Унесенные войной

Глава 1.1

Больница пахла хлоркой, надеждой и чем-то неизбежно человеческим — смесью пота, страха и лекарства, которое уже не поможет.

Я вышла из ординаторской, устало сжав в ладони последний лист с выпиской, словно это был не просто документ, а извинение перед миром: мол, я сделала всё, что могла. Хотя знала — не всё. Не успела к одному, не уговорила другого, не дожала третьего. И всё это — в пределах одной смены. Обычной. Проклятой.

Коридоры казались бесконечно белыми, как коридоры в снах, где не видно ни начала, ни конца. Эти стены не были просто окрашены — они были вымыты до безличия, до стерильного равнодушия, как будто сами стены старались не вовлекаться. Они видели больше смертей, чем я. И никого не вспоминали.

В подреберье тянуло усталостью. Знаешь, такой усталостью, которая похожа не на усталость вообще, а на состояние между жизнью и функцией. Когда ты ещё дышишь, но внутри — как отключённый аппарат ЭКГ: тишина.

— Ты когда в отпуск? — голос Кати, медсестры, прозвучал как плеск воды о камни. Обычный, живой звук. Немного раздражающий своей нормальностью.

Я бросила взгляд на её круглое, чуть взмыленное лицо. Она жевала жвачку и держала в руке стакан с остывшим чаем, как меч в чьей-то более героической жизни.

— Я в отпуске себя хуже чувствую, — ответила я, и сама услышала, как устало это прозвучало. Почти как извинение.

Катя фыркнула. Она не верила в депрессии, гормоны, астрологию и усталость. Верила только в зарплату и субботу. Её мир был прост. Как йод — щиплет, но помогает. Мне бы такую веру.

Я пошла дальше по коридору, мимо стеклянных дверей, за которыми кто-то стонал. Дорожка света падала на пол, делая его похожим на взлётную полосу. Только я давно уже не взлетала. Хожу по кругу — как самолёт, застрявший в бесконечном ожидании посадки.

Справа кто-то кричал. Слева — рыдала женщина. Я не оборачивалась. Было утро, а казалось, будто ночь ещё даже не началась.

Я не чувствовала себя живой. Только необходимой.

________________

Читайте истории, где любовь и страсть проходят сквозь невзгоды миров, времени и войн.

ВСЕ КНИГИ ЛИТМОБА ЖИВУТ ЗДЕСЬ!

https://litnet.com/shrt/gmck

Глава 1.2

Иногда, когда пальцы сами по себе скользят по экрану телефона, я не сразу понимаю, зачем это делаю. Просто листаю — как по страницам дневника, который давно сожгла, но золу не выбросила. И вот снова — его лицо.

Он улыбается на фотографии, которую я так и не удалила. Тупо, глупо, мазохистски — да. Но почему-то я оставила её. Не из надежды. Скорее как амулет от разочарований: "Вот, посмотри, Саша, ты уже теряла. И выжила."

Андрей был… как кофе с корицей в холодную весну: горячий, немного пряный, не всегда уместный, но до дрожи нужный. Он умел обнимать так, будто за спиной не крылья, а щит. И отпускать — как никто другой.

Он ушёл. Или, если быть честной — я его отпустила. Слишком поздно поняла, что работа отобирает самое дорогое. Я приходила домой только поспать, жила по графику, как по команде “Вперёд, марш!” Он хотел семью, разговоры по вечерам, нормальную женщину, которая смотрит кино, а не вскрывает грудную клетку в 3:40 ночи. А я… я жила чужими болями и чужими смертями, потому что не знала, как жить своей.

Он женился через год. На преподавательнице начальных классов. Доброй, спокойной. Мягкой. Такой, какую он заслуживал. Такой, какой я не была и, вероятно, уже не стану.

Никому об этом не говорю. Не потому что больно, а потому что бесполезно. Что скажу? Что мне жаль? Что я не умею быть нормальной? Что иногда хочется вернуться в тот вечер, где он ждал меня с ужином, а я сказала: “У меня экстренный вызов”, — и даже не поцеловала на прощание?

Нет. Эти слова я проговариваю только в своей голове. Иногда — в зеркале, когда утром крашу губы. Иногда — в снах, где он всё ещё ждёт.

А наяву я живу… как автомат, без лишних движений, с выражением лица, которое можно с лёгкостью спутать с покоем. Хотя это вовсе не покой, а просто тишина. Оглушающая, как перед бурей.

Глава 2.1

Есть места, где душа прячется, как кошка под пледом — тихо, незаметно, чтобы никто не тронул, не потревожил, не выгнал на холод. Для меня таким местом стала старая библиотека за больницей, которую почему-то не снесли в погоне за стеклянными фасадами и коворкингами. Там всегда пахло пылью, временем и чернилами, которые давно впитали в себя больше чувств, чем человек способен вынести.

Я приходила туда сразу после смен. Не домой — туда. Дом был пустой и глухой, а здесь... Здесь я могла дышать. Хоть немного. Хоть книжной пылью.

Полки скрипели от веса веков. Перелистывая страницы, я словно слышала, как щёлкают застёжки корсетов, как звенит шпора по камню, как кто-то шепчет по-французски: “Ma chérie, écris-moi encore…”

Я сидела в дальнем углу между двумя шкафами — один с военной историей, другой с европейскими монархиями. Между ними было моё маленькое королевство. Моё окно в другой мир. Я читала всё, что касалось Наполеоновской эпохи. Не просто читала — проживала.

Письма Жозефины... Господи, сколько страсти в этих нежных строках. В каждом слове — вздох, в каждом предложении — отчаяние женщины, которая слишком сильно любила мужчину, которому нельзя было верить, но невозможно было не верить.

А вот Мюрат — павлин с саблей, самодовольный красавец, на коне, будто вышедший из сна, пропахшего порохом и духами. Веллингтон — сухой, умный, ледяной. У него слова были как пули — точные, смертельные, без права на оправдание.

Я шептала, глядя на страницы:
— Вот где была настоящая жизнь.
Где люди умирали не от скуки, не от эмоционального выгорания, не в пробках, не в лифтах, не под капельницей. А за идеи. За честь. За любовь. Или вопреки ей.

Вот где я должна была родиться, — пришла в голову дикая мысль. — Или хотя бы побывать…

Экран старенького компьютера на соседнем столе моргнул, будто услышав мои мечты. Я подошла — и увидела баннер:
“Историческая реконструкция. Сражение при Сомюр. Погружение в эпоху. Франция. Март.”

Я замерла.

Чёрт. Я же всегда хотела. Но как-то не складывалось — работа, усталость, оправдания.
Я открыла календарь. Сколько у меня накопилось отпускных?
Девятнадцать дней.
Девятнадцать. Словно их берегла для этого момента.

Пальцы дрожали, когда я вводила данные карты.

Это было спонтанно. Безумно. Почти нелогично.

Но сердце — не спорило. Оно знало. Оно звало.
Куда? Зачем? К кому?
Я не знала.

Но щелчок мыши был таким же громким, как выстрел в тишине.