В его объятиях

Глава 1

Конец июня. За широким окном по-летнему палило солнце, и прогуливающиеся горожане спасались от жары в тени деревьев, сидя на лавочках вокруг небольшого фонтана. В центре него возвышался величественный всадник на лошади – памятник казакам-основателям города.

Мне нравилось заниматься в кабинетах, вид из которых открывался на эту небольшую площадь. Во время отдыха от игры на рояле я с интересом рассматривала улицу, меняющуюся с каждым часом. На другой стороне в классах были видны лишь унылые здания офисов и припаркованные рядом автомобили.

Единственный плюс таких кабинетов – прохлада. Сейчас же я мучилась от духоты, несмотря на открытое настежь окно.

Даже такая мелочь не омрачила моё настроение, потому что летняя сессия закончилась, и теперь можно было вздохнуть с облегчением. Конечно, для сдачи пришлось потратить много нервов и сил, особенно перед экзаменом по специальности. Всё благодаря наилюбимейшей заведующей фортепианным отделением – Абрамиди Тамаре Георгиевне.

Женщина, как всегда, устроила подлянку: моя преподавательница плохо себя чувствовала, и я должна была репетировать в Большом зале самостоятельно. Заведующая в последний момент отрегулировала расписание, и в итоге я зашла в зал самая последняя, проторчав в колледже весь день.

Всё это жутко разозлило. Мне стало досадно из-за своей беспомощности, из-за того, что не могла постоять за себя. Со слезами на глазах я репетировала в одиночестве на концертном рояле, а под пальцами все пассажи, тщательно разучиваемые долгое время, рассыпались в одно мгновение. Руки тряслись, вся программа развалилась. Поиграв ещё минут десять, я старательно вытерла слёзы, чтобы в коридоре никто не увидел меня расстроенной.

Я боялась, что на следующий день не смогу ничего сыграть. Но на экзамене, наоборот, почувствовала себя намного увереннее и исполнила программу на «отлично». Все переживания остались позади, а эта ситуация стала для меня очередным уроком: нужно идти вперёд всем врагам назло.

Валентина Семёновна – моя учительница по специальности – подобрала программу для третьего курса. Разобрав вместе со мной новые произведения, она дала пару рекомендаций и, пожелав хорошо отдохнуть летом, ушла. А я уже около пяти минут сидела в кабинете и смотрела в окно, откинувшись на спинку стула.

Вот и прошли два года обучения в колледже. Ещё столько же осталось до выпуска.

Оторвавшись от раздумий, я придвинулась к роялю и вернулась к новой программе. Каждое произведение было по-своему интересным, но больше всего меня привлекал девятый этюд Шопена, и я снова открыла его ноты.

Даже в медленном темпе сочинение прекрасно звучало и больше напоминало пьесу, нежели этюд. В нём словно сосредоточились вселенская скорбь и невысказанные переживания, вырывающиеся наружу в последнем разделе. Передо мной – то самое произведение, из-за которого натягиваются тончайшие нити души и сжимается сердце.

Когда я сыграла несколько тактов, вдруг открылась дверь. Напевая мелодию этюда, в кабинет заглянул Савелий Карганов.

Этот парень тоже учился на фортепианном отделении, но, в отличие от меня, уже окончил третий курс. Общались мы весьма редко, и я знала лишь то, что он – отличник и дружелюбный человек. Больше я не имела о нём никаких представлений и как-то не стремилась узнать его получше.

— О, Марина, — удивился Савелий и зашёл в кабинет, — ты играешь этот этюд?

— Да, — слегка улыбнувшись, я опустила руки на колени.

— А я тоже его играл, — просиял парень и приблизился к роялю.

— Классно, — без особого энтузиазма отозвалась я, добавив: — Красивый этюд, мне нравится.

— Ты будешь сдавать его на зачёте в следующем году?

— Не знаю, — пожала я плечами, — у меня ещё восьмой этюд есть. Валентина Семёновна не говорила, какой буду сдавать.

— Понятно, — протянул Савелий и опёрся бедром о рояль. — Но как ты будешь играть девятый этюд? У тебя ведь маленькие руки, а там в левой – широкие интервалы.

Я усмехнулась и посмотрела на свои ладони. Да, они были довольно маленькими, и в целом я не отличалась пышной фигурой и высоким ростом. Девушек вроде меня некоторые называли «полторашками». Выглядела я не на свои законные семнадцать лет, а гораздо младше. Незнакомым людям часто казалось, что мне – двенадцать или тринадцать.

— Думаю, что справлюсь с этим, — спокойно ответила я и немного наиграла аккомпанемент. — Заодно растяну руку.

— Капец, — изумился парень, увидев, как я прикасалась к клавишам левой рукой. — Тебе приходится делать много боковых движений.

На секунду я задумалась. А разве пианисты с большими руками играют без боковых движений?

— Да всё нормально, — усмехнулась я, — мне так удобно.

Савелий ещё пару минут рассматривал ноты, разложенные на пюпитре.

— Ладно, я пойду, — зашагал студент к двери. — Удачи!

— Спасибо, и тебе, — дружелюбно улыбнулась я и продолжила заниматься.

Не в первый раз у кого-нибудь из нас совпадала программа. Иногда случалось так, что преподаватели подбирали для нас одни и те же произведения, даже не сговариваясь. Из коридора всегда было хорошо слышно, когда кто-то играл на рояле в кабинете. И если один из пианистов работал над знакомой пьесой, мы заинтересованно заглядывали в класс, чтобы узнать, кому ещё, кроме тебя, дали это произведение.

Поэтому, к вечеру я отвлеклась на другие дела и забыла, что ко мне заходил Савелий, а когда-то у него в программе был девятый этюд Шопена. Подобная ситуация для нашего отделения была не в новинку.

Но с того дня началась целая череда совпадений.

Глава 2

Сентябрь. Все студенты вернулись на учёбу после летних каникул, и колледж в одно мгновение оживился и заполнился звонкими юношескими голосами. Кто-то не успел отдохнуть, а кто-то, наоборот, был рад вернуться в учебное заведение. Я – из числа последнего типа людей, потому что за два месяца в селе моя большая семья выжала из меня всю энергию. Теперь я наконец-то вырвалась в город.

Абрамиди направила наше отделение в Большой зал, чтобы провести собрание. С однокурсниками мы, шутливо, но с некоторой опаской, подумали, что сейчас заведующая заставит нас играть новую программу, которую не все успели выучить. Но ничего такого не произошло: Тамара Георгиевна лишь представила нам первокурсников, назвала их преподавателей по индивидуальным занятиям, а для остальных курсов – наставников по новым предметам. С каждым годом добавлялось всё больше профессиональных дисциплин, и каждый раз было волнительно начинать что-то новое, незнакомое. Ну, лично для меня.

Когда собрание закончилось, все спустились в светлый просторный холл, украшенный различными фикусами. Валентина Семёновна отвела в сторону меня и двух её новых студенток, чтобы поговорить о программе, о задачах на первый семестр и прочих учебных нюансах. Напоследок преподавательница дала несколько наставлений и, попрощавшись, вышла на улицу.

В чате отделения написали, что всех ждут на чаепитие в сто седьмом кабинете, чтобы познакомиться с первокурсниками. Я пригласила девочек, и мы вместе пошли по коридору к нужной двери.

Зайдя в кабинет, увидела несколько знакомых и незнакомых мне людей. Около роялей сидели две девушки, возле окна стоял, опершись руками на один из инструментов, высокий крепкий парень, а в кресле расположилась ещё одна студентка. Остальные лица были мне знакомы.

Новенькие начали по очереди называть свои имена. А я в панике думала о том, чтобы через пять минут не забыть, как их всех зовут...

Пока мы знакомились, староста третьего курса разрезала торт линейкой, потому что ножа ни у кого не было. На столе уже стояли две большие коробки персикового сока, а в шкафу нашлись ещё пакетики чая, поэтому каждый наливал себе в одноразовый стакан то, что пожелает.

Не знаю, было ли такое в других учебных заведениях, но у нас давно зародилась традиция – пить чай в колледже. В нём мы часто проводили почти весь день и, чтобы отдохнуть, перекусить или просто поднять себе настроение, пили чай. После поступления каждый принёс свою кружку и поставил в шкафу в одном кабинете. У нашего отделения даже имелся старенький электрический чайник, который кочевал из одного класса в другой. К сожалению, у нас не было, как у преподавателей, отдельного места, где мы могли бы покушать, поэтому делали это в тех же кабинетах, в которых занимались. Но, на самом деле, в таких посиделках чувствовались особая атмосфера и уют.

Постепенно, вопрос за вопросом, мы узнавали друг друга, интересовались, кто как решился поступить в музыкальный колледж, спрашивали о программах по специальности, о преподавателях. Также разъяснили, кто из старших на каком курсе учится.

— Ты на третьем курсе? — обратившись ко мне, одна из первокурсниц широко распахнула и без того большие глаза. — Я думала, ты на втором, или даже на первом.

Усмехнувшись, я доела остатки торта на своей тарелке и запила соком. Так и знала, что услышу это сегодня.

Выбросив посуду в мусорку, я вернулась на прежнее место и повернулась к зеркалу позади себя. Убедилась, что не запачкала лицо кремом, и задумчиво рассмотрела своё отражение. Тоненькая талия, подчёркнутая клетчатой рубашкой, заправленной в бирюзовые летние брюки. Худые руки, чуть тронутые загаром. Тёмно-русые волосы с едва заметным золотистым отливом, постриженные по плечи. Небольшие губы, которые были довольно выразительными даже без помады, и добродушный взгляд тёмно-зелёных радужек. И ни грамма косметики, потому что мои синяки под глазами хорошо скрывали очки в округлой чёрной оправе.

Многим сложно было понять, что я перешла на третий курс. Такие удивлённые возгласы часто бесили. Порой мне не нравилась моя внешность и очень хотелось иметь более женственные формы, чтобы выглядеть хоть немного постарше. Но со временем я перестала обращать на это внимание и подумала, что быть маленькой не так уж и плохо.

Первокурсники сидели с нами недолго. Им нужно было решить какие-то дела насчёт общежития, поэтому они поблагодарили за угощение и, попрощавшись, вышли из кабинета. Остальные же не спешили уходить и хотели ещё немного поболтать.

Общение с однокурсниками после каникул стало для меня глотком свежего воздуха. Только сейчас поняла, как мне этого не хватало летом, хоть и встречалась изредка с подругами.

Пара стульев освободилась, и я присела около рояля, после чего заметила на нём синюю папку. На пюпитре стояли чьи-то ноты. Бросив на них короткий взгляд, я снова повернула голову к девочкам, но потом нахмурилась.

Произведение показалось очень знакомым.

Опять посмотрела на листы и поняла, что передо мной – ре-мажорная Прелюдия и фуга Баха из второго тома «Хорошо темперированного клавира». Валентина Семёновна дала мне это полифоническое произведение для зимнего экзамена. Видимо, его играл кто-то ещё.

— Вы не знаете, чьи эти ноты? — спросила я, указав пальцем на пюпитр. Девочки пожали плечами и продолжили разговор.

Через пару минут открылась дверь, и в кабинет зашёл Савелий. Из четвёртого курса почему-то никто не пришёл познакомиться с новыми студентами.

На моё удивление, парень начал собирать те самые ноты на пюпитре. Ничего себе, я играла то же самое произведение, что и старшекурсник. Недаром говорила моя учительница, что ре-мажорная Прелюдия и фуга – сложная, и её часто исполняют на государственном экзамене. Теперь мне стало интересно, кто из нас сыграет произведение лучше. Сразу включился дух соперничества.

— Ты играешь эту полифонию? — поинтересовалась я.

— Да, — спокойно ответил Савелий, сложив ноты в папку.

Глава 3

В моей жизни всё шло своим чередом: размеренно, спокойно, без неожиданных событий. Я плыла по течению, и меня это устраивало – не хотелось ничего менять. Третий год учёбы в колледже был похож на предыдущие: я привыкала к новому расписанию, разучивала программу, готовила доклады, посещала лекции. Изменились лишь мои пианистические навыки и сложность произведений. Я надеялась, что хоть немного улучшила свою игру в сравнении с первым курсом.

Однажды мне пришлось делить один кабинет с однокурсницей Кариной. Больше свободных классов не было – довольно обычная ситуация в будни. Поэтому, мы занимались по очереди, иногда отдыхали и разговаривали о дорамах, о новом кафе азиатской кухни, открывшемся в городе, о книгах. Многие, наверное, думают, что музыканты должны разговаривать об искусстве и музыке, но такое случается довольно редко, на самом деле.

Когда пришла моя очередь, я села за рояль. Летом Валентина Семёновна предложила, кроме основной программы, поиграть соль-минорную «Рапсодию» Брамса. Сочетание в ней выразительных мужественных и лиричных тем окрыляло и вдохновляло так, что перехватывало дыхание. Я с удовольствием разобрала пьесу и сейчас вновь захотела сыграть её.

Исполнив произведение с воодушевлением от начала и до конца, я обернулась к однокурснице с непонятным чувством дежавю. Девушка что-то просматривала в телефоне, сидя в кресле рядом со столом.

— Мне кажется, что в колледже кто-то ещё играл эту «Рапсодию», — задумчиво проговорила я. — Ты не помнишь?

— Помню. Её играл Савелий, когда учился на втором курсе.

— Правда? — хмыкнула я. Карина и Савелий учились у одного и того же преподавателя по специальности, поэтому однокурсница хорошо знала его программу.

Какие забавные совпадения. И снова с Каргановым.

В субботу я уже занималась в классе одна. Поработав над основной программой, решила сделать перерыв и сыграть полюбившуюся мне «Рапсодию». Дверь кабинета открылась, когда зазвучала красивая лиричная тема. Её мотив допел Савелий и с весельем в глазах подошёл к роялю.

— А я думала: когда же ты придёшь на звуки «Рапсодии»? — лукаво произнесла я, опустив руки на колени.

— Ты ждала меня? — со скромным любопытством спросил парень и смешно вскинул густые брови.

— Ага, — легкомысленно бросила я и только намного позже поняла двусмысленность этого диалога.

Студент задумчиво рассмотрел ноты, разложенные на пюпитре, перелистнул страницы, потом вернулся к началу.

— Я играл эту «Рапсодию» на мастер-классе и помню, как у меня не получалось выразительно сыграть этот мотив, — Савелий обвёл пальцем соответствующее место в нотах. — Просто нужно было помягче сыграть первые октавы. Тупой ещё тогда был.

Парень иронично усмехнулся.

— Да ладно, — улыбнулась я, — все мы когда-то были тупыми, ничего страшного. На ошибках учатся.

Савелий снова пробежался глазами по тексту. Спросил ещё про несколько отрывков, поинтересовался, как я их играю, и показал, как играл он. Пожелав удачи, парень попрощался и вышел из кабинета.

С тех пор я стала видеть Карганова чаще, чем некоторых своих однокурсников, хоть он и учился на четвёртом курсе. Мы почти каждый день пересекались в коридорах, занимались в соседних кабинетах, не сговариваясь. Одним утром я играла в сто шестом классе, а через пару часов туда пришёл Савелий.

— О, Марина, ты тут, — вскинул он брови. — Привет.

— Привет, — поздоровалась я, взяв в руки зелёную папку и готовясь уйти. — У тебя здесь специальность?

— Да, но у меня ещё есть сорок минут, — студент взглянул на электронные наручные часы. — Так что, можешь ещё поиграть.

— Спасибо, — кротко улыбнулась я и опустилась на стул.

Савелий снял с плеч чёрный рюкзак и вынул оттуда толстую тетрадь.

— Я пока напишу здесь конспекты. Ты не против?

— Конечно, не против, — обернулась я. — Пиши.

Почему-то мне всегда было неловко, когда кто-нибудь из студентов слушал, как я работаю над произведением. Словно боялась, что будут насмехаться над моими недостатками. Но, пока есть возможность, лучше лишние несколько минут поиграть на рояле, чем бездельничать.

Переборов неуверенность, я продолжила играть, а Савелий сидел так тихо, словно он и не находился здесь. Через двадцать минут всё же уступила рояль ему.

На протяжении месяца мы забавным образом часто сталкивались и находились рядом. Я считала, что в этом не было ничего удивительного, ведь мы учились на одном отделении.

В одну из пятниц я сходила с утра на групповые занятия и после них пришла к своему преподавателю по специальности. Вечером все классы, как обычно, заняли, и я дожидалась их в кабинете Валентины Семёновны, пока она занималась с другой студенткой.

Женщина никогда не любила, когда её подопечные сидели без дела, поэтому она тут же начала искать кабинет для меня. Позже оказалось, что одна учительница собиралась уходить из сто десятого класса, поэтому Валентина Семёновна отправила меня туда.

Когда я расположилась за роялем, вдруг обратила внимание на чёрное пальто, висевшее на крючке. Наверное, кто-то забыл здесь, а сам пошёл на занятие.

Я начала разыгрываться на гаммах. Через пять минут дверь широко распахнулась, и в кабинет уверенно шагнул Савелий с рюкзаком на плече.

— О, Марина, — удивился он. — У тебя здесь спецка?

Спецкой мы коротко называли урок по специальности.

— Нет, — я прекратила играть, — я сама занимаюсь.

— Я утром записывал на себя этот кабинет, а потом ушёл на занятия. Так что, вроде это мой кабинет...

— Вообще здесь работала Вязьмина, — возразила я. — Когда она уходила, я взяла у неё ключ.

— А Стрельникова знает, что ты здесь занимаешься? — назвал парень фамилию Валентины Семёновны. Видимо, встретился с ней в коридоре. Даже сейчас оттуда доносился её разговор с учительницей Савелия.

— Да, — улыбнулась я, опустив руки. — Она меня сама сюда отправила.

— Эх, теперь я без кабинета, — произнёс студент, скрыв разочарование, и поставил локти на вытянутую часть рояля. — Блин, в коридоре сейчас ещё и Луганская стоит. Не хочу возвращаться к ней на спецку, — страдальчески протянул он.

Глава 4

Руки замерли над клавиатурой, а брови медленно поползли вверх. Я приподняла голову и встретилась с задумчивым взглядом Карганова. Непонятно, какое значение он вложил в свою фразу. Либо это флирт, либо обычные философские рассуждения вслух. И очки с таким серьёзным видом поправил...

Куча мыслей вихрем пронеслась в голове. Я глубоко удивилась и мгновенно восприняла слова Савелия в романтическом плане – таково было первое впечатление.

Пока внутри меня взрывалась небольшая бомба из эмоций, я лишь лукаво улыбнулась и коротко ответила:

— Нет.

Удивление, смущение – всё смешалось. Я не смогла выдавить из себя ещё какие-нибудь слова и даже не поинтересовалась, почему он задал такой странный вопрос. Будто мой рот закрыли на замок, а ключ бросили в реку.

Чтобы сгладить неловкое молчание, я, как безразличный овощ, продолжила играть на рояле. Словно никакого разговора и не было.

Парень ещё немного постоял, смотря то ли на меня, то ли в окно. Потом он вдруг вздохнул и, сняв пальто с вешалки, вышел из кабинета.

Закончив играть гаммы, я приложила ладонь к губам, пряча улыбку. Хотелось рассмеяться в голос, но я не могла этого сделать – стены в колледже были тонкими.

Весь вечер в голове вертелись слова Карганова, а перед глазами всплывало его выражение лица в тот момент. Я пыталась разгадать, что он имел в виду, и металась от одной мысли к другой.

На следующий день, погрязнув в учёбе, я почти забыла про этот случай. Но, вновь и вновь встречая Савелия, мгновенно вспоминала его вопрос и снова гадала, что он думает обо мне. Теперь, когда виделась с ним, я здоровалась и улыбалась теплее, чем раньше. Любопытство зашкаливало. Увы, я упустила шанс, чтобы спросить парня о его словах – боялась поставить себя в неловкое положение. Может, эту фразу помнила одна я, а он уже давно забыл.

Однажды мне стало интересно: неужели только я воспринимаю подобные речи в романтическом свете? Не слишком ли это глупо? Стоит ли на этом зацикливаться?

Мучаясь вопросами целую неделю, я решила написать своей подруге Валерии. В общеобразовательной школе мы были в параллельных классах, а в музыкальной школе провели вместе семь лет. Занятия на фортепиано не приносили ей удовольствия, поэтому она продолжила учиться в сельском колледже на логиста. Когда я уехала, мы стали видеться реже, но всё равно часто переписывались в мессенджерах. Я могла поделиться с Лерой своими переживаниями, как ни с кем другим. Её поддержка всегда очень помогала мне.

После занятий, когда пришла в съёмную квартиру, я коротко описала ситуацию в сообщении и отправила подруге.

«Господииии, как прекрасно! Женщина, это судьба», — почти сразу прилетел ответ, а рядом – смайлики с сердцами в глазах.

«Ситуация угарная, но человеку ты явно нравишься».

Прочитав сообщения, невольно расплылась в улыбке. Всё-таки я не одна так подумала!

«Да ну, вряд ли я ему нравлюсь, — напечатала я, включив здравый рассудок. — К тому же, на втором курсе у него была девушка. Не знаю, встречается ли он с ней сейчас».

Это было правдой. Когда я только поступила в колледж и знакомилась со старшекурсниками, одна девочка представила мне Савелия, а потом к нему подошла Катя, и мне сказали, что они – пара.

«Если он выдал такое заявление, то не думаю», — ответила Валерия.

«Какой он? Красивый?» — тут же спросила подруга. Усмехнувшись, я закатила глаза.

На самом деле, мне было сложно ответить. Я никогда не присматривалась к этому парню и при знакомстве не почувствовала симпатии – такой, которая стреляет в сердце с первого взгляда. Помню, два года назад на нашем отделении учился один четверокурсник, которого точно можно назвать красавцем. Мой однокурсник из отделения духовых инструментов тоже в своё время покорил меня завораживающим взглядом серых глаз и аристократичными чертами лица. А чего сто́ят корейские актёры в дорамах...

Савелий же казался самым обычным парнем: средний рост, подтянутая фигура, ровно постриженные чёрные волосы, овальное лицо с некоторыми несовершенствами, очки в стильной прямоугольной оправе, опрятная одежда. У него всегда задорная улыбка и подвижная мимика. Ничего особенного в нём я не видела. Но то, что я могла ему понравиться, льстило.

Подумав немного, я написала ответ:

«Не знаю, вроде красивый... После моих любимых корейцев мне сложно сказать».

«Женщина, угомонись, ты из реального мира!» — возмутилась подруга.

«Знаю. Может, всё-таки я неправильно поняла его слова? Может, это были обычные рассуждения?»

«Ага, он говорил про погоду, а ты такое услышала», — забавлялась Лера.

Я усмехнулась.

«Нет, я чётко всё услышала, потому что перестала играть, когда он заговорил».

«Ты так уверена в своём слухе?»

«Я, конечно, слепая бабка, но ещё не настолько глухая», — рядом я поставила смеющийся смайл.

«Ну, не знаю, что он имел в виду, но это всё очень интересно», — заключила Валерия.

Постепенно мы перешли на другие темы и ещё несколько дней не разговаривали о Карганове. Тогда в приоритете были мысли о лекциях и семинарах.

В симпатию Савелия верилось с трудом. Ещё со школы я привыкла к тому, что выгляжу, как ребёнок, что на такую зубрилку никто не посмотрит. Я наблюдала, как мои одноклассницы из года в год взрослели, хорошели, становились привлекательнее, делали макияж. А я не менялась. Только волосы постригла в шестом классе и начала носить очки в восьмом. Косметикой не пользовалась – считала, что она мне не нужна, и деньги тратить на неё не хотелось.

Я оставалась всё той же маленькой девочкой, застрявшей в двенадцатилетнем возрасте. Поэтому сомневалась, что могла понравиться Савелию. Но он, в свою очередь, постоянно напоминал о себе.

Узнав, что мы играем одну и ту же «Прелюдию и фугу» Баха, парень стал приходить ко мне почти каждый раз, когда я играла её. Постепенно я начинала привыкать к тому, что Карганов часто заглядывал в мой кабинет, когда занималась без преподавателя. Видимо, он считал своим долгом хотя бы на секунду появиться передо мной. Это произведение было своеобразной геолокацией: если из какого-нибудь кабинета звучала ре-мажорная «Прелюдия и фуга» Баха, значит кто-то из нас точно в колледже.