В когтях судьбы

Пролог

Летнее солнце уже не так ярко светило, уходя в закат. Наступил час прохлады, ощутимый после полуденной жары и настраивающий на работу. Мужчина с хмурым взглядом и статная женщина в мужских штанах и белом платке, завязанном на манер косынки, сгребали сено и укладывали его в стога. Рядом бегал мальчишка с еще ниспавшими младенческими щечками от материнского молока. В руках у него были грабли, сделанные специально под его рост; мальчуган смело распугивал ими кузнечиков и всех, кто попадался на глаза. То и дело дитя в припрыжку направлялось к поляне с земляникой, срывая сочные ягоды маленькими ручками и наслаждаясь вкусом, закрывая глаза. Застиранная, но чистая льняная рубашка была вся в разводах от сока ягод, так напоминающих засохшую кровь; теперь их уже не отстирать. На самом краю земляничной поляны раскинулась яблоня, маня плодами размером с мужской кулак. Ветки не выдерживали веса урожая и склонялись к земле. Мальчик уже пробовал на вкус румяные яблоки; родители каждый раз привозили гостинцы, говоря, что их передал зайчик.
- Помощник растёт, - сказал мужчина, подмигнув жене.
Женщина промолчала и только улыбнулась. Идиллию нарушали только кружащие оводы и слепни, норовившие укусить побольнее. Пасущаяся рядом лошадка, запряжённая в упряжь, то и дело махала хвостом и шевелила ушами, чтобы прогнать надоедавших кровососов.
Первый покос в этом году удался, лето было в меру жарким, да и дожди шли как по расписанию, поэтому трава выросла густой и сочной, да и засохла, не утратив своей зелени. Донник, тысячелистник и редко встречавшийся клевер сохранили красоту соцветий и не ломались при укладке в стог. Благоухание дикой мяты, мелиссы и душицы витали в воздухе наравне с ароматом высушенного сена.
- Мам, я устал, пить хочу, а ещё меня укусили, прямо в руку. Вот смотри, - начал хныкать мальчик и показал место укуса, которое припухло и покраснело.
- Иди попей из кувшина, там можешь прилечь и отдохнуть, а мы с папой ещё поработаем, совсем немножко осталось, - сказала женщина и поцеловала сына в место укуса.
Мальчик побежал к берёзе, под которой лежали видавшие виды одеяла, лукошко из бересты для ягод и корзина из ивовых прутьев для сбора яблок. Семья была не бедная, но сахара для варенья себе позволить не могла, поэтому урожай высушивался на летнем солнце и таким образом заготавливался на зиму. В тени стояли накрытые вафельными полотенцами два кувшина, в одном было молоко, так заботливо надоенное утром от коровы Мадридв кормилицы семьи, вкусное, сладкое, жирное, а какая из него получается простокваша - просто объедение, во втором - набранная родниковая вода из оврага. Рядом лежали приготовленные загодя припасы, завернутые в тряпицу: полголовки сыра, буханка чёрного хлеба и шматок сала. До луга приходилось ехать два часа, уж больно далеко досталась эта земля, прямо на границе с Королевством Оклана, все ближние луга разобрали односельчане, а семья мальчика приехала совсем недавно, лет пять тому назад, поэтому на уборку приходилось ехать с ночёвкой. В этот раз и мальчик напросился с родителями и не переставая думал о том, как вместе с отцом будет искать созвездия на ночном небе и давать им названия. Раньше его всегда оставляли с соседкой и расплачивались за услугу корзинкой яблок или пучком травяного сбора для чая.
Вкусная в меру прохладная родниковая вода смочила пересохший язык и с двух сторон рта

тонкими струйками. Напившись, он разложил одеяло и, утомленный ловлей кузнечиков, удобно на нём прилёг. Глаза слипались, на лице появилось выражение умиротворения и улыбка, свойственная только беззаботным детям. Мальчику начал сниться приятный сон, а по земле в сторону счастливой семьи двигалась черная туча, блестя сталью на закатном солнце…

Неделю спустя…
Солнце пекло нещадно, а навязчивые мухи не давали покоя мне и моему верному коню. В воздухе витал аромат сгнившей скошенной травы, перебиваемый запахами разлагающихся трупов. Этот запах уже пропитал всю мою одежду, въелся в кожу, и избавиться от него получится только дома: сжечь одежду и провести полдня, отмокая в ванной с маслами и душистыми травами.

— Генерал, тут трое мертвых — мужчина с женщиной и мальчик.
Еще одна погибшая семья.
— Закопайте их вместе, — отдал приказ я. — Солнце уже взяло своё, пора и Земле дать дань уважения.
Рядом со стогом и разбросанными вилами лежал мужчина, из спины торчала стрела, рой мух окутывал тело, скопившись в более густую массу в месте ранения, принесшем смерть. Чуть поодаль лежало ещё одно тело, стрела застряла прямо в шее, и если бы не рыжая коса, то невозможно было бы понять из-за обилия насекомых и мерзких белых личинок, что это женщина. Видимо, семья пришла на луг собирать сено и никак не ожидала, что на этом лугу и останется… Навсегда. Под раскидистой березой в траве лежало маленькое тельце — мальчик, девочка, не разберешь, видны были только рыжие локоны. И опять мухи, мухи везде. Люди, поцелованные Солнцем, — счастливые, так думал и я, пока перед глазами не раскинулась эта трагедия. Солнце не помогло, да и счастья, видимо, было недостаточно для избежания смерти. Что уж говорить про обычных людей, у них вообще не было шанса выжить.
Я привык к виду смерти и не раз убивал сам. После столкновения с врагом на поле брани, земля пропитывалась кровью и страданиями раненых, красная жидкость собиралась в лужи, чавкала под сапогами. Но никогда не видел деревни, скошенные насильственной смертью: полтысячи воинов прошлись как саранча, не оставляя в живых никого. Целых пять деревень, семей, женщин, мужчин, стариков — трупов.
Воины без знаков отличия, повозок, лошадей, провизии, наделённые черной магией, не чувствовали боли, потребностей в еде, сне, отдыхе. Пожалуй, их можно было назвать живыми мертвецами, но они не были мертвыми, продолжали сражение после смертельных ранений, истекая кровью, без ног, рук. Как будто навязчивая идея и ниоткуда взявшаяся жажда убивать придавала им силы крушить и биться до последнего удара сердца. Меч и дикий взгляд — всё их оружие. Восемь погибших на одного — ровно столько у нас потерь. Мы смогли их уничтожить и даже взяли пленных, но пока добились только агрессивного поведения и нечленораздельного мычания, надеюсь, мы от них что-то узнаем. Соседнее Королевство Оклана полностью опровергает своё причастие к этой резне, произошедшей на самой их границе — да и ранее у нас с ними не возникало проблем. У нас пока нет доказательств, кроме того, что войско пришло с их стороны.
В овраге заржала лошадь. Я отвернулся от зрелища, щемящего сердце, и повел Пепла к краю луга. Рабочая гнедая лошадка вместе с упряжью забрела в самое болото в надежде получить живительную влагу и там застряла со своей поклажей. Потеряв надежду выбраться, она съела всю осоку, растущую в пределах её досягаемости. По крутому склону скользкой травы, цепляясь за высокие растения, к ней спускался солдат. В метре от животного мужчина вытащил из пояса нож и приложил к горлу послушной лошадке.
— Нет! Стой! — крикнул я. Солдат вздрогнул и уставился на меня с непонимающим взглядом. — Отведи к конюху, пригодится для перевозки раненых.
— Есть, генерал!
На самом деле лошадь чахлая и измученная, Солнце знает, сколько она в этой грязи находилась, и сколько сил понадобится, чтобы она смогла принести пользу в походе. Хватит смертей на сегодня! Я не в силах смотреть еще на одну убитую душу, пусть даже животного. Я всегда должен оставаться непоколебим перед своей армией, держать голову высоко, что бы не творилось у меня в душе, вселять мужество, честь и отвагу в сердца солдат.
Двое, вооружившись лопатами, рыли землю под могилы, третий же, преодолевая брезгливость, подтаскивал труп мужчины к краю ямы, где уже лежало тело жены. Закрыв глаза, я начал молиться за упокой душ умерших и воссоединевоссоединения их на небесах, пусть там они найдут друг друга и смогут дожить до старости, а умерев, вернуться на Землю. Я верю в это, верю, что моя Габриэла нашла нашего сына, прожившего всего 20 часов, и теперь они вместе смотрят на меня и ждут день, когда я отправлюсь к ним.
С Габи мы поженились уже во взрослом возрасте, мне было тридцать, а ей тридцать один. К тому моменту я уже смирился, что не смогу найти женщину, на которой захочу жениться, она же смирилась с судьбой старой девы. Она была хозяйкой мясной лавки, доставшейся ей по наследству от отца и хорошо справлялась с тяжелой работой.В той самой лавке, за обрабатыванием туши свиньи я её и встретил. Не было любви с первого взгляда, стеснения при разговоре и на первом свидании, но я сразу понял, что это она – моя будущая жена. Позже она призналась, что испытала похожие чувства. Это как раз тот возраст, когда сердце и голова работают в унисон, беря верх над эмоциями. Свадьба была тихой, присутствовали только самые родные и близкие нам люди. Я даже не мог мечтать, что у нас будут дети, но после полутора лет брака Габи сообщила, что она ждет ребенка. Моей радости не было предела. Засыпая, я представлял, как родится ребенок, мой ребенок, не важно мальчик или девочка, лишь бы был здоровым, а счастье я ему обеспечу, чего бы мне это ни стоило. Шесть месяцев, три дня и шесть часов – ровно столько мне судьба разрешила жить в ожидании чуда. Преждевременные роды, послеродовая лихорадка у жены, неспособность легких нормально функционировать – причины смерти моей семьи, о которых мне сообщил лучший лекарь королевства.
Пять дней Габи боролась за жизнь, пережив сына на четыре дня. Я всё это время не отходил от кровати и молился, чтобы времени было больше, я еще не всё сказал, не успел наглядеться на её осунувшееся лицо и уже не такие яркие глаза. Наверное, я эгоист, раз просил высшие силы продлить её страдания. С момента последнего вздоха жены прошел год, четыре месяца, десять дней и четырнадцать часов. С момента последнего удара сердца моего сына – год, четыре месяца, шесть дней и десять часов. Это срок и моей смерти, ведь моя душа ушла с ними, а бренное тело всё еще топчет землю и никак не хочет умирать.
Через ворох воспоминаний слышу, как меня зовут. С неохотой разлепляю веки и образы родных растворяются в солнечных лучах.
- Что такое, рядовой?
- Мальчик, Генерал! Мальчик жив!

Часть первая. Глава 1

- Докладывай, — приказал я, не дождавшись приветствия.
- Состояние мальчика тяжёлое, смею предположить, что он пил воду из родника. Всё бы обошлось, если бы там не застряла лошадь, которая отравляла её своими фекалиями и постоянно баламутила воду. Да и питание за всё время было скудным и полным кислот от ягод и яблок. Всё это послужило причиной диареи и рвоты, истощило организм и обезводило его. Сейчас мы стараемся делать всё, чтобы он пришёл в себя, но постоянный понос и рвота не дают задержаться воде в организме, а лихорадка не спадает. Прошло больше суток с тех пор, как его нашли, и по моим подсчётам, он в таком состоянии уже третий день…
- Мне не интересны ваши предположения и подсчёты! – перебил я его. Лекарь дрогнул и со страхом посмотрел на меня. – Ему становится лучше?
- Нет, генерал.
- Он единственный, кто пережил нападение, и нам необходимо выяснить почему. Делайте всё возможное, отвечаете головой! Вы меня поняли?!
- Да, генерал. – я махнул рукой, и лекарь, поклонившись, вышел из палатки.
Буду честен, скорее всего, мы мало что сможем узнать от мальчика даже с магом разума. Детская память и мысли сумбурны, а процедура вытягивает силы, и понадобится время, чтобы он восстановился и смог пережить вмешательство мага. И стоит признаться самому себе, что не только долг перед королём руководит моим желанием во что бы то ни стало сделать всё, чтобы он остался жив. Что-то было в его измученном болезнью и чумазом лице такое, что тронуло мою мёртвую душу.
После крика рядового я слез с лошади и побежал к берёзе, под тенью которой было найдено «тело». Мух было бесчисленное множество, видимо, поэтому его и приняли за мёртвого. Однако тут они пировали не над кровью и ранами, а над остатками болезни… Ребёнка так ослабило постоянная рвота и понос, что он был не в силах отойти подальше от своего ночлега, а в последующем даже снять штаны. Тысячи мёртвых детей я видел по пути к этой поляне, а этот полуживой ребёнок как надежда, надежда на то, что и в моей душе есть частичка жизни, которая, подобно упрямому и хрупкому ростку, сможет вырасти в бесплодной почве, оставшейся после огненного вихря, сметавшего всё хорошее на своём пути.
Из-за пелены воспоминаний меня выдергивает блеск камня, отразившего свет свечей, освещавших палатку в этот вечер. Оранжевый самоцвет, продет через обычную бечёвку наподобие знака веры, которые носят поклоняющиеся Луне или Солнцу в зависимости от того, какое из небесных светил считают божеством. И мало кто знает, что на камешек чуть больше ногтя большого пальца взрослого человека возможно жить безбедно до старости и ещё внукам оставить наследство. Знал ли об этом мальчик, с шеи которого я снял кулон сразу же, как понял, что это не застывшая смола? Или семья, которая так беспечно разрешила носить его в виде украшения, не видя отличия. Все знают об этом камне, но даже не вся верхушка элиты, купающаяся в роскоши, видела камень, посредством которого заключаются важные торговые сделки между правителями дружественных королевств. И что уж греха таить, деревенский житель точно не смог бы предположить, что за редкий камень носит на шее мальчишка.
В сокровищнице каждого королевства есть подобные драгоценности, а уплата за сделку не всегда успевала достичь казны и бывало оседала в карманах воров и разбойников, которые знали, что воруют и на что идут. Несмотря на преследование государством, некоторым всё же удалось исчезнуть, прихватив с собой «обеспеченное» будущее. На черном рынке можно найти покупателя этой королевской реликвии, но продавать, а тем более хранить её дома, – опасно, если ты, конечно, не головорез, держащий в страхе королевство, или самоубийца.
Теперь уже не имеет значения, как камень оказался в руках у крестьян, имеет значение сообщать ли об этом королю. Я знаю его достаточно хорошо, но разрешит ли он оставить камень владельцу или заберёт в казну? Ведь это не просто разменная монета, а символ власти. Конечно, он предложит компенсацию, в этом я не сомневаюсь, но не лучше ли дать мальчику самому решить, что с ним делать, когда вырастет…
Почему я об этом думаю? Ведь ещё не понятно, выживет ли он. Мне нужно сейчас всецело заострить внимание на насущной проблеме, а я уже который час строю планы в отношении чумазого мальчика. В самых глубоких недрах своей раненой души я решил, что, если он сможет выкарабкаться из лап вездесущей ночи, я возьму опеку над ним. Мне нужно о ком-то заботиться, чтобы не потерять ту искру, которая зажглась во мне, чтобы дальше жить, а не продолжать своё бренное существование, на автомате есть, не чувствуя вкуса пищи, спать, потому что Солнце уступило место Луне, дышать, чтобы не уподобиться самоубийцам и не совершить грех, идя добровольно в Тьму. И теперь жизнь мальчика и моё существование связаны незримой нитью. Приказывая лекарю лечить его, я в то же время доверял ему свою жизнь. Понял ли я это сразу? Нет, я понял это, когда приказ сорвался с моих губ. Насколько это долго?
Несмотря на переживания, въевшиеся в мою душу подобно пятну красного вина на белоснежной скатерти, я не могу показывать истинных чувств. Как всегда, холоден, расчётлив и непоколебим, пример для солдат, готовых на подвиги ради моей похвалы и к вечной Тьме ради моего доброго слова под мокрой землёй братских могил. Вызывает ли гордость такая преданность армии? Вызывала… до сегодняшнего дня. Солдаты, находящиеся под моим руководством, всегда знали, что будут накормлены, одеты, вылечены и награждены, по справедливости. Вся провизия, поступающая в распоряжение поварам, одежда, способная согреть в холод, доспехи и, конечно же, оружие контролировались мной лично у проверенных фермеров, кузнецов и портных. Никакой гнили в овощах, вонючего мяса, порченной насекомыми крупы и муки торговцы не смели поставлять — с ворами тоже разговор был короткий. Хлеб, где долгоносиков было больше, чем муки, каши из поражённой болезнями крупы и, конечно же, мясо, с вкусовыми качествами которого мог поспорить мой кожаный ремень, — всё это я испытал на своём желудке; а не годящуюся для долгих походов одежду и обувь, тупое и хлипкое оружие — на себе, когда был простым солдатом. Пожалуй, меня не любят только сынки богатых родителей, решившие построить военную карьеру, ведь для меня не важна наполненность семейного хранилища, и только доблесть и отвага заслуживают поощрения. Я всегда забочусь о своих солдатах и дорожу своей репутацией.
Заботился… до тех пор, пока лучшему лекарю своей армии не поручил лечение одного мальчика, а не солдат. Сколько рядовых этот самый лекарь смог бы спасти, если бы всё его внимание не было направлено на одного больного? Десять, двадцать или пятьдесят? Но этот мальчик важный свидетель… Если бы…
Восемь пленных нам удалось захватить с нечеловеческими усилиями и большим количеством потерь, и пока от них не узнали ничего, совершенно ничего. Они источают только агрессию, не спят, не едят, бьются в кандалах как дикие звери, норовя укусить всякого, кто проходит рядом. Никакой членораздельной речи, только рычание, звериный оскал и покрытые пеленой ярости глаза. Живые мертвецы с тёплой кровью и неимоверной жаждой убивать. Остаётся ждать мага разума, которого я запросил сразу же, поняв что допрос ни к чему не приведёт, и по моим подсчётам он должен подъехать утром.
Русрак – королевский маг разума, один из немногих, кто обладает этим даром, или проклятием – это с какой стороны посмотреть. Он может заглядывать в память людей и пытать их ум, вызывая адскую боль или страх, смотря какова цель; мимолётное касание или поиск в памяти интересующих сведений вызывает у испытуемого потерю энергии, которая с удивительной быстротой перетекает в мага, продлевая ему жизнь. Это опасные люди, их действия контролирует сам король, им строго-настрого велено носить одежду, скрывающую все части тела, которыми они могут прикоснуться ненароком к человеку. А выдаёт этот дар отсутствие пигментации: белая кожа, волосы, худощавое телосложение, острые черты лица и самое жуткое – красные радужки глаз. Живут они дольше обычных людей, убивают вынашивающую их женщину при рождении, напитавшись её энергией, не зная меры; иногда, не успев появиться на свет, погибают сами. Людей, обладающих таким даром, очень мало, и все они находятся на службе у короля. При появлении ребёнка с такими способностями его сразу же отправляют на воспитание и обучение к другому магу, который растит его и наставляет на путь истинный, а после сделает и преемником после своей смерти. Нет строгих запретов на общение с оставшимися родственниками либо на создание собственной семьи, но, как правило, родственники побаиваются такого чада, а противоположный пол страшится умереть в смертельных объятиях. Они опасны в мгновение прикосновения и зависимы от них…
Мои размышления прерывает откидывающийся полог палатки, внутрь заходит долговязая фигура в плаще — тот, о ком я вспоминал последние несколько минут.
— Доброй ночи, Генерал Барр! — поприветствовал меня Русрак. Казалось бы, обычное приветствие, но из его уст оно звучит как шипение змеи, медленная, размеренная речь, говорящая о его высокомерии и пренебрежении ко времени, которого у него больше, чем у всех нас.
— Не такая уж и ночь добрая, но я рад, что вы так скоро приехали.
— Я выехал сразу, как получил послание от гонца. Ехал, не останавливаясь, и готов приступить прямо сейчас.
Ну конечно, видимо Русрак давно не подпитывал свою энергию и теперь ему не терпится получить дозу, подобно зависимым от макового молока. Я тоже нетерпелив и желаю поскорее разгадать загадку безумства пленных.
— Да, пожалуй, не стоит тянуть, пойдемте, пленные находятся за лагерем.
Выйдя из палатки, мы вместе с ним и парой моих стражников направились через лагерь. Густой дым от костров и солдаты, ведущие громкие разговоры у огня, сопровождали нас на протяжении пути. Каждый прожитый день для них — праздник, порой я завидую им и вспоминаю свою молодость, когда также сидел возле костра после сражения и радовался, что не я сейчас лежу в сырой земле, не мои крики слышны из палатки раненых и не я был тем, чья кровь засохла на чьем-то мундире подобно грязи.
— Что вы можете рассказать о пленных, Генерал? — спрашивает Русрак.
— Они не боятся боли, не принимают пищу, за всё это время, что находятся в плену, не сомкнули глаз, бьются до последней капли крови и падают, когда рана несовместима с жизнью. Нам не удалось вытянуть из них даже слова… Впрочем, сейчас всё сами увидите.
Пройдя лагерь и приближаясь к палатке с пленными, я увидел выбежавшего оттуда солдата, зажимающего рукой шею. Через сомкнутые пальцы текла потоком кровь, казавшаяся черной из-за недостаточного освещения факела. Секунду спустя за ним выбежал еще один солдат и стал звать лекаря, стражники, охранявшие палатку, тоже засуетились и стали помогать раненому. Мы ускорили шаг, но, дойдя, уже поняли, что жить на этом свете раненому осталось несколько вдохов, которые он уже не старался совершать, ослабший после потери крови. Остекленевшие глаза смотрели вверх, не видя красоты летнего звездного неба, отсутствие куска плоти на шее, откуда уже тонкой струйкой сочилась кровь всё медленнее, медленнее и медленнее…
— Что произошло, солдат?! — оторвавшись от зрелища ухода во тьму, наконец смог спросить я.
— Мы принесли воды этим скотинам, поили их. Уильям подошел слишком близко, и эта тварь укусила его…

Глава 2

С невероятным усилием, вскарабкавшись на лошадь, я ощутил, как раскрылась рана на боку. Интересно, как скоро кровь пропитает бинты и просочится сквозь камзол? Однако это лишь малая часть моих бед; больше всего меня беспокоит состояние моей ноги, которая совершенно не подчиняется. Я уже сейчас понимаю, что нужно было остаться в повозке. Большим позором будет, если я свалюсь с лошади на глазах у всех, чем въехать в ворота города как подобает генералу королевской армии.

Русрак изрядно меня отделал, подобных ран я не получал даже в бою. Как рассказал лекарь, первый удар ножом он нанес в бок, чудом не задев важные органы. Шагнув назад, я упал, и тогда он начал наносить хаотичные удары по левой ноге. Она больше всего пострадала и теперь отказывается меня слушаться. Потеряв много крови, я три дня пролежал без сознания, а потом еще столько же в бреду. Меня боялись перевозить, оставив с ранеными, поэтому сейчас я возглавляю колонну калек — как иронично… Вчера ты подавал пример солдатам своей боевой подготовкой и физической силой, а сегодня едва залезаешь на лошадь и боишься упасть при резком повороте и накатывающей дурноте. Одно радует — закатное солнце уже не так печет, и видны главные ворота замка. Еще чуть-чуть, и я смогу отдохнуть на своей постели. Ванна, о которой я так мечтал, под запретом как минимум на неделю. Но сначала нужно доложить королю о событиях последних дней.

Последние мои силы ушли на то, чтобы слезть с седла. До приёмного зала я добрался с помощью стражей. Я бы не отказался от кресла с колёсами, пожалуй, стоит рассмотреть его покупку, это не будет унизительнее моего теперешнего передвижения.

Король Торванд II уже ждал меня. По его лицу, как всегда, было трудно уловить эмоции — маска безразличия, которую он сохранял перед всеми, кроме своих детей, королевы и меня, его друга.

— Приветствую Вас, мой король! — поздоровался я, пытаясь изобразить поклон, хоть в моём положении это выглядело крайне комично.

— И я рад видеть Вас, генерал! — ответил король, чей глубокий и уверенный голос напоминал ровный звук барабана во время военного ритуала. — Посадите его и уходите.

Когда дверь закрылась за стражами, на лице Торванда появились эмоции. Что в них? Жалость?

— Честно говоря, я думал, что ты в лучшем состоянии, чем вижу своими глазами.

— Да, Русрак меня знатно потрепал. Кто бы знал, что меня выведет из строя заморыш, не державший в руке ничего тяжелее ложки. Как он, кстати?

— Не в себе. Думаю, что ещё пару дней, и Тьма его заберёт. Хорошо, что его ученик посвящён в его работу и сможет заменить.

— Я так понимаю, прочитать его Килиан не рискнул?

— Нет, и остальных пленных я приказал убить, нечего быть живым напоминанием о случившемся. Узнать всё равно ничего не смогли. Да и мне страшно держать этих нелюдей рядом со своей семьёй.

— Ах да, пока я валялся без сознания, пропустил рождение принцессы Реджины, — после моих слов лицо Торванда озарила счастливая улыбка. — Поздравляю тебя с рождением дочери, пусть Солнце всегда освещает её путь, а Ночь бережёт её покой.

— Спасибо, Эммет, ты не представляешь, как я рад. Она такая крошечная, не то что Рилиан и Рейн, сразу видно — девочка. Она уже сейчас показывает характер, не желая отлучаться от Джадис ни на минуту. Когда родились сыновья, я переживал, как их вырастить достойными трона. С Реджиной же просто хочу, чтобы она была счастлива, выбрала сама, чем хочет заниматься, вышла замуж по любви и никогда не участвовала в королевских интригах.

— Это прекрасно, — вмешался я, глядя на него. — Каждой девочке нужна возможность быть самой собой, и твоя поддержка станет для нее бесценным подарком. В нашем мире, полном тайн и обмана, такая жизнь — настоящий дар. Надеюсь, Реджина вырастет в окружении любви и понимания. Как принцы отнеслись к сестренке?

— Рилиан рад до безумия, уже ждет не дождется, когда разрешат с ней выйти гулять. А Рейн ревнует, раньше все внимание королевы доставалось ему, а теперь появился кричащий соперник. Я слышал, что и у тебя в семье пополнение? — спросил король, изучая мою реакцию. Ну конечно, шпионы уже доложили, остается только догадываться, кто узнал о моем решении раньше — я или король.

— Да, мальчишка остался сиротой и к тому же единственный выживший в этой бойне. Надеюсь, я смогу заменить ему родителей хоть отчасти.

— Считай, что ему повезло, что ты его взял, насколько может повезти ребенку, у которого на глазах убили семью. Через какое время его можно будет прочитать?

— Лекарь сказал, что при должном уходе и питании он будет готов через неделю. Я намерен сделать всё возможное, чтобы вернуть ему детство, затмённое ужасами этой бойни. Удалось еще что-то выяснить про нежить?

— Количество пропавших без вести в приграничных зонах королевства Оклана увеличилось вдвое за последний год. Люди пропадали с полей, с таверн и даже маленьких деревень. Король ведет расследование, но так и не нашел ответы. Мне не нравится, что нас не предупредили о таких происшествиях, вот итог. Ясно, что это черная магия, и что этот маг силен, раз смог открыть портал для такого количества «людей», но что-то мне подсказывает, что это была лишь репетиция.

— Думаешь, что будут еще такие набеги?

— Да, вопрос только когда тот, кто за этим стоит, восстановит силы и наберет еще армию. Дознаватели нашли, где содержали такое количество людей, и свиная ферма по сравнению с тем местом как королевские покои. Остается только надеяться, что мы успеем остановить главное представление, объединившись с другими королевствами. Они предупреждены и выразили поддержку в расследовании. Время не ждет, и каждый потерянный день приближает нас к неизведанному ужасу, который грозит свалиться на наш народ.

Глава 3

Моя военная карьера пошла в гору, и я смог приобрести уютный двухэтажный домик, исполнить свою давнюю мечту о просторной светлой гостиной, столовой и библиотеке. Помимо обязательных помещений, дом располагал четырьмя комнатами: в одной жил я, в другой – мама, а третья, надеюсь, была готова к приезду мальчика. Сейчас же дом встречал меня темными окнами, за исключением одной в столовой — это мама, находящаяся в вечном ожидании единственного сына с войны.

С помощью личного стража я вышел из кареты и с трудом добрался до двери, проклиная искалеченную ногу, которая теперь будет напоминать мне о моей беспечности. Ночь окунула окрестности в темный бархат, и только родной аромат цветущих кустов и цветов, за которыми с трепетом ухаживала мама, витал в воздухе.

Открыв дверь, я шагнул внутрь и ощутил уютные запахи дома — теплый аромат домашней кухни, переплетенный с нотками свежезаваренного чая и корицы, которую мама всегда добавляла в свои пироги. С трудом переступая порог, я направился в столовую, где уже ждал поздний ужин. Мой взгляд упал на оставленные принадлежности для вязания и недовязанный шерстяной свитер для ребенка. Как всегда, мама не могла остаться без дела и уже начала готовить вещи для внука на зиму. Мягкий свет лампы, отражаясь от пряжи, создавал атмосферу уюта и тепла, где каждая незаконченная петля напоминала о ее заботе.

Я сел, и в тишине, окутанной вечерней гармонией, раздался скрип двери. Мама вошла, ее глаза светились счастьем и радостью. Она крепко обняла меня, словно пыталась зафиксировать в этом мгновении всю свою привязанность и гордость за сына. Взаимопонимание без слов наполнило пространство, и всё, что произошло на поле сражения несколько недель назад, казалось, стало лишь далеким эхом.

Тихий разговор с любимым сердцу человеком успокоил душу. Мама рассказала о новостях, не нашедших места в письмах: о страхе потери, который она испытала, узнав о моем ранении, и о счастливом ожидании нового члена семьи. При упоминании о мальчике ее глаза наполнились светом, который угас с уходом моей жены и внука, прожившего так мало. Моя потеря была и ее потерей. Мы оба утратили нечто важное, и это единство горя стало невидимой нитью, переплетающей наши души в одно целое. Каждый миг, проведенный вместе, напоминал о том, что было, и о том, что уже никогда не вернется.

Мальчик, имя которого остается неизвестным, чувствовал себя прекрасно: накормленным, вымытым, переодетым и уложенным спать.

- Он с тобой разговаривал? — спросил я мать.

- Сначала робел, а потом тараторил без умолку, — с гордостью ответила она.

- Как же ты его разговорила?

- Малому нужно немного: сладкие булки и теплый взгляд.

- Он говорил что-то о своих родителях или о том, как его зовут?

- Нет, рассказывал только о дороге сюда, удивлялся воде из труб и огромной ванне, из которой не хотел выходить. Я задавала ему вопросы, но он замыкался в себе, пока я не отвлекала его другим разговором.

- Жаль, — вздохнул я. — Лекарь сказал, что он, вероятно, потерял память от потрясения. Такое случается даже с солдатами после жестоких боев, что уж говорить о мальчике, увидевшем такой ужас.

- Как мы его назовем? — мать вытирала подступившие слезы платком.

- Думаю, стоит подождать ещё несколько дней, может, он всё же вспомнит хотя бы собственное имя.

Мама кивнула, её лицо одновременно отображало печаль и надежду. Мы обе понимали, что имя — это не просто набор звуков, а часть его сущности, истории, возможно, утраченной навсегда. Я старалась отвлечься от мысли о том, что он мог пережить, когда его мир рухнул.

- Как ты сам себя чувствуешь? — вдруг опомнилась мама, забывшая спросить о здоровье своего сына, когда на первый план вышел новоиспечённый внук.

Я вздохнул, внутри меня метались тревоги о судьбе маленького, чья жизнь оказалась в наших руках. Мама положила руку на мою, её тепло успокаивало, но печаль в глазах оставляла легкий след беспокойства. Я знал, что она сильно переживала за меня, когда мой мир треснул, а постоянные походы добавляли седины в её волосы.

- Я в порядке, — ответил я, хоть внутри меня бушевали чувства, словно шторм на море, рушащий привычный уклад и создающий новый, неизведанный мир. — Надо просто отдохнуть. Раны заживают хорошо, утром лекарь придёт, осмотрит меня снова и скажет, что меня ждёт.

Она кивнула, в глазах блеснула слеза. Я поймал её взгляд и постарался улыбнуться.

- Не стоит переживать, всё будет хорошо, — произнёс я, стараясь придать своим словам уверенности. Мы обе знали, что наш мир не раз переживал катастрофы, оставлявшие след в наших сердцах. — Я уже поговорил с королем, и он предложил мне выход, если нога не восстановится полностью.

- И какой же?

- Работать в Королевской Военной Академии.

- Я буду молиться Солнцу и Луне, чтобы твоя нога осталась в таком же состоянии…

- МАМА!

- А что? Эммет, моё сердце уже старо и не выдержит очередного ожидания тебя из похода. Каждое твоё письмо приносит мне спокойствие, но я понимаю, что в это же время твой труп может быть пищей для стервятников. Теперь на тебе ответственность за благополучие ребёнка, и он не заслужил остаться сиротой снова.

Каждый раз, когда я читал мамины письма, его сердце сжималось от боли. Он понимал, что ее тревога за него была оправданной, что каждый поход мог стать последним. Однако миссия, которую он выполнял, была важной не только для него, но и для его короля.

Глава 4

Королевский лекарь прибыл ранним утром и теперь с осторожностью осматривал мои раны. Он бережно снял повязки, промыл загноившиеся места отваром и со вниманием прощупывал мою ногу от бедра до стопы. Его прикосновения были нежными и уверенными, словно руки ювелира, работающего с хрупким камнем. На его сосредоточенном лице, освещённом утренним светом, мелькала искра профессионального интереса и стремления решить сложную задачу.

Бэзил был лучшим лекарем в нашем королевстве, учеником самого знаменитого врачевателя в мире. Я познакомился с ним после первой неудачной битвы. На той ужасной войне я и Торвонд несли смерть, тогда как Бэзил пытался сохранить жизни. После долгих блужданий по болотам и лесам я, с пораженными от влажности и холода ступнями, и будущий король, с сильно загноившейся раной на ноге, оказались у него. За годы войны он множество раз спасал нам жизнь.

Торвонд на себе ощутил всю неподготовленность наших лекарей к серьёзным ранам и болезням. Взойдя трон и объявив перемирие, первым указом он отправил перспективных врачей на учёбу в империю, славящуюся искусством лекарства.

Бэзил, обученный у лучших учителей, принял на себя не только задачу лечить раненых, но и обучать других своему искусству. Вскоре в нашем королевстве появилось множество специалистов, перенявших его знания и опыт. Новые методы лечения значительно улучшили уровень жизни в наших краях, позволив строить будущее, где болезни и травмы не представляли столь страшной угрозы.

Наблюдая за работой Бэзила, я осознал, сколько усилий требует его искусство. Это не просто знание трав и настоек, это образ жизни, философия, стремление сохранить каждую душу. Бэзил не раз говорил, что для него нет важнее задачи, чем вернуться домой и увидеть выздоровевших людей, чьим жизням он помог.

Король Торвонд II также наблюдал за трудом лекарей. Он понимал, что народ нуждается в защите не только от врага на поле битвы, но и от болезней и ранений в мирное время. Поэтому он инициировал строительство новых госпиталей, где лекари могли бы применять свои знания и обучать других. Благодаря этому, наш народ начал видеть в своих правителях не только воинов, но и заботливых защитников здоровья и благополучия каждого подданного.

Время шло, и наш мир постепенно возрождался после долгих лет войны. Лекари, обученные лучшими мастерами, стали символом новой эпохи. Несмотря на все пережитые страдания, народ начал верить в светлое будущее, видя, как многим удалось исцелиться от душевных и физических ран благодаря таким, как Бэзил. Его труд и преданность делу стали неотъемлемой частью истории нашего королевства, памятником милосердию и истинной доброты.

— Какие прогнозы, Бэзил? — спросил я, когда он закончил осмотр и начал наносить мази на раны.

— Тебе в трёх местах повредили соединительную ткань, поэтому ты не можешь нормально двигать ногой, сгибать и разгибать.

— Что с этим можно сделать?

— Уже ничего. Если бы я оказался рядом сразу после ранения, то рискнул бы соединить разрывы. Сейчас же ткань срослась, и новые надрезы могут только навредить.

Я застыл, глядя в пустоту. Мысль о том, что моя нога навсегда останется в таком состоянии, пугала меня. Бэзил, заметив моё замешательство, положил руку мне на плечо. Он всегда был человеком действия, не любил зря говорить. Его сочувствие было немногословным, но теплота его поддержки ощущалась более всего.

— Не падай духом, — сказал он. — Жизнь не заканчивается из-за одной травмы. Приспособишься.

— Теперь, наверное, стоит заказать кресло на колесах?

— Ни в коем случае. Тебе нужно двигаться, но только после того, как всё заживёт. Сейчас не стоит тревожить раны. Не нагружай ногу, старайся больше отдыхать. Следить за состоянием твоих ран будет моя помощница, с ней я отправлю тебе своё изобретение для опоры при ходьбе. Потом можно будет заменить его на трость. А теперь познакомь меня с новым членом твоей семьи.

— Ты уже услышал эту новость?

— Конечно, только переступил порог твоего дома, как госпожа Барр сообщила мне о своей радости и рассказала про кошмары. Полагаю, она больше переживает за его сны, чем за твои раны, — с улыбкой предположил Бэзил.

— Ты тоже это заметил? — усмехнулся я.

— Ещё бы! Я пробивался к твоей комнате, не успевая отвечать на вопросы о здоровье ребёнка, ещё не видя его лично. Этот мальчик оживит ваш дом. Сколько ему лет и как его зовут? —спросил он.

— Хотел бы я знать. Он не говорит своё имя и отмалчивается на вопросы о прошлом. Надеюсь на твоё мастерство в лечении душевных ран.

— Душевные раны порой тяжелее лечить, чем раны тела, но я сделаю всё возможное. Дети впитывают всё как губка, но также легко отдают воспоминания.

В этот момент в дверь постучали. Мама заглянула в комнату и спросила:

— Вы закончили? Мальчик позавтракал и ждёт вас в гостиной.

— Закончили. Бэзил поможет мне подняться, и мы вместе спустимся, — ответил я, приподнимаясь с кровати.

Мама сразу удалилась, оставив за собой шлейф сладкой выпечки и аромат тёплого молока. Как я и ожидал, она проснулась рано утром и стряпала на кухне, этот ритуал был неизменен, когда я был дома, и даже бессонная ночь не была ей помехой.

***

Я очнулся от дремоты из-за крика, доносившегося из соседней комнаты. Забыл о своих ранениях и невозможности быстро вскочить с постели, но тело не забыло. Острая боль пронзила меня, напоминая о множестве травм. Я стиснул зубы, пытаясь унять это невыносимое ощущение, но оно лишь усиливалось. В соседней комнате кричали, и голос был полон страха. Нечто внутри меня подсказывало, что я должен встать и попытаться помочь, несмотря на собственные увечья.

Глава 5

- Ему от четырех до пяти лет, и, надо сказать, он довольно хорошо развит для своего возраста, ведет беседу свободно и даже акцента деревенского у него нет, – сказал Бэзил, попивая чай.

– Ты прав, мне пришлось долго работать над собой, прежде чем начать общение в высших кругах.

В саду послышался смех Августа, его веселый звонкий смех доносился сквозь открытую заднюю дверь.

– Произошедшее повлияло на него, но это поправимо, дети быстро все забывают.

Бэзил осторожно поставил чашку на блюдце, его хмурое лицо освещалось солнечными лучами, а в черных волосах, словно смоль, уже виднелись седые пряди. Всегда идеально выбритый, с тяжелым подбородком и нахмуренными бровями, он не был красив, но пользовался популярностью среди женщин, как гласили слухи. Видимо, его обучение выходило за рамки лекарского дела, но, насколько мне известно, этим умением он со своими учениками не делился.

– Мне пора идти, как я и сказал, приду через четыре дня проведать тебя. Нет, не вставай, я сам найду выход, – сказал Бэзил.

– Спасибо тебе, пусть Солнце освещает твой путь, а Луна оберегает твой сон.

– И тебе того же, Эммет, выздоравливай.

Когда за лекарем закрылась дверь, я поднялся и, опираясь на стену, пошел на кухню. Каждый раз, после долгого покоя, нога напоминала о себе острой болью и не слушалась. Одной рукой придерживаясь за стену, а второй поддерживая бедро, я похромал к окну, выходящему на сад. Как давно я не смотрел в ту сторону дома, боясь опять причинить себе еще большую душевную боль, чем та, которая уже поселилась во мне навсегда.

У окна я остановился, перевел дух и осторожно приподнял занавеску. Сад был залит светом и наполнен птицами. Ветви деревьев покачивались под легким ветерком, словно напоминая мне о тех днях, когда здесь царили смех и радость.

В голове невольно всплыли образы прошлого. Я увидел её, склонённую над цветником, как она сосредоточенно поливает каждое растение. Увидел, как она смеется, бросая в воздух охапки сухих листьев, и как лёгкий ветерок уносит этот смех вдаль. А теперь… теперь сад вновь оживал с приходом Августа. Он с детской сосредоточенностью и рвением бегал по тропинкам, пытаясь поймать ярких бабочек, перелетающих с цветка на цветок. В его смеющихся глазах светились искренность и радость, несмотря на пережитые ужасы.

Я тихо наблюдал за ним из окна, и что-то теплое разливалось в моей груди. Быть может, эта лёгкость возвращалась ко мне благодаря его ненасытному счастью, суете и смеху, наполнявшим пространство вокруг нас. Август творил свой мир радости и игры, пробуждая в этом саду, напоминающем о потерях, новую жизнь.

Постепенно я опустил занавеску и сделал шаг назад, оставив его наедине с его приключением. Меня он боялся, старался не смотреть в глаза и не говорил ни в лагере, ни по дороге до дома. Трудно было понять, почему он так ко мне относился, ведь с мамой и Бэзилом он сразу нашел общий язык. Я долго размышлял об этом: были ли виной пережитые события, оставившие неизгладимый след в его душе? Или, быть может, мой строгий и замкнутый вид напоминал ему о чем-то неприятном? Со временем, верил я, через понимание и терпение я смогу найти ключ к детскому сердцу.

Дни летели незаметно. Как и обещал, Бэзил через свою ассистентку прислал мне средство для передвижения, напоминающее пару палок с перекладиной сверху. Этот "костыль" значительно облегчил мою жизнь, и к концу первого дня практики я уже уверенно справлялся с ним. Помощницей оказалась внучатая племянница Бэзила — Мередит, и надо сказать, что она нисколько не походила на своего дядю. На пороге своего тридцатилетия, Мередит была лишена семьи, несмотря на свою миловидность и приятный характер. Её черные волосы всегда были убраны в аккуратный пучок на затылке, придавая ей строгий, но одновременно и изящный вид. Она отличалась немногословностью, что меня устраивало. Мы обменивались лишь дежурными репликами о моих ранах и самочувствии. Тактичная Мередит не навязывала пустые разговоры, что я особенно ценил. С течением времени я осознал, как привык к её присутствию, и радовался видеть её сосредоточенное лицо во время перевязок.

Мередит знал весь город, и, возможно, слухи прошли по всему королевству. Во время беременности её муж после очередной попойки жестоко избил её. Следующим утром, не чувствуя шевелений ребенка, Мередит пошла к Бэзилу. Выяснилось, что ей не суждено стать матерью. Лекарь несколько дней пытался вызвать роды настоями, но всё оказалось тщетно, и он решился на более серьезное вмешательство — разрезал живот, достал мёртвого ребёнка и зашил рану. Несмотря на неимоверные страдания и потерю крови, Мередит выжила, но больше не могла выносить ребёнка. Орган, где ребёнок развивался, пришлось удалить. Операция, проведённая Бэзилом, вызвала ажиотаж, и он стал регулярно проводить подобные процедуры, накопив бесценный опыт. Однако не все выживали после операции, многие не справлялись с лихорадкой, и Бэзил продолжал искать лекарство. Со временем он научился сшивать матку, тренируясь сначала на животных, затем на людях, и треть женщин смогли вновь забеременеть. Но для Мередит шансы были равны нулю.

Мередит знала, как у нас появился Август, и из разговоров с мамой я понял, что женщина тоже рассматривала возможность принять чужого ребенка, но никак не могла решиться воспитывать его одна. Её муж исчез после трагедии, и никто не знал, ушёл ли он сам, оставив всё имущество жене, или Бэзил был причастен к его исчезновению.

С Августом наши отношения не складывались, хотя с мамой, Мередит и Бэзилом он охотно общался. Бэзил, вернувшись как обещал, принес черепаху и выяснил у Августа, что мальчик проснулся от шума и лежал под деревом, пока войско не прошло мимо. Дальнейшего он не хотел рассказывать или не помнил. Исходя из этой информации, мы с Бэзилом решили не подвергать его дальнейшим испытаниям магии.

Глава 6

За приятным занятием мы даже не заметили, как время подошло к обеду и как подъехала Мередит. Она накрыла на стол и только тогда позвала нас.

Отобедав, Август начал зевать за столом. Я хотел встать и пойти уложить его, но, видимо, на моём лице она смогла прочитать растерянность одолевшую меня, поэтому сама предложила уложить его. Они направились на верх, а я взял кувшин с холодным лимонадом, два стакана и отправился в гостиную. Несмотря на светлость гостиной, там всегда царила прохлада и гуляли сквозняки из-за приоткрытых окон. Вид выходил на переднюю часть дома, и я мог часами сидеть у окна, наблюдая за редкими прохожими. Мы жили за городом: после нескольких лет в самом городе мы изрядно устали от вечного шума и бесконечно снующих людей и карет, поэтому, как только появилась возможность, сразу же приобрели дом вдали от вечной суеты. Этот дом стал нашей тихой гаванью, где мы могли наслаждаться спокойствием и уединением, как в те далекие времена, когда компанию нам составляли лишь дикий ветер и овцы. Я часто задумывался о том, какой путь мы прошли, чтобы оказаться здесь, и осознавал, что все, что ни происходит, все к лучшему, не считая потерь.

На стенах гостиной висели картины с изображениями лесов и полей, придавая этому месту ещё больше уюта и настроения. Это был состоятельный район, где соседи также дорожили уединением. Редко можно было увидеть кого-то гуляющим по дороге; большинство проводило время за домом. Сам дом находился ближе к дороге, огороженный палисадником с клумбами и цветущими кустарниками. Всё остальное скрывал высокий забор, обвитый диким виноградом. Слева от дома находилась конюшня, где содержались лошади, и рядом постройка для повозок.

Конюшня была просторной и светлой, с удобными стойлами для каждой лошади. Здесь всегда был запах свежего сена и конского пота. Рядом располагалась постройка для карет — обычный деревянный ангар с большим раздвижным воротом. Повозки стояли ровными рядами, каждая на своем месте. У нас была легкая повозка для повседневных поездок, более крепкая и непритязательная, в которой мама отправилась к молочнику, и корета— обитая красным бархатом, для особых случаев. В торжественные дни из старого амбара выносили наиболее дорогие упряжки, блеск металла которых ослеплял глаза даже в сумерках. Для особых дней мы нанимали кучера; в другие же справлялись сами. Каждый день к нам приходил конюх, выгуливал лошадей в специальном месте, кормил их и убирал стойла.

Большая веранда, тянувшаяся вдоль заднего фасада дома, служила отличным местом для посиделок в тени жаркого летнего дня. Здесь находились плетеные кресла и столик с кружевной скатертью, где можно было отдохнуть с книгой или вести неспешные беседы. Выход с веранды вел в сад, раскинувшийся за домом и справа от него.

Кроме всевозможных плодовых деревьев и кустарников в саду росли разнообразные цветы — от скромных маргариток до ярких розовых кустов, наполнявших воздух сладким ароматом. По краям садовых дорожек, выложенных светлым гравием, пышно росли жасмин и лаванда, их запахи смешивались, создавая неповторимую атмосферу свежести и уюта.

За садом располагался небольшой огород. Здесь, меж ровных грядок, росли морковь, свекла, укроп и другие полезные овощи и травы, за которыми следила мама. Рядом с огородом стоял сарай с инструментами и всем необходимым для ухода за садом и огородом.

Сейчас за садом ухаживал садовник, я же давно туда не выходил и избегал окон, выходящих на заднюю часть дома, дабы не погружаться в горестные воспоминания.

Мои мысли уносились далеко, вспоминая дорогие сердцу моменты, когда я услышал тихие шаги. Это была Мередит, вернувшаяся из детской, уложив Августа. Она с робкой улыбкой заглянула в гостиную.

— Уснул? — спросил я.

— Да, — ответила она.

— Вы куда-то торопитесь? — неожиданно для самого себя задал я вопрос.

— Нет, у меня сегодня свободный день. Вам нужна помощь? С перевязкой или, может, по дому?

— Нет, ничего такого. Присаживайтесь, выпейте лимонаду, — сказал я и заметил, что моё сознание само подстегнуло меня к этому приглашению, взяв со столовой два стакана, а не один.

Эмоции на лице Мередит выдали её замешательство. Она явно не ожидала такого предложения. Мередит медлила, словно решала, стоит ли ей остаться, но в итоге приняла стакан лимонада и села напротив меня.

— Ох и жаркий сегодня денёк, — продолжила она, сделав небольшой глоток лимонада. Её глаза встретились с моими, и в этом взгляде сквозило нечто необычное, нечто, что я не смог сразу распознать. В воздухе повисла неловкая тишина, нарушаемая лишь редким пением птиц, доносящимся из открытых окон.

— Вы издалека добираетесь? — спросил я.

— Не совсем, я живу в квартире на окраине города, — ответила она, явно поражённая моим возникшим интересом.

— Как давно Вы работаете с Бэзилом? — попытался я поддержать беседу.

— С тех пор, как выздоровела. Ну, Вы понимаете, — ответила она смущённо и грустно, опустив глаза. — Мне не хотелось возвращаться в прежнее место. Дядя предложил мне работу, и я согласилась не раздумывая.

— Всё же, это не совсем женское дело, — заметил я.

— Почему?

— Перевязки, уход за тяжело больными…

Она подняла голову и посмотрела на меня с неподдельным удивлением, будто пыталась понять, что именно мне от неё нужно.

— Вовсе нет, — ответила она, её голос стал тверже и устойчивее. — Именно потому, что это забота о людях, особенно больных, женщина подходит лучше всего. Моя нежность и терпеливость оказываются весьма полезными в этих условиях.

Я замешкался, подбирая слова. Спорить с ней мне совсем не хотелось, в её словах чувствовалась искренняя уверенность в правильности сделанного выбора.

Глава 7

После пробуждения Август выразил желание отправиться в сад и заверил меня, что уборку в библиотеке мы обязательно закончим в другой раз. Сегодняшний день стал значительным шагом к налаживанию наших отношений: он начал воспринимать меня иначе и не боялся задавать вопросы. Мередит оградила меня от выходить в сад и сама вызвалась прогуляться с ним, ведь я не осмелился бы отпустить его одного, а смелости последовать за ним не хватало.

Между Мередит и мной ощущалось напряжение, было ясно, что она сожалеет о своей откровенности. Я не мог смотреть ей в глаза, чувствуя стыд за своё бегство. Они отправились в сад, а я остался в своей комнате, переполненный мыслями и эмоциями. Ощущение успеха тут же сменилось горечью: уязвимая Мередит возможно впервые открылась, и я не смог выразить поддержку и теперь не знал, как вернуть её расположение.

На ужине Август выглядел довольным и успокоенным, Мередит же не могла скрыть своего утомления и напряженности, но попыталась улыбнуться мне, хотя и не слишком убедительно. Разговор не клеился, только детский голосок и любопытство Августа оживляли комнату, заставляя нас то смеяться, то делать строгие замечания, когда он уж слишком шалил.

Зажженные свечи разгоняли наступающую тьму, но не могли развеять моё мрачное настроение. Когда совсем стемнело, мы с Августом сидели в кресле и рассматривали детскую книжку; он, как всегда, задавал много вопросов, а я с удовольствием отвечал, понимая, что за общением с ним забываю про остальные проблемы: заседание королевского совета, дискомфорт в ноге, неудачный разговор. Мередит убрала со стола и подошла к окну.

— Только посмотрите, какая большая луна, — ахнула она. Август немедленно вскочил с дивана и подбежал к ней.

— Вау! — восторженно воскликнул он, глядя на серебристый диск.

— Так красиво, — прошептала Мередит.

Август молча кивнул, заворожённый серебряным диском. Вдруг он показал пальцем в окно и сказал:

— Смотри, вон Большая Медведица, а если прочертить линию вверх от самой яркой звезды, то можно увидеть Малую Медведицу.

Мередит пристальней взглянула в окно, следуя его указаниям, и её глаза засияли от восторга, когда она наконец увидела созвездия.

— И правда. Откуда ты это знаешь?

— Мне папа показал, мы раньше часто смотрели на звезды, — грустно ответил он. — Я хочу спать. Мередит, ты мне споёшь колыбельную?

— Да, конечно, пойдём.

— Спокойной ночи, Август, пусть Луна охраняет твой сон, — сказал я.

— Спокойной ночи, — отозвался он, взяв Мередит за руку.

Мередит повела Августа в детскую, явно переживая о услышанном. Я же остался во власти тревожных чувств.

Наутро, направляясь во дворец, я взял повозку Мередит. Моя личная стража отдыхала все эти дни, но сейчас сопровождала меня как положено. Оставив их распорядиться лошадьми у ворот, я вошёл в дворец. Внутри меня встретили вышколенные лакеи, поклонились, но я, не обращая внимания на их учтивость, направился в зал, где за большим каменным столом решались важные вопросы судьбы королевства.

Зал королевского совета, с двух сторон озарённый оконным светом, был погружен в сияние и величие. Высокие потолки вздымали пространство, придавая ему торжественность. Лучи света, проникающие сквозь окна, играли на мраморном полу, создавая волшебные узоры из бликов и теней. Во главе зала возвышался стул, не трон, но его величие не оставляло сомнений — это место короля. За королём из камня был высечен лик ворона, который покорно прикрывал своё тело крыльями. Каждый изгиб пера вызывал восхищение мастерством исполнителя. Глубокие тени и смелые блики сочетались таким образом, что каждый раз ворон менял наклон головы в зависимости от времени дня.

За столом уже сидел Бэзил — он всегда приходил одним из первых, так как жил во дворце.

— Рад вас видеть, генерал Барр, — поприветствовал меня Бэзил: во дворце мы не переходили на фамильярности, разве что во время аудиенций.

— И я рад вас видеть, господин Белл. Отправленная вами трость мне очень помогла, — ответил я.

В зал начали входить остальные члены совета. Все, что произошло за последний месяц, казалось, вырвало меня из привычного течения жизни, и я успел забыть всю излишнюю учтивость участников этого мероприятия.

Королевский совет состоял из уважаемых и влиятельных лиц королевства. Каждый из них обладал властью и опытом, позволяющим принимать важные решения в этом зале. Первым вошел Лорд Меддокс, высокопоставленный чиновник, известный своей прозорливостью и строгим соблюдением правил. Он занимал пост казначея и, будучи жадным и скрупулёзным, обладал невероятно полезными качествами для своей должности. За ним последовал маркиз Де Рош, чьи земли простирались на несколько миль от столицы. Его взгляды часто входили в конфликт с остальными членами совета, что делало обсуждения еще более оживленными и непростыми. Управляя дознавателями и городской стражей, он играл важную роль в поддержании порядка.

Следом, слегка запыхавшись, вошел граф Рейнар, представлявший науку. Он был известен своими радикальными предложениями и стремлением внедрить инновации, изменяя устои с переменным успехом. Его неизменно поддерживал Бэзил, искренне разделявший жажду нововведений и представлявший лекарское дело.

Медленно вошел лорд Эндрюс, известный строгой дисциплиной и неукротимой волей. Он заведовал строительством, и только после его вступления в должность старинные здания перестраивались по его планам с современными технологиями подачи и отвода воды и отопления. Прогресс не заставлял себя ждать; его предки были бобрами, что подтверждали его нестандартно длинные передние зубы.

Глава 8

Кроме совета, мы с королем затронули и мое преподавание в Военной Королевской Академии, и помощника, которому я смогу передать часть своих обязанностей при дворе. Мы условились, что мое присутствие на совете потребуется лишь при обсуждении важнейших вопросов касательно армии, а в остальное время доверенное лицо будет меня заменять. Я же надеялся вскоре полностью освободиться от обязанностей и больше не входить в этот зал.

Домой я вернулся глубокой ночью. Мередит, к тому времени уже уступившая пост няньки моей маме, отправилась домой на нашей повозке. Мне хотелось поговорить с ней, сгладить острые углы, возникшие между нами. Мама, как всегда, терпеливо дожидавшаяся моего возвращения, сидела и вязала, скрашивая ожидание. Её искусные руки ловко перебирали нити, а свет лампы освещал лицо, полное тревоги и забот.

— Ты вернулась, — сказал я.

Она кивнула, не прерывая своего занятия.

— Как семья молочника?

— Уже лучше. Эвелин наконец дома, а у маленького Джоди были колики, он не привык к коровьему молоку.

— Это замечательно, — ответил я, стараясь не мешать её работе, но желая посидеть рядом после суетного дня.

— А как ты? — неожиданно спросила она, не отрываясь от вязания. — Как дела в городе?

— Неплохо. Пока я выздоравливал, жизнь не стояла на месте. Накопилось много дел, и в ближайшие дни я буду задерживаться.

— Мередит попросила вернуть повозку. Найди время съездить к ней, — сказала мама.

— Да, конечно. Неловко перед ней получилось. Она сказала, когда будет дома?

— Завтра вечером.

— Хорошо.

— Август в восторге от Мередит. Постоянно о ней говорит. Всё же ребёнку никто не заменит мать.

— Ты права, — согласился я.

— Она тебе нравится? — вдруг спросила мама.

— Кто? — ошеломленно переспросил я, никак не ожидая такой смены разговора.

— Мередит, конечно, — уточнила мама.

— Она хорошая женщина, мудрая, умная…

— И красивая. Обрати внимание на её утончённую талию, большие глаза, высокую грудь…

— Мама, — перебил я её, испытывая стеснение обсуждать такие темы с м.

— Что мама? Августу нужна мать, а тебе - жена. Представляешь, что будешь делать, когда я умру?

— Найму домработницу, которая не будет вмешиваться в мою жизнь, — ответил я.

— Нет уж, я не дам тебе так легко от меня отделаться, — сказала мама, не обижаясь на мои слова.

— А ты у неё спрашивала? Может, она не хочет замуж.

— Ты совсем не знаешь женщин, — улыбнулась мама. — Конечно же, она хочет семью. Пригласил бы её в театр для начала, говорят, что сезон начался с очень хорошего спектакля.

— Это твои догадки или ты с ней разговаривала? — спросил я, понимая, что если второе, то встреча будет ещё сложнее.

— Какая разница, — отрезала мама.

— Ты сама не вышла замуж повторно.

— За кого? За пьяницу? Дружков твоего непутёвого отца? Конечно, если бы я нашла хорошего мужчину, то вышла бы.

— Сомневаюсь, — сказал я.

— Почему это? — удивилась мама.

— Твой характер выдержал бы только пьяница, — усмехнулся я. Это стало мне очень забавлять.

— Ах ты негодник! Если бы я в молодости сделала правильный выбор, жила бы припеваючи.

— Какой же выбор? — с интересом спросил я.

— Помнишь кузнеца из деревни, который подковывал нашу лошадь?

— С обожжённым лицом? — спросил я, предчувствуя смех.

— Да, — кивнула мама.

— Он тоже спился.

— Так из-за моего отказа, — серьёзно ответила мама.

В этот момент я не выдержал и засмеялся в голос. Она только ударила меня ладонью, чтобы своим смехом я не разбудил ребенка. На такой весёлой ноте я отправился спать, зная, что завтра меня ждёт много дел и теперь ещё более волнительная встреча с Мередит.

Во дворце я был раним утром, стремясь побыстрее управиться со всеми делами.

Вопрос о том, кого поставить моим доверенным лицом, не возник — всё было решено ещё в военном лагере. У меня было достаточно времени, чтобы взвесить все «за» и «против». Теперь, думая об этом в здравом уме, я понимаю, что сделал правильный выбор.

Подполковник Томас Крюгер, мой давний знакомый, обладал доблестью, честью и верностью своим принципам. Он служил под моим командованием с самого начала моей карьеры. Моложе меня лет на пять, он пришёл в подчинение совсем юным и, что важно, тоже был не богатого происхождения, а повышения добивался своими подвигами. Я всегда восхищался его способностью сохранять холодный ум в сложных ситуациях и принимать взвешенные решения, опираясь не только на военное искусство, но и на человеческие качества. Подполковник Крюгер был не только профессионалом своего дела, но и человеком с крепким моральным стержнем.

В военном лагере я видел, как он наставлял молодых солдат, передавая им знания и опыт. Его уважение к службе и подчинённым внушало доверие, и я знал, что во всех обстоятельствах подполковник будет заботиться о моём правом деле. Бескомпромиссная позиция и готовность постоять за правду выглядели как надёжный щит, за которым можно укрыться в трудные времена.

Глава 9

Наконец настал тот день, которого я так долго ждал и одновременно боялся. Внутри меня боролись две половинки: одна трепетала от восторга и радости, другая дрожала от страха и неуверенности. Вернулся я домой пораньше, чтобы привести себя в порядок и наконец принять ванну, о которой так долго мечтал, но которая мне была противопоказана. Мама замечала моё беспокойство появившееся после поездки к Мередит, но никак не показывала этого. Август всё так же играл в саду, шалил, но теперь у него появился интерес к книгам. Каждый вечер, возвращаясь с работы и заставая его не спящим, я читал ему перед сном истории, которые любил в детстве.

Я погружался в теплоту воды, и ароматы масел и мыла успокаивали меня. Каждое прикосновение тепла словно смывало усталость и напряжение, накопившиеся за долгие недели работы. Ароматы лаванды и розмарина, смешиваясь в воздухе, создавали неповторимую симфонию благоуханий

Мы с Габи любили принимать ванну вместе, и, казалось бы, перед предстоящей встречей с другой женщиной не время вспоминать о прошлом, но воспоминания о моментах счастья преследовали меня. Мы погружались в тёплую воду, окружённые ароматами эфирных масел и пышной белой пены. Смеялись, обсуждали мелочи дня и строили светлые и бесконечные планы на будущее. Наши тела касались друг друга под водой, и каждое прикосновение было сродни новой клятве любви. Габи нежно массировала мои плечи, а я часто закрывал глаза, наслаждаясь минутами безмятежного счастья.

Сейчас, стоя на пороге новой встречи, я осознавал, что наше прошлое с Габи навсегда останется в моей памяти, как незабываемая часть жизни. Несмотря на предстоящие перемены, в моём сердце всегда будут теплиться эти безмятежные моменты. Они стали частью меня, формируя моё восприятие мира и любви. Быть может, эта новая встреча откроет дверь к новым воспоминаниям, но прошлое с Габи будет неотъемлемой частью моей души. Шаг за шагом приближаясь к назначенному времени, я чувствовал странную смесь волнения и тоски. Волнение – потому что каждый новый человек в нашей жизни приносит с собой новые впечатления и открытия. Тоска – потому что, встретившись с Габи, я впервые узнал, что такое настоящая, бескорыстная, всеобъемлющая любовь. И хотя она больше не рядом, её влияние на мою жизнь неоспоримо.

Вспоминая наши общие моменты, я не мог не улыбнуться. Эти прогулки по ночным улицам, когда город принадлежал только нам двоим, неспешные беседы до рассвета, посиделки в саду за прохладным лимонадом или ароматным чаем. Мы строили воздушные замки, верили в невозможное и радовались каждому мгновению. Именно эта способность радоваться и любить каждый миг, которую Габи подарила мне, теперь помогает мне открываться для нового. В моём сердце греется надежда, что эта новая встреча принесёт не меньше радости. Возможно, впереди нас ждут не менее яркие и волнующие моменты. Но я также понимаю, что всё, через что я прошёл с Габи, сформировало меня как личность, научило ценить и беречь настоящие чувства. Эти воспоминания – не груз, а драгоценный опыт, позволяющий мне становиться лучше. Каждый новый человек, приходящий в нашу жизнь, приносит с собой нечто уникальное. И хотя встреча с Габи была особенной и незабываемой, я теперь понял, что готов идти вперёд и открывать сердце для новых эмоций и переживаний. Этот путь, полный неизведанного, кажется мне теперь не таким пугающим, потому что в душе я не один – там всегда будет место для наших воспоминаний и того, чему я научился благодаря Габи.

До моей жены у меня были женщины, но связь с ними была мимолетной, и я зачастую забывал о них так же быстро, как смывал ароматы их духов. Эти встречи, наполненные страстью и мгновенным удовлетворением, не несли глубокого смысла или привязанности. Я не стремился к чему-то большему; так было проще и безопаснее жить. Эти отношения не оставляли следа в моей душе, и я не предполагал, что когда-то может быть иначе. Иногда разрывы сопровождались болью, но моя работа позволяла уезжать, и по возвращении я уже не был важен для них, все забывалось само собой. Эти короткие эпизоды уходили в прошлое без сожалений, оставляя лишь легкое послевкусие былой страсти.

Но всё изменилось, когда я встретил женщину, которая впоследствии стала моей женой. Это не был мимолетный роман, как многие до неё. С первой встречи в её глазах было что-то притягательное, воздушное и глубокое одновременно, как бездонное море. Габи была дочерью мясника, и после его смерти заведовала лавкой. В тот роковой день, что принёс мне много счастья и столько же горя, меня отправила за покупками мамам, и так мы встретились, обсуждая лучший кусок мяса для праздничного ужина.

Я запомнил каждое мгновение того дня. Она стояла за прилавком в белом фартуке с алыми пятнами. Её тёмные волосы были собраны на затылке, а синие глаза светились добротой и мудростью. Мы разговаривали о вырезках, о правильном приготовлении мяса, и её спокойный, уверенный голос завораживал меня. После того, как я выбрал кусок и упаковал его, мне стало ясно, что нам обоим было бы приятно продолжить разговор за пределами лавки.

С того дня я стал частым посетителем лавки, хотя в этом и не было большой необходимости. Мы с Габи постепенно сближались. Оказалось, что помимо ведения семейного дела, она увлекалась искусством и имела прекрасную библиотеку. Габи была надёжным, умным и чутким человеком, и рядом с ней я чувствовал себя сильным и уверенным.

Наши отношения развивались стремительно, и уже через год мы поженились. Став моей женой, она не забросила мясную лавку, лишь после известий о беременности я настоял на помощнике для тяжёлой работы. Беременность проходила тяжело, несмотря на её здоровье и крепкий организм. С первых недель её мучили тошнота и головокружения. Я старался окружить её заботой и пониманием, но ей было нелегко. Затем добавились отеки и головные боли, и мы вместе боролись с трудностями, которые временами казались непреодолимыми. Наши вечера, когда-то наполненные смехом и радостью, стали омрачаться тревогами за будущее. Я понимал, что каждый день был для неё борьбой, и старался облегчить её участь.

Глава 10

Новость о скором визите Мередит мама встретила с огромным воодушевлением, как и Август. День встречи настал быстро, и с самого утра мальчик пребывал в эйфории, придумывая всё новые игры, в которые непременно поиграет с Мередит.

Однако ни в обед, ни позже, ни к вечеру она не появилась. Мама пыталась успокоить Августа, утешая его обещаниями, что, возможно, Мередит просто задержалась: у неё возникли дела, появился новый пациент, или же сломалась повозка, сдохла лошадь, или бог весть что ещё. Она приготовила многое для пикника и теперь пекла его любимое печенье, рассказывая забавные истории из своего детства, чтобы отвлечь его. Однако время шло, и с каждым часом надежды на визит таяли все больше.

Когда настал вечер, Август всё еще сидел у окна, ожидая её появления. Я тоже не находил себе места от переживаний. Возможно, ей не понравился вечер, проведённый в моей компании, или я сделал что-то, что могло её расстроить? Или, возможно, с ней случилось что-плохое? Надо было поехать узнать, но сомнения мешали, и я решил отложить выяснение до завтра.

— Август, не стоит превращать ожидание в пытку. Давай-ка лучше сходим в конюшню.

— Что там? — спросил он, не отворачиваясь от окна.

— Там тебя кое-кто ждёт.

— Мередит? — обрадовался он.

— Нет, не она, но я уверен, ты будешь рад знакомству, — сказал я.

Мои слова его расстроили, но он послушно пошёл за мной. Обойдя дом, мы направились к конюшне. Август там был много раз, его привлекали лошади. Он всегда приносил им угощение, спрятанное в карманах, будь то яблоко из сада или кусочек сахара, спрятанный во время обеда.

Подойдя к стойлу и погладив Пепла, моего верного коня, он полез в карман за угощением.

— Погоди, у меня для тебя есть кое-кто поинтереснее, — сказал я.

Август удивлённо поднял брови и прищурился, явно заинтригован. Неохотно оторвавшись от Пепла, он направил своё внимание на меня.

— Кто это? — с интересом спросил он, пока я поворачивался к следующему стойлу.

Внутри, под навесом, притаилась та самая гнедая кобылка, которую солдаты нашли в болоте на лугу. Несколько секунд мальчик не мог узнать призрака прошлого, смотрел на неё, словно не веря своим глазам. Но спустя миг он осознал, кто перед ним, и его лицо озарилось смесью радости и удивления.

— Дева! — воскликнул он и подбежал к двери стойла, стараясь обнять животное за морду.

После разговора, в котором Август открыл имя кобылы, я счёл своим долгом вернуть её мальчику. Я долго искал её, след терялся после въезда в городские ворота и уже потерял надежду, когда нашёл её в конюшнях военной академии. Увидев её в стойле, я не сразу поверил, что это именно она. Перевозя провизию в армейскую столовую, она хорошо прибавила в весе, и как сообщил конюх, в скором времени принесёт жеребёнка.

— Дева, милая, как же я рад тебя видеть! — продолжал мальчик, гладя кобылу по шелковой гриве.

Я стоял у стойла, чуть отступив, чтобы не нарушать трепетную сцену. Моя задача была завершена, миссия выполнена. Масляные лампы лили мягкий свет на лица мальчика и кобылы, тонко обрамляя их светом тепла и умиротворения.

Следующий день оказался пасмурным, и лето, уступая свои права осени, завершалось. Солнце всё реже будет выглядывать из-за туч, передавая ночь Луне. Моё настроение полностью соответствовало погоде; контраст между волнующими днями ожидания и мраком нынешнего был силен. Неизвестность пугала, и мне не терпелось узнать, что помешало Мередит приехать. День оказался свободным от обязанностей, и, позавтракав, я направился к ней.

Район, где она жила, выглядел ещё беднее под серым небом. Сквозь густые облака пробивались лишь редкие лучи света, окутывая всё мрачным оттенком. Я остановился возле её дома и посмотрел вверх, надеясь увидеть её в окне, но оно было пустым. На сердце легла тяжесть, и я неуверенно шагнул к ненавистным лестницам.

Дверь открыл мужчина с внешним видом человека, которого жизнь потрепала. Его лицо было изрезано морщинами, глубокие складки прорезали лоб, а под глазами темнели круги. Возраст его было трудно определить: он мог быть моим ровесником, но выглядел на десяток лет старше.

Его когда-то белая рубашка теперь была сероватой, штаны не до конца застегнуты – казалось, будто он только что встал и был недоволен пробуждением. Несмотря на неряшливость, он был чист.

Он молча смотрел на меня, ожидая объяснений причины моего прихода. – Можно поговорить с Мередит? – наконец спросил я, оправившись от шока и сомневаясь в правильности адреса, но обстановка за мужчиной говорила об обратном.

— А ты тот хахаль, что ли? — усмехнулся он.

Стараясь сохранить спокойствие, я чувствовал, как терпение иссякает.

— Нет, я её друг, – ответил я ровным голосом. – А вы кто?

— Знаю я таких друзей, ходят тут к моей жене пачками, стоит мне на минуту отлучиться! — сказал он, плюнув мне под ноги.

– Повторяю, – твёрдо сказал я, делая шаг вперёд, – хочу поговорить с Мередит.

Мужчина тёр свой подбородок с однодневной щетиной, его ледяные глаза сверлили меня взглядом. Внутри всё кипело, но я стоял на своём.

— Хорошего ловкача она ухватила. Возишь её в театр, приезжаешь на карете. Да знаешь, сколько их у неё таких? Уйма. Соберёт подарки, наиграется и опять меня принимает…

Глава 11

Приехав домой, я безмерно жаждал поделиться новостью с мамой. Она так долго ожидала, что я, наконец, сделаю этот шаг. В тот момент, возможно, на несколько минут я даже забыл о Мередит. Мама не стала расспрашивать меня о подробностях той злополучной поездки, да и я сам не хотел вдаваться в эти детали и втягивать её в свои сердечные дела. Освободился я сегодня пораньше, и наконец-то застал Августа бодрствующим, а не за приготовлением ко сну, как обычно. Он играл с котятами, заставляя котят гоняясь за веревочкой с привязанным бантиком. Увидев меня, Август радостно вскрикнул и, подбежав, крепко обнял мои ноги. Его беззаботность и искрящееся счастье были столь заразительны, что я невольно улыбнулся. Котята разбежались по комнате, но вскоре вернулись, ожидая очередной раунд игры. Из кухни появилась мама. Её вид сразу дал понять, что случилось что-то серьёзное:

— Сынок, мне надо с тобой поговорить, — сказала она, тихо подойдя ко мне.

— Что случилось? — встревожился я.

— Пойдем на кухню, это не для детских ушей.

Мне не оставалось ничего иного, как следовать за ней. Внутри меня начали нарастать предположения, и я гадал, что же произошло. Мысли метались от одного страшного предположения к другому.

— Ну? Не тяни, — сказал я, сгорая от нетерпения.

— Это касается Мередит, — сказала она. — Она в госпитале. Её муж вернулся, и его привычка бить женщин никуда не делась.

— В каком она состоянии? — спросил я, в памяти сразу возник образ мужчины, которого я видел у её квартиры.

— Не могу сказать, но будь то просто синяк, она могла бы обойтись компрессом, — вздохнула мама. — Сама виновата: нечего было пускать этого зверя обратно.

Я посмотрел на неё с укоризной.

— Мама, не стоит судить её так строго, — сказал я, подавляя гнев. — Ты же знаешь, как сложно отказаться от человека.

Она только криво усмехнулась, качая головой.

— Я-то как раз знаю, сынок. Твой отец был таким же. И я до глубины души рада, что он исчез из нашей жизни.

— Думаю, она просто надеялась на лучшее, — вздохнул я. — Иногда люди меняются, или мы хотим в это верить.

— Такие не меняются, а она уже столько от него натерпелась и все равно остается наивной, — покачала головой мама.

— Сейчас важнее другое — убедиться, что с ней всё хорошо. Я поеду в госпиталь.

— Как знаешь, — сказала она.

Пока ехал в госпиталь я не мог понят свои чуства. Вспоминал нашу встречу в театре и сразу же в моей памяти всплывал тот неприятный разговор. Виноват ли я? Должен ли был всё-таки поговорить с ней? Но слова её мужа о выгоде, которую она видит в таких людях, как я, внушали сомнения. Я не хотел знать правду или слышать ложь. Ситуация говорила сама за себя: во-первых, она так и не объяснилась, почему не приехала в назначенное время, а во-вторых, мужчина, её муж, находился у неё дома. Я не был готов отпустить её, но в то же время меня возмущала мысль, что она, после всего, что он совершил, позволила ему вернуться в свою жизнь, значит, любила его и хотела восстановить отношения, а в такое я лезть не хотел и не имел права.

В дверях госпиталя я столкнулся с Бэзилом:

— Как Мередит? — спросил я, забыв поздороваться.

Он немного удивился, но ответил:

— Держится. Скорее всего, завтра её отпустят домой.

— Хорошо, тогда завтра я за ней заеду, — сказал я, сам удивляясь своему решению.

— Не знал, что вы близки.

Он пристально смотрел на меня, будто пытаясь проникнуть в мою душу и прочитать мысли. Я удержал его взгляд, несмотря на сомнения и беспокойство в душе.

— Мы хорошие друзья, — ответил я. — А где её муж?

— Да Тьма знает. Скот опять скрылся. Если бы я знал, что он снова появится, не допустил бы такого, — вздохнул Бэзил.

— Зачем же она его впустила?

— Говорила, что пожалела его, слишком уж слёзно просил. Не смогла отказать. Когда начала замечать, что вещи пропадают, хотела выгнать, но он озверел, начал её бить и ушёл, украв все деньги и ценности.

— Ублюдок, — выругался я. — Говоришь, он исчез?

— Да, мои люди не смогли его найти.

— Оставь его мне, — сказал я, кипя от гнева.

Бэзил сжал губы, раздумывая над моими словами, но ничего не сказал. В его глазах я увидел одобрение и поддержку. Мы оба знали, что этот подлец должен понести наказание за свои действия, и я был решительно настроен найти его и свести счеты.

— Генерал Барр, что Вы здесь делаете? – спросила Мередит, удивленно глядя на меня у входа в госпиталь.

— Приехал за Вами, – ответил я.

— Не стоило беспокоиться, я и сама могла бы добраться, – смущенно отвернулась Мередит, стараясь скрыть лицо в синяках.

— Этим Вы меня не побеспокоили, а вот то, что случилось с Вами, меня огорчило.

— Сама виновата, надо было сразу сообщить Бэзилу, а я его пожалела, – сказала она, вытирая выступившие слёзы.

— В Вашей ситуации виноват только Ваш муж, и никто другой.