- ... Ущербная! И не смотри, что малахольная, а жрёшь, как не в себя! - визжит женщина в старомодном платье напротив меня. - Только толку от тебе теперь никакого! Жених и тот отказался. Сказал уродина ему не нужна. Да и пустая ты. Даже дитятко не сможешь ему подарить. Думаешь, задарма стану кормить тебя?
Потрясённо смотрю на кричащую женщину и не понимаю, что происходит.
Несколько минут назад я очнулась в абсолютно незнакомом мне месте, на чужой кровати и вся в слезах.
Не успев даже осмотреться и понять, где я, была вынуждена подняться с постели и спуститься на кухню, на зов этой мадам.
- Или на папеньку своёго надеешься? - горластая зло прищуривается. - И не надейся! Не ровен час помрёт, не сегодня, так завтра. Уж я-то тогда покажу вам, кто здесь хозяйка! Станешь прислуживать мне, а вздумаешь перечить, так за Сеньку замуж отдам!
Она кивает себе за плечо и заходится смехом.
Перевожу взгляд с её обвисших, трясущихся щёк на детину, что сидит за столом.
Сто кило счастья, растёкшееся по стулу, посматривает на меня своими сальными глазками и довольно лыбится.
- Ну как, сынок, возьмёшь ущербную замуж?
- Угу... - мычит он с полным ртом, а по его подбородку стекает мутная струйка жира.
Может, я сошла с ума? Или всё это игры моей нездоровой фантазии? Или ещё хуже - галлюцинации.
- Вы вообще кто? - возвращаюсь глазами к скандальной особе.
- Кто я? - между тем взвизгивает она, стремительно приближается и, схватив меня за косу, которой у меня отродясь-то и не было, наматывает её себе на руку. - Совсем ополоумела? - тянет меня к своей морде и, брызжа своей ядовитой слюной, добавляет: - Ну погоди, недолго осталось. Скоро я покажу вам, выродкам, где ваше место.
- Тётя, не плюйся. - изворачиваюсь и вырываюсь из её рук.
Отступаю на шаг, чтобы находиться в относительной, но безопасности.
- Тётя? - она всплёскивает руками, затем хватается за то место, где у адекватных людей находится сердце. Лицо её покрывается синюшными пятнами, а губы разъярённо сжимаются. - Это я-то тётя? Ту, что кормит, поит тебя, ты вздумала тётей называть? И это твоя благодарность?
Кормит? Поит?... Чувствую, как паника заполняет меня.
Делаю ещё несколько шагов в сторону двери, хочу оказаться как можно дальше от этого места.
Но...
- Стоять! - вопль женщины заставляет меня замереть. - Куда собралась? Бежать надумала? Ну-ну, - она ухмыляется. - Давай, беги. А я тогда сестрицу твою за арханом отправлю. Ты ведь знаешь, что будет с ней, если её поймают?
Не совсем понимаю, откуда у меня появилась сестра, а уж об этом чудном архане вообще впервые слышу, но что-то в голосе тётки заставляет меня остановиться.
Какое-то седьмое чувство почти кричит: уйди я сейчас - случится беда.
Послушно возвращаюсь туда, где стояла.
Тётка смеривает меня ликующим взглядом.
- Иди вон лучше свиней накорми! - кивает в сторону ведра с помоями. - А хочешь, сама пожри.
Довольно смеётся, а её сынок вторит ей, отчего тело его становится похоже на желе - так же противно колышется.
Чувствую, как к горлу подкатывает тошнота.
Хочется вцепиться ногтями в их довольные рожи.
Но то, что очнулась я в теле подростка, останавливает меня.
Я понимаю - одной мне с ними не справиться.
- Чего застыла, уродина? - шипит она и начинает наступать на меня. - Аль противиться вздумала?
Послушно ступаю к ведру, берусь за холодную железную ручку и...
Одним мощным рывком выплёскиваю его содержимое на ненавистную бабу.
Раздаётся такой вопль, что на секунду закладывает в ушах.
Я же бросаю на пол ведро и даю стрекача.
Куда? Неважно.
Главное - успеть спрятаться до того, как они поймают меня.
Сестрёнку жалко... Не дай бог, действительно отправят за этим арханом.
Но и терпеть их оскорбления больше не было сил.
- Сенька, лови чертовку! - крик позади заставляет меня бежать на пределе собственных сил. - Убью, дрянь!
Пробегая по коридору, ловлю своё отражение в зеркале и застываю как вкопанная.
Девушка, что отражается в зеркале, заставляет забыть меня обо всём.
И о погоне в том числе...
Из зеркала на меня смотрит невысокая, хрупкая девушка с огромными печальными глазами.
Её кожа была настолько бледна, что казалась фарфоровой.
У новой меня были светлые волосы цвета зрелой пшеницы, лицо овальной формы с правильными чертами, тонкий нос, сочные яркие губы, но всю эту природную красоту портил глубокий уродливый шрам на щеке.
Что же случилось с этой голубкой?
Изумлённо дотрагиваюсь до уродской отметины, пальчиком прохожусь по контуру шрама.
В этот момент меня словно током прошибает, воспоминания накрывают с головой, и я уношусь в тот самый день, когда девушка получила это ранение...
Яркий солнечный день. На поляне среди белых цветов лежат парень и девушка.
Она срывает пушистый одуванчик и сдувает зонтики ему на лицо. Он недовольно морщится, ворчит и отмахивается от неё.
Девушка звонко смеётся.
- Леон, а ты правда любишь меня? - спрашивает она.
- Угу... - мычит он, жмурясь от солнца. - Хош докажу?
Сгребает девчонку в охапку, наваливается сверху и тянется своими пухлыми губами к её.
Но она отворачивается, упирается ему ладонями в плечи и отталкивает от себя.
- Ну Лео-о-он, - недовольно тянет. - Я ведь уже сотню раз говорила тебе: вот сыграем свадьбу, тогда и лезь с поцелуями. Ты ведь женишься на мне?
- Женюсь... - вздыхает он и садится, срывает травинку и зажимает её меж зубов.
- А когда сватов думаешь засылать? - Девушка присаживается рядом с ним и с щенячьим восторгом вглядывается в его лицо.
- Скоро... - лениво отвечает он и сплёвывает травинку на землю.
- Вот батюшка удивится! А рад то, как будет! - она прижимает ладони к груди и мечтательно закрывает глаза, затем раскидывает руки в сторону и падает навзничь на землю. - Я и говорить-то ему пока не хочу. Не поверит ведь, что дочка его выходит замуж за самого завидного жениха на селе. Выпорет за враньё. А вот когда сваты придут, он точно поверит и обязательно благословит... А после свадьбы я перееду к тебе. Не могу больше терпеть эту ведьму. Мачеха в последнее время совсем озверела, работать заставляет с утра до ночи, а когда отца нет рядом, ещё и поколачивает меня. Я и на свидание-то к тебе едва вырвалась. Соврала, что за травами в лес пойду... Ох, Леон, я буду самой красивой невестой!
Она подскакивает и садится на колени возле него.
- А ты точно не передумаешь?
- Не-а, сказал, женюсь, значит, женюсь! - он кладёт свою руку ей на талию и притягивает к себе, но девушка вновь уворачивается, рывком поднимается и начинает кружиться.
- Ах, Леон, я такая счастливая!
Она закидывает голову назад, закрывает глаза и мечтательно улыбается.
- Стой, шальная! - Обеспокоенный крик паренька заставляет её остановиться. - Чего творишь? Там же обрыв!
- Боишься за меня? - Девушка игриво делает пару шагов назад, к краю обрыва.
- Стой, говорю! - Парень вскакивает на ноги.
- Любишь, значит? - ещё один шаг назад.
- Сказал же, люблю! - в его глазах неприкрытый страх.
- Докажи! Иначе сброшусь с обрыва! - ещё один мелкий шажок в сторону пропасти.
- Вивьен, не глупи! Ты же знаешь, люблю я тебя! Больше жизни люблю! - вскрикивает он. - Разве не веришь?
Девушка смотрит на жениха с обожанием и едва слышно произносит:
- Верю. Не верила бы, давно бы сбросилась.
Заносит ногу, чтобы отступить от края обрыва, но в этот момент, огромная чёрная тень мелькает между деревьев, привлекая её внимание на себя. Глаза девушки заполняются страхом, губы начинают дрожать. Она забывает, что стоит на краю пропасти, и начинает в панике пятиться назад.
- Стой, дура! - орёт, как не в себе, парень. - Свалишься же сейчас!
Но глупышка не слышит. Ужас сковал её сердце, лишил воли и разума.
Та, что преследовала её по ночам, впервые дала знать о себе среди белого дня.
Она даже не почувствовала, как земля под ногами закончилась, и девушка рухнула вниз.
И тут же удар об скалу. Жгучая боль. И снова удар. Хруст ломаемых костей. И снова удар. Кровь заполнила рот, пелена затмила глаза. Удар... И, наконец, спасительная темнота...
- Поймал! - довольный рёв над головой и боль в плече вырывают меня из воспоминаний.
Позади себя, в отражении зеркала, вижу оскалившегося жирдяя.
- Маменька! - едва ли не улюлюкая, орёт он. - Я поймал её! Поймал!
Понимаю, что расплата за содеянное начнётся прямо сейчас, если только...
Хватаю ножницы, что лежат на трюмо возле зеркала, и, не глядя, вонзаю их в толстую ляшку преследователя.
Раздаётся истошный визг, хватка на моём плече ослабевает, и я снова бегу.
- Маменька-а-а! Умираю! - слышится всхлип за спиной, но я не останавливаюсь.
Устремляюсь в конец коридора в надежде обнаружить там выход, но, к моему великому огорчению, там тупик.
Испуганно застываю возле приоткрытой двери.
Мысли в панике мечутся.
Понимаю, что назад мне нельзя, значит, только вперёд.
Мышкой шмыгаю в полуоткрытую дверь и бесшумно закрываю её за собой.
- Кто здесь?
Чей-то хриплый, безжизненный голос заставляет меня подпрыгнуть от неожиданности...
Из-за плотно сдвинутых штор в комнате стоит полумрак, отчего мне не удаётся рассмотреть говорившего.
Тяжёлый, спёртый воздух давно не проветриваемого помещения напрочь пропитан вонью микстур.
Отвратительный запах пота и смрад не мытого тела забивает мне ноздри, лишает способности нормально дышать.
Не сдержавшись, громко чихаю, и тут же замечаю движение на кровати.
- Вивьен? Дочка, это ты? - в его голосе звучит такая надежда, что я, даже при всём желании не могу не ответить.
К тому же, исходя из обрывков воспоминаний, Вивьен - это действительно я.
- Да... - замолкаю, так как язык не поворачивается назвать совершенно чужого мне человека отцом.
Но в тот же момент понимаю, что чужим он был для меня, а для той, в чьём теле я оказалась, он был кровным родителем.
- Да, батюшка, это я. - Собравшись с духом, произношу и устремляюсь к кровати.
- Подойди, дочка. Посиди рядом со мной.
- Сейчас, батюшка.
Но прежде чем подойти к новоявленному отцу, распахиваю шторы и открываю окно.
В тот же момент лицо окатывает волна удивительно свежего воздуха.
Глубоко вдыхаю его, даю себе пару секунд насладиться и только после подхожу к постели больного.
На кровати лежит полностью седой старик с осунувшимся лицом. Его глаза блестят лихорадочным блеском, они устремлены на меня.
- Присядь. - Он указывает глазами на стул рядом с собой.
И как только я усаживаюсь на указанное мне место, дверь распахивается и в комнату входит та грымза, что грозилась сжить нас с сестрою со света.
За то короткое время, что мы не виделись, женщина успела разительно перемениться.
Если раньше она так и брызгала ядом, то сейчас губы её излучают улыбку, а от дурного настроения и следа не осталось.
Мачеха уже успела сменить наряд и переплести свои грязные волосы. А вот помыться, видимо, не успела, так как амбре от неё исходил ещё тот.
- Вивьен, девочка, вот ты где, - ангельским голоском произносит она. - А мы тебя обыскались.
Значит, при папеньке мы святая наивность? Ну-ну...
Несмешливо выгибаю бровь и едва сдерживаю себя, чтобы не съязвить ей в ответ.
- Я, надеюсь, она не утомила тебя, дорогой? - Мачеха подплывает к кровати и заботливо поправляет одеяло на батюшке.
От её наигранной любезности сводит скулы, начинает тошнить. Ненавижу такой тип людей, которые без вазелина залезут в любую щель. Но ради спокойствия тяжело больного отца, терплю. Сжимаю зубы и мило улыбаюсь в ответ.
- Нет, что ты, Патрисия, - рывками произносит отец. - Я рад, что вы здесь. Моё время на исходе, и я хотел бы с вами поговорить.
Старик замолкает, переводит дыхание, затем продолжает:
- Скажи мне, Патрисия, сколько денег у нас на счету?
Глаза мачехи недобро сверкнули.
- Мало. Практически ничего. Ты ведь знаешь, с тех пор как ты заболел, делами поместья занималась я. А урожаи последние годы не радовали. Мне пришлось взять несколько дополнительных кредитов на содержание дома. Да и на твоё лечение каждый месяц уходит круглая сумма. Если бы не я, ты бы давно покинул сей свет, а твои дочери умерли б с голоду.
- Не преувеличивай, Патрисия. - Старик болезненно морщится. - Я хочу, чтобы ты перевела те средства, что у нас остались, на отдельный счёт, на имя Вивьен.
Услышав о его пожелании, лицо мачехи перекосилось от злобы.
Она вплотную подходит к изголовью кровати отца, и, склонившись над ним, шипит как змея:
- Ты с ума сошёл? А на что мы будем жить? Я и мой сын? Ты решил по миру нас пустить?
- Пойми, Патрисия, - лицо батюшки ещё больше бледнеет. - Так нужно. Перед смертью я должен позаботиться о своих дочерях. И пусть, что этими крохами я не искуплю своей вины перед ними...
Он замолкает и на секунду прикрывает глаза.
Я замечаю, как, из уголка его глаза скатывается одинокая слеза. В этот момент уже трудно понять, что больше мучает старика: то ли нестерпимая боль, то ли невыносимая душевная мука.
- Я виноват... - шепчет он. - О Боже, как же я виноват! - старик резко распахивает глаза и до невозможности ясным взглядом смотрит на мачеху. - Ты... ты так и не стала им матерью, а ведь обещала когда-то. Ты не видела никого рядом с собой, кроме своего отпрыска. Ты думаешь, я не видел, каким взглядом ты смотрела на моих дочерей? Ты думаешь, я не знаю, что ты спишь и видишь, когда я умру, а ты сможешь избавиться от них? Я всё вижу... Всё слышу... Но повлиять ни на что не могу... Я слабый, немощный... Но я хочу, чтобы ты сегодня же перевела деньги на счёт Вивьен! А сейчас ступай, я хочу побыть с дочерью...
- Ну, знаешь! - Мачеха тяжело дышит и проходится по батюшке ненавистным взглядом. - Да будь ты проклят вместе со своими дочерьми! И знай, я ни копейки не дам им. И ты ничего не сможешь мне сделать! Ты - парализованное ничтожество, так и сдохнешь в собственных испражнениях!
Мачеха заходится истерическим смехом, затем резко разворачивается и стремительно выходит за дверь.
Я же, опешив от такой резкой перемены в настроении мачехи, негодующе перевожу взгляд с неё на отца.
Нет, я уже поняла, что эта тётка та ещё дрянь, но чтобы настолько!
Это ж надо так, да с умирающим человеком.
Внезапно, со стороны кровати раздаётся сдавленный хрип.
В тот же момент забываю о мачехе и бросаюсь к отцу, но тот останавливает меня взмахом руки и сипит:
- Воды...
Примечаю на прикроватном столике полный кувшин, а рядом стакан. Спешно наполняю его и, стараясь не расплескать, так как руки от пережитого стресса нервно дрожат, подношу к губам старика. Тот жадно глотает, словно не пил уже несколько дней, затем обессиленно прикрывает глаза.
Растерянно опускаюсь обратно на стул. Не понимаю, что делать дальше. Вроде и помочь старику не могу, и оставить его одного тоже не в силах.
До боли закусываю губу и с тревогой наблюдаю за батюшкой...
Господи! Каким батюшкой? У меня его отродясь-то и не было. Мой настоящий папашка бросил меня, когда я ещё была у матери в животе.
Мамочка... Родненькая! Что происходит? Как вообще я здесь оказалась?
Последнее, что помню, это как стояла в очереди за хлебушком, в нашем поселковом ларьке.
Жара в тот день была страшная. Духота невыносимая.
А ещё этим студентам-копателям, что приехали разгребать наш курган, приспичило всей толпой зайти в магазин. Тогда-то и началась такая давка, что у меня помутилось в глазах... и сердце так больно сдавило...
Это что же, я умерла тогда?
Неужто сердце сдало?
Но мне всего-то чуть больше за двадцать. Какой инфаркт в этом возрасте?
Но по-другому не знаю, как объяснить своё присутствие в теле этой девчонки.
От переизбытка эмоций темнеет в глазах, и я хватаюсь за спинку стула, чтобы позорно не свалиться с него.
Та-а-ак... Не время и не место показывать слабость.
Даю себе мысленный подзатыльник и вновь занимаю устойчивое, а главное, вертикальное положение.
Судя по всему, та прошлая Вивьен была той ещё размазнёй. Иначе отчего она допустила такое скотское отношение к себе. И не только к себе...
Интересно, а отчего она умерла? Ведь умерла же?
Пытаюсь покопаться у себя в голове в поисках новых воспоминаний, но там нет ничего. Словно кто-то специально подчистил память этой девчонки. Но как-то же мне удалось увидеть, как я, а точнее, она, сиганула с обрыва.
Закрываю глаза, сосредотачиваюсь и пытаюсь вновь вернуться на то злосчастное место, где случилась трагедия.
Какое-то время ничего не происходит, а затем я словно проваливаюсь сквозь темноту. Резкий свет бьёт по глазам, из-за чего я не вижу, но слышу рядом с собой голос отца Вивьен и ещё один, незнакомый.
- Какая глубокая рана у неё на щеке, - сокрушённо произносит отец.
- Это ещё ничего, - глухо отвечает ему незнакомец. - По сравнению с той раной, что у неё на животе, это жалкая царапина.
- Она будет жить?
- Поразительно, что девчонка вообще выжила после такого падения. Мне с трудом удалось срастить её кости и залатать рваные раны на животе. Ваша дочь оказалась на удивление сильной. Возможно, она и выживет. Но детей точно не сможет иметь...
Раздаётся горестный вздох,который не может означать ничего другого, кроме как смирения.
- Значит, Вивьен обречена на одиночество. Даже если и выживет, кто её такую замуж возьмёт? Мало что уродиной стала, так ещё и пустая.
- Крепитесь, господин Журден. Крепитесь. Я оставлю вам обезболивающую микстуру. Давайте ей по несколько капель, когда она станет кричать. А кричать она будет, так как боль, что придётся ей пережить, будет невыносимой.
После слышится звук удаляющихся шагов, затем хлопок двери и шуршание ткани, словно кто-то склонился над Вивьен.
- Ах, Вивьен, - голос отца звучал прямо над головой. - Моя маленькая, глупая Вивьен. Что же ты делала на том обрыве? Что заставило тебя сброситься вниз?
Ответа, ожидаемо он не услышал.
А я в этот момент почувствовала нежное, едва уловимое прикосновение к своим волосам.
- Грех так говорить, но хорошо, что твоя матушка сейчас на небесах. Она бы не пережила, увидь тебя такой... Не простила бы мне, что не углядел... Эх, Вивиен...
- Вивьен?
Зов отца заставляет меня вернуться в реальность.
- Дочка, ты здесь? - встревоженно спрашивает он, глядя перед собой.
- Да, батюшка, здесь. - отвечаю и придвигаю стул ещё ближе кровати. - Рядом с тобой.
Старик делает усилие над собой и протягивает в мою сторону трясущуюся руку.
Не могу проигнорировать этот жест и вкладываю свою ладонь в его.
- Прости меня, дочка... Прости...
Шепчет он, а у меня сердце кровью обливается от жалости к этому немощному старику.
- Да за что же мне прощать-то вас, батюшка?
- Прости, дочка, прости, - речь старика становится походить на горячечный бред. - Прости, что забыл про тебя, про Луизу. Прости, что женился на этой ведьме. Я ведь думал, так будет лучше для вас. Хотел, чтобы она заменила вам мать... О боже, как же я заблуждался. Разве её заменишь? Мою обожаемую, восхитительную Лолит. Вашу нежную маму... Разве её может кто-нибудь заменить? Нет, конечно! Но тогда я того не знал... А сейчас уже поздно что-то менять. Обещай мне, Вивьен! - отец из последних сил сжимает мою ладонь. - Обещай!
- Что обещать, батюшка?
- Обещай, что уйдёшь из этого дома. И Луизу с собой забери. Иначе Патрисия вас обеих со свету сживёт.
- Но куда? Куда мы пойдём?
Старик замолкает, прикрывает глаза, а на его губах появляется мечтательная улыбка.
- Идите в тот дом, в котором мы изначально жили с Лолит. - наконец произносит он. - Ох, как мы были там счастливы! И вы... Вы счастье своё там обретёте.
- Какой дом, батюшка?
- Наш дом... Дом вашей матери...
Я уже было подумала, что старик действительно бредит, так, как не понимала о каком доме он говорит, но неожиданно, он рывком срывает с груди верёвочку, на которой болтается крохотный ключ.
- Там... - Отец указывает на ящик стола.
Забираю ключ из его пальцев и открываю замок. Выдвигаю ящик и вижу пожелтевшую от времени бумажную папку.
- Возьми её, - просит старик. - Забери и не показывай никому. Особенно мачехе. Там документы на дом, что остался от твоей матери. Через несколько дней тебе исполнится восемнадцать, и ты сможешь вступить в наследство. Забирай Луизу и ступайте с ней в город. Там найди поверенного и покажи ему эти бумаги. Он знает, как действовать дальше. Ты всё поняла, дочка?
- Поняла. - Согласно произношу, а саму разрывают противоречивые чувства.
Где искать этого поверенного - ума не приложу.
Надеюсь, в документах хотя бы указан адрес дома, куда нам с сестрой в ближайшее время предстоит переселиться.
- Дочка, ты здесь? - Вновь спрашивает старик, хотя моя ладонь всё так же лежит в его.
- Да, батюшка, здесь. - Слегка пожимаю его пальцы, чтобы обозначит своё присутствие рядом.
- Прошу, позаботься о малышке Луизе. Я так виноват перед ней! Я ведь всегда винил её в смерти матери, оттого и холоден так был с ней. Только теперь я понимаю, что на Луизе нет никакой вины. Так решил наш Господь: забрал мать, чтобы впустить в этот мир новую жизнь. Обещай мне, Вивьен. Обещай, что не бросишь её.
- Обещаю, - надтреснуто произношу.
- Чувствую я, что умру скоро. Болезнь совсем меня доконала. Но теперь я спокоен... - Старик отпускает мою ладонь, и его рука безвольно свешивается с кровати. - Вот только денег я вам дать не смогу... Всё у этой... А она, видешь, как? Не дам, говорит. Ты поищи там, в ящике, может завалялось чего?
Послушно начинаю обшаривать дно ящика и в самом углу нахожу пару монет.
М-да... Негусто. Но хоть что-то.
- А теперь уходи, дочка, нечего тебе в лицо смерти смотреть. А я отдохну. Устал сильно. Сил моих больше нет...
Ещё какое-то время остолбенело сижу рядом со стариком.
Решаю, как действовать дальше.
Честно признаться, покидать покои отца мне вовсе не хочется, так как здесь я чувствую себя в безопасности. Но мысль о том, что в доме где-то находится младшая сестрёнка, заставляет меня подняться и пойти на её поиски.
Тихонько приоткрываю дверь и выглядываю наружу. Убеждаюсь, что там нет никого, и только тогда выхожу в коридор. Замираю, практически не дышу. Прислушиваюсь.
Во всём доме стоит оглушающая тишина, и только из кухни доносятся крики.
- Ты смотри, что удумал! - возмущённо голосит мачеха. - Видите ли вину он свою решил искупить! И с помощью чего? МОИХ денег! Ну уж нет... Ни монетки, ни единого медяка они у меня не получат! Зря я что-ли молодость свою на этого старика положила? Да я всю свою красоту...
- Ма-а-а-менька! - перебивает её сынок. - Ножка сильно боли-и-ит! Накажи Вивье-е-ен!
- Да не ори ты! - недовольно вскрикивает она, затем раздаётся шлепок и жердяй начинает выть от обиды. - Подумаешь, кожу слегка попортила! Не до тебя мне сейчас! Нужно придумать, как поскорее избавиться от этих выродков...
Понимаю, что эти двое слишком увлечены друг другом, а значит, можно без опасения осмотреть дом.
Крадущимися шагами возвращаюсь в парадную и в замешательстве останавливаюсь. Передо мной несколько разветвлённых коридоров, и лестница, уходящая вверх.
Судя по всему, дом очень большой.
А время у меня ограничено...
Открываю первую дверь, что ближе ко мне, и осматриваюсь.
Скорее всего, это гостиная.
Удивительно, но убранство комнаты не позволяет даже подумать, что наша семья в чём-то нуждается.
Наоборот, вся обстановка в доме так и кричит о богатстве: повсюду ковры, массивные диваны, ажурные кресла с декоративными шёлковыми подушечками, разнообразные пуфы на гнутых резных ножках, а от немыслимого количества дорогих безделушек, которыми заставлены все поверхности, и вовсе рябит в глазах.
Ну мачеха! Ну сказочница!
В нищете, видите ли, она прозябает...
Теперь понятно, почему она так печётся, чтобы после смерти отца нам не досталось наследства.
С голой задницей боится остаться?
Закрываю дверь и возвращаюсь в исходную точку.
Где же может прятаться девочка?
Задаюсь вопросом: а где бы спряталась я, если б была ребёнком?
Ну уж точно не рядом со своими обидчиками.
Понимаю, что нет смысла обыскивать первый этаж.
Необходимо найти комнату младшей сестры, а она, по всей видимости, находится наверху.
Стараясь не стучать каблуками, взбегаю по лестнице. Здесь один длинный коридор и ряд закрытых дверей. Толкаю первую и тут же зажимаю пальцами нос. Несмотря на богатое убранство комнаты, смрад стоит такой, что невозможно дышать. Делаю шаг вперёд, но спотыкаюсь об что-то и едва ли не падаю. Благо успеваю ухватиться за широкую спинку дивана, и мне удаётся устоять на ногах. Опускаю глаза себе под ноги и вижу пару грязных мужских сапог. Получается, это комната недобитого мною жирдяя, и моей сестре здесь точно не место.
Стремительно покидаю это ужасное место и направляюсь дальше по коридору.
Стоит мне открыть вторую дверь, как челюсть изумлённо падает.
Это не просто очередная спальня, а настоящая королевская опочивальня.
Сразу же понятно, кто здесь живёт...
Поспешно покидаю мачехины покои. Не дай бог, застанет. Вот крику-то будет.
В следующие несколько комнат даже не захожу. Просто заглядываю, убеждаюсь, что на полу толстый слой пыли, а мебель покрыта серыми простынями. Видимо, это комнаты для гостей, которых в поместье уже давно не бывает. По крайней мере с болезни батюшки точно.
Так дохожу до конца коридора. Не открытыми остаются две последних двери. Я практически уверена, что это то, что я так долго искала. Где, как ни на самом отшибе, мачеха могла расселить своих дочерей.
Приходится приложить усилие, чтобы распахнуть первую дверь, так как она сильно просела.
А починить её, конечно же, не кому.
Да и зачем?
Ущербной и так сойдёт.
А то, что это моя комната, не возникает сомнений.
Интерьер разительно отличается от того, что я видела ранее. Никаких тебе пуховых перин, массивных диванов и позолоченных столиков не наблюдается. Здесь всё по-простому: узкая деревянная кровать, стол с табуретом возле окна, высокий шкаф и небольшое трюмо, на котором одиноко стоит резная шкатулка и лежит пара лент. На этом всё. Даже захудалого коврика нет на полу.
Зато в моей спальне чисто и уютно. По-видимому, Вивьен приходилось самой наводить здесь порядок.
Вхожу и закрываю дверь за собой на щеколду.
Устало сажусь на кровать, и в этот момент яркая вспышка воспоминаний заставляет меня пережить тот самый день, когда душа покинула тело Вивьен.
Был день воскресенья...
Вивьен находилась на кухне, начищала картошку к обеду, когда в приоткрытое окно до неё донеслись звуки баяна и отголоски припевок.
Сердечко девушки затрепетало от предвкушения.
Слова этих песен были ей до боли знакомы, ведь тысячи раз она прокручивала в голове этот момент.
Неужели Леон сдержал своё слово и прислал к ней сватов?
Она отбросила нож, кинула картофелину в ведро и подбежала к окну. Высунувшись из него наполовину, она пыталась увидеть, откуда доносится музыка.
- Снова отлыниваешь от работы? - раздалось ворчливое за спиной. - И когда перестанешь в облаках-то летать? Чего выставилась?
Вивьен отошла от окна и, опустив голову, робко сказала:
- Музыка... Я услышала пение... Неужели сваты пожаловали? - щёки её зарделись, и она, с напущенным удивлением добавила: - Интересно, к кому?
Вивьен была уверена, что сваты прибыли по её душу.
Вот матушка удивится! А батюшка-то, как будет рад. Ведь после той страшной трагедии, что случилось с ней на обрыве, он уже отчаялся хоть когда-нибудь выдать замуж её.
А как слёг-то и вовсе перестал обращать внимание на неё. Считал ни на что не годной. Ущебной. Пустой.
Он старался не смотреть на неё, и Вивьен не понимала: то ли шрамы на её лице так пугали его, то ли папенька совсем очерствел.
Но Вивьен знала: как только батюшка узнает о её свадьбе с Леоном, то вновь полюбит её. Ведь её жених не абы кто, а сын самого старосты.
И поэтому, она никак не ожидала услышать:
- Пф-ф-ф, - скривилась мачеха. - Ясно к кому - к Серафиме.
Её слова прозвучали как гром среди ясного неба.
Ноги Вивьен подкосились, и она схватилась за стол, чтобы устоять.
- Как к Серафиме? - в глазах противно защипало от слёз. - Вы врёте, матушка...
- Я? - мачеха округлила глаза. - Вру? Да провалиться мне на этом месте, если я обманываю тебя.
Девушка смахнула слезу со щеки.
Нет. Этого не может быть. Он обещал. Клялся. Говорил о любви.
- А ты чего это сопли-то здесь распустила? - мачеха подозрительно прищурилась, затем всплеснула руками. - Неужели любовь за нашими спинами крутила?
Вивьен смолчала и стыдливо отвела взгляд.
Мачеха восприняла её молчание за согласие.
- Вот же блудная дрянь! - взбеленилась женщина и начала наступать на дивчину. - Опозорить нашу семью решила? Пока я тут по хозяйству верчусь, ты ноги там раздвигала? Ну я тебе сейчас покажу!
Мачеха схватила со стола скалку и замахнулась на девушку, но Вивьен увернулась и, проскользнув под рукой женщины выбежала из кухни.
Она устремилась туда, откуда звучала музыка, лился смех и звучало веселье.
Растолкав толпу, она выбежала на центр поляны, где, держась за руки, стояли её любимый Леон и ненавистная Серафима.
Вивьен застыла, не веря своим глазам.
Тот, которого она любила, смотрел с нежностью на другую.
Вивьен не могла поверить, что тот, кому она доверяла больше всех в своей жизни, предал её.
- Леон? - тихо позвала, но он не услышал. Тогда она закричала: - Леон?!
Парень обернулся, глаза его наполнились страхом.
Но всего на мгновенье.
Страх сменился презрением, смешаным с отвращением.
- Как ты мог, Леон? - её голос был насквозь пропитан болью, а лицо выражало отчаяние. - Как ты мог? Ведь ты обещал жениться на мне! Ты говорил, что любишь меня... Клялся...
- Леон? Ты правда обещал ей жениться? - девушка рядом с ним скривилась от омерзения и сложила губки куриною жопкой.
- Я? На на ней? - парень хохотнул. - Да вы только посмотрите на эту уродину! Я тебя люблю! Чесно слово!
Позади, из толпы, послышался смех.
Вивьен замотала головой, словно не веря услышанному и медленно попятилась назад.
- Будьте вы прокляты! - прокричала она, размазывая по щекам горькие слёзы и, резко развернувшись, бросилась обратно к дому.
В спину её летели смешки и оскорбления, но девушка уже ничего не слышала.
Она не помнила, как вернулась в дом. Не заметила, как добралась до своей комнаты. Не почувствовала, как легла на постель.
Она ощущала лишь дикую душевную боль, которая была несравнима с физической.
Уж лучше бы она ещё несколько раз упала с обрыва, чем терпела эту невыносимую муку.
Сердце её разрывалось на части, и в какой-то момент в глазах помутнело и стало трудно дышать...
Возвращаюсь в реальность, как от толчка.
Так вот как она умерла. Её сердечко не выдержало... Впрочем, как и у меня.
Откладываю в сторону папку, что всё это время прижимала к груди и растираю лицо ладонями.
Пытаюсь прийти в себя от увиденного.
Бедная... Бедная девочка. Такая наивная. Глупая.
Разве можно было верить этому подлецу?