В детстве я безумно любила дорогу.
И летнюю, когда по пятам за тобой непрерывно следует жаркое солнце. И зимнюю, когда за окнами проносится мерцающий бриллиантами снег. Мне нравилась дорога до школы и, тем более, я обожала возвращаться домой.
Потом повзрослела. Выпустилась из школы, навеки утратила дом. Но любовь к дороге никуда не исчезла.
Кто же мог знать, что любовь эта, выраженная в хитрых сплетениях дорог и событий, приведет меня в другой мир, сменит одну жизнь другой, заставит переступать через непоколебимые принципы? Прежде я предпочитала прятаться. Теперь вынуждена смотреть своим страхам в глаза.
Я оказалась в Вейзене, когда на кустах только-только начали набираться цветочные почки. Проснулась в одной из бесчисленных комнат Вейзенской академии и получила новый статус — преподавательница магии. И никого особо не интересовало, что в магии я мало что смыслю.
А теперь я бегу из Вейзена, когда кусты уже сбросили свои торжественные одеяния. Слишком опасной оказалась игра, в которую втянул меня этот город. И прежде чем продолжить её, я должна сначала хотя бы узнать правила.
Именно за правилами игры я и отправилась, когда в тайне от всех выбрала вместо отдыха дорогу. Пока мои студенты отбывали заслуженный отдых, я решила тоже времени не терять. И посетить соседнюю империю с красивым названием Кан-Амьер, которая, по мнению местных жителей, является главным источником всех несчастий Лейпгарта — той самой прагматичной империи, в которой нашёл себе пристанище Вейзен. О правилах, по которым играет Лейпгарт, в общих чертах я уже осведомилась. Теперь же следовало понять, каких принципов придерживается Кан-Амьер.
Правда, всё пошло не по плану.
Не успела я отдалиться от Вейзена даже на шаг, когда вдруг выяснилось, что мои тайные решения остались тайными не для всех. Поскольку за минуту до того, как наш омнибус тронулся с места, я обзавелась неожиданным напарником. Обладателем сомнительного чувства юмора и целым набором нравоучений. Предпочитающим кожаные плащи всей остальной одежде. Опытным магом, который всего себя посвятил работе.
Тем, свои чувства к кому я до сих пор не могу понять. И объяснить.
Гетбером.
Я не придумала никакой более благоразумной реакции, кроме как отвернуться к окну. Сделать вид, что я не узнала его лицо, не расслышала слов…
Омнибус постепенно набирал скорость. Скрипел, качался и тарахтел, будто ехал не по гладкому полотну дороги, а пробирался сквозь валежник. Оставались позади дома, нагроможденные металлическими конструкциями, и фонари на длинных тонких ножках. Чем ближе к окраине, тем меньше в строениях изящности, тем грубее очертания. И сильнее одолевают сомнения: правильно ли сделала, когда решила уехать? А ещё: когда не сбежала из омнибуса, увидев Гетбера?
Вскоре город остался позади. Слишком быстро — я не успела придумать, как вести себя дальше, а за окном уже замелькали деревья: шустро-шустро, одно за другим…
Гетбер не выдержал первым:
— Может, обсудим планы на наше первое совместное путешествие? Раз уж мы вляпались в него вдвоём. И недовольство Феранты будем вдвоём переживать… Точнее, я бы даже сказал, гнев. Весьма своевольная поездка получается.
— Я тебя никуда не приглашала, — пробормотала я. Повернулась в его сторону, переложила руки с места на место, не в силах отыскать удобное положение. — Думаю, на этом маршруте будет достаточно остановок. Никогда не поздно выйти и повернуть назад.
— Поздно, — признался Гетбер, откинулся на сидение и прикрыл глаза. На губах заиграла слабая улыбка. — Ведь я уже выбрал идти вместе с тобой.
Спрашивал ли кто-то моего мнения? А вот и нет.
Но всё-таки… Вдвоём гораздо проще. Есть тот, кто поможет с принятием решения. Кто предложит путь, до которого собственная голова не додумалась бы. Кто развлечёт разговорами, в конце концов. Или разозлит, что весьма свойственно Гетберу. Но лучше так, чем погрязнуть в одиночестве с головой. Тем более, что к Гетберу и его манере общения я уже хотя бы немного успела привыкнуть. Пусть пока и не смирилась с ней.
— Просто хочу выяснить, какие намерения у Кан-Амьера, — ответила наконец.
— Думаешь, ими с радостью с тобой поделятся?
— Погулять по столице, посмотреть и послушать.
— Вряд ли жители Лорьян-Шоле во время прогулок обсуждают что-нибудь интересное. Чаще всего они обсуждают, на какое развлечение в очередной раз спустить все честно заработанные деньги, — Гетбер чуть поморщился. Сразу видно того, кто развлечениям предпочитает работу. Или вот такие спонтанные путешествия в компании иномирянок. — Если где и плетутся интриги и строятся коварные замыслы, то в императорском дворце.
— Значит, нужно попасть в императорский дворец…
— Меня там не слишком жалуют, — признался Гетбер. — А после нашей общей недавней истории, подозреваю, и вовсе начнут ненавидеть…
За окном проносился лес. На мгновение я пожалела, что омнибус везёт нас не к Вейзенской академии. И что я вовсе ввязалась в эту авантюру. Да, моё безобидное существование в качестве преподавательницы (и по совместительству — исследовательницы смертельно опасного магического оружия) могло в любой момент обернуться катастрофой. Но в чём-то Гетбер всё же прав. Кто я такая, чтобы вмешиваться в противоборство двух великих империй? И что я смогу противопоставить им, оказавшись меж двух огней?
Себя-то мне не жалко. Всё накопленное за жизнь богатство, весьма скромное, я оставила в своём прошлом мире. А в этом ещё ничего не успела приобрести. Но ведь нашёлся же Гетбер — герой всея Вейзена, который решил увязаться за мной. Им я точно не могу рисковать.
Отвернувшись от окна, бросила на него краткий взгляд.
Глаза закрыты, тёмные ресницы умиротворенно лежат на щеках. Морщины разглажены, на губах — слабая улыбка. Будто ещё мгновение — и голова склонится, а то и опустится на грудь…
— Гетбер, по сколько часов ты спишь? — всё-таки не удержалась от вопроса я.
Он плавно распахнул глаза, пару раз моргнул, прежде чем ответить:
Зато я поинтересовалась во весь голос, нисколько не стесняясь:
— А в шутники тебя прежде не записывали?
— Нет, ты будешь первой, — миролюбиво заметил он. И добавил, не отводя взгляд: — Моя милая невестушка.
Омнибус остановился, едва мы заехали в Анжон. К счастью. Поскольку слов у меня уже не осталось — от всех них мощным ударом избавило нахальство Гетбера. А молча терпеть его шуточки — значит, принимать поражение.
Прежде чем мы покинули омнибус, в него заглянул сам водитель. Внимательно посмотрел на нас и сообщил, что остановка продлится ровно три часа, а следующая состоится только завтрашним утром. Пожелал хорошо отдохнуть, запастись съестными припасами и на всякий случай оставить на сидении какую-нибудь неважную вещицу, чтобы наши сидения никто не занял. Чем ближе к столице, тем больше пассажиров.
Гетбер помог мне спуститься, галантно предложив руку (к счастью, пока обошлось без сердца).
Оказавшись вне омнибуса, я первым делом потянулась, чтобы размять затёкшие мышцы. Ненавижу неподвижно сидеть, сразу всё болеть начинает… И уже потом осмотрелась вокруг.
— Приятный вид, не правда ли? Весьма светло, — заметил Гетбер.
— Правда, — только и сказала я. Спорить в самом деле было бессмысленно. Мы остановились на вокзале, то есть в таком месте, которое неизменно сопровождают грязь и пыль. Но каждое здание, за которое я сумела уцепиться взглядом, по цвету было не темнее бежевого. Большинство зданий — скорее, молочные, или цвета слоновой кости.
Конечно, серые улицы Вейзена не шли с ними ни в какое сравнение. Здесь даже дышалось легко. Не удивлюсь, если воздух в Анжоне в самом деле на порядок чище, чем в Вейзене.
— Зато у них с энергопитанием перебои в каждом втором доме, — будто бы подслушал мои мысли Гетбер. — Вот и выкрашивают стены в белый, чтобы легче было переносить темноту. Я знаю одно хорошее место неподалеку, где есть летняя веранда и неплохой вид на город открывается. Идём?
Мы вновь попали в самое красивое время — золотое, предзакатное. И если в Вейзене это золото впитывалось в стены, лишь на тубах бликовало, то здесь воссияло во всей своей красоте, оставляя на стенах домов невесомые акварельные рисунки. Как будто и в самом деле началось путешествие — после длительного перерыва, во время которого я успела даже мир поменять…
Экскурсии по ресторанам продолжаются, выходит… Вот, какой Гетбер, однако, молодец: столько ресторанов посетил, лишь чтобы было, куда меня потом водить.
— Откуда ты знаешь все эти места? — всё-таки поинтересовалась я. — Даже в чужой империи. Так часто приходится ходить по ужинам?
— К сожалению, человек должен питаться хотя бы трижды в день. Только ты об этом забываешь почему-то постоянно… Или ты надеялась услышать какую-нибудь занимательную историю?
Подумав, я кивнула, и тогда Гетбер продолжил:
— В таком случае, я тебя разочарую. С этим местом никакие истории не связаны. Я просто несколько раз встречался в нём с женщинами. Не слишком полезно, зато приятно проводил время.
— С разными женщинами?
— С разными, — не стал спорить со мной Гетбер. — Что именно тебя смутило?
Пожалуй, услышь я что-нибудь подобное от Гетбера в Вейзене, я возмутилась бы куда сильнее. Но здесь, в этом красивом светлом месте, возмущение сгладилось. Думаю, в Кан-Амьере в большинстве своём живут вполне миролюбивые люди. Когда вокруг тебя царит гармония, то и в твоей душе ей легче отыскать себе место.
— Чужая империя. Маленький город. Даже не столица. И при этом — разные женщины…
— Я долго живу в Вейзене. Больше десяти лет, ещё не было академии, а я уже поселился в нём, после весьма долгих скитаний… Когда долго прибываешь в одном городе, выучиваешь наизусть лица всех его обитателей. А Анжон… весьма близок к границе и выглядит достаточно романтичным. Настраивает на нужный лад.
Навстречу нам как раз прошла весьма симпатичная девушка лет тридцати, одетая в лёгкое платье привлекающего взгляд красного цвета. Она идеально вписалась в обстановку: белые стены, жёлтое сияние, алое платье…
А я только теперь поняла, что мне и об отношениях Гетбера ничего неизвестно. Как можно вообще отправляться в путешествие с человеком, о котором ты знаешь, в лучшем случае, щепотку фактов?
— А ты был женат?
Однажды он уже задал похожий вопрос мне, в самом начале нашего знакомства. Пришло время платить по счетам.
— Был. Единожды, — ответил Гетбер. Голос его оставался равнодушным, но я заметила — между бровей пролегла морщина, лицо стало хмурым. Значит, хотя бы редко, но вспоминает. Не может отпустить.
— Давно?
— Ещё до того, как поселился в Вейзене.
— И какой она была?
Возможно, мои вопросы перешли через все границы приличия, но очень уж заинтересовала меня новая тема разговора… Пока Гетбер отвечает, нужно спрашивать. Следующего раза может и не быть. Очень уж он любит уходить от ответов.
— Твоя полная противоположность. — Гетбер, видимо, мою наглость тоже заценил. — Не такая честная и далеко не невинная… И уж точно куда более скромная в вопросах. А мы, к слову, уже пришли. Нужно посмотреть чуть-чуть повыше… Да, именно туда.
А ведь Феранта, заведующая Вейзенской академией, мне так и сказала: мы привыкли не смотреть наверх. Вот и я разглядела ту самую легендарную веранду, лишь когда мне указали на неё напрямую.
Веранда упиралась на четыре белые колонны, слегка потрепанные временем и оплетенные жёлтыми ветвями лозы, сохранившимися, скорее всего, с прошлого года. А уж какая летом здесь красота… Наверное, дух захватывает. Сама веранда была огорожена невысоким резным заборчиком, и по периметру этого заборчика проходили круглые стеклянные столы, окруженные стеклянными же стульями. На каждом столе устроилось по белой вазе с цветами. Скорее всего, живыми, но снизу не удавалось разглядеть подробнее: веранда расположилась на высоте третьего этажа.
Народу на веранде было немного. Что удивляло — вечер, суббота, такое красивое время…
— Какие именно истории вам интересуют?
— Ну… — Каспар Зупер улыбнулся так радостно, что для меня эта улыбка не сулила ничего хорошего. — Скажем, о чудесных камнях, которые вы изучаете. Или о том, как с ними связана эта поездка.
Вот и попробуй понять: то ли он слишком много знает, то ли просто умеет делать верные предположения.
— Этой истории точно не надо печального конца, — только и заметила я.
— Обещаю, что с вашей точки зрения он будет хорошим. Варвара… вы себе ещё даже не представляю, а я вот представляю, и весьма отчётливо, афиши моего нового спектакля с каким-нибудь таким слоганом: преподавательница поняла, что её предмет может стать смертельным оружием в руках империи…
Сердце пропустило пару ударов. После недавних событий моя вера в людей пошатнулась и без выслушивания подобных слоганов. Я даже Гетберу не могу довериться полностью, хотя и общалась с ним больше, чем со всеми остальными жителями Вейзена.
А Каспар Зупер меж тем продолжил, не забывая наблюдать за мной:
— Ладно, согласен, звучит, быть может, не так зазывающе, как мог бы звучать. Но мы над этим подумаем ближе к премьере.
— Мы спешим, Каспар. Приятно было встретиться. — Гетбер пришёл на спасение. Уверенно поднялся из-за стола.
— Бегите, — смилостивился Каспар. — Конечно, бегите. Нужно многое успеть, прежде чем вы попадёте в Лорьян-Шоле… Гетбер, я передам ваше приветствие Эрнете, хотя вы и не просили этого. Она частенько вспоминает о вас. Иногда эти воспоминания сопровождаются нелестными отзывами, но всё-таки.
— До свидания, — пискнула я. И подскочила следом. Стол слегка пошатнулся.
— Когда вернётесь в Вейзен, Варвара, обязательно как можно скорее обратитесь к Вилсону Гилену! И пускай он встретит нас с вами. Клянусь честным драматургическим: я воссоздам вашу историю на сцене.
Мы расплатились за ужин на выходе, точнее, платил Гетбер, а я со стороны рассматривала деньги чужой империи, которые нашлись в карманах бессменного плаща. Деньги мне понравились… Как-то странно, наверное, звучит. Однако в Лейпгарте деньги выглядели куда проще: медные монетки с номиналами, лишенные изящества, и бумаги с портретами великих людей, о судьбе которых я все никак не найду времени разузнать.
А здесь даже деньги были изящными. На монетках выгравированы сплетения ветвей, причем чем больше (и, следовательно, дороже) монета, тем красивее ветви. Сначала на них можно различить бутоны, потом — листья, а после цветы и даже плоды, похожие на вишню.
Бумажные же деньги несут на себе изображения дворцов. Гетбер предложил лишь одну, и на ней дворец был весьма скромным. Однако я успела разглядеть ещё пару бумажек с куда более величественными постройками. И понадеяться, что однажды смогу лицезреть их собственными глазами…
— Варя, не обращай внимания на его слова, — попросил Гетбер, когда мы спускались по лестнице. — Он весьма против… противоречивый человек, но ничего опасного в себе не несёт.
— Хорошо. Не буду.
Пока мы сидели в ресторане, жёлтый свет успел смениться красным небом. И уж теперь оно предстало перед нами во всей красе. Всполохи алые, карминовые, рыжие слились в смертоносном вихре. Смертельно красиво… Я даже остановилась на мгновение, чтобы впитать в себя всю красоту этого мгновения. И Гетбер, конечно, остановился следом за мной.
Я думала, он мягко, но непреклонно обрушит на меня волну презрения… Из-за подробностей моего общения с Вилсоном, любезно раскрытых Каспаром Зупером. Но вместо этого Гетбер заметил лишь:
— Интересная у тебя фамилия.
— Ксанд? Сокращение от моей настоящей. Полностью так звучит — Александрова. Жутко?
— Жутковато, — согласился Гетбер. — Зато у меня весьма лаконичная и, по моему скромному мнению, благозвучная… По ещё более скромному мнению, она даже неплохо сочетается с твоим именем. Варвара Йенс… Довольно благородно.
— Гетбер, — я с укором взглянула на него.
— Очень грозный взгляд, — Гетбер улыбнулся, ничуть не испугавшись. — И всё-таки, пора тебе уже начинать потихоньку смиряться с тем, милая моя невестушка, что однажды моя фамилия станет нашей общей.
Он не стал расспрашивать меня о Вилсоне, а потому я не спросила у него, кто та самая таинственная Эрнета. Кое-какие догадки, самой собой, в моей голове родились. Но я решила оставить их при себе. Захочет, расскажет сам. Впрочем, кого я обманываю… Не захочет. Конечно, нет.
До того момента, как наш омнибус вновь тронулся с места, мы успели достаточно многое: побродили по улицам, чтобы я вдоволь налюбовалась белыми домишками, и запаслись провиантом на случай, если ночью вдруг очень захочется перекусить.
И я даже решила признаться — ещё не в своей мечте, но в маленьком событии на пути к её исполнению. В Анжоне уже почти полностью стемнело (однако темноту эту вполне успешно сглаживала белизна стен), до отправления оставалось не так много времени. Но мы все ещё толпились снаружи омнибуса, не решаясь заходить в душный салон.
— Гетбер, а помнишь взлом моей лаборатории в академии?
— Сложно такое забыть…
— Феранта говорила, что быстро расследовать взлом мешает отсутствие выраженного следа. А потом… во время разговора с Ирмалиндой, ты сказал, что различил её след, слабый. Но я ведь тоже…
Замолчала, пытаясь подобрать слова. И вспомнила вдруг:
— Помнишь, когда ты только узнал моё имя, ты сказал об его огненности. С помощью камней я твои слова подтвердила — мне удалось вызвать огонь на собственной ладони… Этот успех меня воодушевил. И в тот вечер, накануне взлома, я создала ещё одно заклинание. Ветер. Бытовой. Почему вы не смогли его распознать?
Гетбер, в отличие от домов, не блистал белыми цветами. Я бы даже сказала, кожа его была достаточно смуглой, насыщеннее, чем моя. Так что его удавалась различить куда хуже. Но кривоватую улыбочку я всё-таки различила.
— Я распознал след. Очень слабый и ненадёжный, но всё-таки. Он больше походил на след от более сильного заклинания, пролетевший пару коридоров и почему-то решивший остаться в твоей лаборатории на ночёвку.