Возрастное ограничение строго 18+
Содержит нецензурную брань.
Все персонажи являются вымышленными, и любое совпадение с реально живущими или жившими людьми случайно.
От автора
Все герои написанной мной книги совершеннолетние, они старше 18 лет.
Спасибо!
Бог создал тебя совершенством,
я лишь немного подправил.
хирург-гинеколог Р.Е.Й.
Я много слышала про пластического хирурга-гинеколога, но впервые увидела его. Никакие слухи не могут передать, какое сногсшибательное впечатление он оказывал своим видом.
Невероятно красивый молодой мужчина в белом халате. Серьезный, сосредоточенный, с холодным тоном в голосе.
— За ширму, раздевайтесь, садитесь в кресло.
Чеканные холодные фразы, как инструкция, и ни разу на меня не взглянул.
Я посмотрела на медсестру, та кивнула, подтверждая, что именно так я и должна поступить. Она же первой и заглянула за ширму, готовя перчатки и лоток со стерильными инструментами.
— Готова, Роберт Евгеньевич.
Он как шторм ворвался в отгороженный ширмой угол кабинета в маске, закрывающей пол-лица и оставляющей только глаза. Протянул руки медсестре, почему-то сосредоточенно изучая носки своих ботинок. А я все ждала, когда он поднимет взгляд и даст рассмотреть себя.
Пластический гинеколог! Самый уникальный и самый скандальный врач в стране.
Но я вынуждена была к нему обратиться и совсем не за пластикой половых губ. У меня проблема гораздо серьезнее, а прооперировать может только он.
Когда на его руках оказались перчатки, он сразу протянул руку за расширителем и посмотрел между моих раздвинутых ног.
В этот миг что-то изменилось. Время словно остановилось. Я заметила, как дрогнула его рука, и из нее вылетел расширитель. Как сузились глаза, рассматривая мое интимное место, раскрытое для осмотра. Как на небольшом участке открытой кожи на руке встали дыбом черные волоски.
Он медленно-медленно поднял взгляд своих невероятно серых светлых глаз на мое лицо и снова вздрогнул. А потом в мгновение ока сорвался с места и вышел из кабинета.
Мы молча переглянулись с медсестрой.
— Сиди. Сейчас узнаю и инструмент поменяю.
Я осталась за ширмой одна. Вообще в кабинете одна осталась. Я спустила ноги с опор и поправила пеленку. Только через пятнадцать минут вернулась медсестра с новым лотком, а потом зашла женщина в халате, маске и перчатках.
— Вас осмотрит другой врач, — добродушно сообщила медсестра. — Приготовьтесь.
Я с недоверием посмотрела на женщину в халате. Скорее всего гинеколог, ведущий прием в соседнем кабинете.
— Но мне нужен доктор Йович. Я к нему записывалась.
— Он не может сейчас, — ответила медсестра, уже теряя добродушие и оставаясь вежливой в рамках должностных обязательств.
— Но мне нужен он, — я сделала ударение на последнем слове. — Кроме него подтвердить и прооперировать никто не сможет.
Врач переглянулась с медсестрой, та вздохнула и снова вышла.
— Одевайтесь и подождите в коридоре. Сейчас я попытаюсь уговорить Роберта Евгеньевича принять вас, но ничего не обещаю.
Дважды упрашивать меня не пришлось. Уже через пару минут я оделась и вышла из кабинета, но медсестра, летящая на всех парах по коридору, замахала на меня руками.
— Зайди за угол, чтобы он тебя не видел! Не усложняй. И так все очень сложно.
Переспрашивать я не стала. Встала, подхватила сумочку и скрылась в отростке коридора за секунду, как дверь с лестничной клетки открылась и в кабинет вернулся Йович. Я бесстыже подглядывала, а когда дверь в кабинет закрылась, то еще и подошла ближе, чтобы подслушать…
Ни стыда, ни совести, но на моем месте не размениваются.
— Я не могу ее осмотреть! О чем ты вообще? Ты видишь, у меня руки трясутся? Пусть ее осмотрит другой. У нас в отделении дохера врачей, на выбор!
— Ты видишь, что направление у нее к узкопрофильному? К тебе. Никто тебя, Роберт, заменить не может.
— Упс, жаль девочку. Только и я принять ее не могу!
— Осмотреть можно и трясущимися руками.
— Оперировать тоже? — нагло усмехнулся он. — Нет.
— То есть, проблема не в руках?
Пауза заставила меня напрячься, и я чуть-чуть приоткрыла дверь, чтобы еще и подглядеть.
— Не в руках, — подтвердил Йович, а потом распахнул халат, и женщины, окружившие его, ахнули. — В члене. Я вижу в ней самку для спаривания, а не пациента. Я не буду ее осматривать. Не могу!
И в эту секунду он развернулся к двери, чтобы выйти, напоролся на мой изумленный взгляд, а я на его бодрый член, который не могли скрыть брюки.
Да, эрекция у него здоровая. Но он же гинеколог! Столько писечек повидал за свою жизнь, почему только на мою такая нездоровая реакция?!
Я настроилась не выпускать его из кабинета, все равно уже застукали за подслушиванием, а больше мне нечего терять. Но врач шел на меня, как будто не видел препятствия, ну, или решил всех встречных насадить на свой шампур.
Встала ровнее, выпятила грудь, сдула челку и приготовилась дать ему отпор.
— Блестки — очень оригинальный способ привлечь к себе внимание, — саркастически заметил он, и я сдулась.
— Что? Блестки?..
— Немного ассиметрично относительно клитора, но нарядно!
Когда он оказался неприлично близко ко мне, я сама отстранилась, пропуская гинеколога.
Блестки? На что он намекает?
И тут я вспомнила свое утро и сборы на прием…
Днем раньше я записалась к нему в поликлинику и подготовилась к осмотру.
Обязательная эпиляция, мыло душистое, масло благоухающее, красивое и тонкое белье, ни разу не надетое. А когда наносила макияж, случился казус: тряхнула блестки, просыпала, вляпалась пальцами! Чертовы блестки никак не смывались с масляных рук, еще и трусики как назло врезались между только что проэпилированных складок.
Беременеть я не собиралась. По крайней мере не так рано. Да и от кого беременеть, если последние пять лет я только и делала, что училась, а парней на нашем отделении как-то не принято было заводить. Не медбратьев же, правда?
Все, кто учатся на медицинском, всегда мечтают о врачах! Хотя суровая жизнь быстро разбивает розовые очки, и девчонки все чаще выбираются в клуб, в кафе, в фитнес-зал, чтобы найти кого-то, кто к медицине не имеет отношения вообще.
А вот у меня времени выбираться и знакомиться не было. После пары неудачных знакомств, предложения пойти подработать в эскорт и наглой попытки затащить меня в сауну, я перестала искать приключения на свое интимное место.
Тем удивительнее был диагноз после очередного медосмотра и посещения гинеколога.
— Когда был ваш последний половой акт? — хмуро спросила она. — Вы ведете дневник месячных?
Вопрос удивил. Более того, наши врачи на медосмотре знали, что мы с медицинского. Через полгода заканчиваем и разлетаемся по поликлиникам и больницам.
— Я не веду половую жизнь, — ответила я и слезла с кресла, когда осматривающий врач стала снимать перчатки. — Дневник не веду, но месячные приходят хаотично.
— И если задержка больше тридцати дней, то месячные очень обильные и с бурой кровью? — уточнила она.
Я кивнула. Есть такое. И не очень приятно пахнет иногда, но об этом, наверное, говорить не стоит. Все спишут на проблемы гигиены, хотя я за собой слежу очень тщательно!
— Я сейчас напишу свое заключение и выпишу вам направление к хирургу-гинекологу Йовичу. Только он сможет подтвердить или опровергнуть диагноз. И только он сможет исправить дефект.
От ее слов я снова села в кресло. Нет, ноги уже не раздвигала, но оказалась настолько шокирована, что стоять не могла.
— Что-то серьезное? — испуганно спросила я.
— Есть проблема, но пластика влагалища все решит. А пластикой у нас занимается только Йович. Ему виднее, надо вмешиваться или нет.
Гинеколог ушла к столу, а я загрузилась по полной. В голове мелькали самые разные варианты, но чего гадать, если я получу заключение на руки и сама расшифрую?
Так вот заключение мне не понравилось. Если тот самый хирург Йович подтвердит диагноз, то без его операции я не смогу иметь детей. Возможно, даже зачать их не смогу.
А встреча с Йовичем неожиданно перевернула мои планы на будущее.
Вечером я оказалась в восемь в отделении хирургии, познакомилась с увольняющейся девушкой и до шести утра носилась с ней по палатам и хозяйственным комнатам, пытаясь запомнить, кто с кем и зачем лежит, какие перевязки и лекарства в какое время, куда записывать потраченное и сдавать в конце смены остатки.
Я не думала, что это так сложно!
Медсестра в шесть откинулась на кресло в приемном кабинете, а я достала тетрадку и стала быстро записывать порядок осмотра, список лекарств, где смотреть госпитализированных и как проводить утро, чтобы сдать смену.
В семь мы с медсестрой снова пошли по палатам, раздавать утки, таблетки и делать уколы. В восемь я сдала смену вместе с увольняющейся медсестрой, не дожидаясь прихода врачей. Я очень сильно устала. Очень хотела упасть в кровать и часов десять поспать. Но мне к девяти надо успеть на лекции…
— Ольга! — окликнул меня знакомый голос старшей медсестры. — Ты подсчет расходных сделала? Лекарств?
— Ой…
Я покачала головой.
— Я не успела. Что теперь?
Мой ответ ей не понравился.
— Ладно. Вижу, что ты устала. Иди отдыхай, жду тебя через два дня, через ночь. Тогда пересчитаешь.
Я кивнула, оставила ей номер своего телефона, записала ее и ушла домой. Кажется, прогуляю лекции сегодняшнего дня. Но я выдержу. Йович от меня не уйдет.
Надо только узнать его график дежурств и подстроиться на смены в эти дни.
Только никто подпускать меня к светилу пластики в гинекологии не собирался. Девочки настолько плотно расписали свои графики, что все смены дежурства при Йовиче были заняты на год вперед.
Я тыркалась, предлагала свой выход во время чужих больничных, задерживалась днем насколько могла, чтобы напороться на Роберта Евгеньевича, все бесполезно.
Но ведь надо в занятости искать плюсы?
Так вот, за месяц работы я расположила к себе старшую сестру, передружилась с девочками медсестрами, заменяя их во время больничных в ночные смены, познакомилась с капризными пациентками, жаждущими похвастаться своими новыми, идеальными формами половых губ, исправленными гениальнейшим, наикрасивейшим и таким холодным Робертом Евгеньевичем.
А я смотрела на результаты его труда, обрабатывала тампонами и громко восхищалась то ровными губками, то губками в форме сердечек, да, были и такие, то восстановленной девственной плевой для очередного папика, любителя девственниц…
Но были еще две палаты “бедняжек”, как мы их окрестили между собой, медперсоналом. Там приходили не за пластикой, а за восстановлением, выздоровлением и очень часто в совокупной работе с психологом.
В этих двух палатах лежали изнасилованные, и Йович восстанавливал им разорванные половые органы, прооперированные гермафродиты, под параллельным наблюдением эндокринологов, инвалиды, которым нужна была помощь хирурга-гинеколога…
И в этих же палатах лежала бы я, потому что мне не нужна писечка сердечком.
Но заходить и присматривать за этими пациентами было морально тяжелее, чем за богатыми куклами. Те капризничали и сливали эмоции и деньги, что стало отличным способом подзаработать, если быть с ними достаточно милой. А вот другие создавали гнетущее состояние, которое гнало прочь, чтобы не расплакаться от жалости в палате при них.
— Переведите меня в другое отделение, пожалуйста! — все же попросилась я через месяц у старшей.
— Не выдержала? — с сожалением констатировала она. — “Бедняжки” сломили или капризы “бомонда”?
Я опустила взгляд в пол, потому что не могла сказать правду. Пока я работаю в отделении Йовича, у меня нет шансов с ним встретиться. Вот такая неприятная сторона богатого, холостого и красивого врача.
Идея просто подойти и поговорить с Йовичем казалась преотличной. На следующий день после лекций я заскочила домой, приняла душ, переоделась и, предупредив старшую, пришла в больницу.
— Ты поздновато. Он уже прием закончил, но пока еще у себя в кабинете.
Глубоко вздохнула, кивнула и пошла к Йовичу.
Коротко постучала в дверь и сразу вошла, отрезая себе все пути к отступлению.
Его реакция была немедленной.
— Тебя до сих пор не уволили?
— И вам добрый день, Роберт Евгеньевич. Пожалуйста, просто выслушайте меня?
Такого умоляющего тона в моей жизни еще никогда не было, но сегодня я готова была на все.
Воздух между нами как будто сгустился. Я поняла, что начинаю нервничать в его присутствии. А еще мне казалось, что слышу с другого конца кабинета ускоряющийся стук его сердца и тяжелое дыхание, словно он пробежал стометровку.
Йович еле заметно кивнул и коротко произнес:
— Только стой там. Говори. Коротко.
Я как смогла уложилась в две минуты, зачитывая ему предварительный диагноз по памяти. А следом заключила:
— Кроме вас никто такие операции не проводит. А у меня еще и диагноз не подтвержден. Может вы все же сможете принять меня?
Он остался сидеть в кресле за столом, так и не повернув ко мне головы.
— Ты собираешься в ближайшее время рожать?
— Н-нет…
Снова душеизматывающая пауза, в течение которой мы как будто стали ближе, нас словно стягивало к центру воронкой.
— Тогда другой врач из нашего отделения может подтвердить тебе диагноз, а к моменту как все же соберешься рожать, молись, чтобы у нас уже было два врача, способных сделать подобную операцию.
— Но…
— Как врач, я закончил консультацию. Как мужчина, предлагаю тебе уйти.
Проговаривая все это, Йович медленно-медленно поднимался из-за стола. Но мужчины меня никогда не пугали. Правда этот что-то делал немыслимое с воздухом в кабинете. Им стало трудно дышать!
— Я вас не боюсь, — ответила я, хватаясь за спиной за дверную ручку.
Если действительно напугает, просто возьму и выскочу. Ну не погонится же он за мной.
А Йович между тем приближался, сокращая расстояние между нами.
— Но ты же еще питаешь надежду, что я тебя прооперирую?
С ним сложно спорить, вот что я поняла, когда затравленно смотрела в его прекрасные светло-серые глаза, отливающие серебром, и не могла отвести взгляда.
— Я все еще надеюсь…
— Но как я могу это сделать, если от одного твоего вида меня трясет? — конец фразы он прошипел мне в лицо, поднимая руку и показывая, как пальцы на ней действительно мелко подрагивали.
— Можно что-то сделать, чтобы вас не трясло?
— Да, — низким раскатистым тоном произнес Йович. — Трахнуть тебя.
Сейчас мы смотрели неотрывно глаза в глаза и стояли слишком близко друг другу. Точнее, он вжимал меня в дверь, а я отлично чувствовала его стояк низом своего живота.
— Трахните, если вас не смущает моя девственность, и если после этого вы прооперируете меня лично! — решилась я на отчаянный шаг.
Ведь он не был мне противен. Я бы даже сказала, мне льстило его сексуальное внимание.
Йович протяжно застонал и уткнулся мне лбом между шеей и плечом, абсолютно не шевелясь и не отодвигаясь.
— Ты еще и девственница? Черт, почему же с тобой все так сложно? — глухо проговорил он.
— Ну, девственницей я буду только до первого секса с вами… Потом она никак не помешает.
— Ты меня убиваешь, — теперь он отошел и рассмеялся. — Заканчиваешь обучение и до сих пор не знаешь, что врачи, находящиеся в близких отношениях с пациентами, к операциям не допускаются?
Я не знала, но до меня стала доходить вся абсурдность ситуации.
— Подождите… То есть… — от шока я сама затряслась, отошла от двери и рухнула на стул у его приемного стола с компьютером и бумагами. — Стойте… Вы не можете прооперировать меня, потому что вас трясет от возбуждения. Но вы не можете снять ваше возбуждение, потому что потом вас не допустят до операции?
— Блестяще! Садись… А-а-а, ты уже сидишь… Пять!
— Роберт Евгеньевич, а вы не пытались вашу гиперсексуальность снять с кем-нибудь еще? Потрахаться на стороне, чтобы это не влияло на вашу работу и мое здоровье?
Веселость в Йовиче резко кончилась, он снова стал злым.
— Представляешь, только этим и занимаюсь уже полтора месяца! Думал, помогло, и тут появляешься ты и срываешь мне график запланированных операций!
Последнее он орал мне в лицо, но после сегодняшних открытий я уже была глуха и черства к мужскому прессингу.
— Поэтому вернусь к первому вопросу: какого хрена ты еще не уволена?!
Я медленно встала на трясущихся ногах, наверное, бледная как смерть, и ровно, насколько могла при текущих обстоятельствах, произнесла:
— Роберт Евгеньевич, вы не избавитесь от меня, пока не вылечите. Начните с подтверждения диагноза, вы обещали.
— Я явно поторопился…
— И все же. Если диагноз не подтвердится, я исчезну из вашей жизни. Но вот если вылечите меня, сделаете операцию, то можете трахать хоть всю ночь. Пойдет в качестве мотивации?
— Агапова О Эс, ты делаешь только хуже!
— Оля. Ольга Сергеевна.
— Легче не стало…
Он уже не веселился, его сложившаяся ситуация тоже не устраивала, и Йович, как и я, не видел другого выхода, как только убрать меня с глаз долой.
— А если попробовать надоесть вам до белого каления? — предложила я.
— Что это даст? Думаешь, меня трясти будет меньше?
— Ну, обычно, когда кого-то ненавидишь, трахать его уже не так сильно хочется, — донесла я свою золотую мысль, в которую очень верила.
— Как мало ты знаешь о сексе, девственница Ольга. Уходи.
— Но…
— На диагностику позову… Когда у тебя следующая смена?
Я быстро достала телефон и открыла свой рабочий календарик. Старшая сестра перетасовала мне смены, но ближайшая…
— Через ночь.
Лицо Йовича снова вытянулось.
Могла ли я спокойно работать в эту смену? Нет.
Я постоянно прокручивала в голове осмотр с Йовичем и понимала, что все было организовано безупречно, но проблема в том, что ни Кеша, никакой другой врач не сможет сто процентов меня диагностировать, пока сам Йович не соизволит заглянуть внутрь.
Но мы столкнулись с неразрешимой проблемой — его эрекцией на меня.
Интересно, как у него сегодня проходит дежурство? Он думает обо мне? Чем я сейчас занимаюсь, когда освобожусь, с кем разговариваю? Я вот постоянно думаю о нем.
Закончив с процедурами, уколами и таблетками, я взяла перерыв. Попью чай, потом начну обработки и перевязки на ночь. К одиннадцати все сделаю и можно будет немного полежать. Или наведаться в соседнее отделение…
И первый сюрприз уже поджидал меня в нашей ординаторской!
Кеша.
Неожиданно.
— Привет, — бодро начал он, разглядывая меня и нагло ухмыляясь.
Вот приятный же молодой парень, красивый, даже смазливый. Врач, которому очень идет медицинский костюм. Все портит, что он гинеколог, и уже думает, что знает женщин изнутри! Ага, с изнанки. Но эта самоуверенность немного отталкивала.
— Уже виделись, — буркнула я, прошла вперед, толкнув его плечом, чтобы не загораживал вход.
— Одна на смене?
— Справляюсь. Вторая сменщица болеет.
Я не грубила, не выгоняла его, мне до умопомрачения было интересно с чем он пришел. Вдруг послание от Йовича принес? Но Кеша не торопился колоться.
— Чай пить будешь? — сразу полез он любопытным носом в мой ящик. — А с чем? Ого, орешки я люблю. Меня угостишь?
Ладно, добросердечную сестру-хозяйку я разыгрывать не собиралась, но любопытство победило. Я плеснула ему в чистую кружку чай и выделила целых три орешка из восьми. Остальные разделила себе на поздний ужин и на завтрак.
— Иннокентий Илларионович, — неожиданно представился Кеша и засмущался.
Это оказалось совершенно неожиданным. Вот только что вел себя нахально и вдруг стушевался при знакомстве.
— М-м-м, сложное имя. Это у вас семейная традиция? — аккуратно попыталась я выйти на нейтральную тему, но кажется ткнула в самое уязвимое.
Кеша еще и покраснел!
— Угадала. Фамилия Иванов, вот пра-прадед и взял за правило выделяться именами.
Я не удержалась и прыснула, а поймав смущенную улыбку Кеши, расхохоталась в голос.
— Он у вас оригинал! Очень классно получилось.
— Н-да-а-а… — протянул Кеша, заглатывая последний орешек и запивая чаем. — Только выговаривать трудно, а на бейдже все равно стоит И И Иванов. Такое себе, согласись?
— Никто не запоминает имени?
Кеша кивнул.
— Ага, так и обращаются “доктор Иванов”, — Кеша презрительно фыркнул, но я опять улыбнулась.
Очень хотелось утешить его. По руке погладить что ли?
— Ольга Сергеевна Агапова. У меня все очень заурядное.
— Ну, не скажи! — воскликнул Кеша. — Что-то в тебе точно есть особенное, если наш Роберт сделал на тебя стойку. Но что?
Кеша прищурился, как будто готовился записать секрет, а вот у меня настроение резко рухнуло. Не с посланием он ко мне пришел, а из личного любопытства.
— Точно не секс, раз ты до сих пор девственница, — продолжал рассуждать Кеша, не обращая на мою реакцию никакого внимания. — Может ты от спонсора? Или дочь важного знакомого? А может тебя подослали?
— Кто?
Кеша развел руками.
— Не знаю… Конкуренты? Или квалификационная комиссия? Йовича давно мечтают сожрать. Дисквалифицируют и приберут прибыльное отделение к рукам. Ты знаешь, какие на него зубы точат? Мы божимся каждый день, чтоб его не съели…
— Молимся, — автоматически поправила я и нахмурилась.
Нет, я не знала, что в гинекологическом отделении кипят такие страсти. Если бы не Кеша, то так и не узнала бы. Ночью со мной секретами никто не делился, а пациенток заботило их удобство, а не внутренняя кухня отделения.
— Знаешь, Иннокентий, ты хороший шпион для конкурентов. Только не съедят вашего Роберта.
— Почему? — опешил Кеша.
— Потому что его отделение прибыльное до тех пор, пока он пластику богатым содержанкам делает. А как только перестанет делать, то во всех палатах будут лежать совсем другие пациенты, как в двух бюджетных.
Кеша открыл рот, чтобы что-то сказать, но тут же захлопнул. Кажется, возразить ему было нечем.
— Мне на перевязку, — сообщила я, поднимаясь.
— Постой, ты не ответила, — удержал он меня за руку.
— Что?
Я начала раздражаться, потому что поняла, почему пришел Кеша, а не сам Роберт. Йович просто взял и поменялся дежурствами с Кешей, чтобы не сталкиваться со мной! И это почему-то огорчало.
Йович будет меня избегать. А это плохо… И так было не очень, а теперь станет окончательно нехорошо.
— Так что между тобой и Робертом?
— Ничего.
— Врешь! Он непрошибаемый! Знала бы ты, кто и как пытались его соблазнить… и ничего не вышло. Мужик — кремень. Тут появляешься ты, и он — в кашу. Скажи, а? Половина выигрыша твои. Отдам, честно-честно!
Я прищурилась, всматриваясь в умоляющие глаза Кеши.
— Какие еще полвыигрыша?
Кеша снова смутился, но очень быстро заключил сделку со своей совестью и выпалил:
— У нас на Йовича ставки делают. С кем переспит в больнице. Я сделал ставку на тебя.
Я открыла рот, чтобы выругаться, но Кеша наставил на меня палец и договорил:
— Ты представления не имеешь, какой там джек-пот!
— Какой?
— Большой. Но он секретный. Точной суммы никто не знает, — Кешин палец продолжал торчать между нами, но я понятия не имела, что сказать.
Вроде азартные игры запрещены. И ставить против собственного руководителя как-то неэтично. Но получить половину от огромной суммы денег — это же дар с небес!
— Ты проиграл, — вздохнула я, мысленно прощаясь с вожделенным выигрышем.
— Еще не доказано, — хмыкнул самоуверенный Кеша. — Он холост, горяч, но четко разделяет рабочее и личное. За это уважаю! Сам так не умею. А он молоток!
Мне снился замечательный сон. Я лежала на лугу, щурилась от солнца и млела от ласковых прикосновений цветущих васильков к моим обнаженным рукам, ногам, шее… Было очень приятно и нежно. Может немного щекотно.
А потом что-то звякнуло. И звук никак не вязался ни с полем, ни с васильками… Может гром с металлическим раскатом?
Но как не пыталась я рассмотреть небо, глаза открыть никак не удавалось. Солнце слепило беспощадно. А потом какой-то настырный василек забился в трусы и стало щекотно. Я смеялась и пыталась его оттуда вытащить, но никак не получалось.
Это щекотание начало раздражать, когда снова раздался металлический лязг.
Я перестала таращиться в небо невидящими глазами, а посмотрела вниз, туда, где василек упорно цеплялся за мои трусы и не хотел выбираться.
Василек, словно почувствовав мой взгляд, поднял свою васильковую головку и неожиданно снова лязгнул острыми металлическими зубами…
Мой сон вмиг перестал быть милым и приятным, превратившись в кошмар!
Я заорала и пнула василек со всей силы ногой.
От собственного крика и мата знакомого мужского голоса проснулась.
Упс…
“Василек” завалился в кресло напротив меня, закрывал ладонями лицо и стонал…
— Роберт Евгеньевич? — робко позвала я.
— Твою ма-а-ать! — протянул он в ответ, так и закрываясь руками.
Я привстала, но сразу трюкнулась обратно в кресло, вспомнив, что без трусов.
Боже, я же заснула, пока ждала его! Вот уж действительно, твою мать!
— Я все объясню! — затараторила я, чтобы заранее смягчить гнев Йовича. — Я поняла, что вас надо приучать видеть мою прелесть как можно чаще и настойчивее. Она должна вам надоесть до тошноты. И тогда вы перестанете реагировать.
— Помолчи!
Меня хватило ровно на минуту, но в душе клокотало.
— Вы не понимаете, как мне важно устранить дефект! Меня не волнует красивая ли у меня писечка, ровненькие ли половые губы… У меня на кону стоит материнство! А помочь мне можете только вы. Так что открывайте свои глаза и хотя бы минут десять смотрите на меня. Привыкайте!
Только тогда он внял моим словам и открыл лицо.
Я ахнула.
На пол-лица Йовича расплылась внушительная гематома. Глаз уже заплывал и закрывался. Я отшатнулась, подбирая ноги и подтягивая их под себе, забывая, что сижу тут без трусов для обозревания.
— Кто вас так? — только и смогла выдать я.
— Ты видишь еще кого-то в кабинете? — сухо поинтересовался он, но почти сразу скосил глаза на мое причинное место и протяжно застонал, как раненый зверь.
— Я, что ли?
— У тебя отличный удар левой. Ногой, — подтвердил Йович.
— Мне снился василек, лязгающий зубами. Я бы в жизни на вас ногу не подняла!
Йович встал, подтянул брюки под моим вопросительным взглядом и лязгнул пряжкой от ремня.
— Упс…
— А теперь тебе правда лучше уйти, Агапова.
— Ну уж нет, — прошептала я, решительно поднимаясь. — Сначала окажу вам первую медицинскую помощь, иначе к вечеру ваше лицо опухнет так, что на пропускном вас больше не впустят и не выпустят, решив, что вы из травматического сбежали, выпрыгнув в окно!
Я надавила ему на плечи, роняя обратно в кресло, и быстро пошвырялась на лотке и в шкафу его медсестры. Все необходимое было под рукой. Йовичу осталось только…
— Закройте глаза и доверьтесь мне! — приказала я.
— Трусы только надень, иначе еще руки мне сломаешь, а они мне нужны. На этой неделе еще три операции.
Разумно. Я ухмыльнулась, повернулась к Йовичу задом, наклонилась и быстро натянула свои небольшие трусики. Сзади снова раздался страдальческий протест, а я поймала себя на мысли, что мне это безумно нравится! Дергать Йовича за нервные окончания и не давать.
Мы же оба понимаем, что никакой близости не будет. А от этого понимания у меня неожиданно оказываются развязаны руки! Пусть облизывается, но помнит, что получит поощрение только после успешно сделанной операции. И не раньше.
— Не пытайтесь меня уволить, Роберт Евгеньевич, — промурлыкала я, обрабатывая его гематому. — Это вам не поможет.
— По-моему, только это меня и спасет.
— Хм… Ставки против вашей выдержки говорят об обратном.
Йович замер.
— О чем они говорят?
— О том, что либо вы гей, либо я ваша любовница. Выбирайте.
— Уволю тебя и прекращу это глупое казино.
— Я скажу, что спала с вами, — пошла я в наступление, чувствуя, как подрагивают руки из-за противостояния с Йовичем. Я сама не заметила, как стала его обожателем, и теперь тряслась вместе с ним при каждом столкновении.
Йович дернулся, но я придвинулась плотнее и оперлась коленом между его раздвинутых в кресле ног. Черт, а он не шутил насчет своей реакции на меня. Торчит как молодой пень в лесу!
— Ты девственница. Кеша подтвердит, — усмехнулся Йович и откинулся свободнее в кресле нагло потираясь о мое колено своим пнем!
— Неа, — хохотнула я. — Кеша в доле.
Отошла, оценила свою первую помощь и убрала все на место, чтобы Алла с говном меня не съела, думая, что я мечу на ее место.
— Так что, спим мы с вами, Роберт Евгеньевич… Хм… Рей. Буду звать вас Рей и на ты там, где нас как будто никто не сможет подслушать.
— Ты здесь меньше недели, а уже наглеешь не по годам, — попытался нахмуриться Йович.
— Я здесь почти два месяца, а за это время только полная дура осталась бы не осведомленной в интригах больницы и вашей личной жизни, Роберт Евгеньевич. Не хотите лишиться прибыльного дела, побыстрее привыкайте к моей прелести. Оперируйте, и я оставлю вас в покое!
Я уже была у двери, когда меня остановил его вопрос:
— Почему “Рей”?
Я выразительно посмотрела на его бейдж.
— Эр, Е, Йович. РЕЙ.
— Иди, Оса.
— Почему “Оса”?
В голове уже размечталась, что я опасная, могу и ужалить, но Йович умеет обламывать.
— О. Эс. Агапова. ОСА.
Я захихикала и выскочила из кабинета.
Надо же, у нас за пару дней уже отношения понарошку нарисовались и милые клички! Прямо как у настоящей пары. Обалдеть. У меня никогда такого не было и мне это безумно нравилось!
Посещение операционной никто бы никогда не одобрил. Поэтому я никому и не сказала.
Старшей наврала, что подменяю Машу, немного задерживающуюся на смену, а сама через Кешу получила стерильное белье и вместе со всем составом прошла в операционную, где и затаилась в самом неприметном месте дежурной по растворам и антисептикам.
Вошедший Кеша мне подмигнул. Он вообще сегодня лучился и сверкал, как звезда операционной. А вот Йович даже не заметил. Короткое “Здрасте. Приступаем”, — и углубился в работу.
Я смотрела только на него. Одно дело слышать про талантливого, гениальнейшего врача, другое присутствовать при его работе!
Волшебно!
Невероятно!
Очень захватывающе!
Хотя надо признать, я не видела, что делают его руки и как идет работа в целом. Я смотрела только на узкую полоску открытого лица Рея, между маской и колпаком. Смотрела в его сосредоточенные глаза и отекшую благодаря мне половину лица.
И все равно он был прекрасен. Лучший из лучших!
Большую часть работы проделал он, не забывая командовать за операционным столом, но свадебный генерал все равно был Кеша, и после операции именно он выглядел выжатым как лимон. А вот Йович отошел от стола, потянулся, бросил свое короткое “Заканчивайте”, и вышел, закончив операцию.
Я тихонько покинула операционную следом за ним и стояла в коридоре минуты три, влюбленно смотря ему в удаляющуюся спину.
Какой же он офигенный…
Теперь я лучше понимаю, почему молодые медсестры и врачи увиваются за ним. Как тут не увиваться, когда видишь его за работой!
Такой собранный, серьезный, ни грамма насмешки или издевки, только все по делу и профессионально.
Да от такого и голову, и прелесть потеряешь!
А сейчас он пойдет по палатам, потом проведет прием больных, потом консультации и заполнение документов. Не то что Кеша. Тот просто разложит кресло в ординаторской, соберет почести и славу и будет отдыхать, если вообще не отпроситься с работы пораньше.
— Ну как? Видела, как я оперирую? — раздался за спиной восторженный голос Кеши. — Впечатлена?
— Очень, — искренне ответила я, отводя взгляд от двери, за которой исчез Йович. — Восхитительно. Не видела ничего прекраснее!
— Еще бы! Завтра следующая. Придешь?
Я была бы полной дурой, если бы отказалась!
И я согласилась.
Я же не дура?
Из больницы я ушла в течение часа. Мне кажется, Йович даже не знал, что я была там и видела, как он оперирует, собственными глазами. А это было просто невероятное зрелище! Пропущу такое — никогда себе не прощу!
И все же я пропустила…
Со своими планами на будущее я подзапустила учебу, и когда мне позвонил куратор проекта с угрозой вычеркнуть меня из списка, я поняла, что на работу не вернусь пока не закрою свой последний дипломный проект.
Старшая была недовольна, но согласилась, что защита диплома в приоритете.
— Но если Йович за это время переспит с какой другой, — начала старшая, — ответишь перед нами в полной сумме! Понимаешь?
— В сумме ставки, — сразу же попросила я и добавила: — Пожалуйста?
После долгой паузы она вздохнула и одобрила.
— Постарайся как можно скорее вернуться. Нельзя тут запускать, раз уж раздули пожар.
— Будет сделано!
И начались мои учебные будни. Я точно также с небольшими перерывами на сон и еду по двенадцать часов сидела над дипломом, чтобы сдать как можно быстрее.
Тему защиты поменяла. Мне было интересно разобраться, почему в гинекологии эстетичность внешних интимных органов вышла на первое место в отличии от реальных проблем, которые женщины стараются замалчивать.
Я не просто так никогда не отказывалась от бюджетных палат в отделении гинекологии. Всего две, но набиты под завязку. Я разузнала, что на каждое место очередь. Я видела, как с пациентами параллельно работают не только хирурги, но и психотерапевты.
Почти за каждой пациенткой скрывалась личная трагедия, которую она похоронила бы глубоко в себе, если бы не попала в больницу. В каждой что-то сломано, что-то изорвано в клочья, надругано, изнасиловано…
Я навсегда запомнила брошенные вскользь на мое сочувствие слова психотерапевта.
— Тебе повезло, что ты не дежуришь в детской гинекологии. Я туда без сильных седативных даже не захожу.
Она ушла, а страх и боль внутри меня остались.
Если уж взрослым девушкам и женщинам тяжело обратиться за помощью после насилия, то как с этим жить ребенку? И какая же огромная благодарность врачам, которые разделяют эту боль, лечат ее, протягивают руку помощи!
А потом выходишь из этих палат, наполненных болью и страданием и попадаешь в платные пластические, где к накачанным губкам на лице выстроились в очередь накачать губки еще и снизу. Подравнять, подтянуть, сделать симметричными… Бр-р-р…
Но ведь и они пациенты! Благодаря им и пластическим операциям Йович покупает лучшее и новейшее оборудование, чтобы потом помогать тем, другим, у которых просто нет денег на красивые и модные писечки. Не за этим они пришли. А оперируют и тех и других руки самого лучшего хирурга-гинеколога — Роберта Евгеньевича Йовича.
Мой диплом в результате превратился в оду во имя великого и прекрасного Рея. Но я в каждое слово вложила свое восхищение, любовь и обожание!
Прошло полторы недели, я сдала диплом и стала готовиться к защите. Пошла на встречу старшей медсестре и закрыла четыре ночных смены. Специально попросила не сталкивать меня с Йовичем. Сейчас, на финальном этапе обучения, очень не хотела нервничать. А еще больше боялась выдать собственную влюбленность.
Понятно же, ему нельзя показывать слабость. Он тут же вытрет об меня ноги и перешагнет.
Пусть все идет своим чередом. Я закончу мед. Получу диплом и устроюсь официально в больницу. Вот тогда чувствовать буду себя поуверенней, и любовь может быть пройдет.
Когда прошел месяц, любовь никуда не делась, только появилась еще тоска. Я соскучилась! О, меня сейчас никто бы не остановил, если бы я увидела Рея и запрыгнула к нему на шею! Расцеловала бы, обняла, вдохнула его запах полными легкими и отдалась!..