Увидимся!

Пролог

Вдох. Выдох…

Ледяной ветер водопадом срывался с крыши. Минуя каскады этажей и пороги проржавевших подоконников, он суетливо заглядывал в разбитые глазницы окон, точно поднятый по тревоге смотритель.

На гостеприимство в подобных местах и рассчитывать не приходилось. Сложно не обернуться на кучи бутылок, сортирный запах и общую разруху, но вид отсюда и правда был потрясающий. Солнце уже скрылось за горизонтом дремлющих парковых деревьев, и вот-вот проявятся звёзды. Подождать?.. С другой стороны, какая разница, кто станет свидетелем такого жалкого, трусливого конца? Городские фонари и неутихающий поток сигнальных огней с высоты сверкают не хуже далеких галактик, но вот обломки пожарной лестницы могли бы лязгать и потише…

Вдо-ох!

Ничего. Так даже лучше. Если вопреки ожиданиям начну верещать в полете, хоть не потревожу компанию бродяг на пятом и парочку романтиков на двадцатом...

Я скинула куртку. Белая футболка налипла на взмокшее тело: подъем дался нелегко, и этаже на пятнадцатом был шанс помереть от одышки, но шло это слишком вразрез планам. Уж лучше пятно на асфальте, чем мучительный конец в куче мусора и дерьма.

Носки ботинок пересекли границу крыши. Вдо-ох…

– Увидимся-я!

От ворвавшегося в спину крика я пошатнулась и едва устояла на ногах. Через секунду кто-то пронесся в сантиметрах от меня, ныряя прямиком в бездну, которая сегодня, словно насмехаясь, разверзлась для всех желающих.

От ворвавшегося в спину крика я пошатнулась и едва устояла на ногах. Через секунду кто-то пронесся в сантиметрах от меня, ныряя прямиком в бездну, которая сегодня, словно насмехаясь, разверзлась для всех желающих.

Четвертая стадия. Часть 1

по Ленинскому проспекту, я вглядывалась в чужие горящие окна и мечтала, что в следующей жизни все точно пойдет по лучшему сценарию, ведь на излечение в этой надежды почти не осталось. Мне все время до дрожи хотелось чего-нибудь самого обычного: семейного ужина, утреннего будильника, вечернего макияжа, и все это без риска для жизни. И все это не возможно.

Стыдливо пряча глаза от прохожих, я морщилась и старалась слиться с асфальтом. Я много и постоянно завидовала всем вокруг, как бы с собой ни сражалась, и повезло, злобу зависть вызывала только на третьей стадии, а теперь я хоть не опасна.

Еще и монохромный ноябрь подсыпал соли на хроническую рану депрессий. Несмотря на разноцветные дома по краям улицы, остатки трепещущей желтизны на деревьях и яркие цвета модных курток, сам воздух, казалось, серел.

Я поежилась, повторяя за девушкой на пешеходном переходе, и уверенно двинулась в сторону горящей в подворотне вывески “RodiTATTOO”. Колокольчик на входной двери звякнул. В салоне работал всего один мастер и по совместительству владелец – самый смелый татуировщик в городе, из-за чего проходимостью здесь и не пахло и было по-семейному уютно. Уже и не вспомню, когда начала ощущать себя здесь как дома. Лет пять назад?.. Пятнадцать?

– Здравствуйте! – прикрикнула девушка администратор, не отрывая глаз от экрана смартфона. – У нас только по предварительной записи.

Длинные алые ногти молниями летали по экрану в такт хеви в холле, и на первый взгляд ей даже до этой “предварительной записи” не было никакого дела. И как только на работу взяли?

– У меня пожизненный абонемент, – лениво ответила я, скидывая свою огромную сумку на пол. – Привет, Нин.

Девушка за стойкой оторвала глаза от мессенджера.

– О! Лена, как прошло?! Взяли? Почему не позвонила?!

– “В нашей работе клиенты очень обращают внимание на ваши руки”, – бросила я, усаживаясь на бордовый кожаный диван.

– Да ты гонишь!

– Ни разу. Прям так и сказал.

– Может, мы уже напишем куда-нибудь? В общество защиты инвалидов? В роспотреб? Я тут недавно с юристом общалась, и …

Сегодня на живой витрине салона был такой набор металла, что я в очередной раз поразилась, как столь хрупкая длинная шея всё это выдерживает. Пирсинг на губах Нины игриво подрагивал, пока она перечисляла всевозможные общества “защиты”, к которым моя тушка отношения не имела, а серьги в ушах улавливали свет софитов и добавляли вокруг ее головы какой-то сказочный ореол.

– Новый хеликс? – прервала я её гневную тираду.

– Ага. Заметила! – изображая змейку-соблазнительницу, Нина вытянулась за стойкой.

Её салатового цвета сетчатый топик неизменно привлекал внимание, ведь привыкнуть к такому невозможно. Казалось бы, в подобной полупрозрачной вещице что без нее, но, как всегда говорила Нина, девушка – загадка, а сиськи делала и соски прокалывала она не под паранджу. Даже не удивительно, что, когда я просилась к Роду администратором, он меня послал. Тут добрая часть клиентуры появляется только, чтобы эта суккуба нашептала им заветное: здравствуйте, у нас только по записи.

Дверь в конце коридора приоткрылась, и Нина деловым тоном отметила это событие:

– Перевязочная к вашим услугам, Мэм.

– Сильвупле, – я махнула Нине и прошла в кабинет. – Привет, Род.

Дверь с лёгким щелчком закрылась. Родион сидел за рабочим столом, краски и пистолеты на котором уже сменили бинты и марлевые повязки. С моим приходом дерзкий кабинет этого мастера и правда превращался в подобие перевязочной. Даже на мудборде появлялись статьи из медицинских журналов.

И отчего не во всех больницах так уютно? Павлову бы брать с друга пример… Поставил бы мини-бар, обои потемнее, диван побрутальнее, и глядишь, сработались бы.

Род с прищуром на меня уставился.

– Стоять, – сурово буркнул он вместо приветствия.

Я замерла посреди кабинета под пристальным взглядом. Мастер подошел и грубо схватил меня за блузку.

– Я так и знал! – рявкнул он. – Раздевайся…

– Да брось…

– Бегом, – пискляво добавил Род, стаскивая со стены бархатную тряпку, прикрывающую зеркала.

Я повиновалась, предвкушая очередную порцию нравоучений. Этот обрюзгший татуированный мужик сорока с лишним лет был моим лучшим другом вот уже лет десять. И я отлично знала, что спорить с ним бесполезно. Мало того, что творческий на всю голову, так еще и многодетный отец. У таких непробиваемый иммунитет на мольбы и капризы.

Поглядывая на блестящий череп Рода, я потрепала себя по отросшему ёжику на затылке. Не мешало бы подстричься… Я сложила одежду на крохотном столике в дальнем от рабочего кресла углу и, будучи полностью голая, подошла к зеркалу.

– А теперь расскажи мне, какого бургера? – мастер уставился на мой живот и медленно скользнул взглядом на правое бедро.

– Да тут всего килограммчик…

– “Всего килограммчик”, – пропищал этот пародист, – был месяцев пять назад! А теперь что? Ты на лозу посмотри, – ткнул он пальцем на спускающуюся к колену вереницу лощеных листиков. – Да таким темпом, скоро до пят доползет! А лотос? Всё? На лопатках больше не нужен, решила на поясницу спустить?

Часть 2

Семнадцать минус три… И еще две, и минус коммуналка…

Взгляд упал на ароматный ужин, упаковка которого обещала такой набор витаминов и микроэлементов, что удивительно, отчего врачи не прописывают чудо-супчики как профилактику от гриппа и простуды в это непростое время.

Павлов будто чувствовал мой стремительно пустеющий кошелек и свою новую ученую степень, отчего и слал по пять смс в день, но я была готова питаться одной вермишелью быстрого приготовления еще не один месяц и вообще не планировала поддаваться на его “деловые предложения”. Ушлый ублюдок! Его терапия, конечно, работает, но волшебство ее закончилось вместе с таблетками, а значит, не такое уж это лечение и прорывное. Хотя если посмотреть с другой стороны – единственное, что вообще на мне срабатывало.

В памяти пронеслась лаборатория Алексея Андреевича, которая больше напоминала средневековую пыточную, и все сомнения из головы тут же выдуло. Ну уж нет… Да и какая-то сомнительная терапия, терморегуляция чрезмерная, ещё и глюки.

Я встала и подошла к зеркалу. Род будет мной гордиться, ещё немного, и ребра, как и планировалось, начнут имитировать шпалеру, а ожог на руке почти зажил, и через пару месяцев можно идти на очередной апгрейд. С радостью бы набила туда лицо бывшего шефа, что он состроил, когда я голой рукой с полминуты удерживала термоблок. Будь он проклят! Кто ж знал, что эта палка такая горяченная…

Благо зима и сейчас перчатками никого не удивишь, а летом начнётся веселье. Истерзанные запястья, располосованные предплечья, татуировки везде, где только можно. “Ого! Ты чё, под поезд попала?! Твою мать, Лена, ты нахера это с собой сделала, ты же девочка! Ленка – панк. Ленка – терминатор. Ленка…”

А все почему? Потому что нужно запретить в стране любое упоминание о суициде! Если бы в пубертате я не знала, что вены у нас для того, чтобы их вскрыть, одной проблемой было бы меньше. Ну пальцы все в шрамах, так ничего, может, я отчаянная швея или механик. От большого ожога на правой стороне тела теперь и вовсе остались одни воспоминания, надежно скрытые слоем черной краски.

А в закрытой одежде так и ничего. Девка как девка, не удивительно, что, когда люди впервые видят моё разрисованное тело, впадают в откровенный ступор. Проколи я нос и покрась волосы в красный, смотрелось бы органичнее, но мне нравилось хоть в одежде мнить себя нормальной. Панк из меня хреновый, хоть ирокез ставь, только что депрессивный. Повезло же на трех осознанных и ста случайных попытках суицида сильно себя не калечить. Последняя на крыше Дома Советов и вообще желание помирать отбила.

Увидимся!

И привидится же такое. Долбанные таблетки! И те работают на руку этому ушлому кандидату. Может, если бы не этот глюк, наблюдала бы я уже с какого-нибудь облачка за неистовством над так и незаконченной докторской. Шанс, что к нему в руки попался бы кто-нибудь по типу меня, практически нулевой. Не в этой жизни точно!

Я ещё раз крутанулась у зеркала, поймала себя на мысли, что зеленые огоньки гирлянды стройнят, в отличие от красных, и рухнула обратно в кресло. И привыкла же шиковать… Надо было не уколы мне ставить, а учить здраво распоряжаться наследством. Без всяких изысков могла бы расслабиться на проценты по вкладам, так нет же. Эта кровать за триста, куда лучше той за пятьдесят!

На серой, поблескивающей новогодним настроением стене, ещё виднелся квадрат от картины, проданной на той неделе, кухня тоже немного опустела, но блендер, миксер и соковыжималка до сих пор пылились на сайте перепродажи с минимальными просмотрами, и фиг бы с ними, но резюме в канун праздников шло еще хуже.

Курсор в поисковике лениво мигал, явно ожидая моего озарения. Палец медленно полз по клавиатуре. Чтоб его… “У”. “В”. Как бы ни сопротивлялась, скоро служба занятости начнёт предлагать вакансии для безнадежных соискателей. “И”. Мойщик посуды или дворник – единственная перспектива, что я для себя видела. Перспектива в перчатках. “Д”. Поздновато идти в IT. “И”. Вебкам тоже больно привередлив. И как мне выжить в мире, который слишком помешался на красоте?! “М”. “С”. “Я”.

На экран вывалились результаты. Поисковик не совсем понял, что мне от этого слова надо: правописание, места или всевозможные клипы на тему очередных любовных страданий, поэтому выдал все вперемешку. Я крутанула колесико мышки, и экран завис на карте с одиноким алым указателем. Сначала мне показалось, что точка стоит аккурат на недостроенном здании Дома Советов, из-за чего пришлось закрыть глаза и сосчитать до десяти, чтобы убедиться в отсутствии галлюцинаций, прежде чем расчувствовать катарсис, но компания и правда располагалась в офисном здании неподалеку от злосчастного долгостроя. Меня не глючит, но веры в сверхъестественное для полного комплекта только и не хватало! Когда-нибудь точно отправят в психушку с легкой руки одного доктора, который с этой же руки меня потом похитит куда-нибудь поближе к научному сообществу.

Я прошла по ссылке, и на весь экран запестрела радостная страничка с елочками и спасательными жилетами. Мигающие снежинки украшали множество ссылок и вкладок, за каждой из которых презентовали активные виды отдыха и спорта и соответствующие им клубы, – мое самое серьезное табу: сплавы на байдарках, велотрекинг, лыжи, сапсерфинг и аэроклуб клуб "Увидимся!".

Губы задрожали.

Яркие фотографии с множеством счастливых лиц долбили по звенящей зависти, как по удачно подвешенной боксерской груше. Палатки, костры, восхождение в горы, речные пороги. Я жадно глотала лившиеся из глаз слёзы, злобно ухватывая каждый пост за последний год. Ты каждый день ведешь сражение с невидимым врагом, чтобы выжить, а их нихрена не волнует, раскроется сегодня их парашют или нет.

Часть 3

– И как можно, с такой-то миотонией и без аптечки!

Я в ответ нечленораздельно мычала, но сказать мне в любом случае было нечего. И какого черта сумку-то не взяла… Приперлась. Нахрена?! Разборки устраивать? Да эту вылазку смело можно записывать к попыткам очередного суицида, но обернулось все такой сказкой, что я была готова пожертвовать даже целостностью пары костей!

Я сидела на унитазе, прикрыв глаза, рядом толкались две знакомые представительницы чрезмерно здорового образа жизни, и, в отличие от меня, у них нашлись и перекись, и медицинский степлер, и еще осталось место для косметички, ведь сразу после ликвидации кровотечения мне принялись наносить макияж. Я замерла, подобно статуе, ведь о таком подарке и мечтать не могла, и все это время в уме прославляла всех бодибилдерш планеты. Главное, не разныться от счастья… Наверняка эти девчонки знают толк в косметике, на их конкурсах без нее никуда, а значит, и аллергии можно не опасаться!

На моих новых подругах была одежда настолько в обтяг, что можно было выставлять их в анатомических классах как манекены для изучения мышц. После знакомства с Ниной я даже примерно представляла аргументы, для ношения столь узкой одежды, ведь качались они тоже не для паранджи, но она на них и не налезет. Только если также – в облипку. Еще я поняла, что спортсмены очень любят поярче, чтоб фуксия и салатовый, из-за чего мое зеленое платье больше смахивало на половую тряпку.

– Готово! – Жанна, чьего парня я так нагло пыталась утащить, взмахнула карандашом для бровей, как волшебной палочкой.

Рядом стоящая с ней Ольга посмотрела на меня и одобрительно кивнула. Судя по всему, помимо спорта, она неплохо разбиралась в медицине, и наверняка играла в команде роль врача, ведь миотонический синдром в простонародье зовется просто “спазм”, а она явно знала, с чем имеет дело. Неужели у спортсменов тоже бывают подобные болячки?

– Спасибо огромное, – шептала я, рассматривая себя в зеркале, которое на контрастах, казалось, вот-вот треснет.

– Не за что. Язык не болит?

– Все супер!

– Вот это стойкость, – Ольга одобряюще поджала губы. – Ты из какого клуба? И как звать вообще?

Обалдеть, это что, хай… Хайлайтер?! Или глиттер? О, матерь сущая, синяя тушь!

– Я? Я Лена.

– Ну, будем знакомы, – Жанна закинула сумку на плечо и развернулась на выход, – клуб-то какой?

– У-увидимся! – ляпнула я наобум и сразу поняла, что выбрала не верное направление.

Уж лучше бы сказала, что пришла устраивать драку! Девчонки переглянулись и теперь смотрели на не скрывая недоумения.

– Неплох, – Жанна присвистнула. – Рисковая баба, значит.

А может, и наоборот попала, ведь риск мое второе имя…

– Неплохо? Шутишь? И как только тебя туда взяли с таким букетом? Блокаторы справляются?

– Дебют миновал, побочки мексилетина, – промямлила я.

– А. Тогда понятно. Стрессотерапия – тоже реабилитация. Увидимся! – Ольга махнула мне и вышла из уборной вслед за подругой.

– Увидимся…

Я пару раз подпрыгнула, сжала и разжала кулаки и намылилась на выход. Теракт отменяется. Прощаю этих славных женщин. Навсегда!

Как бы не спать и не умываться неделю?.. Крайний раз наносила макияж года пол назад, аккурат когда Нина снизошла и трясущимися руками рисовала мне стрелки. Род её тогда чуть не убил, и больше на работе мы такое не практикуем. Вообще не практикуем.

Я поправила пальто, свернула шарф, чтоб он и не смел прикасаться к напомаженным губам, и сделала селфи. Сразу руки забегали по контактам в чате. Сказать, где я – не поверят! Натыкав кучу смайликов со ртом на замке, я отправила Нине фотографию и сунула телефон обратно в карман, ведь больше сообщать об этом поистине экстремальном приключении было некому. Узнай Родион о таком, уже мчался бы устраивать погром. Как со школьницей! Сложно считать опекуном человека, который нагло использует моё тело для своих творческих экспериментов, но сделал он для меня немало. Больше чем любой психолог и врач в этом городе, а в его случае одним ребенком больше, одним меньше…

Я выглянула из туалета, уверилась, что толпа распределилась по просторному коридору, и медленно пошла в сторону выхода.

– У тебя ещё и с ориентацией проблемы?! – заорал кто-то мне в спину. Я обернулась. – Твои там! – Жанна ткнула в “нужную” мне сторону и занесла над головой початый коктейль салатового цвета.

Я благодарно кивнула. И что дальше? Просто игнорировать и на выход? Вряд ли мы ещё когда-нибудь увидимся… Я снова обернулась.

Плохая идея. Очень плохая!

Аптечки нет, людей слишком много, но раз уж я так нагло присвоила себе членство, так, может, хоть поздороваться? За последний наш поход в клуб Нина тоже получила по самые пирсинги. Толпа опасна, пьяная толпа, – убийственно опасна, про пьяный танцпол и вспоминать нечего. Я подошла к импровизированному бару и аккуратно взяла один из коктейлей. Пах он чем угодно, но только не алкоголем, что даже не удивительно, ведь тут одни спортсмены, а значит, путешествие не такое уж и рисковое – туда и обратно. Зря накрасили, что ли?

Я оставила пальто в раздевалке, натянула рукава платья по костяшки и с видом заядлого тусовщика двинулась в указанном направлении. Крайний раз в людях была на новогоднем корпоративе почти год назад. Если не считать наши с Ниной секретные барные миссии, конечно же.

Часть 4

Если в прошлый раз сдохла я этаже на пятнадцатом, то в этот, даже периодически вспыхивающая злоба не позволила спокойно добраться даже до десятого. Вместе со спазмами отказала терморегуляция. Боли и пота нет, и я явно чувствую перегрев. Провожатый затерялся где-то в толпе этаже на третьем, и это тоже поубавило мотивации. Надо ж было так повестись… Идиотка, но сворачивать поздно. Теперь даже интересно, что у этих психов называют “посвящением”. Уж если я совсем разочаруюсь, придётся поведать им парочку моих историй. Вот где страшно…

Сегодня Дом Советов сиял чистотой насколько это в подобных местах вообще возможно. Здание представляло из себя огромный прямоугольный колодец с пустотой внутри, куда наверняка всю дрянь и сбросили. Если бы в прошлый раз тут было так же празднично, меня бы даже глюки не остановили…

Я медленно двинулась дальше. Все ободряюще похлопывали меня по спине, произнося вполне искренние слова поддержки. Ни один молча не прошел. Если во всем спортивном сообществе так принято, то я, пожалуй, пересмотрю свои взгляды.

Некоторые скоро распределялись по этажам. Отовсюду доносились хлопки шампанского. Спускаться придётся втройне осторожно, не хватало с лестницы слететь.

Я оперлась на перила. Двадцатый. Легко ненавидеть незнамо что, а вообще, может я чего-то не понимаю… Они просто подчинили тот страх, что я испытываю ежесекундно и неконтролируемо. Вот и вся разница. Даже есть чему поучиться. Надо будет хоть спросить, что они испытывают в своем падении. Наверняка страшно только первый шаг сделать, остальное инстинкты и дальше: “Ты прикинь, какой кайф!”.

И правда. Круто наверное знать, что за спиной всегда есть парашют. Мне бы тоже не помешал… Что я вообще здесь делаю? Решила поиграть в нормальную? Почему теперь мне кажется, что тот парень был отчасти прав. “Увидимся” наверняка в некотором смысле популярны. Всё же, парашютный спорт куда более рисковая ерунда, чем велосипед, если, конечно, это не грунтовый склон над обрывом. Приятно и понтово находиться в компании увлеченных людей, на которых все смотрят с таким нескрываемым уважением.

Впереди ярко засветился выход на крышу.

Ком в горле дрогнул. Тогда тут было страшно темно, дико несло мочой и отчаяние било раскаленным гейзером. А теперь что? Насмотрелась на счастливые лица, наслушалась непонятных радостей жизни и окончательно запуталась. Почему, если они ежедневно берут верх над смертью, им аплодируют, а на меня смотрят либо полными ужаса глазами, либо соболезнуют? Может, я тоже хочу хвастаться своими достижениями? М? Почему бы и нет? “Ой, смотрите, сегодня я прожила ещё один счастливый день и ничего себе не сломала! А? Видали?! О-о-о, а вчера, укладывая волосы утюжком, не оставила на себе ни одного ожога! Не плохо, да!?”

В глаза ударил яркий свет.

– Ох ты глянь, кто тут у нас!

– Убери прожектор!

Я закрыла лицо.

– Черт, сорян… Не подумал.

– Как глаза?! Идиот! На последних трех темно, как в аду!

Я отмахнулась приметив знакомый зеленый шарф.

– Нормально. В аду уж куда ярче, можешь поверить. – Припоминала я первую лабораторию Павлова.

На крыше было полно народу, справляясь с зайчиками, на некоторых я заметила шлемы и наколенники. Да никак не зря тащилась! Вряд ли они тут готовятся к массовому самоубийству.

Старый знакомый оттащил меня за угол огромного короба.

– Так.

– Началось. Только не говори мне, что все эти двадцать с хреном этажей я прошла за зря?

Парень опять смотрел куда-то в сторону. Наморозил ерунды, стыдно теперь. Бывает… Наверняка давно в деле, иначе бы так не петушился. И чего понтового? Бабы, наверное, от таких шугаются. Больно он нужен, ушел на рыбалку и разбился с парашютом.

Да и я тут не за этим.

– Прыгаем? – вышла я обратно к собравшимся.

Над головой что-то звякнуло. Канаты.

– Зиплайн. Если готова, пошли экипироваться.

– Зиплайн?..

Я проследила за натянутым посверкивающим железом и залезла на поребрик у края крыши, чтобы прожекторы не мешали рассмотреть конечную станцию. Нижнее озеро, неплохо… Пролететь через всю площадь, проспект и парк.

Рядом кто-то завизжал. Очередная жертва понеслась вниз. А шлем зачем? На следующем в очереди я приметила обвязку почти по горло. Да с такой страховкой можно хоть голым прыгать. Я опустила взгляд на платье. Очень смело, и правда…

До края крыши оставалось сантиметров тридцать, я сделала пару шагов и наклонилась. Хотелось визжать от восторга, – сегодня разбитые окна просто светились волшебством.

– Эй! Куда?! – крикнул кто-то, и в лицо опять направили прожектор.

Руки бы оторвать. Такой момент испортил!

– Убери! Я держу.

Я почувствовала хват на поясе пальто.

– Как тебя зовут? – глянула я на подстраховщика.

– Гера.

Ну почти.

– Это Георгий или Григорий? – уточняла я, судорожно моргая.

– В моем случае, это Герасим.

Часть 5

Новый год наступил штатно. Наконец-то Егор осилил стих про ёлочку, трое его старших братьев получили по самокату, а сестры – по миниатюрной копии туалетного столика с кучей косметики. Только за детей Родиона я могла радоваться искренне, как бы зависть ни вопила. Помадки – ну просто чудо…

Моё место неизменно было персонально оборудовано во главе стола, где на этот раз Мира разложила пластиковые приборы с напылением под серебро. Такой же набор посуды я нашла под ёлкой. Ещё мне достался мешок детских поделок, из которого Род изъял только ежика из спичек, потому что счел его в моих руках бомбой замедленного действия.

Я встретила Родиона практически сразу, как вторая стадия миновала. После незнания в восемь ко мне слишком внезапно ворвалось осознание, и будь я на этой стадии сейчас, к елке не приближалась бы и на шаг. Тогда опасности мерещились мне на каждом шагу, и даже тете мои фобии казались излишни, но никто не протестовал, когда я просила выключать батареи на ночь или выдергивать все из розеток сразу после использования. Уж куда лучше, чем таскаться со мной потом по больницам.

Конечно, школьную жизнь это несколько подпортило: шуганая, ненормальная. Больная. Если бы меня тогда не перевели на домашнее обучение, третья стадия наступила бы быстрее, но в итоге переходный возраст, хоть и с опозданием, все равно взял свое.

На старте третьей стадии, полной злости и обиды, к Роду меня и притащили. Левел-ап. Сколько бы я ни пыталась беречь себя, ничего не получалось, и вроде бы проклинай себя, а не весь мир, но...

Род меня фактически спас своим безапелляционным, беспристрастным воспитанием, и чем сильнее я хотела из этого мира сбежать, тем яростнее он принимался за опеку. По сути, ничего, кроме своей кожи, предложить я ему не могла, и то пришлось ждать восемнадцати, но когда он только увидел на мне брызги ожогов, и началась наша дружба.

Из меня наверняка получилась бы отличная нянька его детям, Мира иногда выглядит такой убитой, что не предлагать помощь по надзору за их шебутным стадом с моей стороны просто неприлично, но… Детей ко мне не подпускали, ведь все боялись, что они меня если не убьют, то точно покалечат. Ох уж эти карандаши и машинки. Бах! И нет глаза…

Я вышла из такси. 12:32.

Зал для конференций находился недалеко от главного корпуса университета, была я здесь уже три раза и всегда в одной и той же роли. Сторговаться с Павловым не вышло. Наверняка он знал, что рано или поздно я сама к нему приду. Деньги были очень нужны, брать меня на работу никто не спешил, а январь подходил к концу.

О своём внезапном желании попробовать себя в аэроклубе рассказать я никому не решилась. Это мое дело, и мне оно казалось не опаснее похода в магазин. Высота меня совсем не пугала и вообще не будоражила, но момент прыжка… Видимо, было в нём что-то живое. Вновь и вновь я взывала в памяти к тому холодному, одинокому дню на крыше. Чувство, которое меня остановило тогда. Я знала, оно где-то рядом, оно в моменте, но никак не могла уцепиться за него. Не зря же вселенная тогда съежилась, чтобы показать мне будущее.

Почти все праздники я провела за изучением феноменов пространственно-временного континуума, но школьной программы и художественной литературы оказалось маловато, чтоб всё это понять.

После того, как я передумала заканчивать существование пятном на асфальте, я практически ничего не помню. Как спускалась, как вернулась домой. Как перешла на стадию номер четыре. Ничего. Сплошной туман. Но теперь я искренне надеялась, что когда найду, оно поможет, мне жить. Поможет, на грядущей стадии не провалиться в очередную бездну ненависти, ощущение которой с каждым днём становилось только острее. Я знала, что счастье возможно и без туши, и искренне надеялась, что в “Увидимся!” меня научат бояться смерти, а не жизни.

“Без боли, значит, жить не можешь?”

Я усмехнулась, прошла в третий конференц-зал и села на крайнем сиденье третьего ряда. Всё по плану, но сегодня, как назло, было многолюдно. Вряд ли все меня запомнят и будут тыкать пальцем, но с первого ряда уже пару раз махнули. Аспиранты моего Айболита. Меня они с ног до головы уже рассмотрели, и теперь интерес им представляла только моя подробная медкарта. Альманах непознанного.

Я еще раз прослушала голосовушку с пожеланиями удачи от Нины и окончательно расслабилась.

Аудитория зааплодировала, – на сцену вышел Алексей Андреевич. Доцент кафедры и наверняка будущий Профессор Павлов. Естественно, только если его докторская произведет ожидаемый фурор, и ему вручат так желанную степень.

Павлов откинул со лба свои золотые кудри и поправил модные очки в черепаховой оправе. Аспирантки, наверное, кипятком ссутся, только бы попасть к нему в команду. Это вам не парашютисты… Потомственный медик. Автор бесчисленного числа статей, мастер черного юморка, отличный врач и, подозреваю, неплохой любовник. Видели бы они этого принца в лаборатории, где карета скоро превращается в тыкву.

– …таким образом, все мы понимаем, – вещал он в микрофон. – Что мутацией гена SCNP9A всё не заканчивается. В настоящий момент…

Эту лекцию я знала уже наизусть. Хоть на подобных конференциях и появлялась не часто, множество раз наблюдала за репетициями и даже помогала составлять речь. Нужно было проситься в ассистенты. Имя бы хоть мелким шрифтом на обложке впечатал.

– …теоретически, они смогут блокировать каналы NaV1.7. Таким образом, мы уже стоим на пороге…

Часть 6

Я поднималась на третий этаж к территории экстремалов и не могла отделаться от ощущения, что там сегодня проводят конкурс красоты или модный показ спортивной одежды. Помимо скалодрома, здесь был спортзал, дартс-клуб, учебные кабинеты и медпункт, но откуда или куда идут все эти “курицы”, даже представить невозможно.

По некоторым дамочкам сразу понятно – со штангой по жизни, но накладные ресницы и тонны макияжа на других откровенно вгоняли в ступор. Я пригладила свою новую ярко-розовую водолазку. Это же спортклуб! Кому тут сдались твои шорты?! В жизни не поверю, что в них удобно ходить, не то что приседать или бегать. Под шубу-то можно было и джинсы надеть!

Почти месяц я соглашалась на все, только бы побыстрее закончить свои планово-рабочие-медицинские дела и выпросить аванс, чтобы оказаться здесь, а теперь радостный порыв срывался в тартарары, явно позабыв про парашют. Может, стоило присмотреть себе организацию попроще?.. В сети полно предложений роуп-джампинга в любую погоду и время года, вряд ли, конечно, все орут “увидимся” перед прыжком, но смысл же не в этом.

Я тряхнула головой и зашла внутрь. Как это не в этом?! Я из будущего дала такой явный намек, что и сомневаться нечего. Подумаешь, сама же вчера весь день думала, что надеть. Я скользнула взглядом на новые джинсы. Может, дырки немного не по погоде, поэтому так стрёмно?

Новогодние украшения с центрального коридора уже сняли, и теперь он больше походил на склад или спортивный магазин. Стеллажи с велосипедами, роликами, коньками, байдарки и канаты. Чего тут только не было, даже самокаты нашлись, но стоит отдать должное ответственному за снаряжение – педантичности не занимать. И как достают жилеты под потолком?.. Секции располагались в старом советском здании, до люстр тут, казалось, метров пять, но несмотря на простор, огромное окно в конце коридора и кучу пестрящего вокруг, помещение было достаточно уютным.

Взгляд привлёк огромный плюшевый медведь в спасательном жилете, сидящий у одной из множества дверей. Детская комната? Прямо в точности Плюша, только больше в десять раз. И куда делся, интересно?..

На прошлой неделе, пока я сидела в ожидании анализов, удалось выпросить у Павлова свое “досье”, которое он трепетно выуживал с полки, будто это был семейный альбом. Я в его руки попала прямиком со скорой, где мне едва успели обработать ожоги. Медики сразу поняли, что с восьмилетним ребёнком что-то не так, а этот меня будто только и ждал всю жизнь. На самом первом, сделанном в лаборатории, фото я стою обмотанная бинтами, словно мумия, и радостно сжимаю в объятиях нового плюшевого друга. Тогда мне еще не сказали, что матери и сестры больше нет в живых. Наверняка радость от подарка была бы не такой яркой.

Дальше каждый год стадии можно было отслеживать без описания на сто страниц. По фото. Серьезная лысая девчонка в девять, еще серьезнее, но уже с тугим русым хвостом в десять, уже чуть более расслабленная с десяти до тринадцати, а дальше… Тяжелое время. Сильнейшие ожоги шеи от плойки и непрекращающихся попыток стать красивой, как все! Красные слезящиеся глаза от косметики, синяки по всему телу. Четырнадцать: руки забинтованы. Шестнадцать: нецензурные жесты в камеру. Род меня тогда подстриг, проколол уши и принялся учить хорошим манерам. Тетя не справлялась. Так и познакомились.

Неудивительно, что для, казалось бы, такой элементарной процедуры, как прокол ушей, Павлов чуть не комиссию собрал и привлек проверенного специалиста в области пирсинга. Как вчера помню его скачки с блокнотом вокруг черного кожаного кресла тату-мастера. Начиная с восемнадцати, смотреть на голую себя стало поприятнее: Родион взялся за дело, чем поначалу доводил Павлова до гневного исступления. Но он сам нас познакомил, а значит, нечего.

В любом случае, последнее фото в карте меня больше чем устраивало. Пол тела в рисунках, волосы чуть отросли, верхняя шапочка уже вполне сносно спадала на белый лоб, и выражение лица умиротвореннее, чем у трупа. Даже глаза посерели за последние пару лет.

Я оторвалась от медведя, проводила взглядом фигуристую брюнетку в пестром комбинезоне и пошла дальше, рассматривая таблички на дверях. Уж Нина бы им всем показала тут! Кто-то красивый, а кто-то просто особенный. Остаётся надеяться, моя кровь и правда поможет, миллиардам людей на этой земле избавиться от боли. Вроде бы и плевать, но как лишний стимул – пригодится.

– Так! – эхом пронеслось по коридору. – Зеленый хватай!

Я остановилась у стены с цветными кирпичиками, за которой, судя по указателям, находился скалодром, и прислушалась.

– Я же сказал ЗЕЛЕНЫЙ! Куда руку тянешь?! А? Опора где! Так. Нога правая в воздухе висит!

Аккуратно свесившись в широченный проем зала скалолазов, я сразу узнала Герасима. Руки на автомате потянулись поправлять водолазку. Волшебством совпадение и не пахло, но момент всё равно как-то приятно дрогнул в груди.

Юрич сказал, мы похожи, но, скорее всего, всё было с точностью наоборот.

Любитель высоты и острых ощущений стоял у основания крутой стены истыканной редкими разноцветными камнями и раздавал указания. Наверняка к новому году стригся, ибо что-то я не припомню этих барашков.

Гера отставал от трендов. Черные лосины, поверх которых черные шорты. Кофта эта спортивная тоже черная, как её… рашгард, на который я чуть не раскошелилась. Спортивная мода оказалась куда дороже обычной, но теперь я была умнее и старалась хоть что-то отложить. Вдруг завтра случится научный прорыв, и я больше не понадоблюсь? Надо бы за завещание себя хоть пожизненное содержание выбить.

Пятая стадия. Часть 1

– Показывай! – с порога проорал мне Павлов.

Волосы дыбом, очки в посверкивающей золотой оправе накинули ему лет десять, даже домашний костюм в клетку не снял.

– Нечего показывать, – я боязно поднялась с кресла в приёмной частной круглосуточной клиники, где мы уже три года, не считая перерыв, проводили внеплановые обследования, потому что в лабораторию института ночью так просто не ворвешься.

– Упала? Ушиблась? – тискал он меня, как тряпичную куклу.

– Н-нет, но мне кажется, у меня что-то болит.

Алексей Андреевич приступил к изучению зрачков.

– Да трезвая, трезвая, просто…

– Пошли, – потянул он меня в кабинет.

Шарф с курткой отправились к халатам на вешалку. Я, согласно инструкции, встала на красный кружок. Автоматически включились лампы и запищали видеокамеры.

Выглядел доктор, мягко говоря, не очень: мешки под глазами, глаз дрожит, вздыхает, как старик. Сейчас у него было много работы, даже слишком. Материал для исследований, который я не сдавала почти полгода, несомненно, его радовал, но спать мешал не меньше. И как он, интересно, так быстро приводит себя в порядок перед лекциями? Мне бы поучиться.

– Ты Марине когда звонила последний раз? Она переживает. Можно чуть больше уважения к окружающим, пуп земли.

– На прошлой неделе звонила. Я же знаю, она всегда на связи с вами и Родом.

– Род то ещё помело, но успокоить женщину он не в состоянии. Звони почаще, я не нанимался в няньки.

– Поняла.

С любовью Павлов смотрел на меня только во время презентаций и где-то до тринадцати, потом, вероятно, кроме набора прокаженных генов во мне он ничего не видел. Одержимый, но мне и одного опекуна хватит, правда.

Он с шумом рухнул на стул у ламп, повернул камеру и, пристально меня рассматривая, заговорил в микрофон:

– Двадцать восьмое февраля две тысячи восемнадцатого года. Время двадцать три пятнадцать. Жалобы?

– Бессонница. Головокружение. Три вспышки мигрени за последние полчаса, – я приложила ладонь к солнечному сплетению. – Давит в груди. Стошнило час назад. Прогнозируемо. Гипергидроз.

– Последнее мочеиспускание?

– Три часа назад.

На руке повис рукав тонометра.

– Гипотония. Восемьдесят. Пятьдесят. Пульс сто. Отмена диуретиков, корректировка курса. Ангидроз под вопросом. Подробнее про вспышки.

– Мили, не больше.

Огонёк на камере потух, и Павлов уже спокойнее пересел за свой стол.

– Жить буду? – уточняла я, укладываясь на родной диван, купленный специально для меня. По-другому психолог отказывался беседовать.

– Пока я жив, будешь, – говорил док, потирая глаза. – Явная передозировка. Ожидаемо. Перерыв сказался на общем состоянии, придётся откатывать курс на полгода назад! – рявкнул он на меня. – Вчера были предпосылки?

– Нет вроде.

– Вроде?

– Нет. Не было.

– Чем занималась сегодня?

– Да в общем-то… Ничем.

– Что значит, “ничем”? Ходила куда, лежала весь день, депрессивное состояние, эйфорические припадки?

– Нет. Ничего. Ходила в город на прогулку. Вернулась, поужинала, легла, встала и здесь.

Вообще, подобное со мной не впервой, просто не явись я сегодня, завтра могло бы стать хуже, а мне в семь вечера надо быть на парковке.

– Подъем, – Павлов пнул диван, – завтра утром зайдешь. Будет новый коктейль.

– Поняла.

Мы вышли из клиники, и я села по центру заднего сиденья нового красного внедорожника. Ремни щелкнули. И как ещё детское кресло не купил?.. Тащились до моего дома мы целый час, вместо возможных двадцати минут – без рисков на поворотах.

В такие моменты я чувствовала себя хрустальной куклой. Обычно только аспиранты обращались со мной, как с сокровищем, параллельно пытаясь усмотреть материалы для своих кандидатских. В том, что их доцент осилит этот путь, они не сомневались, а я ещё не одному поколению пригожусь, отсюда и все эти: Леночка, Солнышко, Милая. Тискали они меня хоть и с целью эксперимента, но все равно с таким трепетом, что мне иногда было страшно повредить их нежные ручонки. Приятно мнить себя принцессой, когда лежишь в бреду, утыканный катетерами.

Павлов светские беседы со мной никогда не вел. Только коротко и по делу, даже смс-ки редко насчитывали более пяти слов. Естественно, когда я вновь появилась, первое время он старался быть помягче, но меня это больше пугало, чем обнадеживало. Достаточно было исключить акупунктуру из курса.

Крайний раз этот Эйнштейн играл в хорошего полицейского, когда я явилась пьяная и без невинности. То-то был спектакль. Такая важная информация, а я с ведром в обнимку и ни черта не помню. Когда кто-то шутит про “свечку держал”, мне даже не смешно, потому что со мной в следующий раз именно так и будет. В договоре отдельным параграфом теперь прописаны подробности, в которых я должна описывать свою половую жизнь.