Робокар въехал в транспортный ангар, пристроенный к куполу поселения. Виктор соскочил с платформы транспорта и направился к знакомым воротам шлюза. В ангаре было изрядное количество выделенных помещений с одинаковыми гермоворотами и чтобы попасть сразу в нужную - это надо было знать что и где находится. Или разбираться в проектировании куполов. Шлюз обдал мощными потоками воздуха смены атмосферы и Виктор с облегчением стянул дыхательный аппарат. Он вырос с такой штукой что называется в обнимку, но за последние четыре года учебы в астронавигационной школе отвык от дыхательных масок. Теперь его самой близкой к телу вещью был персональный скафандр, который приходилось перевозить с собой. Скафы для профессиональных космонавтов клеились по анатомии владельца, а в универсальных моделях даже оправиться не всем удавалось штатно. «Отличие космонавтов от наземников в том, что космонавты натягивают дыхательные маски ... на жопу» - вспомнился юмор инструктора по технике безопасности летной практики, знакомившего кадетов с их первыми скафандрами. Скафандр был новенький, выданный с выпуском и был самой его «драгоценной» вещью. Ранее персонального скафа у Виктора не было. Не то, чтобы в школе экономили на кадетах, но организмы кадетов росли непредсказуемо, иногда очень быстро в условиях пониженной гравитации или в невесомости, что доставляло проблем не только снабженцам, но и медикам.
Экологи почему-то считали атмосферу Геры близкой по составу с атмосферой Земли, но воздух был непригоден для дыхания: слишком много углекислого газа, почти нет кислорода и местами можно было вдохнуть критическую для здоровья дозу хлорных газов. И только в высокогорной долине Оазиса-2, где и находился купол, в котором жили его родители было до семи процентов кислорода и практически не было хлористых соединений. Это было достижением колонии последних двести лет после очистки грунтов от соединений хлора, строительства трех дамб на горных реках с фильтрацией талых вод от хлораминов, посевов бактерий, выработки искусственного гумуса, адаптации растений под местные условия под защитой куполов. И вот в Оазисе-2 уже прижились и росли в открытом грунте некоторые растения с Земли. Были еще Оазис 1 и 3, но там географические и климатические условия были менее благоприятны. Горные хребты, окружающие Оазис-2 служили естественной преградой, позволявшей эффективней осуществить дезактивацию токсичных соединений хлора, а в остальных Оазисах Гера подкидывала работенку каждый сезон муссонов. Тем не менее Великий План терраформирования Геры, разработанный экологами Земли по результатам Восьмой межзвёздной экспедиции воплощался с результатами, близкими к расчетным.
Колонисты даже в разговорах никогда не сокращали Великий План до просто Плана. Это был смысл жизни и их предназначение для многих следующих поколений - Великий План был рассчитан на 1000-1200 лет. Не было более серьезной вещи в жизни для обитателей Геры. Вся жизнь колонистов крутилась вокруг Великого Плана и собственного выживания, что породило соответствующий необычный общественный уклад.
Мысли об астронавигационной школе вызвали непроизвольную реакцию пощупать место вживления нейрочипа. Виктор еще чувствовал его чужеродность, но это не мешало пользоваться его преимуществами, у него вообще была очень высокая синхронизация с нейрочипом. Грубо говоря, его мозг адаптировался к сигналам чипа и научился взаимодействовать с ним практически безошибочно. Что особенно ценно для военного специалиста.
Военного... Виды и запахи родного купола взбудоражили наиболее яркие переживания детства. В этом куполе он рос лет до пяти с родителями, а вот потом началась жизнь колониста Геры. А жизнь колонистов Геры учит, что работы много, а дети слишком важны, чтобы пускать их воспитание на самотек. Так что в 5-6 лет (1 год на Гере равен 1,1 земному) для детей на Гере начинается жизнь в школах-интернатах под опекой профессиональных воспитателей. На Гере понятие долга и ответственность дают почувствовать, как только ты вообще становишься способен понимать абстрактные понятия.
Виктор не хотел становится военным. Он хотел быть инженером агроробототехники как отец. Свои короткие каникулы он проводил большей частью в ангарах отца. Это допускалось, пусть отец Виктора и был очень востребованным специалистом, но долг каждого родителя проводить «родительские дни» со своим ребенком. Поэтому и ни у кого не вызывало возражений против того, чтобы привести на работу ребенка. Крепить, так сказать, связь поколений. Лишь бы техника безопасности соблюдалась. В любом случае в родительские дни для колонистов, имеющих детей, выходной был обязательным. Школы располагались в крупных центральных куполах вместе с оранжереями и гидропоническими плантациями, что давало детям больше безопасного жизненного пространства и автоматически специальность агротехника по окончании школы. На родительские дни родители стекались в центральные купола и сложилась традиция, что все развлечения и «движуха» случалась именно в эти дни. В короткие сезонные каникулы дети в свою очередь разъезжались к родителям. Понятия своего дома у колонистов не было. Вообще отдельных семейных домов на Гере не было, не те условия. Купола преимущественно отводились под сельскохозяйственные угодья, а большинство колонистов жили в общинных комплексах, часто соединенных между собой и с куполами для удешевления и дублирования систем жизнеобеспечения. Жизненное пространство было нормированным, семьи получали свои отсеки в соответствии с размером семьи в данный момент. С появлением ребенка или переходом его в школу семья меняла отсек. Слово «квартира» у первых колонистов не прижилось - ничего общего. Планировочные решения отсеков были просты, соответствовали только своему предназначению и в первую очередь строились вокруг систем жизнеобеспечения и правил безопасности.
Здравствуйте! С вами Алла Семенова и очередной выпуск с главными событиями в мире. В сегодняшнем выпуске:
• Проведена оценка задолженности колонии перед корпорацией «Нью Херайзэнс» по результатам аудита. Лицензионные отчисления за использование промышленных принтеров и программного обеспечения производства данной корпорации составили 18% от валовой трудоемкости продукции колонии.
• Из Оазисе-2 сообщают, что взошли эфемеры, посеянные на новом открытом участке в полтора гектара. Это уже третий участок. В планах еще два участка на следующих год, агрономы рассчитывают на самосев долины от этих участков. Вы можете своими глазами посмотреть на ростки новой жизни в видео блогера Юлии Бекметовой, ссылка в приложении к репортажу.
***
Купол поселения представлял собой ажурную многослойную металлическую конструкцию. С внешней стороны верхнюю часть сооружения покрывали защитные жалюзи, под ними находилась рамная конструкция со светопрозрачными гранями, которая и обеспечивала герметичность купола, но при этом и с внешней и внутренней ее части находились очень тонкие по сравнению с силовыми профилями конструкции паутины лесов. Леса были необходимы для обслуживания купола. Сам светопрозрачный материал был очень прочен и долговечен, но приходилось поддерживать его прозрачность и строго по регламенту менять специальный герметик, обеспечивающий герметичность конструкции купола. Герметик был эластичным, выдерживал температурные деформации купола и мог самовосстанавливаться при повреждении. Но все же герметик со временем терял свои свойства под действием ультрафиолетового излучения местной звезды. Таким образом каждая секция купола раз в 30 лет подлежала плановому ремонту. Для этого и нужны были леса, которые постоянно использовались. Ремонт и инспекции шли каждый день, численность и количество ремонтных бригад были рассчитаны таким образом, что ремонт не прекращался никогда.
Фундаментом купола служило массивное двухэтажное кольцевидное здание хозяйственно комплекса серого цвета из композитного бетона. Внутри периметра кольца, под куполом, комплекс пересекался двумя перпендикулярными галереями, тоже в два этажа, но чуть меньшей ширины. Те же школы и ясли располагались в таких галереях. Кроме того, здания под куполом тоже могли обеспечить герметичную защиту и поддерживать атмосферу в аварийных ситуациях при разгерметизации купола. Остальное пространство купола было отдано под плантации.
Виктор направлялся в лабораторию биологии, располагающейся как раз в галерее на северной стороне. Там работала его мама, Надежда Соколова. Местное время подходило к концу рабочего дня, поэтому Виктор рассчитывал перехватить мать и уже с ней отправиться к общинному комплексу. Младшая сестра Алина в этом году перешла в школу, так что отсек родителей должен был поменяться. Чтобы срезать путь и заодно посмотреть на сад Виктор вышел из здания через открытые гермоворота в сектор плантации.
– ВиктОр! Ты ли это? – окрик откуда-то сбоку остановил юношу. Так, с ударением на последний слог, его мог назвать только дядя Толя.
От группы людей слева от выхода из здания отделился темнокожий мужчина, махая рукой. Дядя Толя намеревался обнять юношу и взбить ему прическу рукой в свое обыкновение, но окинув взглядом фигуру юноши в черном комбезе ВАК с нашивкой мичмана, передумал и протянул руку как взрослому. Мичман Соколов выглядел на свои года, то есть вчерашним подростком, еще местами еле уловимо угловатым, среднего роста, узкоплечим, но было уже в его взгляде и осанке, манере держать голову, какое-то внутреннее соответствие с черным комбинезоном военспеца ВАК.
– На побывку? Надолго? – живые раскосые глаза дяди Толи были явным подтверждением родства с Виктором Соколовым похлеще одинаковых родинок из старых земных мелодрам эпохи еще двухмерных фильмов. С Земли торговые корабли корпоратов завозили эти фильмы в больших количествах. Колонисты с подобных поворотов сюжетов ухахатывались, уж в генетике и прочих биологических науках редко кто на Гере, кроме детей, разбирались хуже младших научных сотрудников на Земле. Но любовные сюжеты заходили. Нравы на Гере были весьма свободными и интерес был, но не настолько горячий, чтобы платить за получение новых серий. Наивными колонисты не были, было понятно, чего добиваются торговцы. Но поток новых мелодрам не ослабевал, торговцы мечтали все же пробить дыру в бюджет Совета по культуре.
– Пять дней, уже получил назначение, – Виктор окинул взглядом дядин комбез, пытаясь понять собрался ли дядя на вахту или вернулся с нее. – С вахты?
Дядя Толя был идеальным образом колониста Геры с идеальной для колониста профессией оператора комбайнов, очищающих грунт долины от токсичных соединений и сеющих бактерии. Комбайны конечно же были автоматизированы, но особенности ландшафта расслабляться не давали. Особенную аккуратность требовала работа с грунтом поймы реки долины. Чрезмерное вмешательством могло порушить усилия сотен биологов в долине, создающих простейшие пока биогеоценозы. У дяди Толи под управлением было 4 комбайна, а чтобы управляться с этим хозяйством у него имелся вживленный нейрочип. На 3 поколения старше, чем у Виктора, но в роду Соколовых нейрочипов больше ни у кого не было. Зона работы комбайнов в последние годы сильно расширилась и дяде Толе приходилось работать вахтовым методом: несколько дней обитая с напарником в мобильном модуле жизнеобеспечения рядом со своими комбайнами, а потом возвращаться к людям на пару дней отдыха. На время отдыха их сменяла ремонтная бригада, меняющая расходники, шарошки и прочие подвижные части комбайнов, соприкасающихся с грунтом и подверженных жесткому износу. Вроде бы идеальная работа для интроверта, но темперамент дяди Толи был настолько жизнерадостным и неунывным, что даже усталость по его внешнему виду определить было невозможно. Поэтому Виктор и смотрел на комбез. Если бы дядя Толя собирался на вахту, то был бы в чистом стерилизованном комбезе.
– Сантос! Забирай свои фильтры! – крикнул грубым хриплым голосом лысый мужчина из дверей комплекса, перед которым и стояла группа людей, от которой отошел дядя Толя.
– Иду! – Повернулся на окрик дядя Толя и бросил через плечо Виктору, – Подожди меня, вместе пойдем.
Сантос - это не прозвище, а настоящая фамилия. Анатолий Сантос брат отца Виктора, Альберта Соколова, но только по матери. Их мать, Анна Соколова, в девичестве Анна Алмейда Коэлью имела бразильское происхождение, но в ее роду негров не было. Так что темный цвет кожи дяди Толи – это папин подарок, Родригу Сантоса.
Вообще-то в бразильских традициях составные фамилии, двойные, тройные и даже больше, но Анна, выйдя замуж за деда Виктора, Александра Соколова, по традиции, принятой в общине мужа, взяла его фамилию. Ну и понятное дело, что дед использованием своей фамилии для маленького негритенка не обрадовался бы, а до возврата девичей фамилии дело не дошло. Анна Соколова, по рассказам родственников обладавшая «шебутным» характером, по профессии была биологом. Отец Анатолия, Родригу Сантос, был геологом. Что же их свело? Анна работала над способом массовой выработки кислорода через вулканическую активность. И участвовала в геологических экспедициях в зоны с вулканической активностью. В экспедиции Анна и Родригу и познакомились. Пара совместных экспедиций и вот естественным путем получился мальчик Анатолий. Что там у деда с бабушкой Анной потом случилось Виктору было неизвестно. Только официальный факт: через полгода после родов, отлучив ребенка от груди Анна ушла в новую экспедицию и из нее уже не вернулась. Внезапное извержение накрыло лагерь геологов, уничтожило связь и модули жизнеобеспечения, а выжившим геологам не хватило аварийного запаса кислорода, чтобы дождаться спасателей, среагировавших только после пропущенного контрольного сеанса связи.
Смерть от удушья на Гере, несмотря на наличие непригодной для дыхания атмосферы, была самой редкой причиной преждевременной кончины. В космосе же наоборот. Но на Гере технику безопасности начинают прививать детям в яслях. Ни один школьник не останется в помещении, если у него нет с собой персональной дыхательной маски или если в аварийном шкафу нет достаточного количества масок на всех людей в помещении. В отличие от космоса, где разгерметизация смертельно опасна, на Гере есть атмосфера и она даже не сильно ядовита. В случае опасности время есть. Фильтров в маске и подмешивание кислорода из баллона вполне достаточно для дыхания.
Пока Виктор ждал дядю Толю, получавшего фильтры со склада, у него вдруг впервые за семнадцать лет лет возник вопрос: как же так случилось, что дядю Толю назвали Анатолием? Но свой вопрос он задать ему не решился.
Встреча с мамой прошла штатно, как сказал бы в этом случае куратор их курса капитан-лейтенант Василевский. Виктор как всякий нормальный «уже не мальчик, но еще не муж» опасался прилюдного появления слез, поцелуев и всяких «глупостей». Но сердце матери было заполнено переживаниями за младшенькую Алину, она лишь погладила сына по плечу, посмотрела на него заблестевшими глазами и поинтересовалась как добрался. И принялась рассказывать, как заждался его отец.
Связь у Виктора с отцом была эмоциональнее, чем с матерью - отрыв от семьи в раннем возрасте накладывал свои особенности на отношения с родителями. Но и отца в данном случае он подозревал в корыстном интересе.
До общинного комплекса добирались на маршрутном робокаре через атмосферу, то есть по открытой местности. У робокара была герметичная кабина, находится в нем можно было без маски. Оказавшись в комфортных условиях за длительный день организм Виктора расслабился и его живот выдал продолжительную руладу.
– С орбиты ничего не ел, очень кушать хочется, – ответил Виктор на вопросительный взгляд матери.
– Накормим, – вместо матери ответил дядя Толя, – с этим получше стало. Я бы даже сказал, разнообразнее.
– Новый краситель появился? – пошутил Виктор. Пассажиры робокара сдержанно, но дружно рассмеялись.
Тема питания на Гере чувствительная. Несмотря на огромные пространства куполов и оранжерей их продукции было недостаточно для того, чтобы прокормить колонистов. А ведь еще изрядная часть отводилась под экспериментальные хозяйства с генетически модифицированными растениями, в попытках адаптировать растения под условия Геры. Так что основной частью питания колонистов была биомасса бактериального происхождения с витаминными комплексами. Белки тоже искусственного происхождения. А зелень и овощи местного производства раз или два в неделю. В космосе с питанием было получше, импорт с Земли продуктов питания хоть и существовал, но не был критически необходимым. Исключительно для разнообразия, да и те же витаминные комплексы производства Земли были качественнее местных.
Поставки с Земли могли перекрывать дефицит, технические возможности были, но для колонии Геры это был вопрос принципа. Колонисты уже понимали, что опираться в жизненно важных для выживания вопросах на поставки с Земли нельзя - корпораты последние штаны снимут и их интерес штанами не ограничивается.
Колонисты Геры долгое время жили с нормированными пайками. За два столетия сформировались традиции, такие как совместное принятие пищи и умеренность в личном потреблении. Есть в одиночку или даже отдельно семьей было неприличным, знаком неприятия коллектива, а коллектив-община на Гере это важнее и значимее семьи. Личных вещей у колонистов тоже было немного и, в основном, это одежда и личные средства защиты вроде масок. Все же производство продуктов питания росло и теперь накормить гостя общины не было проблемой, соблюдение установленных ограничений в еде скорее было правилом поведения. А еще мало кому хотелось запихивать в себя сверх необходимого то, чем питались колонисты. Другое дело продукция плантаций куполов, когда община получала поставки с плантаций. В этом случае собирали праздничный ужин и старались расписание рабочих смен подстроить так, чтобы собиралась вся община. Часто на таком ужине хвастались друг другу тем, что было сделано членами общины в целях Великого плана с последнего ужина, как бы подтверждая свою принадлежность к результатам труда на общинном столе.
Кто-то явно поковырялся в настройках машинного интеллекта робокара. Он всю дорогу донимал Виктора вопросами, озвученными детским девчачьим голосом:
– Дяденька, а вы военный?
– Дяденька, а вы видели в космосе робокар?
– Дяденька, а вы пиратов видели?
И в таком ключе минут пятнадцать в результате чего под хаханьки между свежеиспеченным мичманом и пассажирами завязалась дискуссия. Виктор мало кого из них помнил, а вот его, похоже, знали все. А кто не знал, тому соседи поясняли:
– Это старшенький у Альберта.
А уж отца Виктора в этой части Оазиса-2 знали все.
Общинный комплекс представлял собой пятиэтажное строение метров сто в длину, крышей которому служила оранжерея. Таких зданий рядом стояло еще четыре, и они по одному из торцов соединялись длинным ангаром, высотой до третьего этажа, но ангар на этажи не делился. Это был хозяйственный блок, склад, гараж, спортзал, все в одном. Системы жизнеобеспечения были у каждого дома свои, но включенные в единую систему. На Гере старались системы жизнеобеспечения многократно дублировать. Простое дублирование допускалось, но считалось временным решением, «от бедности». И наоборот, установка двух систем жизнеобеспечения на одном объекте тоже считалось расточительством и выполнялось от безысходности. А вот так – пять систем на пять общинных комплексов, подстраховывающих друг друга – то что надо.
Робокар подъехал вплотную к ангару, напротив гермоворот пассажирского шлюза и весело пожелал приятного отдыха. От шлюза выдвинулась гармошка гермоперехода и присосалась к корпусу робокара, двери открылись. Резиновые уплотнители полной герметизации не обеспечивали, просто ограничивали подмес воздуха из атмосферы. Этого было вполне достаточно для маршрутного транспорта, воздух в робокаре при этом оставался пригодным для дыхания.
При входе в общинный дом, так чаще всего его называли собственные обитатели, сразу после шлюзовой, внутренняя гермодверь которой в обычном состоянии была открыта, располагался коридор с помещениями по обе стороны: «морг» с облегченными скафандрами, «фильтровая» для запасных масок, фильтров и кислородных баллонов, «прачечная» представлявшая собой станцию химической дезактивации, коридор на кухню, лифтовая и лестница. Далее коридор открывался в общинную залу - самое просторное помещение во всем комплексе, вмещавшее в себя всех членов общины. В общинной зале проходили совместные приемы пищи, собрания, досуг обитателей комплекса, прием гостей. Общинная зала была сосредоточием общинной жизни... и детской игровой площадкой. Обустроить такое многофункциональное помещение весьма непросто. Проектирование общинных зал было топовой темой форумов в инфосети, обмен опытом являлся поводом напроситься в гости, а авторы удачных проектов желанными гостями в любом общинном доме и их популярность настолько высока, что позволяла некоторым даже выигрывать выборы в различные управляющие Советы.
В общинной зале уже было прилично народу, человек тридцать. На памяти Виктора комплекс, рассчитанный на 150 человек, не был заселен полностью никогда, проживало в нем чуть меньше одной сотни человек.
Все с любопытством подались навстречу, а потом Виктор пошел буквально «по рукам», его обнимали, гладили руками, хвалили, восхищались, говорили приятные слова и передавали следующей группе обитателей. Когда все потрогали гостя в зале, оказалось, что уже собрались все взрослые обитатели общины. Со стороны шлюзовой в залу вслед за двумя девочками-подростками стал вливаться со смехом и повизгиванием ручеек детей, вернувшихся из яслей, расположенных в соседнем доме. Двоих, совсем крошек, привезла робоколяска, которая выдала, что «Жорику надо поменять подгузник» и напомнила, что завтра Жорика и Катеньку нужно принести самостоятельно, а она не приедет, «увезут на диспансеризацию, будут проверять систему жизнеобеспечения».
Все быстренько похватали с креплений на стене складную мебель и расставили столы и стулья хитрым способом так, чтобы от центрального стола, расположенного у стены полукругом расходились лучи составленных столов. Схема давно отработанная, позволяющая в фокус внимания у всех на виду посадить интересующую персону.
Кухня имела с общинной залой смежную стену, в которой было устроено окно раздачи. Еду все забирали самостоятельно и рассаживались по местам за столами. При этом никакого хаотического движения не наблюдалось, как будто все знали свои места. У дальних концов «лучей» расселись дети со своими мамами. У них начиналось непростое дело. Это взрослые привыкли к рациону, а многим детям что-то нашептывало, что каша может быть вкуснее и воротили нос. Может быть поэтому колонисты никогда не шутили и не ворчали на счет еды за общим столом. Наоборот, необоснованно нахваливали еду и общинного повара. Подавали пример. Наверное, многие не отдавали себе отчета в своем поведении, они выросли так и просто считали неприличным не похвалить еду и того, кто ее приготовил или хотя бы просто выдал.
Вот и Виктор, попробовав свой салатового цвета прямоугольный брикет мягкой биомассы, отметил, что вкусовые добавки явно лучше тех, что он помнил будучи школьником.
– Так и до вкуса натуральных продуктов недалеко осталось.
– До завтра ждать осталось, – улыбнулась повар Алевтина Крутова, – завтра обещали перчика с киноа привезти, зафаршируем, будет объединение!
– О, завтра пир! – возбудился дядя Толя, – это я удачно вернулся!
– Как твой нейрочип? Все в порядке? -поинтересовался отец. Он был несказанно рад от новости, что у сына полноценная синхронизация с нейрочипом. А как ведущий инженер станции сельскохозяйственной роботехники уже составил план на каникулы Виктора, была у него проблемная техника и с помощью сына он планировал эти проблемы устранить.
– Нормально, пап, – сын с понимающей улыбкой посмотрел на отца. Виктор и сам не против повозится с железками в ангаре отца.
Пайку съели быстро, моментально убрали посуду и посыпались вопросы. Виктор был готов к этому, загодя подготовил несколько баек про жизнь на орбитальной станции, которые и стал рассказывать благодарным слушателям.
Спустя два часа теплую компанию разогнал старшина общины Валерий Карпов:
– Завтра добалакаете, соблюдайте режим.
Валерий Карпов - седой старик возрастом лет под семьдесят к своим обязанностям старшины общины относился со всей ответственностью. Должность его была пенсионерской, но выборной. То есть выбирали из тех пожилых колонистов, которые вместе с возрастом набрали житейского опыта и мудрости, избежав при этом присущего возрасту маразма. Но тяжелая, полная опасностей жизнь колонистов не давала мозгам слишком расслабляться. Старшина не только следил за хозяйством общинного дома, но и за психологическим и физическим здоровьем членов общины. А еще в сферу его ответственности входило следить за нравственным поведением и пресекать в случае чего. Тут речь не о том, чтобы следить кто с кем спит, как можно было бы подумать, про это старшине даже посплетничать было неинтересно в силу возраста. На старшин общин возлагалось негласные функции контроля соблюдения общественных норм, проявления стяжательства, воровства, агрессивного поведения, вредительства. Особенно в отношении новых переселенцев. С Земли продолжали тоненьким ручейком прибывать новые колонисты, для которых общественный строй колонии Геры был в диковинку, мягко говоря, хотя это и было основной причиной, привлекавшей переселенцев. Одной из задач старшин было сделать если не из переселенцев, то уже из их детей достойных для реализации Великого Плана колонистов Геры.
***
–Вот! – указал Альберт Виктору на робосеялку у стены ангара, – пять раз уже перебирал. День работает и в ошибку. Самодиагностика ничего не выявляет. Грешу на «мозги». Ты сможешь расширенный тест провести?
– Цифровой паспорт есть? – цифровой паспорт включал всю конструкторскую и эксплуатационную документацию, диагностические карты и все что было нужно Виктору, чтобы загрузить на нейрочип для проведение диагностики. Цифрового паспорта могло и не быть, зависело от происхождения техники.
– Стал бы я тебе его тогда показывать?! Есть, конечно.
– Ну давай попробуем, – хрустнул Виктор новеньким рабочим комбезом. Расточительство конечно, выдавать новый комбез на несколько дней по сути постороннему для станции роботехники человеку. Но завхоз станции сунул пакет и буркнул что-то вроде: «нет у меня для тебя бэушного». В чем тут дело Виктор понимал, коллеги отца смотрели на него как будто он новенький промышленный принтер новейшего поколения. Как водилось, «новому оборудованию» выделяли хорошо подготовленное «лучшее место», так и Виктору выдали новенький комбез как бы авансом, демонстрируя благожелательное отношение. Взамен, естественно, ожидали «технического чуда».
В ангаре находилось помимо отца с сыном еще пять человек. И все искоса поглядывали в ту часть, где стоял Виктор. Их любопытство ощущалось спиной как тепло от инфракрасного отопителя на малой мощности. Неудивительно, современный нейрочип для техника это чисто магия: что происходит понятно, а как это работает? Бесовщина.
Нейрочип – штука сложная в применении. Сначала его надо вживить. Сама хирургическая операция несложная, выполняется автохирургом за пять минут. С учетом анестезии час-полтора на все про все. После инвазии нейрочип «отращивает» искусственные нейроволокна в мозг человека. А вот тут уже бывают накладки. К тому же человечество выяснило, что оно не всем дано - научиться воспринимать сигналы с искусственных нейроволокон и наоборот. Существовали тесты, которые повышали результативность отбора реципиентов, но до конца процесс синхронизации разобрать не удалось. В результате вживления нейрочипа можно было получить неудовлетворительную, удовлетворительную и полноценную синхронизацию человека с нейрочипом. Неудовлетворительная степень - брак, опасности для жизни нет, даже рандомно есть какие-то рабочие функции, но в целом выброшенные деньги. Со временем неудовлетворительная синхронизация стала проявляться не чаще одного случая на сотню. Научились отбирать кандидатов. Подавляющее большинство вживлений давало удовлетворительную синхронизацию. Специалисты с удовлетворительной синхронизацией могли взаимодействовать с компьютерами и машинными интеллектами напрямую в виртуальной и дополненной реальности, контролировать многочисленные параметры, производить сложные расчеты с компьютерной скоростью, в зависимости от степени синхронизации распараллеливать сознание, принимать быстрые обоснованные решения. А уж продуктивность и производительность таких специалистов была колоссальной по сравнению с обычными людьми. Куда ж без нюансов - могли быть ошибки распознавания со своими последствиями. По сути получался органический компьютер, главным отличием, которого от обычного была присущая человеку креативность. И так же присущая человеку склонность ошибаться, не без этого.
Полноценная синхронизация давала человеку качественный скачок восприятия. Ошибки распознавания практически исчезали, возможности подстройки интерфейса становились ограниченными только воображением реципиента, поддерживались несколько потоков сознания и в данном случае их количество уже ограничивалось не способностями реципиента, а количеством процессорных потоков нейрочипа. Но опять-таки, куда ж без нюансов, все эти возможности развивались постепенно с ростом опыта реципиента.
Так что Виктор был, что называется, молодой бог, не представлявший на данный момент всех своих потенциальных возможностей.
Пока Виктор подключился к робосеялке и запускал расширенные тесты один за другим, его отец разобрал рабочий механизм сеялки и приготовился ждать результата. Но через полминуты глаза Виктора приобрели живое выражение и уставились на отца.
– Не нашел, – шевельнул одними губами и уже громче предложил, – давай попробуем дефектовку узлов.
– А у меня все готово, – тот повел рукой в сторону разобранной сеялки.
Через полчаса сличив результаты трехмерного сканера с имеющейся документацией Виктор отложил металлическую деталь сложной формы, параллельно закинув команду на промышленный принтер на изготовление новой и задумчиво уставился на плату контроллера, сопрягающего дозирующий механизм с барабаном сеялки.
– Таких плат нет, надо заказывать, – хмуро посмотрел Альберт на плату в руках сына.
– А если «проц» заменить? - Виктор знал, что принтер для простых процессоров и элементов электроники на станции был, – живой принтер-то?
– Угу. Пойду заявку писать.
Принтер для электроники был лицензионный, то есть за каждую копию нужно будет заплатить корпорации-производителю. А значит его использование было на учете.
Пока отец решал бюрократические вопросы Виктор развалился в кресле оператора промышленного принтера, отвернув его от рабочего экрана. Он был не нужен ему, у него есть нейрочип. Закрыв глаза он «играл» с программным обеспечением принтера. «Услышав» включение принтера для электроники, он подключился к нему в режиме трассировки и считывал параметры печатающих головок перекладывая в память промышленного принтера, стоящего рядом. Для последнего это было бессмысленно, однако его драйвера позволяли сразу писать программу с параметров, которые ему передавал через свой интерфейс Виктор. Вообще-то подключиться к принтеру в режиме трассировки обычным способом нельзя. Подобное оборудование имело защиту, в первую очередь от промышленного шпионажа. Но модель был довольно старой, а хакерство – первая наука, которую обычно осваивают люди с повышенным уровнем синхронизации с нейрочипом. Виктор не был исключением, нейрочип позволял ему взаимодействовать напрямую с контролерами и исполняющими механизмами, обходя многие программные запреты.
– А интересненько, – пробурчал юный хакер, открыв глаза, – Нужно с материалами поколдовать и готово.
Мичман только что «нашел» копию лицензионной программы изготовления процессора по устаревшей технологии 35 нанометров и перед ним встала моральная дилемма. Никаких угрызение совести как истинный представитель колонии Геры он не ощущал. Объехать земных корпоратов в их способах извлечения доходов из воздуха было видом спорта на Гере. Но предчувствуя очередной резкий поворот судьбы Виктор не знал, что ему делать. С одной стороны, взлом и обратный реинжиниринг программного обеспечения земного технологического оборудования был крайне востребован на Гере, но лично Виктору такая деятельность была еще менее интересной, чем военная служба.
Отец не заметил душевных терзаний сына, он был увлечен робосеялкой и больше беспокоился за результат ремонта.
Ужин прошел по вчерашней схеме. Заснуть Виктор долго не мог, но молодой организм справился со стрессом, вырубив юношу задолго до рассвета. А утром чувство долга победило юного авантюриста, и Виктор решил писать рапорт об открытом способе копирования программ промышленных принтеров с помощью нейроинтерфейса. Терзания мичмана были справедливо связаны с тем, что открывшиеся возможности совершить технологический прорыв могут оказаться важнее его службы в ВАК. А опасался Виктор за свою дальнейшую судьбу потому, что вряд ли на Гере есть свободные специалисты с полноценной синхронизацией, а значит высока вероятность, что копированием программ ему и предстоит заниматься.
В оставшиеся дни отпуска Виктор продолжал работать над задачами отца, параллельно оттачивая технологию копирования лицензионных программ, развлекал по вечерам соседей за ужином и разок съездил «на экскурсию» в долину, воспользовавшись рабочей поездкой матери. Столько растений в открытом грунте вживую он видел впервые. По земным меркам долина Оазиса-2 напоминала бы пустыню после дождя с редкими пучками низкорослых и довольно хилых растений. Но колонистам Геры такой вид вселял надежду. Виктор преисполнился убежденности, что поступил правильно, отправив рапорт. Колонисты Геры все как один мечтали о возможности жить на зеленой Гере без дыхательных масок. Виктор не был исключением. Девять поколений его предков мечтали о том же и еще несколько десятков поколений после него будут продолжать мечтать о том же. И много работать.
И вот он стоял уже за шлюзом центрального купола, ожидая робокар на космодром. Его никто не провожал, рабочий день был в разгаре, все занимались своими делами, простившись с ним утром. Сев в подъехавший робокар, Виктор даже не обернулся напоследок, он не вернется сюда. Ему не суждено было вернуться.
Виктор завис в галерее главного дока. Он сюда приходил к началу каждой смены полюбоваться на стоящий в доке новенький «Бармалей». Корабль проходил стадию финальных испытаний, а уже собранный экипаж изучал матчасть и по мере сил помогал строителям. Но те не особо рвались привлекать военспецов к работам и, особенно, к тестам. Только в качестве наблюдателей. Не то, чтобы не доверяли, но, во-первых, им еще предстояли приемочные испытания, на которых экипаж выполнял основную роль, а во-вторых, существовала собственная технология и отработанная система контроля качества, в которой посторонним места не было. В доке отрабатывали стыковочные механизмы, автоматику снабжения. По сути последняя часть тестов, самая безопасная, все остальное уже было отработано в открытом пространстве.
В галерее были устроены большие иллюминаторы, скорее окна, в главный док. И таких галерей вокруг этого циклопического сооружения внутри станции «Кольцо» было огромное количество. Сам док мог, наверное, вместить восемь таких «бармалеев», он строился в расчете на корабли межзвездного класса, которыми колония так и не обзавелась. Не продавали колонии требуемого класса гравиприводов, хотя инженеры верфи хвастались, что будь у них комплект гравиприводов межзвездного класса они бы построили такой корабль за год. Экипажу головного судна в этом случае Виктор не позавидовал бы, даже шутка ходила в среде военспецов, что первый межзвездник назовут «Белая мышь». Но по поводу сроков со строителями не спорили, охотно верили, что каждый из них будет через смену работать, для них постройка межзвездника будет словно свою часть «Великого плана» досрочно выполнить.
Как все значительные объемы в искусственных сооружениях колонии, что на планете, что в космосе, главный док имел многофункциональное назначение. Его внешний вид знали все колонисты, даже те, кто на станции не был ни разу. Чемпионат по космофутболу проходил именно здесь. Главный док был самой большой и известной спортивной ареной и как верфь использовался меньшее количество времени. Точнее, как строительная верфь практически и не использовался, суда и корабли ВАК строили в открытом пространстве, а тут проводили сложные ремонты и профилактическое обслуживание, требующее вскрытия зоны жизнеобеспечения. И на время матчей все суда выгоняли в открытый космос. В целом идея многофункциональности дока была неудачной, потому что полноценно загрузить такой док работой колония не могла, а открывать гермоворота каждый раз с откачкой атмосферы оказалось неудобным на практике.
Так что галереи вокруг дока были зрительскими трибунами для любителей смотреть игру вживую.
«Любоваться» «Бармалеем» мог только обладатель весьма извращенного вкуса или член экипажа. Корабль был ужасно некрасив внешне. Увидев военный корабль впервые у Виктора возникла ассоциация с летающим строительным краном. Колонисты на планете при строительстве куполов во вторую очередь после фундамента возводили по центру сооружения ажурную конструкцию строительного крана, который потом помогал возводить здания купола и сам купол. Впоследствии конструкция крана служила центральной опорой купола. Точнее не сколько купола, который не нуждался в центральной опоре, а конструкций внутри, под куполом. Центральная опора тоже обрастала дополнительными «наростами» конструкций, кабин, лифтов, ферм освещения и прочего. Вот и «Бармалей» походил на такой строительный кран, местами облагороженный броневыми экранами. Но в отличие от крана законченности кораблю придавали тороиды гравиприводов на оконечностях корабля. Носом и кормой их называли флотские только в движении в качестве ориентира. Ходовые качества корабля с гравиприводом были одинаковы в обоих направлениях движения.
Впрочем, и военные, и судостроители смотрят на свои корабли другим взглядом. И потом у тех, кто живет в космосе и на планете совершенно разное эстетическое восприятие инженерных сооружений. В космосе главное функциональность, скорость возведения и усиленное качество. Усиленное, потому что брак фатален. Отсутствие конкуренции упрощает многие вещи и взгляды на эти вещи. У колонистов Геры корабли получались достаточно надежными, функциональными и … некрасивыми. Те же земляне как-то умудрялись придать своим звездолетам куда больше изящности, хотя и строили по тем же принципам.
Впрочем, у Виктора против этого была «прививка», как и у всех колонистов. Им еще в школе объясняли, что у землян несравнимо больше материальных и трудовых возможностей, что порождает избыточность, а в условиях избыточности возникает конкуренция и сложности выбора. Вследствие чего земляне начинают страдать ерундой и выбирать «сердцем», по эстетическому восприятию «нравится-не нравится». В результате во внешний вид и товары, «привлекающие внимание», сливают большую часть своего валового продукта.
В очередной раз поспорив сам с собой по поводу соответствия красоты и функциональности Виктор двинулся к сектору, к которому был пристыкован «Бармалей», для этого нужно было перебраться на противоположную сторону. Путь его лежал по транспортному коридору увеличенных размеров мимо шлюзов выхода в объем для космофутбола, который был отделен от основного объема дока тройной сеткой из сверхпрочных нитей. Сетка служила защитой от летающих предметов по обе стороны и кроме того, при внеплановой герметизации и выброса атмосферы в ворота ловила и собирала к шлюзу оказавшихся в игре футболистов. Для этого она была натянута под углом к плоскости ворот в виде желоба в сторону шлюзов. Атавизм своего рода, атмосферу в объем дока накачивали очень редко. Напротив шлюзов находились «раздевалки» футболистов, которые больше походили на мастерские или отсеки хранения скафандров. Чем по сути и являлись, потому что основной одеждой футболистов и были облегченные скафандры с дополнительной «броней» доспехов. Космофутбол был весьма контактным видом спорта, жесткие столкновения и силовые приемы легко приводили к травмам даже при наличии хорошей защиты. Здесь часто можно было встретить футболистов. На станции было три команды и две из них высокоуровневые. Одна из них состояла из кадетов астронавигационной школы. Но Виктора туда не брали. Детство он провел на планете, а на третьем курсе ему вживили нейрочип. Поскольку очень быстро выяснилось, что у него высокая синхронизация, то в спорт ему дорога была заказана. Не брали по причине того, что слишком большое преимущество мог предоставлять нейрочип в координации и подготовке физических кондиций. Считалось, что это неспортивно и нечестно по отношению к остальным спортсменам.