Дождь барабанил по тонированному стеклу «Майбаха» с такой яростью, словно пытался предупредить меня. Словно хотел смыть эту машину с дороги, развернуть её, заставить нас вернуться обратно в нашу крохотную, продуваемую всеми ветрами «двушку» на окраине города. Туда, где обои отходили от стен, а кран на кухне капал в ритме моих мигреней, но где я была… собой.
Я прижалась лбом к холодному стеклу, наблюдая, как серые пейзажи спальных районов сменяются ухоженными аллеями элитного поселка. Здесь даже деревья казались неестественными — слишком ровными, слишком идеальными, словно их вытачивали на станке, а не выращивали из земли.
— Майя, пожалуйста, — голос мамы дрожал. Она сидела рядом, нервно теребя застежку своей сумочки — единственной дорогой вещи, которую Виктор подарил ей еще до свадьбы. — Сделай лицо попроще. Ради меня.
Я повернулась к ней. Елена — моя мама — выглядела сегодня ослепительно и жалко одновременно. Идеальная укладка, бежевый кашемировый костюм, который стоил больше, чем весь наш гардероб за последние десять лет, и глаза побитой собаки, которой наконец-то бросили кость.
— У меня нормальное лицо, мам, — ответила я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Просто я не понимаю, почему мы должны переезжать именно сегодня. У меня завтра сдача макета, а мои инструменты где-то в третьей коробке снизу.
— Виктор настоял, — она произнесла его имя с придыханием, как молитву. — Он хочет, чтобы мы начали новую жизнь как можно скорее. Майя, это шанс. Шанс забыть о долгах, о вечном страхе, что завтра нечем будет платить за квартиру. Ты сможешь спокойно доучиться. Ты ведь всегда мечтала быть архитектором.
Я промолчала. Мечтала. Но не такой ценой.
Отец всегда говорил: «Бесплатный сыр бывает только в мышеловке, дочка. А в золотой мышеловке сыр еще и отравлен». Папы не стало десять лет назад. Его сердце не выдержало банкротства, когда акулы бизнеса сожрали его небольшую строительную фирму. Мы остались ни с чем. И вот теперь, по иронии судьбы, мы въезжаем в логово одной из таких акул.
Виктор Воронцов. Олигарх, филантроп (для прессы) и человек, чьи глаза напоминали мне два куска льда. Он появился в жизни мамы полгода назад, словно deus ex machina в плохой пьесе, и мгновенно очаровал её своей властью и обещанием безопасности.
Машина плавно затормозила. Ворота — огромные, кованые, украшенные вензелями, напоминающими переплетенных змей, — бесшумно отворились. Мы въехали на территорию.
— Господи, — выдохнула мама.
Дом Виктора нельзя было назвать просто домом. Это был особняк, нет, замок современной архитектуры. Бетон, стекло и темный камень. Он возвышался над ухоженным садом, как монумент человеческому тщеславию. Острые углы, панорамные окна, в которых отражалось свинцовое небо, и абсолютная, подавляющая тишина. Никакого уюта. Только холодное величие.
— Это «Северный форт», — пробормотала я, оценивая конструкцию профессиональным взглядом. — Брутализм с элементами хай-тека. Красиво, но жить здесь… всё равно что в музее современного искусства.
— Не умничай, — шикнула мама, когда водитель — молчаливый мужчина с шеей быка — открыл нам дверь.
Как только моя нога коснулась идеально вымощенной дорожки, я почувствовала озноб. Ветер здесь был злее, пробирался под тонкую куртку.
На крыльце нас уже ждали. Виктор стоял, опираясь на трость с серебряным набалдашником (хотя я знала, что он не хромает — это был лишь элемент имиджа), и улыбался той самой улыбкой, которая никогда не касалась глаз.
— Елена, дорогая, — он распростер объятия. Мама тут же порхнула к нему, позволяя себя обнять, словно искала защиты от всего мира в его руках.
Я осталась стоять у машины, сжимая лямку своего старого рюкзака. Я чувствовала себя инородным телом, грязным пятном на этой стерильной картине богатства. Мои джинсы были потерты, кроссовки видели лучшие времена, а в глазах, я была уверена, читалось только одно желание — сбежать.
Виктор перевел взгляд на меня. Улыбка стала чуть тоньше.
— Майя. Добро пожаловать домой.
Слово «дом» в его устах прозвучало как приговор.
— Здравствуйте, Виктор, — кивнула я, не делая попытки подойти ближе.
— Твоя комната готова. Восточное крыло, второй этаж. Надеюсь, тебе понравится вид, — он говорил вежливо, но в тоне сквозило приказание. — Ужин в восемь. Не опаздывайте. Я хочу познакомить вас с Демьяном. Он должен скоро вернуться.
Демьян. Сын Виктора. «Золотой мальчик», о котором я знала лишь из сплетен и редких заголовков светской хроники, где он обычно фигурировал в скандалах: то разбил спорткар, то устроил драку в клубе. Мне предстояло называть этого мажора братом. От одной этой мысли меня мутило.
***
Внутреннее убранство дома подавляло еще сильнее, чем фасад. Огромный холл с потолками высотой в три этажа, мраморный пол, в котором можно было увидеть свое отражение, и хрустальная люстра, напоминающая застывший водопад. Здесь не пахло жильем. Здесь пахло дорогим парфюмом, полиролью и деньгами.
Меня проводила горничная — женщина с абсолютно бесстрастным лицом. Мы шли по бесконечным коридорам, украшенным картинами, которые стоили больше, чем вся жизнь моего отца.
— Ваша комната, — она открыла белую дверь.
Я вошла и застыла. Комната была огромной. Больше, чем вся наша квартира. Окна в пол, кровать размера king-size, застеленная шелковым бельем цвета пепла, собственный гардероб и ванная. Все в светлых, холодных тонах. Стерильно. Бездушно.
— Спасибо, — бросила я, но горничная уже исчезла, словно призрак.
Я бросила рюкзак на пол и подошла к окну. Вид открывался на задний двор, где располагался бассейн с подогревом, от которого шел пар. Дождь усиливался, превращая мир за стеклом в размытую акварель.
Я достала из рюкзака единственное, что имело для меня значение: рамку с фотографией. На ней мы втроем: я, мама и папа. Мы смеемся, щурясь от солнца, на фоне какого-то недостроенного дачного домика. Счастливые. Бедные, но счастливые.
Утро в доме Виктора пахло не кофе и тостами, как в нормальных семьях, а холодной стерильностью и полиролью для мебели. Когда я открыла глаза, первым, что я увидела, был лепной потолок, настолько высокий, что казалось, будто надо мной висит небо, застывшее в гипсе.
На секунду, всего на крошечную долю секунды, я забыла, где нахожусь. Мне почудилось, что я все еще в нашей старой «двушке» на окраине, где по утрам слышно, как сосед сверху кашляет, а за окном с визгом тормозит трамвай. Но тишина этой комнаты была оглушительной. Она давила на перепонки.
Я села в кровати, и воспоминания вчерашнего вечера обрушились на меня лавиной. Разбитая ваза. Лунный свет на осколках. И глаза Демьяна. Черные, бездонные колодцы, в которых плескалась не просто неприязнь, а обещание уничтожить меня.
— Добро пожаловать в ад, Майя, — прошептала я своему отражению в огромном зеркале, вставая с постели.
Мои ноги коснулись пушистого ковра, который, вероятно, стоил дороже, чем все образование моего отца. Я ненавидела этот ковер. Я ненавидела эту комнату. И больше всего я ненавидела то, что мне придется выйти отсюда и начать играть роль благодарной падчерицы.
Сегодня был первый день в университете. В том самом элитном архитектурном, куда Виктор устроить меня «по звонку». Мама сияла от счастья, когда говорила об этом, уверяя, что это мой шанс на великое будущее. Я же чувствовала себя троянским конем, которого вкатили в ворота Трои, только внутри меня не было солдат — лишь страх и упрямство.
Я выбрала одежду с тщательностью сапера, обезвреживающего мину. Никаких коротких юбок, ничего яркого. Темные джинсы, простая белая рубашка, застегнутая под горло, и объемный кардиган, в котором можно спрятаться, как в коконе. Я хотела быть невидимкой. Серой мышью, которая прошмыгнет по плинтусу, пока львы грызут друг друга.
Спускаясь к завтраку, я молилась только об одном: чтобы Демьяна там не было.
Бог, кажется, взял выходной, но удача мне улыбнулась иначе. Столовая была пуста, если не считать маму, которая нервно помешивала ложечкой в чашке с чаем.
— Доброе утро, милая, — её голос дрожал. Она выглядела безупречно: укладка, макияж, шелковая блузка. Идеальная кукла для идеального дома. Но я видела темные круги под слоем тонального крема. — Виктор уже уехал в офис. А Демьян... он ушел рано.
Я выдохнула, чувствуя, как разжимается пружина внутри.
— Привет, мам.
— Ты готова? Водитель ждет тебя.
— Я могу доехать на метро, — привычно возразила я, наливая себе воды. Еда в горло не лезла.
— Майя, пожалуйста, — мама посмотрела на меня с мольбой, от которой мне захотелось выть. — Не начинай. Виктор хочет, чтобы о тебе заботились. Это вопрос статуса.
Статуса. Конечно. Я теперь не просто Майя Смирнова, дочь разорившегося архитектора. Я — падчерица Виктора, владельца строительной империи. Аксессуар.
— Хорошо, — сухо ответила я, целуя её в холодную щеку. — Я поеду с водителем.
***
Университет напоминал не учебное заведение, а штаб-квартиру транснациональной корпорации, скрещенную с музеем современного искусства. Огромные стеклянные фасады отражали серое осеннее небо, а перед входом парковка напоминала автосалон премиум-класса. «Порше», «Гелендвагены», спортивные купе, названий которых я даже не знала.
Когда черный «Мерседес» Виктора остановился у входа, я почувствовала себя самозванкой. Водитель, молчаливый мужчина с шеей быка, открыл мне дверь. Я вышла, крепче прижимая к груди папку с эскизами — единственное, что связывало меня с моим прошлым, с моим настоящим «я».
Воздух здесь был другим. Он пах дорогим парфюмом, выхлопными газами спорткаров и высокомерием.
Я поднялась по широким ступеням, стараясь не смотреть по сторонам. Студенты стояли группами, смеялись, пили кофе из стаканчиков с логотипами модных кофеен. Их смех звучал слишком громко, слишком уверенно. Это были дети хозяев жизни. Золотая молодежь, для которых диплом был лишь очередной галочкой в списке покупок родителей.
Я надеялась проскользнуть незамеченной. Слиться со стенами. Стать частью интерьера.
Но как только я вошла в главный холл — пространство из стекла и бетона, залитое холодным светом, — гул голосов на мгновение стих. Я почувствовала на себе десятки взглядов. Они сканировали меня, оценивали стоимость моей одежды (дешево), марку моей обуви (прошлый сезон), выражение моего лица (испуг, замаскированный под безразличие).
А потом я увидела его.
Демьян стоял в центре холла, у широкого окна, словно король на троне. Он был одет в черное: черная футболка, подчеркивающая рельеф мышц, черные джинсы, небрежно наброшенная кожаная куртка. Он выглядел как хищник, отдыхающий перед охотой.
Вокруг него была его свита. Я узнала парня со светлыми волосами и наглой ухмылкой — Стас, кажется. И девушку, которая висела на локте Демьяна, как дорогая сумка. Карина. Я видела её фото в соцсетях. Брюнетка с идеальными чертами лица, в которых сквозило что-то хищное.
Сердце пропустило удар и забилось где-то в горле. *Только не смотри. Только не смотри в мою сторону.*
Я опустила голову и двинулась к расписанию, стараясь дышать ровно.
— Смотрите, кто пришел, — голос Карины прорезал воздух, звонкий и ядовитый. — Новая «дочка» Виктора Романовича.
Смешки прокатились по холлу. Они не были громкими, но каждый из них жалил, как укус осы.
Я замерла на секунду, но заставила себя сделать шаг. Еще один. Не реагируй. Если ты остановишься, они тебя сожрут.
Я прошла мимо них. Расстояние между мной и Демьяном составляло всего пару метров. Я физически ощущала его присутствие — тяжелое, темное поле, искажающее пространство. Я ждала удара. Оскорбления. Чего угодно.
Но он молчал.
Я рискнула поднять взгляд. Демьян смотрел сквозь меня. Буквально. Его взгляд скользнул по моему лицу, не задержавшись ни на секунду, словно я была прозрачной. Словно я была пустым местом.
Он повернулся к Стасу и что-то сказал, лениво улыбнувшись. Стас расхохотался. Карина что-то прошептала Демьяну на ухо, и он кивнул, не переставая игнорировать мое существование.
Дом встретил меня тишиной. Не той умиротворяющей тишиной, которая опускается на плечи мягким пледом после тяжелого дня, а вакуумной, звенящей пустотой, какая бывает в музеях или склепах. Особняк Виктора, этот монумент тщеславию из стекла и бетона, казалось, высасывал из воздуха весь кислород.
Я прислонилась спиной к массивной дубовой двери, закрывая ее за собой, и выдохнула. Университет остался позади, но война, объявленная Демьяном, не закончилась за порогом кампуса. Она просто переменила локацию. Здесь, на вражеской территории, я чувствовала себя еще более уязвимой. Там, в коридорах, я была просто студенткой, над которой он решил поиздеваться. Здесь я была "паразитом", "приживалкой", дочерью женщины, которая продала свою свободу ради золотой клетки.
— Майя? Это ты?
Голос мамы донесся с лестницы. Она спускалась, придерживая подол длинного шелкового платья цвета слоновой кости. Её волосы были уложены в идеальную прическу, на шее сверкало тонкое ожерелье с бриллиантами — подарок Виктора на прошлую неделю. Она выглядела безупречно. И совершенно чужой.
— Да, мам, — отозвалась я, отлепляясь от двери. — Я вернулась.
Елена подошла ко мне, и я заметила то, что скрывал макияж: мелкую сетку морщинок в уголках глаз и нервную дрожь пальцев. Она обняла меня, и от нее пахло дорогими духами — холодным, цветочным ароматом, который совсем не вязался с запахом ванили и старых книг, который я помнила из детства.
— Как прошел первый день? — спросила она слишком быстро, словно боялась услышать правду. — Все хорошо? Ты подружилась с кем-нибудь?
Я посмотрела ей в глаза. Сказать ей? Сказать, что её пасынок — садист, который прижал меня к стене и пообещал превратить мою жизнь в ад? Сказать, что я провела половину дня, прячась в туалете, чтобы смыть с себя ощущение его взгляда?
Нет. Я не могла. Она выглядела такой хрупкой, такой отчаянно старающейся быть счастливой.
— Все нормально, — солгала я, выдавив улыбку. — Много информации, новые предметы. Обычная рутина.
Мама выдохнула с явным облегчением.
— Слава богу. Виктор переживал, что тебе может быть сложно влиться в новый коллектив. Он звонил ректору, просил присмотреть за тобой.
Меня передернуло. Виктор. Конечно. Его забота всегда имела привкус контроля.
— Майя, — тон мамы изменился, став просительным. — Сегодня у нас семейный ужин. Виктор настоял. Он хочет, чтобы мы все собрались за столом. Демьян тоже будет.
При упоминании этого имени моё сердце пропустило удар, а затем забилось в темпе марша.
— Обязательно? — спросила я, чувствуя, как внутри поднимается волна протеста. — У меня много домашнего задания...
— Пожалуйста, милая. — Мама сжала мои руки, её ладони были ледяными. — Виктор очень старается создать семью. Для него это важно. И для меня... Прошу тебя, ради меня. Просто поужинай с нами. Одень то зеленое платье, которое мы купили на выходных. Оно так тебе идет.
Я смотрела на неё и видела страх. Она боялась не угодить ему. Боялась, что я испорчу эту идеальную картинку, которую она так старательно рисовала поверх руин нашей прошлой жизни.
— Хорошо, — сдалась я, чувствуя горечь на языке. — Ради тебя.
***
Час спустя я стояла перед зеркалом в своей комнате. Изумрудное платье сидело идеально, подчеркивая фигуру, но я чувствовала себя в нем как в театральном костюме. Ткань была слишком дорогой, слишком гладкой, слишком... не моей. Я собрала волосы в высокий хвост, открывая шею, и нанесла немного туши.
Отражение смотрело на меня холодным, настороженным взглядом.
*«Правила игры, Демьян? Хорошо. Мое первое правило: никогда не показывать тебе, где у меня болит».*
Я спустилась в столовую ровно в семь.
Помещение напоминало зал для приемов в средневековом замке, только с поправкой на современный минимализм. Длинный стол из черного дерева, способный вместить двадцать человек, был накрыт на четверых. Хрусталь, серебро, белоснежные салфетки — все кричало о богатстве и статусе.
Виктор уже сидел во главе стола. На нем был безупречный костюм-тройка, хотя он был дома. Этот человек никогда не расслаблялся. Его седеющие волосы были зачесаны назад, а глаза — серые, как сталь — сканировали пространство в поисках малейшего несовершенства.
— Майя, — его голос был глубоким, бархатистым, тем самым голосом, который заключал многомиллионные сделки и рушил судьбы. — Ты выглядишь чудесно. Этот цвет тебе к лицу.
— Спасибо, Виктор, — я вежливо кивнула, занимая место по правую руку от него, рядом с матерью.
Мама улыбалась, но её улыбка напоминала натянутую струну. Она нервно поправляла салфетку, не сводя глаз с пустующего стула напротив меня.
— Демьян опаздывает, — заметил Виктор, глянув на часы. В его голосе проскользнуло раздражение, острое, как лезвие бритвы. — Как обычно.
— Он, наверное, задержался в университете, — поспешно вставила мама, пытаясь сгладить угол. — У него выпускной курс, большая нагрузка.
Виктор хмыкнул, не скрывая скепсиса.
— Нагрузка... Если под нагрузкой понимать гонки и клубы, то да, он перетрудился.
В этот момент тяжелые двери распахнулись, и в столовую вошел он.
Демьян.
Он не потрудился переодеться к ужину. На нем была та же черная футболка, обтягивающая широкие плечи, и джинсы, в которых я видела его днем. Волосы были слегка растрепаны, словно он только что слез с мотоцикла. Он вошел с видом хозяина, которому плевать на подданных.
Его взгляд мгновенно нашел меня. На секунду в его глазах мелькнуло что-то темное, хищное, узнавание того напряжения, которое искрило между нами несколько часов назад. Но он тут же нацепил маску ленивого безразличия.
— Прошу прощения за опоздание, — произнес он без тени раскаяния, выдвигая стул напротив меня. — Дела государственной важности.
— Садись, — сухо бросил Виктор. — Мы ждали только тебя.
Ужин начался. Прислуга бесшумно появлялась и исчезала, подавая блюда, названия которых я вряд ли могла выговорить правильно. Салат с крабом, какой-то сложный суп-пюре. Еда выглядела произведением искусства, но в горло кусок не лез.