В чём виноваты

Аалроог Синистра. Тьма внутри каждого

      — Мно­го ли у те­бя воп­ро­сов ко мне? — су­хо спро­сила Си­нис­тра, не под­ни­мая глаз.

      — Один, — так же су­хо отоз­вался вы­сокий муж­чи­на.

      — И ка­кой он? — без осо­бого ин­те­реса про­гово­рила она, ис­подлобья взгля­нув на сво­его тю­рем­щи­ка.

      — За­чем бы­ло убе­гать? — не стал мед­лить и сра­зу спро­сил муж­чи­на.

      — За­чем? — Си­нис­тра нас­мешли­во хмык­ну­ла, мель­ком пос­мотре­ла на дверь, быв­шую единс­твен­ным вы­ходом, но зак­ры­тую сна­ружи, и про­дол­жи­ла: — За этим.

      Тю­рем­щик нас­то­рожил­ся, чуя приб­ли­жа­ющу­юся опас­ность, но дверь без­молвство­вала, как и всё под­валь­ное по­меще­ние. Он ско­ван­но по­вёл пле­чами, сбра­сывая из­лишнее нап­ря­жение, от ко­торо­го они на­чина­ли уже ныть, и не­навяз­чи­во за­пус­тил кисть в ши­рокий кар­ман ко­рич­не­вого пла­ща, на­щупы­вая ле­дяны­ми паль­ца­ми глад­кие гра­ни крис­талла.

      Си­нис­тра бе­лозу­бо улыб­ну­лась, а гла­за её, тём­но-зе­лёные с ред­ки­ми жёл­ты­ми вкрап­ле­ни­ями вок­руг чёр­ной точ­ки зрач­ка, заб­лесте­ли от не­обос­но­ван­но­го вос­торга. Тю­рем­щик силь­нее сжал паль­ца­ми крис­талл, го­товый пус­тить его в ход в лю­бую се­кун­ду, ес­ли то­го пот­ре­бу­ет си­ту­ация, но она не ме­нялась, ос­та­ва­ясь всё та­кой же нап­ря­жён­ной и мер­твен­но ти­хой.

      — Что ты за­дума­ла? — хму­ро спро­сил он, не­воль­но вспо­миная мо­мент, ког­да сог­ла­шал­ся на этот доп­рос.

      — Что за­дума­ла, то уже со­вер­ши­лось, — с лёг­ким, но пу­га­ющим ши­пени­ем в го­лосе, отоз­ва­лась Си­нис­тра. — Ты же не ду­мал, сол­да­тик, что та­кие, как я, ша­апи­ты, ло­вят­ся так прос­то, без борь­бы и сра­жений? — её при­пух­лые гу­бы сно­ва рас­тя­нулись в улыб­ке, но уже от­вра­титель­ной и от­талки­ва­ющей. — Ты ум­рёшь, сол­да­тик, как умер­ли все те, ко­го ты знал. Мой отец при­дёт за мной. Вы дол­жны бы­ли ло­вить его, а не ме­ня.

      И она зас­ме­ялась, свер­кая злы­ми и хо­лод­ны­ми тём­но-зе­лёны­ми гла­зами, жёл­тые вкрап­ле­ния ко­торых яр­ко вспых­ну­ли.

      Дверь за­виб­ри­рова­ла, дёр­ну­лась от мощ­но­го уда­ра, но не под­да­лась. Муж­чи­на быс­тро вы­удил из кар­ма­на дым­но-си­зый крис­талл и нап­ра­вил его на Си­нис­тру на вы­тяну­той ру­ке.

      — Воз­можно, — сог­ла­сил­ся тю­рем­щик, — но я не дам те­бе вый­ти жи­вой.

      — Те­бе и не при­дёт­ся, — с изум­ля­ющей серь­ёз­ностью, от­ве­тила она. — Я уже мер­тва.

      — Что? — не по­нял он, осе­ка­ясь.

      — Что слы­шал, сол­да­тик, — ух­мыль­ну­лась Си­нис­тра. — Все мы дав­но уже умер­ли, а по­тому убить нас нель­зя. Пус­кай свой жал­кий крис­талл Ве­ры в ход, воз­можно, про­живёшь на па­ру се­кунд доль­ше.

      Тю­рем­щик за­мер в не­реши­тель­нос­ти. Он мог ис­поль­зо­вать крис­талл Ве­ры для мер­ца­ния и поп­ро­бовать спас­тись, хо­тя и сла­бо ве­рил в ус­пех та­кого пред­при­ятия, а мог… це­ной сво­ей жиз­ни за­печа­тать в нём Си­нис­тру. 

      Бла­город­но, но бес­смыс­ленно из­ба­вить Все­лен­ную от ша­апи­та, ко­торый ра­но или поз­дно най­дёт спо­соб выс­во­бодить­ся, или ма­лодуш­но сбе­жать, стыд­ли­во умал­чи­вая обо всех под­робнос­тях это­го за­дания?

      Тю­рем­щик кри­во ух­мыль­нул­ся, его ру­ка дрог­ну­ла и обес­си­лен­но опус­ти­лась.

      — Что я ви­жу, — елей­но про­пела Си­нис­тра, лу­каво щу­ря гла­за, — ты, сол­да­тик, ре­шил не бить­ся с на­ми до пос­ледне­го вздо­ха и выб­рал жизнь? Глу­пую, ни­кому не нуж­ную, кро­ме те­бя са­мого, — она хмык­ну­ла и заж­му­рилась от удо­воль­ствия, как на­ев­ший­ся от­борной сме­таны кот. — Ты про­ведёшь её в стра­хе, в бе­гах, бу­дешь веч­но ог­ля­дывать­ся на­зад, но, — ша­апит рез­ко рас­пахну­ла гла­за и прон­зи­тель­но заг­ля­нула ими в его, — бу­дешь жив. 

      — Ког­да-ни­будь най­дёт­ся тот, кто смо­жет зат­кнуть твой по­ганый рот, — раз­дра­жён­но про­из­нёс тю­рем­щик, стис­ки­вая крис­талл Ве­ры паль­ца­ми до хрус­та.

      Дым­но-си­зая гладь трес­ну­ла и ар­те­факт лоп­нул, осы­па­ясь вниз ос­тры­ми ос­колка­ми. Бе­лёсая дым­ка пок­ры­ла всё те­ло муж­чи­ны и тот ис­чез. Си­нис­тра гром­ко и нас­мешли­во зас­ме­ялась, с вос­хи­щени­ем раз­мышляя о том, сколь­ко вре­мени её смех бу­дет бо­лез­ненным эхом про­каты­вать­ся в соз­на­нии тю­рем­щи­ка.

      Трёх­слой­ная воль­фра­мовая дверь ог­лу­шитель­но хлоп­ну­ла и раз­ле­телась кри­выми и пог­ну­тыми кус­ка­ми по под­валь­но­му по­меще­нию. В чер­не­ющем не­ров­ном про­ёме на­чал вы­рисо­вывать­ся вы­сокий гу­мано­ид­ный си­лу­эт.

      — Что-то ты боль­но дол­го, па­поч­ка, — хит­ро улы­ба­ясь, про­гово­рила Си­нис­тра. — Я те­бя уже заж­да­лась.

      — Ты не ску­чала, — ба­сови­то при­печа­тал муж­ской го­лос.

      — Ты же зна­ешь, — ша­апит под­ня­лась с трёх­но­гого та­буре­та и по­дош­ла к проз­рачно­му барь­еру, — я всег­да най­ду се­бе за­нятие.

      — Моя дочь, — с гор­достью ска­зал гу­мано­ид­ный си­лу­эт, под­нял и вы­тянул впе­рёд буг­ристую ру­ку и без­жа­лос­тно сжал силь­ные паль­цы в ус­тра­ша­ющий ку­лак.

      Мен­таль­ный барь­ер зад­ви­гал­ся, от­ча­ян­но бо­рясь с ино­род­ным воз­дей­стви­ем, но, не вы­дер­жав на­тис­ка, пок­рылся сетью мел­ких тре­щин и стек­лом осы­пал­ся на ка­мен­ный пол. Ос­во­бож­дённая Си­нис­тра бес­шумно по­дош­ла к сво­ему от­цу, серь­ёз­но кив­ну­ла ему в знак бла­годар­ности и бесс­траш­но вош­ла в уголь­ную те­мень. 

      Гу­мано­ид­ные си­лу­эты ша­апи­тов рас­та­яли, и под­валь­ное по­меще­ние с единс­твен­ной ого­лён­ной лам­пой на­кали­вания на по­тол­ке пог­ру­зилось в ту­гую ти­шину, не на­руша­емую ни­чем.

Аалроог Баал. Единственный шанс

      Ба­ал знал, что не смо­жет выб­рать­ся из чёр­ной ды­ры са­мос­то­ятель­но. Пе­чати, соз­данные Нир­ма­атой, бы­ли слиш­ком силь­ны­ми для не­го. 

      Ли­шён­ный воз­можнос­ти раз­ви­вать­ся, поз­на­вать но­вое и ста­новить­ся силь­нее, Ба­ал ре­шил дей­ство­вать так, как не дей­ство­вал ни­ког­да. Он воз­ло­жил все свои стрем­ле­ния, на­деж­ды и же­лания на а­ат­му, имя ко­торой не знал и спо­соб­ности ко­торой не мог кон­тро­лиро­вать. Но он мог за­манить её в ло­вуш­ку, из ко­торой не смог выб­рать­ся сам. И он за­манил. 

      Соз­на­ние а­ат­мы ка­залось ему ог­ра­ничен­ным, не­ин­те­рес­ным и та­ким обыч­ным, что весь его план го­тов был рух­нуть кар­точным до­миком. Но слу­чай­ность спас­ла его.

      Ед­ва раз­би­ра­емый об­раз, страш­но раз­мы­тый, по­хожий на бес­формен­ное цвет­ное пят­но, про­мель­кнул в соз­на­нии а­ат­мы. И Ба­ал по­нял, что этот об­раз, об­ры­воч­ное вос­по­мина­ние, не­сущее боль и го­ре, бы­ло тем единс­твен­ным его шан­сом, ко­торый он ждал бес­ко­неч­но дол­го.

      Он при­нял фор­му де­воч­ки, уг­ло­ватой, тол­ком не вы­рос­шей, умер­шей мо­лодой и ни­чего не дос­тигшей в пос­ледние дни эпо­хи по­жира­телей. Тра­гич­ная смерть, ни­чего ни­кому не дав­шая и не при­нёс­шая ни­какой поль­зы.

      Ба­ал был серь­ёз­но ос­лаблен и по­нимал, что ма­лей­шая ошиб­ка сде­ла­ет его веч­ным уз­ни­ком чёр­ной ды­ры. Он рис­кнул, вы­жимая из сво­его по­кале­чен­но­го су­щес­тва пос­ледние ос­татки сил, и поз­вал а­ат­му, нап­равляя в её соз­на­ние свой но­вый об­раз. Она отоз­ва­лась, но не сра­зу, с не­ожи­дан­ным по­тен­ци­алом си­лы вце­пилась в фан­томное ви­дение и твёр­до пош­ла на зов. А­ат­ма дви­галась в сто­рону чёр­ной ды­ры, как пласт пер­во­ис­точни­ка дви­га­ет­ся на по­раже­ние це­ли, сме­тая и раз­ру­шая вся­кие прег­ра­ды на пу­ти.

      Она бы­ла так силь­на, так мо­лода и так го­ряча, что Ба­ал не ве­рил сво­ей уда­че. Не ве­рил то­му, что сво­бода, же­лан­ная, бес­край­няя и без­бреж­ная, слад­кая и ма­нящая, са­ма идёт к не­му в ру­ки.

      Ког­да а­ат­ма ос­та­нови­лась око­ло пе­чати, сла­бо мер­ца­ющей хо­лод­ным си­ним све­чени­ем, в опас­ной не­реши­тель­нос­ти, Ба­ал нап­ра­вил в её соз­на­ние ещё один зов.

      — Сэр­сай… — зве­нящим шё­потом, по­хожим на жур­ча­ние во­ды, поз­ва­ла а­ат­ма, — мне не прой­ти сквозь та­кую пе­чать.

      — Путь от­крыт, — бар­ха­тис­тым де­вичь­им мец­цо-соп­ра­но отоз­вался Ба­ал. — Ты смо­жешь вой­ти.

      Зло­вещая ть­ма чёр­ной ды­ры, та­кая же бес­ко­неч­ная, как боль, не­насыт­ным зве­рем по­жира­ющая а­ат­му из­нутри, за­бира­ющая по­кой, унич­то­жа­ющая ду­шу, за­виб­ри­рова­ла, пы­та­ясь сло­мать си­нева­тые ру­ны рав­но­душ­ной пе­чати, но не смог­ла да­же кос­нуть­ся их, об­ре­чён­но уга­сая, как уга­са­ет бу­тон цвет­ка, ког­да при­ходит его вре­мя.

      А­ат­ма рва­но дёр­ну­лась, ощу­щая сви­репый на­тиск прок­ля­того пер­во­ис­точни­ка, но бы­ло уже поз­дно. Ос­квер­нённая энер­гия мел­кой пылью ро­илась вок­руг её те­ла и впи­тыва­лась в не­го.

      — Моя дочь, — поз­вал гус­той ба­сови­тый муж­ской го­лос, — лишь ты спа­сёшь всех нас. Толь­ко у те­бя в ру­ках есть та­кая власть.

      А­ат­ма за­дёр­га­лась, под­вержен­ная вли­янию внут­ренних ме­тамор­фоз. Её длин­ные го­лубые во­лосы стре­митель­но тем­не­ли, по­ка не дос­тигли тём­но-зе­лёно­го цве­та, гла­за, не­бес­но-го­лубые, на­ив­ные и доб­рые, при­няли на се­бя тот же от­те­нок, при­об­ре­тя ещё и жёл­тые вкрап­ле­ния вок­руг чёр­но­го ок­ругло­го зрач­ка.

      Но­ворож­дённая ша­апит за­мер­ла, глу­боко, но ос­то­рож­но, вдох­ну­ла и вып­ря­милась. 

      — Да, отец, — слад­ким, но ядо­витым го­лосом про­из­несла она и вош­ла в си­нева­тую пе­чать, как ка­мень рав­но­душ­но вхо­дит в во­ду.