В городе горят мосты

Глава 1

Вас когда-нибудь заставляли есть приторные яблоки в карамели? Против воли, когда от сладкого запаха уже кружится голова? Заставляли, не принимая отказ?..

Либерти Роуз натянула привычную вежливую улыбку и приняла слащавое подаяние. Если Праздные угощали, отказываться было нельзя. Иначе у труппы начались бы проблемы, а запрет на выступления означал бы для всех голодную смерть. Перетерпеть один раз, приняв подарок от высокопоставленных почитателей её таланта, было проще. Но как бы сильно Либерти не была в этом уверена, от сладости яблока у неё всё равно помутнело в глазах. После нескольких изнурительных танцевальных номеров такое угощение выглядело чуть ли не пыткой. Слишком приторно и фальшиво, прямо как лицо того, кто поднёс ей этот дар. Мужчина средних лет, носивший дорогой костюм и цилиндр, был известным филантропом и жертвовал деньги на проведение праздников в отдалённых уголках страны, в числе которых был родной для Либерти город Зоннебург. Хотя вернее было бы сказать, что Зоннебург являлся единственным отдалённым уголком республики Илитион: в стране, состоявшей из двух городов, провинция плотным кольцом окружала столицу. Именно из центра и прибыл почётный гость: Либерти уже изрядно устала смотреть на его синеватое, пышущее извращённой благородностью лицо. Она бы уже давно сочинила предлог, чтобы ретироваться, но стоявшие сзади мистер и миссис Стилл, основатели труппы, отрезали все пути бегства. Добродушная на вид пожилая женщина с коротким кудряшками и её лысеющий супруг в изношенном сюртуке не давали ей и шанса ускользнуть.

– Либерти, милая, поблагодари господина за его доброту к нам! – острый подбородок миссис Стилл кольнул девушку в плечо.

– Для меня радость поддерживать честных городских артистов, – снисходительно ответил гость. – Я всегда считал своим долгом покровительствовать искусству, вашему прекрасному ремеслу! У юной леди незаурядные способности – Вам, миссис Стилл, нужно обязательно показать её в Гедонбурге. Поезжайте в столицу и выступайте там!

– Так и сделаем, мы так и поступим! – залепетала чета Стиллов. – Теперь, с Вашей помощью… Либерти, скажи же господину пару слов благодарности за средства, которые он нам предоставил, и за угощения для всей труппы!

Либерти стиснула зубы. Будь её воля, она бы сказала горделивому филантропу много крайне приятных слов.

– Я искренне Вам благодарна, ­– пришлось выдавить ей. – А теперь прошу меня извинить, моё выступление следующее.

Она выскользнула из палатки, заменявшей уличным артистам гримёрную, и проследовала прямо к деревянным ступеням сцены на городской площади. В действительности до её номера было ещё много времени, но Либерти бы не выдержала и лишнюю минуту в душной палатке. Ей ужасно хотелось на свежий воздух, пусть даже с примесью дыма и отвратительных сладких ароматов. Скрываясь в толстой ткани кулис, Либерти не могла не различать едкий запах, который тянулся к площади с городских заводов; его никак не могли перебить нотки пряных угощений из ларьков. Как бы жителям Зоннебурга не навязывали вечные праздники, но грязь и копоть фабрик – их повседневная жизнь – находили горожан даже во время шумных фестивалей.

– Либерти, зачем ты здесь? – в тесных кулисах она столкнулась с Конаном –фокусником труппы Стиллов. – Сейчас будет мой номер.

– Я знаю, просто… – Либерти осторожно выглянула наружу. Мистер и миссис Стилл уже семенили по площади, таща за собой, как на привязи, своего благодетеля. У неё не было сомнений, кого именно они разыскивали в толпе. – Я посижу здесь немного, ладно? Иначе моя голова опухнет от сладостей и бесед раньше, чем закончится праздник.

– И почему тебе так не нравится внимание? – пожал плечами Конан. – Я бы многое отдал ради того, чтобы за мной так носились. Стиллы в тебе души не чают, все зрители в восторге. Это же предел мечтаний для всех нас! Чего ещё ты хочешь, Либерти?

Он произнёс последнюю фразу слишком громко, потому что стоявший неподалёку мистер Стилл повернул голову туда, где упомянули нужное ему имя. Сквозь крошечную дыру в кулисе Либерти увидела, как он увлёк жену в сторону сцены. В этот момент раздались аплодисменты: очередной номер подошёл к концу.

– Конан, я тебя прошу! – Либерти вцепилась в рукав его разноцветной рубашки. – Дай мне выступить вместо тебя. Можешь пообщаться с этим благотворителем, если для тебя это так важно. Но лично я больше не хочу его терпеть!

Фокусник размышлял всего несколько мгновений, а затем сдался без дальнейших споров. Они с Либерти были одногодками и попали в труппу Стиллов практически одновременно, что сразу сблизило их и сделало друзьями по несчастью на долгие годы. Для двух сирот, сумевших найти себе призвание разве что в уличных выступлениях, выгораживание друг друга было единственным возможным проявлением заботы и привязанности. Конан кивнул и отошёл в сторону, делая знаки музыканту Элио, который прятался в противоположной кулисе:

– Играй мелодию для Либерти!

Сзади послышались отчётливые шаги. Девушка не стала дожидаться новой приятной встречи и поспешно вылетела на сцену под первые аккорды гитары Элио. Печальный музыкант согнулся над инструментом, практически уронив на струны длинную чёлку, и продолжил извлекать из них быстрый мотив, так контрастировавший с его внешним видом. Либерти оправила на себе длинное чёрное платье с золотыми вставками и с благодарностью взглянула на Конана. Около фокусника уже толпилась докучавшая ей весь вечер троица; Либерти расслышала шёпот миссис Стилл:

– Волосы! Волосы, дорогая!

Волосы. Конечно. Либерти машинально собрала тёмно-русые волны в высокий хвост: у миссис Стилл существовал странный пункт насчёт распущенных волос на сцене. И как бы он не раздражал Либерти, сейчас пришло время сделать приятное выражение лица и исполнить танец.

Она вышла вперёд и откинула правую руку в сторону. Секундное промедление – и Либерти сорвалась на бешеный темп, рисуя ломаные линии всем телом. Этот танец она сочинила сама и только для себя. В нём не было привычной плавности и лёгкости: она танцевала состояние своей души. И её душе было, о чём рассказать. Рваные движения руками, почти агрессивный ритм – но вот Либерти замедлилась и словно начала изображать марионетку. Ей действительно часто казалось, что некто невидимый контролирует каждое её слово, каждое движение… И теперь она говорила, кричала об этом всеми клетками своего тела. Кричала об этом толпе зевак, которые вряд ли могли понять, о чём идёт речь. Либерти взглянула на своих зрителей: какой-то старик жадно запихивал в рот десятую порцию блинов с сахаром, кучка подростков подозрительно смеялась у старого дерева, а два маленьких ребёнка, видимо, потеряв родителей в толпе, беспомощно барахтались в безумном омуте людских голов, который теперь наступал и на них самих, грозя затоптать ногами на бешеной скорости. Либерти отвернулась, посылая вслед за движением головы всё тело. Она и не пыталась донести свою боль до толпы – она уже давно не пыталась никому и ничего доказывать.

Глава 2

Азалия извивалась на сцене, словно змея. Они с Либерти исполняли дуэт, вырывая из толпы восторженные крики и овации. Натянутые отношения двух танцовщиц проявлялись и во время выступления: в тех частях номера, где между ними было предусмотрено взаимодействие, обе кидали друг на друга недобрые взгляды. Для очередного трюка девушки вновь сблизились: Азалия сделала наклон назад, вырастая обратно через пару мгновений. Либерти, в свою очередь, отыграла движение рукой – для зрителей всё выглядело так, будто это она невидимой силой вернула тело Азалии в исходное положение. Девушка с медовыми волосами незаметно оттолкнула её руку и подалась вперёд, словно нарочно скрывая Либерти от глаз людей, а потом выбежала в центр и стала изгибаться во все стороны, заставляя трепетать своё белое платье – оно повторяло золотые узоры костюма Либерти и отличалось только цветом. Понимая, что ей всё же не хватает амплитуды движений, она намеренно меняла их на ходу, подстраивая под себя и заставляя танец приобретать иной смысл. Либерти никак не реагировала на это, продолжая исполнять свою партию: «Если Азалии так хочется внимания, то пускай она получит желаемое».

Вечер уже окутал город в тёмно-синий шарф, и концертная программа праздника подходила к концу. Дальше планировались прогулки по площади и угощения. Перед глазами Либерти замелькали долгожданные фейерверки, кульминация любого торжества: в небе взрывались красные, золотые и белые звёзды. В Илитионе так и говорили: «Звёзды вместо огня». Фраза вошла в употребление с того дня, когда Ричард Гресл, предыдущий президент Илитиона и родной отец нынешнего, ввёл запрет на огнестрельное оружие. Теперь гвардейцы носили длинные шпаги, а порох использовался только для фейерверков. Помимо этого нововведения фигура Ричарда Гресла была интересна разве что его неожиданной кончиной, которая потрясла страну два года назад. Всё произошло слишком внезапно, и поговаривали даже о том, что кто-то был крайне заинтересован в скором уходе президента. В первую очередь, его сын, в руки которого сразу же попала власть. Выборы прошли в аккурат на следующий день после достижения Скаем Греслом совершеннолетия, и он не оставил шансов конкурентам. Новоявленной династии опасались даже Праздные: именно из высших кругов впервые поползли слухи о том, что новый президент был причастен к смерти отца. Однако получить какие-либо доказательства было трудно. Скай Гресл вёл закрытый образ жизни и нечасто появлялся перед народом.

Близился финал танца. Либерти разбежалась и оторвалась от земли, выполняя маховое сальто – они тренировали его вместе с Дженни. И никто даже при сильном желании не смог бы скрыть от публики её элемент: девушка буквально парила над деревянной сценой. Они с Азалией встретились в центре, а затем подбежали к краю сцены, принимая последнюю позу – секунда, и аплодисменты заглушили даже гул пиротехники.

Либерти поспешно скрылась в кулисах и, минуя объятия миссис Стилл, вышла на освещённую яркими фонарями площадь. Искать сегодня в толпе зевак Эмила было бессмысленно. Он ещё утром рассказал ей, что отец решил торговать на небольшом бульваре у окраины города. Мистер Флаттер слишком опасался, что Эмил опять встретится со вчерашними гвардейцами или перейдёт дорогу кому-то из Праздных. Все главные улицы Зоннебурга служили местами проведения праздников, но отличались по размаху торжеств. Самые яркие выступления, фейерверки и лучшие угощения всегда были на Центральной площади – там, где выступала труппа Либерти. Пускай они пока не были известны в столице, но в родном Зоннебурге справедливо могли назваться успешными артистами.

Мистер Флаттер, умышленно обрекая себя на меньший заработок, ушёл вместе с сыном на отдалённый Закатный бульвар. Либерти представила, как они вдвоём стоят у своей красной палатки, зазывая случайных прохожих. Ходил ли кто-то вообще в такие места по праздникам? Наверное, только те, у кого средств меньше, чем у самих Флаттеров. Слоняясь без цели между людских колонн, она тут же нарисовала в голове, как Эмил держится за потрёпанную куртку отца, и на усталом лице мистера Флаттера, из-под его тёмных, не похожих на шевелюру Эмила волос, появляется светлая улыбка. Если они встретят там бедных, то без долгих размышлений отдадут им последнюю выпечку и все разноцветные конфеты. Либерти замедлила шаг, но потом вдруг сорвалась с места. Она должна была как-то помочь Флаттерам.

В воздухе опять мелькнула яркая вспышка, сопровождающаяся громом. Либерти взглянула на небо: «Разве фейерверки на сегодня не закончились?». Крики людей усилились, но, кажется, перестали быть радостными. Она поняла, что на этот раз дело было не в «звёздах и огне».

– Буревестники! Это Буревестники! – послышался сзади тревожный голос мистера Стилла. – Они здесь… артисты, ко мне!

Потоки людей потекли в разные концы площади, но Либерти кинулась туда, откуда раздавались звуки фейерверков. За её спиной продолжал гудеть голос директора труппы, однако она и не думала ему внимать. Ей впервые представилась возможность увидеть легендарных Буревестников в действии.

Никто не знал, откуда именно они взялись. Однажды во время праздника в Гедонбурге на одной из главных площадей столицы появились трое: назвав себя Буревестниками, они объявили войну режиму праздников. Их речи призывали к борьбе и были наполнены такими словами, которые в Илитионе редко решались употреблять. Три мятежника непременно появлялись на праздниках в разных уголках страны – за ними началась охота, но гвардия так и не смогла напасть на след. Каждое новое торжество они встречали в другом месте, сопровождая его обращениями к людям, которые от страха иногда даже затыкали уши – действия Буревестников были смелыми, даже чересчур смелыми для Илитиона. Мистер и миссис Стилл называли их разбойниками и очень опасались столкнуться с бунтовщиками лично, хотя Буревестники никогда не нападали на людей, применяя оружие только во время стычек с гвардейцами, из которых всегда умело выпутывались. Чаще известия о мятежниках доходили из столицы; наконец, они решили навестить и Зоннебург.