Приехала в город ранним утром. Чемодан колёсами стукался о трещины на тротуаре, и каждый звук будто подчеркивал: всё, я теперь одна. Без маминого контроля, без папиного «куда ты пошла и когда вернёшься».
Первая свобода. Та самая, о которой мечтала последние два года.
Общежитие встретило облезлой краской на стенах и запахом котлет из общей кухни. Вахтёрша, женщина лет шестидесяти, посмотрела так, словно я пришла сюда на пожизненное заключение, а не на учёбу.
Но да ладно. Мне с ней детей не крестить.
А вот соседок хотело бы подружелюбнее…
Комната, которую выделили на ближайшие годы, если конечно же не отчислят, оказалась пустой. Две кровати стояли у стены, третья — возле окна. И она, судя по вязанному сиреневому пледу и медведю, уже занята. Я выбрала ту, что явно свободна и подальше от двери: хотелось хоть какой-то иллюзии уюта. Но если вдруг окажется, что и она уже чья-то, то переберусь на оставшуюся. Тоже в этом проблемы не видела.
Чемодан с трудом взобрался на матрас. Открыла его, и сразу стало ясно: вещей у меня мало, слишком мало, чтобы заполнить это чужое пространство.
Разложила всё по двум полочкам шкафа: стопку джинсов и футболок, два платья «на выход», которые мама настояла взять («вдруг пригласят куда-то»), косметичку с минимальным набором, и старый блокнот с наклейкой в виде луны, в котором я писала всё подряд — интересные цитаты, понравившиеся стихи.
На прикроватную тумбочку поставила фото — мы с родителями и братом на пикнике, ещё в прошлом году. Папа держит меня за плечо, мама улыбается, и всех нас в охапку обнял Тихон.
Застелила постель своим бельем, с яишенками. Странный выбор для пододеяльника, но когда заказывала, мне показалось это прикольным. Натянула покрывало, чтобы не напугать соседок. Сначала нужно познакомиться и показать себя с максимально нормальной стороны, а уже потом, понемногу, можно будет и раскрывать свою чудинку.
В коридоре послышались веселые голоса. Кто-то явно встретил своих знакомых после каникул и был этому очень рад. Стоило представить, что и у меня появятся такие же знакомые, по которым буду скучать, как хлопнула дверь. В комнату влетела девушка с громким смехом и чемоданом на колёсиках.
— Привет! — она сразу направилась к кровати, где лежал тот самый медведь с одним глазом на сиреневом пледе. — Я Анжелика.
Она скинула куртку, встряхнула волосы — длинные, каштановые, с явно профессиональным уходом.
— На втором курсе уже, — добавила, будто это звучало как «королева кампуса». — Всё лето пришлось провести у родителей в деревне, это было мучение! Я же родилась, чтобы блистать на сцене, понимаешь? А там — коровы, картошка, клубника… Я чуть не умерла.
На этих словах вытащила из чемодана целую армию косметики, аккуратно расставила баночки на тумбочке и зеркало придвинула ближе к окну.
Я только молча наблюдала за всем этим, стараясь дружелюбно улыбаться. Но уже сейчас думала о том, что наши темпераменты явно не совпадают. Она прямо ураган, по сравнению со мной.
И что еще было примечательно, зачем ей столько косметики в деревне?
Ну а потом, какое мне дело?
В итоге выдернула себя из этих мыслей. Вообще, нужно для начала представиться, если хочу реально показать заинтересованность в общении. Потому что нам вместе еще жить и жить.
— Я Карина. На первом курсе.
— О, первокурсница! — глаза Анжелики зажглись. — Тебе повезло, у нас тут такая движуха! Преподы — звери, но классные. Все друг друга знают, тусовки, премьеры, кастинги. Я всё лето только и ждала, когда вернусь сюда. Потому что деревня — это, прости, не жизнь. А здесь… — она раскинула руки, как будто хотела обнять весь город. — Здесь мы рождаемся звёздами.
Я слушала её и чувствовала, что мои джинсы, аккуратно сложенные на полке, и блокнот с наклейкой луны смотрятся слишком скромно на фоне её блеска и амбиций.
— Ты ведь тоже ради сцены сюда поступила? — бросила через плечо, не ожидая особого ответа. — Ты увидишь, Кари, тут всё настоящее. Жёстко, грязно иногда, но если ты выдержишь — тогда точно твоё.
Она обернулась и улыбнулась.
— Я ведь могу так тебя называть?
Я немного опешила. Всю жизнь я была Кариной. Родители называли меня именно так. Подруги в школе тоже никогда не сокращали: максимум «Карька», и то, буквально, единожды.
А тут — «Кари». Вот так просто, будто мы знакомы не пять минут, а целую вечность.
Я ощутила, как во мне борются два чувства: лёгкое раздражение и желание согласиться. С одной стороны — это не я. Я не «Кари», у меня нет этого городского лоска, задора, которыми сверкала Анжелика. С другой… мы будем жить вместе. А жить бок о бок с человеком, который тебя раздражает, — худший вариант.
— Конечно, — выдохнула я, стараясь улыбнуться максимально расслабленно. — Зови, если так проще.
Анжелика довольно кивнула, словно только что заполучила новый реквизит для своей будущей роли.
— Отлично! Кари звучит куда лучше. Современно, запоминается. Прямо артистический псевдоним. Может, ты ещё и станешь знаменитой, и все будут знать тебя именно так.
Он встал рядом с Вячеславом Сергеевичем, и сразу бросилось в глаза: они как будто из разных миров. Препод — отполированный до блеска, всё при нём: ухоженные руки, белозубая улыбка, костюмчик, явно купленный не на студенческую стипендию. А этот… не то чтобы неряха, нет. Но весь какой-то... словно вышел прямо с улицы.
И по сравнению с этой слащавой картинкой от Вячеслава Сергеевича, парень выглядел… чертовски интереснее.
Я поймала себя на том, что разглядываю: плечи, походку, взгляд. И хоть видно, что он младше нашего препода, в нём чувствовалась какая-то грубая притягательность. Не из тех, что можно ухватить словами. Она цепляла подсознательно, как запах дыма после костра или звук басов за стеной: вроде раздражает, но не можешь оторваться.
И если первый купался во внимании студенток, то этот — будто бы и внимания не искал. Но именно поэтому его и хотелось рассматривать ещё дольше.
Я сама себе удивилась: стоп, Карина, с чего это вдруг?
А он тем временем скользнул взглядом по залу. Ничего особенного — просто посмотрел. Но когда его глаза прошлись по мне, я почему-то выпрямилась.
Тьфу, вот же дура!
— А теперь сюрприз, — протянул Сергеевич, и в зале стало тихо-тихо. — Сегодня кастинг пройдёт не в одиночку. У вас будет партнёр по сцене.
И он повернулся к этому парню.
— Знакомьтесь. Филипп, наш выпускник. Уже снимается, уже пробует себя в большом кино. Живой пример того, что и студенты могут получать роли.
В зале раздалось сдержанное «вау», но его тут же перебили ребята с задних рядов:
— Ага, но студентки быстрее! — раздалось басом.
И заржали.
Филипп даже бровью не повёл. Он сел на край сцены, широко расставив ноги, будто сидит дома в кресле, и чуть ухмыльнулся. Вот так, без слов — и уже ясно: этот парень уверен, что все зрители на ладони.
Первая кандидатка на роль попыталась изобразить своеобразную страсть: закатывала глаза, хватала себя за шею — выглядело немного нелепо. Но Филипп, главное, не рассмеялся. Нет. Он ухмыльнулся так, что девчонка тут же покраснела, словно поняла, что реально позорится.
Вторая вышла, сразу села ближе, чем надо. Тоже старалась: прикусывала губу, наклонялась вперёд, дышала тяжело. А он просто чуть подался навстречу — и в зале зашептались.
И тут меня осенило.
Господи, да он ещё больший нарцисс, чем Вячеслав Сергеевич!
Только если препод кайфует от самого себя, то Филипп — от реакции на себя. Ему явно доставляло удовольствие видеть, как девчонки готовы вывернуться наизнанку, лишь бы понравиться. И это не только игры касается.
Я поймала себя на том, что уже тоже думаю: а что будет, когда выйду я? как он посмотрит на меня?
И от этой мысли стало противно.
— Следующая… Карина.
Я вздрогнула. Всё. Вот и пришёл мой звёздный час — или полный провал.
Под шёпот и насмешливые ухмылки поднялась на сцену и села на стул напротив Филиппа. Он даже не повернул головы. Будто меня там и не было.
Сердце заколотилось в груди, и, как обычно, когда я нервничала, рука сама собой потянулась к верхней пуговке моего серого пуловера. Я стала её крутить, теребить, ногти царапнули пластик…
И тут, наконец, он посмотрел.
Не на меня. На мою руку.
А потом — чуть ниже.
Я сразу почувствовала этот взгляд — прямой, будто прожигающий ткань насквозь. Казалось, ещё чуть-чуть, и он реально оставит дыру. В груди стало горячо и неуютно одновременно, дыхание сбилось.
Боже, что я делаю? Я же сама его внимание привлекла… прямо туда.
Дёрнула руку, словно обожглась, выпрямилась на стуле и попыталась взять себя в руки.
Ну давай, Карина, ты же будущая актриса, чёрт побери. Изобрази хоть что-то!
Подняла взгляд, посмотрев в его глаза. Они были слишком цепкие.
Я прекрасно понимала задачу: страсть и невинность одновременно. Ну да, легко сказать. До этого я репетировала только какие-то этюды про яблоко и солнце, а тут — на тебя смотрит парень, который выглядит так, будто знает про страсть всё.
И вот я сижу напротив него, пытаюсь выстроить в голове картинку: томный взгляд, лёгкая полуулыбка, губы приоткрыты… да кого я обманываю? Получится по-любому так деревянно, что сама скорчусь от неловкости, как те, двое.
Но чем дольше ловила его взгляд, тем больше ощущала какой-то странный ток. Хотя он и сидел спокойно, чуть откинувшись на колонку, будто ему всё равно. Но именно это «всё равно» делало его опасным. Как будто я здесь — очередная, и он заранее знает, чем всё закончится. А я — не знаю.
Вот этот странный интерес, этот трепет внутри и оказался той самой искрой.
Я на самом деле просто… смотрела на него. И ловила себя на том, что пальцы дрожат, а в голове пустота. А невинность? Да она и не требовала игры — она и была во мне, настоящая, неразбавленная.
И всё, что в итоге смогла выдавить из себя — это нервное, сбивчивое дыхание, чуть приоткрытые губы и какое-то жалкое подобие «страсти», замешанной на стыде и непрошенной тяге к нему.