Узница для Короля Пепла

Пролог

— Ее высочество принцесса Ариэлла! — голос глашатая дрожал, будто он объявлял о казни.
Я вошла в тронный зал, сжимая юбку так, что костяшки побелели.

Отец сидел на троне, его корона — тяжелая, тусклая, как и взгляд, не вызывала ничего, кроме желания отвернуться. Рядом, как всегда, она. Королева Изабелла, с лицом, выточенным изо льда, и ее сын — принц Рауль, щурящийся на меня, как кот на мышь.

— Подойди, дитя, — сказал отец.

«Дитя». Он не называл меня так с тех пор, как маму обезглавили на площади за мнимую измену короне.

— Ваше величество, — сделала я реверанс, но спина не согнулась.

«Пусть видят: я не сломаюсь».

— Варвары у границ, — начал он, избегая моего взгляда. — Их орды сожгли уже три деревни. Нам нужна армия Эдмунда.

Сердце замерло.

«Нет. Только не это!»

Горло сжалось в спазме. Руки задрожали, но я не позволила родителю и мачехе увидеть свою слабость, сильнее впиваясь пальцами в ткань юбки.

Скрипнув зубами, глубоко вздохнула, борясь с эмоциями.
— И… что я должна сделать? — спросила короля, уже зная ответ.

Изабелла засмеялась — звук, как лязг ножниц.
— О, милая, ты ведь умная девочка. Тебе выпала честь выйти за него замуж и спасти свое королевство. Завтра.

Воздух вырвался из легких. Рауль мерзко хихикнул, вертя в руках кинжал с гербом Эдмунда.
— Представляю, как он будет целовать эти невинные щечки. Ему же за шестьдесят, да?

— Заткнись! — прошипела я, забыв про этикет. — Сидишь здесь, скалишься, пока…

Отец стукнул жезлом по мрамору, прервав мою брань:
— Довольно! Ариэлла, это не просьба. Это приказ.

Я отступила на шаг, качая головой. Дыхание сбилось. Отвернувшись от родителя, едва могла совладать с эмоциями. Взгляд уперся в стену, где когда-то висел портрет матери… Теперь на нем красовалась Изабелла.
— Вы отдаете меня тому, кто похож на гоблина? — собравшись силами, вновь посмотрела на отца. – Его первая жена умерла через месяц после свадьбы! Говорят, он бил ее…

— Слухи, — равнодушно бросила Изабелла, поправляя диадему. — Ты должна быть благодарна. Наконец-то принесешь пользу.

Пользу. Слово обожгло, как пощечина.
— Почему Рауль не должен приносить пользу? Отправьте его на войну!

Принц вскочил, краснея:
— Я – наследник! Мое место здесь, а твое — на ложе старика!

Отец встал, и его тень накрыла меня. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Он не сомневался. Решение было уже принято, и мое мнение не учитывалось.
— Ты согласишься. Или я объявлю тебя предательницей короны!

В горле встал ком. Предательница… Как мама. Как будто они не предали меня первыми.
— Вы… ненавидите меня так сильно? — прошептала я, более не скрывая дрожи в голосе.

На мгновение лицо отца исказилось незнакомыми эмоциями. Возможно, мимолетно я даже увидела того человека, который качал меня на руках, пока мама жила. Пока во дворце не появилась Изабелла...
— Ненависть — роскошь. Я выбираю выживание, — отмахнувшись от мольбы в моем взгляде, равнодушно произнес родитель.

Боль и жгучая ярость разлились в сердце. В ушах шумела кровь, голова шла кругом. Я уже ничего не ждала от отца. Ненавидела его с тех пор, как он отдал приказ, и топор палача опустился на шею моей матери… А я смотрела… Мне было шесть, и меня заставили наблюдать за тем, как жизнь потухла в глазах единственного человека, который любил меня по-настоящему.

— Я умру с ним! — теряя самообладание, закричала я, и эхо ударилось о витражи.

Изабелла подошла ко мне. Цокот ее каблучков впивался в виски, причиняя боль. Духи королевы пахли ядом, удушая.
— Умрешь? О нет, дорогая, – шепнула она мне на ухо, так, чтобы никто не слышал. — Ты будешь лежать под ним, терпеть его дыхание, рожать ему ублюдков… И благодарить нас за эту честь!

Её ноготь впился мне в подбородок, оставив красную полосу.
— Вспомни мать. Ее казнили, как предательницу. Она бы гордилась твоей жертвой.

Я дёрнулась, и Изабелла отпустила меня со смехом. Рауль бросил кинжал к моим ногам:
— Можешь убить себя. Но тогда мы выбросим твое тело в ров для собак. Как твою мамашу.

«Мама. Они посмели…»

Злые слезы выступили на глазах. В ярости я схватила кинжал. Королева шарахнулась назад, теряя прежнее веселье. Стража тут же обнажила мечи, кидаясь в мою сторону. Но вместо того, чтобы ударить Рауля, вместо того, чтобы броситься на тех, кто разрушил мою жизнь, я вонзила лезвие в портрет Изабеллы. Холст порвался с треском.

— Хороший выбор, — усмехнулся Рауль. — Ты всегда была слабой!

Визуализация

Визуализация

Глава 1. Тень пустынного кота

Ариэлла

Мое белое платье было саваном, в который меня завернули живьем. Каждый шов впивался в кожу, словно насмешка:

«Ты — принцесса. Ты должна страдать красиво».

Свечи в храме дрожали, будто и они презирали герцога Эдмунда. Его пальцы, толстые и холодные, как змеиная кожа, сжимали мою руку. Мне хотелось вырваться, закричать, но я лишь молча считала трещины на мраморном полу. Одна... две... три... Сколько их? Столько же, сколько лет я прятала слезы, пока отец называл меня «ошибкой», а придворные шептались, что я — призрак умершей королевы-предательницы.

Думала, хуже уже не будет. Но вот, я стояла перед алтарем с человеком, который вызывал лишь чувство брезгливости и омерзения.

Герцог Эдмунд Вальтарский, лорд Южных Земель. Меня коробило даже от его имени.

Потная рука сдавливала мою, а горло сжималось от отвращения. Высокий тучный мужчина, туго затянутый в пурпурный камзол, самодовольно улыбался.

Мне бы столько выдержки, какой обладали пуговицы его одеяния!

Над туго затянутым воротником с глупым кружевом нависали дряблые щеки. Кожа сероватого оттенка, с сетью лопнувших капилляров на носу были следствием неумеренного потребления вина. От аристократа пахло алкоголем, лекарствами, дорогими духами и потом.

«Кто-нибудь, откройте окно!»

Голос священника гудел, как шмель в стеклянной банке. Эдмунд хрипел что-то о «союзе» и «защите королевства».

— К закату мои люди будут здесь! — пообещал он отцу. — Вы приняли верное решение, мой король! Вам ведь тоже так кажется, принцесса? — мерзкая усмешка растянулась на старческом лице.

Герцог дернул меня за руку, притягивая ближе. В нос ударил резкий запах лекарской настойки, который с годами въелся в морщинистую кожу, и удушающий смрад застарелого пота, которые смешались с его духами, совершенно не маскирующими убийственное амбре аристократа.

Руки задрожали… Не от страха, от отвращения. Я ловила на себе взгляды этого человека еще будучи подростком. Они вызывали желание помыться, содрать слой кожи, чтобы стереть с тела липкость его внимания. Даже в худших кошмарах не могла представить, что в будущем отец отдаст меня ему…

Впрочем, любовью и заботой родителя я не была избалована. Королевство нуждалось в поддержке герцога Эдмунда, а я стала разменной монетой.
Не желая содержать армию за счет казны, отец полагался на поддержку вассалов, которые в нужный час не откликнулись. Ответил лишь южный герцог, тот, чье войско, как известно, являлось сильнейшем во всем Райденге. Его армия была единственным щитом от варваров, что грозили стереть нас в пыль. А платой за защиту стало мое тело…

Я попыталась отстраниться от омерзительного жениха, старалась не думать, что сегодня ночью придется ощущать на себе его липкое, дряхлое тело… Мой взгляд устремился на витражи с ликами святых: их глаза были пусты.

«Святые не спасают таких как я, ненужных».

Надежды больше не было…

И тогда раздался первый крик.

Не мой — чей-то за дверьми.

«Рыдания? – задалась я вопросом, ошеломленно смотря на выход. – Нет, вой. Как у дикого зверя».

— Быстрее! – Эдмунд дернул меня к себе, заставляя вновь повернуться к алтарю. На старческом лице отразилось напряжение.

Руки священнослужителя задрожали.

– В этот час мы собрались здесь… – сбивчиво начал седовласый мужчина, до белеющих костяшек сжимая книгу Святых. Он то и дело поглядывал на резную дверь за моей спиной.

– Они уже здесь… – в ужасе прошептал кто-то едва слышно.

Слова звучали словно приговор… Приговор для всех, а я вдруг осознала, что испытываю облегчение и злорадство…

«Они хотели пожертвовать мной, в надежде оградить себя от варваров. Вот только не успели».

— Поздно! — на выдохе произнесла я, вырывая руку из липкой хватки герцога.

Не знаю, что чувствовала. Слишком много противоречивых эмоций.

Как и все, я боялась пустынных берсерков и того, кого шепотом называли Королем Пепла, но разве моя жизнь не закончилась в тот момент, когда отец отдал меня герцогу Эдмунду?
«Хуже уже не будет!»

Вместо органа раздался лязг металла. Вместо молитв — топот. Двери храма распахнулись, и ворвался запах дыма, крови... и свободы.

Мне удалось увидеть длинный коридор.

Варвары… Они не убивали. Они играли. Облаченные в черную броню, с лицами, раскрашенными синей охрой, эти люди напоминали ночных духов. Дикие воины связывали стражу веревками, смеясь над их позолоченными доспехами. А потом появился он…

Визуализация

Глава 2. Твой хозяин теперь я

Ариэлла

И вот теперь все изменилось.

Король Рохан шагал так, словно это место уже принадлежало ему. Темные волосы, короткие и непокорные, будто были высечены из ночи, а глаза… Боги, эти глаза. Желтые, как расплавленное золото, с вертикальными зрачками, словно у хищника, выслеживающего добычу. В них не было ничего человеческого — только холодный расчет и необузданный огонь.

Я слышала, что в венах пустынных варваров течет кровь диких зверей, но думала — это не более чем глупые страшилки для малышни.

Его смуглая кожа была покрыта шрамами: одни тонкие, как паутина, другие — грубые рубцы, рассказывающие истории о битвах, где он выжил ценой крови. Черная броня облегала тело, легкая и гибкая, украшенная серебряными заклепками в форме клыков. На плече — плащ из шкуры зверя, которого я не узнавала.

За ним волочилась огромная тень — черный пустынный кот с глазами-углями. В холке он превосходил в росте высокого варвара. Цепь на шее зверя бренчала, отсчитывая минуты, оставшиеся живым. Существо зарычало, обнажая клыки, когда Рохан остановился у алтаря. Его взгляд скользнул по залу, задержавшись на мне. На губах — усмешка, острая как клинок.

— Какая трогательная картина, — голос Рохана был низким, с хрипотцой, будто камни перекатывались в глухом ущелье. — Вы жертвуете овцой, чтобы волк ушел сытым?

Отец, бледный как мел, попытался встать между мной и Эдмундом, но Рохан махнул рукой — и пустынный кот рыкнул, заставив его шарахнуться назад. Все замолчали. Боялись даже пошевелиться. В тишине слышалось, как герцог Эдмунд заскрипел зубами. Его пальцы вновь впивались мне в запястье, но я не почувствовала боли. Только ледяной ужас.

— Ваш герцог, — Рохан кивнул на Эдмунда, который пятился к алтарю, — напоминает мне старого пса, который гавкает из-за забора. Скучно. А вот она... — Его палец указал на меня, и я почувствовала, как по спине побежали мурашки. — Вы ошиблись. Она — не овца. В ее глазах — огонь. Пожалуй, я заберу ее себе.

– Договор! – бледными дрожащими губами зашелестел Эдмунд. — Давай заключим договор. Эта девка — моя жена! Я отдам ее за…

Омерзительный жалкий трус! Чего еще следовало ожидать от такого человека?

Король Рохан не позволил ему договорить. Губы варвара изогнулись в пренебрежительной усмешке:

— Договоры пишутся кровью, старик. Твоя уже давно засохла.

Пустынный кот внезапно бросился вперед, сбив герцога с ног. Я лишь чудом успела вырваться.

Храм погряз в криках. Аристократы бросились к единственному выходу, но там их уже ждали.

Я же стояла не шевелясь. Смотрела на старика, который едва не стал моим мужем.

Он упал, хрипя, а зверь поставил лапу ему на грудь, будто предлагая мне выбор: наблюдать, как когти рвут плоть, или…

— Хватит! — вырвалось у меня, хотя я сама не понимала, зачем вступилась за того, кто хотел сломать мою жизнь.

Рохан повернулся, и его взгляд прожег меня насквозь.
— Ого, — он усмехнулся. — Выглядишь фарфоровой куклой, а на деле еще и рычишь.

Он подошел ближе.

«Не трусь! Не смей прятать взгляд! — заставляла себя, смотря в глаза варвара. — Не показывай страха!»

Стиснув зубы, сосредоточилась на дыхании. Рохан был так близко, что мне удалось рассмотреть шрам, пересекавший его левую бровь. Я почувствовала запах дыма, смешанный с чем-то диким — можжевельником и грозой. Его рука сжала мою талию через тонкую ткань платья, и я замерла.

— Попробуй сбежать, как твои люди, — прошептал он, и его дыхание обожгло шею. — Или не трать силы. Твой хозяин теперь я.

Визуализация

Глава 3. Узница Короля Пепла

Ариэлла

Я не сопротивлялась. Не потому, что хотела этого. Нет… Он был хищником… Тем, кто гонится за бегущей добычей.

«Нельзя делать резких движений! Нельзя его провоцировать! – напоминала себе. – Дыши, Ариэлла, просто дыши!»

Стиснув зубы, я стояла.

Этот чужак был странным, ненормальным. Пугающим.
Но впервые за двадцать лет кто-то увидел во мне не принцессу. Не ошибку. Не бледную тень матери, чей призрак я носила в своих чертах. Огонь, сказал он. Но теперь, когда его пальцы впивались в мою кожу, я знала: Король Пепла тоже хочет потушить его.

Рохан повернулся к своим воинам, держа меня рядом, как трофей на цепи.
— Уведите их, — кивнул Рохан на придворных. — Пусть смотрят, как их королевство становится пеплом. И этого, – с пренебрежением взглянул он на лежащего под лапой кота Эдмунда, – не забудьте.

Его люди смеялись, сталкивая знать в кучу, как скот. Отец попытался что-то сказать, но Рохан прервал его жестом:
— Ты променял дочь на ложную безопасность. Теперь подохни с этим знанием, как жалкий, трусливый пес!

Он толкнул меня вперед, и я споткнулась о край своего платья. Пустынный кот зарычал справа от меня, будто смеясь над моей слабостью.

— Идем, — приказал Рохан, и его голос не оставил места для споров.

На улице город был охвачен хаосом. Казалось, даже земля дрожит, реагируя на безумие, созданное берсерками. Но варвары не убивали. Они грабили лишь богатые особняки, ломали, разрушали, но оставляли жителей в живых — словно наслаждаясь их унижением. Дома горели, и дым застилал небо, превращая день в сумерки.

Ужас! Тело сковывал дикий ужас.
Горло сжалось в спазме. Смог заставлял слезиться глаза. За пеленой едва удавалось рассмотреть ад, устроенный этими дикарями.

— Зачем? — спросила я, не в силах молчать. — Зачем вы это делаете?

Рохан остановился, повернувшись ко мне. Его желтые глаза сузились.
— Потому что ваше королевство гнило изнутри. Вы молились золоту, а не богам. Вы предали собственную кровь, — он указал на меня. — Тебе ли не знать, принцесса.

Мое сердце забилось чаще, но я не опускала взгляд.
— А ты лучше? Захватываешь земли, как дикарь...

Рывок. Движение было столь молниеносным, что я не успела отреагировать. Он оказался передо мной, внезапно схватил меня за подбородок, заставив замолчать.
— Дикарь? — его голос зазвучал тише, но опаснее. — Я — дикарь, принцесса? А как назвать тех, кто надевает оковы на людей, лишь потому, что они отличаются? Как назвать тех, кто продает нас, как скот, увлеченные экзотической внешностью? Тех, кто подкладывает дочерей под старых ублюдков, ради защиты собственной задницы?! Ваша циничность делает вас цивилизованными? Тогда, пожалуй, останусь дикарем!

Он отпустил меня, и я чуть не упала.
— Я не твой спаситель, принцесса. Я твой новый плен. Прими это или сгори.

Глава 3.1 Узница Короля Пепла

Мне было нечего ответить. Король Пепла прошелся по больным мозолям, намеренно задевая рану, которая никогда не заживет.

Молча вздернув подбородок, я вперила взгляд в его хищные звериные глаза. Не скрывала ненависти. Какой смысл? Он и так знал, что я презираю его… Не так сильно как свою семью, не так сильно как тех, кто кланялся моему отцу, целуя ему ноги… Но все же…

Король Рохан не был моим спасением. Он был новым тюремщиком.

Меня вели через город к лагерю варваров. Король Пепла шел впереди, не оглядываясь, а пустынный кот следовала за ним, как преданная тень.

Окруженная завоевателями, знала – сбежать не получится.

Я смотрела на руины дворца, где выросла. На витраж с гербом нашего дома, теперь разбитый в щепки. На людей, которые когда-то смеялись надо мной, а теперь рыдали в пыли.

И тогда я поняла: свободы не существует. Герцог Эдмунд хотел запереть меня в браке, Рохан — в роли трофея. Разница была лишь в том, что один прикрывался «долгом», а другой даже не стыдился своей жестокости.

Не знаю, сколько мы шли.
Но вот, впереди показался лагерь. Сотни палаток выстроились в бесчисленное множество рядов. Отовсюду доносился рев пустынных котов. Он пугал, заставлял кровь леденеть в венах.

Вдалеке я видела этих огромных жутких существ, устроившихся на мягкой траве.

Варварский король остановился у повозки, полной украденного золота.
— Входи, — сказал он, указывая на черный шатер с кровавыми вышивками. — Ты переночуешь здесь.

— А что потом? — спросила я, и мой собственный голос показался чужим.

Он наклонился… Дыхание замерло в груди, когда его губы почти коснулись моего уха:
— Завтра ты начнешь учиться не дрожать.

Горячее дыхание обожгло кожу. Я невольно отшатнулась от него, словно варвар мог меня укусить.

Смотря на него, стиснула зубы.

Наглая усмешка отразилась на лице Короля Пепла, а после он разразился смехом, глубоким, хриплым, от которого внутри все сжалось.

«Я выглядела глупой? Жалкой?!»

Спрашивать не имело смысла.

— Входи, — отсмеявшись, кивнул он в сторону шатра. — И, если ты умна, оставайся там! Иначе, я не отвечаю за действия своих людей. Их всегда привлекали красивые женщины.

Сглотнув, сделала еще шаг назад.

«Я не боюсь! Не боюсь! — убеждала себя, отступая все дальше. — Просто не хочу их провоцировать!»

Ноги подвели, ускоряя движение. Резко развернувшись, я подхватила подол ненавистного платья, скрываясь за плотным пологом шатра.

Тяжелая ткань упала за мной, отрезав последнюю связь с тем безумием, что творилось снаружи.

Здесь пахло кожей, железом и чужим страхом. На полу лежали шкуры зверей, на стене висели кинжалы с рукоятями из кости.

Я присела на корточки, обхватив колени руками.

Тело пробивала крупная дрожь.

В одно мгновение я испугалась, что рассыплюсь на части.

Перед глазами все поплыло. Слезы душили, но я не позволила им вырваться.

«Ты должна быть сильной, моя Ариэлла», – прозвучал в голове голос матери.

Это были последние слова, прежде чем отец приказал казнить ее. А я… Я просто смотрела, громко рыдая и умоляя папу одуматься.

«Хуже уже не будет!» — сколько раз я повторяла себе эти слова.

Уже сбилась со счета.

Платье, когда-то белое, теперь было в пятнах сажи и грязи. Крепко обнимая себя руками, так и сидела, не смея пошевелиться.

Я не плакала. Слез больше не осталось. Была только ярость: тихая, глухая, копившаяся годами.

Рохан ошибся. Огонь во мне был не искрой. Это было пламя мести. И оно коснется всех, кто посмел причинить мне боль.

«Я выживу, стану сильнее и заставлю их пожалеть…» – эти слова стали клятвой, что устремились в небеса.

А за стеной шатра смеялись варвары, празднуя победу. И где-то вдалеке, сквозь дым, доносился вой пустынных котов — словно эхо моего нового имени. Узница Короля Пепла.

Визуализация

Глава 4. Торжество правосудия

Рохан
Никогда не понимал, зачем люди украшают свои клетки золотом. Храм, в который я ворвался, напоминал кричащую циничной лживостью театральную ширму — высокие своды, витражи с ликами святых, мрамор, отполированный до блеска. И они, эти жалкие аристократы, в своих бархатных одеждах, будто попугаи, распушившие перья перед смертью. Но среди всей этой мишуры выделялась она.
Ариэлла.
Белое платье, лицо, словно выточенное из слоновой кости, и глаза… Боги, эти глаза. Они горели. Не страхом, не покорностью — ненавистью. Той самой, что годами разъедала мою душу, пока я не превратил ее в оружие. Когда герцог Эдмунд вцепился в ее руку, словно стервятник в падаль, что-то внутри меня дрогнуло. Не жалость — никогда. Скорее, узнавание. В ее взгляде читалось то же, что я видел в своем отражении каждое утро после побега с рабского рынка: «Я сожгу вас всех».

— Король Пепла! — кто-то крикнул за моей спиной, но я уже не слушал.

Мой кот, Ша’рим, рычал, прижимая Эдмунда к полу. Старик хрипел, вымаливая пощаду, но я лишь усмехнулся. Какой смысл убивать его? Смерть была слишком милостива для того, кто торговал чужими жизнями. Пусть гниет со всеми. Пусть узнает, что его «армия» разбежалась при первом же намеке на бой.
Да, мы встретили их на подходе к Райденгу. Слабые, ничтожные, скулящие псы… Их оборона рассыпалась, стоило нам приблизиться. И этими людьми кичился герцог? Они должны были стать щитом королевства? Смешно! Хотя нет, жалко.

— Вы ошиблись, — подметил я, наблюдая за необычной реакцией девушки. Ожидал, что она не выдержит. Начнет умолять, заплачет, как поступила бы любая. Но не принцесса Рейденга. — Она — не овца. В ее глазах — огонь. Пожалуй, я заберу ее себе.

Ариэлла не ответила. Не дрогнула. Лишь стиснула зубы, словно боялась, что из горла вырвется крик. В тот миг я так и не понял, почему увел ее, пряча в своем шатре, вместо того, чтобы запереть с другими высокородными.

После взятия города, мы отыскали то, зачем пришли.

Еще будучи ребенком множество раз слышал и был свидетелем того, как ашкарнов, таких как я, отлавливают, заключая в рабство. Люди, в чьих венах течет кровь зверей, оказывались в клетках, с ошейниками, словно истинные животные. Аристократы разных королевств интересовались нашими женщинами, желая заиметь такую в личном гареме или же посетить экзотический дом утех. Да и мужчины пользовались спросом, вот только были куда опаснее и свирепее противоположного пола.

Что тут сказать, и на моем теле имелись следы рабского прошлого. Именно они напоминали мне, за что я сражаюсь!
Три пристанища с наложниками и наложницами — сломленными, разрушенными и униженными были найдены в этом мерзком месте, в окружении храмов и лживой веры циничных ублюдков.
Мы освободили всех, пленяя тех, кто мучил ашкаров годами. И лишь когда наши люди оказались в отдалении, в безопасности шатров, окруженные пустынными котами, я вздохнул с облегчением, разрешая воинам грабить. Но не людей — стены. Дворец, особняки, хранилища. Пусть ломают позолоченные двери, рвут гобелены, топчут гербы. Простолюдинов мы не трогали. Я видел, как они прятались в переулках — дрожащие, грязные, с глазами, полными страха и… надежды.

— Берите золото, но не трогайте тех, кто не поднял на вас меч, — приказал я.

Короля и аристократов согнали в свинарник. Смешное зрелище: бархатные мантии в навозе, напудренные парики в пыли и саже.

Гарт, мой лучший воин, тыкал копьем в толстяка в парче:

— Смотри, вождь! Этот, поди, даже в отхожее место без слуг сходить не может!

— Пусть вспомнят, каково это — пахнуть потом, а не духами, — ответил я, наблюдая за унижением тех, кто променял совесть на золото.

Штурм закончился безоговорочным поражением Рейдинга.

Празднество в лагере било через край. Воины пили вино, выплескивая его на траву в честь богов Пустыни, рвали мясо зубами и горланили песни, от которых дрожала земля. Я прислонился к столбу, наблюдая, как Хагар, мой первый мечник, пытается станцевать на столе. Его ноги заплетались, а голос ревел о победах, которых он еще не одержал.

— Вождь! Эй, почему ты один? Разве не должен быть в объятиях беловолосой нимфы? — он махнул кубком в мою сторону, расплескав темное вино на траву. — Где твоя новая игрушка? Неужто уже сломалась?

Воющие смешки прокатились по толпе. Я хмыкнул, откусывая кусок вяленого мяса.

— Игрушки ломают дети, Хагар. Я предпочитаю… затачивать.

Они загоготали, как стая гиен, но я уже отвернулся. Шум праздника внезапно стал чужим. В ушах звенела тишина храма, а перед глазами все стояла она — сжав кулаки, словно готовая ударить даже дьявола.

«Зачем ты забрал ее?» — спрашивал я себя, глядя на огонь костра. То ли чтобы досадить королю-трусу, то ли…

— Вождь! — голос Гирты, моей лучницы, вывел меня из раздумий. Она протянула кубок, но я отказался кивком. — Ша’рим у твоего шатра. Рычит на трофей.

Я усмехнулся. Кот чуял в ней родственную душу — такую же дикую, непокорную.

— Пусть рычит. Если она испугается зверя, то не переживет первых суток.

Визуализация

Глава 5. Сломаешься… или сожжешь их всех

Рохан

Шатер встретил меня запахом меди и можжевельника. Горячая вода в кадке дымилась, а Ариэлла сидела на шкурах, обхватив колени. Ее платье, некогда белое, теперь было испачкано пеплом, словно сама судьба поставила на нем печать.

— Надеюсь, тебе не пришло в голову бежать, — проронил я, скидывая наручи. Металл со звоном упал на пол. — Ша’рим любит гоняться за резвой добычей.

Она не ответила. Не пошевелилась. Лишь взгляд, острый как клинок, впился в меня, словно пытаясь прочитать тайные мысли.

— Молчишь? — я расстегнул пуговицы, позволяя черной рубахе соскользнуть на землю. Шрамы на груди, старые и новые, мерцали в свете факелов. — Или ждешь, когда я стану умолять о внимании?

— Я жду, когда ты закончишь этот жалкий спектакль, — наконец произнесла она. Голос ровный, но в нем дрожала сталь. — Ты же не собираешься меня насиловать?

Я замер, потом медленно повернулся к ней.

— О, принцесса… — сделал шаг ближе, наблюдая, как тонкие пальцы впиваются в шкуру, на которой она сидела. — Ты думаешь, я тебя хочу?

Она не моргнула.

— Ты хочешь власть. А я — кукла, которую можно дразнить.

Сердце учащенно забилось — не от гнева, от азарта. Она играла в опасную игру, и это… это было интересно.

— Кукла? — я склонился над ней, упираясь руками по бокам от тела девушки. Запах ее волос — горький миндаль и персик — ударил в ноздри. — Куклы не смотрят так, словно мечтают вырвать тебе глотку.

Она откинула голову, обнажив шею. Не в страхе — в вызове.

— Может, я просто жду подходящего момента.

Хохот вырвался из моей груди неожиданно даже для меня самого. Я отшатнулся, проводя рукой по лицу.

— Боги, ты… ты великолепна! — прошипел я, снимая пояс с ножами. — Ладно, принцесса. Хочешь быть полезной? Вымой меня.

Ее глаза расширились.

— Что?

— Ты же слышала, — одним движением расстегнул штаны, скидывая их с себя, и шагнул в кадку, чувствуя, как горячая вода обжигает кожу. — Или аристократы слишком благородны, чтобы знать, как смыть с воина кровь врагов?

Она вскочила, спотыкаясь о подол платья. Лицо вспыхнуло от стыда и ярости.

— Я не служанка!

— Нет, — я откинулся на край кадки, ухмыляясь. — Служанкам платят. Ты — рабыня. Или забыла?

Ее руки задрожали. Взгляд скользнул по шатру, словно в поисках оружия.

Я рассмеялся снова.

— Убить меня хочешь? — я указал на стену, где висели три клинка. — Давай, выбери любой. Но сначала… вымой меня.

Мы смотрели друг на друга. Ее дыхание участилось, губы сжались, но страха я не заметил. Нет, она горела. Как факел в ночи.

— Ненавижу тебя, — прошипела дочь короля-труса, хватая губку со стола.

— О, это начало, — я закрыл глаза, чувствуя, как она приближается. Ее шаги были легкими, как у пантеры, готовой к прыжку.

Губка коснулась спины, и я напрягся. Не от боли — от неожиданной нежности. Ее пальцы, дрожащие от гнева, водили по шрамам, смывая пепел и кровь.

— Почему ты не убил их? — внезапно спросила она.

— Кого? Твоего милого жениха?

— Всех. Ты мог вырезать весь двор, но… не стал.

Я приоткрыл один глаз, наблюдая, как тень от ресниц падает на щеки девушки.

— Смерть — слишком просто. Унижение… оно гложет поколениями.

Губка резко двинулась вниз, царапая кожу. Я хмыкнул — боль была приятной.

— А меня? — ее голос сорвался. — Почему не унизил? Почему не…

— Потому что ты уже унижена, — я резко повернулся, хватая ее за запястье. Вода брызнула на пол. — Твой отец предал тебя. Жених готов был продать за глоток воздуха. Ты носишь это платье — символ их предательства. Что еще я могу сделать?

Она вырвалась, отступив на шаг. В глазах блестели слезы, но не проливались.

— Ты забрал меня, чтобы… что? Спасти?

— Спасти? — я поднялся, вода хлынула на шкуры.

Взгляд Ариэллы инстинктивно скользнул по моему обнаженному телу, прежде чем она отвернулась. Бледные щеки вспыхнули алым цветом.
— Не заблуждайся! Я не герой, принцесса. И забрал тебя, потому что увидел… Тц! Неважно! – рыкнул раздраженно, останавливая себя на полуслове. — Потому что хочу посмотреть, как ты сломаешься… или сожжешь их всех.

Она замерла, затаила дыхание и резко обернулась, словно впервые видя меня. Потом, стиснув зубы, швырнула губку мне в грудь.

— Я никогда не сломаюсь!

— Обещаешь? — я ухмыльнулся, оборачивая вокруг бедер полотенце. — Тогда начни с малого. Расскажи, где твоя мачеха и брат.

Она застыла. Плечи напряглись.

— Не знаю.

— Врунья, — я шагнул ближе, заставляя ее отступать. — Ты ненавидишь их. Так почему бы просто не признаться?

Визуализация

Глава 6. Кровавая расплата

Ариэлла

Я провела ночь в шатре, прислушиваясь к диким песням варваров. Их смех напоминал вой шакалов, а топот ног — гул подземного грома. Когда пустынный кот втиснулся в узкое пространство у входа, казалось, сердце выскочит из груди. Он был огромным и пугающим. Гора мускулов под черной лоснящейся шкурой. Свернувшись у входа, зверь фыркнул. Моя робкая надежда на то, что он заснет, рассыпалась пеплом. Его желтые глаза не отрывались от меня ни на секунду.

Я сидела на шкурах, обхватив колени, и пыталась не думать о том, что будет завтра. Но мысли кружились, как осенние листья в вихре: отец, Эдмунд, Изабелла со своим крысенышем – Раулем... И он. Рохан. Его прикосновения, будто обжигающие угли, до сих пор пылали на моей талии.

К рассвету лагерь затих. Даже кот задремал, положив массивную голову на лапы. Я подкралась к столбу, где висели кинжалы. Лезвия блестели в слабом свете зари, которая сквозь узкую щель пробивалась в шатер. Сталь взывала к свободе. Но едва пальцы коснулись рукояти, раздался рык. Зверь встал, ощетинившись, и я замерла.

— Ты что, его сторожевая собака? — раздраженно прошипела на него, отступая.

Кот снова фыркнул, будто смеясь. В желтых взгляде читалось презрение:

«Попробуй, слабая».

Я вернулась на шкуры, сжав кулаки. Ненавидела его. Ненавидела себя за страх. Ненавидела Рохана за то, что он превратил меня в дрожащую мышь.

Солнце уже поднялось высоко в небе, когда в шатер ворвалась женщина, игнорируя недовольно рыкнувшего кота.

Ее черные волосы были собраны в десяток косичек, а на поясе болтались ножи разной формы.

— Вставай, благородная, — бросила она, ставя на пол ведро с водой. Ее нога пнула деревянную емкость, и брызги окатили мое платье. — Тебе дали пять минут, чтобы выглядеть... Ну, хоть не как труп.

Я хотела огрызнуться, но горло сжалось от жажды. Разумно решив промолчать, настороженно поднялась, смотря на женщину. Она выглядела угрожающе.

– А что потом?

– С каких пор рабы задают вопросы? Умывайся! — указала вторженка на ведро. – Быстро!

Вода казалась райской влагой. Я и не подозревала, как запалилась, пока первые капли не попали в рот.

Горло судорожно сжалось.

После того, как напилась, порывисто вздохнув, умылась. Затем еще раз и еще. Я смывала с себя сажу и кровь, стараясь не думать о том, что вчера пережила.

Незнакомка наблюдала с кривой усмешкой:

— Эй, полегче. Утопишься, — хмыкнула она.

— Почему вы все так ненавидите нас? — выдохнула я, стряхивая руки.

Она наклонилась, и в ее зеленых глазах вспыхнула ярость:

— Твои люди продавали наших детей, женщин и даже мужчин. Вырывали клыки у ашкарнов, чтобы просто посмеяться. Истязали и насиловали… И после этого ваш народ смеет называть нас варварами? Убийцами? — скрипнула она зубами. — Я была еще ребенком, когда меня заковали в цепи… — девушка резко выпрямилась, сжав рукоять ножа. — Один из ваших благородных баронов держал в клетке мою сестру. Он издевался над ней… Пока не замучил до смерти! И среди всего этого кошмара я отчетливо запомнила женщину. Сейчас она величает себя королевой. Хотя нет, уже жалкая крыса-беглянка! Изабелла смотрела на наши страдания и смеялась… Меня перепродали прежде, чем я успела отомстить… Но однажды…

Этот удар был больнее пощечины. Я вспомнила портрет Изабеллы в тронном зале, ее холодную улыбку.

— Я — не она, — тихо сказала в ответ.

— Пока не стала такой… возможно, — фыркнула моя собеседница, швыряя мне грубую рубаху и штаны.— Переодевайся. В платье ты как маяк на охоте.

Одежда пахла дымом и травами, но была удобной. Воительница, оценив взглядом, кивнула:

— Теперь хоть не позоришь видом. Идем! Меня Гирта зовут.

— Ариэлла, — посчитав нужным, представилась я.

— Не интересовалась. Пошевеливайся! Вождь приказал накормить его питомца.

На короткий миг я взглянула на пустынного кота, лениво перевернувшегося на спину, словно домашний пушистик, прежде чем поняла — питомец – это я.

Мне хотелось многое сказать. Но рычать и нарываться было неразумным. Стиснув зубы, я вышла из шатра вслед за Гиртой.

Лагерь встретил меня запахом жареного мяса и дыма. Варвары, еще вчера рычавшие как звери, теперь лениво чистили оружие или играли в кости. Некоторые провожали нас взглядами — голодными, оценивающими. Я выпрямила спину, цепляясь за мысль, что Рохан запретил им прикасаться ко мне. Или это была лишь пустая угроза?

— Идем, — дернула за мой рукав Гирта, — покажу, где едят.

Но мы так и не дошли до повара. Оглушительный душераздирающий крик разнесся над лагерем. На поляне, где в недавнем прошлом устраивались охотничьи выезды, Рохан стоял над аристократом в порванных бархатных одеждах. Я узнала графа Виллама — того, кто когда-то подарил отцу гепарда в обмен на моего любимого коня.

Визуализация

Глава 7. Жестокий урок

Ариэлла

Кровь графа Виллама впитывалась в землю, оставляя ржавые пятна на траве. Его вопли сливались с гулким стуком моего сердца, будто два колокола, бьющих в такт смерти. Рохан шагнул ко мне, и толпа варваров расступилась, словно море перед лезвием корабля. Гирта опустила взгляд, выказывая преданность и уважение.

Глаза Короля Пепла, все те же желтые угли, выжигали дыру в моей маске безразличия.

— Ты кричала, — произнес он, и в его голосе вспыхнуло нечто среднее между насмешкой и любопытством. — Жалость? Или страх, что ты следующая?

Я втянула воздух, пытаясь заглушить запах железа и страданий. Руки дрожали, от ужаса и ярости, что позволила себе эту слабость.

— Страх — для тех, кто не видит разницы между справедливостью и жестокостью, — выдохнула я, цепляясь за остатки гордости.

Его губы дрогнули в подобии улыбки. Он повернулся, махнув рукой в знак того, чтобы я следовала за ним. Пустынный кот возник из ниоткуда, мотнув хвостом, как плетью. Его взгляд скользнул по мне, будто предупреждая:

«Побеги — и я сорвусь с цепи».

Мы шли мимо пленных аристократов, привязанных к столбам. Вчера их здесь не было. Во всяком случае, я не видела. Некоторые умоляли о пощаде, другие плевали в нашу сторону. Один из них, молодой барон Трайтен с лицом, искаженным ненавистью, выкрикнул:

— Предательница! Ты помогаешь этим тварям!

Я не ответила. Что он знал о предательстве? Его мир ограничивался золотыми ложками и придворными интригами. А мой... Мой рухнул еще в шесть лет, когда топор палача оборвал мамин голос.

А вот Рохан остановился, медленно поворачивая голову. Кот зарычал, но Король Пепла лишь провел пальцем по горлу в немом жесте. Воин из толпы шагнул вперед, зажимая в руке раскаленный докрасна прут. Барон закричал, когда металл коснулся его щеки.

— Не смотри, — приказал Рохан, схватив меня за плечо, когда я инстинктивно замедлила шаг. — Или хочешь увидеть, как рождается правда?

— Это не правда! Это... — я закусила губу, чувствуя, как слезы подступают.

— Месть? — он грубо дернул меня за руку, разворачивая к себе… чтобы не смотрела! Чтобы наконец отвернулась. Его пальцы впились в кожу, оставляя синяки. — Твои люди десятилетиями пытали нас. Сейчас они платят по счетам. Этот ублюдок владел одним из крупнейших домов утех, в котором держали ашкарнов! Лишившийся уха управлял отловом. Ты хочешь судить меня? Тогда суди и их!

Я вырвалась, отступив на шаг. Ветер донес запах гари от все еще тлеющего дворца — того самого, где я когда-то пряталась от насмешек Рауля в библиотеке. Теперь книги полыхали, а пепел словно смеялся над моей наивностью.

— Я не судья, — прошептала тихо. — Но ты ничем не лучше их, если продолжаешь этот цикл боли.

Он замер. В его взгляде промелькнуло что-то неуловимое — трещина в броне из льда. Пустынный кот потянулся к моей руке, и я инстинктивно отдернула ладонь, ожидая укуса. Но зверь лишь ткнулся мокрым носом в пальцы, словно проверяя на прочность.

— Ты говоришь, как ребенок, — проворчал Рохан, продолжая путь. — Цикл можно разорвать, только уничтожив тех, кто его начал.

Король пепла остановился у шатра, большего, чем остальные. На его полотнище были вышиты кровавые руны — символы богов Пустыни, о которых я слышала лишь в страшных сказках. Он откинул полог, жестом веля войти. Внутри пахло травами и металлом. На столе лежали карты, испещренные пометками, а в углу стояла походная кровать, застеленная черными шкурами.

— Садись, — приказал он, скидывая плащ на груду доспехов.

Я осталась стоять, впиваясь ногтями в ладони. Он повернулся, и в его взгляде мелькнуло раздражение.

— Ты не научилась слушаться? — он шагнул ближе, и я отступила, наткнувшись на стол.

— Я не твоя собака!

— Нет, — он уперся руками по бокам от меня, загораживая выход. — Собаки хотя бы кусаются. Ты же только рычишь.

Его дыхание смешалось с запахом дыма и чего-то горького — полыни, может... Сегодня Рохан не пах можжевельником. Я стиснула зубы, стараясь не дрожать.

— Зачем ты привел меня сюда? Чтобы пугать?

— Чтобы учить, — он отступил, доставая из ножен кинжал с рукоятью из черного дерева. — Возьми.

Лезвие блеснуло в полосе света, пробивавшейся через щель в шатре. Я не двинулась.

— Боишься? — усмехнулся он.

— Ненавижу тебя, — выдохнула, хватая кинжал. Рука дрожала, но я подняла оружие, целясь ему в грудь. — Не подходи!

Он рассмеялся — низко, глухо, будто грохот камнепада. И... шагнул навстречу. Лезвие уперлось в кожу над сердцем.

— Ну же, принцесса, — прошипел он. — Убей меня. Или признай, что не способна.

Пульс стучал в висках.

“Он безумен!”

Я толкнула кинжал сильнее — капля крови выступила на его груди. Хищные глаза сузились, но смех не стих.

— Так-то лучше, — варвар схватил мое запястье, выкручивая его до хруста. Кинжал упал на ковер. — Но слишком медленно.

Визуализация

Сегодня визуализация не по главе, а просто для настроения))

Глава 8. Уроки выживания

Ариэлла

Рохан шагал так быстро, что я едва поспевала, спотыкаясь о корни и камни. Его плащ вздымался, словно крылья ворона. Пустынный кот следовал за ним, а цепь на мощной шее звенела в такт шагам зверя.

Лагерь просыпался: где-то гремели котлы, где-то смеялись воины, разгружая повозки с трофеями. Вокруг витал запах жареного мяса и дыма — густой, приторный, въедающийся в легкие.

— Подождать не хочешь? — выдохнула я, хватая воздух ртом, как рыба, выброшенная на берег.

Рохан не обернулся, лишь резко остановился у большого шатра с дырявой крышей. Изнутри доносилось шипение масла и бормотание на непонятном наречии.

— Здесь, — кивнул мужчина, откидывая полог. — Поешь и за работу.

Внутри царил хаос. Гигантский котел бурлил над костром, а закопченный мужчина с лицом, похожим на смятую кожу, мешал в нем черпаком. По сторонам громоздились мешки с зерном, связки сушеного мяса и бурдюки с чем-то кисло пахнущим.

— Это кто? — повар окинул меня взглядом, будто оценивая кусок тухлятины.

— Новая работница, — ответил Рохан, хватая краюху хлеба с полки. — Накорми ее.

Повар — если это вообще был человек, а не гоблин из детских страшилок — хмыкнул, наливая в деревянную миску похлебку. Жидкость была серой, с плавающими кусками неизвестного мяса. Он швырнул тарелку на стол, брызги обожгли мне руку.

— Ешь, принцесса.

Я сжала губы, глотая слюну. Голод сводил желудок спазмами, но вид этой бурды вызывал тошноту. Рохан, отломив кусок хлеба, наблюдал за мной с усмешкой.

— Боишься отравиться? — он макнул ломоть буханки в свою миску, с аппетитом откусив. — Твои повара готовили изысканнее, да? Жаль, здесь нет павлиньих языков.

— Дело не в этом, — буркнула я, но рука сама потянулась к ложке.

Первый глоток обжег горло. Вкус был отвратительным — пересоленным, с горечью подгоревшей крупы. Я застонала, едва не выплюнув, но Рохан резко сжал мою челюсть.

— Глотай. Или я волью это тебе в глотку силой. Хочешь жить, нужно есть! Даже если не нравится!

Слезы выступили на глазах, но я подчинилась. Каждый глоток был пыткой. Он наблюдал, пока я не опустошала миску, затем швырнул мне тряпку вместо салфетки.

— Теперь работа.

Король Пепла вытолкнул меня к котлу, в котором пугающей коркой налипла черная масса пригоревшей каши. Повар сунул в мои руки скребок и ведро воды.

— Чисти. Пока не заблестит.

Я уставилась на казан, вдвое больше меня, покрытый слоем гари. Мои пальцы, привыкшие к вышивке и арфе, сжали рукоять скребка как меч.

— Ты слышал о таком понятии, как «слишком жестоко»? — я повернулась к Рохану, но он уже сидел на бревне, точа кинжал.

— Жестоко — это когда отец продает дочь, чтобы спасти свою шкуру, — он не поднял глаз. — Чисти.

Я вцепилась в скребок, соскабливая нагар с ржавого металла. Грязь летела в лицо, смешиваясь с потом. Каждый удар по казану отдавался в висках, но я молчала, сжимая зубы до боли.

“Думаешь не справлюсь? Считаешь меня изнеженной принцессой?! Вот еще!” – рычала мысленно, начищая проклятую посудину.

— Почему ненавидишь их? — внезапно спросил Рохан. Его голос прозвучал тише шороха лезвия по камню.

— Кого? — я сделала вид, что не поняла, в ярости шаркая скребком.

— Отца. Мачеху. Весь ваш проклятый род.

Сердце пропустило удар. Я замерла, чувствуя, как старая рана в груди разверзается снова.

— Ты что, мысли читаешь? — попыталась я съязвить, но голос дрогнул.

— В твоих глазах все написано. Ты смотришь на них, как на скорпионов в своей постели.

Я резко повернулась, швырнув скребок в ведро. Вода забурлила, обдавая паром.

— Хочешь историю для развлечения? Хорошо! Мой отец казнил мать за измену, ложную измену. Меня заставили смотреть, как палач отрубает ей голову. Мне было шесть лет. Доволен?

Рохан перестал точить кинжал. Его глаза, горящие в полутьме, стали серьезными.

— Продолжай.

— Нет! — я врезала кулаком в борт казана, боль пронзила костяшки. — Ты получил свое представление. Довольствуйся этим.

Он встал, медленно приближаясь. За его спиной пустынный кот, устроившийся у входа в шатер, потянулся, зевнув, будто скучал от нашей перепалки.

— Они назвали ее предательницей, да? — голос Рохана звучал мягче, но от этого было только страшнее. — А ты поверила?

— Не смей! — я шагнула к нему, забыв про осторожность, но он поймал мои запястья, прижимая к груди.

— Ты носишь ее клеймо предательницы. Ненавидишь отца, потому что он сломал тебя. Ненавидишь аристократов, потому что они смотрели и молчали. Но больше всего ненавидишь себя — за то, что выжила.

Его слова вонзились, как лезвие между ребер. Я задрожала, пытаясь вырваться, но он не отпускал.

— Убери руки! Ты ничего не знаешь!

Визуализация

Глава 9. Пепел и Сталь

Рохан

Слова Ариэллы, яростные, полные глубокой ненависти к тем, кто считался ее семьей… Они пробудили во мне нечто темное, вязкое, словно патока.
Изабелла… Я помнил ее. Ненавидел всей душой. Женщина, которая сидела на троне Рейдинга подле короля, а после сбежала подобно крысе, была исчадием ада. Ни один аристократ из тех, кто протирал бархатный зад дорогих портков в свинарнике не мог сравниться с ней в жестокости. За мачехой Ариэллы тянулся кровавый след, затронувший не только меня, но и всех, к кому она приближалась.

У принцессы были все основания, чтобы ненавидеть отца и его новую жену. Я знал это до того, как решился влезть в душу девушки. Но то, что узнал… Проклятье! Как ей удалось не сломаться?
Ариэлла была загадкой для меня.
Стоя в тени шатра, безмолвно наблюдал за ней. Не ожидал, что белые пальцы, привыкшие к вышивке и арфе, выдержат грубость железа. Когда приказал Ариэлле чистить котлы, это был тест — жестокий, но необходимый. Хотел увидеть, как треснет ее гордыня, как слезы смоют маску стоицизма. Вместо этого она вцепилась в скребок, будто это меч, а ее враг — не я, а грязь и сажа.

Скрывшись с глаз своей пленницы, наблюдал, как она скребет обгоревшие стенки казана. Солнце палило ее спину, а волосы, собранные в беспорядочный пучок, слипались от пота. Руки дрожали, но не останавливались. Ни слез, ни стонов — только сжатые губы и взгляд, устремленный куда-то сквозь время.

—Упрямая, как пустынный козел! — усмехнулся я себе под нос, чувствуя, как что-то острое вонзается в грудь. Не жалость — нет. Скорее, досада от того, что недооценил ее.

Она напоминала молодую песчаную кошку: хрупкую на вид, но готовую вцепиться клыками в глотку, если загнать в угол.

— Хагар! — бросил я, и рыжеволосый воин тут же вынырнул из толпы, напоминая ленивого медведя. Его лицо, изрезанное шрамами, скривилось в усмешке.
— Позволишь развлечься с ней, вождь? — он играючи пригладил бороду.
— Тронешь — отрежу руки, — рыкнул я, и его ухмылка мгновенно исчезла. — Следи, чтобы не сбежала. И чтобы другие не подошли.
— Охранять принцессу? — брови Хагара поползли вверх. — Она же…
— Она моя! Удерет, твоя голова станет украшением ее клетки! — перебил я, и этих слов хватило, чтобы он склонился, забывая о прежнем веселье.

Перед тем как уйти, бросил последний взгляд на Ариэллу. Она, словно почувствовав его, резко обернулась. Наши взгляды столкнулись — ее, синие, как лед над пропастью, и мои, желтые, как пески, выжигающие жизнь. В них не было страха. Только вызов.

«Как ты ненавидишь меня», — подумал я, и странное удовлетворение потеплело в груди. Ненависть — топливо сильнее любви.

Дорога к Рейдингу вилась меж холмов, словно змея, сбросившая кожу. Простолюдины уже ждали у ворот разрушенного города — сгорбленные, в лохмотьях, с глазами, потухшими от долгих лет унижений. Они сгрудились, как овцы перед волком, когда мой кот, Ша’рим, рыкнул, приближаясь.

— Вы боитесь? — спросил я, спрыгивая со зверя. В толпе зашевелились. — Не надо. Я принес не смерть, а возвращение долгов.

Телега, запряженная двумя лошадьми, остановилась, и я схватил один из мешков, бросая к ногам людей. Из него высыпалось золото — слитки, монеты, украшения, вырванные из стен дворца. Женщина в изодранном платье, с лицом, исчерченным морщинами, упала на колени, ошеломленно прикрывая рот ладонью.

— Это… зачем? — ее голос дрожал, будто она смотрела не на золото, а на змею.
— Оно ваше, — кивнул головой. — И еще… решайте сами, что делать с ними, — я указал на свинарник, откуда доносились приглушенные стоны аристократов.

Мужик с обожженными руками шагнул вперед, сжимая вилы:
— Это... ловушка?

— Ловушка — это ваша жизнь под пятой аристократов, — я пнул мешок, и золото зазвенело. — Делите. Стройте. Живите. Или разбегитесь — мне все равно. Но если останетесь, решайте сами, как править.

— А если мы хотим казнить этих? — махнул он вилами в сторону свинарника.
— Ваша воля, — пожал плечами. — Но тех, кто торговал людьми, я заберу. Их смерть должна быть… особенной.

Толпа загудела. Кто-то закричал: «Вешать!», кто-то: «Сжечь!». Я отвернулся, позволяя им выплеснуть годы боли. Это был не суд — это было очищение.

— Зачем? — старик, сидевший на камне, уставился на меня мутными глазами. — Ты же мог забрать все.

Я подошел к нему, сняв перчатку. Шрам на запястье — старый, неровный — все еще горел, как в тот день, когда на мне впервые защелкнулись кандалы.

— Видишь это? — провел я пальцем по рубцу. — Рабские метки… Один из ныне мертвых аристократов держал меня в клетке, словно зверя. Я был частью экзотической коллекции, — сплюнул, стараясь выжечь из памяти то отвратительное время, когда мне не хватало сил защитить себя. — Я не воюю за золото. Я воюю, чтобы ваши дети не обрели такие же, а их, — указал на свинарник, — не стали нашими палачами!

Старик молчал. Потом медленно поднял дрожащую руку и плюнул в сторону хлева, где томились аристократы.

Возвращаясь в лагерь, я думал о ней. О том, как Ариэлла, стиснув зубы, драила котел, будто пытаясь стереть с него всю грязь мира. Хагар увидел меня издалека, приближаясь. Лицо его было бледнее лунного света.

— Она… — воин замялся, чего-то боясь.
— Говори! — я схватил его за плащ.
— Не остановилась ни на миг. Даже когда руки закровоточили, — передернул он плечами.

Визуализация

Глава 10. В путь

Ариэлла

Когда я проснулась, то первым ощутила запах дыма — густой, едкий, пропитавший каждую нить плаща, что Рохан набросил на меня ночью. Грубая шерсть колола кожу, но тепло, оставшееся в ткани, заставило задержаться под ней на лишний миг. Руки, перевязанные шершавой ветошью, ныли, но боль притупилась — мазь, которой Король Пепла обработал раны, пахла травами и чем-то горьким, словно само отчаяние.

Шатер Рохана пустовал. Клинки, висящие на деревянных столбах, все так же были на месте, как насмешка над моими упрямством и слабостью. Я встала, сбросив плащ, и тут же услышала гул с улицы. Голоса варваров, обычно рычащие и насмешливые, звучали напряженно, почти тревожно.

— Собираем лагерь! — проревел чей-то бас. — К закату должны уйти за перевал!

Сердце екнуло.

“Они уходят. Значит, Рейдинг окончательно пал”.

Я выскользнула наружу, прищурившись от слепящего солнца. Лагерь кишел людьми: варвары сворачивали шатры, грузили повозки, запрягали в упряжки пустынных котов. Эти огромные звери, обычно свирепые, теперь покорно тянули телеги, наполненные оружием, трофеями и людьми — ашкарнами, спасенными из-под рабской плети.

Ша’рим, кот Рохана, сидел на возвышении, слизывая кровь с лапы, и его желтые глаза скользнули по мне с холодным безразличием.

— Проснулась, принцесса? — Гирта появилась слева, сгибаясь под тяжестью мешка с провизией. Ее косички были собраны в тугой пучок, а на поясе болталось три ножа вместо обычных двух. — Поможешь грузить или предпочитаешь нежиться на солнышке?

— Где Рохан? — спросила я, игнорируя ее колкость.

Она фыркнула, швырнув мешок в мои руки:

— Вождь решил, что ты понесешь это. А если уронишь — следующую неделю будешь чистить котлы кровью.

Тяжелый груз впился в ноющие ладони, но я стиснула зубы.

“Не покажу слабости”.

Походка Гирты была стремительной, и я едва поспевала, спотыкаясь о корни и камни. Лагерь напоминал разворошенный муравейник: где-то ругались из-за добычи, где-то смеялись, обсуждая недавние победы. Один из воинов, высокий и плечистый, преградил нам путь, ухмыляясь:

— Эй, Гирта, ты теперь нянька для игрушки вождя? — он ткнул пальцем в меня. Его дыхание пахнуло перегаром. — Дай поиграть, а?

Гирта, не замедляя шага, вонзила колено ему в пах. Воин рухнул с хрипом, а она продолжила идти, будто ничего не произошло.

— Спасибо, — пробормотала я, хотя благодарность застревала в горле комом.

— Это не для тебя. Просто ненавижу пьяных, — бросила она через плечо. — И если думаешь, что Рохан будет всегда защищать тебя от таких... ошибаешься.

Мы вышли к краю лагеря, где уже стояли десятки повозок. Рохан, спиной ко мне, отдавал приказы группе воинов. Его черные доспехи сливались с тенью, а голос, низкий и резкий, резал воздух как клинок:

— Отправьте разведчиков вперед. Если на перевале засада — сигнализируйте огнем. Остальные двигаются строем. Спасенных рассадите по телегам!

Он обернулся, и наши взгляды встретились. Желтые глаза сузились, заметив мешок в моих руках.

— Думал, отлежишься? — он шагнул ко мне, и я невольно отпрянула. — Брось это в повозку и готовься к дороге. Через час выдвигаемся.

— Куда? — вырвалось у меня, хотя ответ был очевиден.

— Домой, — его губы дрогнули в усмешке. — В пустыню. Где твои шелка и духи бесполезны, а выживает только сильнейший.

— Я… — мне хотелось воспротивиться, хотелось отказаться идти.

«Но учитывалось ли мое мнение? Сомневаюсь…»

— За деревьями ручей. Отмойся от сажи, — указал он в сторону рощи. — Гирта, присмотри и убедись, что к моему трофею никто не прикоснется!

Рохан прошел мимо, не дожидаясь ответа от воительницы. Толкнув меня плечом, едва не сбил с ног, но я устояла.

“Домой”.

Слово обожгло. Мой дом теперь — пепел. А его... Что ждало меня в бескрайних песках, где даже тени были врагами? Эта мысль вселяла страх.

— Прекрати витать в облаках, благородная! — голос Гирты, как всегда грубый и бескомпромиссный, выдернул из тревожных размышлений. — Шагай! Или уже сроднилась с этой грязью?
Воительница указала на узкую тропу, петлявшую между соснами. Солнце, пробиваясь сквозь хвою, рисовало на земле узоры, будто пытаясь успокоить дрожь в моих руках. Воздух пах смолой и сыростью — так непохоже на удушающий дым лагеря. Я шла, цепляясь взглядом за каждую ветку, каждый камень, словно искала оправдание, чтобы замедлить шаг. Но Гирта, идущая следом, дышала мне в спину, напоминая: бежать некуда.

— Здесь, — она резко остановилась, раздвинув куст кривым клинком.

За зеленой стеной открылся берег — узкая полоска гальки, о которую билась река, пенясь от ярости. Вода была прозрачной, холодной, как взгляд Рохана.

— У тебя полчаса, — бросила Гирта, усаживаясь на поваленное дерево у кромки леса. Ее пальцы привычно обхватили рукоять ножа на поясе. — И не вздумай нырнуть. Течение утащит быстрее, чем успеешь вдохнуть.

Я кивнула, не глядя на нее. Осмотрелась, опасаясь, что за нами кто-нибудь увязался.

Глава 11. В потоке горькой ярости

Ариэлла

Я обернулась. Гирта сидела все так же прямо, но взгляд ее, обычно колючий, будто наточенный нож, был прикован к чему-то вдали. Не ко мне.

— И что? — спросила я, стараясь говорить так, чтобы голос не дрогнул.

«Меня это не касается!» – напомнила себе, пугаясь того, как ее слова укололи что-то глубоко в душе.

Мне хотелось выглядеть равнодушной.
Руки скользили по предплечьям, смывая сажу, под которой скрывалась слишком бледная кожа, покрытая ссадинами.

— Он любит ломать гордых, — Гирта сорвала травинку, прокручивая ее в пальцах. — Находит слабые места… и давит. Пока не останется ничего, кроме злобы и преданности ему одному.

В ее словах не было предупреждения — только горькая уверенность.

Я наклонилась, черпая воду ладонями, и резко провела по лицу.

— Ты говоришь, как будто сама через это прошла.

Она замерла. Травинка упала, подхваченная ветром.

— Мы все через это прошли, — прошептала Гирта, и вдруг ее голос стал тише, человечнее. — Он собрал нас, вытащил из рабских цепей, — изломанных, униженных, ненавидящих. И дал меч вместо слез и презрения к самим себе.

Я вышла на берег, вода стекала с тела, оставляя мурашки. Гирта не отвернулась, ее глаза скользнули по моей коже, чистой, не затронутой шрамами. Не такой, как у нее, покрытой следами боли и страданий…

Челюсть девушки сжалась, в глазах вспыхнуло нечто недоброе, но так хорошо знакомое.

— Ты ревнуешь, — сказала я вдруг, ловя ее взгляд. Не вопрос, а утверждение.

Гирта вскочила, словно ее ударили. Нож в сжатой до белеющих костяшек руке блеснул, но я не отпрянула.

— Ты ничего не понимаешь, — прошипела она, и в глазах, таких же желтых, как у Рохана, но без их глубины, вспыхнула ярость. — Он не сажает девчонок на цепь ради забавы! Ты для него — пешка. Как все мы.

Схватив сверток ткани, который я ранее не замечала, Гирта грубо швырнула им в меня.

Машинально поймав одежду, прижала ее к груди.

— Одевайся! Живо! — нетерпеливо рыкнула она.

— Ты хочешь быть для него чем-то большим, — я накинула рубаху, чувствуя, как шершавая ткань прилипает к мокрой коже. Голос звучал спокойно, хотя внутри все дрожало. — Смотришь на него, когда он не видит. Говоришь о нем так, словно…

— Заткнись! — Гирта шагнула ко мне, прижимая лезвие к моей шее. Холод металла смешался с каплей крови, проступившей под нажимом. — Что ты можешь знать обо мне?! О нас?! О Рохане?! Думаешь, он тебя пощадит?! Думаешь, станет твоим спасителем?! Защитником из детских сказок? Не обманывайся, благородная! И не суй свой нос в то, что не понимаешь!

Я вдохнула резко, но не отвела глаз. Ее рука дрожала — слабо, почти незаметно.

— А может понимаю? Ты ненавидишь меня, потому что боишься… Боишься, что он сосредоточит внимание на мне. Настоящее внимание, — слова вырывались против воли, будто кто-то другой говорил моими устами. — Потому что сама не смогла…

Удар пришелся на щеку и губу. Не ножом, не кулаком, распахнутой ладонью. Хлесткий, обжигающий…

Я отлетела к воде, спотыкаясь о камни. Воздух вышибло из легких, стоило встретиться с землей. Губа пульсировала, кожа горела, солоноватый привкус крови заполнил рот. Гирта стояла надо мной, дыша порывисто и неровно. Она сжимая нож в левой руке.

— Ты ничего не знаешь о том, что я смогла! — закричала она, и вдруг в ее голосе прорвалось что-то хрупкое, спрятанное под броней злобы. — Я сражалась рядом с ним, когда ты в шелках ныла в чертовой позолоченной клетке! Я убивала за него, проливала кровь, свою и чужую… Я умру, если он прикажет…

Она замолчала, резко отвернувшись. Плечи ее вздымались, будто под кожей билось дикое сердце. Впрочем, это было недалеко от правды.

— А он даже не смотрит, — прошептала ей, поднимаясь. Колени дрожали, но я выпрямилась. — Потому что для него ты — просто оружие. Как нож. Как пустынный кот. Как я.

Гирта вздрогнула, словно я ударила ее… Снова. Кинжал опустился, выпал из рук, вонзившись в землю у ног девушки.

— Верно говоришь, принцесса, — она засмеялась, горько и тихо. — Но ты не видишь главного. Он никого не любит. Даже себя.

Мы стояли молча, пока ветер подхватывал капли воды, стекающие с моих волос. Гирта первой нарушила тишину, выдернув клинок из земли.

— Возвращаемся в лагерь. Если скажешь ему о том, что здесь было…

— Не скажу, — перебила я. — Мне жаль тебя.

Она фыркнула, но в этом звуке не было прежней злобы. Лишь усталость.

Дорога обратно тянулась мучительно долго. Каждый шаг отдавался болью в пульсирующей щеке, но я шла, глядя на спину Гирты. Ее плечи, обычно такие прямые, теперь сгорбились, будто под грузом невысказанных слов.

В лагере уже сворачивали последние шатры. Король Пепла стоял у повозки, разговаривая с воином, но его взгляд скользнул по мне, задержавшись на красной щеке и разбитой губе.

— Что случилось? — Рохан подошел, мозолистые пальцы грубо приподняли мой подбородок.

Визуализация

Глава 12. Соларис Безмолвия

Ариэлла

Территория, где совсем недавно расстилался лагерь варваров, опустела. На ее месте остались лишь дымящиеся черными пустыми глазницами кострища некогда горящих очагов.

Длинный змеевидный караван растянулся по тропам Дикого леса. Я старалась не отставать, хоть с каждым часом делать это было все сложнее. Дыхания не хватало. Грубая одежда льняной рубахи неприятно липла к телу, царапая кожу.

Стиснув зубы, я шла вперед, не обращая внимания на ломоту в теле.

Было сложно, но даже тогда я еще не понимала — это только начало.

«Бывает и хуже!»

Солнце достигло зенита, неспешно опускаясь к горизонту, когда мы добрались до песков, устраиваясь в роще на границе двух миров.

Еще одна ночь в диких местах. Остановившись под деревьями, варвары даже не стали разбивать лагерь.

Рохан исчез. Иногда я замечала Гирту и здоровяка, который ранее охранял меня у шатра повара. Они словно приглядывали за мной. Но их вождя нигде не было видно.
До самого рассвета я просидела, укутавшись в шкуру неизвестного существа, опершись о корни деревьев. Сон не шел. Конечно, временами я проваливалась в робкую дремоту, которая тут же улетучивалась, стоило услышать очередной шорох где-то неподалеку.

В шатре было страшно, а здесь, в окружении сотен варваров чувствовала себя мишенью.

К моменту, как солнце поднялось над горизонтом, я лишилась последних сил.

Знала, что пустыня расстилается совсем близко, но никогда не видела ее лично.

Безжизненное золото безжалостных песков. Соларис Безмолвия… Сколько раз я слышала название этого жуткого забытого богами места.
Была свидетельницей историй о пугающих созданиях, обитающих там, и людях, в чьих венах течет звериная кровь. Теперь же я стала их пленницей, осознавая, что жизнь моя не будет прежней, если вообще продлится достаточно долго.

Пустыня оказалась живым существом — дышащим жаром, шепчущим песком, кусающимся ветром. Она впивалась в кожу, забивалась под одежду, скрипела на зубах. Каждый шаг по раскаленным дюнам отзывался адской болью в уставших мышцах, а солнце, висевшее над головой словно расплавленный щит, выжигало последние капли влаги из тела. Но Рохан не останавливался. Его силуэт впереди, черный на фоне слепящего света, будто бросал вызов самой смерти: «Не смей замедляться».

Я спотыкалась о камни, прятавшиеся под золотистой пеленой, и каждый раз, едва не падая, слышала его голос:
— Вставай! Пустыня не прощает слабости.

Его «уроки» начались с первого шага в неизвестность. Он вернулся из ниоткуда злой, взъерошенный и окровавленный. Едва лагерь варваров свернули, как Рохан швырнул мне бурдюк и мешок с провизией:
— Несешь сама. И если потеряешь — умрешь!

Голос его был холоднее ночного ветра. Я стиснула зубы, взвалив ношу на плечо. Мешок впивался в кожу, словно наполненный не сушеным мясом, а камнями. Но хуже всего были взгляды варваров — смеющиеся, оценивающие. Они ждали, когда я заплачу, упаду, попрошу пощады.

— Смотрите, как принцесса играет в выживание! — крикнул один из них, бородатый великан с топором за спиной.

— Может, сделаем ставки? — подхватил другой. — Сколько часов продержится?

Рохан обернулся, и смех мгновенно стих. Его желтые глаза, сузившиеся от ярости, заставили даже ветер замереть.
— Вам мешают языки? Могу помочь! Девчонку не трогать, пусть выживает, как может! — он кивнул на меня, и толпа затихла.

Я не поняла тогда, была ли это защита или очередная насмешка. Но в его взгляде мелькнуло что-то... почти человеческое.

К полудню ноги горели, будто по ним хлестали раскаленным железом. Песок, попавший в жесткие ботинки, подаренные варварами взамен шелковым туфелькам, стирал кожу в кровь. Я пыталась вытряхнуть его, но Рохан, словно читая мысли, бросил через плечо:
— Остановишься — останешься здесь.

Он шел впереди, не оборачиваясь, будто забыв о моем существовании. Его кот, Ша’рим, то исчезал за дюнами, то возвращался с окровавленной пастью. Зверь смотрел на меня свысока, словно говоря: «Ты — слабая. Ты — добыча».

— Ненавижу вас обоих, — прошипела я, когда кот в очередной раз прошел мимо, задевая меня хвостом.

Рохан услышал. Он остановился, медленно повернувшись. Солнце засветилось ореолом вокруг его головы, превращая Короля Пепла в демона из пустынных легенд.
— Ненависть — хорошее топливо, — сказал он. — Но ты тратишь его на пустой треп.

Он подошел так близко, что я почувствовала запах кожи, пропахшей дымом и кровью. Его пальцы сжали мою руку выше локтя, и боль заставила вскрикнуть.
— Вот так, — прошипел он. — Кричи. Злись. Проклинай! Но никогда не останавливайся!

Он толкнул меня вперед. Едва не упав, удержалась на ногах. Слезы гнева застилали глаза, но я сглотнула их, впиваясь ногтями в ладони.

«Не умру! Не могу сдаться вот так!»

Дорогие мои!
Представляю Вашему вниманию историю нашего моба
полюбить_злодея

"ЗАПРЕТНЫЕ ЖЕЛАНИЯ В АКАДЕМИИ ДРАКОНОВ"

Ссылка: https://litnet.com/shrt/liP6

Глава 13. Робкая победа

Ариэлла

Когда солнце начало клониться к горизонту, окрасив небо в кроваво-оранжевые тона, Рохан наконец поднял руку, подавая знак остановиться. Варвары разбили лагерь у подножия скалы, чья тень протянулась как черная река через пески. Я рухнула на колени, роняя мешок, но тут же услышала его голос:
— Ты думаешь, это отдых?

Он стоял надо мной, держа в руках два кинжала. Лезвия блестели в последних лучах заката.
— Вставай. Урок начинается!

«Вот уж не думаю!» — все тело дрожало, ноги отказывались подчиняться.

Казалось, еще мгновение, и я развалюсь на кусочки.

— Убей меня и покончи с этим! — вырвалось обреченное.

Голос подвел, выдавая отчаяние. Сжимая в кулаках ненавистный песок, я опустила взгляд.

Рохан замер. Потом резко наклонился, впиваясь пальцами в мои волосы на затылке, и потянул за них, заставляя поднять голову.

Желваки на скулах мужчины заиграли. Кадык дернулся, выдавая истинное настроение Короля Пепла.

Его дыхание обожгло губы.

Леденящий душу голос, полный циничной безжалостности, коснулся слуха:
— Ты слабая, Ариэлла! Беспомощная! Жалкая! Хочешь, чтобы Изабелла победила? Хочешь, чтобы я победил?! Уверен, твоя мать наблюдает и стыдится тебя! Сейчас ты не заслуживаешь даже смерти!

Я дернулась в его руках, словно от пощечины.

— Пусти! — горло сдавило спазмом, на глазах выступили слезы, не от боли, от обиды и презрения к самой себе.

Я не позволила им пролиться.

«Ошибается! Он ошибается!» — закричала мысленно.

Рохан швырнул один из кинжалов к моим ногам.
— Подними. И следуй за мной.

Сжав пальцами костяную рукоять ножа, резко выдохнула, стискивая зубы. На дрожащих ногах я все же встала, ощущая, как пульсируют стертые в кровь ступни. Глотая боль и обиду, сделала первый шаг, второй… третий…

— Попробуй попасть! — мой безжалостный мучитель указал на высохший кактус в десяти шагах.

Вокруг нас все стихли, наблюдая за представлением. Варвары встали по обе стороны. Кто-то пренебрежительно фыркал, другие насмехались, не скрывая этого. Среди толпы я заметила Гирту. Ее лицо напоминало безжизненный камень, а взгляд был прикован к нам… Нет, к Рохану.

Руки дрожали так, что лезвие танцевало в воздухе.

«Давай! Ну же!» — прошептала мысленно.

Первый бросок — кинжал воткнулся в песок, не долетев. Второй — отскочил от ствола.

— Еще! — приказной тон не позволил отказаться.
Король Пепла протянул мне лезвие.

Третий кинжал едва не задел рыжебородого здоровяка, который лишь чудом увернулся.

— Ты целишься глазами, а не душой, — проворчал Рохан и, вручив следующий нож, внезапно обхватив меня сзади.

Его руки легли на мои, корректируя хватку. Тело прижалось к моей спине, и сердце бешено застучало — не от страха, от ярости, смешанной с чем-то запретным. По коже побежали мурашки.
— Чувствуешь ветер? — его шепот скользнул по шее, заставляя вздрогнуть. — Он меняет траекторию. Чувствуешь вес клинка? Он — продолжение твоей руки. Когда кидаешь, не думай о неудаче… Она сбивает с толку.

Рохан наклонил мою руку, показывая направление полета оружия и отпустил меня. Еще один бросок… Нож вонзился в кактус с глухим стуком. Варвары заулюлюкали, взрываясь ликующим хохотом.

Но Рохан молчал.

В груди вспыхнуло нечто обжигающее.

«Получилось!» — кровь побежала по венам быстрее.

Я обернулась к своему пленителю. Он усмехнулся, но его взгляд говорил лишь одно: «Это не победа, а только начало. Просто новичкам везет».

Ночь накрыла пустыню синим покрывалом, усыпанным звездами. Костер трещал, отбрасывая танцующие тени на лица варваров. Они ели, смеялись, делились историями, но я сидела в стороне, обхватив колени. Быстро перекусив, теперь не знала, куда деться, чтобы скрыться от колких взглядов этих людей.

Песок в волосах, мозоли на руках, пустота в душе — я была чужой даже среди изгоев.

Рохан подошел беззвучно, как его кот. Он бросил мне бурдюк с водой.
— Пей. Завтра будет еще хуже.

— Почему ты делаешь это? — спросила я, не глядя на него. — Ты мог оставить меня в клетке, как трофей. А вместо этого учишь.

Он сел рядом, его плечо коснулось моего. От этого прикосновения по спине пробежали мурашки.
— Клетки ломают. Меня чуть не сломала. А я хочу видеть, как ты становишься сильнее. Хочу посмотреть, как ты доберешься до Изабеллы…

– Что она тебе сделала?

Желваки на скулах Рохана заиграли, кадык дернулся в спазме, словно воспоминания принесли боль. Но после он скрыл ее за горькой усмешкой.

Король Пепла встал, протянув руку.
— Идем.

Глава 14. Искра

Рохан

Шатер был тесен, но я привык к тесноте. Пустыня научила ценить каждую пядь укрытия. Однако сегодня пространство между нами сжалось до размеров лезвия. Ариэлла стояла у полога, замершая, как лань, учуявшая запах хищника. Ее глаза метались от кинжалов на столбе к выходу, будто оценивая шансы на побег. Я скинул плащ на груду шкур, наблюдая, как она напрягается при каждом моем движении.

— Садись, — бросил я, указывая на походную кровать.

Она не шевельнулась. Губы сжались в тонкую полоску, а пальцы впились в подол рубахи.

«Все та же упрямая идиотка,» — подумал я, но в глубине души что-то кольнуло — не злость, а досада, смешанная с чем-то, чего я не хотел называть.

— Я предпочту стоять, — ответила Ариэлла, гордо вздернув подбородок. Взгляд ее скользнул по моим шрамам, и я поймал в нем не страх, а... интерес?

«Нет, показалось».

Я шагнул к ней, нарушая дистанцию, которую принцесса так отчаянно пыталась сохранить. Дыхание девушки участилось, но она не отступила. Запах песка, горького миндаля и чего-то сладкого — Ариэлла пахла, словно самый восхитительный яд.

— Ты думаешь, я тебя хочу? Думаешь, трону? — прошипел пренебрежительно, наклоняясь так близко, что наши губы едва не соприкоснулись. — Ты для меня — эксперимент. Игрушка, которая учится кусаться.

— Тогда зачем ты привел меня сюда? — ее голос дрогнул, но руки сжались в кулаки.

Я отстранился, улыбаясь. Вопрос был глупым, зато честным.

«Почему? Потому что в ее глазах горел тот же огонь, что когда-то спалил мою душу. И я не хотел такой участи для нее. Потому что видеть, как она ломается и встает, начиная сначала, стало... необходимостью?»

— Чтобы ты не замерзла. Пустынные ночи убивают быстрее клинков, — солгал я, скидывая наручи. Металл со звоном упал на пол.

Она фыркнула, но села на край кровати, вцепившись в шкуру мертвой хваткой, будто та могла спасти принцессу от всего.

Я развел огонь в жаровне и повернулся, наблюдая, как пламя отражается в синих глазах моей пленницы. Тени путались в серебре ее небрежно рассыпанных волос, танцевали на лице, подчеркивая острые скулы, следы усталости, ту самую хрупкость, которую она так яростно скрывала.

— Расскажи о шрамах, — внезапно произнесла девушка.

Я замер. Рука сама потянулась к рубцу на ребрах — старому, неровному.

— Зачем? — нахмурился, в растерянности смотря на нее.

Это было то, чего я точно не ожидал.
Не привык к подобным разговорам. Ежедневно меня окружали сотни людей, но никого я не подпускал слишком близко. А она…

Открываться перед кем-то было непривычно, неправильно…

— Чтобы понять, кто ты.

Ариэлла хмыкнула, пожимая плечами. Словно я спросил какую-то глупость.

— Ты не поймешь.

— А может, ты просто боишься, что я увижу слабость? — ее губы дрогнули в усмешке.

Я рассмеялся. Слабость? Она разве осталась у меня? Казалось, я давно выжег из души это никчемное, никому не нужное качество.

Упрямая принцесса искала то, чего не существовало. Словно копалась в пепле, пытаясь найти угли.

— Этот, — я ткнул пальцем в шрам на плече, — от цепи, когда впервые решился сбежать с рынка рабов. А этот, — провел по груди, — от ножа «благородного» лорда, которому не понравилось, как я посмотрел на его дочь.

Она не отвела взгляда. Ее пальцы сжали шкуру сильнее, костяшки побелели.

— А этот? — Ариэлла кивнула на отметину под ключицей, похожую на след от клыков.

— Пустынный кот. Не Ша’рим, — я улыбнулся, вспоминая ту схватку. — Он хотел убить меня. Я — его.

— И ты победил.

— Нет. Мы поняли, что сильнее вместе.

Тишина повисла густой пеленой. Пламя трещало, вырывая из тьмы черты наших лиц.

Скользнув по девушке испытывающим взглядом, впервые ощутил странную нервозность. Ее глаза продолжали перемещаться от шрама к шраму, словно читая их историю, и, казалось, что от ее внимания по коже бегут мурашки.

Желая отвлечься, я достал мазь из походной сумки — густую, пахнущую полынью и смолой, и опустился перед Ариэллой на колени.

— Не надо! — она дёрнулась, когда мои пальцы коснулись шнуровки её ботинок.

— Молчи. Ты едва шла последний час.

Миниатюрные ступни были стёрты. Кожа на пятках слезла, открывая сырое мясо. Кровь смешалась с грязью и песком. Я снял с нее ботинки, стараясь не сорвать матерчатые обёртки, но она всё равно застонала — тихо, как раненый зверь. Кусая губы, порывисто вздохнула.

— Гордая дура, — проворчал я, набирая воды в медный таз.

— Лучше гордая, чем… — Ариэлла замолчала, когда я погрузил ее ноги в воду.

Пальцы дёрнулись, но она не отпрянула.

Смотрела поверх моей головы в никуда, будто я был слугой, а не тем, кто держал её жизнь на острие кинжала.

Я вымыл раны, чувствуя, как дрожь бежит по её ногам.

Визуализация

Глава 15. Мгновение безумия

Рохан

Поцелуй Короля Пепла был как удар кинжала — острый, жгучий, лишающий разума. Я хотела вырваться, оттолкнуть его, даже предприняла робкую попытку… Но потом… Не знаю. Тело откликнулось, влекомое усталостью, желанием забыться или же незримым напряженным притяжением, пульсирующим между нами.

Я ответила на прикосновение дрожью, которую невозможно было скрыть. Его губы грубо вжимались в мои, пальцы впились в волосы, притягивая ближе, лишая воздуха. Я задыхалась, но не от страха — от нахлынувшей волны чувств, незнакомых, всепоглощающих, сметающих все, кроме жгучей потребности отвечать ему с той же яростной страстью.

— Ненавижу... — прошептала я в его губы, но руки сами потянулись к мощной шее, вцепились в черные непокорные пряди на затылке, дернув так, что он глухо застонал.

Рохан рассмеялся — низко, хрипло, будто мой гнев лишь разжигал его.

Напористый язык скользнул по моей губе, требуя большего, а я... я позволила. Впервые за всю жизнь хотела забыть. Забыть о предательстве, о боли, о том, что он — враг. Его руки скользнули по моим бокам, прижимая к себе так, что швы рубашки затрещали, а сердце заколотилось, словно пытаясь вырваться из клетки ребер.

— Ты лжешь, — он прикусил мою нижнюю губу, заставив вскрикнуть, а потом снова захватил рот, будто выпивая из него каждый стон.

Жар разливался по жилам, как расплавленный металл. Не понимала, где заканчиваюсь я и начинается он. Его запах — дым, кровь, полынь — опьянял. Руки Рохана скользнули по ягодицам.

Устроившись между моих разведенных ног, он закинул их себе на бедра.

Пальцы Короля Пепла проникли под рубаху, шершавые ладони обожгли кожу, и я... я вспыхнула. Впервые в жизни чувствовала себя живой, а не куклой в чужих спектаклях. Его руки прокладывали путь под одеждой, касаясь разгоряченной кожи, и я вздрогнула, ощутив, как мурашки бегут за каждой настойчивой лаской.

— Рохан... — имя моего пленителя сорвалось с губ стоном, мольбой, проклятием.

Он оторвался на мгновение, его желтые хищные глаза пылали в полутьме шатра.

— Боишься? — прошипел он.

В голосе прозвучал вызов.

Я вцепилась в мощные плечи, чувствуя под пальцами шрамы — неровные, будто карта его боли. Впилась ногтями, не в силах произнести ни слова. Или же просто не знала, что ответить.

Но когда его рука скользнула выше, коснувшись ребер, а потом груди под тугой повязкой, страх ударил, как лезвие. Не страх перед ним, а страх перед собой.

Что, если это пламя сожжет меня дотла? Что, если я стану слабой, позволив ему прикоснуться так, как не прикасался никто другой?

— Стой... — вырвалось у меня.

Голос сломанный, чуждый.

Он замер, дыхание неровное, губы влажные от моего поцелуя.

— Дьявол! Что? — настойчивые пальцы дрогнули на моей коже, но не убрались.

Я оттолкнула его, отползая к краю кровати. Воздух в шатре внезапно стал ледяным.

— Я не... не могу.

Он сел, проведя рукой по лицу. В его взгляде мелькнуло что-то — разочарование? Злость? Но он быстро взял себя в руки.

— Как пожелаешь, принцесса, — голос был спокоен, но я уловила в нем металлический звон сдерживаемой ярости.

Никто не любил отказов. Особенно Король Пепла.

Он встал, накинул плащ и бросил мне шкуру.

— Спи. Завтра мы идем через Дрожащие топи. Тебе понадобятся силы.

«Что это за место?»

Мне оно не было знакомо .

Но если Рохан считал его опасным, значит стоило поверить.

Я ждала, что он уйдет, но мужчина усмехнулся каким-то своим мыслям и лег на пол, у стены шатра, уставившись в потолок. Его профиль в свете углей казался высеченным из камня.

— Почему ты остановился? — спросила я, ненавидя себя за дрожь в голосе.

Он повернул голову, и в его пугающих желтых глазах отразилось пламя жаровни — опасное, непредсказуемое.

— Потому что ты испугалась... И я не стану тем, кто сломает тебя... по крайней мере, не так.

Король Пепла отвернулся, и тишина повисла между нами, густая, как смола. Я укуталась в шкуру, пытаясь заглушить стук сердца. Его дыхание стало ровным, но я знала — он не спит.

«Что со мной происходит?»

Руки все еще пахли им. Губы горели, а по телу бежала дрожь, будто все еще чувствовала нетерпеливые прикосновения Короля Пепла.

Я боялась закрыть глаза — ведь в этой тьме снова был он. Его безумные дикие ласки, хриплый голос, смешавший боль и наслаждение.

— Это... это был мой первый... — прошептала я в темноту, не зная, зачем признаюсь.

Рохан не шевельнулся, но в полумраке обратила внимание, как его плечи напряглись.

— Знаю.

— Откуда?..

— Было заметно. Но надо отдать тебе должное, ты целовалась, как дикарка, — в его голос прокралась усмешка.

Глава 16. Кха’рул

Рохан

Пустыня не прощала ошибок. Каждый шаг по раскаленным дюнам напоминал договор со смертью: одно неверное движение — и песок поглотит, оставив лишь пустоту. Но сегодня опасность была иной. Мы шли через Дрожащие топи — долину, где земля дышала, а песок струился, как вода. Здесь даже ветер затихал, будто боясь нарушить хрупкий покой ловушки.

Я шел первым, чувствуя, как зыбкая почва предает, скользя под ногами. За спиной — Ариэлла. Дыхание, учащенное и прерывистое, резало слух. Она старалась не отставать, но я слышал, как ее движения замедлялись, как песок затягивал сапоги глубже, чем нужно.

Каждый шаг по зыбучим дюнам заставлял девушку отставать, но стоило притормозить — и я ловил себя на мысли, что делаю это ради нее.

«Слабость. Опасная, как змея под камнем».

— Не останавливайся, — бросил я через плечо, не оборачиваясь. — Если увязнешь, не вытащу.

— Спасибо за поддержку, — ее голос дрогнул от злости, но это было лучше страха.

Хараг, шагавший справа, хрипло рассмеялся. Его смех напоминал скрип ржавых ворот.

— Вождь, может, несчастную понесешь или я могу? А то ее ноги отвалятся раньше, чем звери нападут.

Я ощерился, но промолчал. Хараг знал, как задеть. Он видел, как я вчера учил ее метать ножи, как увел в шатер… как не выпускал из виду даже на миг. И теперь наслаждался моментом, словно кот, играющий с мышью.

— Заткнись и смотри под ноги, — процедил я. — Или твой язык станет приманкой для пескороев.

Он фыркнул, но замолчал. Ненадолго.

Песок под ногами вздрогнул, словно живой. Я замер, подняв руку. Телеги заскрипели, освобожденные рабы зашелестели. Позади послышался шорох — Ариэлла едва удержалась, врезавшись в меня. Ее ладони уперлись в спину, и даже сквозь доспехи я почувствовал жар ее кожи.

По телу пробежала горячая волна, стоило вспомнить ночь в шатре. Обжигающие губы, дрожь, смешанную с яростью… и тот проклятый момент, когда я отпустил ее.

— Что? — прошептала девушка, вырывая меня из оцепенения.

— Молчи.

Долина затаилась. Песок перестал шевелиться, и в этой тишине прозвучал шелест — будто тысячи чешуек скользили по камням. Ша’рим, шедший позади, зарычал. Его шерсть встала дыбом, а глаза загорелись кровавым огнем.

— Назад! — крикнул я, толкая Ариэллу к скалам.

Но было поздно.

Земля задрожала, едва уловимо, передавая вибрацию через подошвы.

— Рохан... — Ариэлла попятилась.

Недостаточно быстро.

— К скалам! — закричал я, дергая ее за руку. — Беги!

Из-за дюны выползло оно.

Существо было размером с двух лошадей, с бронированным хвостом скорпиона и гибким телом змеи. Клешни щелкали, разрывая воздух, а множественные глаза — черные, бездонные — следили за каждым нашим движением. Слюна капала с жал, оставляя дымящиеся пятна на песке.

— К черту! Опять эта скотина! — взревел Хагар.

— Кха’рул, — прошипел я, выхватывая меч. — Назад! Все назад!

Но тварь уже бросилась в атаку. Хвост взметнулся, целясь в ближайшего воина. Человек крикнул, падая, обвитый ядовитым жалом.

Перепуганные люди в телегах запаниковали, спрыгивая на песок и прячась за деревянными колесами.

Они не были бойцами, впадая в ужас из-за твари, властвующей в пустыне.

— Щиты! — заревел я, отступая к скале. — Кругом! Защищать спасенных!

Хараг уже был рядом, прикрывая левый фланг. Гирта зашла справа.

Воины сгрудились.

Ариэлла рванула к скалам, но ноги погрязли в песке, и она упала, мертвой хваткой вцепившись в короткий кинжал, который я дал ей утром.

— Не двигайся! — я кинулся к ней и, рванув за руку, выдернул из ловушки, толкая к скале.

Кха’рул развернулся, ударив хвостом по щитам. Древесина треснула, и два воина полетели в песок. Я прыгнул вперед, целясь мечом в сочленение между панцирем и хвостом. Лезвие скользнуло, едва оставив царапину.

— Броня слишком толстая! — крикнул Хараг, отбивая клешню секирой.

Тварь зашипела, выгибаясь, и я увидел уязвимое место — мягкое брюхо под грудным панцирем. Но добраться до него не смог…

Кха’рул был слишком быстрым для своей огромной массы. Удар хвоста, жало едва не задело шею. Я увернулся, покатившись с бархана.

И тут…

— Рохан! — крик Ариэллы заставил сердце замереть.

Гул голосов гремел в голове, но я слышал только ее.

Цепляясь за песок, вновь рванул вверх.

Глаза заволокло пеленой, воздух застыл в легких, обжигая.

Тварь кинулась к ней… А я помчался следом, хватая тонущую в песке секиру Хагара, уворачивающегося от жала.

«Не успею!» — пульсировало в голове.

Словно в замедленном образе видел, как существо достигло Ариэллы.

Глава 17. Робкая безопасность

Ариэлла

Сердце все еще бешено колотилось, словно пыталось вырваться из груди и убежать туда, где не было ни чудовищ, ни песка, ни его. Пальцы непроизвольно сжимали подол рубахи, вытирая липкую смесь крови и пыли. Кровь не моя — твари. Но от этого не становилось легче. Каждый мускул дрожал, будто после долгой пляски на раскаленных углях, а в ушах звенело, заглушая даже вой ветра.

Привал закончился быстро. Теперь же мы вновь брели сквозь Дрожащие топи, чувствуя, как растекается зыбкий песок под ногами. Время потеряло смысл. Солнце, медленное и беспощадное, наконец, скатилось за горизонт, окрасив небо в багряные тона, словно сама пустыня истекала кровью. Когда лагерь разбили на краю каменистой равнины, я рухнула на колени, едва успевая отползти в сторону от чужих глаз.

Адреналин, что держал на плаву все это время, растворился, оставив после себя пустоту и дрожь в кончиках пальцев. Веки слипались, но стоило позволить им закрыться — и сразу возникали те самые черные бездонные глаза твари, щелкающие клешни, запах гниющей плоти… Этот запах… Я не забуду его никогда.
В момент, когда Кха’рул загнал меня в тупик, когда навис, щелкая хелицерами, думала, настал мой конец…

Теперь же я пыталась справиться с вновь подступившей паникой. Казалось, эти твари повсюду. Скрываются в тенях, прячутся среди песков.

Я вжалась спиной в холодный камень, стараясь дышать глубже, но воздух словно застревал в горле колючим комом.

—Эй, принцесса! — Грубый голос Хагара заставил вздрогнуть. Он стоял надо мной, заслоняя остатки заката, с торчащей из-за спины секирой. — Чего тут в углу забилась? Иди к костру, согреешься.

— Не хочу, — произнесла я, впиваясь ногтями в ладони. Голос звучал чужим, сдавленным.

— «Не хочу», — передразнил он, скривив лицо. — Ага, щас как возьму, да потащу! Вождь приказал проследить, чтоб ты не околела тут.

Его мозолистая лапища вцепилась мне в предплечье, поднимая на ноги одним легким рывком. Я попыталась освободиться, но сил не хватило даже на это. Хагар, не обращая внимания на сопротивление, потащил меня к центру лагеря, где уже полыхали костры, а запах жареного мяса смешивался с дымом и смехом.

— Вот, нашел дрожащую мышку, — он усадил меня на бревно рядом с огнем. — Гарт, присмотри за ней, а то опять забьется где-нибудь под телегой или среди скал.

Мужчина, сидевший напротив, поднял голову. Его лицо, изрезанное шрамами, казалось вытесанным из камня, но в глазах, серебряных как ртуть, кошачьих, не было привычной насмешки. Он кивнул Хагару, жестом приглашая меня ближе.

— Садись удобнее. Не укушу.

Я съежилась, обхватив колени. Жар костра обжигал щеки, но внутри все еще растекались ледяные осколки.

Варвары вокруг перешептывались, бросая любопытные взгляды, но Гарт хлопнул ладонью по колену, заставив всех замолчать:

— Рассказывай, как это тебе удалось Кха’рула подколоть? Слыхал, разговор вождя и Хагара. Они под впечатлением.

— Я... я просто... — голос сорвался на полуслове. В горле снова встал ком.

— Она ткнула ножом куда придется, — фыркнул кто-то слева. — Просто повезло.

Гарт метнул в говорящего обглодок кости:

— Заткнись, Лорк. Ты в ее годы от страганов штаны мочил!

Смех прокатился по кругу, но беззлобный. Я невольно расслабила плечи, чувствуя, как ледяной панцирь внутри понемногу тает.

— Расскажи, — Гарт протянул мне кусок мяса на палке. — Вождь не зря тебя к клинкам приучает.

И я заговорила. Сначала робко, спотыкаясь на каждом слове, но чем больше слушали, тем увереннее становился голос. О том, как тварь ринулась на меня, как ее смердящее дыхание заставляло сжиматься желудок, как песок затягивал ноги, как холодный ужас сковал тело... И как в последний миг что-то щелкнуло внутри — не страх, а ярость. Ярость, что горела ярче костра, заставила вонзить клинок в мягкую плоть под челюстью чудовища.

— А потом он... Рохан... — я запнулась, ловя на себе десятки взглядов.

— Добил гадину, — кивнул Гарт. — Но первый удар был твой. Есть чем гордиться!

Он протянул флягу с чем-то обжигающе-крепким. Я приняла с благодарностью. Глотнула, морщась от горечи, но тепло разлилось по жилам, смывая остатки дрожи. Разговоры вокруг оживились, кто-то затянул песню на гортанном наречии пустынников.

Огонь трещал, выписывая в темноте танцующие тени, и впервые за много дней я почувствовала... не безопасность. Слишком рано. Но что-то отдаленно напоминающее ее.

—Почему вы... — я обвела взглядом круг. — Раньше смотрели на меня, как на врага, а теперь...

—Раньше ты была символом… Всего того, что мы ненавидим. Тем, что осталось от падшей аристократии, — Гарт покрутил вертел над пламенем. — Но теперь… В пустыне выживают только выносливые. И сегодня ты доказала, что можешь быть своей.

«Своей». Слово обожгло сильнее огня. Я потупила взгляд, скрывая внезапную влагу в глазах. Вдруг чья-то рука легла на плечо — тяжелая, но не грубая.

— Эй, благородная, держи, — молодая девушка с косой до пояса сунула мне теплый хлеб. — Ты же почти ничего не ешь. Того и гляди, ветер унесет.

Глава 18. Песчаные стены

Ариэлла

Два дня. Всего сорок восемь часов, за которые мои ноги успели покрыться новыми мозолями, а кожа — обгореть под беспощадным солнцем. Но эти же два дня перевернули что-то внутри.

Воины Рохана, еще вчера смотревшие на меня волком, начали кивать при встрече.

Хагар подбрасывал мне дополнительные порции еды, недовольно ворча:

— Кости торчат, как у голодного шакала. Ешь больше, девочка, смотреть на тебя больно!

И я ела, наконец, ощущая, что имею на это право.

А утром после нападения Кха’рула увидела, как он, вопреки своей грубости, незаметно подсунул мне мягкие стельки из шкуры пустынной лисицы.

— Не благодари, — поняв, что я его поймала, буркнул мужчина чуть застенчиво, спеша отвернуться. — Просто надоело слушать, как ты ковыляешь, словно раненый тушканчик.

Гарт тоже не остался в стороне. Он вызвался научить меня чинить сбрую. Его серебряные кошачьи глаза щурились одобрительно, когда я справлялась с узлами.

А заодно ашкарн показал, как правильно обматывать ноги тканью, чтобы песок не въедался в раны.

— Ты крепкая, принцесса. Но даже камни трескаются под солнцем — не стесняйся просить помощи, — наставлял он.

Их поддержка была ненавязчивой, как шепот ветра, но именно она заставила армию Рохана перестать видеть во мне пленницу.

Даже шутник Лорк подарил новый кинжал — легкий, с рукоятью, обмотанной кожей пустынной змеи.

— На случай, если еще один Кха’рул позарится на твою шкурку.

Но Гирта... Ее взгляд оставался острым, как жало скорпиона. Она молча чистила оружие у соседнего костра, когда я проходила мимо. Чувствовала, как ее ненависть впивается в спину. Разок я попробовала заговорить — девушка плюнула в песок и ушла.

— Не обращай внимания, — сказал Гарт, заметив мой вздох. — Эта змея ненавидит всех, кто ближе к вождю, чем она.

Пустыня сменилась каменистым плато, где ветер выл, словно потерявшийся дух. Ноги горели, каждый шаг отдавался болью в бедрах. Я мечтала о ванне, о теплой воде, смывающей песок из волос и кровь из-под ногтей. Но вместо этого приходилось довольствоваться глотком теплой воды из бурдюка и редкими минутами отдыха, когда Рохан разрешал остановиться.

На третий день запах сменился. Ветер принес аромат влажной земли и трав. Мы поднялись на перевал, и я застыла, забыв как дышать. Внизу расстилалась долина, зеленая, как изумруд в чешуйчатой лапе дракона.

Река вилась серебряной лентой, а среди цветущих холмов стоял город, окруженный высокими стенами из песчаника. Солнце играло на их поверхности, окрашивая в золото и медь.

— Амратель, — произнес Рохан, появившись у меня за спиной. — Долина Живых Источников.

Воин рядом с ним вскинул руку с диким звериным воем, подхваченным сотнями голосов. Армия Рохана ревела, стуча мечами о щиты. Кто-то запел — низко, хрипло, а остальные поддержали. Это был гимн возвращения.

Гарт обнял меня за плечо, тряся от восторга:

— Видишь эти стены? Они выдержали десятки осад! Здесь даже воздух свободный!

Сердце билось чаще, когда мы спускались в долину. Ветра почти не было, только шепот трав и щебет птиц. У ворот города толпился народ: женщины в расшитых платьях, дети с венками из пестрых неведомых мне цветов, старики с татуировками, похожими на карты звездного неба. Среди них мелькали те, чьи глаза светились кошачьим блеском, выдавая иную кровь, и те, кто выглядел совершенно обычными.

— Добро пожаловать в Амратель, принцесса. Город, где цепи носят только добровольно, — с горделивой улыбкой, которую я не видела прежде, произнес Рохан.

Нас окружали со всех сторон — ашкарны с вертикальными зрачками, смеющиеся дети с кожей цвета меди, старики в простых одеждах. Никто не падал на колени, не дрожал. Женщина с седыми волосами обняла Рохана, как мать, а девочка подарила ему цветок, выросший меж камней. Он щелкнул ее по носу, и в его глазах я увидела то, чего не замечала прежде — мир.
— Здесь все равны, — Гарт, обратив внимание на мою растерянность, бесшумно подкрался сзади, заставляя вздрогнуть. — Рабы, воины, ремесленники — каждый получает по труду. Даже он, — кивнул ашкарн на Рохана, — не смеет нарушить этот закон.

Город встретил нас песнями. Те, кого за пределами этих стен называли варварами, разбредались по улицам, обнимая родных, смеясь, делясь историями. Освобожденные рабы, сползающие с телег, дрожа, плакали, когда к ним подходили целители с водой и травами.

Рохан поднял руку, и толпа затихла:

— Каждому из освобожденных — кров, еду и выбор. Кто захочет остаться — получит землю. Кто уйдет — провизию и сопровождение до жилых городов.

Я стояла, чувствуя себя призраком на празднике жизни. Меня окружали дома с резными ставнями, рынки, где торговцы спорили на равных с воинами, и храм без золота — простой, круглый, увитый плющом.

Здесь смеялись, не боясь, любили, не скрывая.

Даже воздух был другим — легким, как обещание.

— Ты идешь со мной, — голос Рохана вернул меня в реальность. Он шагнул ближе, сбрасывая плащ, запачканный пылью дороги.

— Что? Куда? — спросила я, не двигаясь.
Король Пепла скользнул по мне саркастическим взглядом, и в его ухмылке промелькнуло что-то первобытное:
— Тебе не достаточно того, что я так сказал? Или хочешь, чтобы перекинул тебя через плечо и понес как добычу?

Он не пытался говорить тихо, привлекая к нам внимание людей. Две женщины захихикали, принимаясь заинтересованно рассматривать меня.

Щеки вспыхнули, но я выпрямилась:
— Пройду сама.
— Как знаешь. Я лишь предложил, — он наклонился так близко, что губы едва ощутимо коснулись моего уха. — Но учти, в моем доме правила диктую я. И первое — никаких принцесс. Теперь ты просто Ариэлла.

Он ушел, не дожидаясь ответа, а я последовала за ним, чувствуя, как сердце бьется в такт шагам. Страх смешивался с любопытством, усталость — с надеждой.

Амратель манил обещанием покоя, но в глазах Рохана читалось иное — все только начинается.

Глава 19. Дворец Короля Пепла

Ариэлла
Солнце налилось багрянцем, окрашивая песчаные стены Амрателя в медовые тона, когда Рохан остановился у невысокого строения.

Я ждала замка, чертогов из мрамора, трона, высеченного из костей врагов — всего, что подобало Королю Пепла. Но дом Рохана оказался приземистым, словно вросшим в землю, с плоской крышей, застеленной циновками, и террасой, увитой виноградом. Стены, сложенные из песчаника, дышали теплом, а не холодом власти. Рядом журчала река, низвергаясь с каменного уступа маленьким водопадом, и этот звук напоминал смех — легкий, свободный от злобы.

У порога на лужайке резвились мальчишки лет пяти. Их хохот, звонкий и беззаботный, резанул по нервам.

Этот дом был другим. Совсем не таким, каким я его представляла. Он пах дымом очага и свежим хлебом.

— Твой дворец? — не удержалась я, скептически оглядывая песчаные стены.

Рохан повернулся, и в его ухмылке заплясали искры.

— Дворцы строят трусы, чтобы прятаться за высокими стенами. А я предпочитаю смотреть врагам в лицо.

Один из мальчишек, черноволосый и конопатый, бросился к мужчине, обхватив его ноги:

— Ро! Привез конфеты?

— Конфеты? — Король Пепла поднял ребенка за шиворот, как котенка. — Ты у меня два ножа украл. Вернул? Если нет, повешу на чурбане вместо мишени.

— Вернул! Я вернул! — мальчишка засмеялся, вырываясь.

Дети рассыпались вихрем, уводя Рохана, чтобы показать «новый форт» у реки.

Я застыла на месте, наблюдая, как он — гроза королевств — разрешает тащить себя за одежду, терпеливо выслушивая лепет о «великой битве с садовыми жабами». Это был не тот воин, что вырвал меня из храма. Не хищник, а... человек.

— Ариэлла! — окликнул он, обернувшись. — Идешь или решила корни пустить?

Дети кричали, наперебой рассказывая своему королю о битвах в воде, о пойманных пауках и захвате инжирового дерева. А Рохан слушал так внимательно, словно их рассказ был самым важным в этом мире.

Смотря на него в окружении стайки мальчишек я с трудом верила, что Король Пепла, сжигающий города, и мужчина передо мной — один и тот же человек.

— Разочарована? — он обернулся, ловя мой взгляд, когда мальчишки разбежались, позволяя их вождю отдохнуть. — Ждала трон из костей?

— Ждала клетку.

— А получила жилище с открытой дверью. Раздражает, да? — он щёлкнул пальцами перед моим лицом, заставляя вздрогнуть. — Входи, принцесса. Покажу твою комнату.

Дом внутри оказался таким же простым. В нем не было позолоты, гобеленов с гербами или витражей. Глиняный кувшин с полевыми цветами стоял на грубом деревянном столе, шкуры на полу были выбелены солнцем, а вместо люстр — плетеные светильники с жировыми свечами. Воздух пах тимьяном и чем-то домашним, уютным, чего я не могла назвать.

— Будешь жить здесь, — Рохан указал на узкую дверь справа. — Не благодари.

Он бросил мою руку, которую неосознанно сжал, когда мы поднимались по ступенькам, и ушел вглубь дома, оставив меня наедине с тишиной.

Комната оказалась крошечной: кровать с шерстяным одеялом, сундук у стены, окно с видом на реку. И... ванна. Деревянная, наполненная водой, от которой поднимался пар.

Стоило ее увидеть, и колени задрожали. Я едва не расплакалась.

Подошла неуверенно к купели и прикоснулась к поверхности, ожидая, что видение рассыплется. Но вода была настоящей — теплой, пахнущей травами. Пальцы задрожали, зачерпывая живительную влагу.

Не считая быстрого полоскания в ледяной реке, в последний раз я купалась в дворцовых банях, за день до свадьбы с Эдмундом. Тогда служанки натирали меня маслами, шепча: «Какая честь!», а я смотрела на свои своё отражение в воде, усыпанной лепестками роз, и молилась, чтобы это все закончилось.

— Неблагодарная, — голос Рохана за спиной заставил вздрогнуть. Лениво прислонившись к косяку, он скрестив руки. — Я думал, ты прыгнешь туда, срывая одежду.

Я стиснула зубы, чувствуя, как предательский румянец ползет по шее.

— Точно не при тебе. Выйди, пожалуйста.

— Или что?

Тихие шаги. С грацией дикого кота мужчина приблизился ко мне. Наклонился, и я почувствовала тепло его дыхания:

— Будешь мыться в штанах?

— Выйди! — я уперлась руками в его грудь, стараясь сохранить дистанцию между нами, но он лишь засмеялся, поймав мою руку.

Шершавые пальцы оцарапали кожу. Но не скажу, что ощущения были неприятными.

— Хорошо, хорошо. Но помни — дверь не запирается. — Рохан сделал паузу, наслаждаясь моей реакцией, а она была бурной.

Дыхание перехватило, а разочарование разлилось в груди.

— Шучу. Расслабься, Ариэлла. Здесь тебя никто не тронет.

Глава 20. Тени у огня

Ариэлла
Вода остывала, но я не спешила выходить. За стенами дома Рохана звучали голоса: смех детей, рев пустынных котов, перезвон колокольчиков на шеях коз, пасущихся у реки. Здесь, в Амрателе, даже тишина была наполнена жизнью. Я уткнулась подбородком в колени, наблюдая, как пар поднимается к потолку, рисуя призрачные узоры. Полотенце, оставленное Роханом, пахло полынью — горькой и терпкой, как он сам.

Когда кожа сморщилась от долгого пребывания в воде, я наконец выбралась из купели. Капли стекали по спине, оставляя следы на полу из грубого камня. Полотенце оказалось мягче, чем ожидала, словно сотканным из облаков. Завернувшись в него, я замерла у окна, вглядываясь в закат. Солнце, подобно раскаленному щиту, опускалось за горизонт, окрашивая реку в цвет расплавленной меди. Где-то вдали, за холмами, остались пепел и цепи. Здесь же ветер приносил аромат свободы.

— Ужин! — Голос Рохана прозвучал за дверью, заставив вздрогнуть. — Или ты планируешь просидеть в воде до рассвета?

Я стиснула полотенце, будто оно могло защитить.

— Даю тебе пять минут. Потом зайду сам.

Одежда, аккуратно сложенная на табурете, оказалась простой: льняная рубаха свободного покроя, штаны из мягкой кожи и пояс с серебряной пряжкой в форме волка. Ни бархата, ни шелка — лишь практичность. Даже ткань, казалось, дышала иным, диким законом.

Я оделась, с трудом справляясь с дрожью в пальцах. Волосы, мокрые и непослушные, рассыпались по плечам, цепляясь за шероховатую ткань. В зеркале у двери отразилось лицо, которого я не узнавала: загорелое, с веснушками на носу, без следа прежней бледности. Серебряные волосы стали еще белее. Глаза, синие как лед, горели странным огнем — не ненавистью, а решимостью.

Рохан ждал у очага, помешивая похлебку в котле. Пламя играло в его темных взъерошенных волосах, подсвечивало шрамы на обнаженной до пояса коже. Он был похож на древнего бога войны, снизошедшего к смертным, чтобы разделить трапезу.

— Садись, — кивнул мужчина на грубую скамью у стола. — Если будешь пялиться, еда не станет вкуснее.

— Я не пялюсь, — буркнула я, опускаясь на указанное место.

— Ври больше. Твой взгляд режет спину, как нож.

— Так может стоит рубашку надеть?

На это замечание Король Пепла не ответил.

Он разлил похлебку по глиняным мискам, швырнул мне ломоть хлеба. Аромат тушеного мяса с травами заставил желудок сжаться от голода. Я ела молча, избегая его взгляда, но чувствовала, как желтые глаза скользят по моим рукам, шее, влажным прядям волос.

— Ты похожа на мокрую кошку, — внезапно произнес он, отодвигая пустую миску.

— А ты — на медведя, который решил поиграть в гостеприимство, — парировала я, ломая хлеб.

Он рассмеялся — низко, глухо, и звук этот наполнил комнату теплом, которого не хватало даже очагу.

— Гостеприимство? — Рохан откинулся на спинку скамьи, скрестив руки. — Ты здесь не гость, Ариэлла. Ты...

— Рабыня? Пленница? Игрушка? — перебила я, впиваясь ногтями в ладонь.

— Вызов…

Он встал, подошел к окну, его силуэт слился с наступающими сумерками.

— Ты как необъезженный конь — дикий, непредсказуемый. Интересно, сломаешься ли под седлом или сбросишь всадника.

— Ты уже пробовал «оседлать» меня, — вырвалось прежде, чем я успела сдержаться.

Кожа вспыхнула от стыда, а воспоминания мгновенно вернулись в тот вечер, когда губы Рохана жадно впивались в мои, крадя воздух и желание сопротивляться.

Он обернулся, и в его глазах вспыхнула опасная искра.

— И ты ответила. Не забывай.

Тишина повисла густой пеленой, словно тяжелый занавес, разделяющий прошлое и настоящее. Где-то за окном запел сверчок, выстукивая тревожную мелодию, а угли в очаге потрескивали, будто перешептываясь о тайнах, которые огонь скрывал в пепле. Рохан подошел ближе, оперся руками о стол, нависая надо мной грозовой тучей, готовый обрушиться ливнем слов.
— Ты ни разу не спросила, какая судьба постигла твоего отца, — произнес он внезапно. — Неужели не интересно?

Я откинула голову, встречая пытливый взгляд, тем самым бросая вызов молчаливому урагану в горящих золотом глазах.
— Вы убили его, как и всех! — прошипела сквозь стиснутые зубы.

Тосковала ли я по родителю? Не думаю. Он превратил мой мир в ад. И я ненавидела его за это. Меня тревожило другое.
Среди аристократов было много подлецов, но не все из них заслуживали смерти. Во всяком случае, я не считала себя достойной того, чтобы судить их — даже в мыслях, даже в тишине.

— Неправильно, принцесса, — он качнул головой, будто разговаривал с ребенком, запутавшимся в собственных догадках. — Я передал знатных ублюдков народу, включая вашего правителя. Они сами решили судьбу тех, кто когда-то ущемлял их…
— Почему ты не убил короля? Разве не так поступают захватчики? — нахмурилась я, подаваясь чуть ближе, ощущая как запах дыма и полыни, исходящий от его тела, заполнил пространство между нами.

Взяв бутыль с вином, Рохан разлил содержимое по кубкам и протянул один мне, заставив бокал звякнуть о край стола.
— Пей! — приказал он, и в этом слове прозвучала сталь, не терпящая возражений.

Глава 21. Нож у горла

Ариэлла

Тишина повисла между нами, как туго натянутая струна, готовая лопнуть от малейшего прикосновения. Рохан стоял, отвернувшись, его плечи напряглись под тяжестью невысказанных слов. Я видела, как сжались кулаки мужчины — белые костяшки, будто высеченные из мрамора, выдавали борьбу внутри. Казалось, еще мгновение — и правда вырвется наружу, сметая все преграды. Но он резко обернулся, и в его глазах погасла трещина, через которую я едва успела разглядеть человека под маской Короля Пепла.

— Спать, — бросил он, и это прозвучало как удар хлыста. — Завтра рано вставать.

— Рохан, подожди… — я шагнула вперед, но он взмахнул рукой, словно отсекая саму возможность диалога.

— Я сказал: спать! Или тебе напомнить, кто здесь хозяин?

Его голос, низкий и рваный, впился в кожу, оставляя невидимые шрамы. Я отступила, будто получила пощечину. В горле застрял ком — не страха, а обиды. Он знал, как ранить. Всегда знал.

— Ты боишься признаться, что мы похожи, — выдохнула я, цепляясь за последнюю нить надежды. — Изабелла сломала и тебя, но ты…

Желтые глаза вспыхнули, как факелы. Он двинулся ко мне стремительно, подобно хищнику, и я инстинктивно отпрянула к стене, вжимаясь в холодную преграду. Ладонь Рохана врезалась в камень возле моей головы, а дыхание, горячее и прерывистое, обожгло щеку.

— Кто дал тебе право лезь ко мне в душу? — прошипел он, и в его голосе зазвучала опасная смесь ярости и чего-то неуловимо хрупкого. — Не заблуждайся, принцесса! То, что я приютил тебя, не значит ничего! Ты просто жалкая девчонка, которую вырвали из грязи.

Он оттолкнулся от стены и ушел, хлопнув дверью так, что задрожали глиняные кувшины на полках. Я осталась стоять, прижав ладонь к груди, где сердце колотилось, словно пыталось вырваться из клетки ребер. Воздух в комнате внезапно стал ледяным и густым, будто пропитанным пеплом, а в горле застрял ком горечи.

Ночь опустилась на Амратель, укутав его в звездное покрывало. Я ворочалась на узкой кровати, прислушиваясь к шорохам за стеной. Дом Рохана дышал тихо, будто притаившийся зверь. Мысли кружились, как осенние листья в вихре: Изабелла, отец, мать… И он. Всегда он. Его шрамы, его молчание, его глаза, в которых таилась бездна, готовая поглотить меня целиком.

Снаружи выл ветер, и сквозь него я услышала другой звук — приглушенный, хриплый. Первый крик прозвучал, когда луна уже скользила к западу. Рычание, переходящее в стон — животный, полный боли. Я села на кровати, вцепляясь в одеяло. Сердце замерло, предчувствуя недоброе.

— Отпусти… Нет! — голос Рохана, искаженный ужасом, пробился сквозь стену.

Я прислушалась.

— Нет... Не смей... — измученное бормотание вновь прорезало ночь.

Сердце заколотилось быстрее. Я сползла с кровати, босиком ступив на холодный камень. Рука дрожала, касаясь дверной ручки.

«Не лезь. Это ловушка. Он тебя убьет».

Но ноги сами понесли меня по коридору, к его спальне.

Дверь была приоткрыта. В щели виднелся тусклый свет масляной лампы.

— Изабелла... — шепот мужчины прозвучал как проклятие. — Убью...

Я вошла, затаив дыхание.

Рохан метался на кровати, простыни спутаны в узлы вокруг его ног. Тело, обычно такое собранное, сильное, сейчас билось в конвульсиях, покрытое липким потом. Шрамы на груди блестели, как свежие раны. Его пальцы впились в матрас, разрывая ткань.

Лицо, всегда непроницаемое, исказилось гримасой страдания. Испарина выступила на лбу и висках.

— Изабелла… Нет! Не смей… — ревел он, скалясь.

Подушка лопнула в его руках. Перья взметнулись в воздух, как призраки.

Я замерла на пороге, пульс колотился в висках.

«Беги. Пока он не проснулся», — кричал внутренний голос.

Но ноги будто приросли к полу. Видеть Короля Пепла таким — беззащитным, сломленным — было страшнее, чем встретить в бою.

— Рохан... — я осторожно приблизилась, протянув руку, коснулась его плеча. — Проснись. Это сон.

Он вздрогнул, желтые глаза распахнулись, но в них не было осознанности — только дикий ужас. Одним движением мужчина сбросил меня с ног, опрокидывая на пол, и прежде чем я успела вскрикнуть, оказался сверху. Его тело, раскаленное от кошмара, вжалось в мое, нож уперся в горло. В затравленном взгляде не было узнавания, лишь безумие смешанное с отчаяние. Дыхание, прерывистое и горячее, обжигало кожу.

— Рохан! — я вскрикнула, хватая его за запястье. — Это я! Я! Ариэлла!

Мгновение длилось вечность. Потом кошачьи зрачки сузились, в них мелькнуло осознание. Он дернулся, будто обжегшись, мышцы напряглись. Озноб пробежал по сильному телу, пальцы разжались, и нож со звоном упал на камень. Хриплое дыхание, горячее и прерывистое, смешалось с моим.

— Ариэлла... — он прошептал мое имя, как проклятие и благословение, и вдруг навалился снова, прижимая к груди так сильно, что ребра затрещали. — Дьявол... Я чуть не...

Он дрожал. Он дрожал! Король Пепла, чьи руки не знали тремора даже в самой яростной схватке. Я обняла его, не думая, чувствуя, как сердце варвара бьется в унисон с моим — бешено, беспорядочно.

Визуализация

Глава 22. Правда, выжженная на сердце

Ариэлла

Рохан отстранился, словно мое присутствие обожгло его кожу. В свете луны, пробивающимся сквозь ставни, его профиль казался высеченным из камня — резким, непроницаемым. Но когда он заговорил, голос был тихим, как шелест песка над забытой могилой.

— Мне было пять лет, когда Изабелла пришла в наше королевство.

Рохан сел на кровать, спиной ко мне, пальцы впились в край матраса. Я осталась на полу, обхватив колени и боясь пошевелиться, словно любое движение могло развеять хрупкую нить его откровения.

— Отец Магнус работал королевским конюхом, мать Алиара — служанкой. Мы жили в крохотном доме у самых стен дворца. Ашкарнов тогда уважали... или делали вид, — он усмехнулся, горько и коротко. — Король и королева правили справедливо. Пока не появилась она.

Ветер завыл сильнее, будто сама пустыня слушала его исповедь. Я прижалась к холодной стене, чувствуя, как дрожь пробегает по спине.

— Ее привезли как подарок северного лорда. Изабелла... — голос Рохана сорвался, став хриплым. — Она умела очаровывать. Король, который до этого даже не смотрел на других женщин, потерял голову. Проводил с ней дни и ночи. Об этом постоянно шептались во дворце. А через месяц... — мужчина резко вдохнул, будто воздух внезапно стал ядом. — Объявил королеву предательницей. Ее повесили на площади. Я видел, как она дергалась в петле… Ничего не напоминает?

Мои пальцы впились в колени. Перед глазами встал образ моей матери — отрубленная голова, кровь на булыжниках... Мы были зеркалами, отражающими боль друг друга.

— После казни Изабелла села на трон. И началась охота. — Он повернулся, и в его глазах вспыхнули угли ненависти. — Нас, ашкарнов, объявили дикарями. Первыми пришли за моей семьей. Ночью. Все это время некогда справедливый король смотрел на происходящее сквозь пальцы. Он, словно не замечал маниакальную жестокость своей королевы. А она проявила себя… Во всей красе. Избалованная, жадная до власти, порочная и кровожадная… Я множество раз задавался вопросом, почему правитель так себя вел. Почему просто смотрел… И мне довелось узнать. Поганая кровь. Привезенная с севера наложница обладала магией, подчиняющей разум мужчин… Человеческих мужчин. Лишь пары капель крови достаточно, чтобы превратить выбранную жертву в марионетку. Обратить его против тех, кого он когда-то любил. Именно поэтому я не убил твоего отца. Он — лишь жалкая тряпичная кукла в руках жестокого кукловода. Противиться ее магии удавалось лишь ашкарнам. Наверное поэтому мы и оказались неугодными.

Дыхание замерло в легких. Перед глазами предстал образ родителя, с маниакальным обожанием смотрящего на свою новую королеву.

Рохан встал, его тень накрыла меня целиком. Он говорил, расхаживая по комнате, как зверь в клетке, отчеканивая шагом каждое слово.

— Отец заинтересовал Изабеллу, — продолжил он. — Экзотическая внешность, дикая кровь, кошачий взгляд… Он отказался стать ее любовником. Тогда эта дрянь приказала пытать мать... на моих глазах, на его глазах... — голос дрогнул, но он продолжил, стиснув зубы. — Потом нас продали. Меня — на рынок рабов, мать — в дом утех. Я видел, как ее волокли к повозке... Она кричала мое имя, пока кнут не заставил замолчать.

Я закрыла глаза, пытаясь заглушить образы, которые его слова рисовали в сознании. Но он продолжал, и каждая фраза вонзалась в сердце как нож.

— Меня покупали, перепродавали, били за малейшую провинность, — Рохан остановился у окна, его силуэт слился с ночью. — Один хозяин вырвал клыки, чтобы я не кусался. К счастью у ашкарнов они отрастают вновь. Другой приковывал к стене на недели без еды, чтобы «сломить гордыню». А потом... — Его рука сжала подоконник так, что камень затрещал. — Потом меня опять продали… Я едва достиг восемнадцати лет, когда вновь попал к ней. Уже в Рейдинг… В подземелье твоего дворца.

Тишина повисла густым полотном. Даже ветер замер, будто затаив дыхание.

— К Изабелле? — прошептала я, уже зная ответ.

Он кивнул, не оборачиваясь.

— Она поняла, чей я сын. Это было... забавой для нее. Я похож на него… Ей понравилась сама мысль подчинить меня, — он скрипнул зубами. — Пытаясь опоить, она рассказывала, как отец умер — сломался, став ее личным рабом. Постельной грелкой. А мать... — Голос Рохана прервался. Он резко выдохнул, будто выталкивая слова силой. — Мне удалось сбежать… И тогда я нашел ее следы. Она умерла в борделе. Родила ребенка от какого-то солдата... И скончалась. Младенец последовал за ней…

Я вскочила, не в силах оставаться в стороне. Его боль жгла меня изнутри, смешиваясь с моей собственной. Но когда я коснулась поникшего плеча, он вздрогнул, как от удара.

— Не надо, — Рохан отшатнулся, но я схватила его руку, чувствуя, как под кожей пульсирует ярость и отчаяние.

— Ты не один, — выдохнула я, прижимая ладонь мужчины к своей щеке. — Она отняла у нас обоих все. Но мы живы.

Его пальцы дрогнули, едва касаясь моей кожи. В темноте я увидела, как по лицу Короля Пепла скатилась слеза, блеснувшая в лунном свете.

— Живы? — он горько рассмеялся. — Я умер тогда, в клетке. То, что ты видишь... это пепел.

Рохан резко отвернулся, но я обняла его сзади, прижавшись лбом к горячей спине. Тугие мышцы напряглись, готовые оттолкнуть, но я не отпустила.

— Пепел может стать началом для новой жизни, — произнесла тихо, повторяя слова матери, которые та шептала мне в последнюю ночь перед казнью.

Глава 23. Роскошь для Короля Пепла

Рохан

Тишина после произнесенных слов ударила громче любого крика. Я чувствовал, как её дыхание смешивается с моим — неровное, жаркое, как ветер перед бурей. Тонкие пальцы всё ещё впивались в мои волосы, будто боялись, что я исчезну, если она разожмет хватку. А я... Я стоял, пригвожденный к месту прозвучавшим вопросом, который разорвал мою броню на части.

«Если я встану рядом?»

Эти слова вибрировали в воздухе, как стрела, застрявшая между рёбер. Всю жизнь я шёл в одиночку. Носил своё прошлое, как цепи, и вдруг она — принцесса из презираемого мной мира, — предлагала разделить тяжесть, которую даже боги не смогли бы выдержать.

— Ты не понимаешь, что говоришь, — выдохнул я, отстраняясь, но упрямые женские руки не отпустили. Они скользнули вниз, упёрлись в грудь, где сердце билось так, будто пыталось вырваться и отдаться ей.

— Понимаю, — голос Ариэллы звучал тише шелеста песка, но был твёрже стали. — Ты учишь меня не бояться. Но научился ли этому сам?

Она прижала ладонь к шраму над моим сердцем — тому самому, что оставила Изабелла за день до того, как я вырвался из проклятого подземелья. Боль, острая и живая, пронзила тело, но на этот раз — не от памяти. От того, как пальцы принцессы дрогнули, повторяя контуры старой раны.

Я схватил её за запястье, чувствуя тонкость хрупких костей в своей большой руке. Контраст между нами был слишком очевидным. Ариэлла не вскрикнула. Не отпрянула. Лишь подняла подбородок, и в голубых глазах я увидел то, что убивало сильнее любого клинка — понимание.

— Иди, — отвернулся я. — К себе. Сейчас!

Во мне что-то переворачивалось. То, что закалялось годами, теперь казалось хрупким, надломленным. Простая девчонка — беспомощная, но упрямая, как пустынная кошка, она заставляла искать ее взглядом, заставляла думать о ней. Ариэлла делала меня слабым. И это пугало сильнее стаи Кха’рулов.

— Нет! — и снова эта непокорность в голубых, словно осколки льда, глазах, снова поджатые губы, вкус которых до сих пор заставлял пульсировать все нервные окончания. — Ты не ушел, когда кошмары преследовали меня. И я…

— Хочешь забраться в мою постель? Могла бы просто попросить, принцесса, — едкая усмешка исказила черты моего лица. — Думаешь, стал бы противиться?

Это была попытка… Попытка напомнить ей, что я не герой ее истории, не спаситель, не тот человек, которого стоит подпускать слишком близко. Это была попытка напомнить себе, что привязанность — роскошь, недоступная для Короля Пепла.

Я не из тех, кто делится переживаниями, не из тех, кто ищет утешительных объятий, но сейчас… Отчаянное желание выгнать из комнаты Ариэллу смешивалось с противоречивой граничащей с безумием потребностью удержать ее рядом, прижать к себе так крепко, чтобы она не смогла сбежать.

— Я уже спала в твоей кровати, — упрямо вздернув бровь, хмыкнула девушка и, сев на край матраса, хлопнула ладонью по нему. — Ничего страшного не произошло. Если не собираешься вышвырнуть меня силой, ложись! Еще есть пару часов до рассвета.

“Проклятье!”

Знал, что должен держаться от нее подальше. Понимал это слишком ясно, но все же, словно завороженный, приблизился, опускаясь рядом.

Взгляд, прикованный к Ариэлле, скользил по серебряным волосам, мерцающим в робком свете пары свечей, по узкой ране, оставленной моим ножом.

“Я едва не убил ее сегодня…” — горечь осознания сдавила горло.

Сколько крови было на моих руках? Сколько раз я отнимал жизнь? Слишком много. Но эта небольшая царапина, покрывшаяся коркой, поднимала бурю в глубине моего сердца. То, как я реагировал на Ариэллу… Это было ненормально. Неправильно.

Стиснув зубы, уставился в потолок. Она играла с огнем, и я… Я был слишком слаб, чтобы потушить его.

Оставляя между нами расстояние в ладонь, Ариэлла устроилась удобнее, поворачиваясь ко мне лицом. Чувствовал ее изучающий взгляд, казалось, от него по коже бегут мурашки. Шумно сглотнув, закрыл глаза, но меня настигли воспоминания. Ее требовательные руки в моих волосах, неумелые, но такие манящие губы, вторящие моим движениям.

Резко выдохнув, скрипнул зубами.

— Знаешь, меня тоже мучают кошмары… С самого детства. С тех пор, как мамы не стало, — тихо призналась она, и я повернулся, встречая взгляд, в котором отражалось пламя свечей. — Я уже и забыла, что такое нормальный сон. Но там, в пустыне… когда ты не оставил меня одну после нападения Кха’рула, ничего… просто… просто была пустота. Думаю, я задолжала тебе возможность выспаться.

Мы так и лежали, тихо перешептываясь, пока луна не сменилась рассветом. В какой-то момент Ариэлла осмелела. Ее пальцы медленно лениво скользнули по моим волосам, заставляя меня застыть, словно дикого зверя, впервые почувствовавшего ласку.

Девичий голос, тихий и надтреснутый, рассказывал о детстве: о матери, учившей ее вышивать созвездия, о саде, где она пряталась от Рауля, о первом падении с коня и попытках спрятаться от собственной жизни на дворцовой кухне. Я слушал, чувствуя, как трещины на стенах, окружающих сердце, множатся, как паутина. И — чёрт возьми — мне было всё равно.

Сон сморил нас обоих в момент, когда первые лучи солнца коснулись подоконника.

Глава 24. Новое место

Ариэлла
Слова Рохана ударили больно, словно лезвие, застрявшее между ребер. Я застыла на пороге, пальцы впились в косяк, предостерегая от позорного падения.

Утро, которое начиналось с тишины и запаха его кожи, теперь пахло пеплом и отвратительным кислым привкусом предательства. Он стоял спиной, руки — те самые, что согревали меня ночью, — напряглись, будто готовясь к бою. Гирта ухмыльнулась, скользнув взглядом по моим спутанным волосам, по мятой сорочке. Ее глаза, желтые, как у пустынной кошки, сверкнули торжеством.

— Как скажешь, вождь, — протянула она, нарочито громко. — Воин из принцессы никудышный, но, думаю, она сможет стать неплохой прачкой. Как считаешь, Ариэлла?

Рохан не обернулся. Даже не дрогнул. Его молчание стало последним гвоздем в крышку гроба, где захоронились обрывки доверия. Кровь стучала в висках, смешиваясь с шепотом:

«Он выбросил тебя, как надоевшую игрушку».

Но я не позволила подбородку дрогнуть, гордо держа голову. Горло сжалось в спазме, обида растеклась в груди. Еще вчера тот, кто называл себя Королем Пепла, изливал мне душу, доверительно рассказывая о своем прошлом. Целовал с такой яростью, что подгибались ноги… А теперь… Теперь он выкидывал меня, как какую-то бесполезную безделушку.

— С вашего позволения, переоденусь, — в этот момент я порадовалась тому, что за долгие годы жизни рядом с Изабеллой научилась прятать истинные эмоции, никак не выражая бурю, что разрасталась внутри.

Даже скрывшись за дверью спальни, которую Рохан вчера назвал моей, я не позволила себе расслабиться. Быстро скинув сорочку, натянула прежнюю одежду, выданную мне после купания. Наспех перевязав волосы кожаным ремешком, молчаливо вышла в общую комнату.

Я не смотрела на Рохана, не позволила себе встретиться с ним взглядом, все так же держась с холодной равнодушной уверенностью, присущей принцессе. Впрочем, он и сам не искал зрительного контакта.

— Ариэлла… — вдруг заговорил мужчина. — Я…
И клянусь богами, его голос дрогнул. Но этого было слишком мало.

— Не трудись, — прервала я безэмоционально. — Просто скажи, куда идти. Обойдусь без сопровождающих.

Рохан наконец повернулся. Взгляд желтых глаз, холодный и отчужденный, скользнул по мне, и на короткий миг в нем что-то неуловимо вспыхнуло. Злость? Раздражение?

— Ты пойдешь с Гиртой, — произнес он ровно. — Здесь не дворец, чтобы блуждать где вздумается.

Лучница фыркнула, схватив мою руку выше локтя. Ее пальцы впились в кожу, обещая оставить синяки.

— Пошли, благородная. Покажу, где твое место.

Я вырвалась одним резким движением, заставив ее шагнуть назад. Глаза Гирты сузились, рука потянулась к ножу за поясом.

— Прикоснешься еще раз — останешься без пальцев, — прошипела я, впиваясь в нее взглядом. — Я не твоя пленница.

— Хватит! — Рохан ударил кулаком по столу, заставив вздрогнуть даже подчиненную. — Гирта, отведи Ариэллу к Марике. И еще… не смей прикасайся!

Рохан вышел, хлопнув дверью так, что задрожали стены. Воздух наполнился гулким эхом, а я… Я стиснула зубы, заставляя себя не думать о нем, заставляя не думать о горечи, которая сжигала сильнее, чем следовало.

На короткий миг я забыла кто он… Забыла, что Рохан мой тюремщик, а не тот, кого по ошибке приняла за союзника. Вот только Король Пепла быстро поставил на место зарвавшуюся пленницу.

— Ну что, благородная? — Гирта толкнула меня в спину, направляя к воротам. — Надеюсь, любишь стирать портянки. Марика с тобой нянчиться не будет.

Дорога к нужному дому петляла через рынок, где ашкарны в ярких платках торговались за специи, а дети гоняли кур между прилавками. Гирта шла впереди, нарочито громко рассуждая:

— А я тебя предупреждала! — усмехнулась она. — Знаешь, даже забавно получилось. Ты так шипела в первый день… Презирала нас. А теперь, что я вижу?! Бывшая принцесса легла под варвара, а после он вышвырнул ее, как бардельную девку, отправляя мыть полы у мегеры Марики! — смех Гирты, резкий и злой, привлекал взгляды.

Люди оборачивались, шептались, тыкали пальцами. Я шла, выпрямив спину, сжимая кулаки с такой силой, что ногти впивались в ладони.

— Рохан всегда так поступает. Меняет женщин, ни за кого не держится, — продолжала лучница, обернувшись. — А ты, видимо, уже решила, что стала особенной?

— Не устала желчью давиться? — холодно парировала я. — Тебя он в свою постель не тащит.

Она споткнулась о гальку, сверкнув зубами:

— Рот закрой! — вдруг теряя прежнее наигранное веселье, рявкнула Гирта. — Ты здесь никто, чтобы…

— Может, я и никто. Вот только для тебя это ничего не изменится, — пожала я плечами, обходя лучницу. — Куда дальше?

Дом Марики оказался двухэтажным, сложенным из песчаника, с виноградной лозой, обвивающей ставни. Во дворе сушилось белье, а у колодца девушка с рыжими косами до пояса кормила кур. Гирта толкнула меня вперед:

— Встречайте бесполезную!

Дверь распахнулась, и на пороге появилась женщина. Высокая, стройная, с седыми волосами, собранными в тугую косу, и глазами — льдисто-голубыми, с вертикальными зрачками. Взгляд ее скользнул по мне, оценивающий, насмешливый, но без злобы.

Глава 25. Жестокие оттенки свободы

Ариэлла

Дом Марики встретил меня запахом хлеба и сушёных трав. Стены, увешанные пучками розмарина и лаванды, дышали уютом, но взгляды восьми пар глаз накаляли воздух.

Девушки сидели на грубых скамьях за длинным столом, перед ними дымились тарелки с кашей, а посередине стоял поднос со свежей выпечкой. Их шепот оборвался, когда я переступила порог.

— Принимайте новенькую. Ариэлла, — представила меня хозяйка дома. — Ну, чего застыли?! Ощетинились, как кошки! Давно по заднице метлой не получали?! Я, кажется, учила вас, быть вежливыми! — цыкнула она на воспитаниц, и девушки встрепенулись, вот только напряжение так и осталось висеть в воздухе.

— Я Лина. Садись сюда, — хлопнула по лавке рыжеволосая ашкарнка, глаза которой казались слишком большими для ее узкого лица. Подхватив деревянную миску, она по-хозяйски принялась хлопотать, накладывая мне еду из котелка. — Мы не кусаемся.

— За себя говори, — буркнула брюнетка с длинной косой.
Ее радужки имели насыщенный сиреневый оттенок, а вертикальные зрачки напоминали о принадлежности к дикой расе пустынников.

Чувствуя настороженность и ощущая, как горло сжимается в спазме, я села на предложенное место.

— Спасибо, — произнесла тихо, прислушиваясь к голосам.

— Та самая? — слуха коснулся шепот, напоминающий змеиное шипение.

— … да не вру! В своем шатре держал.

— …вчера в дом забрал, — зашуршали две близняшки в дальнем углу стола.

— Шани, Риста! — рыкнула на сплетниц Лина. — Ешьте молча, пока кашей не подавились, — фыркнув, она взглянула на меня. — Не обращай на них внимания. Здесь любят перемывать кости каждому, кто переступает порог. Когда попала сюда, эти квочки шептались, что я беременная из борделя сбежала. Теперь шушукаются, что ты — любовница Рохана.

Громкий звук брошенной ложки заставил вздрогнуть. Брюнетка с сиреневыми глазами встала, скривив губы:

— Не любовница, а подстилка, — прошипела она. — Её люди годами относились к ашкарнам, как к зверям, а теперь их принцесса сидит с нами за одним столом? Бред!

— Хочешь сказать, все ашкарны высоконравственны? — выгнула я бровь. — И ты готова ответить за поступки каждого?

Челюсть девушки напряглась. Губы сжались в тонкую линию.

— Видимо, нет. В таком случае, не клейми меня за грехи других.

— Рэйна! Усмири свой язык и сядь! — в дверях столовой появилась Марика. — Или хочешь заняться чисткой отхожих ям вместо завтрака?

Первые дни в доме Марики напомнили попытку удержать воду в решете. Каждое утро начиналось с удара колокола — резкого, вырывающего из объятий беспокойного сна. Я сползала с жесткой койки, едва успевая стряхнуть с лица тени кошмаров, где Рохан то исчезал в песках, то уступал место Изабелле, смеющейся над моим одиночеством. Но стоило открыть глаза — и реальность сжимала в своих тисках.

Марика не тратила слов на утешения. Утром первого дня она бросила мне ворох грязных вещей, принадлежащих сиротам, указав на корыто у колодца:
— Стирай!
Вода на удивление оказалась ледяной, руки покраснели после первого часа, но я молча терла ткань, пока пальцы не онемели. Рэйна, проходя мимо, фыркнула:
— Ну что за неумеха!
— Не лезь, — процедила я раздраженно.
— Упрямая дура. Аккуратнее! Тряпку не жалко, а кожу беречь нужно. Смотри, до кости сотрешь. — проворчала она, а через час принесла горсть сухой полыни. — Растолки и смешай с водой.

Я кивнула, не поднимая глаз. Больше слов не было, но вечером, за ужином, она швырнула мне склянку с мазью:
— Мажь. Еще сдохнешь у корыта, и Марика заставит нас копать могилу.

Время шло. Рохана я больше не видела и старалась не думать о нем. Но иногда, таская воду из колодца, ловила себя на том, что всматриваюсь в дорогу, ведущую к его дому.

«Он выбросил тебя! Просто забыл! Благодари судьбу за шанс получить свободу», — одергивала саму себя, заставляя отворачиваться.

Я все еще злилась, все еще ненавидела его за то, как он со мной обошелся, за то, что предал доверие, но чем больше времени проводила в доме Марики, тем отчетливее понимала, что нуждалась именно в таком месте, а не в новой клетке, которую изначально предложил Король Пепла.

Постепенно работа стала моим щитом. Когда мысли пытались ускользнуть к Рохану — к его горячим ладоням, к тому, как он дрожал во сне — я крепче сжимала скребок для котлов, метлу, грубую бельевую веревку. Убирала, чистила, мыла, пока мозг не превращался в вязкую кашу, а тело не валилось с ног.

На седьмой день Марика поручила мне починить сбрую. Кожаные ремни, изъеденные песком, требовали сноровки, которой у меня не было. Я сидела во дворе, тыча шилом в неподатливый материал, когда Лина устроилась рядом:
— Ты его держишь как вилку. Дай сюда.
Ее пальцы, уверенные и ловкие, показали, как делать ровные стежки.
— Сначала протыкаешь, потом протягиваешь. Не рви нить.
— Зачем помогаешь? — спросила я, наблюдая, как она мастерски орудует инструментом.
— Просто! Ты упрямая, как горный козел. Это вызывает уважение. Хочу посмотреть, сколько раз упадешь, прежде чем научишься.

К концу второй недели девушки перестали шипеть за спиной. Вместо этого подтрунивали над моей неуклюжестью, но уже без злобы.
— Смотрите, принцесса опять с козлом бодается! — закричала Шани, когда я попыталась загнать скотину в хлев.
— Лучше бы научила, вместо того, чтобы ржать, — огрызалась я, и все, смеясь, принялись объяснять, исправляя мои ошибки.