низ живота тяжелеет.
«Можешь сейчас говорить?» — осведомляюсь я и, после быстрого «да», приказываю ему позвонить мне.
Еле дождавшись звонка и его робкого: «Да, госпожа», я встаю и делаю два шага к кухонному окну с телефоном в руках. Но почти ничего перед собой не вижу, поглощенная собственными фантазиями.
— Слушай меня внимательно, нижний, — строго, почти яростно, говорю я. — То, что ты сделал — никуда не годится. Ты больше не можешь бездумно делать себе больно и тем более царапать себя…
— Но я случайно!
В его голосе прорезаются растерянные умоляющие нотки, и я прикрываю глаза, наслаждаясь маленькой сладкой волной возбуждения, захлестывающей низ живота. Ого!
— Мне плевать, — обрываю его я. — Я запрещаю, понял? Или будем наказывать тебя как маленького на первом же свидании?
— Я понял, госпожа, — торопливо заверяет он.
— Вот и умница. Теперь быстро придумай, куда девать лишние эмоции и скажи мне, а я отвечу, нравится мне эта идея или нет.
Он думает, затем делает шумный выдох и отвечает:
— Я думаю, что хочу сказать подчиненному, что думаю о его работе. Сейчас сформулирую, а после обеда вызову и скажу.
— Смотри, можешь же, когда хочешь!
Он только дышит в трубку, и я упрямо давлю:
— Что надо сказать?
— Да, госпожа. Спасибо, госпожа.
Удовлетворенно кивнув, я сбрасываю звонок и перевожу дыхание. А потом иду в ванную, чтобы глянуть на себя в зеркало. К счастью, щеки не такие красные, как кажется — лишь слегка порозовели. Делаю себе заметку, что на вечер нужно два слоя тональника, и можно будет спокойно жить. А вот с мокрыми трусиками надо что-то делать.
Как бы мне ни хотелось погрузиться в сладкие грезы на весь день, многочисленные рутины затягивают: по вторникам у меня стирка параллельно с работой.
После трех Димка приходит из школы. Я спрашиваю у него, как дела, он отвечает, что все окей и явно торопится пообедать, чтобы дальше гулять с пацанами.
Я напоминаю, что борщ в холодильнике и ухожу с ноутом в спальню.
— Мам, дай тыщу, — говорит он, появившись на пороге минут через двадцать.
Я поднимаю глаза. Димке — пятнадцать, он в девятом классе. То есть покупать девушкам кофе в кофейне уже умеет, заказывать всякие значки и наушники на маркетплейсах — тоже, регулярно отовариваться чипсами и газировкой с парнями — само собой. А вот считать деньги пока получается не очень, хотя учимся с детского сада.
— Куда же делось то, что я давала на прошлой неделе? — осведомляюсь я, изо всех сил изображая на лице искреннее неудоумение.
Ну да, ну да, я не видела его в кафе с той крашеной во все цвета радуги дурындой с кольцом в носу. Мама же вообще ничего не видит, когда гуляет вечерами с собакой, особенно если Димка отворачивается и натягивает капюшон поглубже, чтоб не палиться. ЖК у нас большой, мало ли, где он — уроки делает у друзей, точно! И гору пачек из-под чипсов у него из-под кровати никогда не выгребала, нет-нет. И в супермаркете я его с пацанами не видела — так что понятия не имею, на что он тратится. Должно быть, на тетради.