
К тридцати годам у меня уже был опыт нескольких отношений. Длились они недолго и особых переживаний не приносили. Я расставалась с мужчинами легко и без обид.
Родители к этому времени умерли, так что я вполне комфортно устроилась в трёхкомнатной квартире на одной из тихих улочек столицы и работала юристом. Несколько подруг, зарплата, которой мне вполне хватало – казалось, в этой размеренной жизни просто нет места для кого-то ещё.
А потом появился он. Мой Арсений. Высокий голубоглазый брюнет, который будто не замечал защиту, которую я столько лет возводила вокруг своего сердца. Ворвался ураганом, красиво ухаживал с букетами алых роз и ресторанами. Когда он предложил стать его женой, согласилась, не раздумывая.
Его родители жили в небольшом посёлке, и тем же летом я поехала знакомиться с ними в роли невесты. Мама Арсения встретила меня прохладно. Что касается его отчима – я так и не поняла, радовался он моему приезду или поводу выпить. А вот младшая сестра, которой едва исполнилось пятнадцать, восторгалась за всю семью.
Свадьбу отмечали в небольшом кафе. Приглашенных было немного: три моих подруги, два друга Арсения, его родители и семья. Белое платье сидело на мне идеально, и казалось, что вот теперь меня ждёт «долго и счастливо».
Я полностью погрузилась в домашний быт. Научилась варить борщи, печь пироги и готовить сладости. Окружала своего мужчину заботой, и была счастлива, как никогда до этого.
Через два года я забеременела. Арсений заикнулся было, что нам пока рано и можно бы ещё пожить для себя, но увидев мой взгляд, сразу же взял свои слова обратно.
Именно в то время между нами начала разрастаться пропасть. Он продолжал жить так же, как и до беременности: встречался с друзьями, ходил на вечеринки. А вот мне больше ничего этого не хотелось. Внутри меня росло чудо, и я чутко вслушивалась в малейшие изменения своего состояния.
Когда прихватило поясницу и гинеколог направила меня в больницу, без раздумий отправилась туда.
Арсений за две недели, пока меня лечили, появился всего два раза, и второй – когда меня нужно было отвезти домой. В первый привёз вещи, которые мне были нужны и попытался внушить, что не стоит находиться в больнице и врачи просто перестраховываются.
Из-за беременности у нас стало меньше денег. Внезапно выяснилось, что именно я всегда оплачивала коммунальные услуги и продукты, а вот зарплата Арсения уходила на выплату кредита на машину и отдых с друзьями. Конечно, моя зарплата зависела от количества проектов, но я была не готова рисковать жизнью моей малышки.
Наша доченька Танюша родилась весной. На улице распускались первые цветы, воздух был необычайно сладок. Я смотрела на свою малышку и понимала, что она – самое лучшее, что со мной когда-либо случалось.
Через пару месяцев после родов пришлось вернуться на работу. К счастью, начальник не возражал, чтобы я работала дома и появлялась только передать или забрать документы.
Арсений мне совсем не помогал. Корил за то, что я себя запустила. За то, что дома не убрано и ему приходится самому разогревать себе еду. Казалось, чем дальше, тем больше мы превращались в незнакомцев.
Подруги успокаивали, что просто малышка слишком маленькая, а у мужчин интерес к детям появляется после того, как они заговорят. Советовали больше внимания уделять мужу. Я старалась, но чем дальше, тем сильнее отношения начинали напоминать карточный домик, который может разрушиться от малейшего дуновения. Мы продержались четыре года.
Думала, после того как выйду на работу, а Танечка пойдёт в садик, наши отношения с мужем улучшатся. Но этого не произошло…
Грузовик с заснувшим за рулем водителем протаранил машину, в которой мы с малышкой ехали. Ровно в том месте, где сидела дочка. Она умерла сразу же. Я попала в реанимацию. Отделалась переломом руки, травмой головы и трещиной ребра. Поэтому на похороны меня отпустили.
Смотрела в белое лицо своего ангелочка и не могла поверить в то, что всё происходит на самом деле. Наблюдала за всем словно со стороны.
Весь ужас ситуации дошёл до меня только вечером в палате. Ревела, что лучше бы забрали меня, не её. Не понимала, почему судьба настолько ко мне жестока.
Рыдала так, что врачам даже пришлось вколоть мне успокоительное. А потом и позвать психотерапевта, которая выписала мне таблетки. С ними стало проще. Боль притупилась настолько, что я смогла притвориться, будто могу продолжать жить дальше.
Квартира встретила меня пустотой. Не было не только мужа и его вещей, но еще и холодильника, телевизора, стиральной машины, микроволновой печи, дивана, кровати и даже кухонного стола. Взамен он оставил оповещение о своём желании развестись.
Помогли мне в этот период подруги. Утешили, посоветовали продать квартиру. Я и сама понимала, что это будет лучшим решением – слишком больно оказалось жить в окружении воспоминаний. Купила однокомнатную на окраине. Уволилась с прежней работы и устроилась туда, где никто не знал о моём прошлом.
А потом просто жила. Много читала, пыталась отвлечь себя рукоделием, но чем дальше, тем больше мне всё казалось лишённым смысла.
Прихожу в себя рывком. Словно моё сознание внезапно включилось. Вместо больничной палаты вижу бежевый балдахин; тоненькое одеяло; стены с местами потрескавшейся белой краской; побеленный потолок, в правом углу которого висит паутина; большой камин, сложенный из камней, и деревянную дверь напротив кровати, украшенную резьбой. Встать не получается, потому что во всём теле ощущается слабость.
Волосы лезут в лицо, убираю их и удивлённо смотрю на руку – она не моя. Тонкие изящные пальцы и молочно-белая упругая кожа, которая больше подошла бы юной девушке, а не женщине несколько лет назад отпраздновавшей сороковую годовщину. Поднимаю одеяло и обнаруживаю под ним грудь третьего размера. И это при том, что у меня и первый-то после родов едва вырос.
Уже почти решаюсь подняться и поискать зеркало, как в комнату входит пожилая сухощавая женщина лет пятидесяти. Прежде чем соображаю её о чём-нибудь спросить, она неприятно ухмыляется и подносит к моим губам чашку, приказывая:
– Пей!
Делать этого совершенно не хочется, но она смотрит так требовательно, что отказаться не решаюсь – пока не знаю, где именно оказалась, лучше не перечить.
У напитка странный вкус. Стоит допить его, как мысли начинают расползаться, и остановиться на какой-то одной совершенно не получается.
В следующий раз прихожу в себя, когда меня поднимают с кровати и куда-то ведут. Ощущения, как при высокой температуре: тело ломит и сложно сосредоточиться. С трудом переставляю ноги, поэтому радует, что пункт назначения оказывается за дверью, которую я не заметила из-за балдахина.
Женщина задирает на мне ночную рубашку, усаживает меня на унитаз и требовательно произносит:
– Давай! Быстрее!
Испражняться под взглядом незнакомого человека унизительно, но поскольку желания тела совпадают с её приказом и оставлять меня в одиночестве она явно не собирается, всё-таки делаю это. Женщина помогает мне вернуться на кровать, помогает сесть, опершись на подушки, и быстро скармливает какое-то не особенно вкусное варево. Потом чашка с отваром, и я снова перестаю соображать.
В следующий раз, когда женщина вливает в меня отвар, делаю вид, что глотаю, а сама оставляю его во рту. Стоит ей выйти из комнаты, выплёвываю жидкость, но что-то явно успевает проникнуть через слизистую, потому что становится сложнее думать. Сложнее, но всё-таки получается.
Вспоминаются любимые мной фэнтезийные книги про попаданок. Я в чужом теле, в незнакомом месте. И явно не совсем здорова. Возможно, прежняя владелица тела умерла, и я попала сюда вместо неё? Что это, если не сюжет одной из таких книг? На рай или ад точно не похоже. Правда, героини переходили через волшебные двери, но и такие, кто умирал в своём мире и переносился в другой, тоже были. Только что-то не припомню, чтобы хоть одну после пробуждения поили чем-то, что дурманило её разум. И что мне теперь делать? Признаваться точно не стоит – кто знает, как здесь относятся к попаданкам. Если бы такое произошло в моём мире, попаданку упекли бы в психушку. Это если бы она как-то дожила до этого момента, а не попала под машину или в руки какого-нибудь маньяка или преступника. Вдруг и здесь попаданцев не любят? Лучше уж молчать, пока не узнаю точно.
Радует то, что я понимаю язык. Он звучит непривычно, но я совершенно точно его понимаю. Если останусь в этой комнате, ничего хорошего ждать не приходится, так что нужно попробовать сбежать. Вот только как? Слабость такая, что даже до туалета дойти сложно. Может, если перестану глотать ту гадость, которой меня поят, станет легче? Стоит попробовать. Сдаваться точно не собираюсь.
Мысли возвращаются к прошлой жизни, но теперь меня от неё словно отделяет толстое стекло. Словно прошло много-много лет, и чувства, которые я тогда испытывала, остыли. Словно всё это было с кем-то другим.
Сама не замечаю, как проваливаюсь в сон.
Меня будит та же неприятная женщина. Отводит в туалет, затем кормит чем-то не особенно приятным на вкус. Морщиться или проявлять какие-то другие эмоции я себе не позволяю – не хочу себя выдать.
Когда женщина подносит к моим губам чашку с дурманом, дверь комнаты резко распахивается и внутрь решительно заходит седовласый крепко сбитый мужчина. Следом за ним прошмыгивает белокурая девочка лет четырёх в ветхом на вид платье и кричит:
– Мама! Мама!
Подбегает ко мне и хватается за мою руку. Ошарашенно смотрю на неё – в этом мире у меня есть дочь?
Женщина пытается влить в меня отвар, но я резко дёргаюсь, из-за чего чашка выскальзывает у неё из рук и содержимое проливается на одеяло. Женщина недовольно кривится и кричит на мужчину:
– Сейчас же выйдите отсюда! Баронесса больна и не принимает гостей.
Во взгляде мужчины появляется растерянность.
Если он не нравится этой женщине, то, возможно, он может мне помочь, поэтому, собравшись с силами, прошу:
– Не уходите, помогите мне!
Лицо мужчины суровеет, и он переводит взгляд на женщину:
– Что здесь происходит? И кто вы?
Та высокомерно задирает нос:
– Я экономка баронессы Аннари. Она болеет после того, как скинула ребёнка, и сейчас не в себе. Вам стоит уйти.
– Останьтесь, – настаиваю я. – Эта женщина меня опаивает каким-то наркотиком. Помогите мне, пожалуйста.
Малышка закрывает дверь на щеколду, потом возвращается, залезает на кровать, прижимается ко мне своим хрупким тельцем и робко спрашивает:
– Мама, теперь всё будет хорошо?
– Да, милая, – стараюсь вложить в ответ уверенность, которую совсем не испытываю.
– Они не разрешали мне к тебе приходить, а я так скучала! – губки малышки обиженно надуваются.
Сердце пропускает удар – именно так делала моя доченька, когда была жива. Не знаю, её ли душа в теле этого ребёнка, но раз так сложилось, что теперь я её мама – приложу все усилия, чтобы о ней позаботиться.
Прижимаю малышку к себе и говорю то, что должна в такой ситуации сказать хорошая мать:
– Я тоже по тебе скучала, милая.
Дочка начинает рассказывать, как ей жилось без меня. О том, что тёти были злые и она от них часто пряталась. Что уже созрели груши, поэтому она иногда бегает в сад их собирать. И мне может принести, если я захочу. Что в одном из сараев поселилась кошка вместе с котятами. Что ветер повалил дерево в парке. Что кукла осталась всего одна, но зато самая любимая.
Слушая её, радуюсь, что она воспринимала всё происходящее, как приключение.
Сложно сказать, как скоро раздаётся стук в дверь. Мужчина, на помощь которого я сейчас надеюсь, сообщает, что это он и что преступницы пойманы.
Дочка впускает его внутрь. Мужчина садится на стул возле изголовья и вздыхает:
– Жалею, что не приехал раньше. Узнав о смерти вашего мужа, месяц сомневался, стоит ли вас проведать. Кто же знал, что тут такое. Простите, госпожа, я не представился –поручик Рансон. Служил под началом вашего мужа, но был комиссован из-за ранения. Лекари сделали всё, что было в их силах, но так до конца и не смогли избавить меня от хромоты. Но я всё равно рад, что ваш муж спас мне жизнь. И рад, что теперь могу вернуть ему этот долг.
– Простите, – осторожно произношу я. – Я сейчас не в себе. Меня чем-то опаивали. Помню только своё имя и то, что у меня есть дочка, а остальное словно в тумане. И чувствую ужасную слабость.
– Точно! – Рансон хлопает себя по лбу. – Сейчас!
Ищет что-то в карманах, а затем достаёт кулон на цепочке и протягивает его мне:
– Возьмите! Он, конечно, заряжен не полностью, но вам должно хватить.
Растерянно беру кулон и с недоумением кручу в руках, рассматривая простой серебряный овал без какого-либо рисунка. Уточняю:
– Что значит «заряжен не полностью»?
– Простите! – спохватывается мужчина. – Вы, наверное, никогда раньше не видели таких артефактов. Как-то не подумал! Сожмите его в ладони, и он сам всё сделает.
Делаю, как он сказал, внутренне поражаясь, что в этом мире есть артефакты, а значит, и магия.
Чувствую, как по руке поднимается тёплая волна, и надеюсь, что всё идёт правильно. Очень хочется расспросить, как эта штука должна работать, только вдруг в этом мире такое каждый знает? Лучше держать язык за зубами.
Тёплая волна доходит до груди и словно растекается по телу. Голова проясняется окончательно, а из тела уходит слабость. Проверяю это, покрутив рукой и удовлетворённо улыбаюсь – не показалось!
– Вы только не торопитесь вставать, – с улыбкой произносит Рансон. – С исцеляющими амулетами всегда так – кажется, что поправился, но стоит начать что-то делать, тут и понимаешь, что только кажется. Лекарь говорил, что магия лишь ставит латки и помогает быстрее восстановиться, но не излечивает одномоментно. Лучше не спешить и дать организму исцелиться полностью.
Улыбаюсь:
– Давно не мыслила настолько ясно.
– Не удивительно… Я вообще не понимаю, как вам удалось сохранить рассудок.
– Не думаю, что удалось, ведь я почти ничего не помню из того, что было до болезни, – качаю головой я.
– Это не беда. Со временем со всем разберётесь. Главное, что и вы, и ваша малышка живы. Сейчас соображу перекус, а завтра с утра поведу преступниц в город – за то, что они с вами пытались сделать, им прямой путь на плаху.
– И повариху?
– Так в сговоре они были. Я как припугнул, они всё и выложили. Ваша свекровь заплатила им, чтобы они избавились сперва от вашего нерождённого ребёночка, а потом и от вас. Конечно, будет их слово против слова баронессы, поэтому упечь её не получится. Но за свои злодеяния они заплатят.
– Спасибо вам.
– Да не за что. Ладно, пойду вам еды соображу.
– Спасибо.
– Я вам покажу, где что лежит, – дочка подхватывается с кровати, подбегает к мужчине и с важным видом берёт его за руку.
Когда дверь за ними закрывается и я остаюсь одна в тишине, то надеюсь, что мне это всё не приснилось, как показалось на мгновенье.
Еду Рансон приносит через час. Яичницу, три куска ветчины и ломоть хлеба. Смущённо улыбается:
– Я в готовке-то не особо силён. Уж что смог.
– Спасибо вам! Всё выглядит очень вкусно, – и мой желудок подтверждает это голодным бульканьем.
Съедаю всё подчистую и запиваю водой. Сейчас эта еда кажется самым вкусным, что я ела в этом мире.
Из отражения на меня с любопытством смотрит девушка с очень необычным цветом глаз – серым с ярко-зелёными прожилками. Пухлые губы, высокие скулы, белоснежная кожа, волосы золотистые и длинные, только жирные и нечёсаные. Под глазами залегли тени, да и фигура выглядит слишком худой: тонкие ручки и ножки, никаких жировых запасов на боках или животе. Она всегда такая была? Или это последствие приёма того дурманящего зелья?
На вид мне не дашь больше двадцати лет. Если дочке четыре, получается, я родила её в шестнадцать? Здесь принято рано выходить замуж и рано заводить детей? Нужно будет узнать.
То, что я теперь молода – это несомненный плюс. Никаких болей в спине и хронических болезней. Обнадеживает также наличие водопровода – я много смотрела и читала про прошлые эпохи, и времена, когда приходилось пользоваться горшком и нагревать воду, меня, как типичную городскую жительницу, всегда приводили в ужас. То, что здесь есть магия, тоже очень интересно. Нужно будет разузнать об этом.
На всякий случай вспоминаю фэнтезийные книги, кладу на тумбочку волосок и пытаюсь сдвинуть его силой мысли. Потом пробую зажечь свечу. Если у меня и есть магия, она никак себя не проявляет.
В шкафу обнаруживается пять платьев на вешалках, два из которых тёплые, два – летние, а одно явно праздничное; две ночные рубашки; три блузки; юбка и пять шортиков из бельевой ткани – вероятно, это замена трусам. Ещё нахожу свёрнутую шубу, тёплую шаль, кофту, ботинки, сапоги и сандалии.
Рансон называл меня баронессой. Как-то не так я себе представляла жизнь баронесс. Нужно постараться узнать об этом мире побольше. Но с другой стороны, вопросы могут вызвать подозрение. Ладно, сориентируюсь по ситуации.
Интересно, что там за окном? С усилием отдергиваю вбок тяжелую портьеру. Стекло бугристое, пыльное и грязное, но сквозь него с высоты второго этажа вижу неухоженный сад с плодовыми деревьями, трёхметровую каменную стену, за ней луг и лес, который тянется до горизонта.
Почувствовав усталость, возвращаюсь в кровать, и стоит моей голове коснуться подушки, проваливаюсь в сон. Снится мне девушка, которую я видела в зеркале. Она смотрит на меня заплаканными глазами и просит:
– Позаботься, пожалуйста, о моей девочке. Пожалуйста! Молю тебя!
– Я постараюсь сделать всё, что смогу, – отвечаю ей.
– Спасибо!
Утром просыпаюсь со странным ощущением, словно этот сон – не просто сон. Но не то чтобы меня это как-то особенно волнует – я бы в любом случае позаботилась о малышке и без всяких просьб. Если уж судьба дала мне шанс снова стать матерью, постараюсь этим шансом воспользоваться.
Поднявшись, чувствую, что сегодня сил у меня прибавилось. Умываюсь и переодеваюсь в платье, надеваю туфельки и отправляюсь обследовать место, в котором оказалась.
Пол настолько пыльный, что явно заметна дорожка, ведущая к лестнице, расположенной в середине коридора и делящей его на два крыла. В каждом крыле по четыре двери. Из любопытства заглядываю в ту, что расположена напротив моей, и обнаруживаю там кабинет. Стол и кресло закрыты чехлами, шкаф у окна выглядит обшарпанным, в углах паутина, всё покрыто пылью. Запах сырости.
Спускаюсь на первый этаж и оказываюсь в просторном холле. Здесь тоже пыльно. Похоже, экономка и кухарка совсем не убирались. По протоптанной среди пыли дорожке сворачиваю направо. Навстречу мне выбегает радостная дочка:
– Мама, ты проснулась!
Обнимает меня своими тоненькими ручками, и я обнимаю её в ответ. Спрашиваю:
– Где здесь кухня?
– Пойдём! Отведу тебя.
Малышка берёт меня за руку и ведёт по коридору, а затем открывает дверь, которой он заканчивается.
Кухня пять на пять метров. У одной стены расставлены шкафчики, мойка, плита необычного вида – четыре металлических круга на простой деревянной поверхности. В одном из углов свалены разломанные табуретки и остатки какой-то другой мебели. Повсюду мусор и грязная посуда. Более-менее чисто только на кухонном столе, где стоит сковорода с омлетом, тарелка с нарезанным хлебом и ломтями окорока.
Здесь есть две двери. За одной обнаруживаются ступени, ведущие вниз, за второй – небольшая веранда и выход на улицу.
– Дядя Рансон уже уехал и оставил нам завтрак, – важно сообщает дочка.
– Садись за стол. Сейчас помою тарелки и столовые приборы.
– Да, мама.
Вместо средства для мытья посуды лежит мыло, а вместо губки – тряпочка. Горячая вода есть, и это меня очень радует. Сперва хорошенько отмываю тряпочку, а уже потом берусь за посуду. Чтобы не заставлять малышку ждать, мою только то, что потребуется нам сейчас, но уже твёрдо знаю, что после завтрака займусь уборкой – жить в такой грязи совершенно не хочется.
Во время завтрака узнаю, что экономка и повариха молили господина Рансона о пощаде, но он на них совершенно не обращал внимания. Связал верёвкой, сел на коня и отправился в город. Девочка рассказывает это с такой радостью, что у меня невольно вырывается вопрос:
– Они тебя обижали?
Малышка немного тушуется, а потом по-взрослому вздыхает:
– Это уже не имеет значения. Главное, что теперь ты поправилась и мы снова вместе.
Закончив с посудой, начинаю разбирать шкафчики. В одном нахожу соль, соду, уксус и большую бутыль растительного масла. Во втором – деревянную коробочку с сухофруктами, жестяную с чаем и ещё одну с засохшим печеньем.
В других шкафчиках обнаруживается посуда и различные принадлежности для готовки: противни, сковороды, кастрюли, половники и тому подобное.
Открыв очередной, неожиданно нахожу в нём кусок мяса и сливочное масло. На ощупь они холодные, но никакого льда или чего-то подобного нет. Стенки шкафчика прохладные, но как будто равномерно. Неужели магия? Насколько будет странно, если я об этом спрошу? А вдруг здесь это каждый знает? Лучше уж приберегу вопросы для каких-то более важных случаев. В конце концов, какая мне разница? Главное, что работает.
В ходе дальнейшей уборки обнаруживаю большую жестяную коробку со свечами и металлической палочкой, на боку которой нарисована какая-то закорючка. Зажигалка? Экспериментировать не решаюсь.
Отмыв кухонный уголок, возвращаюсь в кладовку и набираю продукты для супа. Посмотрев на коробку с яйцами, спохватываюсь – если Рансон связал кухарку и экономку еще вчера, куры наверняка голодные. Уточняю у дочки:
– А ты знаешь, чем кормят кур?
– Конечно! – восклицает она. – Пойдём, покажу.
Малышка приводит меня на скотный двор, заходит в один из сараев и откидывает крышку с небольшого деревянного бочонка:
– Пары горстей будет достаточно. И нужно обязательно плотно закрыть, чтобы мышки не забрались.
– Понятно.
– А ещё нужно посмотреть, снесли ли курочки яички.
– Хорошо.
Покормив кур и отыскав два яйца в курятнике, возвращаемся в дом. Я приступаю к приготовлению супа. Наливаю в кастрюлю воду и озадаченно хмурюсь: совершенно непонятно, как включить плиту. Опять выручает дочка. Она откидывает часть боковой панели и показывает регуляторы температуры для каждой из конфорок. Стоит повернуть один из них, как конфорка моментально краснеет.
Пока вода закипает, успеваю покрошить четверть луковицы, морковку, несколько кусочков окорока и добавить горсть крупы. Жалею, что нет приправ, но уж как есть.
Пока готовится суп, убираю паутину, отмываю окно и пять целых табуреток. Под конец чувствую себя очень уставшей, но довольной – теперь будем есть в чистоте.
Пообедав, с трудом поднимаюсь к себе в комнату и ложусь на кровать. Дочка какое-то время сидит со мной, а потом убегает.
Просыпаюсь ближе к вечеру. На кухне Рансон ест суп. Увидев меня, встаёт с места и кланяется:
– Госпожа, вам уже лучше?
– Да, – киваю я. – Даже нашла в себе силы для уборки.
– Вам не стоило! Вы же знатная дама! Наверняка дом вам достался с деревенькой, а то и с несколькими – завтра можем сходить к старосте и попросить помощи с уборкой.
– Не люблю есть в грязи, – улыбаюсь я. – Как ваша поездка?
– Отвёз этих злодеек в город и сдал следователю. Тот с ними особо не церемонился – надавил, да они во всём и сознались. Повесят их. Оказалось, одна зелье варила, а вторая вам спаивала, так что виноваты обе. Не переживайте, я с вами останусь и помогу чем смогу, одну не оставлю.
– Спасибо, – искренне благодарю я. – Если честно, мне немного страшно остаться здесь одной – я ведь даже не помню, что это за место и как я здесь оказалась. И как жить дальше, совершенно не знаю.
– Совсем ничего не помните?
– Что-то помню. Своё имя, например. И дочку. На этом всё.
– Я вам много не расскажу. Мы с покойным бароном не так чтобы шибко дружили. Но человеком он был хорошим, надёжным, и вас очень любил.
– Он был военным?
– Да. Генералом. Как вы забеременели, так на год домой вернулся, а потом снова в армию.
– Сейчас война?
– Нет. Но соседи бывает балуют, да и контрабандисты всякие, мародёры, бандиты. Вот и посылают армию, чтобы стишить.
– Как умер мой муж?
– В стычке с соседями. Как мне рассказывали, солдат спас, а себя не уберёг – арбалет прямо в глаз попал. Видать, какой-то враг притаился, да и отомстил.
– Давно это было?
– Четыре месяца назад. Я в запасе был, как раз в госпитале поправлялся после ранения. От солдат и узнал.
– Но этот дом выглядит нежилым. Мы до этого жили в другом месте?
– А то! В столице.
– Но как тогда мы с дочкой оказались здесь?
– Когда пришёл в тот дом, выяснил, что сейчас там проживают мать барона и его младший брат, а вас нет. На порог меня не пустили, но я слуг поспрашивал и выяснил, что вы уехали в усадьбу. Подробностей не знаю, вы уж не обессудьте. А вы никаких бумаг не находили?
Качаю головой:
– Нет, но я и не искала.
– Думаю, в вещах этой так называемой экономки что-то может быть. Но лучше давайте завтра поищем – пока мы не знаем, как обстоят дела с деньгами, стоит экономить. И на свечах тоже.
– Разумно.
Казалось, я в подвале уже всё видела, и теперь уверена, что ничего, похожего на артефакт, там нет, но не спешу высказываться – слишком мало знаю об этом мире, чтобы умничать. Вполне могла по неопытности не опознать артефакт.
Рансон внимательно осматривает стены подвала, а потом уверенно дёргает один из подсвечников. Слышится скрежет и часть стены отъезжает в сторону.
С удивлением рассматриваю ряд белых камней с нарисованными на них рунами. Какие-то камни едва светятся, какие-то не светятся совсем.
– Что тут у нас? – деловито произносит Рансон. – Защитный артефакт выдохся, от птиц – вот-вот закончится, нагревателя воды хватит на месяц, плита продержится два, холодильный шкаф – пять недель, защиты от грызунов и жучков в подвале хватит на год. Не так плохо, как я опасался.
Решаюсь уточнить:
– А как вы это поняли?
– Подойдите поближе. Видите, тут отметки сбоку на камнях?
Приглядевшись, действительно их замечаю.
– Обычно в таких домах артефакты ставят с расчётом, чтобы на пять лет хватило. Каждая чёрточка – один год. Видите, на артефакте от грызунов вся отметка светится?
– Вижу.
– Вот! Значит, на год его хватит.
– А как вы поняли, что нагревателя воды хватит на месяц?
– Так чёрточка же!
– Но ведь наверняка количество воды рассчитывалось на то, что дом будет постоянно заселён – вон сколько комнат – а нас всего трое.
– И то верно! Значит, на подольше хватит. Но всё равно лучше прикупить магический накопитель – зимой-то мы до города добраться не сможем.
– Зимы здесь настолько снежные?
– Конечно. И дороги, как вы в ваших столицах привыкли, никто не чистит. Да и опаснее зимой – волки могут начать лютовать.
Только волков мне и не хватало! Решаю пока уточнить другое:
– Может быть, стоит попробовать доехать до столицы и разобраться с завещанием?
– Копия у законника наверняка будет. А если даже ваш муж не оставил завещания, нелишне уточнить про вашу долю.
– А сколько займёт путь до столицы?
– На портале мгновенно, но потребуется сто золотых только в одну сторону. На дорожной карете путь два месяца займёт. И умаетесь – целый день в дороге не каждый сдюжит. А с караваном и того дольше – даже если найдёте такой, который до столицы прямиком идёт, всё равно он будет на торг останавливаться – месяца четыре, не меньше. Зато и безопаснее. Но если снег выпадет, в некоторые дни придётся метель пережидать. И вообще, продвижение будет очень медленным. Да и холодно. В общем, советую я вам это до весны отложить – как дороги просохнут, так и ехать можно. А по стоимости… Сложно сказать. Там ведь ещё и на постоялых дворах платить нужно будет, и кушать что-то. Думаю, в десять золотых уложитесь, если с караваном. А если на дорожной карете, то и все тридцать.
– А на своей карете нельзя?
– Тогда нужно будет охрану нанимать, а это в денежку встанет. Потребуется минимум пять охранников. Каждому по золотому, ночлег и еду – то на то и выйдет.
– Чтобы съездить в ближайший город тоже охрана нужна будет?
– Тут места глухие, далёкие от тракта, поэтому бандиты редкость. К тому же я с вами поеду, и староста мужиков выделит, так что бояться нечего.
– Значит, вы советуете подождать до весны, а потом уже в столицу ехать?
– Верно.
– А как можно узнать, что мне должны платить деревенские?
– Так у старосты должна быть учётная книга. В ней он пишет, когда и что отдавал. Обычно десятая часть урожая, но могут и деньгами. А ещё деревенские должны отрабатывать по дню в месяц.
– Каждый или одна семья?
– Все, кому стукнуло двадцать один.
– Понятно. Ладно, тогда позову дочку и пойдём сейчас. Лучше не откладывать.
– В этом платье? – он с сомнением осматривает мой наряд.
– А что с ним не так?
– Вам лучше понаряднее одеться, чтобы сразу правильно себя поставить. Чтобы видно было, что госпожа пришла.
– Ладно, тогда переоденусь и дочку переодеться попрошу… Вы же поможете мне со старостой?
– А то! Уж в нужде не оставлю.
Переобуваюсь в ботинки, потому что они выглядят понаряднее туфель; выбираю блузку, отделанную у ворота кружевами, и самую приличную юбку. Потом помогаю переодеться в более приличное платье дочке и мы возвращаемся к Рансону.
Он меня оглядывает и качает головой:
– Не хватает украшений.
– В своих вещах я их не нашла.
– Тогда нужно осмотреть вещи экономки и поварихи – зуб даю, обнесли они вас.
– Так и сделаем.
Чтобы сэкономить время, осматриваем разные комнаты. Я выбираю ту, в которой нашла бумаги. Под бумагами обнаруживаю несколько отрезов ткани, а на самом дне деревянную шкатулку. В ней нахожу ещё десять золотых монет, комплект с изумрудами и три золотых кольца, одно из которых с бриллиантом.
Деревенька, в которую мы приходим, действительно всего на шесть дворов. Дома и заборы сделаны из дерева. Выглядит всё аккуратно, что меня радует. Привычных огородов нет, зато за деревенькой тянутся поля.
Рансон выбирает самый большой дом и стучится. На стук выходит высокий и мощный мужик с длинной чёрной бородой. Улыбается неприветливо:
– Чего надобно?
– Ты как с госпожой разговариваешь?! – возмущенно шипит Рансон.
Мужик испуганно округляет глаза и сгибается в поклоне:
– Прощевания прошу, госпожа. Прощевания прошу – сослепу не признал!
– Ничего страшного, – произношу я, надеясь, что реагирую правильно.
Рансон одобрительно мне кивает и строгим голосом спрашивает:
– Ты староста?
– Я.
– Дело у нас к тебе.
– Проходите в избу, там и поговорим. Игнатом меня зовут. Жена моя враз стол накроет. За едой оно всяко приятнее.
Пройдя просторные сени, попадаем в большую комнату, у одной стены которой вижу русскую печь, какие можно встретить наших деревнях. Окна занавешены светлой льняной тканью, на полу шкура какого-то зверя, в шкафу расставлены глиняные тарелки и другая посуда. У окна длинный стол, за который нам и предлагает сесть староста. А потом гаркает:
– Марыся!
На кухню вбегает полноватая брюнетка в сарафане, на ходу привычно заводя:
– И чего ты…– но увидев нас, осекается.
– Госпожа наша пожаловала в гости, – важно произносит мужик. – Собери на стол.
Женщина начинает суетиться и носиться по комнате. Наблюдаю за ней молча. Неудобно себя чувствую, но поскольку Рансон ничего не говорит, молчу и я.
Через десять минут на столе оказывается кувшин с молоком, тарелка с ломтями белого хлеба, рассыпчатый творог, тарелка с мёдом, копчёное мясо и пирожки.
– Можно? – прежде чем что-то взять, спрашивает у меня дочка.
– Можно, – заверяю я.
Она накладывает в тарелку творог, поливает его мёдом и просит налить ей молоко. Рансон сооружает себе пару бутербродов. Я съедаю пирожок и хвалю хозяйку:
– Спасибо за угощение – очень вкусно.
– Ох, – она явно смущается. – Спасибо, госпожа.
– Вы, стало быть, уже поправились? Рад, очень рад, – произносит Игнат.
– Поправилась, – кивает Рансон. – И теперь хочет на учётные книги взглянуть, да и заняться восстановлением поместья.
– Собираетесь остаться у нас на зиму?
Староста адресует вопрос мне, но отвечает ему снова Рансон:
– Да, госпожа будет зимовать в поместье.
– А вы кто такой будете?
– Так эконом я новый.
– А со старой экономкой что?
– Нечистой на руку оказалась, вот госпожа её и выставила.
– Это хорошо, – одобрительно кивает староста. – Мне она сразу не понравилась… Сейчас я все книги вам принесу. Налоги в королевскую казну исправно платим, а десятину для господ я на деньги обменивал, да оставлял. Всё до копеечки сберёг. За все пять лет.
Староста приносит книги учёта, которые похожи на полуобщие тетради с плотными листами. Там написано, какой у кого был урожай, надои, кто сколько дичи принёс и так далее; рядом стоит сумма налога в казну и та, что полагается мне.
Получается в год два золотых плюс одна-две серебряные монеты. Интересно, хватит ли этого нам с дочерью, чтобы нормально жить? Как-то я в этом не уверена.
Староста отдаёт мне деньги, а Рансон произносит:
– В этом году возьмём десятину урожаем. А ещё нам нужны люди, чтобы привести дом в порядок. И слуги.
– С домом мы вам поможем. После обеда бабы с леса вернутся, пришлю вам нескольких. И мужиков, чтобы, значица, траву в саду покосили и ещё, что нужно. Дрова тоже привезём. А вот со слугами сложнее – у нас всего шесть дворов. Так сразу и не соображу, кого можно к вам определить.
– Так ты Асю отправь, – подсказывает его жена, а для нас поясняет: – Сирота она, племянница Миколы нашего. Сестра евоная померла, а дочку отправили к нему жить. Девка ещё в пору не вошла, но по дому всё умеет. У Миколы своих пятеро, он рад будет племянницу пристроить.
– Это да! – соглашается староста. – А кухарку в городе лучше наймите. Как вернётся Ася, так я и скажу ей к вам бежать.
– Договорились, – кивает Рансон. – Ещё госпоже в город нужно.
– Через три дня сам и отвезу. Правда, экипажов у нас нет.
– Ничего страшного, – заверяю я.
– Как скажете.
Прощаемся довольные друг другом.
Становится интересно, какие тут цены. Если с шести дворов десятая часть их урожая и добычи оценивается в два золотых, я, получается, богата? Или нет?
Как только уходим из деревни, решаю это выяснить.
– Рансон, расскажи, пожалуйста, о местных ценах. Сколько стоит зарядить наши артефакты, сколько уйдёт на закупку продуктов на зиму? А ещё для дочки нужно будет купить одежду на холодное время – в её вещах я никакой тёплой верхней одежды не нашла.
Идея со списком действительно хороша. Вот только если местный язык я каким-то образом понимаю и читать тоже получается, то с письмом это не работает. Пусть уж Рансон сам составит список, а я если что дополню.
Судя по всему, мне придётся зимовать в этой усадьбе. Вода нагревается с помощью артефакта, а вот ничего похожего на батареи я не видела. Зато в комнатах есть камины или печки. Как я успела заметить, некоторые из них работают сразу на два помещения. Если останусь в своей комнате и размещу дочку в соседней, придётся протапливать не только спальни, но ещё и коридор с холлом. И ванну тоже.
Пожалуй, стоит перебраться в то крыло, где находится кухня. Если мы закроем дверь, ведущую в холл, и будем пользоваться кухонной дверью, чтобы выйти на улицу, дров уйдёт меньше.
И переселиться в спальню на первом этаже. И переселить дочку во вторую спальню в том же крыле.
Рансон ночует в комнате прислуги, но можно переделать под его спальню кабинет. А столовую – в гостиную.
Чем дольше кручу эту идею в голове, тем больше мне она нравится. Озвучиваю её Рансону. Он какое-то время думает, а потом произносит:
– Знаете, пожалуй, лучше так и сделать. Только насчёт меня вы зря беспокоитесь – я много лет служил в армии и привык к гораздо худшим условиям. От более удобного матраса я бы не отказался, но в остальном моя комната меня вполне устраивает.
– Вы уверены?
– Конечно. Раз уж мы решили устроить перестановку, нам следует заранее определиться, какую мебель в какую комнату нужно перенести.
– Конечно. Пойдёмте.
Обстановка гостевых спален меня почти устраивает. В будущей спальне дочки нужно убрать часть мебели, а в свою комнату я присматриваю удобное кресло, журнальный столик и настольную лампу. Проводов у неё нет, а вместо лампочки круглый стеклянный шар. Нажимаю на выключатель, но он не загорается.
– Мы с вами забыли, что нужно будет ещё зарядить осветительные артефакты, – вздыхает Рансон.
– Это дорого?
– Если будем заряжать только те, что в этом крыле, в золотой уложимся.
– Понятно.
Продолжаем осмотр. Мебель в гостиной первого этажа мне не особенно нравится – белая с золотом ткань обивки кажется слишком маркой. А вот тёмно-синяя на втором – отлично подходит. Также решаю, что стоит перенести один из книжных шкафов – собираюсь за зиму прочитать как можно больше книг, чтобы узнать о местной жизни. Каждый раз подниматься для этого наверх не хочется.
У входа на чердак останавливаюсь в задумчивости, но всё-таки спрашиваю у Рансона:
– Вы можете его открыть?
– Конечно, – кивает он.
Достаёт нож, ковыряется в замке около минуты, а потом мы слышим долгожданный щелчок. Не думала, что военных учат открывать замки, но сейчас это умение кстати.
На чердаке ещё более пыльно, чем внизу. Здесь много какой-то мебели, накрытой чехлами, и деревянных ящиков разных размеров. Рансон просит меня остаться у двери, а сам отправляется вглубь. Поднимает несколько чехлов, выборочно заглядывает в коробки, и потом сообщает:
– Мебель, которая здесь находится, или устарела, или сломана. В двух ящиках одежда, в остальных – картины и статуэтки. Пыли столько, что вам лучше подождать, пока здесь уберутся, прежде чем заходить самой.
– Хорошо. Так и поступим.
Когда спускаемся на первый этаж, к нам подбегает дочка:
– Вот вы где! А я вас искала.
– Мы осматривали дом, – улыбаюсь я. – Хочу переделать несколько комнат. И ещё сделать нам с тобой спальни на первом этаже.
– И мне тоже?
– И тебе тоже.
– Здорово! А если у меня будет своя большая комната, могу я перенести в неё кошку с котятами?
– Конечно, милая. Пойдём на неё посмотрим.
Кошка обнаруживается в сарае скотного двора. Дочка зовёт её:
– Чернышка! Выходи! Хочу познакомить тебя с мамой.
Из-за кучи хлама выглядывает сперва пушистая чёрная мордочка с удлинёнными ушками и ярко-жёлтыми глазами, а потом и целиком выходит животное размером с ротвейлера. Чёрное и пушистое, с длинным пушистым кошачьим хвостом.
Пока я удивлённо хлопаю глазами, Рансон спокойным голосом спрашивает:
– Татина, ты дала ей имя, и она на него откликается?
– Конечно! – уверенно заявляет девочка.
А я понимаю, что впервые слышу, как зовут мою дочь. Её имя так похоже на имя Татьяна, которое было у моей дочери на Земле, что сердце пропускает удар. Удивительное совпадение.
– Похоже, у вашей дочки есть магический дар.
– Почему вы так думаете? – уточняю я.
– Это же амани, – кивает он головой на кошку, – они очень умные и осторожные. Только маги умеют находить с ними общий язык.
– Она не опасна?
– Для Татины – нет. Наоборот. Кошка будет её защищать и не причинит ей вреда. Татина, спроси, хочет ли твоя подруга переселиться в твою комнату.
Ася будит меня на рассвете. Одеваюсь, помогаю одеться дочке, и мы дружной компанией отправляемся в деревню.
Карманов в платье нет, никаких сумок я тоже не нашла, поэтому сорок золотых отдаю Рансону, двадцать прячу в корсаж, ещё три кладу в кошелёк – в этом мире тканевый мешочек, который нужно привязать к поясу.
Рансон садит Татину на коня, а сам ведёт его в поводу. Она так счастливо улыбается, что становится совестно – за всеми заботами я уделяла ей слишком мало внимания. Нужно будет это исправить, когда вернёмся в усадьбу.
Увидев нашу компанию, староста просит обождать, а потом выкатывает ещё одну телегу в дополнение к тем двум, что уже стояли на улице. В ближайшую залезают четыре мужика, а нам староста указывает на другую, которая отличается от остальных тем, что на лавку, где полагается сидеть, наброшено пёстрое одело. Усаживаю в середину дочку, и мы трогаемся.
Рессор на телеге совершенно точно нет – моя пятая точка чувствует каждую ямку и каждую кочку на дороге. Пытаюсь сесть по-всякому, но, похоже, удобного положения просто не существует. Если рессор нет и у дорожных карет, три месяца покажутся адом. И ладно я, но дочке будет ещё тяжелее.
Чем дальше, тем сложнее отгонять от себя мрачные мысли. Зато увидев вдалеке дома, за которыми возвышается крепостная стена, чувствую огромное облегчение.
Рансон распоряжается ехать к постоялому двору «Два петуха» на окраине города. Снимает комнаты, договаривается об уходе за лошадьми, отсчитывает три серебряных за всё, а потом мы берём с собой старосту и отправляемся смотреть, что и где можно купить. К моему огромному облегчению, пешком.
Пока идём, с любопытством осматриваюсь по сторонам. На окраине города расположились внушительного вида особняки, некоторые трёхэтажные. Часть из них украшена колоннами и лепниной, многие больше походят на домики, что я видела на картинках про Италию. Центральная дорога и те, что ведут к особнякам, вымощены булыжником, а вот остальные дороги выглядят как наши просёлочные. За богатым кварталом идёт тот, в котором явно живут без достатка – дома здесь одноэтажные, рядом с каждым есть небольшой огородик с грядками. Потом начинаются ряды двухэтажных домов без собственных земельных участков. Транспорта почти нет: изредка можно встретить телеги, один раз я увидела экипаж. Всадники на лошадях встречаются чаще всего. И все они мужчины.
По пути замечаю три лавки, в которых продают мясо и овощи (это можно рассмотреть через открытые нараспашку двери), но никаких других магазинов или кафе здесь нет.
Горожанки одеты в платья самого простого покроя – без выточек и подвязанные пояском. Подолы длиной выше середины щиколотки я не увидела, так же как и брюк на женщинах. Декольте скромные, но не пуританские. На некоторых дамах кокетливые шляпки, но большинство с непокрытой головой. Что касается причёсок, то либо распущенные волосы, либо косы, либо хвост на затылке. А вот макияжа, похоже, на дамах нет, либо он очень незаметный.
Мы сворачиваем с главной дороги и подходим к рынку. Самые удачливые торговцы стоят за деревянными прилавками, а остальные разложили товар прямо на земле. Причём торгуют всем без разбора – изделия кузнеца соседствуют с пирожками и тканями. Рынок не особенно большой – за полчаса обходим его полностью.
Прошу старосту назвать здешние овощи и фрукты. Так мне удаётся выяснить, что помидоры здесь ярко-оранжевого цвета, а свекла – нежно-розовая. В остальном всё очень похоже на то, что росло в моём мире.
Привычных мне сумок нет – местные ходят с корзинами или с мешочками, которые крепятся к поясу. Покупаю себе небольшую корзинку на случай, если захочется что-то купить, а я не найду ничего удобнее.
Часть рынка, где продают животных, отделена оградой. Договариваемся, что сегодня идти туда смысла нет.
– До какого часа работает рынок? – уточняю я у старосты.
– До темноты.
– Одежду и обувь можно купить только в этом месте?
– Есть ещё торговая улица.
– Покажи, пожалуйста.
Торговая улица вымощена плиткой. Дома на ней двухэтажные и часть из них имеет витрины. Проходим мимо ювелирного магазина, лавки кузнеца, лавки оружейника, продуктового магазина, загадочных "Женских радостей, постоялого двора, магазина тканей и, наконец, доходим до магазина готовой одежды. Ценников на вещах нет, поэтому приходится расспрашивать хозяйку – черноволосую даму в почтенном возрасте. Ткани и качество пошива здесь выше, чем на рынке, поэтому решаю вернуться сюда с дочкой. Лучше пусть будет немного дороже, зато качественнее.
Дальше расположилось заведение под названием «Пивнуха». Через открытую дверь видны столики, за которыми расселись мужчины разных возрастов.
За ней здание пекарни. Захожу внутрь, чтобы купить что-нибудь вкусненькое. Выбор того, что здесь пекут, оказывается не особенно большим: белый хлеб, тёмный хлеб, пирожки и пироги.
Проходим мимо харчевни «Сытый гусь» и приближаемся к обувной лавке. Качество обуви мне нравится здесь больше, чем на рынке, так что решаю приобрести обувь для дочери именно тут.
Дальше по пути аптека и мастерская артефактора, но туда я решаю заглянуть позже. За ними магазин с посудой и товарами для дома, а потом начинается сквер, засаженный липами.
Вернувшись на постоялый двор и пообедав, узнаю, что до закрытия работного дома ещё полно времени, поэтому тем же составом, только с Асей и Татиной в довесок, возвращаемся на торговую улицу. Покупаю обеим домашние платья, тёплые платки, кофты и шапки. Татине дополнительно приобретаю шубку и парочку тёплых платьев. У обувника подбираем зимние и осенние сапожки, а потом дружной толпой отправляемся в работный дом.
На рассвете служанка будит меня и сообщает, что стекольщик и печник уже пришли и ожидают внизу. Прошу её разбудить Рансона и старосту, а сама быстренько умываюсь, заплетаю косу и спускаюсь в общий зал.
Я в печах и окнах ничего не понимаю, поэтому киваю с умным видом и позволяю Рансону вести переговоры самостоятельно. Он сперва спрашивает у обоих рекомендации и об умениях. Потом уточняет у стекольщика, может ли он приобрести и доставить необходимые нам окна и сколько запросит за этот объём работ. Как и говорил Рансон, предварительно за окна получается около двух золотых. А вот печник просит всего серебряную монету. Договариваемся, что он поедет с нами и староста отвезёт его обратно в город после завершения работы, а стекольщик приедет к нам завтра самостоятельно.
Пока обсуждаем условия, приходит Риса с дочкой. Прошу их подождать, и как только печник со стекольщиком уходят, улыбаюсь:
– Риса, ты подумала над тем, что нам нужно будет закупить?
– Да, я составила список, – она выкладывает на стол лист желтоватой бумаги. – Только я забыла вас спросить о бюджете, поэтому написала лишь самое необходимое. Если вам нужно что-то изысканное, я мигом добавлю.
Пока Рансон читает список, я произношу:
– Не нужно изысканного. Мы с дочкой не особенно привередливы в еде и любим обычные простые блюда. Что касается бюджета… Ориентируйся на средний вариант – чтобы мы все были сыты, могли время от времени побаловать себя чем-то особенно вкусным, но без ненужных излишеств.
– Я это учту, госпожа. Какие именно блюда вы подразумеваете под «простыми»?
– Супы, омлеты, салаты, жаркое, пироги, мясо.
– Хорошо.
Рансон передаёт мне список, и на первый взгляд составлен он очень грамотно: в нём есть все группы продуктов. Правда, хватит ли нам этого на такой долгий срок, сказать не берусь – раньше я планировала меню не дальше, чем на пару-тройку дней. Из списка Рансона в список Рисы переписываем орехи и мёд, вручаем старосте деньги, которых должно хватить на закупку продуктов, коровы и кур, а потом я предлагаю Рисе:
– Может быть, ты оставишь дочку на постоялом дворе? Ася, моя служанка, за ней присмотрит.
– Спасибо, госпожа. Так, и правда, будет лучше.
Отводим Литу к Асе, а потом вместе с Рансоном отправляемся в банк.
Здание банка двухэтажное с высоким первым этажом и решётками на окнах. Фасад украшен лепниной и колоннами и выглядит очень основательным и респектабельным. Пройдя через массивные двери, попадаем в просторное помещение, где стоит десяток столиков, окружённых удобными на вид креслами с кожаной обивкой. С потолка свисает несколько массивных стеклянных люстр, вместо лампочек в них магические осветительные шары. В этом помещении несколько дверей, и из него ведут два коридора.
К нам подходит мужчина в строгой форменной одежде и кланяется:
– Добро пожаловать в наш банк! По какому вы вопросу?
– Госпожа хотела бы проверить свой счёт, – отвечает Рансон.
– Конечно! Пройдёмте!
Он подходит к одной из дверей, стучится, а получив разрешение войти, пропускает нас вперёд. Мужчина, восседающий за добротным деревянным столом, широкий, но низкорослый. Его усы и длинная рыжеватая борода заплетены в несколько косичек и украшены зажимами, а волосы собраны в хвост. Узкие глаза-щёлочки, нос картошкой и сердитый взгляд наводят меня на мысли о том, что если бы гномы существовали, они бы были именно такими.
– Здравствуйте, уважаемый! – здоровается Рансон.
– Здравствуйте, уважаемый! – повторяю за ним я, надеясь, что именно этого от меня ждут.
Судя по подобревшему взгляду гнома, делаю всё правильно. Он важно кивает и, дождавшись, пока мы сядем, произносит:
– Доброго денёчка! С чем пожаловали?
– Госпожа хочет проверить, есть ли счёт на её имя, – отвечает Рансон.
– Это можно, – кивает гном. – Назовите ваше имя.
– Аннари Балтейн.
Он достаёт толстую книгу в кожаной обложке, укладывает пальцы на её обложку, произносит моё имя и на минуту прикрывает глаза. Потом открывает их и качает головой:
– На это имя счетов нет.
– Аннари, а как ваша девичья фамилия? – спрашивает Рансон.
Пожимаю плечами:
– Этого я не помню.
– Понятно. Уважаемый, извините нас, пожалуйста, за беспокойство.
А меня осеняет:
– Скажите, уважаемый, а в ваш банк можно вложить деньги под проценты?
– Конечно! – с энтузиазмом кивает гном. – О какой сумме идёт речь?
Мило улыбаюсь:
– Это будет зависеть от условий, которые вы предложите.
– Условия будут зависеть от суммы.
– Можно подробнее об этом?
– Ладно. Если сумма меньше золотого – медная монета за месяц. От одного до пяти золотых – двадцать пять медных монет в месяц. От пяти до десяти золотых – серебряная монета в месяц, то есть золотой за год. От десяти до пятнадцати золотых – две серебряных монеты. Свыше этой суммы – двадцать процентов годовых. То есть две серебряных монеты в месяц с каждого золотого.