В ловушке страсти

От автора

Посвящается тем, кто

кто не боится заглянуть в самую тёмную часть души

и увидеть там не только боль, но и силу.

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ О ТРИГГЕРАХ

Роман содержит сцены насилия, психологических манипуляций и морально неоднозначных отношений.

В книге вы встретите:

— Физическое и эмоциональное насилие;

— Токсичные отношения;

— Разрушительные формы любви (одержимость, зависимость);

— Жёсткие сцены эротики.

Пролог

Девять лет назад.

Резкий порыв ветра бьёт по лицу, оставляя на коже морозные ожоги. Но я почти не замечаю. Боль снаружи — ничто. Внутри меня вакуум, который высасывает все чувства, оставляя лишь глухой, методичный стук адреналина в висках.

Мне девятнадцать.

Всего год назад я мечтала о поступлении в университет. О дешёвом вине на шумных студенческих вечеринках, о спорах до хрипоты, о книгах, которые изменят мир. О первом неловком поцелуе, от которого по телу бегут мурашки, а в животе порхают бабочки.

Глупая девочка.

Сейчас мои руки пахнут не девчачьим кремом с ароматом ванили, а порохом и смертью. Под ногтями запеклась чужая ДНК, а кожа, кажется, навсегда впитала металлический запах крови и едкий дым гильз. Я знаю, с каким сухим треском ломаются кости. Знаю, как гаснет надежда в чужих глазах.

И до сих пор помню первый раз. Ощущение, когда тёплая, густая кровь хлынула мне на руки. Я стояла под душем несколько часов, стирая кожу докрасна. Но она въелась прямо в душу. Как вечное напоминание о том, кем я стала. В кого меня превратили.

Низкий, властный голос дяди звучит в голове, даже когда его нет рядом:

— Ты справишься, Скарлетт. Я в тебе не сомневаюсь.

Эти слова стали рубиконом, разделившим мою жизнь на «до» и «после». Жизнерадостная девушка с наивной верой в будущее осталась там, по другую сторону. Теперь я марионетка Сальваторе Гамбино, босса итальянской мафии Нью-Йорка. Человек, который вырвал меня из привычного мира. Сломал. И методично перекроил по своим лекалам, сделав из меня идеальное оружие.

Я всё ещё помню, как кричала в его кабинете, цепляясь за остатки прежней жизни, за здравый смысл.

— Но почему я, дядя? У тебя целая армия головорезов, готовых выполнить любой твой каприз!

Он тогда посмотрел на меня своими холодными, пустыми глазами и отчеканил:

— Потому что в тебе течёт моя кровь. Ты дочь своего отца. И сделаешь всё, что я, блядь, скажу.

Дядя Сальваторе, или Сэл, любит говорить о необходимости нашего дела. О борьбе за выживание в жестоком мире, где нужно убивать, чтобы защитить семью.

Губы кривятся в ухмылке.

Какой цинизм.

Семья не ломает тебя. Не превращает в бездушного монстра. Сэла я перестала считать семьёй в тот день, когда он впервые вложил мне в руки пистолет и показал фотографию улыбающегося мужчины. Человека, чью жизнь я должна была забрать.

Так что у меня почти никого не осталось.

Кроме Софии.

Моя младшая сестра. Моя святыня, ради которой я без колебаний сгорю в аду. Пусть часть меня уже стала чудовищем, каким он хочет меня видеть. Но София — мой якорь, который не даёт окончательно раствориться во мраке. Ради её смеха, ради её будущего я готова ступать по трупам. Готова тонуть в грязи снова и снова.

Стиснув зубы до скрипа, я осматриваю заброшенный склад. Бездушный склеп, пропахший машинным маслом и сыростью.

Единственная лампочка под потолком раскачивается на тонком проводе.

Как глаз повешенного.

Её тусклый, мечущийся свет превращает груды ржавого металла и штабеля старых ящиков в уродливые, корчащиеся силуэты.

На мгновение мне кажется, что это не просто тени. А мои собственные демоны смотрят на меня. Скалятся из темноты, тянут костлявые руки, чтобы утащить обратно, в свой мрак.

Я резко трясу головой, отгоняя наваждение.

Нет.

Сосредоточиться на том, что реально. На холоде стали в руке. На биении собственного сердца.

Три пули в обойме. Всё, что у меня осталось. И ни одного права на ошибку.

Мой единственный шанс выбраться из крысиной норы живой. Шанс напомнить, что за некоторые вещи всё ещё платят кровью. Особенно когда жизнь ребёнка ценят меньше, чем дозу дури.

Банда отморозков, или как они себя пафосно называют, «Ночные ястребы», перешла черту. Не ту, что разделяет территории влияния, а ту, что отделяет последних мразей от людей. Они решили, что правила для них не писаны, что можно торговать своей дрянью на наших улицах. И продавать её детям.

Дядя Сэл, конечно, сам по уши в крови и грехах, но даже он понимает, что наркота — не для детей. Это было одним из моих условий, скреплённых кровью, когда я согласилась стать его палачом, чтобы защитить Софи. Есть границы, которые я не позволю пересечь никому. Даже ему.

Сегодня твари узнают, что бывает, когда нарушаешь правила Гамбино. Такова официальная версия. А моя личная — наказать их за смерть троих мальчиков, которым не было и пятнадцати. За то, что они захлебнулись собственной рвотой из-за их дряни.

Ястребы думали, что я лёгкая добыча. Глупая девчонка, которую можно запугать, сломать, использовать.

Они ошиблись.

Меня месяцами готовили лучшие бойцы клана Гамбино. Они выжгли из меня страх. Выбили сомнения. Стёрли всё человеческое, кроме инстинкта убивать. И из того, что осталось, они и собрали своего идеального монстра.

Глава 1/1. Скарлетт

Девять лет прошли… как один бесконечный день сурка. В аду, который, вопреки всем представлениям, находится не под землёй, в кипящих котлах и адском пламени, как описывают в древних книгах, а на поверхности. В роскошном, но бездушном особняке Сэла. В самом ненавистном для меня месте.

По заученной до тошноты схеме въезжаю под своды тяжёлых бетонных стен гаража. С едва слышным щелчком выключаю зажигание Porsche, и рёв мотора сменяется тишиной. Но я не чувствую ни спокойствия, ни облегчения. Адреналин всё ещё кипит в крови, а сердце отбивает тяжёлый гул где-то в глубине грудной клетки. Привычный фон моей жизни.

Ноги плохо слушаются, мышцы отвечают на приказы мозга с предательской задержкой. Я заставляю позвоночник выпрямиться, толкаю дверь и ставлю ноги на холодный бетон. Каждый шаг отдаётся тупым ударом в основание черепа. Добравшись до багажника, с трудом открываю его и достаю спортивную сумку. Внутри стандартный набор: чистый спортивный костюм, кроссовки, бутылка воды. Мой ритуал очищения. Когда-то я верила, что он помогает. Теперь понимаю: это способ провести черту между той, что убивает, и той, от той, что потом пытается заботиться о сестре.

Дальше начинается знакомый ритуал.

Стягиваю перчатки. Кожа под ними влажная и горит от пота и трения. Окровавленный лонгслив липнет к телу, и я срываю его с отвращением. Следом — брюки. На мгновение холодный воздух проходится по коже иглами, покрывая её мурашками.

Осталось избавиться от улик.

Окровавленную одежду комкаю и бросаю в железную бочку. Бензин и спички подождут до завтра. Сейчас нет сил даже на это. В голове сама собой вспыхивает картина: огонь, жадно пожирающий ткань. Но даже его пламя не выжжет из памяти лица очередных упырей, которых Сэл послал убить. Всё ради его власти, влияния, богатства и проклятой империи, построенной на чужих костях.

Я наёмная убийца. И давно перестала лгать себе.

Мне нравится моя работа.

Внутри меня живёт мстительное существо, которому доставляет особое удовольствие наказывать подонков. Тех, кто прячет свою гнилую сущность за маской благопристойности. Как тот политик, самодовольно ухмыляющийся на предвыборных плакатах, а за закрытыми дверями — чудовище, которое поднимает руку на свою беззащитную жену. Или торговцы людьми, которые без зазрения совести на моих глазах затолкнули в фургон перепуганную девочку, едва достигшую совершеннолетия. И тот подонок, что хладнокровно убил семью Франко, одного из капитанов Сэла. Белла и их семилетний сын не заслужили такой участи.

Это моя кривая, искажённая справедливость. Мой способ восстановить баланс: я забираю одну гнилую жизнь, чтобы спасти десятки других. Пусть логика покажется кому-то странной, чудовищной, но это мой крест, который я несу на своих плечах. Как и сегодня, например, когда избавила мир от двух насильников.

Запах крови из квартиры моих последних жертв всё ещё стоит в ноздрях. И тянет меня назад…

Несколькими часами ранее.

Я стою в тени кухонного проёма, вдыхая затхлый воздух их логова. Неподвижная, как часть интерьера. Вдыхаю спёртый, тяжёлый воздух их логова. Смесь вчерашней еды, табака и дешёвого пива. Часы на стене — дешёвый пластик с нарисованным кофейным зерном — лениво отмеряют секунды. Но я привыкла ждать. Терпение — такое же оружие, как нож, приставленный к горлу.

Я выслеживала их неделю после того, как Сэл передал мне папку на братьев Томпсон с одинаковой самодовольной ухмылкой. Дочь одного из его старых друзей, попала в их схему со студенческими долгами, и они её сломали.

Теперь я знаю о них всё. В ушах до сих пор стоят обрывки их грязных разговоров из клуба, куда они приползают каждую пятницу. Напиваются до скотского состояния, находят ту, что наивнее, и трахают в вонючих туалетах, а потом возвращаются сюда. И сегодня они снова там. Но сегодня их охота закончится. Навсегда.

Наконец, скрежет ключа в замочной скважине. Пьянь на той стороне никак не может попасть в паз. Но спустя пару минут дверь всё-таки распахивается, впуская в коридор полоску тусклого света с лестничной клетки и двух мужчин.

— Ты видел её лицо? — хрипло ржёт первый, тот, что повыше. Спотыкается о собственные ноги и едва не падает. — Она так умоляла…

— Да все они сначала ломаются, — отмахивается второй, с глухим стуком плюхаясь на диван в гостиной. Пружины протестующе стонут под его весом.

Раньше я бы скривилась от отвращения. Сейчас — лишь закатываю глаза, чувствуя, как губы сами собой сжимаются в прямую, жёсткую линию. Это не мужчины, а опухоль, которую нужно вырезать.

Я жду ещё пятнадцать минут, пока их дыхание не становится ровным и глубоким. Затем выхожу из тени, бесшумно ступая в армейских сапогах по липкому от грязи линолеуму.

Первый, Алан, лежит на диване, раскинув руки, с открытым ртом. Лёгкая цель. Я подхожу к нему, достаю из набедренного кармана маленький стеклянный флакон и шприц. Прозрачная жидкость — разработка одного из гениев Сэла. Не оставляет следов, и имитирует сердечный приступ.

Его рука безвольно свисает с дивана. Я аккуратно беру её за запястье и нахожу вену на сгибе локтя. Игла входит легко, почти без сопротивления. Медленно нажимаю на поршень, отсчитывая про себя до десяти. Алан даже не дёргается.

Один готов.

Второй, Остин, скрючился в кресле. Я повторяю процедуру. Он что-то бормочет во сне, поворачивается на другой бок, лицом ко мне. Замираю, сама перестаю дышать, но он не просыпается. Его яремная вена пульсирует так отчётливо, словно сама просит об уколе.