Улыбайтесь, вы в Египте!

Глава 1. В некотором царстве, в некотором государстве...

- Единственный и неповторимый раз в моём исполнении! – Иринка торжественно подняла гранёный стакан.

Перед самым отъездом стакан этот был заботливо упакован в дорожную сумку бабушкой. Иринка завозмущалась:

- Бабуль, зачем? Мы будем жить в апартаментах и питаться в ресторане!

- А вот доведётся в апартаментах чаю испить, а не из чего! – парировала бабуля, добавляя к гранёному стакану железную миску и столовую ложку.

Сейчас в ёмкости, из-за которой разгорелся диспут «отцов и детей», вровень с краем плескался разведённый водой медицинский спирт. Водки уже не было: празднование долгожданного события затянулось...

За окном чернела глубокая арабская ночь, звонко пел какой-то сверчок, ярко-красный блин луны, казалось, занимал полнеба, и слышался издалека голос муэдзина, зовущего творить молитву...

- Египетский тост! – откашлялась новоявленная тамада. Остальные собрали пьяные глаза в кучу и приготовились внимать. - Русская крестьянка Маша копала в огороде картошку. И вдруг: тук-тук - раздался странный звук. Лопата наткнулась на что-то твёрдое. «Клад!» - с замиранием сердца подумала Маша. Найденное сокровище оказалось массивным египетским саркофагом из чистого золота. Откинула крестьянка тяжёлую крышку и увидела мумию молодого и красивого фараона. Так ей стало жалко его, покинувшего мир в полном расцвете сил и красоты, что она горько заплакала. Три слезинки проторили мокрые дорожки на Марусиных щеках, упали фараону на лицо, и тут... О, чудо! Ожил он и сказал:

- Дорогая, русская крестьянка Маша! Проси в награду чего хочешь! Исполню десять твоих желаний!

Задумалась она и попросила исполнить одно желание, но десять раз. На седьмом разу фараон умер... Так выпьем же за то, что русская крестьянка Маша не дала возродиться рабству на русской земле!!!

***

...В гостиничном номере фешенебельного отеля где-то на берегу Красного моря кушали спирт четверо русских красавиц. Они прибыли сюда поздним вечером и, несмотря на то, что дальняя дорога длилась двое суток и измотала путешественниц донельзя, отказаться от славной отечественной традиции не смогли.

Правда, отмечать начали ещё в России, когда достали билеты на поезд в Москву. Всю ночь под звук колёс девушки, опять же по традиции, весело обмывали победу, радовались, что выстояли, достигли такой далёкой, постоянно ускользающей цели.

Отдав последние деньги таксисту, доставившего их в Шереметьево, они обнаружили собственные имена в листе ожидания на рейс, вылетающий через целых двадцать часов и не в Каир, а куда-то в центрально-африканскую страну, название которой ни о чём им не говорило. Такого никто не ожидал... Поэтому, коротая время до регистрации, пришлось выпить за удачу.

Регистрацию проходили с боем и слезами. Их не сажали по злополучным билетам из листа ожидания. Модный московский мальчик, передавший вожделенные тёмно-синие книжечки – пропуск в мир грёз, клялся и божился, что всё так должно быть: и рейс с промежуточной посадкой в Каире (Не волнуйтесь, мимо Каира не пролетите. Не забудьте из самолёта выйти и багаж забрать!), и лист ожидания (Всех посадят! Постарайтесь быть первыми в очереди на регистрацию!)... Пришлось выпить с горя.

Двое, а именно Мила и Лана, заунывно ревели, стратегически расположившись прямо перед глазами офицера таможни, дабы он смог проникнуться душещипательной картиной всеобъемлющего горя и трагедии, а Нонна и Ирина не отходили от стойки, мешали другим пассажирам регистрироваться на рейс и жалобно скулили:

- Дяденька! Ну, пропустите!

- Куда собрались, а? У вас же обратных билетов нет! Как возвращаться будем? – изображал ходячий рентген дяденька.

- Нас там ждут! Сильно ждут... Неустойку будем платить...

- Эх, и глупые бабы...

- Мы едем работать, дяденька! У нас виза на три месяца, контракт и справки, что СПИДом не болеем...

- Сколько у вас денег с собой? – наконец участливо спросил таможенник.

Последние финансы были успешно выцыганены таксистом, и после вопроса о деньгах ревели уже все четверо: обидно застрять именно на заключительном этапе пути.

Слёзы ли возымели действие или ещё что, но девушек всё же пригласили пройти на посадку за пятнадцать минут до отлёта.

В салоне самолёта было черным-черно. Нонна, Мила, Ирина и Лана оказались единственными белыми людьми на борту. Но мальчик не обманул: они летели через Каир.

Около пяти часов девушки задорно фотографировались с пассажирами-неграми на долгую память. Те были в восторге, щёлкали затворами фотоаппаратов, угощали коньяком и шоколадками, рассказывали русские анекдоты и пели песни:

- Ми - кочегари, ми и плотники, да...

И сожилений горких нет, как нет!

Ми – негритянские работники, да...

Учились в у-ни-вир-сис-тет!

Когда самолёт производил посадку в Каире, интернациональная дружба достигла таких высот, что африканцы из заведения имени Патриса Лумумбы, провожая русских красавиц, совершенно искренне плакали и исполняли совсем грустные, прощальные мелодии:

- Да свиданья наш ласкавий Мишка,

Вазвращайся в свой сказычний лес...

Дома девушки долго изучали карту Египта и вычисляли по масштабу расстояние от Каира до города, где будут работать. Ехать по самым сложным подсчётам предстояло всего три часа. Не то масштаб был неверный, не то математики хреновые, но микроавтобус, в который их посадили, шёл семь часов.

Проезжали утренний Каир... Всё перемешалось: машины, спешащие офисные клерки, замотанные в платки женщины, многочисленные озорные дети, утомлённые солнцем полицейские, телеги с ослами... Люди разгуливали по дороге, автомобили истошно гудели, дети орали, ослы обречённо тащили поклажу. Автобусик еле продирался через эти городские «джунгли», а несколько раз, визжа покрышками, вынужденно тормозил из-за того, что какие-нибудь арабские бабули вытягивали вперёд руку и смело шагали на проезжую часть уверенные, что все всё видят и среагируют соответствующе. За такой трюк в нашей родной стране, пока бежишь с места происшествия без оглядки, слышишь столько «приятных» речевых оборотов, что познания в русском фольклоре обогащаются на всю оставшуюся жизнь. Здесь же водители невозмутимо ждали, пока бабули проковыляют по своим делам.

Глава 2. О том, что ядерная война и нашествие инопланетян могут испортить настроение

Земля качалась, сотрясалась и гудела. Отовсюду доносился неимоверный шум и грохот. Ухо перестало слышать. В тёмном небе летали вертолёты и от созерцания их вращающихся лопастей кружилась голова.

«Меня, наверное, убили... Нет, отравили! Во рту будто стадо слонов нагадило!».

Ирина с трудом разлепила веки: «Слоны точно были, но я ещё жива...» - с облегчением подумала она, определив, что находится в гостиничном номере, а не на поле боя.

Кавардак был страшный: всюду валялись чьи-то вещи, на столе гордо стремился ввысь «Пик Коммунизма» из бутылок и посуды, на вентиляторе кружился лифчик, а зеркало исцеловали лиловые губищи. Кондиционер натужно гудел, телефон заливался трелями, входная дверь дрожала от ударов.

Ухо не слышало, потому что рядом, засунув в ушную раковину Иринки свой острый локоток, распласталась Милка, добавляя в какофонию звонкий храп с причмокиваниями.

«Что это чудо природы делает в моей постели? И почему моей, когда рядом свободная кровать? Кстати, почему свободная? Где Нонка?» - вопросы возникали в голове один за другим. «Без стакана не разобраться...» - мелькнула мысль и вызвала спазм в горле. Срочно захотелось обнять унитаз и выплеснуть ему всю душу. Ирина осторожно «съехала» с кровати и, не в силах подняться, двинулась к ванной комнате на карачках. Проползая мимо входной двери, до неё дошло, что кто-то настойчиво стучится.

- Кто там? - страдальческим голосом промямлила она, прислонившись к стене. В мозгах моментально высветился дурацкий ответ «Сто грамм!», и стало ещё хуже.

- Message from General Manager! - радостно донеслось снаружи.

«Издевается, гад!» - скривилась Иринка и, с трудом вспомнив школьный немецкий, гаркнула:

- Warten, блин!!!

Входная дверь еле поддалась, длинный Иринкин нос высунулся в проём и сразу же задохнулся от африканского дневного жара, что ударил в лицо горячим раскалённым ветерком. Через минуту способность дышать и видеть одним глазом (второй не хотел разлепляться напрочь) вернулась, и Иринка разглядела на пороге молодого жителя верхней части Нильской долины, который заговорщицки лыбился, пребывал в прекрасном расположении духа и выглядел свежим, как огурец.

«Одно слово - гад!» - с завистью подумала она.

В руке «нубиец» держал белоснежный конверт с логотипом отеля:

- Message from General Manager! - снова отрапортовал он.

- Угу... - изобразила однобокую улыбку в ответ Иринка и закрыла дверь.

Письмо генерального менеджера белой птицей пронеслось над разорённой комнатой, врезалось в храпящий Милкин нос и обречённо спланировало на пол.

Иринка же затрясла ручку двери туалета, которая почему-то никак не хотела поддаваться. Страдающая горловыми спазмами задолбила в дверь ногами, руками и даже пару раз задницей. За этим занятием её и застал жалобный стон, а потом испуганно дрожащий голос:

- Кы...кы...кто я?

Иринка приостановила борьбу со злополучной дверью:

- Федяева Людмила, Советский Союз, восьмая беговая дорожка!

- Где я?

- Ты, чукча, в Африке.

- Который год на дворе?

- Декабрь 93-его... Вставай! Помоги дверь выломать. Замок заклинило. А мне надо...

- Ой, мама моя рóдная! Чё творилось, чё творилось! – заверещала Милка, как испуганная курица. - Я видела такой жуткий сон! Такой жуткий, что даже не сразу разобралась, где сон, а где явь.

Она зажмурила глаза, открыла, огляделась и с облегчением вздохнула:

- Меня забирали инопланетяне. Ставили ужасные, бесчеловечные опыты. Ты себе не представляешь, что они вытворяли! Они... они... - Милка защёлкала пальцами, снова жмуря глаза для восстановления страшных картин в памяти, но, видно, монстры с Альфа Центавра что-то повредили в её голове, и жертва недружелюбного космоса в бессилии махнула рукой:

- Эх!... Чего они только не вытворяли!

- Мне вообще ядерная война приснилась, - сообщила Ирина. - А теперь вспомним, что посредством снов с нами разговаривает подсознание. Так вот твоё и моё желают сказать: вчера, дорогие девушки, было славно и ударно до такой степени, что лучше не повторять.

- Я и так больше не пью! - клятвенно заверила Мила.

- А больше ничего и нет, - развела руками Иринка и со злостью пнула злополучную дверь ванной:

- Заграница, блин, а недоделки как в «совке»!!!

Оттуда донеслось вымученное:

- Кто там?

- Сто грамм!!!

- У-у-у... - за дверью кому-то стало плохо.

- Нонк? Ты, что ли? - догадалась Милка. - Открывай, алкоголик!

Дверь медленно распахнулась. На пороге стояло нечто в позе цыплёнка табака в исполнении Нонки Ярмольник. Злая Ирина, извиваясь, как змея, просочилась в ванную, плюхнулась на унитаз и зашипела:

- Ты чего тут делала?

- Ничего. Живу я здесь, - устало молвило Нечто и застонало:

- Спасите меня! В этом доме есть какие-нибудь медикаменты?

- Не поможет, - отрезала «змея». - Здесь потребуется хирургическое вмешательство. Ну, пациент, расскажите нам, отчего это вас так скрючило?

- А ты поспи в ванной... - предложила Нонна Иринке, но та благоразумно отказалась:

- Не-а, спасибо! Лучше вы ощутите полный спектр удовольствий и поспите с Милкой.

Вышеупомянутая Милка сидела на постели по-турецки, вертела в руках, рассматривала на просвет, ощупывала и чуть ли не пробовала на зуб белоснежный конверт:

- Хи-хи... Кому послание от жаркой африканской нации?

- Тебе, - отозвалась Ирина, - вскрывай! Это наш чистый и породистый принёс.

Мила предвкушающе вскрыла письмо и вдруг усиленно забеспокоилась:

- Мама моя рóдная! Где мои очки? Не дай Бог, потеряла!

Вторично за сутки в номере гостиницы случилась ядерная война, нашествие инопланетян и смерч под названием «Федяева Люда». Постельные принадлежности перещупаны, матрасы перевёрнуты, подушки с дивана скинуты, пепельницы, косметички и вся женская белиберда сметена ураганом со столов. Потом «стихия» ушла в партер, перевернула мусорную корзину, раскидала обувь, завязала все вещи в гардеробе узлами и в отчаянии запричитала:

Глава 3. Сказание о неведомых уровнях и невиданных критериях

... - Правила нашего отеля одинаковы для всех и каждого. Мы - одна команда. Любой из нас делает всё, на что он способен, чтобы репутация «Солнечного берега» оставалась респектабельной. Вы вливаетесь в наш коллектив...

Генеральный менеджер оказался таким монотонным болтуном, что через пятнадцать минут его сольного выступления Нонне пришлось бороться с резко навалившейся сонливостью. Она таращила глаза, кивала головой, из всех сил пыталась как-то встряхнуться и не пасть в глазах генерального ниже плинтуса, банально захрапев в удобном кресле. Он же ходил по офису, бубнил, словно заведённый, и, в принципе, ничего не спрашивал, поддерживать разговор не требовал. Ему и так было хорошо. Нонна давно слышала его «бу-бу-бу» уже издалека, полностью уйдя в себя...

***

...Сунув ключ в замочную скважину, она услышала за дверью истеричные крики матери и поняла, что дома опять война. Захотелось развернуться и бежать, бежать, бежать: сейчас не совсем подходящее время наблюдать спектакль в театре военных действий.

Нонна возвращалась с городского конкурса бальных танцев, где заняла третье место. Можно было сказать, что это - событие, которое вознесло её и партнёра на более высокую ступень в иерархии бальников. Как тяжело ей далась эта выстраданная победа! Ещё пять минут назад Нонна представляла, как обрадуется мама, а тут - пожалуйста! Вместо накрытого стола и поздравлений - очередной семейный скандал! Пойти к кому-нибудь пересидеть? Так ведь не к кому. С самого раннего детства она помнила только одного друга и наставника: постоянно что-то внушающую мать.

... - Девочка моя! Ты же у меня самая красивая и умная! Ни одна в твоей группе не сравнится с тобой! Во всём детском саду (...дворе, школе, городе)! Ты должна осознавать это и соответствовать!

А теперь объясни мне, почему ты носишься с какими-то оборванцами за мячом? Это не твой стиль! Что?! Тебе с ними нравится?! Чушь! Чушь! И ещё раз чушь!!! Такой девочке, как ты, не может быть с ними интересно. Не возражай! Я дольше пожила на этом свете и лучше знаю. Не забывай, кто твоя мать и наипервейший учитель! Слушай меня, впитывай всё, что я тебе говорю, чтобы добиться в жизни многого и, оглянувшись назад, не кусать локти, не думать, какой большой дурой была и вовремя не послушалась мать.

Сама я... Я не смогла вынырнуть из этого «болота» по ряду уважительных причин, непредвиденных обстоятельств и, что совершенно непростительно, из-за своих собственных ошибок. Но! У меня не было такой матери, которая бы посоветовала, как выбиться из общей массы, быть сильной, умной, предвидеть удачу и неудачу, что нужно, а что не нужно. И вот результат: квартира «хрущёвка», работа от звонка до звонка, ежедневная стирка и готовка, единственное выходное платье и то некуда надеть! Я расплачиваюсь за свои собственные ошибки, недалёкость и безразличие родителей. Мало того, я угробила жизнь на это чудовище, твоего папочку.

Тебе я не позволю ошибаться! Ты должна достигнуть многого за себя и за меня. Запомни! Умница и красавица очень быстро потеряет блеск и лоск, если будет снисходить до глупых и бесполезных. Это не твой уровень!

Нонна не совсем понимала, где ей искать друзей своего высокого уровня, а так же не потерять блеск вместе с лоском, но старалась «соответствовать» заоблачным критериям и статусу умницы и красавицы изо всех сил. Особенно она преуспела в искусстве «заметать следы», но делала так не с целью скрыть истинное положение дел ради прикрытия собственной задницы, а дабы не расстраивать много пережившую в жизни мать. Получала в школе оценку ниже четвёрки - вырывала страницу из дневника. Если кто-то был свидетелем её «падения с пьедестала королевы всего и вся», переставала общаться и никогда не приглашала домой одноклассников и приятелей во избежание нежелательных рассказов о подвигах, которые мать не одобрит. Вызывали родителей в школу - сообщала о всемирной зависти учеников и учителей. Мать, выслушав Нонночкину версию причин вызова на ковёр, наставляла:

- Тебе всегда должны завидовать. Если тебе не завидуют, значит ты ничего из себя не представляешь.

Дочь в ответ выдавливала пару слезинок для полноты впечатления.

- И не надо реветь! - вытирала ей скупые слёзы мать. - Для тебя это хорошая подготовка к взрослой жизни. Трудные, неприятные, но нужные уроки.

После таких лекций наипервейший учитель в школу не ходил: нечего выслушивать завистливые поклёпы на дочь. Она - мать красавицы, умницы, самой лучшей девочки в этой школе, и опускаться до дискуссий не соответствует её положению. Однако с завидным упрямством она снисходила до банальных скандалов с отцом своего сокровища, мстя ему за несбывшиеся надежды и собственную слепоту при выборе спутника жизни. Он же, теряя терпение, брал в руки первое, что попалось, а иногда управляясь только кулаками, охаживал супругу сверху донизу или снизу доверху, как подсказывала его небогатая фантазия в момент ссоры.

После «боёв» отец «навсегда» покидал «этот вертеп», а мать плакалась Нонне на данное ей Богом наказание в виде изверга-мужа и жалостливо сообщала, что знает только одну надежду и опору, которой является горячо любимая дочь. Именно на дочь возлагались огромные надежды, как когда-то они возлагались на изверга. К моменту истины, понимания, что выбранный спутник жизни, мягко говоря, не соответствует ни одному критерию и не дотягивает до положенного уровня, на руках уже были доченька Нонна и малюсенький сыночек Назар. «Я не могу лишить детей отца!» - пафосно оправдывалась мать, а Нонна, в который раз пытавшаяся понять странную любовь родителей, мысленно выносила вердикт: «Мы давно его лишены, мама...»

...Руки заныли под тяжестью вешалок с костюмами...

- Надо входить! - сказала Нонна сама себе и повернула ключ.

- Девочка моя! Ты только посмотри, что сделал этот садист! - поспешила завладеть вниманием мать.

Отец, в сердцах махнув рукой, уставился в окно кухни и пробасил:

- Детей-то зачем вечно впутывать?

Глава 4. Почти Василиса Премудрая

«Как в сказке! - восторженно думала Милка. - Сижу в офисе генерального менеджера фешенебельного, заграничного отеля!»

Приятное чувство не позволяло переносить такой важный момент неподвижно и спокойно. Она вертелась, как юла, пытаясь разобрать отдельные слова, вылетающие из уст важного иностранного господина, от которого зависит их дальнейшая судьба.

«Чего-то Нонка недовольна... - беспокоилась Милка. - Слушает невнимательно... Даже кулак под голову подставила...»

Не терпелось узнать, что же говорит генеральный менеджер, но тот бубнил так быстро, что она не успевала применить те небольшие познания в английском, которые почерпнула со слов Нонны ещё в поезде и старательно записала в Ланкин блокнотик с рецептами.

«Значит так! Займусь английским сегодня же! Не отстану от Нонки! Потом начну превращать себя в нормального человека, настоящую леди. Зарядка каждое утро, мучное, сладкое, жареное не жрать! С первой же зарплаты накуплю нарядов! Вернусь домой полностью преобразившаяся. Меня никто не узнает! Будут удивляться: «Это Милка?! Нет... Это не она! Милка - толстая, прыщавая и ушастая, а эта девушка - просто принцесса!»

Она аж мурашками покрылась, когда представила картину собственного перевоплощения, и радостно подумала, что мама всё-таки ошибалась, говоря о танцах, как о несерьёзном увлечении. Сидела бы она сейчас здесь, если б не занятия хореографией?

***

«Я буду настоящей балериной! Мне выдадут балетки, большущую белую пачку и накладные ресницы!» - радовалась восьмилетняя Мила, шагая рядом со своей мамой, мамой Ланы и самой Ланой по направлению к Дворцу Культуры «Современник». Они шли записываться в хореографическую студию при самом знаменитом в городе танцевальном ансамбле с одноимённым названием. Весь город знал его участников в лицо, выступления «Современника» можно было увидеть по местному и центральному телевидению, и каждый танцор или танцовщица полумиллионного города мечтали попасть именно туда.

Руководитель ансамбля, именитый Борис Макарович Перелескин, славился своими зажигательными постановками не только в родном городе, но и за его пределами. «Современник» не раз выезжал с концертами в разные города и области нашей необъятной, а также другие страны социалистического и капиталистического лагерей радовать своим искусством почитателей русского и современного танца. Из-за постоянных заграничных гастролей «Современника» участников и руководителей других самодеятельных ансамблей города съедала жуткая, благородная зависть.

Конечно, товарищ Перелескин был обласкан судьбой не просто так. Обладая недюжинными организаторскими способностями, огромным талантом балетмейстера и неимоверным чутьём на исполнителей, он достигал всего сам, таранил бюрократические дебри и, как Пётр Первый, прорубал окна в Европу. Попасть в «Современник» означало, по крайней мере, одну заграничную поездку в год. Большая голубая мечта советских людей под названием «Заграница» бередила умы и сердца. Отбоя от родителей, с дальним прицелом желающих отдать своих чад в платную хореографическую студию к Перелескиной Татьяне, жене Бориса Макаровича, просто не было.

Вот и родительницы Милы и Ланы решили попытать счастья, но случилось так, что проглядели объявление о приёме в газетах и опоздали. Поэтому решительно помаршировали на репетицию ансамбля «Современник» в надежде, что сам Перелескин не откажется посмотреть девочек. Не ждать же целый год до следующего набора!

За Ланку никто не волновался: это чудо с белыми кудряшками и очаровательным личиком имела очень хорошие физические данные, благодаря посещению секции художественной гимнастики с шести лет. А вот Милка, страстно желающая стать балериной вместе с Ланкой, вызывала беспокойство: полноватая девчушка в очках на торчащих строго перпендикулярно голове ушах. Если не примут, как потом объяснять, как успокаивать?

Они поднялись на второй этаж и направились по коридору к двери танцевального класса, как вдруг «врата в таинственный мир искусства» неожиданно распахнулись, и оттуда важно выплыл сам товарищ Перелескин.

Когда-то, наверное, он был красавцем типа Иванов-царевичей из старинных фильмов-сказок, поставленных прославленным мастером Александром Роу. Светлые вьющиеся волосы, открытая улыбка, хорошее, пропорциональное телосложение. Глядя на «царевича» сейчас, можно было понять, почему все сказки заканчиваются на стадии «сыграли свадьбу и жили долго и счастливо». Волосёнки повыпадали, но всё ещё кудрявились у затылка, улыбка осталась открытой, но у же не такой яркой, а телосложение, некогда пропорциональное, портил брюшной «комок нервов». Но не смотря на приметы уходящего времени, Перелескин, важно выходящий из танцевального класса, выглядел по-царски: ухоженный, представительный и весь в трудах «аки пчела».

Вот он - заветный шанс! Обе мамы сжали ручонки своих дочерей, чтобы сделать решающий шаг, но Борис Макарович, не замечая никого вокруг, глянул на часы и, с разворота, как заправский каратист, эффектно засандалил ногой в первую дверь справа. С диким воем и грохотом она распахнулась, едва не слетев с петель:

- А ну, кривоссачки! Я вам, мокрощелкам, ещё и как грёбаные куранты работать должен?! Быстро к станку, бля! - и минут пять родительницы остолбенело, а девочки заинтересованно, слушали великий и могучий русский язык в таких вариациях, о которых ни одна мама, а уж тем более дочь, понятия не имела. Богатейший поток из самых глубин кладезя народной словесности настолько ошеломил, что женщины напрочь забыли, куда и зачем шли.

Танцовщицы прославленного коллектива организованной толпой живенько ломанулись в класс. Перелескин же, выполнив программу-минимум по ненормативной лексике, собрался было выполнить программу-максимум: мужская половина ансамбля отчаянно ржала в своей раздевалке и, похоже, без пинка от «грёбаных» курантов не собиралась к станку.

Борис Макарович, деловито засучивая рукава и вытягивая из джинсов ремень, с хищным лицом двинулся к следующей двери, но встретился взглядом со скульптурной композицией «Дочки-матери», красиво застывшей в коридоре с выпавшими из орбит глазами и отвалившимися ртами.

Глава 5. Сказка о голубой мечте

Солнечный диск раскалился добела, и даже сквозь тонированные стёкла офиса генерального менеджера отеля «Солнечный берег» на него было больно смотреть. Обесцвеченное снопом яркого света кипенно-белое небо приобретало нежную голубизну только у линии горизонта и плавно стекало в васильковое море.

Море... Для людей, всю свою жизнь проживших вдали от него, постоянно движущаяся толща воды внушает непонятное благоговение и поистине неземное притяжение. Попробовав однажды, вы с тоской будете вспоминать, как ласковые волны обволакивают со всех сторон, нежно обнимают, качают и убаюкивают, возвращаться снова и снова к мечтам о чувстве неги и блаженства, которое когда-то испытали... Вы побывали в раю... В раю на грешной земле...

Лана представила себя в этом раю так явно, что мурашки удовольствия пробежали по всему телу. Она невольно поёжилась и с сожалением вздохнула: на пути в рай полно препятствий, через тернии к звёздам, без труда не выловишь и рыбку из пруда и так далее...

Встреча на официальном уровне затягивалась. Нонна слушала генерального менеджера, изображала деловую женщину, крутя в руке ручку с листочком. Мила, как могла, вникала в беседу, хлопала большущими ресницами и пыталась уяснить хотя бы суть по интонациям в разговоре, вытягивая шею и морща лобик. Иринка, прикрыв глаза ладонью, наглым образом дремала в кресле, а Лана, заняв позицию у окна с видом на море, мечтала, мечтала и мечтала...

Всей душой она уже лежала в шезлонге на пляже, вкушала манго и бананы, доставая их из плетёной корзины, стоящей на столике рядом. Желудок, проникнувшись вкусной картинкой, неожиданно громко выдал продолжительную музыкальную фразу из произведений великого Шнитке, и Ланка, пытаясь заглушить концерт живота, наигранно закашлялась. В голове же, тяжёлой и гудящей после вчерашней дани традициям, всплыл закономерный вопрос: «Если не считать выкушанного спирта и растерзанной на четверых палки копчёной колбасы, когда последний раз мы ели по-человечески?» По всем подсчётам выходило, что давно.

После нескольких месяцев подготовки к отъезду и постепенно умирающей надежды на благополучный исход задуманного предприятия они, наконец, получили на руки необходимые бумажки: справки, приглашения в Египет, въездные визы и трёхмесячный рабочий контракт. И даже тогда, стоя на перроне железнодорожного вокзала, слушая объявление диктора, что поезд отправится через пять минут, прощаясь с родителями, друзьями и подругами, им казалось, что стрелки больших вокзальных часов играют в детскую игру «Замри!», и не верилось, что цель почти достигнута. Долгожданная, невероятная и желанная мечта маячила совсем рядом, рукой подать, спускалась с облаков и витала так близко к земле, что не терпелось запрыгнуть в вагон и помчаться ей навстречу. Какая еда? Кто о ней вспоминал?! Они питались духом победы, счастья, долгожданной удачи и заслуженной эйфории.

Четыре «сопливых кривоссачки», как называл их уважаемый наставник Перелескин, сделали это без всемогущего руководителя «Современника», где были «прописаны» Ирина, Мила и Лана, без Нонкиного шефа, балетмейстера ансамбля «Созвездие», без всяких прожжённых импресарио, наглых менеджеров каких-то арт-контор, отпочковавшихся от Министерства Культуры, Москонцерта и даже Госцирка в то непростое, смутное время.

Когда в Ланкину голову забегала мысль о том, что четыре «сопливых кривоссачки» добились всего сами, она суеверно гнала её прочь: «Нет! Это не я!», но, оглядываясь вокруг, ясно видела ультрамариновое море, яркое, слепящее глаза солнце, белый, как сахар, песок, величественные пальмы у огромного голубого бассейна с водопадом, статуи и витражи египетского отеля-дворца, и сердечко её робко сжималось от всеохватывающей радости и желания поскорей почувствовать себя восточной принцессой.

Ей вспомнилась школа. Обе подруги учились довольно посредственно и воспринимали «самое лучшее в мире образование», как вынужденную обязанность, от которой не убежать и не скрыться. Казалось странным, что такая удача и безмерное счастье выпало именно им. Ведь даже в их классе было много достойных и целеустремлённых мальчиков и девочек, желающих чего-то добиться, доказать, занять, быть или казаться, а они с Милкой никогда не стремились к заоблачным высотам, а если честно, вообще ни к чему не стремились. Жизнь текла своим чередом, и она их устраивала.

И вот однажды их час пробил. Пробил неожиданно, когда оттарабанившая в прошлом году восьмилетку и только что вернувшаяся из Египта странная девица Нонна, которую они знали визуально и никогда тесно не общались, заговорила про работу за границей. Они даже не подумали «Почему именно мы?», «Что для этого нужно?», «Мы сможем?» и браво ответили «Да!!!». От таких предложений в то время не отказывались. Единственное, что пришло в головы обеих: «Недосягаемая, трудноуловимая, эфемерная, голубая мечта, которая, скорей всего, никогда не сбудется...», но они суеверно прогнали пессимистичную мысль вон.

Проболтали втроём весь вечер. Составляли планы, распределяли обязанности и обсуждали проблемы, которые должны решить в ближайшее время. Основной была необходимость найти четвёртого члена команды. Милка и Ланка разом подумали об одной и той же кандидатуре:

- Иринка Смирнова!!! - синхронно крикнули они друг другу в лицо и быстро составили план разговора, который решили осуществить на этой же неделе.

Момент был, как нельзя более, подходящий. Один из танцоров «Современника» недавно женился, и все были приглашены на маленький сабантуйчик. Как всегда, мужики брали на себя обеспечение выпивкой, а девушки - закуской. Мила и Лана, нарезая нехитрый салатик, были сердечно благодарны так своевременно женившемуся белобрысому Серёжке, по прозвищу «Седой», давшего им возможность «завербовать» Иринку в непринуждённой обстановке.

Смирнова Ирина, кудрявая, зеленоглазая шатенка, находилась в зените скандальной славы. Год назад, она буквально сбежала в тот же Египет с шоу-группой конкурирующего с «Современником» ансамбля «Русские кренделя», чтобы зарабатывать не советские красивые рубли, а американские «противные» доллары. Перелескин был не просто в гневе, в ярости. До этой Иринкиной эскапады были другие танцоры и танцовщицы, покидавшие его ансамбль: кто с вынужденно милостивого согласия шефа переходил в профессиональные коллективы, кто просто заканчивал свой путь в искусстве и уходил с головой и балетными ногами в семью, некоторых Перелескин выгонял сам в силу творческого склада характера с большой помпой и оглушительным треском, но тот случай перешёл все границы. Борис Макарович несколько месяцев не уставал поминать Смирнову недобрым огнемётным словом и доказывать остальным членам коллектива, что они намного счастливее этой «брызгоструйки с греческим профилем». «Меркантильная мокрощелка» сейчас в каком-нибудь гареме стоит в очереди на доступ к телу султана, а вы - танцовщики прославленного «Современника», артисты, несущие доброе и вечное искусство в массы!..

Глава 6. Красота ненаглядная

- Милочка! Будь добра, подай мне, пожалуйста, оранж джусик!

- Может быть, лучше манго съешь? - предложила Иринке Мила. - В нём туча витаминов.

- Не-а. Сей фрукт мне надоел... Да и есть неудобно: перемажешься вся, потом в бассейн окунаться. Давай лучше экзотический плод гуавы и... всё-таки оранж джусик, май дарлинг...

- Ой! - очнулась дремавшая в шезлонге Лана. - Обед скоро?

- С питанием, плиз, поосторожней! - потягиваясь, как кошка, и надкусывая экзотический плод гуавы, предупреждала Иринка. - Слоны на сцене - ошеломляющее зрелище. Моя настоятельная рекомендация - это фруктики, фруктики и ещё раз фруктики!

Долгожданный момент настал! Они лежали на шезлонгах около бассейна, пили мудрёные коктейли, вкушали экзотические плоды и наслаждались райской заграничной жизнью.

Настроение в последние дни радостно зашкаливало. Хотелось петь и плясать! Всё, буквально всё, приносило удовлетворение и заставляло лыбиться, будто каждой перед поездкой неправильно вставили зубы. Заграница... Культура... Море, солнце, песок...

Кстати, о море, солнце и песке. Чемоданы в преддверии отъезда за границу забивались самыми роскошными вещами: нарядными платьями, туфлями на каблуках и модной по меркам того времени объёмной бижутерией-погремушками. Каждый туалет тщательно продумывался, кое-что дошивалось и докупалось. Конечно, пролистав несколько перефотографированных журналов «Бурда Моден», девушки понимали, что настоящую парчу негоже заменять тканью с люрексом в затяжку невесть чьего производства, но и ту-то нашли с трудом и по большому блату. Они твёрдо решили, что жизнь - это праздник, и в культурном месте представителям нашей славной державы непозволительно выглядеть не на все сто. Пусть не та ткань! Ну и что, что на нижнюю юбку ушла тюлевая занавеска? Выглядит не хуже, чем из английской сетки.

Нонна вообще часто вспоминала куриные перья на своём бальном костюме и рассказывала, что все подходили и интересовались, откуда такая прелесть и из какого зверя боа, а уж когда она сообщала, что это простая курица, интересующиеся падали в обморок от удивления.

Здесь вообще необязательно рассказывать, из чего сделаны наряды, самое главное скрючить невозмутимое лицо Клавы Шиффер или Линды Евангелисты и гордо вилять бёдрами. Наверняка все отдыхающие берут на курорт самое лучшее, вот и они тоже устроят дефиле. Ни одна не вспомнила, что морской курортный город расположен хоть и в Северной, но всё же Африке. Про шорты, майки и купальники даже и не подумали. Багаж ломился от вечерних туалетов а ля «Бурда моден» - сверкающая роскошь к Новому Году!»

На первый же завтрак русская шоу-группа пришла, как на парад, и была очень удивлена... Нет, даже шокирована, местной публикой:

- Где культура, объясните? Это же ресторан! Как можно туда в купальных трусах?! - недоумевали русские девушки, одетые в вечерние платья с люрексом и туфли на высоких шпильках.

- Кто так ходит в ресторан пятизвёздочного отеля?! У всех на головах убогие пучочки, крысиные хвостики и причёска «Ох, не надо подзатыльник, я и сам себе влеплю»! Как в баню собрались, ей-богу! - офигевали обладательницы хорошо залакированных чёлок-«крыш».

Но очень скоро отгадка замаячила совсем рядом...

Девушки собрались на пляж. Купальные костюмы отсутствовали, но море манило так ласково, так завораживающе... В ход пошли тренировочные купальники из плотного чёрного эластика, которым предварительно пришлось оторвать длинные рукава и сделать вырезы декольте. Оценив работу рук своих перед зеркалом и удовлетворившись видом преобразившейся репетиционной формы «Современника», девушки с предвкушением кинулись резвиться на волнах. Опять же удивились, что гости отеля носят столь не гламурные пластиковые или резиновые шлёпки, но скоро обнаружили, что в модельных туфлях на большущем каблуке красиво и от бедра ковылять по песку не удаётся. Снять обувь тоже невозможно: стоять голыми ногами на раскалённом песке могут только йоги.

Кое-как допрыгав до шезлонгов и растянувшись на них в ожидании умопомрачительного загара, девушки поняли, что и макияж не выдерживает такой жары: предательница тушь за два рубля пятьдесят копеек грустно стекала в декольте купальника уже через пять минут после начала принятия солнечных ванн.

Всё было не так. Каблуки вязли в песке и застревали между булыжников на вымощенных дорожках, косметика плавилась, в тренировочных балетных купальниках загорать жарко, а плавать просто невозможно: в воде эластик растягивался, и вся неземная красота эффектно собиралась гармонью около коленок, неприлично увеличивая декольте.

На следующий после первого знакомства день мистер Юсеф был сама любезность, снисходительность и в какой-то мере щедрость. Выплатив аванс и дав неделю на адаптацию и репетиции, он заслужил сладкое прозвище «Лысый «Сникерс» взамен предыдущего, звучавшего ужасно неприлично. Теперь девушки хоть и успели повеселить отдыхающий народ своим парадом, с большим облегчением купили всё необходимое для курорта и возрадовались жизни полноценно. Не было только Нонны. Она, как руководитель шоу-группы, носилась по отелю и заводила знакомства с новыми людьми, откровенно наплевав на «диспозицию» и правила контракта.

... - Интересно, где же Нонку нелёгкая носит так долго? - поинтересовалась Милка, с беспокойством оглядывая окрестности. - Пора бы и порепетировать чуток...

- К обеду точно явится, - заверила Иринка и смачно зевнула. - Меня интересует другое: почему она носится? Вроде бы нам всё разъяснили, показали... Какие вопросы могут возникнуть ещё?

- Ну... Она же наш менеджер, лидер группы, - предположила Лана, не открывая глаз. - Наверное, что-то важное сейчас решает...

***

Нонна сидела в офисе хозяина отеля, пила мартини со льдом, обворожительно улыбалась и демонстрировала грацию. Мистер Тарек, невысокий, полноватый мужчина в полном расцвете всего, чего только можно, млел от прекрасной женщины напротив, ощущал эмоциональный подъём и мобилизацию сил организма.

Глава 7. Сказка о том, что в битве осла с бобром, всегда побеждает бобро

- Раз, два, три, четыре! Раз, два, три, четыре! Поворот, батман! Поворот, поза! - орала на всю дискотеку и хлопала в такт Ирина.

На площадке махали ногами Мила и Лана. Нонна работала за диск-жокея. Спешно поставленная танцевальная программа, выражаясь хореографическим языком, была «сыровата». Кто не помнил начала, кто - конца, некоторые забывали на какой такт исполнять то или иное движение, остальные вообще путали один танец с другим. Иринка выходила из себя:

- Ёперный театр! Ты почему сидишь во второй позиции, как на горшке?! Разверни коленки в стороны, кочерга деревянная!

- Не могу. Это выглядит неприлично, - смущалась Лана.

- А сидеть как на унитазе прилично, твою мать?!

- Эх, узнаю я милого по походке! - вмешалась в спор Милка. - Ты, Ирка, вылитый Макарыч в юбке.

- И не говори... - согласилась та, - как я его теперь понимаю! Вот попадут в коллектив такие, как наша Лана, «сам, бля, без ансамбля», поневоле полюбишь русский язык во всей красе.

- Girls! Somebody is asking Russian show! Would one of you come here? - бармен, всё это время протиравший многочисленные стаканы за стойкой, призывно помахал телефонной трубкой.

Нонка подпрыгнула:

- Это Амгад!!!

- Псих?! - брови остальных синхронно взметнулись вверх.

- Не-е-е... Это наш импресарио. Хотя тоже припадочный... - ответила Нонна и понеслась к бару.

***

Судьбоносная встреча произошла в первый приезд. Отработав тогда в Александрии стандартный трёхмесячный контракт, шоу-группа ансамбля «Созвездие» так понравилась хозяину отеля «Санни Алекс», что их оставили ещё на один срок.

После такого счастливого известия Нонна вздохнула с облегчением: что бы она говорила маме при возвращении, как бы оправдывалась, что за три месяца не смогла пристроиться, закрепиться, удачно выйти замуж, наконец? Ведь такой шанс судьба редко подкидывает дважды. Тем более, у двух девушек из её группы были завидные по тем меркам женихи иностранцы, которые одели своих невест в золото. Нонна предвидела реакцию матери в стиле «Эти замухрышки смогли, а ты нет?!» и провела много бессонных ночей, думая, как исправить создавшееся положение. Жениха - нет, связей, чтобы потом устроиться работать здесь же - нет, заработанные деньги, имея вокруг столько соблазнов, не удержалась и потратила на то же золото, косметику и тряпки. Короче, свой шанс она не использовала...

«У меня есть три месяца. Три месяца. Три... - как заклинание повторяла про себя Нонна, сидя в пляжном кафе «Санни Алекс». - Что делать, я знаю... Но вот как это сделать? Как?»

Импресарио, занимавшегося трудоустройством русских шоу-групп, звали мистер Муатаз. Личность многогранная и неординарная. В армии своей страны он дослужился аж до генерала, потом занялся продажей машин и тоже преуспел. Сейчас, на закате лет, кинулся в шоу-бизнес, став буквально монополистом на рынке русских шоу-групп и внеся в своё новое дело многое из предыдущих занятий.

В каждом отеле, где работала шоу-группа, у Муатаза был человек, который, в свою очередь, имел людей чуть ли не во всех углах отеля, а также в радиусе километра вокруг него. Девушкам-танцовщицам под угрозой расторжения контракта со всей группой сразу, даже если правила нарушит одна, запрещалось не только разговаривать с лицами противоположного пола, но и смотреть в их сторону, выходить из отеля в единственном числе, заявляться в зал дискотеки или ночного клуба более чем за полчаса до начала шоу-программы, оставаться там после её окончания и, вообще, рекомендовалось посещать оные места в городе только с самим мистером Муатазом. Как только приезжали новенькие, с ними проводился подробный инструктаж, после которого становилось понятно самое главное: можно всё, но с единственным человеком в стране, дорогим и уважаемым мистером Муатазом. Его на всех хватит.

Далее по сценарию следовал ужин в доме гостеприимного хозяина, где в первые минуты новички офигевали от обилия и разнообразия выпивки, курева и закуски, а последующие несколько часов от настойчивых попыток старого ловеласа проверить, насколько точно дошёл до умов и сердец его инструктаж. После ужина мистер Муатаз определял данных новичков в категорию «Группа-проститутка», если кто-то соглашался с ним спать, или в категорию «Группа-дура», если не встретил взаимопонимания. Для групп-дур ужины повторялись ещё раза три: вдруг у кого-нибудь проснётся здравый смысл, и извилины зашевелятся в нужном мистеру Муатазу направлении.

Шоу-балет «Созвездие» прочно засел именно во второй категории. Здравый смысл отказывался просыпаться напрочь. У Нонны он, конечно, не дремал, но перебороть себя она не смогла. Уж больно прочно были вбиты понятия об уровнях и критериях.

Не в силах представить, что эта дряхлая лягушка до неё дотронется: «Да, богат... Да, есть связи и, соответственно, большие возможности. Но возраст и внешний вид! Бррр!» - Нонна поёжилась, отгоняя изображение невысокого, лысого старика, не полного, но с огромным животом, молодящегося из последних сил и от этого ещё более противного. «Значит так... Эта египетская мумия на девятом месяце беременности стопроцентно отпадает. Надо рискнуть с кем-нибудь познакомиться, а потом сделать так же, как и женихи замухрышек: заплатить Муатазу, чтоб оставил в покое. Только где мне принца надыбать? Восточного или западного... Ох, мама!»

По морским волнам носились водные мотоциклы, и Нонна решила поступить, как героиня «Унесённых ветром»: «Я подумаю об этом завтра!» - сказала она самой себе и, гордо качая бёдрами, направилась к пункту проката.

Чего-чего, а кататься на скутерах она стала учиться чуть ли не с первого дня и в данный момент делала это виртуозно: закладывала крутые виражи, поднимая тучу брызг, высоко подпрыгивала на волнах, рулила одной рукой и даже в позе «ласточка». Короче: «советский цирк цирквее всех цирков».

Публики было много, но остановимся только на двух зрителях.

Один молодой, в меру накаченный атлет с длинными курчавыми волосами, завороженно наблюдал за спортивными изысканиями яркой девушки-иностранки и что-то яростно шептал стоящему рядом с ним мужчине постарше. Мужчина, сложив руки на груди, казалось, никак не реагировал на жаркий шёпот спутника. На самом деле он был ошеломлён и не в силах даже вздохнуть, потому что маленькая, как иголка, стрела проказника Амура вонзилась ему в сердце.