Студентка-практикантка Фрида готовилась к одному из своих первых занятий в качестве преподавателя по ветробике. Дисциплину вначале хотели назвать вентусфизкультурой, но ученики мгновенно сократили ее до «вентуры», и от громоздкого названия решено было отказаться. Тогда Фрида и предложила емкое слово «ветробика». Всем понравилось.
Тренировка проходила на нешироком плато у подножия каменного дома, высеченного в высокой скале, куда снова была перенесена школа ветра. Фрида как раз репетировала выполнение несложной цепочки упражнений: в том виде, как должна была показывать ученикам. Она сама разработала всю программу курса и очень ею гордилась. Молодая учительница старалась совместить в комплексе спорт и эстетику. Упражнения последовательно давали нагрузку на все группы мышц, и при этом за их выполнением должно было приятно наблюдать. Но до этого было пока еще очень далеко. Фрида даже не представляла, каков уровень физической подготовки у ее новых подопечных, да и как они научились ловить потоки ветра, ей тоже было пока неясно. Поэтому на ближайшем уроке их ждало несколько простых элементов, следующих друг за другом. Зато потом, при активных тренировках, юные спортсмены будут показывать класс! Это должно было быть невероятным зрелищем: художественная и спортивная гимнастика в воздухе, без помощи какого-либо инвентаря. Конечно, все еще зависело от силы и направления ветра, но в том и было высшее мастерство гимнаста: уловить заранее, куда и с какой силы рванет поток воздуха, чтобы успеть перестроиться и подхватить его, и либо отдаться невидимому течению, исполняя свой пируэт, либо подчинить и заставить поднять себя на нужную высоту и закружить в быстром вихре.
Фрида умела это делать, потому что с детства любила гимнастику и, попав в школу ветра еще ученицей, постоянно пропадала на спортивных факультативах. Но когда работа с ветром доступна лишь в отдельно отведенном для этого месте – на полигоне – и строго по расписанию, не так много желающих уделять этому время. Но теперь все изменилось. И это было лучшее решение руководства школы ветра. Теперь они были сами по себе, отрезанные от остального мира стихий, зато они могли летать.
Фрида старательно отработала упражнения для предстоящего занятия, бормоча себе под нос фразы, предназначенные для учеников. Разговоры давались ей намного хуже, чем гимнастика, но такова участь преподавателя: выступление перед классом должно происходить с пояснениями. Поначалу Фрида даже наедине с собой стеснялась и сбивалась на каждом слове, но с каждым повтором появлялась уверенность в голосе, и наконец ей удалось «провести» свой будущий урок без запинки.
Наконец Фрида гордо улыбнулась с чувством выполненного долга, подошла к краю обрыва и застыла с закрытыми глазами, прислушиваясь, улавливая кожей любые колебания воздуха. Он был наполнен тихими и глухими звуками, которые складывались в невероятно нежную, белую мелодию: без четкого ритма, без основной темы. Песня ветра, звенящая отовсюду. Его потоки играли в специальных отверстиях, сделанных в каменных стенах, цеплялись за флюгеры, которые при вращении тоже издавали негромкую музыку. Ветер сам дул в множество деревянных трубок с дырочками, установленных на подоконниках окон скального дома.
Среди жителей города ветра были особые умельцы, способные так искусно направлять потоки воздуха, чтобы зазвучала настоящая симфония, но для этого нужно было обладать талантом, а еще много заниматься. Музыкальный факультатив совсем недавно заработал снова, а до этого более шести лет в городе ветра почти не слышали чудесной музыки. Лишь изредка звучали стены и флюгеры, когда обычный ветер достигал их и, проходя сквозь множество преград, складывался в абстрактную мелодию.
Высшим пилотажем считалось одновременное исполнение акробатики в потоках воздуха и аккомпанирование себе песней ветра, но на это способны были лишь единицы. Фрида могла совместить простенький танец и такую же незатейливую мелодию и считала это своим коронным номером. Его она решила демонстрировать своим потенциальным подопечным, чтобы заманить на занятия. Для тех, кто впервые видел подобное выступление, оно казалось волшебством.
Фрида какое-то время стояла, подставляя лицо и тело ветру и иногда пропуская его сквозь себя – еще одна способность, которой предстояло овладеть ученикам школы ветра уже на первом курсе. Затем, поймав нужный поток и слегка замедлив его, она дождалась, когда он приблизится, и, легко подпрыгнув в воздух, поднялась на несколько метров над плато. Окинув счастливым взором город, расположенный далеко внизу, его приземистые домишки, словно ползущие между таких же невысоких деревьев, она оттолкнулась от невидимой преграды и взмыла еще выше, сделав на лету тройное сальто. Затем Фрида соединила руки над головой, вытянулась в струнку и закружилась вокруг своей оси, как балерина на льду. Ветер, вьющийся возле скального дома, негромко подпевал ее танцу, играя, словно на свирели, в искусно сделанных прорезях наличников. Накружившись, девушка сделала еще несколько невероятных кульбитов и плавно опустилась на каменную поверхность, поросшую в некоторых местах густой и короткой травкой. Фрида подумала, что нужно будет выложить место для занятий по ветробике слоем дерна, чтобы в случае неудачи ученикам было не так больно падать на камни.
Фрида присела на корточки и погладила клочок травы, размышляя, приживется ли здесь другая растительность, и в этот момент воздух над ней сгустился и потерял прозрачность, а затем словно что-то прорезало пространство сверху донизу, будто невидимая рука раскрыла гигантскую застежку-молнию. Эта дыра разошлась корявыми искрящимися краями, и сквозь нее буквально из ниоткуда вышвырнуло человеческую фигуру.
Она несколько раз перекатилась через себя, вздыбливая пыль, и оказалась почти на краю обрыва, и в тот момент «молния» застегнулась, а внезапный порыв не обузданного никем ветра прошелся по каменному плато, огибая крепкую фигурку Фриды, которая даже не почувствовала его. Ветер подхватил безжизненно лежащее тело и, не встречая сопротивления, поволок по каменному уступу к пропасти. Фрида, которая сидела и ошарашенно хлопала глазами, наконец опомнилась, вскочила и побежала к краю обрыва.
Фрида нервными шагами мерила небольшую комнатку. С тех пор, как она, поддавшись порыву, тайком от всех притащила к себе домой странного незнакомца, минула уже добрая половина суток. Прошла ночь, наступило утро, и скоро Фриде нужно было отправляться на занятия, а ее невольный гость так и не пришел в себя.
Накануне она весь вечер провела в ожидании, сторожа его болезненный сон, но он так и не очнулся. Лишь незадолго до полуночи вдруг застонал, и Фрида, которая уже дремала, неудобно съежившись в кресле подле собственной кровати, подскочила. Незнакомец снова застонал и почти беззвучно, одними губами произнес:
– Пить.
Фрида плохо читала по губам, но все же поняла, о чем просит мужчина, и сильно удивилась: ей показалось, что он говорил на интервикис, магическом эсперанто, которому обучают только в школах стихий. Но может быть, она просто увидела то, что ожидала: ведь почти всегда больные, едва очнувшись, просят пить. Она принесла стакан воды и, аккуратно приподняв незнакомцу голову, дала ему напиться. Тот, не открывая глаз, сделал несколько небольших глотков и опять впал в беспамятство. Фрида устало опустилась в кресло и попыталась заснуть, но сон уже ушел. Девушка принялась снова разглядывать лицо своего гостя в неверном свете ночника. И только сейчас, словно наконец прозрев, она увидела то, что раньше почему-то не заметила. Как будто невиданная красота застила ей глаза обманчивой пеленой. Прекрасное лицо незнакомца было изуродовано. Правую скулу по диагонали рассекал довольно глубокий шрам, побелевший, видимо, давно заживший. Верхняя губа справа была рассечена почти у самого уголка. Почему эти старые раны не бросились ей в глаза сразу? Странно, но они совсем не портили лицо, только вызывали щемящее чувство жалости к несчастному. Только сейчас Фрида увидела, как он измучен, как исхудало лицо, ввалились щеки, заострились черты лица. Через разорванный ворот черной рубашки было видно еще два затянувшихся пореза на груди и множество мелких, пока еще свежих царапин. Фрида осторожно коснулась пальцами лохмотьев, едва прикрывающих тело незнакомца и отдернула руку: они были заскорузлыми от крови. На шее висел тонкий шнур, словно скрученный из рваного белья. Его концы прятались под рубашкой.
Так Фрида и просидела у постели больного, проваливаясь периодами в беспокойный сон. Лишь под утро ей, несмотря на неудобную позу, удалось крепко заснуть. Очнулась она, словно кто-то толкнул ее под локоть, от страха, что за ночь что-то случилось, но незнакомец все так же лежал без сознания.
Фрида как можно быстрее приняла душ и в несколько глотков опустошила чашку крепкого черного чая. Перед работой, конечно, было бы неплохо и позавтракать, только вот кусок в горло не лез. К тому же, Фрида не была уверена, что сможет вовремя отправиться на занятия. Оставлять незнакомца в своей квартире она опасалась. Что, если ему без нее станет еще хуже? Или наоборот, очнувшись, он отправится в таком виде бродить по школьным коридорам?
Она уже неоднократно пыталась его растормошить, но он спал мертвым сном и ни на что не реагировал. Теперь же, то и дело косясь на настенные часы, Фрида расхаживала по комнате, кусая губы и чуть не плача. Она совсем недавно приступила к работе. Ни в коем случае нельзя было опаздывать или, еще хуже, пропускать занятия. Увы, чудесные школьные годы остались в прошлом: она, в конце концов, теперь преподаватель, и прогуливать уроки – непозволительная роскошь. Фрида сердилась сама на себя за неосмотрительный, импульсивный поступок. Надо было о нем сообщить руководству школы, да и дело с концом. Но разве можно было бросить в таком состоянии человека на краю пропасти, где без присмотра гуляют ветры?
Фрида взъерошила свои коротко стриженные каштановые волосы и почувствовала, что они еще влажные после душа. Девушка распахнула одну створку окна, в которую тут же ворвался ветер. Обуздав мощный поток воздуха, она подставила ему голову и быстро высушила волосы, а затем, горестно вздохнув, подошла к письменному столу. Когда она уже заканчивала писать записку руководству, что приболела и не сможет присутствовать на собственном занятии, с кровати раздался продолжительный стон. Фрида резко обернулась и с облегчением увидела, что незнакомец открыл глаза и слегка приподнялся на локтях.
* * *
Фрида в порыве бросилась к нему, но остановилась в отдалении от кровати, не решаясь подойти ближе. Взгляд невероятных глаз с серебряной радужкой тревожно обшаривал небольшую комнатку, в нем сквозила растерянность и тоска. Наконец незнакомец уставился на Фриду.
– Где я? – тихо произнес он на интервикис. – И как сюда попал?
Бархатный голос коснулся слуха Фриды, и у нее томительно сжалось сердце. Взяв себя в руки, она проговорила:
– Вы у меня дома. Я вас спасла.
Незнакомец нахмурился.
– От кого?
– От чего, – смущенно поправила его Фрида. – От падения со скалы.
Мужчина приподнялся и сел, опершись спиной на изголовье кровати. Видимо, движения причиняли ему боль, потому что лицо его подернулось гримасой страдания и он сжал губы. Словно опомнившись, он схватился за грудь, нащупал шнурок и вытащил его из-под рубашки. На нем блеснуло серебряное колечко в виде изящной змейки. С облегчением вздохнув, он сжал кольцо в кулаке и снова поднял взгляд на Фриду.
– А как я попал на скалу?
Фрида растерянно поморгала. Появление незнакомца из странной прорехи в пространстве было более чем удивительным. Но может, он сам объяснит этот феномен?
Спустившись почти до самого низа, Фрида немного замедлила полет напротив окон учительской. Туда следовало заглянуть перед занятиями, так было принято. Рассудив, что входить в кабинет, где, возможно, уже присутствует руководство, через окно все-таки не стоит, Фрида вздохнула и опустилась на плато. А дальше – почти бегом влетела в школьные двери и помчалась наверх по лестнице, перепрыгивая через ступеньку, почти как в школьные годы. Но она уже и так опаздывала.
Вопреки ее волнениям на утренней летучке не было ничего особенного, преподаватели входили, здоровались и уходили на занятия. Кто-то брал нужные материалы, кто-то просто на всякий случай сверялся с расписанием на сегодня. Фрида, неловко потоптавшись среди опытных педагогов, с облегчением покинула учительскую и отправилась на урок к первокурсникам. После него у молодой учительницы было пустое окошко, а затем – занятие с тем самым курсом, который она всегда ждала больше остальных. Это были выпускники, и среди них учился Лекс, предмет ее воздыханий, чьи штаны и футболка сейчас так красиво смотрелись на этом странном Лючио. Именно от Лекса она и получила записку в виде самолетика, который зацепил ее крылом. Ее друг сообщал в своем коротком послании, с каким нетерпением он ждет сегодняшних занятий по ветробике. Парочка не особо таились в своих отношениях, но вот такие бумажные «птички», как называл их Лекс, всегда доставляли какую-то особенную радость, напоминая Фриде, как во время занятий она перебрасывалась записками с мальчишками еще в обычной школе. Запретного в их отношениях ничего не было. Кристоф, директор школы ветра, вообще довольно лояльно смотрел на многие вольности. Точнее, нужно было еще постараться, чтобы найти действия или вещи, находящиеся под его запретом.
Несмотря на это, Фрида его побаивалась, но связано это было с ее старинной фобией: кажется, это называлось страхом перед авторитетными людьми и началось еще в детстве. Фрида старалась его перебороть и даже сама решила стать преподавателем, чтобы быть для других тем самым «авторитетным лицом». Но ее собственный страх не проходил. Как же тряслись ее руки, как колотилось сердце, замирая в груди и проваливаясь вниз, когда она шла к Кристофу в кабинет, чтобы предложить спортивную программу. Потом Фрида что-то долго и путано блеяла, стоя перед его столом и пытаясь изложить свои идеи, и влажными от волнения ладонями листала свои наброски, стыдливо подмечая, как они прилипают к дрожащим пальцам. Голос стал чужим, каким-то глухим и квакающим, и она захлебывалась этими звуками. Но умница Кристоф с достоинством выдержал эту отвратительную презентацию и сразу же ее одобрил, к полному изумлению Фриды.
Кристоф занял директорский пост около десяти лет назад будучи совсем юным. Тогда ему едва исполнилось двадцать пять. У него было много идей, как можно реализовать потенциал ветра, причем он с легкостью находил способы воплощения своих задумок и сам активно участвовал в процессе, не сваливая работу на других. Школьный совет практически единогласно, без раздумий и споров, принял решение о его назначении. И если кто-то сомневался, что столь молодой человек сможет справиться с управлением таким грандиозным заведением, как школа ветра, то недюжинные организаторские способности Кристофа и его гибкий подход к любой проблеме, быстро расставили точки над i.
И сотрудники, и студенты гордились не только школой, но и директором, который никогда не докапывался до мелочей, смотрел сквозь пальцы на несерьезные огрехи в работе, не тянущие за собой вредных последствий. А еще у него было увлечение, которому кто-то удивлялся, а кто-то над ним даже посмеивался, но тоже все одобряли. Кристоф сильно, почти до одержимости, увлекался театром и вообще любыми видами искусства, для демонстрации которых необходима сцена, поэтому очень сильно старался развивать эту сторону жизни школы ветра. В длинном списке творческих планов школы стояли курсы актерского мастерства и ораторского искусства, вокальные и музыкальные конкурсы, юмористические номера и как раз те самые спортивные танцы Фриды.
Сцена в школьном театре никогда не пустовала. Там либо проводились бесконечные репетиции, либо вечерами, в специально отведенные дни устраивались концерты и театральные постановки. Попробовать себя в роли молодого таланта мог любой желающий. Сам Кристоф тоже не отказывался от участия в подобных мероприятиях. Он неплохо пел, вполне сносно аккомпанируя себе на гитаре, и иногда читал со сцены стихи. У него был приятный, хорошо поставленный голос, а декламировал он с большим выражением, и послушать его выступления с удовольствием приходили и ученики, и преподаватели. Хотя все-таки Кристоф старался пореже маячить на сцене, оставляя другим как можно больше возможностей проявить себя. И казалось бы, грех робеть перед таким чудесным, творческим и демократичным руководителем, но Фрида ничего не могла с собой поделать.
Если от предвкушения занятия, где будет присутствовать ее любимый Лекс, у Фриды сладко замирало сердце, то вот свободное окошко ее тревожило. Именно на это время Фрида запланировала поход к директору. Все-таки нужно было сообщить о появлении Лючио в городе ветра. Явно он попал сюда не по своей воле, ведь он сам был поражен, что здесь оказался! Вдруг Кристоф найдет возможность выпустить его? Ведь это же по его распоряжению были запечатаны все возможные выходы. И по его приказу очень строго следили за тем, чтобы никто не пытался создавать новые. Вот, наверное, один из немногочисленных запретов, что наложил директор за время своего руководства. Однако все, кто отправлялся в этом году в школу ветра или просто в город были осведомлены, что выйти им уже не удастся. Фрида даже слышала краем уха, что в некоторых случаях желающих тут остаться тестировали и тщательно проверяли, чтобы потом те не устраивали неприятных инцидентов. Сама она без раздумий согласилась на «добровольное заключение» в городе ветра. Жизнь с помощью этой стихии была столь полна возможностями, что отказываться от этого было глупо. Уже за одно ощущение полета Фрида готова была навсегда поселиться здесь. Впрочем, она была далеко не единственная почитательница собственной стихии. В отличие от некоторых других школ, в которые отправлялись с большой неохотой и нелюбовью к конкретному природному явлению, те, кто жил или учился в городе ветра, были буквально фанатами своего дела. О, как же горевали все в те последние шесть лет, когда все якобы улеглось и вернулось на круги своя. В городе ветра больше почти не звучала невероятная мелодия, которую пели ветры, просачиваясь в специальные прорези и отверстия. Волшебные тихие звуки, много лет наполнявшие улицы, стихли, лишь изредка возобновляясь, когда случайный порыв ветра касался «музыкальных инструментов». Устав подниматься пешком по лестницам или ждать медленного механического лифта, улиткой ползающего вверх-вниз вдоль множества этажей, ученики и учителя перебрались из чудесного скального дома в обычное здание у подножия горы, где теперь размещалась школа. В отдалении от нее появился полигон, где искусственно созданные потоки ветра гуляли, не прирученные и свободные. Это были долгие и очень тоскливые шесть лет. Как же трудно было смириться и принять то, что теперь здесь так будет всегда… Пока в один прекрасный день не взбунтовалась школа солнца. Точнее, несколько ее непокорных учеников.
Второй за сегодня визит к директорскому кабинету сопровождался далеко не таким бодрым настроем, как первый. Если утренние победы отвлекали от привычных страхов, то недавние события наоборот добавляли переживаний, и сейчас душа Фриды была переполнена тревогой. Когда она подошла к кабинету, ее буквально мутило. Она уже взялась за дверную ручку, как почувствовала, что глаза защипало. Фрида зажмурилась и сдавила пальцами переносицу, чтобы не расплакаться. Помощница директора со своего места с удивлением наблюдала за практиканткой.
На занятии со старшим курсом Фрида, улучив удобный момент во время совместного упражнения с Лексом, прошептала ему, что встретиться вечером не получится.
– Сегодня совещание у Кристофа, поздно, после занятий, – с сожалением сообщила она, когда они, держась за руки, висели в воздухе в позе «свободного падения». Их тела застыли в горизонтальном положении, и важно было удерживаться так в потоке воздуха, балансировать и не давать ветру себя унести в сторону или закружить. Это упражнение называлось так из-за сходства гимнастов с парашютистами, еще не дернувшими за свои кольца и летящими вниз. Несмотря на кажущуюся простоту, выполнять его было сложно, особенно, когда «парашютистов» собиралось несколько и они, взявшись за руки, составляли круг. И уж тем более, если среди них находились неподготовленные участники. Обязательно кого-нибудь из них вдруг начинало мотать на ветру, и он тянул за собой остальных. И даже если ему не удавалось разорвать круг, потому что сокурсники крепко держали его с двух сторон, нужная фигура уже не получалась. Вдвоем «свободное падение» изображать было проще. В начале учебного года Фрида по очереди тренировала каждого из студентов, попутно объясняя, как расслабить или напрячь мышцы, и указывая на ошибки.
– Жаль, – с натугой пробормотал Лекс, изо всех сил стараясь сохранять баланс в воздухе. Но Фриде показалось, что он не сильно-то и расстроился. Если бы ее друг от разочарования случайно испортил выполнение упражнения, это бы ее порадовало намного сильнее. Пусть бы даже его закрутило вихрем! Но Лекс держался хорошо и слегка улыбался.
Подумать об этом у Фриды времени не было: каждому студенту требовалось ее внимание и помощь с тренировкой. Наконец занятия закончились.
– Эй, Лекс! – раздался громкий звонкий голосок, и Фрида поискала глазами, хотя уже знала, кто зовет ее парня. – Сегодня вечером у нас маленькая спонтанная вечеринка в школьном кафе. Пойдешь с нами? Хотим обсудить новую пьесу.
– Конечно, с удовольствием! – сразу откликнулся Лекс, и Фрида почему-то подумала, что он отвечает так нарочно, зная, что она слышит. – У меня сегодня как раз совершенно свободный вечер. Просто отлично!
Лекс подошел к небольшой компании ребят и девушек, среди которых ярко выделялась одна – с копной огненно-рыжих волос. Это она его пригласила. У Фриды сжалось сердце.
Девушку звали Франческа, но все называли ее просто Ческа, и Фрида до слез ревновала к ней своего парня. Для этого вроде не было причин, но когда Фрида видела ее на занятиях, то не могла отделаться от отравляющего чувства зависти. У Чески были потрясающей красоты длинные рыжие волосы, и она где-то научилась особому трюку: во время танца она с помощью ветра заставляла их развеваться так, что казалось, пламя бушует вокруг головы. Горящие огнем локоны были похожи на ленты, которыми управляет талантливая гимнастка. Они извивались, скручивались в загадочные знаки и вензеля или плавно реяли в воздухе, напоминая оранжевое море. И все это Ческа проделывала одновременно с упражнениями. Когда она танцевала или выполняла спортивные задания, глаз невозможно было оторвать от ее изящной фигурки, над которой полыхал волшебный огонь.
Наблюдая за ней, Фрида каждый раз вспоминала свою короткую стрижку и давала себе установку обязательно отрастить длинные волосы и научиться такому же фокусу. Но ей никогда не нравилось ухаживать за прической, а весь этот процесс отращивания представлялся очень долгим и нудным. Она продолжала ходить со стрижкой «под мальчика» и завидовать Ческе.
И вот эта рыжеволосая вертихвостка сама позвала ее друга в компанию. А Фрида, вместо того, чтобы провести с любимым чудесный вечер, идет на беседу к директору, или, скорее, не на беседу, а на ковер. Ничего не скажешь, равносильное времяпрепровождение.
– У-у, Саранческа, – зло прошептала Фрида себе под нос, провожая взглядом компанию ребят, удаляющихся в сторону скального дома. Еще неизвестно, чем закончатся их посиделки. И во сколько. Старшекурсники вполне могли позволить себе многое во время общения. С упавшим сердцем Фрида отправилась к Кристофу.
И вот теперь она все пыталась успокоиться, прежде чем войти в кабинет. Чертов Лючио, зачем она вообще на него наткнулась? Ну почему она не пришла на вчерашнюю тренировку на полчаса позже? Тогда она не увидела бы его фееричного появления. Его тело сдуло бы ветром со скалы, и сейчас оно лежало бы где-то внизу на камнях. Может, его даже никогда бы не нашли. А она бы не отменила долгожданную встречу, не отпустила бы Лекса в кафе с Ческой и не тряслась бы сейчас перед дверью Кристофа.
Вот уже второй раз, оказываясь далеко от Лючио, она чувствовала, как морок спадал и влечение к нему иссякало. Да, этот мужчина бесспорно был очень хорош собой, даже слишком. Фрида никогда не видела такой красоты. Но при всем этом ей милее и роднее было лицо Лекса: с горбинкой на сломанной в детстве переносице, с пухлыми смешливыми губами, с большой родинкой на правой щеке. Вот именно таким лицом ей хотелось любоваться. А красота Лючио была холодной, даже ледяной. И, вспоминая надменный взгляд его серебряных глаз, Фрида ощущала тяжесть на сердце. Рядом с ним с Фридой что-то случалось, как будто она попадала под воздействие гипноза. Но стоило убраться подальше – и она выходила из транса. От этих мыслей становилось страшно. Что-то в нем было убийственное. Чужеродное.
– Вы видели нового садовника? – Ческа обвела двойняшек Мисси и Молли, лукавым взором и загадочно замолчала. Сестры были похожи друг на друга как две капли воды и даже причесывались одинаково, только Мисси пробор на прямых русых волосах делала слева, а Молли – справа.
Старшекурсницы сидели втроем за круглым столиком в маленьком школьном кафе, расположенном на одном из самых верхних этажей скального дома. Доступ в это заведение считался привилегий, и пускали сюда студентов, у которых за плечами было как минимум полтора курса школы ветра. Летняя часть кафе находилась на открытой площадке без защитных ограждений. Чтобы еду, салфетки и даже приборы не уносило ветром, сотрудники поддерживали в нем относительное спокойствие воздуха, однако имелось негласное, но строгое правило: все посетители тоже должны были сделать свой вклад в защиту площадки от стихии. Это было справедливо и логично: чем больше приходило в кафе студентов, чем больше народу приходилось обслуживать, тем меньше сил у персонала оставалось на поддержание безветрия. Новичкам школы это пока было не под силу. Но самое главное – им было слишком опасно находиться на открытой площадке, ведь они еще не умели плавать в потоках воздуха. Посещать ее имели право лишь те учащиеся, которые уже с легкостью могли приручить любой порыв ветра. За них можно было не беспокоиться: даже если сквозь защиту прорвется сильный ветер и сдует кого-нибудь со скалы, опытный студент не разобьется. Конечно, первокурсники могли бы перекусить и в закрытой части помещения, но так уж повелось, что в кафе приходили только старшие ребята. Называлось оно «Поднебесье».
– Что? – Мисси округлила глаза от удивления. – Я даже не знала, что у нас садовник есть. Зачем?
– А и правда, зачем? – поддержала ее Молли. – Я слышала, что откуда-то вдруг появился новый сотрудник школы. Не знала только, какой.
– Ну, я не знаю, – нахмурилась Ческа, убирая за уши пряди огненных волос, чтобы случайно не попали в чашку с пузырьковым чаем. Перед двойняшками стояли дымящиеся чашки с таким же напитком. Попробовать его можно было только в этом городе. Его делали с помощью ветра, вбивая в горячую воду воздух, пропущенный через специальные фильтры, и наполняя ее небольшими пузырьками с различными ароматами. От этого обычный черный чай приобретал дополнительные вкусы и запахи, но только в момент глотка, когда пузырек раскрывался. При приготовлении иногда делали пузырьки с разными наполнениями, и тогда можно было ощутить целую гамму вкусов: цитрусовый, потом, со следующим глотком, вишневый, а затем вдруг клубничный. Тем, кто хотя бы один раз пробовал такой чай, уже не хотелось пить обычный с лимоном или тем более со вкусовыми добавками. – Может, он называется не садовник. Но я слышала, что он будет заниматься садом.
– Так у нас и сада нет! – хохотнула Мисси.
– Ну вот теперь, значит, будет!
Франческа начинала злиться. Ей хотелось обсудить нового и очень загадочного человека, который внезапно объявился на пороге их школы. Конечно, ничего необычного, если подумать, в этом не было. Просто Тобиасу, директорскому брату, видимо, пришло в голову, что нужно облагородить пустырь между скалами, в одной из которых находилась школа. Вызвали кого-нибудь из города, только и всего. Но все же сам новый садовник был более чем странным. Ческа видела его пару раз, но на людях он всегда показывался в капюшоне, надвинутом на лицо так, что его невозможно было разглядеть. Однажды она даже подобралась поближе – уж очень ее распирало любопытство – и почти заглянула под капюшон, но, к ее досаде, а еще – к большому изумлению, лицо было скрыто под маской.
– А где? Тут же камни одни. – Молли уставилась на Франческу туповатым взглядом.
Ческа четко, с расстановкой, произнесла:
– Ну вот сады обычно и разводят для того, чтобы были не одни камни. – Она подождала, думая, что подруга начнет пререкаться, но та молча слушала. – Сад будет…
– Сад будет в Душной проплешине! – Не дав ей договорить, к ним за столик на четвертое креслице плюхнулась пухлая розовощекая Паулина, и Ческа зло сверкнула на нее голубыми глазами: та явно подслушивала их разговор. Мисси и Молли заинтересованно воззрились на бесцеремонную гостью. Та неаккуратно водрузила на стол свою чашку с тем же пузырьковым чаем, расплескав его на стол. Один из пузырьков лопнул и над столом поплыл аромат ванили.
Душной проплешиной называли безветренное место, притаившееся внутри разлома в горах. Внизу находилась довольно большая и почти ровная каменная площадка, окруженная со всех сторон высоченными скалами. Особенностью этого закутка был полный штиль, не нарушаемый ни единым дуновением хотя бы легкого ветерка, за это его и прозвали Душным. Юркие ветра, никогда не прекращавшие сновать по всему городу, не могли преодолеть запутанный лабиринт расщелин и разбивались о скалы прежде, чем успевали задуть в разлом. Скальный дом был частью этих гор, но окна на сторону проплешины не выходили, потому что вид был уж очень неприглядный: со всех сторон угрюмые каменные глыбы, за которыми даже с вершины ничего не видно, и лишь серые камни внизу.
– О, ты тоже об этом слышала, – сквозь зубы процедила Франческа.
Паулину она недолюбливала. Ее всегда было слишком много. Может быть, потому что она, нахлебавшись по полной издевок за свои крупные габариты, не превратилась в несчастную и забитую, а стала действовать «методом от противного». Паулина не пыталась ужаться, стать меньше и незаметнее. Наоборот, она демонстрировала как можно больше себя, была шумной и на удивление шустрой. На первом курсе она перетерпела много насмешек из-за неуклюжести, пока не научилась удерживаться в потоке ветра. Некоторые ребята зло шутили, что ей нужно как минимум два, а то и три потока, чтобы хоть как-то приподняться в воздух. Кто-то даже пытался дать ей прозвище – Ураганиха, но не прижилось. Паулина не сломалась, и к концу учебного года могла заткнуть за пояс любого однокурсника, если дело касалось полетов с ветрами. Элегантности в ее действиях было мало, но насмешки прекратились.
Паулина не приукрасила: уровень дна в Душной проплешине заметно поднялся. Яму обильно наполнили черноземом, чтобы хватило для корневой системы деревьев. Затаив дыхание, Ческа наблюдала, как странный садовник неторопливо и тщательно укрывает часть земли слоем дерна, раскатывая его из толстого рулона. Капюшон был сброшен на плечи, но на лице по-прежнему находилась маска, почти полностью скрывающая лицо. Зато Ческа смогла увидеть волосы незнакомца: густые и черные, они были заплетены в небрежную низкую косу, кончик которой прятался в капюшоне.
Чтобы раньше времени не привлечь внимание садовника ярким цветом своих волос, Франческа заранее собрала их в тугой хвост и спрятала под аккуратную серую шапочку. Оделась она в спортивное темно-серое трико, предназначенное для занятий ветробикой. Стройная фигурка, прильнувшая к скале, почти сливалась с ней.
Садовник увлеченно возился с землей, не замечая притаившуюся у прохода в разлом Ческу. В дальнем конце проплешины уже было высажено несколько молодых сосенок. Справа вдоль каменной стены тянулась полоса взрыхленной почвы, видимо, подготовленной под будущую грядку или клумбу. Франческа снова поразилась грации, с которой садовник совершал самые обычные движения, и сердце ее тоскливо и сладко заныло. Ческа вдруг подумала, как было бы здорово присоединиться к нему, помогая ему ухаживать за садом, озеленять вместе эту мертвую пустошь, превращая ее в чудесный оазис. Вместе опускать ладони в чернозем и, будто невзначай, касаться рук друг друга…
Вдруг садовник замер, будто прислушиваясь. Плечи его напряглись, и Ческа еще сильнее приклеилась к камням. Она сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы унять застучавшее вдруг сердце. Мужчина, продолжая прислушиваться, оглянулся, и Франческа убедилась, что глаза у него и правда серебряные. И уже не важно, что скрывал этот кусок черной ткани, обтягивающий нижнюю часть его лица. Будь там страшные шрамы или ожоги, Ческе было уже все равно. Слишком красивым было то, что она уже увидела. На глаза набежали слезы и медленно покатились по щекам. Ческа не отважилась утереть их, ведь садовник мог заметить движение ее руки. Наконец он расслабился и снова принялся за работу.
Медленно-медленно, шаг за шагом Франческа преодолевала небольшое расстояние, разделяющее ее и садовника. Она осторожно ступала по рыхлой земле, радуясь, что та мягкая и скрадывает ее шаги. Со стороны она, наверное, была похожа на кошку, которая беззвучно крадется к ничего не подозревающей птичке: незаметно, по миллиметру приближаясь к своей жертве. Ческа боялась сделать резкое движение, чтобы не всколыхнуть застоявшийся воздух. Ей только казалось, что сердце стучит слишком громко и выдаст ее садовнику. Но тот полностью погрузился в свое дело и уже не вслушивался в происходящее за спиной.
Франческа подобралась к нему на расстояние вытянутой руки. Оставался лишь один жест. Садовник сидел, припав на одно колено, и любовно разглаживал ладонями ярко-зеленую траву. На мгновение у Чески все поплыло перед глазами. Ей захотелось, чтобы эти длинные тонкие пальцы гладили не безжизненный дерн, а ее гладкую кожу. Чтобы касались ее тела, а не черной, маслянистой земли. Испугавшись собственных мыслей, Ческа усилием воли выдернула себя из туманных грез. Стараясь не дышать, она протянула дрожащую руку и рванула сзади черную маску, стянув ее с лица незнакомца. Запоздалые мысли о том, что она натворила и как вообще глуп и безрассуден был ее поступок, накрыли ее с головой. Но было уже поздно. Незнакомец резко вскочил на ноги и обернулся, схватившись за черную ткань, чтобы вернуть ее на лицо, но Франческа перестаралась, и маска порвалась.
– Черт, – с досадой выругался садовник, комкая черную тряпку и отшвыривая в сторону. – Ну что за детский сад?
Франческа опешила. Она ожидала совершенно другой реакции. Например, что-то сродни восклицаниям Призрака, чье изуродованное лицо открыла Кристина. В воображении ей рисовались гнев, возмущение, угрозы, а вовсе не упреки в детсадовском поведении. Ожогов и жутких, уродливых шрамов она тоже не разглядела и на какие-то доли секунды даже почувствовала укол разочарования. Но эта растерянность быстро сменилась на восхищение и восторженное любование. Как же он был прекрасен!
– Зачем вы носите маску? – пролепетала Франческа полным трепетного восторга голосом, не присущим ей, уверенной в себе. – Зачем скрывать такую красоту?
В жизни ничто не заставило бы ее сделать столь откровенный комплимент мужчине, и она сама не поняла, как повернулся язык произнести эти слова. Садовник тяжело вздохнул.
– Вот именно поэтому, – сухо ответил он, и Ческа вдруг поняла, что он имел в виду. Почувствовала это кожей, кончиками пальцев, ощутила в груди, в горячей крови, ускорившей ток по венам. И правда, как теперь забыть то, что увидела? Как думать о ком-то еще, если уже подумала о нем и на секунду возмечтала?
Садовник уселся на уже разложенный по земле слой дерна и опустил глаза. Лицо его выражало лишь усталость.
– Я же просил их перекрыть проход, – пробормотал он. – Так и знал, что найдется кто-нибудь чрезмерно любопытный.
Франческа подошла к нему и опустилась рядом на траву.
– Кого их?
– Двух братцев, которые всем тут заправляют, – пояснил садовник. – Но они решили, что ученички здесь заняты более интересными делами, чем слежка за одиноким человеком, выполняющим свою работу.
Франческа с удивлением уловила в его тоне нотки сарказма.
– Я никому не скажу, – прошептала она, поворачиваясь к нему и разглядывая точеный профиль. Еще бы. Даже знанием об этом ей не хотелось делиться ни с кем. Носить в себе такую тайну: что может быть слаще и приятнее? Думать о том, что лишь твой взгляд коснулся столь совершенных черт, лишь тебе было дозволено полюбоваться ими.
Франческа принялась ждать. Сначала она особо не волновалась, и ожидание не казалось неприятным. Она только удивлялась, что слишком быстро попала под чары загадочного Лючио, а он при этом остался совершенно холоден к ее красоте. Но от своей затеи она отказываться не собиралась. Однако шли дни, новостей не было, и Ческа задумалась, а собственно, кто должен сообщить ей о решении Кристофа? И как узнать, что Лючио вообще с ним поговорил?
Спохватившись, она еле дождалась окончания занятий и побежала к разлому. Ежеминутно озираясь, она наконец юркнула между скалами и осторожно пошла по петляющей тропинке, ведущей на Душную проплешину. Не дойдя несколько метров до прохода, Ческа остановилась. Сердце, получив болезненный укол невидимой иглой, мучительно сжалось. Губы затряслись от обиды. Выход на пустырь был наглухо замурован кирпичной стеной высотой где-то в три человеческих роста. Ческа подняла вверх тоскливый взгляд. При всем желании она не могла ни перелезть, ни тем более перелететь: ветры сюда уже не добирались, подняться было не на чем. А создавать или привлекать их издалека их не учили. Владение этим невероятно сложным навыком уже выходило за пределы школьного курса. Попасть внутрь разлома по воздуху могли, наверное, Кристоф с Тобиасом. А садовник, видимо, уже получил свое новое жилье с видом на будущий сад и ходил через обычную дверь.
– Еще ничего не потеряно, – прошептала себе под нос Франческа, разворачиваясь и медленно возвращаясь назад.
Нужно было поговорить с директором или с Тобиасом, который занимался садом. Скорее всего, они, погруженные в дела, просто не считают это задачей номер один и забывают сообщить Франческе о своем разрешении. Действительно, кому это вообще надо, им или ей? Приободрив себя такими мыслями, Ческа уже более бодрым шагом зашагала на выход из узкого каменного лабиринта.
На следующий день после занятий она уже в хорошем настроении отправилась в кабинет к Тобиасу. Ведь таким образом можно было убить сразу двух зайцев! Во-первых, узнать наконец информацию. А во-вторых, повертеться и пострелять глазками учителю, о котором уже давно думала, пока на горизонте не замаячил Лючио в своем загадочном одеянии. И если она скажет «Мистеру Ти», как они с подругами его называли, что мечтает заниматься садом, то он, как истинный любитель природы, должен это оценить!
Почти бабочкой Ческа вспорхнула на нужный этаж, войдя в школьный коридор через распахнутое окно, и тут же столкнулась с Паулиной. Та замахала руками и ужимками изобразила, что ей нужно срочно что-то рассказать. Ческа нехотя вышла за толстушкой на балкон. Паулина на всякий случай сунула голову в коридор, проверяя, не толчется ли кто-то рядом, и наконец с довольным видом развернулась к Франческе.
– Есть новости про садовника! – громким шепотом возвестила она. Ческа чуть не фыркнула в ответ. Какие бы там ни были новости, вряд ли Паулине повезло так, как ей. Но Ческа сдержалась и, напустив заинтересованный вид, так же громко шепнула:
– Выкладывай!
Их шепот тонул в шуме ветра, который сейчас разгулялся вокруг школы не на шутку, и если бы кто-то и хотел их подслушать, то не смог. Но Паулина все равно говорила очень тихо, словно от этого ее информация обретала большую значимость.
– Наш садовник был замечен с физручкой! И не один раз!
– Что? – Ческа растерянно заморгала. – С кем?
– Ну с училкой по ветробике. Как ее еще назвать, ветробичкой что ли? – Паулину буквально распирало от собственной важности, и ее пухлые щеки раскраснелись больше обычного, пылая, как два распустившихся мака.
– Погоди, погоди, что значит – замечен?
– Ну то и значит. Они стояли и шушукались. Явно секретничали. Почти вплотную друг к другу! Ты представляешь? Не удивлюсь, если физручка знает даже, как он выглядит. Хотя мне вообще показалось, что у них шуры-муры. Она один раз коснулась его руки.
– Физручка, физручка, – забормотала Ческа, совсем смешавшись. – Кажется, ее Фрида зовут.
– А! Точно! Фрида! – обрадовалась Паулина. – Я думала, она затюканная практикантка. У нее на первом занятии аж подбородок трясся от волнения. И ручонки небось потели. А она не так проста!
– А еще что? – нетерпеливо и резко оборвала ее Ческа, и Паулина тут же обиделась.
– Что еще? Мало что ли? Такая связь! Может, эта Фрида и притащила сюда этого садовника. Может, она на проплешине любовника прячет.
– У нее ж есть парень, с нашего курса… – пробормотала Ческа, припоминая, как иногда после занятий замечала ее с Лексом. Вот и не жирно же ей?!
– Вот это да! – Накопитель информации в голове Паулины сейчас явно записывал и сохранял новую ячейку памяти. Такими кусочками и обрывками она соберет целую картину и составит свое мнение. Вполне возможно, что в корне неверное и ошибочное, но оно, с ее легкой руки, пойдет распространяться среди студентов. Вот еще за это не любила ее Франческа. Но ссориться было не с руки. Паулина, несмотря на свою приметность, как-то умудрялась улавливать вещи, которые не замечали остальные. Она была полезна Ческе.
– Спасибо тебе огромное, – наконец почти искренне сказала Франческа и двумя руками пожала пухлую ладошку. – Будем держать друг друга в курсе, да?
– Конечно, – расплылась в улыбке польщенная Паулина, и они одна за другой выбрались с балкона и разошлись в разные стороны. Идти к Тобиасу с вопросами почему-то расхотелось. Хотя вроде что такого она узнала? Франческа собрала волю в кулак и все-таки продолжила путь к кабинету.
«Боже, неужели это сейчас происходит со мной?» – единственная мысль, которая вертелась в голове у несчастной Фриды, пока та сидела у кабинета Кристофа в ожидании приговора. Помощница директора с сочувствием поглядывала на молоденькую практикантку, которая сейчас находилась на пороге того, чтобы попрощаться с карьерой педагога. По крайней мере, сплетни, ползущие по школе, были именно об этом.
Фрида вновь и вновь прокручивала в голове недавние события, пытаясь представить, могло ли произойти иначе.
Инцидент произошел на занятии по ветробике со старшим курсом, где учился ее Лекс, а заодно эта злосчастная Саранческа. Вначале все шло хорошо. Ребята по очереди выполняли многоступенчатое индивидуальное упражнение, которое разработала для них Фрида. Их навыки и подготовка уже позволяли выполнить его, несмотря на сложность. Ученики поднимались над землей, совершая хаотичные вращения прямым корпусом, как в колесе. Затем, прижав колени к подбородку и обхватив себя руками, делали кувырки, с каждым разом взлетая все выше и выше. А на определенной высоте уходили в резкую пикировку, притормаживая свой поток воздуха почти у самой земли. Справлялись все почти безупречно. И вот примерно в середине занятия к упражнению приступила Франческа. Фрида даже не успела заметить, что пошло не так и что именно не получилось у студентки. То ли она потеряла свой поток ветра, то ли не скоординировала вовремя движения, то ли просто поспешила, но спикировала она прямиком на площадку, которую еще не успели покрыть слоем дерна. Притормозить не получилось, и Ческа врезалась в каменную поверхность, несколько раз перекувырнулась и застыла в изломанной позе лицом вниз.
От неожиданности все замерли. На несколько секунд над плато воцарилась тишина, даже дыхания не было слышно, лишь мелодичный перезвон флюгеров и тихие гудки каменных свирелей в скальном доме разносились над площадкой. Фрида опомнилась и побежала к неподвижно лежавшей Ческе, но ее опередил Лекс. Он склонился над пострадавшей, приподнял ее за плечи, и та еле слышно застонала. Искаженное от боли лицо было белым, как полотно. На лбу, правой щеке и кончике носа алели ссадины. Левой рукой Франческа изо всех сил сжимала запястье правой, бледная кисть висела безжизненно и казалась опухшей.
– Дай посмотрю, – бросилась к Ческе Фрида, когда той с помощью Лекса удалось встать на ноги. Ческа со злостью отпрянула.
– Не трогайте меня! – почти крикнула она. – Доигрались со своими выкрутасами. Я давно заметила, какие вы нам непосильные задачи ставите. Сразу надо было пожаловаться.
– Франческа, да что ты? – поразилась Фрида и остановилась в растерянности. – Ты же всегда так хорошо справлялась! И я очень тщательно подбирала программу, и всегда очень медленно усложняла упражнения. Я слежу за вашей безопасностью, это же было не…
– Ага, вижу результаты вашего хваленого старания! – огрызнулась Ческа. Ее красивое лицо исказилось в гримасе, и она зашипела от боли. – Собственные амбиции вас только и интересуют. Ну ничего, больше не на чем будет их строить.
Она замолчала, тяжело дыша. Лекс, с упреком взглянув на Фриду, повел Ческу к скальному дому.
– Давай я отведу тебя в лазарет и объясню ситуацию, – Фрида побежала за ними. – Мне очень, очень жаль, что так произошло!
– Мы сами дойдем, – буркнула Ческа. – Мне вас на сегодня хватило. Идите, остальных об землю шарахайте. Камней только еще поострее накидайте.
В ее злых упреках крылись крупицы правды. Фрида и сама переживала, что им приходится заниматься на каменной поверхности. Она просила мягкое покрытие, хотя бы для новичков, но из-за этой идеи с новым садом все рулоны дерна унесли в Душную проплешину. Новое поступление травы обещали буквально на днях, но Фрида решила не дожидаться. Раньше занятия всегда проходили здесь, и студенты, которые способны были свободно подняться на любой этаж скального дома, находились вне зоны риска. К тому же это был старший курс – все совершеннолетние, которых уже пускали в верхнее кафе. Никто и не задумывался, что им стоило еще заниматься на травке. Однако именно во время занятия по ветробике у ученицы случилась травма. И именно Фрида разрабатывала эту программу. Не важно, что ее одобрило руководство школы. Первый спрос все равно будет с нее. И ладно, если только занятия временно остановят, чтобы обезопасить спортплощадку. А ведь могут и отстранить насовсем. Все зависело от жалобы самой Франчески, а та, кажется, настроена была очень агрессивно. Фриде даже показалось, что в этом было что-то личное.
Фрида уже выплакала все слезы и теперь сидела у кабинета с совершенно сухими глазами в ожидании своей участи. Наконец Кристоф позвал ее внутрь.
До этого она уже побывала там один раз. Тогда в кабинете находился директорский брат Тобиас, сама пострадавшая, Лекс и еще несколько студентов в качестве свидетелей, в том числе двойняшки Молли и Мисси. Ческа, с загипсованной по локоть правой рукой, продолжала заливаться слезами и сыпать упреками, что на ветробике их заставляют делать очень сложные и опасные упражнения. Без поддержки, без каких-либо безопасных приспособлений. Фрида слушала и недоумевала, как вообще эта девчонка, что так мастерски владела ветром, позволяя ему играть огнем ее волос, вдруг не удержалась в воздухе и рухнула наземь, как подстреленная утка. С чего это она разучилась летать?
Свидетели мялись и жались, отвечая на вопросы Кристофа. Все, конечно, видели падение Франчески. Никто не понял, как это произошло. Но в один голос они подтвердили, что задание было чересчур сложное, а камни слишком жесткие. Даже Лекс, ее Лекс, смущенно глядя в пол, бубнил про трудновыполнимые задачи! Фриде в какой-то момент происходящее показалось диким фарсом. Но наконец представление закончилось, всех распустили, а она осталась ждать за дверью. И вот ее пригласили, чтобы вынести вердикт. Предварительный. Впоследствии в любом случае предстояло разбирать по крупицам ее программу и это конкретное упражнение, что привело к перелому руки у одной из студенток, но сейчас нужно было решить, что делать с ветробикой.