В 45 я влюбилась опять

Глава 1

Аннотация

– Мне жить негде, – всхлипываю и смотрю на пожарного, что только что тушил мою квартиру, спас детей и кота, – у меня сгорело все. До последней бумажки.
– Можете пожить у меня, дом большой, места хватит, – Иван Андреевич снимает каску и расстегивает куртку.
– У меня два сына, кот и полный хаос в голове.
– Марья Андреевна, у меня три дочери и кошка. Так что с хаосом я давно на «ты».
– Они могут устроить что- то похлеще пожара.
– Я спасатель. Это мой профиль.
– А ваш кот? Точнее, кошка? Они точно подружатся?
– Все уладим. Ну так как? Согласны?
– Вы точно не понимаете, на что подписываетесь, – а я чуть улыбаюсь ему в ответ.

Кошка, три дочери и этот мужчина. Новый год обещает быть... интересным.

Глава 1

– Мне нужна Марья Андреевна, – раздаётся резкий, будто щелчок, голос из дверей.

Я поворачиваю голову, как по команде «Равняйсь!». В проёме стоит мужчина в форме МЧС. Высокий, крепкий, с короткой бородой и таким взглядом, будто пришёл оценивать не только меня, но и всю мою работу за год.

– Здравствуйте, – поправляю очки и стараюсь говорить твердо, – я Марья Андреевна. Что-то случилось?

У каждого родителя свой стиль: кто-то извиняется за опоздание на собрание, а кто-то врывается в мой кабинет с видом, будто сейчас будет тушить пожар. И этот точно из последних.

– Пока не случилось, – отвечает он спокойно и наклоняется, чтобы не задеть гирлянду из снежинок, развешанную над дверью. Но он настолько высокий, что она всё равно касается его аккуратно уложенных волос.

Мне с моими метр шестьдесят пять так не мешает, первоклашкам моим так и подавно.

Я машинально проверяю кабинет взглядом. Всё в порядке: чайник убран, на батареях ничего не сохнет, рисунки детей аккуратно разложены на столах. Но ощущение, что он сейчас найдёт к чему придраться, не покидает.

– Я отец Виолетты Борзовой, – тяжелой походкой идет по кабинету в берцах , оставляя влажные следы от снега на линолеуме.

Ах, Виолетты…

– Очень рада с вами познакомиться, наконец, – делаю упор на последнее слово, – Иван Андреевич. Если бы вы добрались до нас раньше, то ситуация бы, возможно, не приняла такие обороты и не дошла до директора.

– Ребёнок в первый класс ходит. Какие такие там еще обороты? – его низкий голос словно перекатывается по кабинету, а сам он нависает надо мной. Косая сажень в плечах, не меньше.

– Вы, Иван Андреевич, не были ни на одном родительском собрании, – начинаю с главного и заглядываю в серые, цвета мокрого асфальта, глаза.

– На одно ходила старшая дочь.

– Старшая дочь – это не родитель.

Поднимаюсь, чтобы быть с ним на равных. Хотя с нашей разницей в росте, мне еще и на стульчик надо бы встать. Прямо, как мой отец. Широкоплечий, высокий, а мы с мамой на фоне его две Дюймовочки.

– На одном была бабушка.

– Бабушка – не законный представитель. Не все вопросы я могу решить с ней. А у вас многодетная семья, вам положены льготы.

– Льготы? Спасибо, конечно, но я пока могу каштаны собирать сам. Правда, времени на шедевры у меня немного. Я тороплюсь, можно покороче? Что случилось, что меня в школу вызывают.

Боже, фамилия соответствует характеру.

– Я хотела поговорить по поводу Виолетты. У вашей дочери проблемы с адаптацией в школе.

– Первый класс же только. Адаптируется. Чего вы ждете от ребенка? – вроде и не грубит специально, но голос у него такой, что пробирает.

– Она замкнутая, ей трудно найти общий язык с одноклассниками.

– Это характер, – отвечает он. Говорит так ровно и спокойно, будто я ему о прогнозе погоды сообщаю.

– Кроме того, она сильно переживает, если что-то не получается. Особенно в групповых заданиях.

– Разберёмся, – отрезает он.

– У нее проблемы с учебой. На фоне стресса и недостатка общения с детьми, Виолетта часто не успевает.

– Вы школа, вы и учите. Пока я не вижу никакой проблемы. Да, она стеснительная, да, сложно находит друзей. Но это такой ребенок, не всем быть душой компании. Ваша задача, как учителя – учить.

– Я учу, каждому ученику стараюсь уделить время и к каждому найти подход. Но ваше участие тоже необходимо.

– Поучаствуем.

– Читайте, минимум пятнадцать минут в день.

– Почитаем.

– Примеры решайте, они у нас простые сейчас.

– Решим.

– Больше говорите с дочерью, спрашивайте, как прошел день.

– Поговорим.

Я делаю вдох, чтобы успокоиться. Этот мужчина словно ледяная глыба, и пробиться через неё будет не так просто.

– Хочется, чтобы и дома вы тоже участвовали. В школе проходят конкурсы разные, творческие, можно делать поделки, рисовать. Дети участвуют, их награждают, Виолетта переживает.

– А я участвую, знаете ли. То листья сушу, то за каштанами еду после работы, то желудям шапочки клею.

Поджимаю губы, чтобы не засмеяться. Это смешно, немного.

– Очень хорошо, что вы принимаете участие в жизни дочери. Иван Андреевич, я вижу Виолетту каждый день. Она умная девочка, но ей нужна поддержка, чтобы раскрыть свой потенциал. Это не критика, а наблюдение.

– У нее есть дома поддержка.

– Ей нужна эмоциональная поддержка. Вы часто разговариваете с ней о её чувствах?

Иван Андреевич ведет бровью и сводит брови на переносице так, что они сливаются в одну линию.

– Это важно, Иван Андреевич. Она девочка.

– У меня три дочери, Марья Андреевна. И каждой я стараюсь уделить столько времени, сколько у меня есть.

– Вы видели рисунки Виолетты?

– А вы видели их количество? Я только успеваю покупать краски, карандаши и бумагу. Поэтому, простите, каждый рисунок под лупой не рассматривал.

Я ищу среди рисунков Виолеттин и протягиваю Ивану Андреевичу.

Глава 2

– Костя, – зову старшего сына и подхожу к его кровати, – я тебе таблетки на столе оставила, горло прополоскать развела, лечись тут.

– Хорошо, ма, – мычит он сквозь сон, укрываясь с головой.

– Всё, что пропустишь, сам будешь догонять.

– Угу.

– Приду с работы – проверю.

– Лады, – откашливается он и переворачивается на другой бок, зарываясь в одеяло. Я тихо вздыхаю, глядя на эту непоколебимую уверенность подростка, что "болеть" – это просто возможность поспать лишний час.

– Мишка, ты собрался? – зову младшего, направляясь на кухню.

– Ага! – бодро отзывается он, но когда я заглядываю, вижу, как он уже сидит в телефоне, увлеченно играя.

– Давай сюда телефон! – протягиваю руку и жду, пока он не сдастся.

– Ну еще три минуточки, – тянет он, не отрываясь от экрана.

– Телефон!

– Ну, мам, мы успеем…

– Заберу на неделю!

Мишка недовольно выдыхает и, наконец, сдаётся, протягивая мне телефон с самым грустным выражением лица в мире.

– Бегом одеваться, уже пора выходить!

– А Костик?

– Он болеет.

– А что у него болит? – прищурившись выпытывает у меня информацию.

– Горло.

– У меня тоже, – с абсолютно фальшивым страдальческим выражением отвечает он и демонстративно откашливается.

– Иди уже, одевайся, больной, – поджимаю губы, чтобы не засмеяться.

Пока он нехотя плетется в коридор и обувается, я насыпаю корм Зевсу, проверяю, что выключила на кухне газ, выключаю свет и, закрыв за нами дверь, выхожу за сыном из квартиры.

На улице от мороза приятно хрустит тонкий снег, но за щеки он кусается не так приятно. Я затягиваю шарф потуже, а Мишка поправляет рюкзак на плече, громко вздыхая:

– Мам, а когда я смогу тоже остаться дома?

– Когда перестанешь притворяться.

Он недовольно фыркает.

Что означает на его языке “так слишком скучно”.

Двое мальчишек, кот, школа, работа, дом. И постоянно надо быть на чеку и в “тренде”.

Возле раздевалки Мишка стягивает шапку, и с неё сыпется снег. На голове – причёска в стиле КиШа, будто он пробежал весь путь до школы против ветра. Глубоко выдыхаю, чтобы не сорваться, и запускаю пальцы ему в шевелюру, укладывая непослушные волосы.

– Сегодня диктант будете переписывать, – напоминаю, глядя ему прямо в глаза. – Так что соберись, – расстегиваю свой пуховик.

– Да, мам, – бурчит он, срывая с плеч рюкзак и бросая его на пол.

– Миш, аккуратнее, – поднимаю рюкзак, пока он снимает куртку и сдаёт её в гардероб.

Мы стоим у входа в фойе, где на столах расставлены поделки к школьной выставке. В каждой ёлочке, снежинке и ангелочке виден детский труд и немного родительской помощи. Мишка бросает на поделки взгляд, но тут же возвращается к своей оправдательной речи.

– Да там полкласса на тройки написали, – забирает у меня рюкзак.

– Меня твои оценки волнуют, а не всего класса.

– Да напишу я, – пробует выкрутиться он, дергая плечом.

– Смотри, а то заберу телефон, плохо напишешь, будем каждый день их писать, – бросаю вполголоса, прекрасно зная, что это его самое больное место.

– Мамочка, мамулечка! – внезапно бросается он ко мне, обнимая за талию с такой искренней мольбой в глазах, что я не могу удержаться от улыбки. – Буду стараться. Обещаю.

Я усмехаюсь сама себе, наклоняюсь и целую его макушку.

– Давай, беги.

Он хватает рюкзак и мчится в свой четвёртый "А", даже не оглянувшись. Смотрю ему вслед и тихо вздыхаю.

Вот хитрец. Обнять решил, чтобы не ругалась.

А я направляюсь к своему первому "Б". На полу фойе мокрые следы от детских ботинок, запах сосновых веток из выставочных композиций смешивается с ледяной свежестью, взрывающейся с улицы.

День только начался, и, несмотря на утреннюю суету, я улыбаюсь. Всё идёт своим чередом, дети в школе, а впереди новые уроки, смех, вопросы и попытки понять мир. Да, будет хлопотно, но мне нравится быть частью этой жизни.

Рабочий день пролетает как всегда: уроки, звонки, записи в журнале, несколько бесед с родителями. Дети то радуют, то вызывают вопросы, но я ловлю себя на мысли, что именно за это я и люблю свою профессию.

Когда на перемене удается передохнуть, вспоминаю вчерашнюю встречу с Виолеттой и её отцом, Иваном Андреевичем. Девочка тихая, старается, но видно, как она боится сделать что-то не так. "Замкнутая", – слово, которым он отмахнулся. А может, просто не хочет видеть, как ей трудно. Хотя... нет, это не так. Он любит своих детей, это читается во всём, что он говорит. Просто он привык все держать в себе.

Иван Андреевич... Всплывает его уверенный взгляд, холодные слова и... та едва заметная улыбка, которая промелькнула только один раз, когда я показала ему рисунок Виолетты. Ему точно нелегко. А кто сказал, что жизнь вообще непростая штука?

Уроки подходят к концу. На продлёнке, проверяя тетради, краем уха ловлю разговоры детей. Где-то обсуждают поделки, кто-то спорит, а я думаю, что делать с рисунками Виолетты. Может, устроить для неё небольшой проект, что-то, где она сможет раскрепоститься? Или лучше в очередном конкурсе позаниматься с ней и сделать самой с ней рисунок, а не перекладывать на отца.

Ближе к двум набираю Мишку.

– Мамочка! – он кричит так громко, что я сразу представляю, как он бегает по квартире. – У нас всё хорошо!

– Что делаешь? – спрашиваю, чуть прищурившись, будто он может это почувствовать через телефон.

– Уроки.

Уроки он делает, как же…

– Давай, отдохни чуть-чуть и садись за уроки.

– Хорошо, мам.

Ага, когда мамы рядом нет, тогда все хорошо и будет исполнено в точности.

– Костя где? Что делает?

– А он что-то тут химичит! У него, мам, такие штуки! – в голосе слышно восторг.

– Какие штуки, Миш? – напрягаюсь. – Что он делает?

– Ну, опыты какие-то! Банки, порошки... Всё круто! – кричит в трубку Мишка.

– Миш, передай трубку Косте, – говорю, стараясь сохранять спокойствие.

Глава 3

– Марья Андреевна, у вас телефон звонит! – зовёт меня Виолетта.

Прислушиваюсь. Точно. Схватив телефон, вижу имя соседки. Сердце делает сальто. Ольга Ивановна звонит только по делу.

– Да.

– Маш! Твои мальчишки что-то учудили! Из квартиры дым валит, дверь не открывают. Я вызвала пожарных!

– У меня? – на секунду не верю.

– Да, у тебя! – горло сжимается, как будто воздух вдруг стал едким и мне сложно сделать вдох.

– Я сейчас буду!

– Ребята! – кричу на бегу своим первоклашкам. – Быстро все к Ирине Владимировне! – бросаюсь в соседний кабинет. – Ириш, выручай! У меня пожар дома, присмотри за моими.

– Не волнуйся, я всё сделаю.

Передаю её номер для родителей и мчусь вниз. Ветер бьёт в лицо, забирается под куртку, но я не замечаю холода. Бегу через тротуары, не видя машин, людей, домов.

Пусть это просто дым. Пусть они живы. Пусть ничего серьёзного.

Когда подбегаю к арке, всё становится реальностью.

Перед домом пожарная машина с проблесковыми маячками, сирены режут воздух. Дым валит из окна кухни чёрными клубами, заволакивая весь фасад. В другом окне я вижу лицо Кости.

– Боже, мальчики мои!

Один из пожарных уже ловко поднимается по лестнице. Это шестой этаж! Грудь стягивает холодным обручем, я задыхаюсь от страха.

Костик скрывается в квартире.

Мишани не видно.

Что мне-то делать? В дом бежать или тут ждать? Оцеплено все. Никого не подпускают к дому.

Наконец вижу, как пожарный подтягивается к квартире зовет кого-то и вытягивает Костю.

Костю спускают вниз в одной футболке, он дрожит от холода. Я сбрасываю пуховик и как только он оказывается внизу, накидываю на него.

– Мишка где?

– Мам, прости… – шепчет он.

Врачи хватают его, уводят к скорой.

Я мечусь, пытаясь прорваться к дому.

– Миша! – кричу, срывая голос. – И бросаюсь к подъезду.

– Нельзя туда! – меня хватает за руку пожарный.

– У меня там сын! Пустите!

– Мы знаем. Бригада уже работает. Ждите тут!

Ждать? Как это – ждать?

Слёзы застилают глаза. Я не чувствую щёк, губы горькие от гари, но я вижу только дым.

– Там мой сын! Вы бы своего ждали?!

– Ждите! – резко отвечает пожарный. – Мы его достанем!

Секунды растягиваются в вечность. Я слышу шум в подъезде. Через мгновение один из пожарных выбегает из дверей. На руках – маленькое тело в зелёных носках со снеговиками.

– Миша!

Бегу за ним, но он несёт мальчика к скорой, не оборачиваясь.

– Что с ним?

– Жив! – отвечает глухо, через маску.

Врачи принимают ребёнка, просят подождать, а я срываюсь на эмоциях.

– Спасибо! – бросаюсь к пожарному, обнимая его, чувствуя запах гари на его куртке.

– Это моя работа, – отрывисто отвечает он, снимая противогаз, – Марья Андреевна.

Я поднимаю глаза и встречаю знакомый взгляд.

– Иван Андреевич? – губы что-то шепчут, но голос сел.

– Лех, – кивает кому-то за моей спиной, – накрой девушку.

– Спасибо вам, Иван Андреевич.

На мои плечи опускают холодный плед или одеяло, но оно быстро начинает согревать.

Я смотрю на пожарного, а в голове всё ещё шумит.

Он снова хмурится, хмуря брови, и кивает.

– Оу, – хватается за грудь и быстро расстегивает куртку.

– Что с вами? Сердце? – инстинктивно хватаюсь за его руки, как будто удержу, если он упадет в обморок.

В следующее мгновение я слышу тихое "мау", знакомое до боли.

– Ваш? – спрашивает он, и из-под его тельняшки выглядывает пушистая голова Зевса.

– Мой! – слёзы сами бегут по щекам, пока я осторожно вытаскиваю кота. Прижимаю его к себе и кутаю в плед, теперь сразу становится теплее. – Вы и его… спасли?

– Ваш мелкий сказал, что без кота не уйдёт, – отрывисто отвечает он, пристально глядя на меня.

– Мишка… – закрываю глаза и вздрагиваю.

– Да, он держал его так крепко, что пришлось вытаскивать обоих одновременно.

Я сжимаю кота крепче, словно он может помочь справиться с дрожью. А он сам весь дрожит.

– Там у него усы обгорели с одной стороны, но… до свадьбы, как говорится, заживет.

– Спасибо вам… спасибо ещё раз, – шепчу, глядя на Ивана Андреевича.

– Марья… Андреевна, – кивает он наверх. – У вас там всё плохо.

– Всё? – голос срывается.

– Да. Не знаю, что они делали, но натяжной потолок загорелся. Огонь быстро пошёл вниз, на кухню, на другие комнаты.

Я прижимаю руку к губам, пытаясь не расплакаться на месте.

– А документы? Они… в шкафу лежали, на кухне.

Он молча качает головой. Слов не нужно, я и так всё понимаю. Слёзы застилают глаза, грудь сжимается так, будто ей не хватает воздуха.

– Но поверьте мне, все это можно восстановить и вернуть. Жизнь – нет.

Его слова о работе сегодня отбиваются уже совсем другим звучанием и смыслом.

Зевса своего я сжимаю крепче, словно он единственная вещь, что осталась мне от дома.

– Вы выдержите, Марья Андреевна, – звучит его голос, низкий, уверенный. – Но вам сейчас лучше быть с мальчишками.

Я киваю, вытираю слёзы рукавом и тихо шепчу:

– Спасибо вам, Иван Андреевич. За всё.

Он меня оставляет, я еще поднимаю взгляд на свою квартиру. Ничего не осталось…

– Мам, – зовет Костик и я тут же оборачиваюсь и замечаю, как машет мне из машины.

Я влетаю в скорую, где сидят мои мальчишки. Мишка кутается в плед, глаза красные от слёз. Костя сидит рядом, потирая руки, замотанный в тёплую куртку.

– Мама, это не специально… – начинает он, опуская взгляд. – Я просто хотел попробовать… Мы думали, успеем...

– Тихо, Костя, – перебиваю его, присаживаясь на корточки и обнимая обоих. – Вы живы, и это главное. Всё остальное потом.

Они молчат, но я чувствую, как оба крепче прижимаются ко мне.

– Мам, а Зевс где? – тихо спрашивает Мишка.

– Вот он, – натягиваю улыбку и передаю Мише кота. Тот кутает его в плед и прижимает к себе.

Глава 4

Иван Андреевич набирает что-то на мобильном телефоне и ворота перед нами раскрываются сами. Всё выглядит, как в кино: небольшой двор, где снег лежит ровным белым покрывалом, невысокая ёлка сбоку, гирлянда, переброшенная через перила.

Мишка восторженно выглядывает в окна машины:
– Мам, смотри, тут ёлка, как в мультике!

А в центре двора возвышается силуэт двухэтажного коттеджа. На первом этаже темно, на втором в окнах горит ночник, по периметру под крышей натянуты гирлянды, отчего снег играет, искрится и оживает.

– Бегом домой, пока не замерзли, – командует хозяин и выходит из машины.

Мы за ним.

Костик в моей куртке и сланцах, в которых ходил по дому.

Я в пуховике Ивана Андреевича.

Сам Иван Андреевич в одном свитере на руках несет Мишку с котом, укутанных в плед.

Как говорится, дали палец, а мы до локтя откусили.

Тут так спокойно... Моментально чувствуется, что это место живое, наполненное чьей-то заботой. У самого крыльца виднеется большой сугроб, будто кто-то лениво скидывал туда снег лопатой. Возле стены стоят санки, на которых уже кто-то налепил гору снежков.

– Заходите, – открывает ключом дверь и пропускает нас всех в коридор. Сам заходит последним.

Это временно, Марья. Ты просто немного побудешь здесь, пока всё не наладится.

– Разуваемся, раздеваемся, проходим, – командует нам и все его молча слушаются. – Марья Андреевна, – привлекает мое внимание, чтобы снять у меня с плеч куртку и повесить на крючок.

– Спасибо.

На полу в коридоре пар пятнадцать наверное зимней девичьей обуви. Рядом большие мужские зимние кроссовки, угги, туфли и берцы.

– Папочка! – к нам выглядывает Виолетта, встречая его, – Ой.

– Привет, встречай гостей.

Заходим в гостиную. От нее веет теплом, уютом и небольшим творческим беспорядком.

Иван Андреевич подхватывает дочку на руки и целует в щеку.

– Узнала?

– Да! Здравствуйте, Марья Андреевна!

– Привет, Виолетта.

– Где Милка и Поля?

– Милка прячется, Полька с кем-то болтает по телефону.

– Мила, зови Полину и идите сюда! – басит Иван Андреевич.

Оглядываюсь по сторонам. Здесь уютно, но какой-то... “творческий” беспорядок. Не грязь, нет. Просто всё живёт своей жизнью. На спинке стула в углу висит свитер, который к вечеру превратился в импровизированную "елку" из вещей: на нём теперь висит шарф, сверху пристроены какие-то детские перчатки, а на сиденье лежат книги.

– Ребят, проходите, – кивает им на диван. – Сейчас что-нибудь найдем поесть.

На кухонном столе стоит недопитая кружка чая, рядом – разобранный кубик Рубика.

– Привет, пап, – первой в комнату заходит Полина, старшая дочка Борзовых, за ней Мила. Обе здороваются со мной, потому что знают уже. Полина, когда замечает Костю, сжимается и сутулится сразу.

– Привет, родная, – целует в щеку одну, потом вторую. – Это Полина, Мила и Виолетта, – кивает на дочек. – Это Костя и Миша.

Костик хмурится, но молчит. Давно бы уже высказался, но чувство вины пока еще его тяготит. Мишка кивает, но, стесняясь, тоже прячется в плед.

– Вот и познакомились. Девочек не обижать! – кивает моим. – Мальчиков – тоже, – обращается к своим.

– Пап, а Марья Андреевна и мальчики теперь будут с нами? – радостно спрашивает Виолетта, искренне улыбаясь.

– Да. У Марьи Андреевны в квартире случился пожар, поэтому пока их квартиру не восстановят, они поживут у нас, – спокойно отвечает он.

Полина стоит в стороне, лениво осматривает нас и закатывает глаза.

– Как будто у нас тут гостиница, – бурчит она, но говорит тихо, так что я едва слышу.

Мне становится неловко, словно я ворвалась в чужую жизнь без приглашения.

– Я постараюсь, чтобы мы не доставили вам неудобств, – заранее уже извиняюсь.

– Удобства тут и до вас не особо водились, Марья Андреевна, – отзывается Иван, чуть прищурившись и строго смотрит на Полину. – Так что расслабьтесь. – А кто-то, – смотрит он четко на Полину, – покажет какой он гостеприимный, вскипятит чайник и накормит нас.

Полина снова закатывает глаза.

– А Константин поможет.

– Я сама! – тут же крутится на пятках и идет к чайнику Полина.

– Иван Андреевич, давайте я помогу ей, – хочу хоть как-то быть полезной.

– Она справится, это не сложно. Так, давайте вас распределим теперь, – Иван Андреевич опускает Виолетту на пол.

А Мишка выпускает из рук кота.

– Ой, какой котик, – подходит к нему Виолетта и хочет погладить, но Зевс быстро отбегает от нее в сторону.

– А вот наша Афина, – средняя дочка Мила тянет в руках их кошку и опускает рядом с Зевсом.

Зевс выгибает спину дугой и громко шипит. Афина, не теряя своей королевской осанки, прижимает уши и угрожающе мяукает, словно говорит: "Я не нападаю, но и близко не подходи"."

Но, когда Зевс решается на знакомство поближе, Афина поднимает лапу и бьет его по морде.

Зевс не долго думая бросается за ней, Афина от него за диван. Оттуда, зная уже все ходы-выходы, выбирается сбоку, я только успеваю крутить головой, пытаясь не потерять их из вида.

– Зевс, стой! – хочу поймать, чтобы он тут ничего не разгромил.

Мишка бросается за котом. Виолетта за кошкой. Сталкиваются и разлетаются в стороны.

– Миша, аккуратней, – поднимаю сына.

А Иван спокойно наблюдает за всем этим хаосом, сложив руки на груди.

Зевс выскакивает из-за дивана и прячется за моими ногами. Афина величественно запрыгивает на спинку дивана и усаживается, недовольно размахивая хвостом.

– Новое место, стрессует, – интересное сожительство намечается, – бросаю я, пытаясь сгладить дурацкое поведение своего кота.

– Если за ночь не устроят Олимпийские игры, уже хорошо будет, – сквозит сарказмом Иван Андреевич, не улыбаясь.

Иван Андреевич показывает мальчишкам их комнату.

– Это гостевая, тут как раз кровати раздельные. Стол один, но придумаем что-нибудь. А вы, Марья Андреевна…

Глава 5

Я сижу на кухне, держу на руках Зевса. Он тихо урчит, знает, что со мной никто ему хвост не прищемит и по морде не надает. Афина дремлет на подоконнике, свернувшись клубком на подстилке, но одним глазом периодически следит за Зевсом. Изо всех сил делает вид, что ей всё равно, но когда Зевса долго нет рядом, становится скучно.

Дети спят. А Иван Андреевич в полумраке мягкого света ночника, что ложится на стены и пол, делает нам чай.

В окно видны снежные хлопья, медленно падающие на тёмный двор. Всё остальное – только тени и тишина.

Иван Андреевич ставит передо мной чашку чая. На поверхности – тонкий ломтик лимона, слегка припорошенный сахаром. Чай пахнет терпкостью, сладостью и легкой цитрусовой свежестью.

– Интересная подача, – пробую улыбнуться.

Он молча садится напротив, слегка отодвигая стул, чтобы не зацепить стол ногой. Я не помню, когда последний раз мне делали чай, обычно я за всеми ухаживаю.

– Иван Андреевич, – начинаю, осторожно грея руки о чашку, – я хотела поговорить с вами.

Он кивает, взгляд сосредоточен, но спокоен.

– Мы сегодня вечером съели все, что у вас там было в контейнерах. Вы, наверное, готовите на несколько дней.

– Это мама. – Он чуть откидывается назад, перекладывая руку на спинку стула и отпивает чай. – На выходных, когда приезжает, оставляет нам заготовки. Бабушка девчонок. Ну, вы знакомы.

– Да, конечно.

– У меня нет времени, – пожимает плечами. – Виола и Милка ещё мелкие, Полина учится... Готовка – не мой профиль, поэтому, когда еда заканчивается, то мы заказываем что-то или варим пельмени.

– Я могу взять это на себя, – ловлю его взгляд. – Мальчишки мои едят много, вы сами видели. Давайте как-то решим вопрос с деньгами. Может, пополам или как вы скажете?

Он выдыхает и чуть качает головой:

– Давайте так. Я продукты добываю, вы – превращаете их в шедевры. Так будет справедливо, Марья Андреевна. Вам деньги сейчас лишними не будут.

– Тогда с меня еще и уборка в доме.

– Коты еще территорию не поделили, а вы уже за уборку?

Я усмехаюсь и глажу по голове Зевса. Тот довольно мурчит и еще больше расслабляется в моих руках.

– Марья Андреевна, у вас сейчас много забот будет, вы решайте свои проблемы. Порядок и все остальное это не главное.

Я так держалась целый день, а сейчас слезы от безысходности подступают и жгут в горле.

– Это как жизнь сначала начать, – шепчу себе под нос, скорее думая вслух.

– Так и начнете, – отвечает он уверенно, будто это уже решенный вопрос. – Ситуация у вас тяжёлая, но обратимая. Вот смерть... ее не победишь. А документы сделать, одежду купить – дело времени.

Я вскидываю глаза на него, и слова как-то сами срываются:
– У вас бывали случаи, когда вы не успевали кого-то спасти?

Он задерживает взгляд на мне, как будто решая, стоит ли отвечать честно.

– Конечно. Самое тяжёлое – это дети. Когда они задыхаются от дыма. Вот это боль. Вот это ужас.

– Спасибо за Мишку. Я не представляю, как бы жила дальше, если бы потеряла его.

– У вас есть второй сын, не забывайте про него.

– Я сегодня могла потерять обоих. Эти Костины опыты…

– Все нормально, Марья Андреевна. У мальчишек должны быть увлечения, хобби. Но технику безопасности, конечно, надо соблюдать. На выходных я с ним отработаю, как пользоваться противогазом, огнетушителем. Мои девчонки все умеют. И в доме знают, где стоят огнетушители.

– Я бы тоже послушала. Все в теории только знаю.

– И вас научу. Успокаивайтесь, Марья Андреевна, – протягивает мне салфетку, – вы не потеряли ничего непоправимого. У вас есть шанс. Просто подумайте об этом, как о новой главе.

Я молчу, потому что не знаю, что ответить. Вытираю нос. Его слова простые, но точные. Они ложатся прямо в душу, и я вдруг понимаю, что он абсолютно прав.

Зевс тихонько тянется лапой к моей руке, словно чувствуя, что мне нужно немного поддержки. А Иван Андреевич просто сидит напротив, уверенный, как скала. Надёжный. Человек, который просто делает своё дело, не ожидая благодарностей.

– Спасибо, – говорю я. Не только за чай. За всё.

Дом затихает. Я сижу на краю кровати, смотрю в окно. Столько всего надо сделать, как представлю… документы, договора, одежда, обувь. Да и сама квартира. Надо поскорее начать там ремонт, чтобы не стеснять Ивана Андреевича. Он конечно спокойный, но наверное до поры до времени. Такая орава снующих туда-сюда детей, котов – это аншлаг. Зевс тихо урчит рядом, ему надо будет завтра свой лоток купить и корм. Не объедать же богиню. А детям надо куртки новые и ботинки, школьную форму, трусы, майки… бррр. Капец. Все надо. Не говорю уже про себя. Кредит бы взять, так паспорта нет.

Я проверяю бюджет, который остался до зарплаты. На все точно не хватит. Надо завтра самой сходить в квартиру, может, что-то все-таки осталось. Или одалживать у кого-то. И ремонт… За какие деньги его вообще делать?

Осматриваю дом. Всегда мечтала в таком жить. Но при разводе все планы рухнули. Одна я такой бы не потянула, а вдвоем не сложилось. Иван Андреевич… Это, конечно, не мой муж.

Борзов как монолит. Спокойный, уверенный. Его голос, движения – всё подчеркивает в нем человека, который привык быть опорой. Даже его строгие замечания Полине или Милке звучат не как упрёки, а как повседневная забота. Всё будто под железным контролем. Он помогает просто так. Не потому что хочет чего-то взамен. Для него это – как дышать. Спасать, помогать, выручать.

Вот у меня в жизни погром и переворот, а с ним рядом спокойно. Вроде как все наладится. Даже сомневаться в этом не хочется.

Я едва закрываю глаза, как телефон на тумбочке начинает вибрировать.

Что еще случилось?

Зачем звонить так поздно?

Беру телефон и моргаю. Не верю даже, что звонит бывший муж. Узнал уже, что ли, что-то? От кого?

– Да, Виктор? – отвечаю холодно.

– Марья, что случилось? Что за пожар у тебя был? Ты где сейчас? – голос у него грубый, раздраженный.

Глава 6

Будильник тихо барабанит, вырывая меня из глубокого сна. Ещё несколько секунд лежу с закрытыми глазами, мечтая, что всё это – только сон. Что никакого пожара не было, квартира на месте, мальчишки в своих кроватях. Я даже сейчас обрадовалась бы Зевсу, что скребет лапой по лотку и сообщает на весь дом, что он дела свои сделал.

Но чуть грубоватое постельное белье, пахнущее чужим стиральным порошком, непривычные звуки возвращают меня в реальность.

Открываю глаза. Стены вокруг не те, что дома. Нет ни знакомых обоев, ни полки с книгами. Вместо них – деревянные панели, зеркало, белый комод, за окном не небо, а двор и елка. Из родного только Зевс, спящий у меня в ногах. Его подстилки не было, поэтому застелила его покрывало.

Мы действительно теперь здесь. У Борзовых. И совсем не дома.

– Идем завтракать, – зову Зевса.

Он потягивается, выгибаясь дугой, и спрыгивает с кровати. Я быстро умываюсь, даже щетки своей нет, блин. Набираю на палец зубной пасты и чищу так.

Кипячу чайник и параллельно решаю приготовить омлет и сварить кашу.

Коты тут же занимают позиции: Зевс – на стуле, Афина – у двери, чуть поодаль, чтобы не терять королевское достоинство. Мельком смотрю на улицу и замечаю, что Иван Андреевич уже не спит. Расчищает лопатой снег и чистит машину. В пуховике так еще огромней кажется. Как медведь. Быстрый, ловкий, огромный.

Пока запекается омлет, режу хлеб на бутерброды. Запах становится густым, уютным, словно окутывает всю кухню. Выставляю на стол чашки, тарелки. Пусть не идеальный завтрак, но для первого дня точно сойдёт.

Первой на запах еды прибегает Виолетта.

– Марья Андреевна, а что вы делаете?

– Омлет. Будешь?

– Неа.

– Почему?

– А я яйца не ем.

Что-то я не припомню, что у нее аллергия на что-то.

–Почему?

– От них толстеют.

Понятно…

– Это кто тебе такое сказал?

– Полька.

Так и подумала.

– А мой омлет без яиц.

– Да? А с чем?

– А это секретный секрет. Будешь омлет без яиц.

– Без яиц буду.

Пока она не передумала, накладываю ей.

– А кашу будешь?

– Нет.

Ну, кашу она и в школе не ест. Надо будет заняться этим и приучить их. Следом на кухне появляются мои мальчишки. Мишка, зевая, сразу усаживается за стол:

– Мам, что у нас?

– Омлет, каша, бутерброды.

– Всё буду!

Костик молча тянется за вилкой. У мальчишек аппетит всегда отличный, даже дома это было бы без сюрпризов.

За ними Мила. Садится напротив Мишки, тоже ест омлет и специально друг друга пихают под столом. Машу и панду напоминают из мультфильма, когда те делили все.

Полина заходит позже всех, будто нехотя. Оглядывает стол, но даже не притрагивается ни к чему. Достает из холодильника творог и усаживается на высокий стул возле небольшой барной стойки.

– Полина, вот есть место.

– Мне и тут нормально.

Когда все уже заканчивают есть, в дом возвращается Иван Андреевич. Появляется, когда все еще пока сидят за столом. Его взгляд скользит по тарелкам, детям и мне.

Футболка на груди и спине вспотела от работы, но в его случае это скорее придает мужественности и ответственности.

– Вы уже завтракаете? – замечает он.

– Да, давайте с нами, Иван Андреевич, – приглашаю его, вытирая руки полотенцем.

– Я не завтракаю, – отвечает он спокойно.

– Иван Андреевич, это не обсуждается. Если вы хотите, чтобы я кормила всех, то вам придётся показывать пример, – улыбаюсь, стараясь звучать мягко, но настойчиво.

Он хмыкает, скрещивает руки на груди, но через пару секунд всё же усаживается.

– Мне бутерброд, – сдаётся он.

– Бутерброд – не еда, – качаю головой. – Хотя бы омлет или кашу.

– Вы командуете не хуже меня.

– Пап, омлет без яиц, ты не потолстеешь, – с полным ртом нахваливает Виола.

– Да? Что это за омлет такой?

– А вот, – подмигиваю ему.

– Ну, давайте ваш омлет без яиц.

Я улыбаюсь, довольная маленькой победой. Накладываю ему омлет и кашу кладу. Что там бутерброд. Он же мужчина. Питаться надо нормально.

В это утро всё кажется странным, немного непривычным, но удивительно теплым. Словно мы уже маленькая семья, пусть и на время.

Самое опасное на сегодня, что мальчишки мои пока остаются дома. У них просто нет одежды, надо срочно покупать. Одни в чужом доме.

– Костя, сиди как мышь. Если ты и тут что-то сотворишь, то…

– Да понял я, мам…

– Отец ваш звонил.

– Зачем?

– Сказал, что я мать так себе, воспитывать вас не умею, безопасность не могу обеспечить и хочет вас забрать.

– Ну, нет…

– Вот еще что-то натворишь, у него потом точно будут все козыри в руках.

– Я понял, ма…

– Надеюсь.

Но все равно опасаюсь за них.

Глава 7

Детям на перемене раздаю игры, сама сижу за столом, зажав в руке телефон, и выписываю, что мне надо. Тепло от батареи под ногами кажется единственным уютом в этот день. На душе тяжело: в голове крутятся цифры, цены, списки.

Куртка для Кости – три тысячи, ботинки для Миши – две с половиной. Ещё: школьные брюки, рубашки... Трусы, майки. А обувь? Точно, ведь сменку надо. Да и себе надо. Я не могу ходить на работу в одном и том же. Хотя бы два комплекта. Юбку, брюки и пару блузок. Минимальную капсулу собрать и можно это все чередовать между собой.

Но на все нужны деньги. До зарплаты было рассчитано и хватило бы. Но бюджет на одежду не был заложен, потому что все нужное я давно уже купила заранее. А теперь, получается, все надо начинать с начала.

Я листаю объявления, ищу, где можно продать свои серьги и золотой браслет с цепочкой. Те самые, которые были на мне в день свадьбы. Когда-то они казались символом чего-то важного. Теперь – просто вещи, что помогут не остаться на мели.

Этого едва ли хватит, чтобы одеть детей. А ремонт? Надо скорее его делать, пока Виктор не собрался и не подал заявление. Молчу уже о том, что буду питаться за чужой счет. Неудобно, но по-другому просто никак.

Ладно, с Иваном Андреевичем потом рассчитаюсь за все.

Разве что, работу дополнительную необходимо взять...

В учительской пахнет свежим кофе и бумагой. Шумно, кто-то листает журналы, кто-то печатает отчёты на стареньком принтере. За окном зимний день, серый и угрюмый, белые хлопья снега кажутся единственным украшением.

В кабинет директора вхожу с легким стуком в дверь. Она отрывается от монитора и поднимает на меня взгляд поверх очков.

– Марья Андреевна, ну, как вы? Я уже слышала. – Её голос мягкий, но в то же время деловитый.

– Здравствуйте, Елена Васильевна. Можно на пару минут?

– Конечно, проходите, – кивает она на стул напротив.

Я сажусь, чувствуя, как внутреннее напряжение сковывает плечи. В голове крутятся слова, которые нужно сказать правильно, но они всё равно кажутся беспомощными.

– Я хотела поговорить по поводу дополнительной работы, – начинаю, стараясь звучать спокойно. – Может, есть возможность взять ещё часы? Я готова заниматься чем угодно: кружки, факультативы, помощь в библиотеке...

Елена Васильевна снимает очки, кладёт их на стол и опирается на спинку кресла.

– Марья Андреевна, я понимаю ваше желание и положение. Но сейчас всё уже распределено. Часы расписаны, ставки заняты.

– Может быть, что-то освободится? Или кто-то откажется? – надеюсь я, хватаясь за любую возможность.

Она качает головой, её взгляд становится мягче.

– К сожалению, пока ничего не предвидится. Я бы с удовольствием помогла, но бюджет школы ограничен. Мы даже кружки еле держим.

– А на внеурочную деятельность? Может, консультации? Или дежурства?

– Всё распределено, – повторяет она. – Я ценю вашу инициативу, правда. Но сейчас ничего предложить не могу.

Я откидываюсь на спинку стула, пытаясь скрыть разочарование.

– Понимаю.

– Вы можете написать заявление на материальную помощь, немного, но школа поможет.

– Спасибо.

Эх, мне бы кредит, да кто даст без документов… Надо паспорт срочно восстанавливать. И вообще… носить его с собой, а не дома в папочке хранить.

Нужно что-то придумать. Нужно. Для мальчиков. Ради них. Да и ради себя.

Может, телефон заменить на старенький? Часы?

Да, Маш, ты еще шапку и пуховик продай.

Не то все. Даже если я продам всё, это это будет каплей в море.

Подруг у меня особо нет, так коллеги по работе. Но я то знаю, какие у них доходы. Не больше моего. И у кого какие кредиты, тоже знаю…

Времена такие, никто ничего лишнего не держит.

– Марья Андреевна, – окликает Виолетта. У вас телефон звонит.

Переворачиваю мобильный. Иван Андреевич.

– Спасибо, – киваю девочке и отвечаю. – Да.

– Марья Андреевна, я за Виолеттой еду, вас забрать?

– Спасибо, Иван Андреевич, но я еще задержусь. Пока всех детей не заберут, мне надо быть на работе.

– И много их у вас осталось?

– Пятеро с Виолеттой.

– Давайте, я тогда в магазин пока заеду. Что купить? Чем будете нас удивлять?

– Давайте так… вы купите продукты, которые вы едите, а я из них приготовлю.

– Нет. Вы мне лучше список. А то куплю еще не то что-то.

Вот мне как ему составлять список? А если они такое не едят.

– Скиньте. Я выезжаю.

Отключается.

Я быстро строчу минимальный набор. Каши, овощи, мясо, молоко, сметана, хлеб.

Ужас. Это же сколько надо, чтобы прокормить семью из семи человек. Плюс два кота.

Стыдно, но дополняю.

Корм котам и зубные щетки. Три.

Но он ничего не пишет на мой список. Неудобно до ужаса быть в роли просящей.

Можно было бы у Ивана Андреевича одолжить. Почему-то кажется, что он бы не отказал. Но и потом бы не взял назад. Он же спасатель. Спасатели за свою работу денег не берут. Не могу я позволить себе выглядеть слабой. Дети не должны видеть, что я сдалась и не борюсь. А то на раз два и Виктор их заберет.

Надо вечером еще посидеть и поискать подработку.

И надо бы набраться смелости и сходить в свою квартиру. Посмотреть на нее, оценить масштабы и, возможно, найти что-то, что уцелело.

Глава 8

Возвращаюсь домой с пакетом покупок в одной руке и ключами в другой. Утром отвёз девчонок и Марью в школу, а вот мальчишки ее пока остались дома, потому что после пожара мы их забрали в шортах и футболках.

Поэтому заскочил на работу и взял по сменному комплекту и спортивному костюму. Размеры у них мелкие, такие у нас вообще мало расходятся. У меня сегодня ночная смена, поэтому день проведу с ними.

Дом стоит. Дыма из окон – нет. И на этом спасибо, пацаны.

Захожу на кухню – и сразу обалдеваю: как оставили утром все в спешке, так никто ничего и не убрал. Тарелки, как стояли на столе, так и остались, в раковине гора посуды, стол усыпан крошками.

– Бойцы, – на весь дом, – почему посуда не убрана? – голос звучит строже, чем обычно. Ставлю пакеты на стол, осматриваю творческий беспорядок. – Вы решили, что у нас тут волшебная кухня? Или мамы вашей не хватает?

Мальчишки появляются в дверях, переглядываются. Мишка молчит, а Костя, как старший, пытается взять ситуацию под контроль:
– Так там же посудомойка...

Поднимаю бровь, усмешка рвётся наружу.
– Ну да, конечно. А она у нас что, голосовая? Окей, посудомойка…

Мишка прыскает в кулак, но сразу замолкает, как только ловит мой взгляд.
– Сейчас сделаем, – бурчит Костя.

– Не сейчас, а прямо сейчас, – добавляю, бросая ему тряпку. – Давай, загружай. И чтоб я слышал, как тарелки гремят.

Мишка начинает вытирать стол, толкая локтем Костю, тот фыркает, но берётся за дело.

– Другое дело. Я вам тут привез спортивные костюмы и кеды. В пакете. Как закончите, разбираем, переодеваемся. Будете как настоящие спасатели. И идем во двор, надо снег почистить.

С девчонками надо нежностью, терпением, лаской. Своеобразное "воспитание с сердцем". А вот с мальчишками… По молодым ребятам, что к нам приходят работать, знаю, что нужен другой подход – "воспитание с мускулами". Если не приучить их сейчас к работе, к ответственности, потом будет поздно. Им не мамино тепло искать надо, а самим его создавать.

– Я болею, – пытается отлынивать Костян.

– Болеешь, говоришь? – кидаю на Костю взгляд, и тот сразу ёжится. – Вот как раз снег почистишь – сразу поправишься. Труд и свежий воздух – лучшие доктора. А ещё спорт. Настоящие мужики не ныть должны, а делать.

Мишка хихикает, но быстро замолкает, когда я киваю в его сторону.

– Ты тоже не расслабляйся. Снег сам себя не уберет, а спасателям, кстати, работа на улице – раз плюнуть. Учитесь с малых лет, как мужики. Переодеваемся.

Костя закатывает глаза, но идёт за одеждой.

Смотрю, как они натягивают теплые спортивные костюмы, шапки, выделяю по паре теплых носков, которые они надевают под кеды, которые на пару размеров больше, чем надо. Но это пустяки. Мишка ещё что-то бурчит себе под нос, но я делаю вид, что не слышу.

– На улице холодно, не стойте, как столбы. Берем лопаты и чистим снег. Мишань, ты в ту сторону, Костян, – ты к воротам. Девчонки вернутся, у нас тут порядок будет.

– Михан, – подначивает брата, – это называется эксплуатация детского труда!

– Эксплуатация – это когда мама одна за всех пашет, – вмешиваюсь, – а вы даже посуду убрать не можете, – парирую, натягивая перчатки. – А это… жизнь. Снег уберете – мышцы окрепнут, кровь по венам разгоните. Сплошная польза, хуже точно не станет. Потом отожмётесь пару раз – и здоровы будете, – подмигиваю.

Чистим втроем снег.

– Костя, – обращаюсь к старшему, размашисто перекидывая снег в сторону. – Ну, рассказывай. Что это за эксперимент у тебя такой был?

Он сначала молчит, потом бурчит:

– Да ничего особенного… Простой опыт. Марганец, фольга… Я хотел посмотреть, как реакция пойдёт.

– Реакция? – интересуюсь, словно говорим о погоде. – И что хотел увидеть?

– Ну… тепло, химическую реакцию. Это же интересно! – в голосе слышится оправдательная нотка.

Я киваю, подкидывая следующий ком снега на сугроб.

– Интересно, согласен. Только вот, Костя, для экспериментов, особенно таких, нужно место, оборудование и... мозги. Дом – не лаборатория, а твоя кухня – не кафедра химии. Тут не поджигать надо, а думать, что и где делаешь.

Костя застывает на секунду, потом ворчит:

– Да я всё нормально делал. Не первый раз. Не думал, что потолок загорится.

– Тебе нормально, а маме вашей теперь что делать, после твоего нормально? Представляешь, что там в квартире? А она одна. Как собираетесь ей помогать-то?

Глава 9

Ближе к пяти приходят мои мамочки из родительского комитета с двумя огромными сумками-баулами.

– Марья Андреевна, это вам, – ставят возле доски и устало выдыхают.

– Мы понимаем в какой вы сейчас ситуации, все потеряли, вот собрали вам... у кого что было.

– Знаем, как вам сейчас тяжело.

Я киваю, сжимая пальцы так, что ногти впиваются в ладони.

– Спасибо вам. Это… – в горле сразу образуется ком, – да не надо было…

– От старших детей осталось, новые пока дорастут… А вам нужнее сейчас.

– Спасибо, больше… – я неловко прикладываю пальцы к губам, чтобы не расплакаться.

– Смотрите, тут, – раскрывают одну сумку, – рубашки, теплые свитера, пара джинсов, а тут – детская куртка, ботинки.

Все ношеное, но чистое и аккуратное. Вещи, которые кто-то бережно отобрал, будто передавал частичку своей доброты. Пахнут чужим домом, чужим порошком, но в этот момент они для меня становятся ценнее, чем новенькие вещи с ярлыками.

Сама когда-то собирала одежду в Красный Крест. Выбирала аккуратно, чтобы не было потертостей, зашивала порванные швы. Тогда думала, что помогаю, и не знала, что сама когда-нибудь окажусь на месте той мамы, которая достанет из пакета чью-то куртку.

– Марья Андреевна, – звонит Иван Андреевич, – я вас жду на стоянке. Мила там внизу должна еще быть.

– Иван Андреевич, а вы бы не могли подойти к школе, – снова приходится его просить. – Мне тут родители собрали для мальчишек одежды две сумки, боюсь, не донесу сама.

Моя квартира встречает нас запахом гари. Сразу бросается в нос – едкий, горький, будто выедает всё внутри. Запах горечи. Удушливый привкус утраты. На мгновение я задерживаюсь на пороге, от того что сердце сжимается до боли.

Коридор встречает меня пустотой и ощущением будто стены сжались, став уже и выше, как в давящем кошмаре. Потолок покрыт потеками сажи, которые, будто тёмные слёзы, стекают вниз. Вдоль стен – следы от воды, грязно-серые полосы, оставленные пожарными шлангами. Линолеум вспучился от тепла, обугленные края кое-где торчат вверх, будто рваные раны.

В углу, под слоем пепла, виднеется кроссовок Мишки – его любимый, с зелеными полосками. Один. Второго не видно, наверное, сгорел или затоптан. На вешалке обгоревшие куртки.

Кухня встречает обугленными шкафчиками, которые словно выдохнули свои последние остатки силы. Стекло окна треснуло, рамы почернели от копоти, а от занавесок остались только черные лоскуты.

Иван Андреевич стоит в дверях, даёт мне время оглядеться. Виолетта и Мила молча заглядывают в квартиру, не решаясь ступить внутрь.

– Вот что бывает, если не соблюдать технику безопасности, – тихо говорит Иван, обращаясь к дочкам.

Да. И Косте еще влетит за это. Вчера я просто была то ли в шоке, то ли в трансе от всего этого, но сегодня картина как никогда ясная.

Из нашей комнаты забираю железную коробку Кости. Она обуглилась сверху, но, возможно, то, что было внутри уцелело. В шкафу лежат стопками обуглившиеся вещи. Если перебрать, может, что-то и осталось.

Я забираю чудом уцелевшую нашу общую фотографию с мальчишками и Зевсом, когда он был ещё котёнком. Угол фотографии почернел, но лица уцелели. Мне нужна какая-то точка опоры.

– Здесь страшно… – Виолетта озирается, шепчет, будто боится потревожить тишину.

– А что у них нет огнетушителя? – спрашивает Мила.

Я вытираю слезы, чувствую, как мои руки дрожат.

– Не все думают, что может случиться пожар. Люди считают: это где-то далеко. Вот вам реальный пример, почему важно быть готовыми ко всему, – Иван чуть хмурится, но отвечает спокойно.

Хоть и жестко, но он прав. Я не думала, что это может случиться со мной.

– Виолетта, Мила, подождите нас в коридоре, – голос Ивана Андреевича звучит ровно, но с той ноткой, которая не оставляет места для споров. Девочки молча кивают и, переглянувшись, исчезают за дверью.

Я остаюсь с ним в комнате.

– Марья Андреевна, – он зовёт меня, и в его голосе нет привычной строгости. Только спокойствие. Только уверенность. – Всё обойдётся, – продолжает он, голос низкий, спокойный, будто его уверенность может вытянуть меня из этой пропасти. – Просто нужно время.

Я пытаюсь что-то ответить, но слова застревают в горле. Вместо этого слёзы наворачиваются на глаза, а затем обрушиваются лавиной. В груди комок, руки дрожат, и я больше не могу сдерживаться. Сдаюсь.

Закрываю лицо ладонями и сваливаюсь в истерику.

– Марья Андреевна, – его тёплая ладонь ложится мне на плечо, уверенно, но бережно. Так страшно одной со всем этим справляться. Так страшно… Что я разворачиваюсь и утыкаюсь лицом в его грудь. Ткань его толстовки грубоватая, пахнет снегом, чуть влажным воздухом и чем-то мужским, надежным.

– Марья… Андреевна… – держит меня, позволяя выплакать всё, что рвётся наружу. – Марья… – не отталкивает и ждет. – Маш…

Маш… Вдруг слышу я, и моё сердце сжимается от неожиданности. От него этого звучит так тепло и мягко. Иван произносит моё имя так, будто пробует его впервые. И в этом звуке – что-то сокровенное, что-то, что не даёт мне отстраниться.

Поднимаю голову. Встречаюсь взглядом с его. Глаза цвета мокрого асфальта после дождя – глубокие, непроницаемые, чуть хмурые.

Его взгляд медленно сползает с моих глаз к губам. И в этой секунде заключено всё. Время замирает, а между нами возникает какое-то непонятное напряжение. Густое, опасное, как перед грозой.

Глава 10

Слышала как-то, что передние сидения — это как трон в маленьком королевстве. Для него и для нее. И рядом с королем должна сидеть только одна — та, с кем ему легко молчать и говорить одновременно.

Машина ровно гудит, укачивает всех внутри. На заднем сиденье девочки перешёптываются, их голоса сливаются в мягкий фон. А я притянута ремнем безопасности и молча сижу рядом с Иваном Андреевичем.

В груди всё стянуто тугим узлом, горло пересохло, и пальцы крепко держат сумку на коленях, вдавливая ногти в ткань. Эта небольшая боль немного возвращает в реальность, как якорь посреди бурного моря.

Что там произошло? В квартире?

Этот вопрос будто записан на заезженной пластинке и не дает расслабиться.

Щёки горят, вспоминается момент, когда я уткнулась в его широкую грудь. Неуклюжий порыв, который ощущается сейчас как странный шаг в пустоту. Тепло, которое исходило от него, так и осталось где-то внутри. Плечи до сих пор помнят, как он осторожно коснулся меня, словно боялся напугать. Даже теперь кажется, что от его прикосновений становилось легче.

И это его "Маш..." Три коротких звука, как удар. Невольно губы плотно сжимаются, а внутри, будто от его голоса, опять всё горит.

Маш. Совсем не Марья Андреевна, не "вы", даже не "Марья". Просто Маш… Как будто так меня называют часто. Как будто между нами и должно быть это слово — простое, тёплое, будто уже давно наше.

Живот вдруг сводит тёплой волной, дыхание становится сбивчивым, плечи немного напрягаются.

Украдкой бросаю взгляд на его отражение в стекле.

Сильный, надёжный, будто скала. Такой человек наверняка притягивает внимание. Интересно, есть ли у него кто-то или он один?

В животе что-то сжимается, тепло расходится по телу, как от крепкого объятия. Тяжёлый пуховик на коленях кажется лишним, но я сижу неподвижно. Вроде бы это просто нервы, но ощущение странной энергии от его присутствия не уходит.

Машина подскакивает на выбоине, и это движение будто толкает сердце сильнее. Ладони влажные, спина липнет к сиденью, тело выдаёт всё то, что я не хочу признать.

Это просто реакция. Просто последствия того, что я пережила.

Но попытки убедить себя рассыпаются, как горстка песка.

– Папа, а правда, что Марья Андреевна плакала? – вдруг раздается сзади голос Милы.

Тело напрягается, словно кто-то тронул открытый нерв. Щёки пылают, в груди снова сжимается.

Иван не отвечает сразу. Я краем глаза вижу, как он крепче берётся за руль. Его руки – сильные, уверенные – будто способны удержать не только машину, но и всё вокруг.

– Виолетта, – наконец звучит его голос, ровный, сдержанный. Воздух в салоне становится спокойнее. – Мы же договорились: взрослые обсуждают свои дела сами.

– Ну ладно, – бурчит она, и девочки возвращаются к своему шепоту.

А я? Я глубже откидываюсь на спинку сиденья, пытаясь сделать хоть один ровный вдох.

Спасибо.

Спасибо, что он просто здесь. За то, как он молчит с уверенностью, которая кажется правильной. Но расслабиться все равно не получается.

Маш, хватит.

Это просто человек.

Просто надежный человек.

Не помогает. Вместо того чтобы сосредоточиться на делах, я украдкой ловлю его отражение в окне, как будто ищу в нём что-то, что объяснит, почему мне так сложно отвести взгляд.

Снова пальцы врезаются в ткань сумки, а ноги невольно чуть сдвигаются ближе друг к другу, словно пытаюсь укрыться.

Спустя двадцать минут на кухне царит привычный вечерний хаос. На одной конфорке варится суп, на другой шипит картошка. Ловлю себя на том, что всё делаю на автомате, но главное, чтобы было вкусно и сытно. Нож стучит по разделочной доске, пока Виолетта нарезает огурцы, Мила – помидоры, Мишка – расставляет тарелки. Зевс крутится под ногами, Афина, как истинная королева, устроилась на спинке стула и наблюдает за процессом.

Иван Андреевич собирается сегодня в ночную смену, поэтому хочу успеть, чтобы поужинал с нами.

– Кто папу позовет ужинать?

– Я! – первой кричит Виолетта, но срываются за ним они одновременно с Милой.

– Девочки! Аккуратней…

Надо будет следующий раз сказать это сделать кому-то одному. Значит, поужинаете нормально и с собой я вам что-то положу, – отрезаю, даже не отвлекаясь от плиты.

Иван Андреевич спускается с двумя своими принцессами на руках.

– А Полина?

– Сказала, что ужинать не будет. Костя тоже.

– Вы ее не заставляете?

– Нет. Проголодается, поест сама. Не маленькая.

– Ладно. Позже их покормлю.

Иван с детьми садится за стол. Пока едят, я быстро заполняю контейнеры: суп, картошку, несколько бутербродов.

– Марья Андреевна, это не обязательно. Я ночью не ем.

– А вдруг захотите? Если что привезите назад. За ночь не испортится. В холодильник только поставьте.

– Спасибо. Вы справитесь?

– Конечно. С тридцатью справляюсь, а с пятью не справлюсь? – улыбаюсь ему и ставлю пакет с готовыми контейнерами. – Не волнуйтесь, детей я покормлю, уроки сделаем.

После ужина все разбегаются, а я сгружаю посуду в посудомойку. Такое счастье просто на кухне готовить и не думать о том, что у тебя нет дома.

Как вдруг на полке в коридоре начинает играть чей-то телефон. Быстро вытираю руки о полотенце и аккуратно беру телефон.

Иван Андреевич забыл.

Но когда смотрю на экран от неожиданности даже перестаю дышать.

Наташа.

Глава 11

Наташа…

Я выключаю звук на телефоне и продолжаю мыть посуду.

Не красиво отвечать на его телефон. Еще подставлю… Я же знаю, что это за Наташа и как отнесется к тому, что я тут живу.

Но через минуту телефон снова оживает. И снова эта Наташа.

Не сложно ответить и сказать, что забыл телефон, но я сразу представляю, что мне было бы неприятно, если бы я звонила своему мужчине, а мне бы ответила какая-то посторонняя женщина, еще и сказала, что живет там.

Иван Андреевич слишком много хорошего сделал для меня, чтобы я так его подставляла.

Телефон на мгновение замирает и снова оживает.

А может… он ищет телефон? Попросил кого-то набрать, чтобы найти?

Вот это реально.

Ладно, может, правда ищет? Волнуется? Может, там важное что-то.

– Алло, – спокойно отвечаю.

На том конце кто-то от неожиданности затихает.

– Алло-о-о…

– А вы кто такая? – раздается раздраженный голос.

– Эм… домработница, – выдаю первое, что придумываю, чтобы его не подставить.

– Домработница, которая отвечает на телефоны? Спишь с ним, что ли? – высокомерно отвечает, собираясь вывести меня на эмоции.

– Иван Андреевич уехал на работу и забыл свой телефон, он вам перезвонит, – спокойно отвечаю, не обращая внимания на ее злорадство.

– Беги от него лучше. С ним легко, пока ему удобно, а потом... О, тебя ещё ждут сюрпризы. Поверь мне.

В её словах я узнаю типичную манипуляцию. Женщина, которая не может отпустить. Таких в жизни видела много.

– Спасибо за предупреждение, – говорю я.

– Сука!

Разговор обрывается. В комнате снова становится тихо, и я чувствую легкое покалывание на шее. Но что-то внутри меня уравновешивается.

Я заканчиваю мыть посуду и, прежде чем идти к детям, невольно оглядываю себя в зеркале. Мельком вижу, как морщины вокруг глаз стали глубже, а между бровями появилась углубившаяся складка. Лицо не обманет – не молодею.

А хотелось бы снова двадцать, нет лучше, двадцать пять. Когда еще и красота есть и уже появились мозги. Мужчины оказывают знаки внимания, чувствуешь себя желанной и интересной. После развода и не ощущала уже этого. Да и где? Весь круг мужчин возле меня это трудовик, физрук и папы детей, которые забирают своих детей из школы. Да и Иван Андреевич, один из них.

В сорок уже не пойдешь по принципу «он хороший, значит, подойдёт». В двадцать можно было закрыть глаза на его недостатки или, если не так что-то, найти другого, но теперь хочется стабильности. Теперь уже не раз, но навсегда.

И чтобы сразу душа в душу. Чего-то стопроцентного. Чистого, без оговорок. Но ведь таких почти нет. Либо они заняты, либо… ну, не знаю. Уже не в том возрасте, чтобы оправдывать себя и принимать чужие отговорки.

Подходящих мужчин всё меньше. Вроде бы и есть, но не те. И, чёрт возьми, не подходящие вовсе. Прекрасно понимаю, что могу, наверное, начать что-то с кем-то. Но у меня дети, он должен понравиться не только мне, но и им. А это уже сложно.

Поэтому… в сорок пять остается растить сыновей, воспитывать кота, ходить на работу и смотреть сериалы.

Поправляю волосы и, улыбнувшись самой себе, иду к детям. Сначала заглядываю к Полине, та бурчит только в ответ. Помощь не нужна, есть не хочет, во взгляде - “жизнь – боль”.

Благодарю ее за тетради, которые Иван Андреевич попросил ее дать нам. Писать же надо в чем-то и в школу возвращаться. Мила с Мишкой и котами играют в гостиной, поэтому я иду к Косте.

Первый раз после того злополучного дня оказываемся наедине.

– Кость, что там произошло?

– Мам, прости. Из-за меня все.

– Костя, тебе же не пять лет. Ты не понимаешь, что ли? Я же просила не производить эти опыты в квартире!

– Мам, ну, там…

– Ну там…? Ну там теперь ничего не осталось. А все потому, что ты просто захотел. Ни документов, ни вещей. А ты вообще представляешь, что было бы, если бы ты погиб? Или Мишка? Или вы оба? Мне что потом делать? А? Как Жить? Ты об этом подумал?

– Я не хотел, ма…

– Я думала, ты уже взрослый. А ты безответственный, маленький мальчик, который живет своими хочу. Отец ваш теперь хочет вас забрать к себе, потому что я мать плохая. Безопасность вам не обеспечиваю. К нему теперь хочешь? С мамой, видимо, слишком хорошо жилось? Спокойно? Хочется криков, приказов, всегда быть виноватым там, где ошибся он? Ты хочешь вернуться к этому?

– Марья Андреевна, – к нам заглядывает Полина, – это папа, хочет с вами поговорить.

Черт. Может, его это Наташа нашла и наговорила, что я ей нагрубила…

Глава 12

Забираю у Полины телефон и иду на кухню.

– Да.

– Марья Андреевна, всё нормально? Как там дети? – в голосе его звучит ровная забота, как всегда.

– Всё хорошо, – стараюсь говорить спокойно. – Мы поужинали, уроки делаем.

– Отлично. Я, наверное, свой телефон забыл, не находили?

– Находила, – мысленно выдыхаю. По крайней мере на меня не нажаловались, но все равно надо рассказать.

– Выключите звук, чтобы не беспокоил. Мне могут звонить. Завтра утром детей в школу отвезёт мой отец, я его предупредил. Я не успею.

– Поняла, – киваю, хотя он этого не видит.

На секунду замолкаю, но не могу не сказать. Всё-таки это его касается.

– Иван Андреевич, – тихо добавляю. – Тут… такое дело… – оборачиваюсь, проверяя не подслушивает ли меня кто-то.

– Что… Марья…?

– Звонила Наташа.

Слышно, как он выдыхает.

– Куда звонила? – его голос остаётся спокойным, но я замечаю едва уловимую жёсткость в интонации.

– На ваш телефон. Я не хотела отвечать, честно, это не в моих правилах, но… – признаюсь, нервно перебирая край полотенца. – Простите, она звонила несколько раз подряд. Я подумала, может, что-то важное… Или это вы ищете свой телефон с другого номера.

– Не надо отвечать на звонки на моем телефоне, – резко отрезает. – Ни когда я дома, ни когда меня нет.

– Я…

– Следующий раз лучше выключите звук полностью или сам телефон.

Блин. Конечно, некрасиво получилось. Сама бы не хотела. Зачем вот…

– Что она хотела? – перебивает мои мысли.

– Искала вас. И я же не знаю, в каких вы отношениях, не хотела вас подставить, поэтому сказала, что я домработница.

– Марья Андреевна…

– Простите.

Тяжело вздыхает.

– Что говорила?

– Бежать от вас, – усмехаюсь сама себе, произнося это вслух.

– Бежать?… Сказала, что в темпе олимпийского спринта или забыла?

Пффф. Не понимаю, шутит сейчас или нет.

– Ладно, Полина знает?

Полина?

– Нет. А надо?

– Не надо, и не говорите.

– Хорошо.

Ничего не понятно, но я и не лезу в их дела. Причем тут Полина, кто эта Наташа? Вообще не мое дело. Но интересно.

Встаю рано, чтобы сделать завтрак. Накладываю сразу и Ивану, оставляю в холодильнике, чтобы позавтракал. Кормлю быстро детей, котов, собираюсь сама.

К восьми подъезжает отец Ивана Андреевича. Не то чтобы мы знакомы, но пару раз он забирал Виолетту.

– Как же вы так, Марья Андреевна? Да еще и под Новый год.

– Ну, вот так, – пожимаю плечами. – Миша, держи шапку, – подаю сыну, завязываю шарф Виолетте.

Полина быстро обувается и накидывает куртку.

– Полина, а шапка?

Она закатывает глаза и усмехается.

– Я не маленькая.

Ну да. Я по привычке со своими первоклашками.

– Костя, вон, тоже не маленький, а дом спалил. Глаз да глаз за вами...

– Мам…

Полина быстро разворачивается и выходит на улицу.

– Давайте, все бегом в машину, – кивает Андрей Станиславович. – Я закрою тут, – ждет меня.

– Не обижают они вас тут?

– Да нет, что вы, – застегиваю сапоги. – Вообще не представляю, что бы сейчас делала, если бы не Иван Андреевич.

– Ишь… Иван Андреевич. Ваня может быть резким, таким знаете, правдорубом, но вы не обижайтесь.

– Да я не обижаюсь…

– Хех, – усмехается добродушно Андрей Станиславович, закрывая дверь, – собрались же. Иван да Марья. Ну, прямо как в сказке. Только в нашей версии он не богатырь, а спасатель, а вы, Марья Андреевна, не в тереме сидите, а с детьми да котами разбираетесь.

Я улыбаюсь ему в ответ. За всей этой суматохой и не заметила.

– Мне бы рыбку золотую, чтоб ремонт в квартире новый и домой вернуться, а не мешать тут.

– А Ваня наоборот сказал, как бы так вас подольше задержать...

Глава 13

Утро быстро переходит в день, и я снова с головой погружаюсь в работу. Проверяю тетради, провожу уроки, кто-то из малышей подходит с вопросами. Всё привычно, всё как обычно.

"Как бы вас подольше задержать."

Шутка или… что?

Почему ему сказала это? Что это значит? Иван Андреевич – взрослый человек, просто помогает. Но... А если это неправильно? Влезать в чужую семью, даже с его разрешения, — это уже не педагогично. Это, как ни крути, не моё место. Не мой дом. Не моя история.

Каждый раз, когда Полина закатывает глаза или Виолетта строит милую улыбку, ловлю себя на мысли: а как они это видят? Думают ли, что я пришла сюда надолго? Или считают, что я им навязалась? Неловкость застревает где-то в области солнечного сплетения и не дает спокойно дышать.

– Ведешь своих? – заглядывает Иришка.

– Ага.

– Дети, берем спортивную форму и выходим на коридор.

Наши классы вместе на физкультуре, поэтому мы с подругой отводим их в раздевалку, а у самих есть целый урок, чтобы попить чая и передохнуть.

– Ну как, ты? Может, надо было все-таки ко мне? – Ира заваривает себе и мне чай, я пересыпаю в тарелку печенье.

– Ну куда к тебе. У тебя и так там родители, дети, муж. Это так странно, но я живу у своей ученицы.

– В смысле?

– Ее папа пожарный, так получилось, что тушил как раз наш пожар. Ну и… я тут такая вся… бомж короче. Позвал к себе.

– Ого? – она поднимает брови. – Мужчина. И как его зовут?

– Иван Андреевич.

– Так официально, Маш? – тянет она, улыбаясь в уголках губ. – А мама не против, что вы живете с ними?

– Так нет мамы?

– А где она?

– Не знаю. Такая тема… ммм… неловкая. Я не спрашивала. Но он точно не женат и я ее не видела.

– И как он?

– Кто?

– Ну пожарный этот твой?

– Чего это он мой?

– Маш, ну по-любому, если он пожарный, то нормальный, туда, таких, как твой бывший, не берут.

– Ира. Хватит.

– Он красивый? – поддевает, откидываясь на спинку стула.

– Да не знаю я, – фыркаю, стараясь не выдать смущения, и отпиваю чай.

– Ну-ну, – она хмыкает. – Маш, давай честно. Мужик взрослый, небось ещё и мужественный. А ты всё одна да одна. Может, оно и к лучшему, что вы там вместе?

– Ир, ну тебя! – отмахиваюсь, но чувствую, как уши начинают гореть. – Попросились переночевать, а задержались на всю жизнь?

– Может, ему тоже одному грустно?

– Слушай. Таким мужчинам…

– Что?

– Ничего. Все, Ир. Он отец моей ученицы. Мне даже неловко думать о чем-то таком.

– О чем это о таком? Тебе лет-то сколько?

– Вот именно. Сколько. Сорок пять. Тут уже на пенсию надо собираться, а не на мужчин смотреть.

– А ты не смотри, а окружи заботой и поддержкой. Тебе и делать ничего не надо будет. Дети вырастут. И у него, и у тебя. А так, на пенсии не скучно будет. – Я закатываю глаза и выдыхаю.

– Е-мое, Маш, ты же помнишь, что завтра у меня юбилей.

Блин.

– Стой. Я знаю, что ты скажешь. Платье, я тебе принесла. Подарок ты мне уже подарила. Жить у тебя есть где, дети не бедствуют, без мамки вечер проведут. Пойдем, развеешься, тебе полезно.

– Ир…

– Ничего не знаю.

– Ну может, у него смена будет, я детей своих боюсь оставлять без присмотра дома. Еще чего наделают там. За тот дом я всю жизнь расплачиваться буду.

– А что у него за дом?

– Коттедж?

– Вау. Короче, ты идешь.

Мне и подругу не хочется огорчать, но и идти нет настроения.

– Маш, – окликает подруга, – у тебя телефон гудит.

Точно. Я поднимаюсь и иду к вибрирующей сумке. Достаю мобильный. И на подругу.

– Да, Иван Андреич.

– Марья Андреевна, здравствуйте, – со своего телефона, значит уже дома, – как дела у вас там были ночью и утром?

– Все хорошо, не волнуйтесь. Я… – смотрю на подругу, догадываюсь, что сейчас будет подкалывать, но переживу уж как-то это, – я там в холодильнике оставила вам завтрак и обед.

Ира одними губами говорит мне “вау” и поднимается.

– Да? Спасибо… Тогда поем и буду отдыхать. У меня занятия вечером, поэтому…

– Мы доберемся сами.

– Отец мой, к сожалению тоже уехал. Давайте я вам такси выхову.

– Не волнуйтесь, мы сами.

– Спроси, – шепчет рядом со мной. Я машу ей рукой, чтобы уходила. – Спроси!

– Что спросить Марья?

Черт.

– Ничего, Иван Андреич.

– Ну как ничего, Маш, – уже не шепотом говорит Ира. – И забирает у меня телефон. – Здравствуйте, это Ирина Владимировна.

– Ира! – пытаюсь ее остановить. Ну детский сад, ей богу.

– Мне тоже, Иван Андреевич. Такая у нас ситуация. У меня завтра юбилей, Маша моя хорошая подруга, несмотря на то, что случилось, хочу чтобы она пришла. Она переживает, что у вас смена и дети будут дома одни. – Затихает. Слушает его и улыбается довольно.

Я. Ее. Убью.

– Очень хорошо. Спасибо.

И отключается.

– Зачем ты это сделала?

– Ох… какой у него голос…

– Обычный у него голос.

– Маш, ты подумай-то, такого мужика, как он, упускать нельзя. Мужчин-спасателей не каждый день встретишь. И заметь, он не только в профессии спасатель.

Глава 14

Иван

Телефон в кармане вибрирует, как назойливый комар. Достаёт меня уже минуту подряд – это точно мама. Отвечаю, пока она не набрала третий раз подряд.

– Алло.
– Ванечка, ты дома? Как там у вас дела?

Выдыхаю. Не маленький. Но ей можно.
– Всё в порядке, мам, – открываю холодильник.

– Вань, я к вам, может, вечером зайду, приготовлю что…

– Мама, у меня тут битком еды. Марья Андреевна наготовила.

Смотрю на ровные контейнеры: супы, гарниры, салаты. Все аккуратно подписаны, чтобы не перепутать.

– Наготовила? На всех, что ли?

– На всех.

– Ай… какая молодец. Ну, ты это, женщину-то не нагружай, а то сбежит.

– Так я ее не держу, мам. Но ей идти некуда. Там от квартиры ничего не осталось. Когда она ее еще восстановит…

– Но ты все равно… Она твоя гостья, а не домработница. Пусть лучше девочкам с уроками поможет.

– Мам, мы разберемся сами.

– Знаю я, как ты разберешься. Тебя же ни одна женщина выдержать не может, как ты разбираешься.

– Мам, все, не начинай, а?

Выкладываю на стол контейнер с котлетами, картошкой и свежим салатом. Марья действительно постаралась, хотя я ей говорил, что не обязательно готовить.

– Таких женщин, Ваня…

– Каких таких?

– Вот таких! Отзывчивых, внимательных быстро разбирают. Ты вот редко ходишь, а я как приду, все расспрошу, она всегда расскажет и подскажет.

Ну-ну. Помнится, как отчитать меня хотела как мальчишку, когда зашел к ней, и сам себе усмехаюсь.

– Успокойся, мам. Всё под контролем.

Накладываю в тарелку еду и ставлю в микроволновку.

– Ладно, Ванечка, я загляну завтра, супчик сварю.
– Супчик уже есть. Мам, отдыхай, – строго говорю, чтобы отбить её энтузиазм.

– Угу. Ты только слушай, как бы она от тебя не убежала. Такие женщины – редкость.

Мама отключается. Смотрю на телефон и хмыкаю. Марья действительно молодец, но зачем из этого раздувать целую историю?

После обеда, отоспавшись, еду на вечерние занятия для будущих спасателей. Потом забираю компанию из школы. И понимаю, что все-то не поместятся. У отца машина больше, он их всех разместил, у меня обычный кроссовер на пять мест, а пассажиров у меня теперь – семеро.

– Вы езжайте все домой, – предлагает Марья, – а я еще хотела сходить и написать заявление на восстановление паспорта.

– Нет, давайте все вместе, а я вас потом отвезу.

– Так мы не поместимся…

– Поместимся.

Рассаживаю детей. Косте на колени сажаю Милу. Остальные плотно ужимаются, Мишка вообще опускается в ноги. Безопасность, конечно, хромает, но тут ехать минут десять и что-то надо придумать.

– Пап, мне тесно, – начинает первой Поля, едва отъезжаем от стоянки.

– Нам недолго ехать.

– Милка мне всю юбку помнет.

– Погладишь, – отвечает за меня Костя.

– Я тебя не спрашивала, – огрызается в ответ.

Что за характер… Но надеюсь, что все же только период такой, потом станет получше.

За десять минут долетаем до дома. Вываливаемся из машины. Пусть тесно, пусть как шпроты в банке, но зато вместе.

Марья быстро всех кормит, потому что оставить всех голодными она не может. Я назначаю Костю главным. Несмотря на его провинность, он все же старше всех и мужчина. Посмотрим, как справится.

Отъезжаем с Марьей от дома. Она теребит постоянно кольцо на пальце.

– Что-то хотите спросить?

– Да. Нет. Ммм…

Хочет. Торможу на перекрестке, пропуская машины.

– Говорите, – поворачиваюсь к ней.

– Иван Андреевич, во-первых…

– Маш, а давайте уже без отчеств? – перебиваю ее. – Не на работе же.

От неожиданности раскрывает свои губы и нервно облизывает их кончиком языка.

Марья замирает на секунду, потом всё-таки выдавливает:

– Хорошо… Иван.

Улыбка проскальзывает сама собой. Сложно не заметить, как она смущена, но старается держаться.

Это мило.

– Иван, я хотела извиниться еще раз за тот звонок. Просто телефон звонил несколько раз подряд, я подумала, может, что-то срочное… – голос становится тише, – я, правда, не хотела вмешиваться.

Нервничает, и это отзывается легким теплом внутри. Она другая. Её искренность сразу выдает настоящие эмоции. Взгляд спрятала, пальцами теребит край шарф. Никакой игры, никаких масок.

Странное чувство – почти как привилегия. Видеть кого-то таким настоящим.

И даже злость за этот случай развеялась сама собой.

– Всё нормально, Маш, – стараюсь ее успокоить. – Ситуация неприятная, но ничего страшного.

– Я, правда, боялась, что это ваша женщина и я… так сказала… потому что она так возмущалась… – Марья запинается, не оставляя шарф в покое.

Это не та тема, о которой хочется говорить, но, наверное, ей лучше знать.

– Наталья – моя первая жена.

Марья слегка приподнимает брови, но ничего не говорит.

– Полина её дочь, – добавляю.

– Эм… А Мила и Виолетта?

– Они от второго моего брака. После развода Поля по суду осталась жить с матерью. Мне она полностью ограничила встречи с дочерью.

– Так же нельзя.

– Она выставила меня жестоким тираном, который издевается над ребенком. И пока я доказывал обратное, она Полю довела до нервного срыва. Из больницы ребенка забрал уже я, после этого она живет со мной.

– А какие отношения сейчас у них?

– Сейчас мамаша опомнилась, что у нее взрослая дочь и ей нужна подружка. Но Поля сама не хочет общатся с ней.

– Я… чем больше вас узнаю, тем больше понимаю, что ошибалась тогда в вашей оценке… когда вы ко мне пришли в кабинет поговорить.

– Да вы мне тоже, Маш, показались той еще строгой училкой-стервой.

Она поджимает губы и усмехается.

– Думаете, я другая?

– Похоже на то, – улыбаюсь ей, мимолетно, чтобы не смущать ещё больше.

– Не каждый выдержит жену-учительницу.

На несколько секунд в салоне становится тихо, только ровный звук мотора.

Глава 15

– Мужчина не должен быть таким, что его переделывать нужно, Маш, – руль сжимает одной рукой, вторая расслабленно лежит на подлокотнике. – Он должен быть таким, чтобы рядом с ним не хотелось ничего менять. Ни в нем, ни в себе. Чтобы у женщины был выбор: не ломаться под грузом быта и его слабостей, а жить, чувствуя себя нужной и любимой. Мужчина рядом – это опора, а не еще один крест на плечах.

Твердый, ровный голос, без лишнего пафоса.

– И еще, – снова ловит мой взгляд. Я слушаю. – Мужчина должен быть таким, чтобы женщина могла позволить себе быть слабой. А он бы при этом оставался сильным, даже когда ей трудно. Чтобы ее мир держался не на ее силах, а на его уверенности.

Звучит так правильно, но как в сказке.

– Я… такого еще не встречала, – мой голос звучит едва слышно.

– Зато теперь знаете, что такие бывают, – усмехается уголком губ.

Бывают ли?

Вечер пятницы. Стою перед зеркалом в ванной в платье, которое принесла Ира. Простое, темно-синее, плотное платье, с драпировкой и поясом на талии, чтобы подчеркнуть фигуру, – идеальный вариант, чтобы чувствовать себя комфортно, но не выглядеть слишком нарядной. Надо что-то с волосами сделать и макияж бы… хоть минимальный. Но тени все ушли в топку, а тратить сейчас на это деньги… Есть и поважнее траты. Разве что…

– Полина, можно? – заглядываю к ней в комнату.

Старшая дочка Ивана сидит на кровати, с телефоном в руках, будто забыв про весь мир. На столе разбросаны палетки теней, помады, лаки для ногтей.

– Да.

– Полин, – осторожно начинаю, – я сегодня к подруге иду на день рождения, одолжишь что-нибудь глаза накрасить?

Ее взгляд отрывается от телефона.

– Мое вам не подойдет.

Вдох. Выдох.

– Я видела, как ты красишься в школу. Вот, если бы ты меня накрасила так же, я бы была тебе очень благодарна.

– Вас накрасить? – убирает телефон.

– Да. У тебя определенно руки откуда надо растут, не как у меня.

Глаза Полины чуть расширяются, будто она не ожидала такого поворота.

– Ладно, давайте. Если не понравится, сотрем.

– Уверена, мне все понравится, – киваю в ответ.

Поля убирает волосы за уши, хватается за кисточки с таким энтузиазмом, что я понимаю – попала в точку.

– У вас кожа нормальная, это хорошо, – говорит, деловито мажет тональный крем. – А глаза надо выделить. Ваши голубые прямо просятся под теплый оттенок.

Согласна, но не решаюсь шевелиться. Ее кисть двигается быстро и уверенно, по щеке проходит мягкая, чуть щекочущая текстура.

– Полин, ты талантливая. Чувствуется рука профессионала.

Она хмыкает, продолжая рисовать стрелки.

– Папе это не нравится.

– Почему?

– Говорит, это не профессия, а ерунда. Что визажист – это не работа, а баловство.

Я вздыхаю, но решаю не торопиться с ответом, пока она наносит тушь.

– А ты бы хотела пойти на курсы?

Ее взгляд встречается с моим в зеркале.

– Конечно. Это же круто – делать людей красивыми. Хоть папа и говорит, что это все не настоящее, он за натуральную красоту.

– Давай я поговорю с ним?

Полина на секунду замирает, потом берется за помаду.

– Вряд ли он будет вас слушать.

– Ну, я попробую все же.

Спустя минут десять Полина заканчивает с тоном. Расчесывает идеально брови, делает макияж глаз, выделяет их, не перегружая.

– У тебя правда талант. Такую красавицу из меня сделала.

– Вы и так красивая, Марья Андреевна, – теплеет уже Поля, – я просто чуть-чуть подчеркнула глаза, и брови. Губы сильно не выделяла. Давайте еще уложим волосы и накрутим концы. Маникюр вроде бы у вас еще ничего, немного совсем отрос. И мы хороший не успеем уже сделать.

Я безоговорочно соглашаюсь, а Полина разворачивает меня на стуле. Пальцы ловко перебирают волосы, щипцы издают мягкий треск.

– Если бы все ученики были такие старательные, как ты, мир стал бы прекраснее.

Полина смеется и заканчивает в тишине.

Когда я выхожу из комнаты, чувствую себя почти другой женщиной. В зеркале – изящная подтянутая плотной тканью платья фигура, аккуратный макияж, легкие локоны.

– Вас не узнать, Марья Андреевна, – идет Полина за мной по коридору. – Пап, – зовет Ивана, – посмотри на Марью Андреевну.

Зачем его-то спрашивать?

Но не успеваю никуда свернуть. Иван Андреевич возникает будто из ниоткуда и тормозит от неожиданности.

– Скажи, Марью Андреевну не узнать? Это я накрасила, – Полина с гордостью смотрит на меня, как на свое творение.

– Да… Марья Андреевна у нас и так красавица, – тянет Иван и ощупывает взглядом от которого становится неловко.

Глава 16

– Скажи, Марью Андреевну не узнать? Это я накрасила, – Полина хитро смотрит, словно ждет подтверждения.

Темное строгое платье подчеркивает фигуру – талию, бедра. Локон светлых волос мягко падает на плечо, и она машинально убирает его назад. Платье чуть скользит, обнажая изгиб ключицы.

И ближе к плечу, родинка.

Рука чуть сжимается в кулак – слишком живо представляется, как бы чувствовалось прикосновение к этому месту.

Невольно сглатываю.

Без этого ее строгого учительского пучка ведет не туда.

– Да… Марья Андреевна у нас и так красавица.

Маша смущается. Руки поправляют подол платья, взгляд в сторону. Ее движение выдает все: не привыкла. Не знает куда себя деть. Но от этого только лучше. Словно пытается спрятаться, а получается наоборот – как под светом прожектора.

– Все танцы у вас сегодня, Марья Андреевна, будут расписаны, – шутливо вставляет Полина.

Улыбка появляется сама собой.

Полина в точку. Вряд ли какой-то мужик упустит возможность...

С такой Марьей Андреевной я бы тоже сходил в ресторан.

– Марья Андреевна, – смотрю на нее чуть дольше, чем нужно. – Танцы – это, конечно, хорошо. Но смотрите, чтобы на ноги не наступали.

– На каблуки-то? – Полина прыскает, – хорошо вам отдохнуть, Марья Андреевна.

– Спасибо, Полина.

Маша краснеет. Пальцами касается волос, поправляя локоны, который и без того идеальны.

– Может, вас подвезти?

Максимально хочу, чтобы это выглядело по-дружески, но в мыслях наоборот одна пошлятина.

– Спасибо, Иван… Андреевич.

Мы снова откатываемся назад, на “вы”, но сейчас это звучит уже не как дистанция, а как дистанция, которую насильственно устанавливаем. Причем и я, и она.

– Я уже вызвала такси.

Я снимаю с вешалки ее пальто и помогаю надеть, специально задевая костяшками пальцев ключицы.

А хочется потому что.

И кажется, ее тело вздрагивает от этого жеста. Или только кажется.

– До которого часа там будете?

– Эм… – разворачивается ко мне и раскрывает алые губы, которые Полина намазала каким-то блеском. Это и бесит и манит одновременно, поэтому смещаю взгляд с губ в глаза.

– До десяти.

– Забрать?

– Да я на такси лучше… Иван…

– Поздно вечером? Одна? Давайте, я лучше встречу, Маша? А то мало ли, кто приставать будет к одинокой, красивой женщине? – И пока она думает, добавляю. – В десять буду ждать вас на парковке.

А не хер каким-то мужикам ее подвозить до дома.

Снова глазами по ключицам.

Но родинка уже не видна.

Ладно.

Рассмотрим еще. Позже.

– Там… такси… мое.

– Костя, Мишка! Спускайтесь, – кричу, бросая взгляд вверх. Через пару секунд слышу топот. Мальчишки появляются в дверном проеме, переглядываются, будто угадывая, зачем позвал.

– Что, дядь Вань? – Костя спускается первым, за ним Мишаня.

– Идем в подвал, будем подтягиваться.

Пытаюсь спортом сбить собственный пульс. И мысли заодно.

Ну, я ей кто, чтобы не отпускать? Никто.

Сожитель.

Смешно.

– А зачем мы подтягиваемся? – голос Кости возвращает в реальность.

– Чтобы быть мужиками. Сильными. Как я, – кидаю, ухмыльнувшись, и сам хватаюсь за перекладину. Грудные мышцы напрягаются, но ощущения сейчас не те. Обычно это сбрасывает напряжение, а сейчас… нет. В голове снова ключица. И родинка.

Костя подтягивается пятнадцать раз, Мишка – пять. Могут и еще, но ленятся.

– Давайте на спор, – подзадориваю их. – Сейчас отжимаемся, – кто меньше всех, завтра чистит двор от снега. – Срываю футболку и кидаю ее на лавку. Воздух в подвале прохладный, но это не охлаждает. Жар идет изнутри. Не от нагрузки. От воспоминаний.

Хоть бы ты на себя пролила что-то, что ли?

Чтоб не танцевать ни с кем.

Танцы – это вообще опасная близость. Ближе только…

Опускаюсь и поднимаюсь вверх на руках.

Мышцы горят, но мысли сильнее.

В неравном бою, проигрывает Мишка. И Костя.

До книги рекордов по отжиманиям мне далеко, но я это могу делать очень долго.

– Отлично, пацаны, жду вас завтра во дворе. Инвентарь выдам.

Весь вечер только и делаю, что смотрю на часы. Жду уже даже, когда забирать надо будет.

Наконец дожидаюсь.

Всех укладываю по кроватям, но разрешаю еще почитать.

Еду за Машей.

Десять. Как по расписанию. Жду. Ее нет. Пять минут, десять.

Набираю.

– Маш, я уже приехал, - отвечает...

– Иван Андреевич, – волнуется, – а вы можете подняться сюда? Пожалуйста.

На заднем фоне какой-то движ непонятный.

– Сейчас.

Глава 17

– Маш, ну расскажи, как ты сейчас живешь, с пожарным-то? – Ира улыбается через стол, наполняя мой бокал. – Он очень горячий?

– Я его не щупала, горячий он или нет.

Знаю, на что намекают, но игнорирую вопросы.

– Ну, красивый хоть?

– Обычный… нормальный… мужчина.

– А его жена не против, что ты с ними живешь…? – улыбается порозовевшая Люда.

– А у него нет жены.

– Урод?

– Да нет, наоборот, – пожимаю плечами, – с первой женой он развелся, что со второй – он не рассказывал.

– Ааа, – улыбается Ирка, – вот ты и прокололась. Все таки он не урод, а симпатичный мужчина.

– Пожарные в принципе не могут быть другими. У них же там отбор. Там только крепкие, спортивные мужчины, которые если что случается, сразу решают вопросы, а не сопли жуют и рассуждают, – поднимает указательный палец вверх Люда.

– За настоящих мужчин! – подытоживает Ира.

Мы поддерживаем.

Вспоминаю, как пальто надевать помогал и коснулся случайно пальцами кожи на ключицах. Как вспомню, так и сейчас по коже приятное тепло.

И на душе спокойно.

Знаю, что с Иваном дома порядок будет. Ну, как порядок… бардак они, конечно, устроят, но в плане безопасности – все под контролем. А это для меня сейчас самое важное.

– Маш, ну расслабься, – Люда обнимает за плечи, – о проблемах будем думать потом, а сейчас давайте просто расслабимся, девочки.

И я почти успокаиваюсь. Почти. Пока в зал не заходит Виктор. Узнаю его сразу – крепкая осанка, хищный взгляд. Он с новой женой. Молодая.

– И он тут, – киваю девочкам.

– Жена?

– Ага, – прикрываю лицо рукой, чтобы не заметил и не подходил.

– Что они в этих молоденьких находят? Секс разве что?

– А что еще? – кивает Ира, – он – секс, она – деньги. Вот и нашли друг друга.

– Черт, Маш, – толкает Люда, – он идет к нам.

– Вот это совпадение, – ядовито усмехается бывший муженек. – Марья, а ты что тут делаешь? А дети?

– Ты вспомнил про детей? – спокойно отвечаю, мазнув взглядом по его спутнице.

Темное каре, подкачанные губы, выразительные скулы – прямо с обложки. Такая же картонная.

– У тебя несовершеннолетние дети. И ты, вместо того, чтобы сейчас быть с ними, шляешься по ресторанам? Тебе одного пожара мало? Ты хочешь всех угробить? Мать года, – поднимает руки ладонями вверх.

Слова бьют, как плеть. Кровь приливает к лицу и щеки начинают гореть.

– Успокойся. Дети под присмотром. Всё хорошо, – пытаюсь выдерживать ровный тон.

– Мать непонятно где и все хорошо? Я еще приду с проверкой, как дети живут. – на нас смотрит пол-ресторана, а Виктор ухмыляется, довольный произведенным эффектом.

Мурашки бегут по коже. Все взгляды будто направлены на нас.

– Иди, куда шел, – киваю ему.

– Теперь я точно всё сделаю, чтобы дети жили в нормальных условиях.

– И много ты им времени уделял, когда у тебя была возможность?

– Еще увидимся.

Он резко поворачивается и уходит, оставляя нас в полном молчании.

– Твой бывший совсем, что ли, с ума сошел, Маш? – Люда первая нарушает тишину.

– Он давно уже, похоже, без крыши на голове живет, – закатывает глаза и мысленно крутит у виска Ира

Время к десяти, Иван обещал забрать и я уже мысленно собираюсь, потому что Виктор окончательно испортил настроение.

– Сюда, – слышу его сварливый голос, он даже спокойно закончить вечер не дает.

Виктор снова идёт к нам , но теперь не один. Рядом с ним полицейский и женщина средних лет, строгая, с папкой в руках. Всё понятно – опека. Как же он уже достал!

– Марья Андреевна, – начинает женщина официальным тоном. – Хотим выяснить, почему вы не дома и с кем сейчас ваши дети?

Вот козлина.

– Здравствуйте, я не имею права посещать рестораны?

– По закону…

Не дослушиваю, потому что у меня звонит телефон в сумочке. И это может быть важнее.

Иван.

Отвечаю.

– Маш, я уже приехал.

– Иван Андреевич… а вы можете подняться сюда? Пожалуйста.

Только бы согласился, только бы согла…

– Сейчас.

Отключается.

Фух.

– Минуточку, – я поднимаюсь из-за стола. – Мужа встречу, – говорю этой даме и бывшему. Он весь аж напрягается. Так и хочется сказать, “не лопни”.

И иду встречать Ивана. Кажется, предстоит небольшой спектакль.

Глава 18

– Иван Андреич, выручай, – беру его за локоть и приподнявшись на носочках целую в щеку. – Там мой бывший муж, полиция, опека… В общем я сказала, что ты мой муж.

– Понял, – взгляд мне на плечо и снова в глаза. – Идем.

Крепко сжимаю его локоть и с ним под руку идем к нашему столику.

– Две женщины за столом, это мои подруги.

– Угу.

Виктор кривит губами. Не ожидал, конечно, такого поворота.

– Добрый вечер, что происходит? – басит Иван и расправляет плечи. Кажется так еще больше и шире.

– Ты кто, мужик? – кивает ему Виктор.

Я открываю рот, чтобы ответить, но Иван опережает.

– Я приехал за женой. Если у вас какие-то вопросы к нам, то сначала представьтесь, предъявите удостоверение и объяснить цель вашего визита.

Они между собой переглядываются и лезут за документами. А Ира с Людой прячут улыбки и переглядываются.

Теперь точно не отстанут с расспросами.

– Представитель опеки Анна Аркадьевна Золотова.

– Старший лейтенант Миронов, – показывает корочку полицейский.

– Анна Аркадьевна, ваше удостоверение?

Проверяет.

– Официальный документ, подтверждающий ваше право на проведение данной процедуры, подписанный начальником вашей структуры или постановление суда.

– Мы работаем по заявлению и должны проверять каждый такой случай незамедлительно. Даже без приказа и в любое время.

– Хорошо, мы можем увидеть это заявление?

Мельком на Виктора, он ухмыляется и закатывает глаза. Он точно не верит в это мое “замужество”. Поэтому еще сильнее сжимаю локоть Ивана и боюсь отпустить.

– Пожалуйста, – раскрывает папку Золотова и достает заявление Виктора.

– Заявление о том, что дети оставлены без присмотра?

– Все верно.

– Простите, Анна Аркадьевна, а почему вы проверяете, где моя жена, а не с кем сейчас дети? Насколько я знаю, проверка местонахождения родителей должна быть обоснована и связана с защитой интересов ребенка, а не с контролем за личной жизнью взрослых.

От неожиданного поворота и растерянности та набирает в рот воздух.

– А мы не знаем, где дети. Их местонахождение скрывается, – вставляет пять копеек Виктор.

– Ничего не скрывается. Дети у нас дома, уже спят, между прочим. Двум из них есть четырнадцать лет, у всех телефоны для связи.

– Вы сказали, что она ваша жена…

– Гражданская. Не успели оформить документы.

– Что ты комедию ломаешь, Марья?! – взрывается Виктор. – Какой муж? Какая гражданская жена? Еще неделю назад ты одна жила.

– Ты свечку держал, где я и с кем жила?

– Анна Аркадьевна, – поднимается Люда, – мы подруги Марьи, подтверждаем, что она уже давно в отношениях с Иваном… Андреевичем…

– Да, – кивает Ира.

Спасибо, девочки.

Но Виктор, конечно… сегодня превзошел сам себя.

– Марья Андреевна, у вас сгорела квартира…

– Это была случайность. Я уже говорила.

– Расследование еще идет.

– Вы извините, мы спешим домой, у нас там дети, одни, – перебивает ее Иван, – если у вас будут вопросы и сомнения, то приходите днем и сами проверьте детей. А не следите за родителями. Это в вашу компетенцию не входит. Идем, Маш.

Ира протягивает мне мою сумочку, я одними губами шепчу, что “поговорим завтра”.

– Она всё ещё читает лекции за ужином? Или ты, – кивает Ивану, – уже привык к этому голосу, который вызывает флешбеки из школы?

– Ну почему лекции. Всегда приятно поговорить с умным начитанным человеком, который не только учит, но и вдохновляет. Но, видимо, чтобы оценить это, нужно быть немного взрослее, – тычет указательным пальцем в висок, – умом.

– Чего?!

Виктор только что не расстреливает меня взглядом. Уверена, на этом он отравлять нам жизнь не перестанет.

– Идем, Маш.

Иван как специально кладет руку мне на поясницу, чуть сжимает пальцы на талии и ведет меня к выходу.

– Извини, – первой говорю, когда выходим на улицу.

– Как он узнал, что ты там?

– Случайно пришел в ресторан с новой женой, а тут я.

– Давно? – Иван открывает мне дверь машины и подает руку, чтобы села.

– Да полчаса как.

– Хм, – захлопывает дверь и обходит машину.

– То есть он пришел, – заводит двигатель и оборачивается ко мне. – а через полчаса пришла опека. Когда он успел написать заявление, им его отнести, полицию вызвать?

– Не знаю.

– Подозрительно как-то. Я пару раз сотрудничал с опекой, когда рейды делали, они, конечно, быстро реагируют, но когда действительно опасность для жизни, насилие. Но мама в ресторане… – отъезжаем.

– Не надо было идти… Я же не хотела, как чувствовала, что плохо кончится. Ира пристала, “давай, давай”.

– Да ладно тебе, ничего страшного. Хоть отвлеклась от этого пожара. Улыбалась даже сегодня.

Мажет по мне взглядом снова, как вечером, перед отъездом.

– А если они теперь проверят?

– Что?

– Как мы живем?

– Пусть проверяют. Нормально мы живем.

– Извини, что поцеловала тебя там… в ресторане… я для правдоподобности.

– Так вряд ли поверили… – ведет плечом, – следующий раз для правдоподобности целуй в губы сразу.

Быстро повернувшись кивает, чуть приподнимая бровь, и снова смотрит на дорогу.

В губы?

Мне и щеки хватило. И так губы от его щетины колет, приятно напоминая о том, что защитил и не подвел.

Только я так и не понимаю, это шутка такая или намек?

Через десять минут уже дома.

Расстегиваю пальто и наклоняюсь, расстегивая сапог.

Но то ли тепло размаривает, то ли усталость, в глазах на мгновение темнеет и меня пошатывает.

– Ой, – взмахиваю руками.

– Что случилось? – крепкие руки подхватывают и возвращают назад в вертикальное положение.

Вдыхаю снова этот аромат мужской мужественности. Да именно мужской, и именно мужественности.

– В глазах потемнело, – так же инстинктивно хватаюсь руками за него, а когда открываю глаза, встречаюсь с темным глубоким взглядом.

Глава 19

Я пью чай молча.

Надо было свет оставить, а то будто устроила тут романтическую атмосферу. Но я не специально. Просто захотелось тишины.

Я и так сегодня перестаралась. Сначала этот поцелуй, потом просьба побыть “мужем”, потом…

Но если муж такой – это сказка, конечно. С таким не надо впрягаться и тянуть все на себе. С таким только рядом и то, скорее всего, все самое сложное сделает сам.

В ресторане и момента не было, чтобы он молчал, а мне надо было придумывать ответ.

Иван тоже смотрит на меня.

Тоже думает о чем-то.

Может, хочет сказать, что мне пора уже съезжать, а неудобно. Я и сама понимаю, пустили же на пару дней, а я уже задержалась на неделю.

Недорогой гостиницы на первое время хватит и надо начинать убирать в квартире. Шок и гнев прошли. Пора принимать эту ситуацию.

– Иван Андреевич…

– Мы на ты перешли… – поправляет меня и мягко улыбается.

– Да… Иван… По правде, мне привычней Иван Андреевич. Просто это сохраняет какую-то дистанцию.

– Какую?

– В смысле?

– Ну, ты говоришь какую-то дистанцию, я и спрашиваю какую?

– Дистанцию между родителем и учителем?

– Сейчас, за этим столом, ты же не учительница Виолетты.

Ну нет.

– Нет, но я ей все равно остаюсь.

– Вот, когда о школе будем говорить или меня снова вызовешь, тогда можно – Иван Андреевич, – чуть наклоняет голову и смотрит поверх ободка кружки мне в глаза.

Не как папа Виолетты смотрит. Другой какой-то взгляд. Как кот довольный. И я усмехаюсь в ответ. Ладно, убедил.

– Дурак твой муж, Маш.

– Почему?

– Мальчишек таких бросил. Жену красавицу.

Вух. Надеюсь, что в полумраке не видно, как у меня вспыхивают щеки.

– Им же не хватает дисциплины, не хватает силы воли, примера, к чему стремиться.

– Знаешь, лучше никакой, чем такой. Манипуляции эти его постоянные чувством вины, надоело так… Да и он особо не умеет ничего сам делать руками. Спортом не занимается. Я вижу других мужчин, по школе много, в принципе. Но они участвуют как-то в жизни детей, ходят на собрания, а он лишь одно знает ты учитель, ты и учить должна.

– Я тоже не хожу на собрания.

– Я понимаю, что там для вас много скучного и “ненужного”, но школа – это определенная система и хочешь - не хочешь, но ей надо подчиняться.

– Не спорю, но у меня всегда собрания выпадают на смены.

– Допустим, у тебя да. У него – нет. Это просто была не его обязанность.

Афина обходит стол и запрыгивает Ивану на колени. Он кладет руку ей на голову и начинает поглаживать, от чего та выгибается вся и довольно, я бы даже сказала, с каким-то превосходством, смотрит на меня.

Будь она человеком, подумала бы, что ревнует.

И я за ней, как та кошка, тяну плечами. Мне бы кто размял. Спать уже надо, а то…

– Завтра же точно кто-то к нам придет. Надо детей подготовить. Ааа… Иван, а если они спросят у детей про наши отношения?

– Утром разберемся. А подруги твои, Маш, просто так поддержали, что мы муж и жена, – берет эти слова характерным жестом в кавычки, – или это ты им наговорила?

– Нет, – машу головой, – это они сами, честное слово. Просто решили подыграть. Типа свидетели.

– Ясно.

Коротко и смотрит.

Черт. А если не поверил? Решит еще, что я там сплетничала с ними.

– Мы вас… то есть тебя вообще не обсуждали.

Теперь еще и прищуривается.

И снова неловко под этим взглядом становится.

– Честно.

Чуть приоткрывает губы и в глаза смотрит, как будто ждет чего-то.

– Хорошо, чуть-чуть совсем.

И улыбается. Искренне.

Он так редко это делает, что можно такие моменты собирать и коллекционировать. Ему идет. И суровым быть идет, когда надо, и добрым.

– Маш, а может, прогуляемся?

– Где?

– По улице.

– Сейчас?

– А что? Хорошая погода. Спать будем лучше.

Вроде ничего такого не сказал. И скорее всего и не имел ничего такого в виду, но моя взбудораженная за вечер психика выдает странное.

Я хочу. Прогуляться.

Я так давно не гуляла по ночному городу. Не просто бежала запыхавшись с работы или из магазина, а просто никуда не торопясь не гуляла по улице.

Да и одной страшно. Но с Иваном точно нет.

Я переодеваюсь потеплее, когда выхожу из дома, Иван чистит дорожку от снега.

– Давай я помогу?

Осматриваюсь в поиске еще одной лопаты.

– А пацаны твои, что тогда делать завтра будут? – убирает лопату, ставя ее в сугроб возле тропинки, и подставляет мне руку опереться.

– Ну что, идем?

За воротами сворачиваем на главную дорогу. Так спокойно. Хорошо. Перед Новым годом все украшено. Поселок как сказочный.

Как будто все проблемы на этот период заморожены.

– Иван, а почему вы дом внутри не украшаете? Только снаружи?

– Снаружи тоже не украшаю. Однажды сделал, оно и висит круглый год, а в доме… я не люблю Новый год. Дети, ну они… в общем, я тяну всегда с этим, уже на день рождения Виолетты достаю елку им. Полина обычно за этим следит и украшает все.

Он замолкает и куда-то в свои мысли проваливается.

Что-то произошло на Новый год. И это что-то не очень приятное.

Но если не хочет сам рассказывать, то мне тоже неудобно спрашивать.

– Я тоже заметила, что украшать и делать все красивым – это ее.

Иван молчит.

– Она меня вчера красила и я тебе скажу, как женщина, что у нее очень хорошо получается для самоучки.

– Я это увлечение не поддерживаю.

– Я уже поняла, но может наоборот, надо поддержать?

– Нет.

Причем это не просто ”нет”. Это категоричное “нет".

– Ребенок должен заниматься тем, что ему нравится, он должен развивать свои таланты. А то потом вот вырастают и ищут свое предназначение, ходя к разным мошенникам. А его не надо искать. Оно вот… на поверхности все.

– Нет. Пусть вышивает крестиком или книги читает, если ей не хватает дополнительных занятий.

Глава 20

– Ладно, – разворачивается, снова подставляет мне свою руку, чтобы взяла, идем дальше по дороге. – Я же понимаю, откуда у нее это все. Ее мать очень красивая женщина. Картинка красивая. С головы до пят – идеальная. Всегда на каблуках, с причёской, ногти, ресницы, крема, духи.

Это нормально для женщины, вообще-то.

– Я молодой был, влюбился сразу. Гордился даже тем, что меня выбрала. Все ребята мне завидовали.

Но даже сейчас говорит о ней так, что не забыл.

– И я не противник всего этого был, я только поддерживал ее в этом. Я мужчина и мне хочется видеть рядом красивую, ухоженную женщину. Но когда это переходит границы, смахивает на какую-то болезнь. Когда она забывает купить хлеб, но не забывает купить очередную помаду, в моем понимании что-то уже не так.

Выдыхает. Сдерживает себя.

У Полины, правда, всего много, кто-то же ей это все подарил.

– А потом ей это все надо было кому-то показывать. Знаешь, привыкаешь же к человеку. Не будешь каждый день нахваливать и говорить какой он красивый. Придешь задолбанный со смены, хочется отдохнуть, а ей надо себя показать. И началось каждую пятницу – клуб. Каждую субботу – спа. А в воскресенье – селфи с подружками, как они «восстанавливаются после тяжелой недели».

Прям как яркие картинки из инсты мелькают, когда слушаю его.

Отходим в сторону, когда мимо нас проезжает машина, тихо шурша колесами по морозному снегу.

– Я не дикарь, понимаю, что это нормально: ходить на корпоративы, юбилеи, но когда это становится хобби, Маш… когда твою дочь оставляют одну дома ради очередной бутылки шампанского и красной помады…

Замолкает, шумно втягивая носом воздух. Будь эта женщина сейчас тут, он бы ей высказал все это в гораздо более грубой форме. Но я понимаю его. Когда ты все для семьи, а семье надо другое.

– Знаешь, когда я понял, что всё? Однажды прихожу с ночной смены – Поле тогда лет шесть было. На кухне темно, в зале темно. В спальне – пусто. Захожу в её комнату, а она под одеялом, с фонариком и книжкой. Сама. В час ночи. А Наталья где? В клубе. С подружками. Они договорились уже, видите ли, и ее ждут. Она, – имитирует ее эмоции и голос, – целыми днями дома с ребенком, ей нужен свежий воздух. Ей нужно общение.

Его бомбит сильно. А я хорошо представляю, потому что через школу и учителей проходит каждый несчастный случай с ребенком, когда малыши остаются дома одни. Да, как показывает практика, и не малыши тоже могут накосячить.

– Я тогда косметику всю вообще выкинул в мусорку, вещи собрал и сказал, чтобы к своей матери возвращалась. А когда разводились, она на суд пришла накрашенная, на каблуках, с адвокатом. Кричала, что я украл ребенка, что плохо с ней обращаюсь, что ее унижал. Полина мелкая была, на суде ее не спрашивали ни о чем, просто матери отдали. А она потом еще и предлоги специально искала, чтобы мы с Полей редко встречались.

Его боль за ребенка ощущаю, как свою, потому что не представляю, как дальше жить, если моих оболтусов отберет Виктор.

– Тогда у меня была только одна дочь, я ее любил, Маш, до трясучки. А она меня. Так рад был, когда наконец вернул ее и она стала со мной жить. Но с матерью-то она тоже жила, та ей это вкладывала все…

– Боишься, что Поля будет как мама?

– Не хочу, чтобы ее жизнь превратилась в гонку за лайками в соцсетях. Пока Поля мелкая была, тогда для нее это было игрой, а сейчас ее тянет ко всему этому. Оно, может, и безобидно, если в меру. А если не в меру? – оборачивается ко мне. – Я за то, чтобы не допустить пожара, а не тушить потом и исправлять утраченное.

– А ты ей это говорил?

– Она же не маленькая, сама все понимает, но как назло делает.

Да уж понимает…

– Иван, мы, взрослые и дети по-разному все воспринимаем. Будто мы смотрим на одну фигуру, но с разных сторон. Мы, как взрослые, видим круг, а они – квадрат. Думаем, вот же, всё просто и понятно, а у них свои углы, свои линии. Мы их не видим, а они ими живут. И сколько ни старайся объяснить, что углы можно сгладить, они только крепче держатся за свои грани. И, наверное, это правильно. Круг можно нарисовать заново, а квадрат – это характер. Она в тебя, скорее всего, такая же упрямая и настойчивая.

Взгляд на небо и чуть усмехается, но как будто сам себе, а не на мои слова.

– Может быть, но я ее отец. Я за нее в ответе, я за нее переживаю и хочу ей только лучшего в будущем, чтобы она вот так же потом не кинула свою дочь, променяв ее на этот клуб и подружек.

Нельзя сейчас давить на него. Я могу тысячи доводов привести, почему он не прав, но у него есть один, но самый яркий пример, который все перекроет. Он сам должен поверить в Полю и увидеть, что она другая.

– Она же твоя девочка, она не похожа на тех, кто зависает с подружками.

– Ну, может, она и не ходит часто, но мы живем далековато ото всех, надо на автобусе ехать, зато в телефоне они там проводят очень много времени.

– Иван, а кто это все ей тогда покупает?

– Что-то сама покупает из карманных денег, что-то просит на день рожденья.

– А ты придерживаешься принципа яблоко от яблони недалеко падает?

– А есть другие?

– Не по корням дерево судят, а по плодам. Через меня столько детей и родителей прошло за двадцать лет, и те, что были первыми хулиганами, классные ребята, а есть наоборот. А есть, что у ученых в семье музыкант, а у музыкантов – врач. Это где-то заложено уже и просто надо направить наше предназначение в нужное русло. А не копать новое и менять течение.

Не хочется включать училку, но надо им помочь разобраться.

Глава 21

Просыпаюсь от дикого кошачьего воя.

Тут не до потягиваний и гимнастики. Одним движением обтягиваю длинную футболку, которая сейчас вместо ночнушки, на попу и выскакиваю из кровати.

Под одеялом было теплее, но сейчас некогда одеваться.

Глаза ещё толком не открылись, а вот уши уже готовы сложиться от звуков, доносящихся с кухни. Он же её там не лишает невинности?

А то этот засранец может… Афина ничего так.

Включаю свет на кухне.

Зевс сидит на столе, победно вздернув хвост, и сверкает глазами, словно победитель, альфа, загнавший жертву в угол.

Афина же забралась на самый верх кухонного шкафа, где едва умещается, и шипит так, будто собирается вызвать демонов из преисподней. Шерсть дыбом, взгляд полный ненависти, а уши прижаты к голове.

– Зевс! – беру его на руки и прижимаю к себе. – Ты с ума сошел? Ты в гостях и с дамами так себя не ведут?!

Ловлю его морду и поворачиваю к себе. Слов не поймет, но интонации должен уловить.

– Афина, – смотрю на кошку, – прости его дурака. – Зевс, ты на Ивана Андреевича посмотри! Ну, ты видел, чтобы он меня на шкаф загонял или за холодильник? Или гонялся за мной по дому? Вон, Иван Андреевич, ведет себя как настоящий мужчина – спокойно, уверенно, а не вот это твое…

Машу рукой в сторону Афины.

– Если так продолжишь, то я тебя кастрирую, будут тебе потом и геройства, и подвиги! И ни-ни ее. Понял? Увижу, что пристаешь к ней, чик, – свожу указательный и средний перед его глазами, – профилактически, будешь потом как Васька у тети Любы – ленивый, пузатый, со взглядом, что жизнь прошла мимо.

– Маш, – смеется в дверях Иван.

Прижимаю кота и оборачиваюсь от неожиданности.

Он в отличие от меня успел одеться.

Он стоит, скрестив руки на груди, в глазах искрится откровенное веселье. Лукавая улыбка играет на губах, а взгляд… плавно скользит по моей футболке, будто изучает каждый изгиб. По бедрам.

Вдох. Выдох.

…По коленкам, лодыжкам так, что у меня пальчики ног немеют.

– Я бы оделась… – пробую вырулить ситуацию, неловко теребя край футболки.

Иван ухмыляется и качает головой.

– Да нормально. Мне и так нравится, – низко, лениво, еще сонно басит и поднимает бровь, явно смакуя ситуацию.

А меня из холода теперь бросает в жар.

– Хорошо, что моя мама этого не слышала… – продолжает он, забавно сводя пальцы в угрожающие "ножницы". – А то и меня бы чик… в детстве – профилактически. За хулиганство.

– Не думаю, что ты девочек на шкафы загонял.

– На шкафы – нет. А вот на чердаки… – ухмыляется и подтягивает стул к шкафу.

Тянется за кошкой.

Что он там с девочками на чердаке делал, не хочу… а перед глазами его футболка задирается выше, открывая кусочек его пресса.

Четкий. Рельефный. Не просто "кубики", а идеальная комбинация силы и выносливости.

Проглатываю ком в горле. Чёрт возьми. Кто-то всё-таки ходит в спортзал…

– Иди сюда, – зовет Афину, а я таращусь, как завороженная.

Настоящие?

Ткань опускается обратно, скрывая этот беспардонный кусочек мускулистой идеальности.

Жмурюсь и на кота смотрю.

– Ну всё, надо мирить теперь.

Господи. Позор. Я его рассматриваю. Причём откровенно. Так, будто не мужчина передо мной, а экспонат выставки.

– Ну что, Зевс, будешь просить руки и сердца барышни?

– Так вроде не было ничего, – пожимаю плечами, отшучиваясь.

– Смотри мне, будешь котят потом сам воспитывать.

– Видишь, – продолжаю я, повернувшись к своему коту, – Иван Андреевич не шутит. Я тоже их воспитывать не буду. Так что будь любезен, займись лучше манерами.

Иван только смеется и идет за кружкой.

– Кофе будешь, раз уж они нас разбудили?

– Может, завтрак лучше?

– Завтрак долго, а я… голодный.

И тон говорит совсем не про тот голод, который говорю я.

– Ну ладно, кофе… так кофе. Делай, я переоденусь.

Сажаю кота на барный стул и быстро ретируюсь в комнату.

Закрываю дверь, прислоняюсь спиной и тяжело дышу.

Проклятье. Эти кубики… И эта наглая ухмылка.

Нельзя так. Он отец Виолетты.
Он просто мужчина, который помогает, а не объект для фантазий.

Но кто сказал, что мне не хочется снова взглянуть на этот пресс?

Через несколько минут, переодевшись, выхожу в кухню и торможу на месте.

Иван на корточках.

Футболка висит на спинке стула, а он – голый по пояс.

Тряпка в руках, следы молока на полу.

Широкие плечи, крепкие предплечья, каждая мышца двигается под кожей плавно, уверенно. Я даже чувствую, как к щекам приливает жар.

Сильный. Тёплый. Властный.

Поднимает взгляд.

– Молоко разлил.

– Давай котов приучим к одной лужице, пусть помирятся.

Сажаю их рядом, они тянут языки, украдкой косятся друг на друга.

– Чего продукту пропадать.

Довольна собой, перевожу взгляд на Ивана.

И жалею. Но остановиться уже не могу.

Мокрые следы на спортивных штанах, капля воды скатывается с ключицы.

Я сглатываю.

Чёрт. Он выше. Сильнее. Смотрит сверху вниз, и в этот момент он выглядит… чертовски привлекательно.

Как теперь память стереть, что я ничего не видела?

Не получится, Маш. Уже посмотрела.

Чёрт возьми.

День точно будет… интересным.

***

Не забываайте подписываться на автора, чтобы быть в курсе новостей и новинок

https://litnet.com/shrt/n8qy

Глава 22

– Теперь я пойду оденусь, – шутит Иван. – Не пролей тут ничего, – движение губ в ухмылке.

Я только для вида мгновенно киваю и быстро протираю пол.

Не хватало еще, чтобы понял, что я его рассматриваю.

Оборачиваюсь, чтобы проверить, ушел ли.

Сама замираю с открытым ртом.

Рассматриваю красивую, рельефную спину. Как скала. Или забор. Ворота даже. Крепкие массивные. За такими спрячешься, так никто не достанет.

Сидя на корточках, отклоняюсь, чтобы лучше рассмотреть, пока он поднимается по лестнице.

Пресс еще этот. Когда он вообще успевает все?

Дыщ.

Бьюсь затылком о ножку стола.

А нечего, Марья, за мужиками подглядывать.

Смотреть-то можно. Я ж ничего больше не делаю.

Продолжаю вытирать пол.

Куда уж мне. Тут детей скоро женить надо будет, а не самой… романы заводить.

Встретились бы мы лет на …дцать раньше. Без всего этого прошлого.

Было бы проще.

А так придирайся. Привыкай к недостаткам.

Мою тряпку и снова наклоняюсь, вытирая еще раз пол.

Уверена, они у Ивана тоже есть.

Упрямство, например. Грубоватость

– Да чисто уже, Маш, хватит, – басит над головой.

А я в своих мыслях от неожиданности дергаюсь, опять врезаюсь во что-то.

Теряю равновесие и с криком падаю на попу.

Коты снова в испуге отпрыгивают от меня, создавая еще большую суету.

– Маш, прости, – смеется и берет подмышки Иван, – я не специально.

Не специально тоже подхватывает так, что моей троечки уж конечно касается.

Раз я чувствую, он и подавно.

Как только чувствую пол ногами, а не попой, аккуратно выворачиваюсь из цепких рук.

– Папочка, что случилось?

Узнаю еще заспанный голос Виолетты.

– Ничего малышка, – оборачивается к ней и идет, – Марья Андреевна случайно упала. Я помог ей подняться.

Виола тянет руки вверх и Иван тут же берет ее на руки.

Я ставлю наши кружки с кофе на стол.

– А она ударилась?

– Марья Андреевна, вы сильно ударились? – улыбается мне.

– Нормально все, Виолетта.

Она, полусонная, прижимается щекой к его груди, обнимая . И в этом столько милоты и нежности. Он такой большой и серьезный рядом с ней, светловолосой булочкой в розовой пижаме в зайчиках. Она как пластилин, из которого можно лепить, что хочешь.

– Папочка, а сегодня бабушка с дедушкой приедут?

Кто?!

– Да, собирались.

Но мне ничего не рассказывает в подробностях. Как встречать? Что приготовить? Зачем вообще приедут?

– А когда?

– К обеду, наверное, или после.

– Папочка, а пойдем мультики смотреть? Я тебе один интересный покажу. Я хочу такую игрушку.

– Хорошо, идем, – допивает свой кофе.

– Я уберу, пойду тетради проверю, поработаю еще. Чтобы еще случайно не упасть.

Усмехается и снова мажет взглядом то ли случайно, то ли нет, по груди.

Я быстро мою кружки.

Родители приедут. Я знакома с ними чуть-чуть. Но не то чтобы вот встречаться дома. Тут-то мы уже не учитель и представители родителей. Как себя вести. Кто я тут такая вообще?

Выключаю свет, иду к себе.

Проходя мимо гостиной заглядываю, как Иван, лежит на диване, Виолетта на нем и что-то ему рассказывает важное про мультфильм.

Такая уже подлиза папина. Но без умиления на них смотреть не получается. Она самая младшая, и ей достается больше всего его нежностей.

Сосредоточиться на тетрадях не получается. По нескольку раз перепроверяю одну работу.

Может, они в гости? Может, надо тогда что-то приготовить?

Или чая попить просто?

Или с проверкой?

Или… надо было просто спросить у Ивана. И все. А не строить гипотезы. К чему готовиться-то?

Хотя завтрак и обед в любом случае надо готовить. Все хотят есть.

В итоге минут через сорок все же заканчиваю с тетрадями. Закрываю. Выключаю свет и иду опять на кухню. Пусть лучше будет наготовлено, тогда точно не случится неловких ситуаций, что все голодные.

Снова заглядываю в гостиную.

Иван с закрытыми глаза. Уснул. Виолетта сидит уже на нем и смотрит мультфильмы.

Подхожу к ней на цыпочках и, наклонившись, шепчу.

– Пусть папа поспит, идем, поможешь мне сделать завтрак.

– Да!

– Чшш! – закрываю указательным пальцем губы. Выключаю телевизор, беру ее на руки и несу на кухню.

Тяжелая.

Когда Иван держал ее в одной руке, она казалась легче.

Сажаю на рабочий стол.

– Что будем делать?Может, напечь блинов или сырников?

– Блинов! Да!

– Тише только. А то всех разбудим.

Я достаю ей миску, даю венчик. Только закидываю все, она размешивает аккуратно.

– Виолетта, а бабушка с дедушкой часто к вам приезжают? – достаю сковороду и, как бы между прочим, спрашиваю.

– Да. Каждые выходные.

– А что они делают обычно?

– Бабушка готовит нам на неделю еду. А дед отдыхает.

Приготовить я сейчас и сама на всех могу. А если она со своими правилами? Есть же такие свекрови, что вот она так решила и так правильно.

Мне она не свекровь, конечно, и я не претендую, но раз у Ивана живу, то вроде как можно подумать, все как раз так. я не хочу портить отношения с ней, как с бабушкой Виолетты. Нам еще в школе встречаться потом.

Наливаю первый блин.

– Марья Андревна, а почему вы Алисе всегда звездочки ставите, а мне только зайку. Я тоже хочу звезду.

По градации оценок у нас в классе звезда – это высший балл.

– Потому что у Алисы нет ошибок.

– За нее мама проверяет дома.

– А у тебя папа.

– Он не всегда проверяет, когда занят тогда дед, а у него, как он говорит – три класса школы. Поэтому столько ошибок у него?

Усмехаюсь. Такая она открытая.

– У тебя за домашнюю работу тоже звездочки были. А вот в классе уже получить звезду, это значит хорошо выучен урок.

– А можно я хорошо-хорошо выучу урок и вы мне поставите тоже звездочку.

Глава 23

Пока Иван идет открывать дверь, я поднимаюсь и выглядываю в окно. Пытаюсь рассмотреть, кто там пришел.

Лучше быть готовой. Хотя бы на пару минут.

– У нас гости из опеки. Пойду встречу, – спокойно говорит Иван и выходит из гостиной в коридор.

Вот черт.

Когда он уже отстанет от меня.

Папаша заботливый.

– Так, дети…

Осматриваю всех. Они еще сонные, голодные, кто в пижаме, кто уже переоделся, но еще не причесался.

В общем, дети, какие они есть.

Знали бы, что будут такие гости, так красную дорожку раскрутили бы. Чего уж… Но… будет без пафоса. Как есть.

– У нас гости. Ведите себя как обычно и ммм… давайте поиграем, что у нас такая… небольшая дружная семья.

– Семья – это как? – смотрит на меня Виолетта, – вы Марья Андреевна наша мама?

– Ну, пусть на сегодня буду мамой.

– У меня есть мама, – бурчит Поля.

– Полин, я не претендую, просто сейчас я фактически без жилья и с двумя детьми одна. Мой муж хочет забрать детей, если докажет, что они живут в плохих условиях.

– Вот, проходите, – слышу в коридоре.

Дети все замирают и напрягаются.

– Будьте собой, но не балуйтесь!

Иван проводит всех в дом.

– Здравствуйте, – киваю им. Сегодня это та жа женщина и другой мужчина. – Поздоровайтесь, – шепчу детям.

– Здрасьте, – кивают хором.

– Мы завтракаем, – показывает Иван. – А вы опять по заявлению?

– Раз поступило предупреждение, – голос как мелом по стеклу, аж передергивает, – мы обязаны провести осмотр условий проживания, – сухо отвечает она, распахивая блокнот.

Женщина проводит пальцем по полке у входа, я внутренне молюсь, чтобы там не было пыли, но не успеваю поймать кота, который, возмущённый приходом незваных гостей, сигает прямо мимо неё, оставляя на полу следы от лап.

– У вас животные? – спрашивает она, брезгливо отряхивая юбку.

– Да, два кота, – сразу отвечает Иван. – Они привиты и… дружелюбные. Правда, сегодня не в духе.

– Никаких укусов не было?

– Нет, у нас воспитанные коты.

И в этот момент Зевс с разбега прыгает на спинку стула и опрокидывает его, громыхая на весь дом. Женщина вздрагивает, а я мысленно посылаю проклятия этому усатому мерзавцу.

– Они ещё адаптируются, – подхватывает Иван, усмехаясь, – но если хотите, я их запру в комнате.

– Дети, вас тут кормят?

– А вы сами не видете? – кивает Иван на стол.

– Я у детей спрашиваю.

Переглядываемся с ним молча.

Я закатываю глаза.

И это начало только.

– Тебя, мальчик, как зовут?

– Миша.

– Миша. Хорошо. Кормят тебя тут, Мишенька?

– Да.

– А кто готовит?

– Мама.

– А что готовит? – женщина записывает что-то в блокнот.

– Все готовит, – отвечает вместо Мишки Иван, – на столе видите еда? Не голодаем.

– А ты, девочка, что расскажешь?

Пристает теперь к Полине.

– Ты довольна тем, что эта женщина и эти мальчики живут тут?

Полина сначала кидает взгляд на папу.

– Да.

– А есть что-то, что тебе не нравится?

Полина внимательно смотрит на неё, потом снова на отца.

– Мне не нравится, когда меня чужие спрашивают, нравится ли мне что-то. Нравится. У нас все хорошо.

Я бы сейчас выдала ей медаль за этот ответ, но пока ограничиваюсь сдавленным смешком. Иван кивает ей одобрительно.

– Хорошо, а что ты здесь делаешь в свободное время?

– Учу уроки, рисую, помогаю по дому.

– Правда? – женщина приподнимает бровь. – А кто убирает?

– Я, – снова вступает Иван. – Мы вместе ведем хозяйство. Каждый отвечает за свой участок.

Женщина кивает. Похоже, ожидает подвоха, но пока не находит.

– Я бы хотела посмотреть, где спят дети.

Они ложились спать без меня, я даже не знаю, убрано ли у них там в комнатах.

– Ешьте, – Иван кивает детям, – Маш, идем со мной.

И, как только женщина отворачивается, я всем показываю большой палец.

– Тут спят девочки, – показывает Иван, – тут мальчишки, – показывает соседнюю комнату. – У нас все раздельно.

Анна Аркадьевна медленно кивает и делает заметку.

– Ну что ж, давайте заглянем.

Вот теперь мне становится не по себе. Где-то же наверняка есть какая-нибудь глупость, на которую они обратят внимание. Но Иван рядом, ведёт себя уверенно.

– Батюшки! – охает, когда открывает дверь к моим.

Там одежда в режиме “как сняли, так и бросили”. Когда знают, что я не увижу, так и не кладут ее. Учи- не учи!

– Марья следит за порядком, – ровно говорит Иван, проходя мимо и незаметно задвигая под кровать огромный мешок с непонятным содержимым. – Дети только проснулись и позавтракали. Поэтому только набираются сил на генеральную субботнюю уборку.

– А… где дети делают уроки? – вопрос звучит с подозрением.

– Вот тут.

– Тут один стол.

– По очереди, – кивает Иван.

Заглядывает в комнаты девочек. Там относительно мальчишек порядок.

– Ну и… относительно вас. Иван Андреевич, Марья Андреевна, вы же не состоите в официальном браке, верно?

– Пока нет, – Иван легко ей улыбается.

Так это пока его звучит…

– То есть вы фактически совместно воспитываете детей, но без юридического оформления отношений? Насколько это стабильно для них? Дети ведь нуждаются в четком понимании своей семейной ситуации.

– Мы давно планируем узаконить наши отношения, – кладет руку мне на плечо и притягивает к себе. – Просто сначала бытовые вопросы на первое место выходят. Знаете, после пожара столько всего пришлось заново организовывать.

– Мы думаем о детях в первую очередь, о стабильности их жизни, – кладу в ответ руку ему талию, обнимая, – документы – это формальность, которую мы решим.

– Формальность? – Анна Аркадьевна поправляет свои очки, – Вы понимаете, что отсутствие официального брака может осложнить вашу правовую ответственность перед детьми? Если вдруг что-то случится, как вы будете решать вопросы опеки?