Зеркало в школьном туалете было треснуто ровно посередине — так, что отражение Элиаса делилось на две кривые половины.
В правой — он видел себя: разбитая бровь, набухающий синяк под левым глазом, запёкшаяся кровь в уголке рта.
В левой... Тот же овал лица, те же скулы, но взгляд — пустой и жесткий, как у палача, которому всё равно, кого выводить на эшафот.
Губы в отражении дёрнулись, растянулись в полуулыбке, которой не было на его собственном лице. Глаза светились грязным самодовольством.
Внутри всё сжалось. Он ненавидел этот взгляд, этот крадущийся восторг, пробивавшийся сквозь отвращение. Как будто этот, человек снова жил под его кожей, упиваясь каждой его слабостью. Кровь ударила в виски; пальцы вцепились в раковину, будто хотел вырвать её с корнем.
Элиас тяжело дышал, чувствуя, как гнев тяжёлой пульсацией отдаёт в висках.
Телефон в кармане джинсов резко завибрировал. Элиас дёрнулся — яростная мысль, только что кружившая в голове, словно ослеплённая птица, разбилась о стекло реальности. Звон в ушах резко оборвался, словно кому-то перерезали горло.
Пальцы машинально нырнули в карман… и упёрлись во что-то мягкое. **Помятая пачка Lucky Strike**
Он выдрал последнюю сигарету — фильтр был погнут, **словно страница из его школьного досье.**
**Zippo** с гравировкой «С днём рождения, тварь» дала осечку. – подарок на четырнадцатилетие. Со второго раза пламя осветило трещину на фаланге.
Он затянулся медленно, с наслаждением. Дым вонял дешёвой химией, но перебивал металлический привкус во рту. Хотя бы это он контролировал.
*«Хуёво дрался*, — мелькнуло в голове. Не потому что больно. Потому что приятно.
Сделав последнюю затяжку, Элиас швырнул окурок в урну с такой силой, будто хотел проломить дно. Где-то сверху доносился гул из спитзала, где пару минут назад он продемонстрировал не свою физическую подготовку, а не умение держать контроль.
Он медленно подошёл к двери. «На этот раз не отделаюсь», — мелькнуло в голове. «Ну и хер с ним.» — с раздражением мотнул головой и толкнул дверь плечом.
В коридоре ждал Вангер — завуч с лицом дохлой рыбы. Его пальцы нервно теребили красный платок.
— К директору. Немедленно.
Элиас оскалился ровно настолько, чтобы не получить по зубам. Физиономия этого мужика уже порядком поднадоела И этот **красный платок**, торчащий из кармана, будто клоунский аксессуар на похоронах.
Шаг за шагом, не проронив ни слова, он остановился перед дверью.
**Дверь в кабинет директора выглядела так же надменно, как и всё в этой школе** — полированная табличка с золотыми буквами, огромная пальма в углу, начищенная до неестественного блеска (листья уже покрывались микротрещинами от такого усердия), и въевшийся в стены запах дешёвого кофе, который здесь упорно выдавали за атмосферу серьёзного учреждения.
— Садись, — даже не подняв головы, бросил директор. Перед ним лежала засаленная папка с выцветшей надписью «Э.В.» — целое досье: от первой драки в пятом классе до сегодняшнего инцидента в спортзале.
Элиас ткнул носком ботинка в ножку стула, но не сел.
— **Я постою**.
Губы дёрнулись в привычной полуулыбке — этот отработанный жест скрывал всё: и ком в горле, и ярость, и то самое презрение, которое годами копилось к этим стенам.
— **Сядь**. — Директор наконец поднял взгляд. — Предупреждал же, ещё один инцидент, и ты понесёшь ответственность по полной.
Элиас сжал кулаки так, что ногти вошли под кожу, оставляя красные полумесяцы на влажной коже. Что бесило сильнее — прилипшая к спине рубашка или эти рубленые фразы, которые директор **швырял, как ножи**?
— Он сам начал.
— **Сам?!** — Стопка бумаг грохнулась о стол. — **Ты его чуть не придушил!** — Голос сорвался на хрип. — Это не драка. Это нападение с отягчающими.
Последняя фраза повисла в воздухе, как приговор.
— Садись, — повторил директор, и его голос звенел холодной сталью, оставляя нулевую возможность отказа.
Элиас плюхнулся на стул с таким треском, будто хотел развалить его на щепки. Дерево скрипнуло протестом.
Директор откинулся в кресле, его пальцы медленно сошлись в замок — не домик, а скорее клетку, готовую захлопнуться.
— Ты знаешь, что дальше, да?
Элиас дернул плечом, но внутри все оборвалось в свободном падении. Холодный пот выступил на лбу, но он скорее умрет, чем признает это.
— Ну, типа, отчисление? — он нарочито вальяжно развалился, демонстрируя всем видом: мне плевать. Только ногу под столом било мелкой дрожью.
Директор **усмехнулся** — коротко, беззвучно, как будто ему было жаль тратить на это дыхание.
— **Отчисление было бы милостью, Вольф.**
Он вытащил из папки лист,разгладил его ладонью с таким сладким, показательно довольным видом, что Элиаса свело желудок.
— Комиссия приняла решение.
Буквы плясали перед глазами: «Направление в спецучреждение закрытого типа “Рассвет”». Элиас сглотнул внезапно наросший ком, застрявший прямо посреди горла.
— Что за… шутка?
—Голос дал трещину ровно посередине, выдав то, что он так яро пытался скрыть.
Директор вздохнул, уставший от одного его присутствия.
— Это не тюрьма, если ты боишься.
— **Я нихуя не боюсь!**
— **Тогда в чём проблема?**
Элиас сжал зубы.
— Это лагерь для психов.
— Это место, где тебя научат не гробить свою жизнь.
— Там есть психологи. Спорт. Дисциплина.
— Дисциплина? — Элиас фыркнул.
— Ты хочешь сказать — дрессировка?
— Я хочу сказать, это твой последний шанс не оказаться в тюрьме. — Директор постучал ногтем по печати. — Следующей остановкой будет следственный изолятор. Понимаешь?
Тишина повисла между ними, густая и липкая.
Мой отец… — начал Элиас, но директор перебил:
— Твой отец подписал согласие час назад. — Он закрыл папку с таким видом, будто захлопывал крышку гроба.
— Тебя отвезут к точке сбора. Там будет автобус. Машина ждет во дворе.