— Мерзкие, гнилые твари, — с ненормальным блеском в глазах шептала она про себя, притягивая к себе ближе колени, покрепче обхватив их руками. Спина больно прижималась к каменным холодным стенам. Но ей точно было не до таких мелких неудобств в паршивой ныне жизни, в той, которой она находилась вот уже несколько месяцев.
— Мне вас жаль, — хрипела мысленно ведьма. — Убогие создания. Вы вызываете только отвращение, Смерть и ту встречают со страхом или благоговением. Вы же достойны только презрения.
Гермиона с ненавистью смотрела из противоположного угла своей камеры в небольшое оконце, прожигая взглядом дементоров, которые так и норовили завлечь её в свой поцелуй. Она же разжигала в себе огонь злобы, чтобы почувствовать хоть что-то и не стать живым трупом, не потерять связь с реальностью. И хотя этим низменным созданиям преграждал путь невидимый барьер, их ежедневное нахождение рядом в течение долгих недель высасывало последние силы. Почему они так медлят с приговором? Им просто не до неё? Или они абсолютно не понимают, как себя вести с чокнутой подружкой Поттера? Она не знала ответы на эти вопросы, ведь с окончания войны Гермиона сама отказалась разговаривать с кем-либо.
Спустя ещё с десяток минут дементоры исчезли. Исчез и холод, и теперь, как назло, начало палить солнце. Конец августа был невыносимо жарким, и, несмотря на то, где находился Азкабан и какая погода царила там обычно, верхние уцелевшие этажи (где находились опасные волшебники и волшебницы, которые ещё не выслушали окончательный приговор Визенгамота), прожигал зной, накаляя камни как по заказу. Это была дополнительная пытка, которая прямо-таки мгновенно меняла убеждения, — от беспощадного, пробирающего холода ночью хотелось выть, но вот настал полдень, и ты уже отказываешься верить, что ненавидел всего пару часов назад минусовые значения, пар изо рта и клацающий звук собственных зубов.
Грейнджер перебралась в другой угол камеры, куда не падали лучи солнца из зарешеченной дыры в стене, что звалась окном. Впереди её ждал трехчасовой «Бык Фаларида»*. Она прислонилась лбом к пока ещё прохладной стене и прикрыла на мгновение глаза. Ведьма лениво подняла камешек с пола и нацарапала на стене ещё одно деление. Новый день. Будь он проклят. Сегодня в мире миллиарды маглов и миллионы волшебников по большей части встретят этот день с улыбкой, будут строить планы и идти к мечте. Она же сдохнет здесь, как все эти мерзкие Пожиратели смерти и прочие отбросы общества. Не такую она планировала жизнь после победы. Одинокая слеза сбежала по щеке, но Гермионе было уже плевать. Она сдалась. И, как обычно, в эти минуты отчаяния она прокручивала в голове основные тезисы своего незавидного положения. Наверное, это помогало не сойти с ума.
— Я — Гермиона Грейнджер. Война закончилась. Волдеморт сдох и горит в аду. Гарри, Рон, Джинни, Невилл, Луна, Фред и Джордж, Молли и Артур, Люпин и Тонкс, Хагрид — живы. Мои родители меня не помнят и больше никогда не увидят, но они в порядке. Меня казнят за убийство двойного агента, Героя войны — Северуса Снейпа. И я молюсь, чтобы это была быстрая смерть.
***
— Мам, ты не видела Рона? — Джинни спускалась по лестнице, запахивая тёплый розовый халат. Раннее, хотя всё ещё летнее утро было прохладным.
— Нет, милая, я зашла на кухню больше часа назад, но не заметила, чтобы он выходил. Ты уверена, что Рона нет в комнате?
— Конечно уверена, я заходила к нему! — дернулась Джинни, но прикусила губу, коря себя за несдержанность. — Я волнуюсь за него. Он угрюмый, молчаливый, Рон перестал есть! Посмотри, в кого он превратился. Если его нет во дворе, значит, он снова околачивает порог кабинета Кингсли.
— Гарри? — вопросительно подняла брови миссис Уизли. Она прекрасно видела настроение младшего сына и его лучшего друга, но что могла поделать? Бедная женщина за последние месяцы постарела на десяток лет, но даже теперь, казалось, переживаниям не будет конца.
— Нет. Он спит. Но, видимо, он в курсе, где Рон, и не ушёл с ним только потому, что я заставила его сегодня лечь в моей комнате. Иначе они бы вместе рванули разносить министерство, — Джинни кусала заусенец на ногте, вглядываясь в поле за окном.
Её парень и брат обезумели после того, как Гермиона попала в Азкабан. Она фактически убила Снейпа при свидетелях — это видел сам Гарри и Аластор Грюм. И то, что умнейшая ведьма знала, что зельевар двойной агент, — вне всяких сомнений.
Грейнджер не первая заподозрила неладное, когда после скитаний троица вернулась в Хогвартс, а Паркинсон предложила схватить Поттера и выдать Волдеморту. Снейп перед тем, как исчезнуть, обезвредил Кэрроу. И от Грейнджер это, конечно же, не укрылось. Ещё тогда Гермиона несмело предположила, что профессор зельеварения ведёт собственную игру и уж точно не на коротком поводке у Пожирателей. Рон, как обычно, начал кипятиться, назвал её слишком заумной и предположил, что у неё передоз теорий заговоров. Гарри поддержал друга, потому что с детства ненавидеть Северуса было одной из приоритетных задач. Когда же в итоге Снейп объявился на собрании Ордена и всем стало ясно, что Дамблдор убит был по плану, то Рональд и Гарри стыдливо опускали глаза в пол и мямлили оправдания за своё предвзятое отношение (не Снейпу в лицо, разумеется, а подруге), ну а Гермиона в тысячный раз выслушала комплименты о её недюжем уме.
И после всего этого она стала палачом? Девушка, которая ни разу в жизни не произнесла заклинания страшнее боевого. Которая держала под контролем абсолютно всё. Ведьма, которая после фокуса злосчастной шкатулки натренировалась противостоять Империусу, восхитившись Джинни. Её, кстати, после того как задержали, проверяли на наличие непростительного. Ни-че-го. На допросах же она упрямо молчала. Не помогла и сыворотка правды. После первого приема ведьму полоскало так, что пришлось вызывать колдомедиков, потому что она была обезвожена. Зелье заливали ещё дважды, и всё повторялось. С веритасерумом было покончено. В течение всего лета колдомедики осматривали её и пытались понять — почему она молчит? Проверив её вдоль и поперек, вынесли вердикт — Грейнджер полностью здорова. У неё нет речевого паралича, она не заблокирована заклинаниями, по крайней мере теми, которые известны экспертам. Лекарям даже пришлось для подтверждения (исключительно своих медицинских исследований) вгонять ей без предупреждения иголки под кожу, чтобы она кричала. Пару раз сработало — она визжала, а это значит, голос не пропал. Но на этом всё. Единственное, на что надеялись авроры, — это легилименция. Но в хаосе, который творился в стране после окончания войны, стоящего легилимента найти было не просто. Просить помощи за границей было политически провально — пока они не разберутся во всём сами, никакая информация не должна покинуть стен министерства Магической Британии. Ведь это подруга Гарри Поттера, которая прошла ад, чтобы принести эту чёртову Победу. А она все молчала. Все понимали, что случившееся за гранью добра и зла, но убийство Северуса Снейпа перечеркнуло все героические поступки мисс Грейнджер в одночасье. Магическая Британия после войны будто сошла с ума. Все теперь были помешаны на равенстве. Видимо, тех страшных злодеяний Волдеморта с принципами нацизма хватило по горло. Теперь на уровне законодательства было запрещено произносить слово «грязнокровка» — за это грозило реальное наказание, и это был отнюдь не штраф. Все чистокровные не имели права где-то громко заявлять о том, что их род состоит исключительно из представителей «чистых» волшебников. Маги требовали кровавой расправы над Пожирателями и теми, кто придерживался Тёмной стороны. Народ лютовал, если случалось проводить по улицам задержанных. Конвоиры едва сдерживали дикую толпу, которая готова была кидать камни и палки в заключённого, как в средневековье. Свобода, равноправие, верховенство закона — эти слова не покидали ртов магов Светлой стороны. Поэтому министерство не могло допустить, чтобы дело Грейнджер если не замяли, то хотя бы рассматривали не так пристально. Но общество почему-то предпочло забыть её подвиги и жаждало справедливого наказания даже для Золотой Девочки. Особенно для неё. Потому что теперь нет исключений ни для кого. Нет привилегированных.
Он ступал быстро, но бесшумно, спеша по коридорам своего огромного и опостылевшего дома. Передвигаться как змея его вынудили обстоятельства. А потом это вошло в привычку. И вообще, повторять эту фразу себе и всем окружающим о том, что: «У меня не было выбора, во всем виноваты обстоятельства» — уже набило оскомину, но она вылетала на автомате. Что ж, твой девиз — «Чистота одержит победу» — поменялся.
— Нет у тебя свободы и сейчас, — буркнул Малфой, пока с тяжелым сердцем направлялся в сторону комнаты матери.
Женщина, которая внесла огромный вклад в победу и спасла своего ненаглядного единственного сына, постепенно сходила с ума. У нее все чаще наблюдалась потеря во времени. Парамнезия — заключение, которое дал толковый колдомедик. Единственный из всех, кому было все равно, что это Малфои — небезызвестная семейка пожирателей, — и который действительно разбирался в психологии и психиатрии. Нарцисса все чаще удивленно встречала Драко, смотря на него с некоторой настороженностью. Она думала, что ее сын нашел маховик времени, какой-то темный артефакт или употребил Зелье Взросления, ведь он явно пришел из будущего. Она, как мать, не могла не узнать свое дитя, но как такое может быть? Почему перед ней почти мужчина, если она пятнадцать минут назад отчитала семилетнего сорванца за то, что он приклеил всех домовиков к стульям, не давая работать на кухне?
Драко, скрипя зубами, слушал бред женщины, сдерживаясь, чтобы не заорать в голос, не тряхнуть ее как следует. Первое время он даже не знал, что ей отвечать и как себя вести, он просто молча убегал в сад и сидел там до темноты, пока домовики не сообщали, что хозяйка легла спать. Постепенно он научился отвлекать Нарциссу другими разговорами, а иногда и просто принимал игру — соглашался с ее рассуждениями и отвечал на вопросы. Ведь на следующий день она все равно практически ничего не помнила и оказывалась в очередном отрезке времени ее прошлой жизни.
И Драко догадывался, почему психика матери надломилась, не выдержала, но старался об этом не думать, иначе и сам потом не мог справиться с удушливыми приступами ярости. Малфой бы, наверное, тоже сошел с ума вслед за матерью, если бы не выдрессированный Снейпом мозг, который контролировал все эмоции, и… Астория. Самоотверженная девушка, которая была влюблена в Драко чуть ли не с пеленок, вызвалась поддержать слизеринца.
Это произошло в конце июня. Драко, как и его мать, был отпущен с условием, что до конца разбирательств они не покинут Магическую Британию и останутся в Малфой-мэноре, на котором, само собой, не было теперь никакого Заклятия Ненаносимости. Естественно, с них не просто взяли слово, а наложили определенные ограничения. Малфой же спал и видел, как провалит с фейерверками из этой чертовой страны и оставит все дерьмо здесь, всю прошлую жизнь, и начнет с чистого листа. К тому же, он свято верил, что смена места поможет Нарциссе. Она перестанет видеть в этом огромном замке напоминание тех страшных дней, когда здесь жил Волдеморт и его прихвостни, и перестанет, наконец, защищать свой воспалённый разум, возвращаясь в те времена, когда она была счастлива. Видит Мерлин, Драко хотел бы стереть себе память, чтобы больше не знать, что пережила его мама в страшные военные месяцы.
Поздним вечером, когда Драко уже уложил Нарциссу спать, явился эльф и оповестил о том, что у молодого хозяина гости. Малфой втянул носом воздух, пытаясь совладать с магией, искрившей на кончиках пальцев… Эти министерские охуели в конец?! Являться с очередным допросом к ним вечером? Без предупреждения? А может, тогда пускай просто живут здесь? Но эльф продолжил:
— Там девушка, сэр. Вы хорошо ее знаете.
— А ты что, не можешь говорить все и сразу? — рявкнул Драко — Кто она?
— Мисс Астория Гринграсс, милорд, — низко поклонился эльф, жалобно шмыгая носом.
— Астория? Какого черта! — он нахмурил светлые брови. — Ладно, веди в гостиную, — слизеринец поправил ворот рубашки и провел рукой по волосам.
Семья Драко хорошо была знакома с Гринграссами, настолько хорошо, что единственного наследника Малфоев и вторую дочурку дружественной семьи решили помолвить еще перед поступлением в школу. Но, так как Люциус в Азкабане целуется с дементорами, а родители Астории в срочном порядке свалили из Магической Британии, сделку можно было считать не состоявшейся. Чему Малфой-младший был несказанно рад. Юный лорд понимал, что Люциусу этим сейчас не насолить, у того есть намного более важные проблемы в Азкабане, и все же он испытывал злорадство, что в очередной раз испортил планы на безупречную, по мнению папочки, жизнь, о которой сам Драко никогда не мечтал.
Девушка прошла в гостиную, нервно теребя палочку в руках. В свои семнадцать золотоволосая Гринграсс выглядела, как принцесса из сказки. Умная, приветливая, красивая и утонченная, но, казалось, она до сих пор верит в рождественского Санту. Малфой знал, что она влюблена в него, и в школе, став чуть старше, даже пытался издеваться над ней. Однако она сносила все удары паршивого слизеринца стойко и с честью, чем заслужила даже некоторое уважение от Драко, — юная ведьма перед ним не унижалась и не лебезила, но и не отказывалась от своих чувств. А Малфой искренне поражался — неужели, влюбившись однажды, можно быть верным человеку столько лет? Как оказалось, можно. Можно жить ради любимой, можно ради нее умереть! Пока Драко испытывал свои возможности пубертата, открывая все шире двери в мир секса и взрослых увлечений в виде алкоголя и увеселительных растений, Астория терпеливо ждала. Малфой даже был уверен, что она не спала ни с одним парнем, хотя лично он ей ничего не обещал. Но преданность девчонки навсегда изменила отношение слизеринца к ней. Преданность в элите чистокровных? На Слизерине? Такое слово там даже не произносили. В кругах Малфоя и Гринграсс дорожили только узами крови и подписанными контрактами, и то не все.
Вот и сейчас Астория, видимо, надеялась, что он, наконец, воспримет ее всерьез, позволит остаться и быть ему опорой. (Видимо, ее книжные полки изобиловали не только учебниками, но и кучей пафосных историй о рыцарях и преданных им миледи). Юная ведьма посчитала, что война окончена, и делать вид, что он грозный Пожиратель и блюститель чистоты крови не имело смысла. Что называется — масти вскрыты. Сколько бы Малфой не доказывал все свое обучение в школе, что он злой, мерзкий и подлый, она одна из немногих знала, какой он на самом деле. Вернее, ей так казалось. И потом Астория была уверена — он, наконец, откроет глаза. Она не ребенок, она девушка, которая была создана для него и станет ему всем — женой, другом, защитником — кем он пожелает.
Гермиона разлепила веки, перед этим призвав все силы, потому что по ощущениям на каждом глазу лежал размазанный кусок пластилина. Спала она сегодня крайне долго для режима, который сложился в последние месяцы, и, скорее всего, мышцы решили, что хозяйка просто умерла, поэтому не видели смысла напрягаться. Колючий холод отступил, а жара на смену так и не пришла, из-за чего температура в камере была приемлемой. Истощенный организм был настолько обескуражен подарком, что посчитал это приглашением проспать «питательный» завтрак. Гермиона посмотрела на чашку, которая валялась посреди камеры в луже содержимого, ведь тарелку просто зашвырнули, потому что заключенная не подошла к окошку в двери в положенное время. Она попыталась сесть и пригладить волосы, которые были в страшном запустении, а потом просто оставила эту затею. От воды, которой приходилось их мыть, она и так скоро облысеет, так что переживать не о чем.
Душ появлялся раз в три дня, вода лилась просто с потолка. Однако Гермиона сразу заметила, что в нее добавляют какое-то зелье, сродни маггловской хлорке, видимо, для обеззараживания и избежания распространения инфекции. Никто не будет приглашать в Ад на земле — Азкабан — без конца и края колдомедиков и раздавать заживляющие бальзамы и бодроперцовые настойки. В то же время тюрьма была переполнена, многих преступников отправляли в заключение (временное или пожизненное) в предсмертном состоянии. И поэтому избавиться от эпидемии можно было подобным методом. Игнорировать душ Грейнджер, несмотря на свое низменное положение, еще не научилась. К концу третьего дня ей казалось, что по телу бегают невидимые паразиты. Поэтому, как только вода включалась, она бегом стаскивала одежду и под ритмичные звуки собственных зубов с удовольствием ныряла под холодную жидкость, которая смывала грязь даже без мыла.
Сегодня ванных процедур не предвиделось. Посетителей к ней не водили по причине ее странного поведения и отказа с кем бы то ни было видеться, поэтому Гермиона принялась расхаживать по каморке, чтобы просто не забыть, каково это — ходить? Затем она подтащила кровать к стене, где было окно, встала на железную спинку и выглянула. Со вчерашнего дня пейзаж не изменился — та же вода, те же волны, тяжелые тучи и морось, но это было настоящим развлечением для глаз. Близилась середина сентября и ведьма с ужасом представляла, что же здесь творится в ноябре? А зимой? Как бы она ни крепилась, как бы ни задвигала грешные мысли на потом, все же начала продумывать план самоубийства. У нее действительно не было больше выхода. Но сделать это в волшебной тюрьме и без суицидального опыта в прошлом было сложновато.
В день ее рождения Грейнджер занималась все тем же — смотрела в окно, приподнявшись на носочках, и решала задачку: как бы обойти систему и попрощаться с этой непредсказуемой жизнью. Ведь тюрьма, особенно волшебная, на то и рассчитана — нельзя так просто решить, что ты не будешь ждать окончания положенного наказания. Человек должен сидеть взаперти наедине с собой и размышлять о содеянном. Решить, наконец, что было правильно, а что нет. И, даже если взгляды не поменялись, в следующий раз побывавший в принудительной изоляции хорошенько подумает, перед тем как пойти на преступление: стоит ли оно потерянных лет в месте, где созданы самые подходящие условия, чтобы выть волком на луну? Только самые двинутые не боялись сюда вернуться. Но в принципе Грейнджер таковой и была в глазах остальных. Кровожадная сумасшедшая.
Вдруг послышался лязг, и дверь ее камеры резко распахнулась. Слух уловил мужские голоса, и в камеру вошел Кингсли, за ним Поттер. Гермиона даже не успела моргнуть, как слезы ручьем побежали по щекам. Ей хватило мгновения, чтобы осознать, как сильно она скучает. Гермиона хаотично провела руками по лицу и волосам, пытаясь не выглядеть настолько жалко перед другом, как было на самом деле.
Зеленые глаза, отяжеленные тоской и непониманием, смотрели на нее с просящей надеждой, а карие в ответ лишь плакали.
— Гермиона, то есть мисс Грейнджер, — Кингсли прокашлялся и старался не смотреть на нее. Позади него стоял, как в трансе, Поттер и маячили охранники с аврором, — мы вынуждены пойти на беспрецедентные меры, учитывая все обстоятельства дела. Я не знаю, что за игру вы ведете. Или вы знаете то, чего не знает никто? Вы нам никак не помогаете, и мы пришли к выводу, что пора действовать… более решительно. Теперь с вами ежедневно будет работать наш внештатный сотрудник. Вы хорошо знаете его. Это Драко Малфой.
Все это время Гермиона неотрывно смотрела в родные изумрудные глаза, мечтая в следующей жизни родиться более счастливым, более везучим человеком, не особо вслушиваясь в речь нового министра магии. Ее мозг так хотел насытиться образом лучшего друга, запомнить его, что отказывался понимать остальное происходящее вокруг. Но как только прозвучали последние слова, влага высохла, а ведьма резанула по темнокожему мужчине острым взглядом. Гарри даже подался вперед, он не просто увидел, почувствовал, как у нее дернулась губа, он готов был поставить все свое наследство, что вот-вот подруга выскажет свое возмущение, но она лишь тяжело дышала, хмуря брови. Его имя звучало как команда, после которой бросаешься убивать. Яростно и беспощадно. «Фас» в извращенном виде. Золотой ребеночек, хотя нет… еще дороже — платиновый, самой известной и чистокровной семьи магической Британии, который отравлял ей жизнь и, в конце концов, добился этого. Высокомерный ублюдок, чье существование поставили выше ее жизни.
Грейнджер зло усмехнулась. Мол, только запустите его в камеру, пусть белобрысый крысеныш приблизится меньше, чем на метр, и она раздерет его лицо в фарш. Его кровь будет размазана по всей камере, придавая стенам уютные оттенки любимого факультета. Грейнджер нечего терять.
Малфой вернулся домой далеко за полночь. После Азкабана он зашел в паб, куда пускали только определенный круг клиентов. Юный лорд подумал о том, что вряд ли сохранил богатенькую привилегию на посещение подобных мест уже после того, как постучал в узкую оранжевую дверь. Она находилась на стихийном рынке, между лотков с цветастой бижутерией, амулетами, банками с жидким пахучим воздухом. Он прекрасно знал, что на самом деле карлики, которые вели здесь торговлю, зарабатывают совсем не этими безделушками. Эта атрибутика лишь для отвода глаз, но не понимал, как их не затронула вся эта политическая возня, и они процветают что с Волдемортом, что без него. В спецзаведении, где не задают вопросов и даже не берут сразу деньги, а присылают счет после, он без лишних глаз и расспросов выпил огромную чашку горячего шоколада и попробовал покурить — Блейз частенько успокаивал этим нервы. Однако Драко оставил эту затею после первого приступа кашля и отправился домой. Ему не хотелось никого видеть сегодня. Ни Нарциссу, как бы ему за это ни было стыдно, ни тем более Асторию. После того случая, когда он, как последний сопляк, поддался желанию отвлечься, девчонка вела себя как ни в чем не бывало. Она не навязывалась, не заговаривала об этом, в общем, ждала действий от него. Драко же только спросил у эльфов, пила ли молодая мисс оставленное ей зелье и все. Его отношения к ней не изменилось, и всё же теперь он чувствовал какую-то ответственность. И это было последнее, чего он вообще желал бы! Ему на хрен не нужны никакие отношения и даже намеки на них. Но проблемы надо решать по мере их поступления. И, возможно, Астории хватит ума и терпения оставить все как есть. Мэнор уже спал, когда Драко добрался до своей кровати. Перед этим он рвано стянул всю одежду и кинул ее на мраморный пол в ванной, а потом сжёг. Даже долгий душ не помог успокоиться и расслабиться. Лишь спустя полчаса укладывания поудобнее на кровати, Драко провалился в тяжелый сон. Откуда скоро его вырвало ощущение присутствия кого-то рядом.
— Отец? — юноша неверяще уставился на точную копию Люциуса, который должен был находиться в Азкабане. Хотя почему же копию?
— Драко, — надменно бросил мужчина. — Как поживаешь? — его оскал, наверное, должен был выражать улыбку.
— Какого черта ты здесь делаешь? — задней мыслью Драко подумал о том, что совсем не боится его. И это было очень странно. Он его презирал, ненавидел, и все же, когда начинал вести разговор, на любую тему, даже в мирные времена в их семье, внутренний ребенок всегда сжимался, ожидая унижения или наказания. И Драко старался это контролировать всеми силами, врубая навыки на максимум. Сейчас же он чувствовал себя более чем уверенно.
— Вообще-то, я здесь живу, — Люциус закатил глаза, и только одним этим жестом он мог показать, насколько считает сына недалёким.
— Нет. Ты преступник и должен сидеть в Азкабане, — отчеканил Драко, все больше убеждаясь, что это не похоже на реальность. Он метнул взгляд в окно — ветер раскачивал деревья. И это было очень плохо. Снейп всегда повторял на занятиях окклюменции: «Если чувствуешь морок, или чужое присутствие в своей голове, то ищи опору: треск поленьев в камине, запах парфюма, качающаяся ветка за окном… — то, что в обманной реальности будет обязательно выглядеть искусственно».
— Как Нарцисса? — продолжил мужчина, игнорируя утверждение сына.
— Твоими молитвами, — выплюнул Драко. — Убирайся отсюда, убирайся из нашей жизни, ты…! — Драко схватил палочку, но резко очнулся.
Он хватал не палочку, а край одеяла. Он проснулся? Но в комнате все еще отчетливо ощущалось присутствие человека.
— Драко? — позвала Астория.
— Чего тебе? — резко ответил он.
— Ты с кем-то говорил? — она удивленно подняла брови, кутаясь в наспех одетый халат.
— Я тебя разбудил? — Малфой потер глаза. Он понятия на хрен не имел, что сейчас произошло. Спина покрылась испариной, которая неприятно охлаждала кожу.
— Нет. Я, если честно, ждала, когда ты придешь, переживала, а потом не могла уснуть. Потом услышала голос… — мямлила девушка, не решаясь подойти к нему. Она знала, что сегодня он был в Азкабане. Но не стала расспрашивать, как все прошло и вообще старалась не портить то, что между ними есть, если этому можно дать название. Но Астории не привыкать жить в ожидании милости от слизеринского принца.
— Ясно. Я, видимо, разговаривал во сне. Иди спать, Тори. Доброй ночи, — он постарался, чтобы его голос звучал добрее. В конце концов, не надо быть последним дерьмом с людьми, которые остаются с тобой в любых ситуациях. Их и так было очень мало.
— Спокойной ночи, Драко.
— Постой, — он устало провел руками по лицу. — Как ты? Все хорошо?
Они оба поняли, о чем он спрашивает. Астория покрылась легким румянцем и с милой улыбкой кивнула. У Малфоя сжалось сердце… Она смотрела на него как на бога, наивная дура. Он не мог предложить ей счастливую жизнь, о которой она грезила, даже если не брать во внимание его нынешнее положение дел. Ведь если он позволит ей остаться рядом, то со временем золотоволосая красавица просто потускнеет и зачахнет — он не умеет любить, он не умеет делать людей счастливыми. Мерлина ради, ну зачем он её втянул во все это?! Зачем дал надежду?
— К слову, ты всегда громко разговариваешь ночами, — Астория сделала шаг обратно в комнату, приближаясь к его огромной кровати. — Когда я только переехала к тебе, я думала, что ты … ну, в общем, приводишь, наверное, кого-нибудь к себе, — она вопросительно посмотрела на блондина, но тот в ответ лишь покачал головой, внимательно слушая. — Я могла различить отдельные слова, но ты разговаривал не как человек в бреду. Иногда мне снятся кошмары, и тогда я бегу проверять, хорошо ли всё с тобой. Пару раз натыкалась на тебя, сидящим на кровати и беседующим с… пустотой. Я решила, что это нечто лунатизма, и, насколько я знаю, лучше людей в этот момент не трогать, — сбивчиво объясняла ведьма.
— Ты как? — Джинни положила руку на плечо брата, приобняв.
Ещё пару лет назад он бы отскочил от нее как от огня, потому что обниматься с сестрой было чем-то постыдным по мнению большинства подростков. Сейчас же, спустя столько испытаний, он ощутил тепло ее тела и ему стало немного спокойнее. Джинни сидела рядом с братом на качелях во дворе. Рядом валялись метла и перчатки бывшего вратаря. Он летал пару часов на максимальной скорости, как будто завтра сгорят все метлы мира или исчезнет магия. С некоторого времени это был его утренний ритуал, потому что иначе он не мог взбодриться из-за бессонницы и потом раздражение выливал на близких.
Гарри то и дело мотался в министерство, и ощущение, что он делает что-то важное, придавало сил ему не падать духом. Рональд же больше не видел смысла договариваться с Бруствером, ждал, пока друг набегается, и они вместе приступят к реальным действиям. Часто вечерами Рон играл в шахматы сам с собой, подолгу разрабатывая план по спасению Грейнджер. У него было несколько вариантов, но пока ни один из них не давал хотя бы двадцать пять процентов, что они останутся в живых. Идея, которая пришла ему этим утром, была самой абсурдной из всех. Поэтому Уизли яростно спорил сам с собой, пока рассуждал на эту тему, но то был самый удачный и одновременно неудачный вариант.
— Нормально, — заученно ответил он.
Джинни поджала в возмущении губы, но не стала отчитывать брата за скрытность. Она привыкла, что последний из мужчин Уизли был только внешне неотесанным чурбаном, который предпочитал, чтобы вокруг все о нем так и думали. Рон был крайне скуп на проявление эмоций, если речь шла о каких-то глубоких чувствах, но внутри у него все кипело.
— Гарри мне ничего не рассказывает, — попыталась надавить на жалость девушка, чтобы вывести Рона на разговор, надеясь, что, может, и правда брат знает больше, чем положено ей.
— Нечего рассказывать, — спокойно ответил Рональд. — Малфой был у нее несколько раз. Пока безрезультатно.
— Но он ведь уже применял к ней легилименцию? — любопытство пересилило Джинни, и она сначала спросила, а потом подумала.
— Да, и Гермиона просто упала в обморок, — Рон отвернулся, чтобы Джинни не заметила, как ему больно. Как будто она была слепая. — Но там был колдомедик, он осмотрел ее, сказал, что все в порядке. Серьезно она не пострадала, — он хмыкнул в конце, покачав головой. Не пострадала, блять. Ее нахождение в этом месте априори предполагало медленную смерть.
Верить отчетам, которые писал сам Малфой, было полным идиотизмом. Но ничего другого у них не было. Успокаивало, что целитель, который посещал Азкабан, вряд ли был заинтересован в содействии бывшему Пожирателю, хотя бы из чувства самосохранения.
— И что теперь? Просто ждать, когда змееныш сдвинет дело с мертвой точки? — возмущенно спросила Джинни.
Ее глупая, совершенно безосновательная истерия, связанная с ревностью к подруге, прошла так же резко, как и началась. И теперь она не находила себе места и чувствовала, что должна сделать хоть что-то. Теперь она понимала Рона и Гарри, которые создавали летом слишком много дел, лишней суеты, трясли министерство, пропадали в Мракоборческом центре, перебирая бумажки с делом Гермионы раз за разом, пытаясь найти зацепку, подсказку, ключ. Идея подорвать Азкабан теперь не казалась такой уж безрассудной. Парни отодвинули прохождение курсов для зачисления в авроры до тех пор, пока дело Грейнджер не примет уже какой-нибудь исход. И сейчас Джинни подумала, что это было глупо.
— Рон, мне кажется, тебе и Гарри стоит … — ведьма не успела договорить, их окликнул из дома Поттер, который только что вернулся из министерства.
Он стремительно приближался к ним с румянцем на щеках. Джинни и Рон синхронно подскочили, ожидая неприятных новостей.
— Видели «Пророк»? — спросил он без приветствия.
Они уставились на разворот первой страницы — там красовался Люциус Малфой в наручниках за решеткой. Колдофото было сделано на последнем суде, где ему дали пожизненный срок.
— Он умер позавчера в Азкабане. Ночью, — не дожидаясь, пока они дочитают, выпалил Гарри. — Подробностей мало.
— Его убили? — спросил Рон, пытаясь вчитаться в статью.
— Не ясно, но мне удалось застать Кингсли, мы поговорили с ним всего несколько минут, пока шли по коридору, и он сказал, что Люциус умер от голода! — Гарри посмотрел поочередно на Джинни и на Рона.
— Я, конечно, понимаю, что тыквенный пирог и жареные ребрышки вряд ли подают на ужин в Азкабане, но…? — Джинни многозначительно помолчала, ожидая пояснений.
— Да, ты права. Поэтому в Азкабане сейчас начнется расследование, возможно, кто-то намеренно посадил Малфоя-старшего на «диету», — задумчиво произнес Поттер.
— Вот поэтому я хотела с вами поговорить! — Джинии уперла руки в бока, как любила делать ее мать. — Вам нужно как можно быстрее попасть на курсы мракоборцев. Так вы будете всегда в курсе событий, по крайней мере, рядом с источниками новостей.
Парни переглянулись, не особо разделяя мнение младшей Уизли.
— Послушайте, — Джинни подвела их к качелям и жестом попросила, чтобы они сели. — Мне придется вернуться в школу, мама уже выела мне все мозги, что я обязана закончить учебу, — девушка закатила глаза, потому что не собиралась оставаться в Хогвартсе до конца года, ей было главное дожить до января, о чем она пока не стала говорить Рону и Гарри. — Вы уже тоже пришли в себя, и надо переходить к действиям! — решительно заявила Джинни.