В любви как на войне

Глава 1

КНИГА ПЕРВАЯ

"В ЛЮБВИ КАК НА ВОЙНЕ"

Мы лежим рядом. Я и мой любимый, он же командир нашей двойки, Митя Соколов. Как бы я хотела оказаться вместе с ним сейчас на теплой постели. У него в маленьком домишке на окраине провинциального городка. Здесь бы тихонечко потрескивали дрова в русской печке, шипел и тихонечко постукивал крышкой только что вскипевший чайник. Мурчала бы счастливая кошка, вылизывая лапку от аромата жареной рыбки, доставшейся ей на ужин. Тикали бы ходики на стене. Нам было бы уютно и тепло. Так приятно прикасаться друг к другу чуть влажной кожей. Держаться за руки и ни о чем не думать. Любить в умиротворении и быть абсолютно счастливыми. Но…

Мы рядом, вот что главное. На старом продавленном матрасе, который Митя приволок из соседней квартиры. Бросил его на усыпанный стеклянными осколками, стреляными гильзами, щепками и кирпичными и бетонными крошками пол, да и повалились, прямо как были. В камуфляже, брониках, берцах, разгрузках, шлемах и с автоматами в руках, поскольку с ними нельзя расставаться ни на минуту. Словом, в полном боевом облачении.

Смотрим в потолок. Он местами закопчённый, посеченный пулями и осколками. Над нашими головами медленно покачивается пыльная стеклянная люстра. Даже лампочка внутри целая. Как оно, это хрупкое создание рук человеческих, осталось целым здесь, посреди этого ужаса? Чудо какое-то. Ни одна деталь её не отвалилась, хотя трясёт здесь очень часто. То там бабахнет, то здесь рванёт.

Понемногу наше с Митей дыхание становится ровным. Набегались за день, устали. Я нащупываю его ладонь, сжимаю в своих пальцах. В ответ ощущаю такие же теплые тесные прикосновения.

– Митя, ты меня любишь? – голос мой звучит хрипло, простужено. Ноги промочила вчера, пока лежали несколько часов на берегу реки, в камышах, не имея возможности с места сдвинуться – настолько плотным был огонь с противоположной стороны. Да ещё вражеский снайпер, сволочь, головы поднять не давал. Кажется, у него был прибор ночного видения. Иначе бы не лепил так метко. Ну, почти. Мы бы, будь он хорошим стрелком, тут бы не лежали теперь. Но вот и результат вчерашнего «купания». Я простудилась. Не сильно, а всё же неприятно.

– Нашла время спрашивать. И место заодно, – таким же сиплым голосом отвечает любимый. В его голосе не грубость, нет. Ирония. Такой характер у моего Мити. Он любит пошутить. Даже в таких дрянных обстоятельствах.

– Ты все-таки скажи, – упрямлюсь я.

– Женька, отстань. Ты же знаешь.

– Всё равно скажи.

– Ну, люблю.

– А без «ну»?

– Вот привязалась…

– А без…

Митя не дает довести нашу перебранку до логического финала. Встает, повисает надо мной и вцепляется сухими обветренными губами в мои, точно такие же, да ещё и потрескавшиеся, спекшиеся. Как их ещё назвать-то? Пыльные, наверное. Но ему всё равно, и мы целуемся.

Рисковая парочка! Два военнослужащих российской армии в городе, где идет война, нашли время и место, чтобы целоваться. Если кто увидит – мало нам не покажется. Засмеют, заругают… Скажут, что мы безбашенные. Зачморить не смогут – мы все-таки в нашей роте на хорошем счету. Воюем, как все, за спины не прячемся и тушенку по ночам под плащ-палаткой вдвоём не трескаем. Делимся с товарищами последним, это закон. Сражаемся, как все. То есть смело, не щадя себя. Митю даже, кстати, на медаль «За отвагу» представили. Правда, что-то долго не вручают. Затерялись бумаги где-нибудь в штабе. Такой бардак у этих писарей, не мудрено.

Любимый висит надо мной, держась на локтях, и расстёгнутый ремешок от его шлема щекочет мне шею. Хоть бы снял свою железку с головы-то! Но нельзя, понимаю. Вокруг шныряют снайперы. А я не хочу дальше воевать без своего лучшего друга. И любимого человека. Мы вместе, нас нельзя разлучать, как сиамских близнецов. Только те физически друг без друга не сумеют, а мы – морально.

Целуемся долго, пока у Мити в штанах не начинается бетонирование мужского достоинства. Торчит всё так сильно, что мне в пах упирается. Вытащить бы его хозяйство да приласкать как следует, чтобы стоны наши на весь этот полуразрушенный многоэтажный дом, все его два с половиной подъезда! Я так соскучилась по его ласкам. У нас уже несколько дней ничего не было. В таких условиях это невозможно. Нельзя. Мы на войне, вокруг слышна стрельба. Правда, теперь потише. Обе стороны утомились за целый день.

Нацеловавшись до такого состояния, что аж в глазах потемнело, мы расцепляемся. Митя смотрит на меня сверху вниз и смеется. А я хихикаю, глядя на него. Чумазые физиономии вокруг ртов неожиданно побелели, и потому выглядим, словно два клоуна: кожа вокруг губ светлая, в остальном – черная почти, землистого цвета, белки глаз только краснеют в сгущающемся сумраке. И зубы белыми кажутся.

Насмеявшись, снова опрокидываемся на старый матрас. Он жалобно скрипит под тяжестью наших тел. Митя берет меня за руку. Не хотим расставаться.

– Как же хочется… – говорит любимый.

– Ужасно… – подтверждаю его слова.

– Может…

– Что?

– Поможем друг другу?

– Тут даже руки помыть негде, – разъясняю Мите обстановку. Хотя он и сам всё прекрасно понимает. Потому лишь вздыхает тяжело. Чистые руки, впрочем, тут ни при чем. Обстановка к сексу не располагающая.

Глава 2

Пока находимся на крыше, стремительно темнеет. Так быстро, словно солнце испугалось всего, что творится вокруг нас и решило убраться подальше от военного хаоса. Потому и света стало неожиданно мало. Наверное, где-то там, очень высоко, по-прежнему ярко и красиво. Но не здесь, в этом несчастном провинциальном городе, оказавшемся в центре грозных событий, которые никто не мог предугадать.

Да и как это сделать, если вмешались особые силы? Не магические, нет. Хотя лучше бы они, хоть какое-то облегчение. Мол, во всём волшебство виновато. На самом деле всё совершенно иначе. Намного трагичнее, поскольку никто не знает, как быть дальше. Кого ни спроси – руками разводят и плечами пожимают. С подобным прежде не сталкивались даже самые опытные бойцы. Когда в глазах таких людей видишь растерянность, становится ещё страшнее, чем во время обстрела.

Над нами плывут низкие тяжелые облака. Так близко, что кажется: вот руку протяни, и она погрузится в густое водяное марево. Когда солнце окончательно скрывается, облака превращаются в черные клубы, напоминающие дым. Они так плотно лезут одно за другим, что ни звёзд не видно, ни луны. Становится прохладнее с каждой минутой. Лежать на гудроне то ещё удовольствие. Но никуда не денешься. Здесь, на крыше, матрасов никто не приготовил.

В городе где-то идет стрельба, слышна трель автоматов, гулкое уханье пушек. Пару раз бахнуло и взорвалось – узнаю РПГ. Ещё слышны хлопки, – это подствольные гранаты или обычные, издалека не разобрать. Главное – тут пока тихо, никто не стреляет. Это значит, у нас есть время отдохнуть, подумать. Дождаться, наконец, решения командира. Я думала, что на войне всё очень быстро. Оказалось совсем наоборот. Минуты яростных схваток, а потом долгие часы ожидания.

Мы с Митей уже неделю на войне, и вот же парадокс. Если время в течение дня или ночи тянется порой медленно, то в целом летит быстро. Сутки за трое обычной армейской службы. Хотя о чем я? У меня на этот счет мнение дилетантки. Не успела я много пробыть в той части, откуда сюда рванула. Но зато здесь всего за неделю довольно быстро научились отличать по звуку один вид стрелкового или тяжелого вооружения от другого, покрупнее и разрушительнее.

У меня даже своя философия появилась. Может, она глупая и женская, но зато моя. Вот пуля, например. Она ведь что? Если пистолетная, небольшого калибра, то «шкурку продырявит», как у нас тут пошутить любят некоторые. Автоматная – эта, конечно, в теле бед наделать может куда покрупнее. Особенно если попадётся какой-нибудь урод, который надыбал разрывных и шмаляет ими, как хочет. Пулеметная пуля натворит ещё больше. Но от них ещё укрыться можно, спрятаться. Постараться, по крайней мере. Вот если миномет бьет или пушка, и того хуже ракета или снаряд, не говоря об авиабомбе, – тут можно всем подразделением прилечь и не подняться.

Потому пришлось нам с любимым привыкнуть к звукам войны, чтобы знать, когда бросаться в укрытие, а когда можно просто подвинуться в сторонку, за какую-нибудь бетонную хреновину, которую не прострелишь из автомата. Слух, как и зрение, тут главные чувства. Нюх на третьем месте. Пыли и дыма столько, что порой вообще ничего носом не ощущаешь. Правда, у нас немного шумит в ушах. Грохот за эти дни такой стоял, что обоих контузило по нескольку раз. Несильно, конечно. Так, до головной боли. Особенно у меня. Я-то к таким вещам непривычная. Была, по крайней мере. Теперь нагоняю «упущенное».

Через полчаса лежания на гудроне наконец получаем от лейтенанта разрешение пойти на отдых. Раньше не мог, что ли, сказать? Мне хочется поворчать немного, но сдерживаюсь. Митя этого не любит. Да и мне не хочется раньше времени казаться ему старой бабкой. Если вообще доживу до этого.

– Свободны до трех ноль-ноль, – говорит командир устало. Глаза красные, как у кролика-альбиноса, говорит хрипло. Курит слишком много, да ещё кирпичной да земляной пыли нахватался, когда его присыпало вчера. Он забрался в воронку, а рядом холмик небольшой. Туда снаряд и бабахнул. Вывернул землю, и накрыло лейтенанта земляной волной. Хорошо, рядом бойцы были. Успели вовремя вытащить. Когда откопали, он долго кашлял. Но, едва в себя пришёл, попросил дать прикурить. А теперь опять кашляет, бедолага.

– В три ноль-ноль ко мне, поставлю задачу, – добавляет Шнычкин, прочистив лёгкие.

Киваем и спускаемся вниз. На тот самый пятый этаж, где были раньше. Только теперь не оставляем дверной проход открытым, а приставляем к нему сорванную с петель металлическую дверь. Когда зачищали это место, снесли её пластидом, благо у проходившего мимо бойца детонатор нашелся. А так бы возиться пришлось долго. И неизвестно, кто оказался бы внутри.

Дверь приставили изнутри, привалили к ней мебель. Большое кресло, какой-то комод или сервант, теперь уже не разобрать. Сгустилась темнота, и мы аккуратно подсвечиваем себе фонариками, перемещаясь на полусогнутых ногах. Вблизи многоэтажек нет, с высоты привет от вражеского снайпера не прилетит, а дрон услышим. Но бережёного Бог бережёт. Уж это мы поняли на вторые сутки, насмотревшись, сколько парней сложили головы, не умея вовремя уйти с линии огня.

Мы остались вдвоем, и я опять лезу к Мите целоваться. Он шутливо отталкивает меня:

– Женька, от тебя воняет, как… от уличной собачки. Помылась бы, что ли, прежде чем с нежностями приставать.

– Ага, как раньше со мной целоваться, как кончать мне в ладошку, так это пожалуйста, а теперь что? Чистоплотный засранец, вот ты кто, – шучу в ответ. – Будешь борзеть, лишу сладкого до конца войны. Ну, или ищи себе другую напарницу.

Глава 3

Случилась та памятная драка буквально через неделю, как мне стукнуло 18. Я тогда возвращалась домой из магазина. Был поздний тихий вечер, и мне захотелось прогуляться, помечтать о своём, девичьем. С какой-то радости задумалась о том, как назову своего сына, когда он у меня родится. Или дочку. Шла и перебирала имена. Да так увлеклась, что свернула от привычной дороги в сторону.

Никогда той улицей, названной в честь какого-то мужика по имени Куйбышев, не ходила. Да и если бы не увлеклась, то бы и не пошла. Оно мне надо? У нас квартира в приличном районе, в хорошем доме с консьержем. А здесь какие-то полуразрушенные халупы. Сразу видно – люмпены живут. Мне стало страшно, постаралась поскорее вернуться на светлый и широкий проспект. Но сначала надо было пройти ещё метров двести темноты и ужаса.

Надо же было такому случиться, что путь мой лежал мимо компании гопников, которые сидели возле входа во двор, курили, слушали аудиоколонку, которая захлебывалась глубокими басами и трещала. Увидели меня, и один крикнул:

– Чейкате, дноклы, видели эту шкурку?

– Вон ту, что ли, тощую?

– Да! Я её знаю, она тут неподалёку живет. Её Женькой зовут.

– Чё, правда шкура? Сам, что ль, её чпокал? Или чупа-чупс давал попробовать?

– Не, инфа сотка, отвечаю! Шкура! Эй, ты! Сюда иди!

Обращался он, естественно, ко мне. Услышав этот мерзкий хриплый голос, я вместо того, чтобы покорно идти по приказу одного из парней, побежала что было силы. И сразу услышала за спиной топот многочисленных ног. Гопники кинулись за мной в погоню, поддавшись стадному инстинкту. Он прост: если ты видишь кого-то, кричишь ему, а он убегает, значит надо рвануть следом. Зачем и почему – потом можно разобраться. Вот они и помчались.

Я ни разу не спортивная тогда была. Обычная. Теперь-то иначе, конечно, а тогда – тихая и послушная домашняя девочка, хотя и не отличница и не синий чулок, но любитель почитать или посмотреть сериалы, чем сидеть на улице и слушать матерный рэп очередного любителя хайпануть с татуированной мордой.

Немного не добежала до спасительного, как мне показалось, перекрестка. Обломок кирпича, брошенный в спину, тяжело ударил по левой лопатке, и я с размаха, едва успев выставить вперед руки, полетела на асфальт, сдирая кожу с ладоней. Хорошо, лицо сумела отвернуть: затормозила бы им прямо об бордюр. А так просто сильно ударилась. И замерла. «Всё равно бить будут, – подумала в ужасе. – Так чего вставать? Вот если изнасиловать попробуют – не дамся!»

– Э, шкура, камон! Вставай, хотим глянуть на твою криповую рожу. Чё, правда с кем попало долбишься? – спросил один из прибежавших. Он тяжело дышал, остальные тоже. «Курить меньше надо, уроды», – ядовито подумала я. Но ничего не сказала. Не хватало ещё в перебранку вступать с этими отбросами общества.

– Пацаны, с ней трещать – это зашквар, – сказал один из преследователей.

– Фу, всратая, – проговорила девушка, одетая как парень. Её я узнала по голосу – она из соседнего дома, кажется. Обшарпанной общаги. Там всегда жили разные алкаши да наркоманы.

И тут… вот зачем я рот открыла, а? Молчала бы себе в асфальт. Но ведь нет, надо было проявить собственное чувство юмора.

– Долго ещё агриться будете? – язвительно поинтересовалась я. – Может, пойдете своё пиво досасывать?

После этого всё, что было сказано в мой адрес, пересказать не получится. «Словарь русского мата» желающим в помощь. Но при этом меня стали бить. Ногами, естественно. Удары посыпались со всех сторон, и я вдруг поняла: живой из этой ситуации мне не выбраться. Сейчас чей-нибудь ботинок вдарит мне в висок, и прощай, Женя. А главное – стало жутко обидно. С чего они вообще решили, будто я какая-то там шкура?! Насколько помню, так зовут девушек, которые спят с парнями ради выгоды. Вроде проституток, но те за деньги, а эти за что угодно: телефон, серёжки, шмотки.

А я вообще-то – дочь генерала! Мой отец служит в штабе округа! Он в своё время командовал дивизией ВДВ! Так почему же меня… Но это всё, что я смогла подумать. Дальше было очень больно. Особенно когда та девчонка, изловчившись, влепила мне кроссовком прямо в нос. Я схватилась за него, обливаясь кровью, и застонала, да ещё слёзы хлынули из глаз. Ну, а потом ударов было так много, что мое тело даже как-то… перестало их воспринимать, что ли. Несколько раз прилетело по голове, и я начала терять сознание.

Но тут вдруг наверху послышался короткий тяжелый выдох – «хех…» и женский визг. Я приоткрыла левый глаз, поскольку правый заплыл. Избиение неожиданно прекратилось, и надо мной началась драка. Несмотря на боль, пронизывающую тело, мне это даже показалось чуточку забавным: я решила – это нападающие принялись мутузить друг друга. Было плохо видно, сильно кружилась голова, потому единственное, что сумела рассмотреть – какой-то человек ловко бил парней. Да так мощно, что те или отлетали в сторону, или складывались пополам и валились радом со мной на асфальт. Некоторые пытались отбиваться, и тем становилось ещё хуже: человек подключил ноги, и я пару раз услышала хруст ломаемых костей и вопли.

Длилось это всё буквально с минуту, и вот уже я лежу не одна. Рядом со мной в разных нелепых позах, кто без сознания, а кто держась за поврежденное место и подвывая от боли и даже плача, – мои обидчики. Увидела и ту девицу. Она сидела на бордюрном камне, расставив ноги, и тупо смотрела, как из её разбитого носа каплет алая кровь. Кажется, совсем перестала соображать, что с ней происходит. И так пьяная была, а теперь ещё и это.

Глава 4

Грач – это позывной нашего лейтенанта. На гражданке он – Алексей Алексеевич Шнычкин. Блин, я, когда впервые оказалась в армии, то довольно скоро перестала воспринимать нормальные имена и фамилии. Тут, и особенно это разведки касается, сплошные позывные. Шифруемся от противника. Да так и быстрее. Не говорить же, в самом деле: «Дмитрий Михайлович Соколов, вам поступил приказ обследовать вон то здание на предмет обнаружения сил противника».

Гораздо проще – «Сокол…» и дальше по тексту. Хотя сказано всё будет намного проще, да ещё с матерщиной. О, здесь её не употребляют. Это в обычной жизни она, как острая приправа. Когда кто-то хочет показать, как он злится, или проявляет свою невоспитанность. В армии на матерном русском говорят. Мне сначала жутко резало слух, я же всё-таки девушка! Но довольно скоро убедилась: это парни не ругаются. Разговаривают, иначе уже не могут. Хотя при мне стараются особо не вырождаться. Джентльмены, блин.

Боцман, сообщив, что выдвигаемся через пять минут, уходит из нашего убежища. Вздыхаем, но делать нечего. Мы в армии, да ещё и на войне. Тут приказы не обсуждают, а выполняют. Обжаловать можешь потом. Хоть до посинения. Но сначала сделай, как велено. Ещё одна истина, которую мне пришлось запомнить крепко-накрепко. Да и Митя мой того же требует. Сказал однажды, что я ему во время боевых выходов – командир. Чтобы слушалась беспрекословно, а иначе отправлю домой, под мамкино крылышко.

В общем, готовимся. Проверяем снаряжение, чтобы ничто нигде не звенело, не гремело и даже не трепыхалось. Прыгаем на месте. Набиваем рожки патронами, цепляем на разгрузку гранаты. Проверяем, как работают портативные рации. У каждого в ухе миниатюрный внутриканальный наушник, у гортани – ларингофон. Всё в порядке. Шлемы на головы, броники подтянули, посидели на дорожку.

– Мить… – говорю я, пока восседаем на корточках, словно два тучных ворона, собравшихся в далёкий перелёт.

– Что?

– Я же тебе говорила?

– Я тебе тоже люблю.

– Спасибо, конечно. Но я не об этом.

– А о чём?

– Ты офигенно целуешься.

– Говорила.

– Вот же…

– Не отчаивайся. Ты тоже целуешься хорошо.

– Хорошо – не офигенно! Ты что, припух, сержант Соколов?!

– А то что ты мне сделаешь, сержант Золотникова? Зацелуешь насмерть? Ой, боюсь-боюсь…

Мы тихонько хихикаем. Дурачимся, как два подростка. Но, может, это потому, что мы в душе такие и есть? Мне 19, Мите – 20, нашему лейтенанту – 21 год, и только Боцман в нашей роте старый, как экскремент мамонта – ему что-то около тридцати. Больше или меньше, не знаю. В личное дело не заглядывала.

– Хочешь анекдот расскажу? – спрашивает Митя. Знаю и люблю эту его манеру в напряженные моменты шутить. Киваю в ответ. – В природе есть два вида страусов: серый и голубой. Отличаются они тем, что при испуге серый страус прячет голову в песок, а голубой только этого и ждёт.

Я фыркаю, закрывая рот ладонью. Митя тоже тихонько смеется. Но смех смехом, а поставленную задачу пока никто не отменял. Спускаемся на первый этаж. По пути к нам присоединяется Боцман со своим напарником – таким же, как и он, квадратным. Позывной Леший. Да он и выглядит, как чудище из русских сказок. Только в плечах чуть уже Боцмана, а вот физиономия – куда суровее. Ходит всегда хмурый, сдвинув густые брови, категорический молчун. Я даже имени его не знаю. Леший, и всё тут. У него в пальцах сила огромная. Сама видела, как он вражеского бойца голыми руками убил. Схватил за горло и сдавил. У того хрустнуло, и крупный мужик повалился на землю мешком. Я тогда перепугалась! Потом блевала полчаса в укромном уголке.

Оказавшись снаружи возле подъезда, молча киваем двум бойцам, охраняющим вход. Остальные мы заминировали, – оставили противнику несколько неприятных сюрпризов. Если попытается проникнуть внутрь – услышим. Бабахнет так – мало вражинам не покажется. Поотрывает им к чертовой матери нижние конечности по самые помидоры, да ещё осколками нашпигует так, что пришивать потом нечего будет. И поделом. Не надо было пытаться наш город захватывать.

Осторожно покидаем приютившее наш взвод здание и направляемся в указанный квадрат 2А. Это на северо-восток от «нашей» пятиэтажки. Передвигаемся короткими перебежками, прикрывая друг друга, прежде внимательно изучив сектор. Нам с Митей неприятностей надо как можно меньше, а лучше вообще без них обойтись. Вскоре оказываемся метрах в десяти от высокого здания. Выглядит оно в ночи довольно мрачно: окна без стекол, снаружи всё усыпано осколками. Дверь в подъезд валяется рядом – кто-то с ней не церемонился так же, как и мы, когда входили в «свою» квартиру.

Сидим у кирпичного гаража, осматриваемся и прислушиваемся. Боцман с напарником остались в полусотне метров позади – заняли огневой рубеж, поддержат огнём, если что. Нам повезло, что эти двое помогут при необходимости. Мужики надёжные. И ещё один очевидный плюс – в десятиэтажке, куда нам надо войти, всего один подъезд. Значит, если вдруг на крыше начнется заварушка, у противника не будет внезапного подкрепления. Хотя, с другой стороны, эти десять этажей могут быть заполнены врагами под завязку, и тогда нам едва ли оттуда выбраться живыми. Одно дело – разведывательная операция, и совсем другое – воевать с целой ротой или даже батальоном. Мы же все-таки не десантники, а разведчики.

Ещё я надеюсь, что у этой многоэтажки с противоположной стороны нет входа в подвал. Тогда там обязательно кто-нибудь найдется. Противник последние три дня не слишком торопится. Окапывается, укрепляет рубежи. Стал забираться в укромные места, оборудовать их под долговременные пункты. У всех ощущение, что он живёт в предвкушении подкреплений. Причем не стрелковых, обычных, а тяжеловооруженных. Но пока этого нет, и то хорошо. Иначе бы наши потери увеличились многократно.

Глава 5

Что он там увидел? Становится очень тревожно. Мой командир человек опытный. Если он так себя ведёт, то не без причины. Значит, впереди что-то опасное. И точно! В зеленом пространстве, которое кажется нереальным, вижу, как Митя крадётся к врагу. Тот засел справа от входа, но караульную службу несёт плохо. Сидит на земле, прислонился к стволу дерева, под которым расположился, и крепко спит, обхватив автомат обеими руками. Голова бессильно опущена на грудь.

Мне даже становится его жалко на какое-то мгновение. Парень явно не выспался. С другой стороны, если ты так себя ведёшь, достоин одного – смерти. Потому как товарищи на тебя понадеялись. Они где-то неподалёку отдыхают и думают, что ты бережёшь их покой. А ты, сволочь такая, дрыхнешь. Это ещё одна прописная истина, которую Митя мне объяснил в самом начале. Так и сказал, отчего у меня мурашки по телу пробежали. Просто, буднично, типа как «не забудь поставить чайник». Слова его были такими: «Уснёшь на посту – предашь меня».

Мой командир умеет двигаться бесшумно. Вот он уже приблизился вплотную. Мелькнул нож, раздалось приглушенное «хрррр», и враг, придерживаемый крепкими руками, мягко опущен на землю. Из его шеи выплёскивается черный поток и тянется книзу, заливая бронежилет и надетый поверх него разгрузочный жилет или просто разгрузку. Из неё торчат магазины, которые больше бойцу не пригодятся.

Готов. Перестал дёргаться. Митя, осмотревшись, делает мне знак. Быстро приближаюсь к нему. Останавливаюсь возле дерева и тела врага. Пахнет давно немытым существом и кровью. Сильно, густо, остро. Этот пряный аромат ни с чем не спутаешь. Первые пару дней меня выворачивало наизнанку от него. Потом привыкла. На войне быстро ко всему приноравливаешься. Главное помнить – перед жестокий враг, с которым нам приходится уже целую неделю отчаянно сражаться.

Он опасен и умён, но даже в его рядах встречаются такие вот любители поспать на оккупированной территории. Что ж, теперь ему предстоит сон длиной в вечность. Я же только могу порадоваться за Митю и за нас обоих. Ведь если бы дозорный не пренебрег приказом, нам бы к нему подобраться оказалось непросто. У того ведь тоже ПНВ имеется. Кстати, снимаем его и забираем с собой, поскольку наш просто всё показывает в зеленом цвете, а этот сложный аппарат ещё и со встроенным тепловизором. Хорошая штука. Будет время, Митя установит его на свой шлем.

Осторожно, на кошачьих лапах, входим в подъезд. Жаль, что лифт не работает – электричества во всем городе нет с первого дня штурма, поскольку наша доблестная авиация разбабахала в пух и перья пригородную электроподстанцию мощностью 100 киловольт, от которой были запитаны все остальные, менее крупные. Наверное, решили, что подстанция теперь вражеский объект, а значит подлежит уничтожению. Потому если теперь в Клёновске и есть где-то электричество, то либо от аккумуляторов, либо от генераторов. Третьего не дано, увы.

Идём наверх, попутно заглядывая в проемы квартир. По-хорошему, надо бы, прежде чем подниматься, прочесать их все. И заодно, при обнаружении врагов, зачистить. Но это не наша задача. Так ведут себя штурмовые группы. У нас другая работа, тонкая. Потому лишь проверяем бегло и спешим наверх, стараясь не наступить на что-нибудь скрипучее или трескучее. Осколки, обломки и прочее.

Примерно на середине пути сбавляем темп. Всё-таки с нашим снаряжением резво подниматься по узкой лестнице на десятый этаж, контролируя каждый свой шаг, – очень тяжело. То есть Мите полегче, конечно. Он у меня мужчина тренированный, с шикарной мускулатурой, крепким телом… Вот стоит подумать о его красоте, как у меня начинает сладко ныть в паху и хочется секса. Не время сейчас… но как же трудно, когда впереди маячит его крепкий зад, обтянутый в камуфляжные штаны! Стоит мне представить, как я ласкаю моего любимого мужчину…

– Ты чего замерла? – слышу вдруг тихий голос Мити у себя в наушнике. Он уже забрался на площадку между пятым и шестым этажами, а я все ещё внизу на целый лестничный пролёт.

– Прости, залюбовалась твоим тылом.

– Дурища, – беззлобно шепчет Митя. – Нашла время, озабоченная. Вот шлёпнут нас из-за тебя!

– Сам такой. Нечего перед моими глазами попенцией вихлять, – шутливо бурчу в ответ.

– Я не вихляю, а выполняю боевую задачу, пока ты не о том думаешь, – отчитывает меня напарник. Впрочем, я-то знаю, что он даже не сердится. Да и разве можно злиться на такую, как я, то есть по уши в него влюбленную?

Закусив удила, словно загнанная лошадка, спешу за Митей. Он, увидев моё приближение, начинает двигаться дальше. Попутно продолжаем заглядывать в квартиры. Странно, почему все двери раскрыты. Некоторые отперты, другие вырваны с петель и валяются внутри помещений. Наверное, враги так зачищали здание. Только не от нас, поскольку мы сюда ещё не пришли. От местных жителей, вероятно. Или просто проверяли, не остался ли кто-нибудь. Да, печальная участь их ожидала. Враг у нас жестокий – никого не щадит. Потому и мы пленных не берем. Выдастся свободная минутка, расскажу, кстати, что за противник у нас такой.

Нужно торопиться. Те, что засели на крыше, могут попробовать связаться с дозорным, если уже этого не сделали. И вот ещё интересно: почему у того напарника не было? Или даже двух? Обычно охранять вход по одному не отправляют, тем более ночью. Слишком самонадеянно. Стоило мне так подумать, как послышались шаги. Митя замер, я остановилась в паре метров от него. Он помотал головой из стороны в сторону, выискивая убежище. Быстро двинулся в дверной проем квартиры справа. Я – за ним. Развернулись, оружие на изготовку, затаились.

Глава 6

Митя медленно поднимается на крышу. Осмотревшись, ложится там, ­– слышу по шороху. «Ко мне», – следует его приказ. Надо исполнять. Формально в нашей паре командир – он, и я согласно уставу обязана ему безропотно подчиняться. Я же делаю это ещё и потому, что люблю. Да, такой вот парадокс, и когда будет время, обязательно расскажу, как такое могло со мной случиться. Как генеральская дочь оказалась на войне, да ещё в разведке. Парадокс! Но в таких обстоятельствах подобное возможно, хотя самой не верится.

Выбираюсь на крышу. Находим себе укрытие в виде небольшой кирпичной прямоугольной башенки – вентиляционный выход. Осматриваемся. С левой стороны крыша пуста. С правой виднеются те самые бойцы противника, по чьи души мы сюда явились. Их, как правильно отметила разведка, четверо. Двое смотрят с крыши по сторонам, ещё один управляет дроном через ноутбук, четвертый ковыряется в рации, видимо, меняет батареи или ещё что.

Их судьба уже предрешена, правда враги ещё не знают об этом. Что поделать. Вы сами сюда пришли, мы вас не звали. Митя делает мне знак: двое слева – его, двое справа – мои. Потом секунду думает и добавляет к приказу: оператора дрона оставить в живых. Для разведданных пригодится. Молча делаю знак: «Добро».

Наводим автоматы. Тщательно прицеливаемся. Хорошо стрелять, имя ПБС! То есть прибор бесшумной беспламенной стрельбы. Конечно, слово «бесшумный» здесь больше для красивого обозначения, поскольку хлопок раздается довольно громкий, хотя и не похожий на грохот выстрела, конечно. Но все-таки лучше, чем ничего. Наметив цели, плавно нажимаем спусковые крючки. Вижу, как техник, получив пулю в висок, валится на свои железки. Оператор, отвлекшись от ноутбука, поворачивает к нему голову, и в следующую секунду хватается с воплем за ногу – это я ему в голень пулю влепила.

Митя работу окончил. Двое наблюдателей лежат неподвижно. Но надо проверить. Он спешит к ним и делает по контрольному выстрелу. Я ту же процедуру провожу с техником. На всякий случай. Вдруг шлем помог ему выжить? Хотя вряд ли. Слишком много крови вокруг. Рядом скулит, держась за ногу, раненый оператор. Перетягиваю ногу жгутом, накладываю повязку, делаю укол обезболивающего. Он спрашивает, кто мы такие, молча показываю: «Молчи, если хочешь жить».

Затем закрываю рот скотчем, руки перед собой фиксирую пластиковой стяжкой. К транспортировке пленный готов. Засовываю ноутбук в рюкзак, а дроны, которые лежат рядом на крыше, разбиваю прикладом и сбрасываю вниз. Отлетались.

Спешим к выходу. Насколько это возможно с хромающим «языком». Он нас будет сильно тормозить, но тут уж никуда не денешься. Теперь надо доставить «языка» в нашу пятиэтажку. Тот мычит, когда хромает рядом со мной – страдает из-за полученной раны. Промедол подействовал, но видимо не слишком хорошо. Ничего. Потерпишь. Но приходится его поддерживать одной рукой, чтобы не рухнул. И пленный, и рюкзак, – всё на мне, потому как Митя обеспечивает наш отход, его руки должны быть свободными. Он первым спускается вниз, помогает «языку». За ним следую я.

Так же аккуратно, не спеша, сходим вниз. Митя проверяет, всё ли в порядке снаружи, связывается с Боцманом. Узнает, что всё тихо. Выходим из подъезда и через полсотни метров встречаем прикрывающих. Идем дальше, они замыкают нашу маленькую колонну. У меня к концу пути ощущение такое, что я на собственной спине тащу раненного «языка». Он не крупный, слава Богу, но все-таки мужчина. Ему на вид лет двадцать пять, обросшее жесткой щетиной лицо. Глаза смертельно напуганные, но держится в целом.

Через полчаса мы в «нашем» доме. Передаем пленного и ноутбук командиру, докладываем, как всё прошло. Грач нас отпускает. Говорит, что до утра можем отдыхать. Дальше они с Боцманом сами с вражеским бойцом по душам поговорят. Насколько нам в роте известно, Боцман большой умелец развязывать языки. Такие методы знает, от которых даже самый упрямый запоёт, словно Пласидо Доминго на сцене Лос-Анджелесской оперы. Не скрою: люблю красивые мужские голоса. Оперные прежде всего. Вот Боцман – ему другие голоса нравятся. Искренние. Так что пленнику придётся таким стать. Даже помимо воли.

Мы возвращаемся в «свою» квартиру. Дверь снова приставляем и заваливаем мебелью, но теперь так устали, что поскорее хочется завалиться спать. Но прежде нужно привести себя в порядок. Митя говорит так: человек на войне, если не станет за собой следить, быстро превратится в труп. Потому как сначала ты не умываешься, затем не моешься, а после теряешь интерес к деталям. Это верная дорога в морг.

Потому прихватили внизу пластиковую десятилитровую канистру с водой. Удивительно: электричества в городе нет, зато водопровод действует. Правда, только на первом этаже. Выше ей подняться напора не хватает. И на том спасибо. С крыши пятиэтажки виднеется старая водонапорная башня. Наши её захватили целой. Может, потому мы теперь и не как в пустыне.

Мы раздеваемся. Из всего, что у нас в ассортименте для наведения чистоты – пара кусков мыла, есть ещё упаковки влажных салфеток, но их надо экономить. Я набираю воду в кастрюлю, обнаруженную на кухне, грею её на костерке, потом разбавляю холодной в тазике для белья. Митя забирается в ванную, и я поливаю на него, помогая мыться. Он бодро фыркает, поскольку водичка-то не слишком горячая. Но другой нет, а эту греть особенно и не на чем. Да мы и привыкли уже. Обстановочка та ещё. Даже тот факт, что простужены оба, уже отошел на задний план. Нет времени раскисать.

С удовольствием помогаю Мите потереть его мощную спину. Провожу по ней куском мыла и следом – ладонью, растирая грязь и пот. Я не брезглива, тем более когда речь идет о моем любимом человеке. Потому даже исходящие от него запахи мужского тела на меня не производят впечатления. Они в некотором роде приятны. Ведь так пахнет МОЙ Митя. Потом меняемся местами, надеваем чистое исподнее, а старое стираем и развешиваем на бельевой веревке над ванной.

Глава 7

Пяти минут не проходит, как слышу – Митя уже сопит. Он вообще уникальный. Отключаться умеет в любом положении. Мне кажется, даже стоя. Только дадут команду, и уже третий сон смотрит. Я не такая. Мне сначала надо подумать о чем-нибудь. Вот лежу, согреваясь его теплом, и вспоминаю, как тот человек, который раскидал моих обидчиков, протянул мне руку. Я ухватилась и сильным движением была поставлена на ноги. Стою, утираю разбитые нос и губы платочком, извлеченным из сумочки. В глазах по-прежнему стоит туман, голова кружится. Крепко меня поколотили. А самое обидное – за что?! Я же ничего плохого им не сделала!

– За что они тебя? – спрашивает человек. Поднимаю голову. Хм… Крепкий парень чуть постарше меня. Кажется, я где-то его видела. Да, точно! Это же Дмитрий Соколов, кандидат в мастера спорта по боксу. Так вот почему он так легко раскидал моих издевателей! Да-да, точно. Соколов – гордость района, о нем много раз на всяких торжественных мероприятиях в нашей школе говорили. Директриса вообще постоянно ставила его всем в пример. Мол, гордитесь, молодые люди! Вот какими нужно становиться!

Даже по местному телевидению видела сюжет. Вот каков этот молодец, Соколов! Настоящий орёл! Защищает честь своего учебного заведения на соревнованиях, и хотя в учёбе звёзд с неба не хватает, но тем не менее, «спорт – это прекрасно» и тому подобное. Уж не помню, что там журналист про него говорила. Мне приторно стало. Она словно в него влюбилась. Забавно: не думала я тогда, что сама окажусь на её месте. В некотором роде, конечно.

– Не сошлись во мнениях, – отвечаю, хотя получается у меня «не шошлишь во мнениях», поскольку трудно говорить разбитым ртом. Правда, дальше стараюсь, хотя и больно, выговаривать слова правильно. Сама не знаю зачем, пытаюсь произвести на нового знакомого приятное впечатление. Хотя выгляжу теперь не как девушка из приличной семьи, да ещё генеральской, а как бомжиха какая-нибудь. Ох, стыдно.

– О чем спорили?

– Ни о чём. Просто они ненавидят меня.

– Да? Просто так?

– Нет, потому что у меня хорошая семья, а им с этим не повезло. Мой папа – генерал!

– Да? Правда генерал? – последнее слово произносит как-то обыденно, словно это не обозначение высокого воинского звания, а название предмета. С тем же успехом мог сказать «яблоко?» или «кресло?» Довольно странно. Я привыкла, что когда говорю «генерал», то сразу слышится в ответ восхищение. Хотя чаще всего негатив. Простые люди не любят высокопоставленных офицеров. У них все генералы на одно лицо – толстые ворюги. Мой папа не такой.

Подмечаю про себя, что мне нравится непосредственность Соколова. Как и то, что смотрит на меня в этот момент без агрессии, а просто как человек, который увидел перед собой диковинную зверушку. Но это и немного неприятно. Я все-таки девушка.

– Какая тебе разница, кто мой папа? – мне совсем не нравится, когда лезут в душу. И, как пел Владимир Высоцкий, чьё творчество я с детства уважаю (отец часто включал его песни на плеере) – «особенно когда в неё плюют». А уж я знаю, что бывает, когда признаешься в своем происхождении. Сначала задают вопрос, потом норовят оскорбить или посмеяться, что порой одно и то же. Потому отхожу от Дмитрия на пару шагов, пячусь. Хватит с меня сегодня избиений. И так всё тело в синяках. Хорошо, не сломали ничего. Да и били неумело, куда попало.

– Просто интересно, – пожимает Дмитрий плечами. – Пошли, я тебя домой провожу.

– Сама дойду, не маленькая.

– Пошли-пошли, у тебя шок, – тоном, не терпящим возражений, говорит мой спаситель.

Что ж, если ему так хочется. Идём по улице. Те, разбросанные, когда уходили, начали ворочаться – в себя приходить. «Будут знать, как со мной связываться!» – думаю мстительно, обернувшись разок. Хотя понимаю: если Дмитрия рядом не окажется, в следующий раз меня будут не колотить, а убивать. Но пока мой провожатый рядом, мне становится спокойно. Такого, как он, просто так не одолеть никому!

– А я тебя видела, – говорю своему провожатому. – Ты же у нас районная знаменитость.

– Ну, какая я знаменитость, – скромно улыбается Дмитрий. – Просто спорт люблю. Бокс. Слушай, а мы же с тобой даже не познакомились!

– Ты – Дмитрий Соколов. Я – Евгения Золотникова, можно просто Женя, – протягиваю ему руку. Ладонь, которая сжимает мою, очень крепкая, но не стискивает мне пальцы, понимая – им тоже досталось, да ещё ведь я не парень. Приятно, что человек так заботится о тебе даже в мелочах, хотя ты ему нет никто.

– Очень приятно, – говорю, глядя в умные серые глаза. Удивительно. В моем представлении боксеры – люди со сломанными носами и ушами и одной извилиной. Но Соколов производит совсем иное, благожелательное впечатление.

– Что, не коробит даже? – спрашиваю его с подначкой.

– От чего? – искренне удивляется он.

– Генеральской дочке руку подал. Не зашквар разве для тебя? – знаю, что нарываюсь, но лучше все точки над «i» расставить сразу. Меня уже били сегодня. Довольно.

– А что такое зашквар?

– Ты словно с другой планеты. В сеть совсем не выходишь? – удивляюсь.

– Да я как-то больше на тренировках, сборах. Уроки опять же. Некогда трепаться попусту с кем попало. А ты, вижу, любительница чатов и форумов?

– Не то чтобы… – отнекиваюсь. Не хочу в глазах провожатого выглядеть тупой, как большинство тех, кто часами просиживает, загаживая информационное поле бесполезными словами. Я когда-то увлекалась этим, пару лет назад, теперь интерес пропал. Слишком много откровенно глупых и агрессивных.

Глава 8

Неспешно мы подошли к моему дому. Он двухэтажный дом, состоящий из стольких же подъездов. Живу здесь с самого рождения. Семья маленькая – мама и папа, сестёр и братьев нет. Есть ещё один член фамилии – пушистый сибирский кот по прозвищу Маркиз. Ленивое и многожрущее создание, которое никогда не выходило на улицу и потому не знает кошачьей любви. Да и зачем ему? бубенчики-то бедолаге открыжили, когда ещё маленький был. Потому до сих пор ведёт себя, как котёнок.

Это всё, что я рассказываю Дмитрию. Он улыбается. По глазам вижу: я ему симпатична, но воспринимает, как маленькую глупую девочку. Хотя с маленькой поправкой на возраст. Будь я действительно ребёнком, на меня бы те гопники с таким зверством не накинулись бы.

– Может, тебе стоит вызвать полицию? Заявление написать. Ты же говорила, что некоторые тебе знакомы. Я выступлю свидетелем, – предлагает Соколов.

– Спасибо, не нужно. Папе это не понравится.

– Почему? – искренне удивляется мой спутник.

– Ну… он недоверчиво относится к правоохранительным органам. Считает, что порядок в обществе должны поддерживать военные, – отвечаю ему.

Дмитрий некоторое время молчит, разглядывая носки своих ботинок.

– Что ж, пора прощаться. Увидимся ещё, – говорит, аккуратно пожимая мне руку.

– Возможно, – отвечаю и ухожу домой. Только там, закрыв дверь, вдруг вспоминаю: вот дура! Спасибо не сказала! Выбегаю, насколько позволяет ломящее во всех сочленениях тело, на улицу, благо у нас первый подъезд. Кручу головой, но Дмитрия и след простыл. Куда он мог подеваться? Перед домом слева большой пустырь с одиноким развесистым деревом, справа – общественная баня, а между ними – вдаль тянущаяся прямо улица. Странно.

Я, пожав плечами, вернулась домой. Сняла с себя одежду и положила в стиральную машину, насыпав порошка и запустив режим стирки. Не хочу, чтобы родители видели, во что часть моего гардероба превратилась. Хорошо, ничего не порвалось, а только испачкалось. Потом набираю полную ванную теплой воды, лью гель для душа и погружаюсь, испытывая одновременно боль и приятные ощущения. Многочисленные царапины и синяки щиплет, мышцы ноют, губа и нос саднят… Но постепенно мне становится лучше, и я преисполнена чувства благодарности, вспоминая того парня, Дмитрия, который меня спас.

Вот так мы с Митей и познакомились. Ну, это потом он станет Митей, да ещё моим самым любимым человеком на земле. Спит теперь, согревая меня своим теплом, обняв и прижав. Конечно, неудобно лежать на жестком полу, на который мы тряпок накидали. Мягкости это особенно не прибавило. Даже линолеум, которым накрыт пол, комфорта не добавляет. Зато впервые за последние семь дней у нас есть возможность как следует выспаться. Не думали мы с Митей всего неделю назад, что всё это случится.

Я погружаюсь в глубокий сон. Ничего не вижу, не слышу, и пробуждаюсь только, когда пространство вокруг становится серым – это снаружи через ткань, кое-как приделанную к окнам, пробивается яркий солнечный свет.

– Женя, вставай, – говорит Митя. Старается ласково, но поскольку голос у него по-прежнему простуженный, выходят из его гортани скрипучие звуки.

– Что, тревога?! – резко сажусь с желанием вскочить на ноги, но любимый крепко держит за плечо.

– Тише ты, Диана-воительница! От твоего грозного вида все враги сейчас разбегутся, как тараканы, – тихо смеется Митя. – Нет никакой тревоги. Просто приходил Боцман. Грач собирает на совещание. Будет ставить задачи на ближайшие сутки. Так что умывай мордашку, завтракать будем. Чем Бог послал.

Я иду в ванную, прохладной водой из кастрюли (Митя, моя радость, натаскал воды с первого этажа и заполнил все ёмкости, которые в квартире отыскал) умываюсь, натираю руки мылом – гигиену на войне, особенно для женщин, никто не отменял. Потом иду на кухню, и здесь уже приходится пригибаться, хотя окно закрыто шторой. Но это уже привычка.

Митя организовал нам поистине царский завтрак. Здесь вам и кофе три в одном в обычной чашке (а не в кружке алюминиевой, как обычно), и галеты. На выбор – джем или сгущенное молоко из сухпайка. Даже варенье есть. Его, я так понимаю, Митя нашел где-то в доме. Знает мой любимый, что я сластёна. Вот и постарался. Смотрю на него влюблённо-благодарными глазами. Он улыбается в ответ:

– Кушай, набирайся сил. Сегодня пригодятся.

С большим аппетитом поглощаю всё, что на столе. Честное слово, ну прямо обычная семья ранним будничным утром! Если только не думать о том, что находимся мы в изрядно потрепанном жилом доме, где ни одного гражданского лица не осталось. Да и вокруг – дымящийся разгромленный город, который мы уже неделю пытаемся отвоевать у противника. А он упорный. Упирается ногами и руками. Цепляется за каждый дом, да ещё периодически устраивает контратаки. Я до сих пор не пойму: отчего бы нашим не ввести сюда силы крупнее? Скажем, танковую дивизию. А лучше две.

Говорю это Мите, он только улыбается в ответ:

– Плохо ты ещё, Женя, понимаешь тактику боя в условиях города.

– Ты поясни, вместо того чтобы ёрничать.

– Вот скажи, что делать танку на улице?

– Как это что? Вражеские огневые точки расстреливать.

– Верно. А теперь представь: как бы ты поступила на месте противника с танком?

– Ну… попыталась его расстрелять из РПГ или гранатами забросать. Обездвижить сначала, а потом выкурить экипаж.

Глава 9

Едва Грач начинает говорить, мы с Митей понимаем: очень нескоро (дай Бог, чтобы вообще хоть когда-то) нам придётся нежиться на чистом и белом белье, лаская друг друга. Ах, как же я соскучилась по тому, что умеет мой любимый в постели! Но увы. Лейтенант Шнычкин нас жестоко обламывает. А если бы узнал, какие мысли у меня периодически витают в романтичной голове, так и обматерил бы до самых пяток, невзирая на то, что я девушка. И был бы стопроцентно прав: незачем в боевой обстановке думать всякую чепуху.

Из речи командира мы узнаём, что через пять кварталов отсюда, на юго-восток, в квадрате К-12 есть мост.

– Только попрошу не ржать, – говорит лейтенант, хотя по его лицу видно: сам с трудом сдерживает улыбку. – Он называется мост Влюбленных.

Тут же в нашем тесном кругу раздается приглушенное хрюканье. Это мы так бурно реагируем на название. Нет, а чего вы хотели? Посреди разрухи, крови и грохота вдруг такая милая вещица.

– Парни и единственная среди нас девушка, я же просил, – говорит Грач, при этом улыбаясь.

Сдерживаем эмоции. Подальше от греха. Грача злить не стоит. Он вспыльчивый. Несколько дней назад один боец слишком долго хохотал над рассказанным кем-то анекдотом. Все уже замокли, а его переклинило. Итог: Грач пульнул ему в голову рожок. Хорошо, пустой. Хорошо, парень в шлеме был. Но звякнуло мощно.

– Мост этот – пешеходный. В общем, ничего особенного в плане инженерии. У него даже нет опор, держится на конструкции типа обращенной вниз арки. Но! Есть одно обстоятельство: это единственный переход через реку Мартун. Она небольшая. Максимальная глубина около десяти метров, ширина порядка тридцати. Есть два ближайших моста, слева и справа. Они уничтожены нашей артиллерией. Уж не знаю, кому в штабе армии пришла в голову эта идея, но справились на ура. Теперь те сооружения – в руинах, а этот, который сочли не слишком значимым, стоит и даже не пострадал во время боёв. Так, покоцали его немного. Так вот. У командования есть план перебросить на ту сторону батальон десантников. Но сперва надо провести разведку местности. Проверить, не заминирован ли мост. Если охраняется, то сколько их, вооружение, средства связи и так далее. Выполнение задачи поручаю группе сержанта Соколова.

– Есть, – отвечает Митя.

Я просто киваю головой. Но не сдерживаюсь, за что мне от любимого прилетает суровый взгляд. Мол, опять ты лезешь куда не надо!

– Товарищ лейтенант, можно вопрос? – моя романтическая душа требует пояснений.

– Слушаю.

– Почему Мост влюбленных? Там что, традиционно местные жители чпокаются?

Парни снова заржали, но быстро прекратили.

– Нет, не поэтому, – звучит серьезный голос в ответ. – А потому что там неподалеку, в километре, находится центральный ЗАГС Клёновска. Когда мост построили, а было это лет сорок назад, молодожёны стали там фотографироваться и вешать на ограду замочки со своими именами. Ну, вроде как наш брак нерушим, пока висит этот замок, – пояснил лейтенант. – Ещё вопросы? Вопросов…

– Товарищ командир, какое прикрытие? – спрашивает Митя.

– Нет его. У Боцмана и Лешего другая задача. Ваша не слишком сложная. Максимум, что могу, – это прикрыть артиллерией отход, если понадобится. В остальном справляетесь сами. Свободны. На сборы десять минут, потом выдвигаетесь. На выполнение задачи у вас… – Грач смотрит на часы. – Сутки. И пусть вам не кажется, что много. По прямой до того моста отсюда – два километра всего. Но это вражеская территория, двигаться надо… хотя что я вам рассказываю. Сами всё знаете. Разойдись.

Мы с Митей спускаемся в «нашу» квартиру. По дороге он ворчит на меня. Мол, чего лезешь вечно со своими дурацкими вопросами? Я же отвечаю, что никакие они не дурацкие. Надо знать получше местность, которую предстоит разведать. Командир же парирует: мол, ну и что тебе дало это название? Мост Влюбленных. «Глупость какая-то!» – недовольно ворчит Митя. Но это он просто волнуется перед заданием, всегда таким становится накануне. Я-то знаю, что он романтик в душе.

Может, не такой большой, как я, но все-таки. Правда, порой до его романтичной натуры бывает сложно добраться – снаружи её плотно прикрывает крепыш в военной форме, обвешанный оружием. Хотя если на меня со стороны посмотреть, та же картина: автомат, пистолет, гранаты, рожки, парочка ножей. Один на груди, второй на лодыжке. Хотя нет, я знаю, что у Мити есть ещё один, секретный ствол. Не тот, что между ногами, а вполне себе огнестрельный. И держит он его на спине в специальном кармашке. Так, на всякий случай.

В квартире мы тщательно готовимся. Идти придётся днем, и хотя погода по-прежнему хмурая, периодически начинает срываться мелкий унылый дождик, все-таки это не ночь. Хотя, учитывая аппаратуру нашего врага, от него и ночью-то особенно не спрячешься. Вся надежда на обычную человеческую глупость. Как у того дозорного вчера ночью. Точнее, всех трёх. Один спал на посту, а те двое шатались на самом верху многоэтажки, бросив товарища одного. Вот все и поплатились. Только постоянно рассчитывать на везение нельзя. Как нельзя недооценивать противника. Это чревато поражением.

Мы тщательно проверяем и чистим оружие, подгоняем экипировку, берем с собой побольше патронов, гранат и воды, поменьше – сухпайков, потому что без пищи мы протянем несколько дней, а без боеприпасов, да при активном огневом контакте, и десяти минут не продержимся. Может, на открытой местности, где-нибудь в чистом поле, как наши прадеды воевали в Великую Отечественную, и удалось бы нехотя постреливать пару часов. В городе, когда все решают доли секунды, а схватки короткие и яростные, выживает тот, у кого рожков, набитых патронами, больше. И гранат, чтобы зашвырнуть во врага.

Глава 10

Я помню лекцию одного профессора, которую посмотрела в интернете перед отправкой в зону боевых действий. Там рассказывалось, что азурит известен с давних времён. Но прежде всего ценили его за некие магические свойства. Их «обнаружили» ещё жрецы Древнего Египта. Они придумали использовать азурит в качестве посредника во время сеансов общения с потусторонними силами. Считалось, что азурит наделён удвоенной силой, когда его обнаруживают в малахите в виде вкраплений.

Малахит, были уверены древние, освобождает человеческий организм от отрицательных эмоций. Азурит нормализует энергетические потоки, отражая воздействие негативной среды. В Индии придумали, что если во время медитации положить азурит на венечную чакру, можно избавиться от невзгод и тревог, являющихся виновниками сильных внутренних переживаний. Камень поможет обрести с внутренним и с внешним миром.

Если сделать из азурита амулет или украшение, то человек, стоящий перед тяжелым выбором дальнейшего пути и не знающий, в каком направлении ему идти, может ждать подсказки. Камень непременно укажет верный путь, помогающий либо избежать серьезных проблем либо решить их самым оптимальным способом.

«Медиумы и экстрасенсы высоко ценят шары из азурита, – рассказывал профессор. – Они помогают в проведении медитаций и спиритических сеансов. Самоцвет играет роль посредника между сознанием и подсознанием его обладателя». Также насыщенный синий цвет кристаллов азурита стимулирует работу венечной чакры (так называемого «третьего глаза»), способствующей развитию логического, концептуального и тактического мышления.

Китайцы тоже внесли свою лепту в сотворение мифов об азурите. Они считали, что в энергетическом смысле азурит – образец проявления женской энергии Инь. «Столкнувшись с воздействием негативной энергии и пропустив её через себя, самоцвет делает эту энергию положительной», – сказал профессор. Помню, я тогда улыбнулась и даже хихикнула. Представила, что из минерала хорошо бы сделать фаллос. Вот была бы шикарная вещь!

Потом учёный перешел к науке. Сказал, что азурит – минерал, наделенный рядом уникальных свойств. Например, может закипать в соляной кислоте и превращаться в малахит. Ну, а само его название произошло от французского слова azur, что означает «лазурь». Которое, в свою очередь, восходит к арабскому, а от него – к персидскому «lazward», означающему пронзительно-синий цвет.

Хотя сам самоцвет известен тысячи лет, его первое описание как самостоятельного минерала сделали только в 1824 году. Тогда же минералог Франсуа Бедан провёл разграничительную черту между азуритом и лазуритом, которых часто путают внешне. Оба в Средние века назывались лазурью и использовались для получения синей темпурной (разбавляемой водой) краски. Но, в отличие от лазурита, красящий пигмент из азурита не требовал дополнительного обогащения цвета.

Хотя названия похожи, у двух камней разный химический состав. Азурит – соединение меди, а лазурит – алюминия, натрия и кальция. С точки зрения он гораздо ближе к малахиту, с которым иногда вступает в связь. Постепенно его использовать не только в живописи, но и ювелирном деле, как коллекционный камень. Даже до пиротехнического применения додумались: оказалось, азурит хорош для изготовления составов огня зелёного цвета: в него окрашивают пламя катионы меди.

«В чистом виде азурит встречается чрезвычайно редко, – утверждал тот профессор. – Притягивая к себе другие залегающие рядом породы, он срастается с ними, образуя необыкновенно красивые кристаллы, поражающие разнообразием оттенков и цветов: от темно-голубого и ярко-синего до насыщенного фиолетового и почти черного».

Я всё это запомнила, но дальше учёный перешёл к самому интересному. Когда СССР распался, постепенно НИИ «Азурит» в Клёновске стал влачить жалкое существование. Распродавали всё, за что только можно было получить хоть какие-то деньги. Сократили почти всех сотрудников, остались лишь самые упёртые и верящие, что светлое будущее не за горами, и когда-нибудь их НИИ вновь воскреснет из забвения. И ведь надежда их не обманулась!

Несколько лет назад нашелся богатый инвестор, пожелавший возродить НИИ. Причина была проста: основные месторождения азурита в мире почти исчерпались, а то, чего становится меньше, растет в цене. Вот бизнесмен и решил заработать на минерале и заодно придумать, как его выгоднее использовать. Приехал в НИИ и предложил финансирование. Ученые согласились, но с условием: им будут выделены деньги на продолжение разработок.

Бизнесмен спросил, сколько нужно. Услышав сумму, долго смеялся. Сказал, он в год на алкоголь больше тратит. Расщедрился, и ученые с новыми силами принялись корпеть над азуритом, стали проводить эксперименты, о которых прежде могли только мечтать. Снова скажу, что не знаю, чем конкретно они там занимались. Но однажды открыли в синем камне способность схлёстывать пространственно-временные потоки, которые параллельно движутся во Вселенной.

Нам об этом рассказывали недавно в штабе. Даже пригласили лектора – того самого профессора, видео с которым я смотрела. Но спросите меня, о чем говорил наш лектор, когда делал нам доклад, и я мотну головой: не понимаю. За что купила, за то и продаю. Словом, открыли и открыли. Мало ли. Вон, на Большом Андронном Коллайдере тоже какие-то эксперименты проводят, а что вы о них слышали? Может, там антиматерию научились добывать или создавать черные дыры? Кто его ведает.

Короче, ученые сделали открытие, а потом те посыпались, как из рога изобилия. Всё потому, что оказался азурит, если начать на него воздействовать гамма-излучением, высокими температурами и низким давлением, минералом с очень необычными свойствами. И однажды случилось невероятное: прямо посреди главного зала образовался портал. Возник и замер, напоминая небольшое круглое озеро.

Глава 11

Фигуры медленно вышли, тщательно осматриваясь вокруг себя. В руках у них были разные устройства. У одного – счетчик Гейгера для проверки уровня радиации, второй держал цифровую фотовидеокамеру и всё снимал, видимо для истории, а третий был вооружён. И вот когда кто-то из учёных НИИ присмотрелся, то сильно удивился: у неизвестного в руках был автомат Калашникова! Он попытался донести эту мысль до своих коллег, но ему никто не поверил. Мало ли, что там младшему научному сотруднику померещилось! Ах, если бы тогда сразу поняли, что будет дальше, но увы. Никто даже представить себе в страшном сне не мог последствий этого события.

Целая толпа ученых НИИ смотрела на фигуры выходящих из озера, как на пришельцев с другой планеты. Все были настолько шокированы, что даже не потребовали остановиться. Так и наблюдали молча, как «гости» сначала выбрались из озера, затем прошлись по залу, рассматривая оборудование и косясь на тех, кто сверху смотрел за ними во все глаза. Лишь когда те решили снять шлемы своих скафандров, с ними удалось установить связь и наладить контакт.

Далее невероятные открытия сыпались одно за другим. Оказались те пришельцы самыми обыкновенными землянами. Более того – такими же учёными с планеты Земля, причём русскими! Даже не понадобилось искать переводчика. Обнаружилось это очень просто: один из прибывших неизвестно откуда споткнулся о толстый кабель и выругался. Сотрудники НИИ ошарашенно переглянулись, а потом обратились к пришельцам:

– Эй! Вы кто такие?

Дальше завязался диалог, который позволил прояснить многое. Например, что эти учёные из России, но не нашей. Она существует в параллельном измерении и на семьдесят лет позже нас. Что тут началось! Гостей пригласили в кабинет директора НИИ, накормили и напоили, начался живой обмен вопросами и ответами. Первая встреча продолжалась больше часа, пока прибывшие не заторопились обратно. Им сообщили: оборудование перегревается, и тоннель между временем и пространством может схлопнуться в любой момент.

Они ушли, а новость о невероятном событии быстро покинула НИИ «Азурит». Но не в народ пошла, а наверх, куда было доложено всё в подробностях. Руководство страны стало думать и гадать, чем это может быть чревато для будущего нашего государства. Постановили продолжить контакт, а заодно прислали к НИИ взвод спецназа – охранять территорию и заодно следить за пришельцами. Вдруг у них что недоброе на уме?

Но ничего опасного не происходило. Второй контакт произошёл три дня спустя, затем ещё и ещё. Правда, численность прибывающих не росла. Их всегда было только трое, хотя состав менялся. Стороны стали живо общаться. Это ж жуть как интересно – узнать, что там дальше с нами (ну, почти с нами) будет через столько лет! Получается, что две России наладили прямой контакт через время и пространство! Что может быть удивительнее?!

Но потом неожиданно произошло нечто странное. Однажды прямо во время очередного визита делегации иного измерения прямо из Стеклянного озера, как прозвали учёные новую аномалию, повалили солдаты. Да не обычные, а спецназовцы, экипированные так, что нам и не снилось. Какое-то элитное подразделение. Всех участников проекта «Стеклянное озеро» (так его прозвали после образования портала или чем там эта штука является) спецы похватали и, облачив в скафандры, утащили за собой.

Руководство НИИ было в глубоком шоке. Пришельцы закрыли двери главного зала, так что проникнуть туда оказалось проблематичным. Пришлось вскрывать их посредством плазменной резки. Но едва удалось приоткрыть одну створку ворот, как оттуда понеслись автоматные очереди. Первыми, кто погиб в необъявленной войне, стали два простых слесаря. Тут же были вызваны наши спецы, охранявшие НИИ, завязалась перестрелка. Но ни та, ни другая сторона не шли вперёд.

Наверх ушёл доклад о резком изменении обстановки. Там, как всегда, сначала не поверили. Решили, что всё это бред сивой кобылы. Кто-то напился, и ему чёрт знает что мерещится. Как так? Русские напали на русских? Чего ради? Даже были готовы признать, что оба слесаря погибли из-за неосторожного обращения с инструментами.

Потом прислали из Москвы и отправили делегацию на переговоры. Её запустили внутрь здания, и вроде как всё шло к возможности найти общий знаменатель. Пришельцы попросили трое суток на размышление. Мол, у них возникли проблемы с некоторыми военными, всё это решается. Потерпите чуть-чуть, только не входите в зал, сами разберёмся. Им поверили и стали ждать. Как позже оказалось, это был хитрый вражеский ход.

Под маской наведения порядка «гости» накапливали силы. Глубокой ночью, перед рассветом третьего дня, ворота раскрылись, и оттуда повалили их военные. На территории НИИ началась настоящая резня. Всех, кого видели пришельцы, они безжалостно уничтожали на месте. Просто расстреливали, и всё. Без разговоров, расспросов и тому подобное. Буквально за полчаса весь институт оказался под их полным контролем. Не помог даже взвод спецназа. Всё, что удалось этим отважным парням, это запереться в небольшом складе на окраине учреждения и держаться там почти сутки. После они, поняв, что подкрепления не будет, – Москва опять оказалась в глубоком шоке от случившегося, – они пошли на прорыв. Из сорока пяти бойцов выжили семеро.

***

– Внимание. Гляди в оба, – прерывает Митя мои воспоминания. Покидаем пятиэтажку, выходим на маршрут.

Двигаемся, используя естественные укрытия. Остовы сгоревших машин, опаленные огнем и переломанные кустарники, обломки и развалины – словом, всё то, что может закрыть от вражеских глаз и, очень хочется на это надеяться, огня. Конечно, мы с Митей хорошо экипированы: на головах «сферы» – пуленепробиваемые боевые шлемы из титана и стали, тела закрывают кевларовые бронежилеты, плюс налокотники и наколенники повышенной прочности, да ещё тактические ботинки, которые не боятся гвоздей и битого стекла.

Глава 12

Если на нас со стороны посмотреть – ну прямо боевые роботы. Только всё равно надеяться нужно только на свою голову, а броня – она хороша, конечно. Но и пуля, как известно, дура. Может в такое место прилететь, что никакое железо не поможет. Особенно если отправлена умелым снайпером. У тех, из будущего, есть какие-то особенные, дальнобойные винтовки. Ходят слухи, что из такой вертолет сбили. И мы с Митей были свидетелями, что происходит с человеком, когда в него попадают из такого оружия: в дыру руку просунуть можно, а конечности так и вовсе отлетают.

Потому и ползём чаще, чем двигаемся на корточках, а уж про бег и забыли вовсе. Поднимешься, рванёшь вперед, тут-то тебя и станут поливать из всех стволов. В отличие от нас, разведчиков, пришельцы патронов не жалеют. Свинцом брызжут зверски, так, словно у них боеприпасы бесконечные. Хотя, наверное, так оно и есть: если наша страна последующие 70 лет ни с кем не воевала, да со времен Великой Отечественной прошло очень много времени, то, получается, страна почти полторы сотни лет накапливала смертоносное железо. Ох, как же его много!..

Через примерно полкилометра перед нами возникает дилемма: или идти через школу, напрямик, или обходить её справа через плотную застройку частного сектора. Митя останавливается, осматривает окрестность. Школа, конечно, это хорошо. Она в центре большого участка, и преодоление его здорово сократит нам путь. Если стороной, то получается на несколько часов дольше, хотя менее опасно: открытые большие территории – это для мотопехоты, их и тренируют в атаки ходить на вражеские позиции. Наше дело – скрытность и молниеносный удар. А если застрянем на открытом пространстве, придётся ждать темноты. Если, конечно, не захотят взять в плен.

– Что решил, командир? – спрашиваю Митю. Не нравится мне его так называть. «Митя, любимый, хороший», – вот слова, которые мне по душе. Но мы на задании, так что приходится соблюдать субординацию.

– Школа, – кратко бросает Митя. Он так решил, я его мнение уважаю.

Крадёмся вдоль дверей какого-то здания. Поднимаю голову: «Сауна «Корона» гласит вывеска. Ого, приятное заведение. Эх, заглянуть бы сейчас, косточки попарить! М-м-м-м… Я уже несколько дней не стояла под душем, как же хочется! Но увы. Опять приходится красться мимо. Да и там, наверное, теперь разрушено или заброшено всё. От приятных мыслей отвлекает забор из сетки Рабица. Митя кивает головой. Специальными ножницами вырезаю большой кусок, толкаю вперед, пока любимый меня прикрывает. Проникаем на территорию школы.

До здания – пять метров открытого пространства, заросшего чахлой «зелёнкой» – кустиками и деревцами. Судя по их виду – недавно высадили, год или два назад. Плохое прикрытие, насквозь просматривается, но хоть что-то. Подкрадываемся к школе. Я прислоняюсь к стене. Митя забирается мне на плечи. Тяжело, очень! Но сама сюда вызвалась, никто не заставлял. Так что приходится терпеть молча. Через пару секунд свешивается из окна, протянув мне руки. Тянет наверх. И вот мы уже в классе. Осматриваемся. Прислушиваемся. Тишина. Только битые стёкла похрустывают под ногами.

Кажется, это был класс русского языка и литературы: на стенах портреты писателей. Пушкин, Гоголь, Достоевский… На полу разбросаны учебники. Ах, господа, сколько вы ни «чувства добрые» лирой не пробуждали, а толку… Вот, опять война. Вздыхаю, Митя смотрит на меня удивленно. Мотаю головой. Ничего, мол, проехали. Надо идти дальше.

Подходим к двери. Она закрыта, как ни странно. Впрочем, не на ключ, а просто вдавлена в проём. Митя осторожно, чтобы не заскрипела, толкает её от себя, выглядываем. Вперед и вправо ведут два широченных, метра три, коридора. Слева – двери в классы, справа – огромные, метра в два с половиной и такой же широты окна.

– Странная школа какая-то, – говорю Мите.

– Плохо матчасть учила, – отвечает он.

– Почему ещё?

– Это средняя общеобразовательная школа № 23 с углубленным изучением предметов гуманитарного профиля. Построена в 1985 году, сдана в эксплуатацию в 1986-м, здание в форме буквы Q, только прямоугольной формы, – чеканит Митя, словно по книжке читает. Я аж рот приоткрыла – заслушалась.

– Ты откуда…

– От верблюда. Мы же разведчики, Женя, – укоризненно говорит мой любимый командир. – Пока ты спала, я прорабатывал маршрут.

– Откуда? Мы же не знали, куда идём?

– Это ты не знала, а мне Боцман ещё вчера сказал. У него нюх собачий, – ответил Митя и улыбнулся.

– А почему Q, а не О, например?

– Потому что с юго-западной стороны есть пристройка – бассейн. Мы же сейчас на северо-западной, – отвечает Митя. – И нам туда же. Потому из двери сразу направо.

– Могли бы и вдоль школы пройти, – говорю ему.

– Там открытый участок. Были бы видны с трех этажей западной стороны, как на ладони. Соображать надо, – командир стучит мне пальцем по шлему. В голове отдается глухое «бум-бум-бум». Он прав, как всегда. Для него спецназ, разведка – призвание, образ жизни, а я оказалась рядом с ним лишь потому, что люблю этого парня до потери пульса и не хочу без него сидеть дома и пугаться каждой новости о событиях в этом несчастном городе.

Выходим из класса и двигаемся почти ползком – у окон, обращенных на внутренний двор, очень низкие подоконники. Меньше метра, и потому весь коридор с трех сторон просматривается очень хорошо. Но у нас хотя бы есть возможность тут закрыться. Доходим до конца, справа видна дверь с надписью «Бассейн», слева – «Физкультурный зал». Замираем, поскольку оттуда доносятся… Если я ничего не путаю, то это… что? Стук баскетбольного мяча по деревянному полу?! Здесь что, кто-то есть?! Всех ведь из города в принудительном порядке эвакуировали в первые сутки после начала нападения.

Глава 13

Внутри спортзала три бойца. Вражеских, естественно. Наших тут нет и быть не должно. Один, как и предполагалось, играет сам с собой в баскетбол, широко шагая по залу в берцах и пытаясь с разных точек забросить мяч в корзину. Он в камуфляже, но без броника и каски – ясно, в них не поиграешь. Второй лежит на стопке матов в углу, кажется, спит – он на боку и шлем под головой, глаза закрыты и размеренно дышит. Шум ему не мешает. Наконец, третий сидит на скамейке и занят чем-то в телефоне. Играет, кажется. Даже кончик языка от усердия высунул. Оружие и снаряжение лежат в углу большой камуфлированной кучей. Эх, вы, Аники-воины!

Что они тут делают? Надо бы узнать. Они дозорные? Тогда что или кого охраняют? Просто так зашли отдохнуть? Ничего себе у них дисциплина в подразделении! Ещё бы водку принялись пить и в карты играть. А будь здесь женщины, так ещё бы и бордель устроили. Вот же идиоты! Закрываю дверь, докладываю Мите. Он шепчет: «Спящего берем живым, остальных…» он показывает перевернутый большой палец правой руки. Ясно, умножаем на ноль.

Снова открываю дверь. Я снизу, Митя сверху. Высовываем стволы наших валов. Одновременно начинаем стрелять. Как командир учил: двадцать два, двадцать два. Чтобы ровно по два патрона. Так надёжнее. Одна пуля может отрикошетить, вторая доделает начатое. Тот, что с телефоном, валится на скамейку, словно решил уснуть. Баскетболист успевает обернуться – услышал скрип! – но Митя вгоняет ему две пули в грудь, и тот летит с мягким шумом на пол, словно мешок, раскинув руки. Дёргается и замирает. На паркет из-под него начинает медленно вытекать алый ручеек.

Мы делаем рывок к третьему, чтобы не успел схватить оружие. Да ему бы и не удалось. Пока открыл глаза, пока понял, что к чему… Мы уже рядом. Один мощный удар прикладом в челюсть, и боец вырубается. Скручиваем ему руки пластиковой стяжкой, вытаскиваем из спортзала. Митя уже присмотрел рядом маленькое помещение – раздевалку. Туда пленного и притащили. Похлопали по щекам – очнулся.

Митя задает вопросы: чин, должность, фамилия, к какому подразделению и части принадлежит, занимаемый подразделением участок, какая стоит перед ними задача в школе и так далее. Я всё это время сижу у двери, наблюдаю за коридором и лестницей на верхние этажи. Но там пока тишина.

Пленный, немного шепелявя из-за разбитой губы, говорит, что он рядовой Соломатин, называет номер части. Оказывается, мотопехота. Их отправили сюда на разведку, а они пришли и «расслабились немного», поскольку «всё равно никого нет». Порасспросив бойца, Митя так ничего толком и не узнал. Тот оказался слишком туповатым и крайне неосведомленным. Он даже не знал, какие силы сосредоточены возле моста Влюбленных, поскольку впервые слышал это название. Потом стал просить, чтобы его не убивали. «Ребята, вы чего? Я ведь такой же, русский. Мне приказали, я приехал. Просто приказали, понимаете?» – старался он воззвать к нашему милосердию.

Смотрит на меня и вдруг понимает, что я девушка. Вся надежда в его глазах теперь обращена ко мне:

– Сестрёнка, скажи ты ему, а? Чтобы не убивал. Умоляю!

– Проверь вход в бассейн, – приказал мне командир ледяным голосом.

Я послушно вышла из раздевалки. Митя через несколько секунд ко мне присоединился. По его холодным глазам стало понятно: рядовой Соломатин был только что причислен к небесному воинству. Что ж, мы разведчики, нам пленных брать запрещено, если только не за «языком» идём. Но этот бедолага ничего не знал, его ценность свелась к нулю. И мысленно говорю Мите спасибо, что избавил меня от необходимости самому «разбираться» с тем парнем.

Это для меня ещё слишком тяжело. Морально, конечно. Одно дело – стрелять во врагов с оружием, и совсем другое – вот так… Ножом, с близкого расстояния. Не знаю, мне ещё не доводилось, и хоть знаю, что когда-то это случится… Мороз по коже. В такие моменты я ощущаю себя не бойцом нашей армии, а женщиной, предназначение которой создавать жизнь, а не отнимать её. Но если надо будет, то что ж… Я готова.

И вообще, не о чем тут рассуждать! Это война, самая настоящая. Хоть её и называют в наших СМИ спецоперацией, чтобы не придавать огласку на весь мир. Мы вообще формально занимаемся восстановлением порядка в городе, где была вскрыта крупная террористическая организация. На самом деле всё иначе. Те, другие, из другой России, что в параллельной Вселенной, они первые на нас напали, да ещё с особой жестокостью.

В голове не укладывается: третья отечественная война на русской земле! Только теперь враг – наши же далёкие потомки! Жесть! Ну, не наши потомки, конечно. Или все-таки да? Блин, у меня в голове вся эта метафизика не укладывается. Получается следующее: история развивается по спирали, и всё в ней повторяется. Так нас учили в школе. А если кто-то сумел проделать кротовую нору между витками? Вот и выходит: напавшие – наши потомки.

Митя возвращает меня в реальность. Открываем дверь с надписью «Бассейн». За ней – просторное помещение с четырехугольной чашей, выложенной голубой кафельной плиткой. Что самое удивительное – ней до сих пор плещется вода по самые бортики! Правда, уже не такая голубая, какой должна быть, но все-таки по-прежнему достаточно чистая. Боже, как мне захотелось раздеться и прыгнуть в нее! Смотрю на Митю и вижу подобное желание в его глазах. Он смотрит на меня и… на лице отражается сожаление, он отрицательно мотает головой. Я понимаю. Какое может быть купание, когда мы в разведке! Приходится тяжело вздохнуть и следовать дальше.

Но пока мы идем через помещение с бассейном, вспоминаю тот прекрасный летний день, когда, в общем-то, и зародилось между нами то сильное чувство, которое теперь согревает сердца — наша любовь. Случилось это на речном пляже, где мы с Митей случайно столкнулись. Это была наша вторая встреча. Помню то лето. Июль, страшная жара. Я решила, что сидеть дома даже под сплит-системой нет больше сил, захотелось развеяться. И отправилась на речку загорать и купаться.

Глава 14

Я приехала на пляж, сняла платье, сложила вещи под небольшим кустом и отправилась купаться. После «маршрутки», где нечем было дышать из-за жары и некоторых граждан, не знающих о существовании дезодорантов, поскорее хотелось окунуться в прохладную чистую воду и смыть с себя усталость, пот и пыль. Дойдя до берега остановилась, положила руки на бока и так замерла в виде буквы Ф, ощущая, как сверху по-прежнему припекает солнышко, но со всех сторон меня обдувает прохладный ветерок с реки. Как же хорошо-то, Господи!..

– Женя… Женька, чтоб тебя! – слышу в наушнике недовольный голос командира.

– Да, Митя?

– Я тебе дам Митю! – ворчит любимый. – Забыла, где мы находимся?

– Прости, задумалась.

– Будешь так «задумываться», тебе противник лишнюю дырку в организме сделает, – слова любимого звучат жестко, но справедливо. Мотаю головой и даже стучу себя по «сфере», чтобы вернуться в реальность. Оказывается, бассейн мы уже прошли, и теперь командир, вскрыв железную дверь пожарного выхода, выглядывает наружу.

– Как обстановка? – становлюсь серьезной и сосредоточенной. Воспоминания о пляже придётся пока оставить. Но я к ним вернусь обязательно – такое не забывается и доставать из архива памяти очень приятно.

– Пока всё тихо, – говорит Митя. Он открывает старую деревянную дверь черного выхода. С ней даже особенно возиться не приходится: закрывается изнутри на простенький засов без замка. Мы выходим наружу и по скрипучей и ржавой железной лесенке спускаемся на землю. Крадёмся вдоль помещения бассейна с одной стороны и кустов с другой. «Зелёнка» все-таки всегда хорошее прикрытие.

До выхода с территории школы метров двадцать. Но ровно на середине пути Митя делает знак, и мы валимся на грунт, в сухую траву, замираем. По дороге, которая отделяет территорию образовательного учреждения от следующего за ним квартала, замечаем отряд противника. Почти грамотно перемещаются: ощетинившись стволами во все стороны. Только не короткими перебежками, а по-походному. Так, словно Клёновск уже захватили, и теперь им тут особенно опасаться нечего. Как бы не так!

Первыми прошли дозорные, причем трое осмотрели участок за школьным забором. Нас, к счастью, не заметили. Умеем сливаться с окружающей местностью. За ними в пределах прямой видимости – основной отряд, примерно взвод, человек сорок. Непонятно, куда идут. Наверное, решили прочесать окрестность.

Неизвестно, сколько бы нам пришлось так лежать, но шедшие впереди вражеского отряда дозорные метров через сто натолкнулись на огневую точку. Наши. Влупили по ним из двух пулеметов, и врагам пришлось рассредоточиться, занимая укромные уголки и отстреливаясь. Начался бой. В ход пошло сначала стрелковое оружие, затем полетели гранаты. Значит, сблизились. Серьезная заваруха.

У меня, как всегда в таких случаях, начался озноб. Только прежде мне казалось, что это страх, но Митя объяснил – адреналин. Всё в порядке, ты не трусиха. А бояться, в принципе, это нормально. Особенно девушке, попавшей на войну. Тот, кто ничего не опасается, здесь долго не выживает. Что верно, то верно. Я сама видела нескольких парней, которые решили поиграть в крутых боевиков. Их отправили уже домой в пластиковых мешках.

Пока разгорался бой, Митя подал мне знак – «следуй за мной», и мы поспешили покинуть опасный участок. Конечно, будь не на задании, помогли бы нашим, ударив по врагу с тыла. Но выдавать себя не имеем права, так что извините, парни. Перебегаем дорогу, отделяющую школьный двор от другого квартала. Там – частный сектор, и потому углубляемся в него сразу, затерявшись среди маленьких двориков. Они завалены каким-то хламом, заставлены сараями, гаражами, старыми ржавыми машинами. Даже парочка лодок с моторами нашлись. Как всё это барахло сюда попало, а главное зачем – ума не приложу.

Но думать об этом некогда. Мы идём дальше, по-прежнему глядя по все глаза по сторонам. Мало ли, кто среди этих трущоб скрываться может. Он-то, конечно, и частный сектор. Но домишки тут понастроены были, кажется, пару столетий назад, и потому не застройка, а архитектурно-планировочный хаос. Сюда вечером попади, и выберешься только утром, когда рассветет. Если дорогу найти сумеешь, конечно. Но у моего командира отменное чутьё. Он прекрасно знает, куда идти. Потому следую за ним безропотно.

Перепрыгиваем забор, оказываемся… в раю? Даже замираем на несколько мгновений. Какая тут красота! Клумбы с цветами (правда, уже многие повяли – ночью были заморозки), аккуратные деревья с побеленными стволами, ровно подстриженный газон и декоративные кусты… Кажется, хозяин этого участка – большой ценитель ландшафтного дизайна. Странно: вокруг война, а тут царит гармония.

– Руки вверх! – слышим вдруг за спинами.

– Чёрт, – тихо ругается Митя. Еще бы! Его, опытного разведчика, взяли врасплох! Про меня разговора нет, у меня навыков намного меньше.

– Не шевелиться! Оружие на землю! – продолжает голос. Мы послушно кладём автоматы. Тот, кто нас «пленил», ещё не догадывается, что для разведчика потеря основного оружия ещё не означает проигранный бой. Про пистолеты и ножи ведь договора не было. – Кто такие? Чего тут надо? Свои или эти? Вот зараза! И не отличишь ведь!

– Свои мы, свои, – говорит Митя, медленно оборачиваясь. Я с ним. Видим пожилого мужичка лет шестидесяти. На удивление хорошо выглядит: несмотря на худобу и низенький рост, он опрятно одет, гладко выбрит и причесан. Но в руках, между прочим, – «Сайга». Вспоминаю описание – «самозарядный гладкоствольный карабин с укороченным стволом. Оружие охотников, но если бахнуть из него в лицо или руку…

Глава 15

Старик ведет нас в свое жилище. Домик у него оказывается небольшим, метров 70 квадратных примерно. Две комнатки, кухня и санузел. Убранство представлено простенькой мебелью, никаких изысков. На подоконниках герань в керамических горшках, на стене тикают старинные часы с маятником. И хотя всё кажется обжитым и уютным, внутри дома словно грусть в воздухе разбрызгали. Причина этого становится вскоре понятной.

– Один живу, – поясняет хозяин. – Жену убили эти… твари. В саду похоронил. Это шесть дней тому назад случилось. А, – он махнул рукой, – не хочу вспоминать, а то с сердцем плохо станет. Так что вы тут делаете? Ой, забыл совсем. Меня Сан Саныч зовут.

– Проводим разведку местности, – отвечает Митя. – Имена, прости, старик, называть права не имеем.

– Понимаю. А куда идёте? Конкретно или как?

– Мост Влюблённых нас интересует. Можешь к нему провести? Так, чтобы незаметно?

– Нет, ребята. Простите. Я про то место ничего не знаю, как там и что. То есть раньше мы там с женой частенько бывали, когда прогуливаться выходили. Но теперь… Не выхожу со своего участка. Чтоб, значит, далеко от своей супруги. Она скучать без меня будет.

Пока он это говорит, мы с Митей переглядываемся. Кажется, у дедушки чердак протёк от переживаний. Что ж, тревожить его дальше не будем. Возвращаем «Сайгу». «Патроны я возле сирени бросил», – сообщаю хозяину. Тот кивает.

– Слушайте, так, может, вам продукты нужны? – вдруг спрашиваю. Нехорошо как-то получается. Воспользовались гостеприимством, а сами собираемся оставить хозяина с пустыми руками. В Клёновске ведь ничего не работает. Только вода ещё подаётся, а электричества нет. Ни одного магазина, конечно, тоже не осталось. Как он тут выживать собирается?

– Это было бы… неплохо, конечно, – отвечает старик. – Я последние три дня на консервы перешёл. Слава Богу, моя очень любила закатки делать. Так в погребке у меня много чего припасено. Ну, а я пока ем вот тушёнку. Неподалеку магазинчик разбомбило, удалось взять кое-что.

Делимся с ним сухпайками.

– Спасибо, ребята, – сердечно благодарит он. Потом вдруг пристально всматривается в моё лицо и спрашивает. – Что, совсем хреново у наших дела?

– С чего вы так решили? – удивляюсь я.

– Ну, раз на разведку девчонок отправлять стали. Видать, мужики уже кончились?

– Нет, я по своей воле.

– Вот оно что, – говорит старик. – Ну, молодец, коли так.

Мы прощаемся и уходим. Мост Влюблённых… как всё-таки романтично звучит! Среди этого ужаса войны название звучит совершенно оторванным от реальности. Но ничего не поделаешь. Для нас это теперь – военный объект. До него нам осталось пройти совсем ничего – каких-то жалких полтора километра. В обычной жизни добежали бы за несколько минут. Но теперь, когда каждое окно, каждый угол грозит встретить ливнем свинца, приходится двигаться медленно и осторожно. Да и вообще, как мне Митя сказал несколько дней назад: разведчики бегают только по причине особой надобности. В основном мы передвигаемся. То есть неспешно, вдумчиво. Это я также запомнила.

Пройдя несколько дворов, мы оказываемся перед улицей. Не слишком уж она широкая, но слева и справа – прямая линия на пару километров, а это значит – просматривается насквозь. Нам повезло ещё, что неподалеку стояла «маршрутка», у которой все двери оказались нараспашку: водительская, переднего пассажира, основная боковая и даже две задние, там где запасный выход. Машина выглядела так, словно народ из неё вырывался: откатная дверь висит на одной петле. Скорее всего, так и было. Угодили люди под обстрел и пытались спасаться бегством.

Внутри, заглянув на всякий случай, обнаружили даже женский ботинок. Видимо, дама так спешила, что умчалась отсюда, не вернувшись за обувью. К счастью, мы не нашли в машине дыр от пуль и крови. Значит, это была удачная спешная эвакуация. Иначе внутри бы всё было залито черными пятнами. Я видела такое – на одном из перекрёстков стояла иномарка. Корпус как дуршлаг, а внутри… лучше не вспоминать. Три пассажира с истерзанными пулями телами.

– Что, может, на тачке рванём? – пошутил я, кивнув на «ГАЗель». Не потому, что мне так смешно. Захотелось немного разрядить обстановку. Напряженная очень, аж скулы сводит. Митя только хмыкнул в ответ. Значит, у моего командира хорошее настроение. Только продолжается оно всего несколько секунд.

Митя говорит шепотом «Внимание!», и мы отходим в сторону, скрываясь в кустах между домами. На улице, которую нам нужно пересечь, показалась колонна вражеской пехоты. Двигались они медленно, выглядели уставшими и потрёпанными. На многих камуфляж рваный, виднеются бурые бинты. Некоторые тащатся с трудом. Мы сделали вывод: подразделение вышло из боя и собирается замениться.

– Привал! – прозвучала вдруг команда, и вся колонна принялась разбредаться к близлежащим домам, чтобы найти местечко для отдыха. Для нас это означало непредвиденную остановку, и ещё неизвестно, когда сможем двигаться вперед.

– Ротные, ко мне! – приказал крупный офицер с погонами майора. Кажется, командир батальона. Ведь совершенно не скрывается, гад! Открыто ходит, светит звёздочками. Так, словно на своей территории. Совсем пришельцы обнаглели. Эх, шлепнуть бы его прямо сейчас! Но нельзя. Нас тогда станут искать, и облава все планы нам поломает.

– Отходим, – тихо говорит Митя, и мы ужами ползем в противоположную от улицы сторону, углубляясь обратно в тот двор, из которого выбрались. Там находим крошечный закуток, образованный замысловатой старинной архитектурой. Я слежу за входом во двор, командир рассматривает карту. Судя по тому, как он тихонько щелкает языком, понимаю: недоволен. Очевидно, обойти целый батальон, в котором примерно три сотни вражеских рыл, – это значит дать очень большой круг. И ведь неизвестно ещё, куда он направится. Что, если туда же, куда и мы? Выходит, окажемся между молотом и наковальней, то есть порядками вражеской пехоты. Вот зараза!

Глава 16

Выстрелы гремят часто-часто. Автоматы поливают, не щадя патронов. «Сайга» отвечает редко. Всё реже, к сожалению. Выглядываем через забор. Так и есть: дом Сан Саныча обложили вражеские бойцы. Наверное, прочесывали местность и нарвались на деда, а тот решил им свою пядь земли просто так не отдавать. И точно: слышим издалека, как он кричит:

– Хрен вам, а не моя земля! – и следом из окна «бах! бах!»

– Зря жжет патроны, – цокнув недовольно языком, говорит Митя. – Считаем.

Подсчитываем количество нападающих. Оказывается, четверо. Нам с командиром определенно везет последнее время! Трижды сплевываю и стучу по «сфере» – она мне дерево заменяет, чтобы не сглазить. Четверо – это всего лишь по двое на каждого. Разберёмся.

Разбираем врагов. У каждого парочка «своих». Но едва мы наводим на них стволы автоматов и снимаем оружие с предохранителя, как Сан Саныч неожиданно совершает трагическую глупость: выскакивает из двери и начинает палить куда попало с криком:

– Надя! За тебя!!!

Мы понимаем, что старик решил погибнуть, защищая могилу своей почившей старушки, отомстить за неё. Но тут же на его худом теле сходятся четыре автоматные очереди. Сан Саныч, всплеснув руками, но не выпустив из крючковатых пальцев оружие, геройски погибает на наших глазах. Обливаясь кровью, валится навзничь. «Работаем!» – сразу слышу приказ Мити в наушнике. Прицеливаюсь. Два патрона. Перевожу ствол. Два патрона. То же звучит рядом. Запах пороха. Всё кончено. Нападавшие валяются мертвыми – мы отомстили за тебя, героический старик!

Замираем, оценивая обстановку. Потом выдвигаемся. Патруль не успел сообщить своим, хотя у одного бойца с сержантскими нашивками есть рация. Но прослушать её волну не можем – он не успел набрать код. Потому аппарат просто уничтожаем и всё оружие – тоже. Чтобы никому больше не навредило.

Подходим к Сан Санычу и снимаем «сферы». Это минута молчания в твою честь, старик. Затем оборачиваем его тело в ковер (в доме их несколько – советское наследие), а после, убедившись, что за патрулем никто не приходит, хороним хозяина дома рядом с женой. Покойтесь с миром у своей яблоньки, добрые люди.

Пока возимся, выкапывая яму (в Клёновске полно одичалых домашних животных) начинает вечереть. Время как-то слишком стремительно пронеслось. И нам теперь надо бы найти укрытие, отдохнуть немного и поесть. А то уже слышу, как в животе кишка кишке рапорт пишет. Так, мол, и так: жрать давай, начальница! Но моё предложение устроить привал в доме Сан Саныча Митя отвергает. «Этих могут начать искать», – кивает на трупы врагов. Мы стащили их в самый дальний угол участка и свалили вместе, присыпав ветками и листьями. Только найти их не так уж трудно.

Идем в сторону от проложенного по карте маршрута. Неподалеку видим ещё один частный дом. Он больше, чем у старика. Заходим, оценивая обстановку. Как и везде: вещи брошены, хозяев нет, повсюду густой слой пыли. Но здесь, к нашей радости, обнаруживаем вход в подвал. Он расположен с тыльной стороны здания, за низкой металлической дверцей, покрытой облупившейся зелёной краской. Устанавливаем снаружи пару растяжек, чтобы никто не подобрался бесшумно. Также, для маскировки, привязываем к дверце несколько веток с листьями.

Лишь после этого, включив фонарики, спускаемся вниз, закрыв дверцу за собой и примотав проволокой. Здесь, в подземной помещении, пахнет пылью и плесенью, довольно прохладно. Места немного, хотя вдвоём можно запросто разместиться. Метров пять квадратных. Кто-то постарался, когда обустраивал это помещение. Стены добротные, бетонные. Такой же пол. Вдоль стен деревянные, пропитанные машинным маслом (видимо, чтобы сырость не подействовала) стеллажи с банками. Соленья, варенья и прочие закатки с закрутками.

– Вот и ужин, – улыбается Митя.

Устраиваемся поудобнее на ящиках из-под овощей, достаем сухпайки и принимаемся трапезничать. Едим молча, поскольку оба сильно проголодались, не до разговоров пока. Но когда насыщаемся, то первым, поскольку в нашей двойке самая птичка-говорун, открываю рот я. Терпеть не могу эти паузы, когда два человека рядом.

– Что дальше, Митя?

– Подумаю и отвечу, – заканчивая жевать, отвечает он.

Что ж, значит, у меня есть время подремать. Устраиваюсь поудобнее. И, едва прикрыв глаза, я возвращаюсь в тот жаркий солнечный день. Стою на берегу, слушая плеск волн и ощущая босыми ногами прохладный мокрый песок. Жмурюсь от ярких лучей, и ветерок обдувает меня со всех сторон. Вот бы скинуть купальник и постоять в натуральном виде! Но нельзя, вокруг полно народу, да ещё семейных много. Вид моего обнажённого тела многих мужчин порадует, но обаятельно найдутся и такие, кто станет ворчать, тут все-таки не нудистский пляж.

Решаюсь искупаться. Разбегаюсь, вытягиваю руки вперед и, оттолкнувшись, буквально ракетой влетаю в реку. Вода в ней поначалу кажется довольно холодной, но я, вынырнув, начинаю резво грести руками и бултыхать ногами, двигаясь всё дальше от берега. Как же хорошо-то! Устав, переворачиваюсь на спину, раскинув руки-ноги в сторону. И плыву, поддавшись воле течения. Благо, здесь оно несильное.

Глаза закрыла, ровно дышу… так вот ты какая, нирвана, о которой так много говорят, но немногие постигли… Бум! Голова моя сильно бьется обо что-то твердое, и как же больно-то! Возвращаюсь мигом в вертикальное положение, потираю ушибленное место, пытаясь понять, что меня ударило. И вдруг вижу, как буквально в метре так же трёт лоб какой-то крепкий парень – его телосложение заметно по широким плечам с буграми мускулов.

Глава 17

– Женя… – слышу этот тихий голос рядом, в полусумраке подвала, но не спешу открывать глаза: по телу пробегает приятная дрожь. О, я прекрасно знаю эту интонацию! Митя – поистине удивительный человек. Всякий раз, когда им начинает исподволь овладевать желание заняться любовью, у него меняется голос. Становится низкий, бархатный, глубокий. Сначала я этого не понимала, и мне казалось, что просто голос у него к вечеру садится. Но, осознав однажды, теперь всегда испытываю особенные ощущения.

Но ничего не говорю. Пусть сам проявит инициативу. А то всё я, да я. Хватит уже, пусть покажет, кто из нас двоих самец. Иначе прямо несправедливость какая-то: если я буду всегда к нему ластиться, словно кошечка, то не надоест ли ему рано или поздно? Есть у меня такой страх в душе. Может, и беспочвенный. Но я вернулась из страны сладких воспоминаний о том ярком летнем дне, речных водах и пляже. Мы по-прежнему в подвале, где-то далеко громыхают отдельные разрывы и выстрелы. Над нами идёт война за город, а мы тут.

– Я знаю, что ты не спишь, – продолжает Митя. – И если будешь молчать, сделаю то, что очень давно хочу.

«Ну наконец-то!» – ярко вспыхивает в моей голове, и я, сама от себя не ожидая, вдруг облизываю сухие потрескавшиеся губы. Конечно, этот жест от Мити не ускользает, он резко приближается, и вот уже по моему рту пробегает его горячий влажный язык. И сладкий – мы только что пили кофе, разогретый на спиртовке в кружках. Даже сухого молока туда насыпали. Причем у меня, как у сластёны, было много сахара, у любимого – раза в два поменьше. Он целует мои губы, я предлагаю ему изысканное кушанье – свой язык, и Митя его поглаживает своим, а потом смещается на мою эрогенную зону – это шея. Всякое прикосновение к ней рождает во мне волну мурашек, и я даже, кажется, принимаюсь постанывать, не в силах сдержать страстное дыхание.

Митю это заводит ещё сильнее. Он разворачивает меня, ставя в коленно-локтевую позицию. Затем принимается расстёгивать штаны, но огрубевшие пальцы плохо слушаются. Никак не может справиться с ремнём и шепотом выговаривает нецензурные слова в адрес того, кто придумал такие сложные застёжки. Ну да, Митенька, это тебе не в постели с меня трусики стягивать невесомым движением пальцев. Раз, и я уже голенькая и тёпленькая.

Наконец, задача решена, штаны оказываются у меня на бёдрах, за ними следуют хлопчатобумажные трусики серо-зеленого цвета. Не стринги, конечно. Здесь такое носить нельзя. Не принято, да негигиенично к тому же. Потому простые, но… какая теперь разница? Я закрываю глаза, чтобы перед лицом не маячили покрытые пылью банки с закатками. Расставляю колени как можно шире, насколько позволяют спущенные штаны. Ощущаю, как на мою промежность ложится тяжелая Митина рука. Она проводит снизу вверх, поглаживая меня в самом чувствительном месте, и оно отзывается крошечными электрическими разрядами. Затем опытные пальцы двигаются дальше, словно невзначай дотрагиваясь до самой узкой дырочки, и потом выходя на поясницу.

Митя позади меня тяжело дышит. Когда мы вошли в этот укромный уголок, тут было довольно прохладно. А теперь наша горячая парочка так надышала, да ещё поужинала плотно, что температура поднялась, даже стало жарко. У меня на лбу выступила испарина. Но подумать, чтобы полностью раздеться, я не успела. Любимый, надев презерватив, приставил член к моей горячей дырочке и скользнул внутрь.

Я постаралась расслабиться и прогнулась, выставив попу назад, чтобы Мите было удобнее. И он, ощутив моё движение, проник в меня на всю длину. Ох-х-х-х… Какой же он объемный у него! Столько времени вместе, а порой так задвинет, что звездочки перед глазами кружиться начинают в диком хороводе. Сжимаю зубы, чтобы не заорать, но через минуту постепенно боль от слишком резкого проникновения уходит, сменяясь наслаждением.

– Да, мой хороший, мой Митя… Люблю тебя… ой… а-а-а-а…

Командир продолжает вспахивать меня. Он двигается глубоко и ритмично, и моё лоно с благодарностью принимает его ласки. Жаль, что длится это не слишком долго. Я кончить не успеваю, мне нужно для этого больше времени. Зато любимому становится очень хорошо. Он изливается, выстрелив несколько раз спермой. Хорошо, успел приготовиться. Мне в таких условиях беременеть никак нельзя. Едва это станет известно, как меня сразу отправят домой. Тогда кто будет помогать любимому? То есть желающие стать его напарниками найдутся, конечно. Он же у меня везунчик. Но я сама хочу быть с ним рядом.

Митя тяжело отваливается, ложась на спину. Я натягиваю трусики со штанами, а потом все-таки раскрываю глаза. Любимый рядом, и его крупный прибор теперь бессильно повалился на бок. Тоже отдыхает. Негоже ему так валяться. Беру осторожно в руку, снимаю презик. Заправляю обмякшего «бойца» в ширинку, накрывая одеждой.

– Спасибо, – блаженным голосом произносит Митя. – Я сейчас отдохну, а потом сделаю тебе приятное.

– Лежи, воитель, – иронизирую над ним. Вижу, как вымотался. Я тоже, но он ведь командир. Ему больше приходится думать и волноваться. Он несёт за нас обоих ответственность, и ещё на нем груз миссии, которую обязательно надо выполнить.

Наверное, мне должно быть стыдно. Мы в разрушенном городе, где на каждой улице, в каждом доме трагедия. Как у Сан Саныча и его жены, погибших ни за что. Невинные люди, которые жили себе, выращивали ягодки-цветочки, а тут ворвались пришельцы из параллельного мира и всех уничтожили. По идее, нам бы теперь скрипеть зубами в постоянной ярости и стрелять, стрелять и резать, убивать врагов. Но я так не могу. И Митя тоже. Мы любим друг друга, мы хотим, мы молоды и сильны, и как быть в таком случае? Терпеть, пока эта безумная война не кончится? А когда это случится? Через сколько дней, недель, месяцев или лет?

Глава 18

Жаль, времени разлёживаться особенно нет. Тем более на продолжение наших подвальных ласк. Нужно идти дальше, и Митя поднимается. Собираем свои вещи, складывая в рюкзаки, проверяем снаряжение, пополняем рожки из коробки с патронами, найденными у поверженных врагов (за 70 лет, к счастью, калибр 9 мм не изменился и боеприпасы с такой же начинкой), потом осторожно выходим.

В Клёновке ночь. Но по сравнению с предыдущей небо намного светлее. Видно, как в воздух в разных местах взлетают в небо осветительные ракеты. Вспыхивают и начинают медленно опускаться на крошечных парашютах, заливая пространство под собой мертвенным белым светом. Как только одна упадет и погаснет, ему на смену приходит другая, и так до утра.

Где-то высоко над нами прожужжал дрон, и мы укрылись за полуразрушенной стеной, одновременно подумав о том, лишь бы на аппарате не было тепловизора. Иначе скоро здесь появится патруль и начнёт осматривать окрестности. Однако дрон проскользнул мимо в черному небу, не обратив на нас ни малейшего внимания. Видимо, оператор преследует другие цели.

Я послушно следую за Митей, контролируя обстановку с тыла. Периодически оглядываюсь, пускаясь на колено и поводя стволом «вала» по сторонам. В этом мне помогает ПНВ, и хотя штука не слишком надёжная, но лучше, чем всматриваться во мрак невооруженным взглядом. Мы следуем тем же путем, что и несколько часов назад.

Расчет прост: вражеское подразделение, что растянулось вдоль улицы и перегородило нам дорогу, уже убралось отсюда восвояси. Вот что поняли наши враги за время боев, так это что нельзя слишком долго оставаться на родном месте. Не дроны, так спутники обязательно засекут и наведут артиллерию. В этой войне арткорректировщики с биноклями, сидящие по высоким местам, больше не нужны. Их заменила высокоточная оптика.

Зря мы надеялись, что враги ушли отсюда. Какое там! Они решили плотно на новом месте обосноваться. Правда, с улицы ушли, но засели в прилегающих зданиях. Мы поняли это по редким и слабым огонькам в окнах – светомаскировку соблюдать эти вояки не научились ещё. Костерки жгут, фонариками себе подсвечивают. Что делать? Снова обходить? Задаю шепотом этот вопрос Мите, он вместо ответа смотрит на планшет. Хорошая вещь, усиленная, бронированная. Хоть кирпич на него урони – выдержит. И заряд держит до трёх суток.

Командир определяет квадрат, в котором засело подразделение противника. Очерчивает его стилусом на экране и передает в штаб координаты. Насколько я понимаю, Митя решил пробить нам тропу во вражеских порядках. Неширокую, метров тридцать всего. Но нам хватит, чтобы под шумок незамеченными перейти в другой квартал. Оттуда до моста Влюблённых ещё ближе. Вскоре приходит ответ от лейтенанта Шнычкина. Он настоятельно рекомендует схорониться где-нибудь и не высовываться. Отходим на полсотни метров, усаживаемся за стопку из железобетонных плит. Кажется, тут собирались что-то строить. Многоэтажку вроде.

Вскоре в ночном небе раздается тихий свист. С каждой секундой он всё громче, отчетливее, а затем из темноты начинают падать и рваться пакеты ровно в том месте, где указал Митя. Артиллеристы молодцы, разброс небольшой, иначе и нам бы не поздоровилось. Правда, жар и грохот до нас долетают, но не ранят. Зато мы наблюдаем, как поперек улицы начинают вспыхивать разрывы. Попадают в здания, рвутся, вышвыривая из окон рамы и мебель вместе с солдатами врага.

У того начинается паника: бойцы выскакивают из горящих домов, пытаясь спастись от обстрела, но тут же попадают под новые удары. Их то швыряет, то разрывает, а мы, глядя на этот ужас, только плотнее стиснули зубы. Мы вас сюда не звали. Вы сами припёрлись. И вместо того, чтобы подружиться с нами, вдруг решили захватить нашу землю.

Налёт продолжается две минуты. Когда последняя ракета рвётся, осыпая всё вокруг осколками, сразу за этим воцаряется гулкая тишина. Только слышны стоны раненых и призывы о помощи. У нас есть пара минут, прежде чем враги придут в себя и заметят нас. Потому срываемся с места и короткими перебежками идём вперед, между пылающих домов, чтобы проскочить опасный участок.

Да не судьба было нам благополучно выйти из зоны обстрела. То есть ракетный залп вроде бы закончился. Но, наверное, какой-то раздолбай с пушками на петлицах решил отправить в полёт последний боеприпас. Сделать, так сказать, прощальное «прости». Эта нежданная посылочка благополучно рванула в черные небеса и приземлилась очень близко к тому месту, где мы с Митей выходили из сектора огня. Взрыв бахнул буквально в пяти метрах от нас. Если бы не старенькая УАЗ-452В, в народе прозванная «буханкой», за которой мы пробирались в этот момент, то не она, а наши тела приняли в себя сотню-другую осколков.

Но громыхнуло так мощно и громко, что «буханку» спихнуло на нас, из неё брызнули оставшиеся стёкла. Задняя часть машины в тот момент, когда мимо неё проходил Митя, буквально рванула ему навстречу и резко ударила. Командир в это мгновение посмотрел в другую сторону, не успел отреагировать. И его швырнуло, влепило в дерево, и он рухнул, как подкошенный. Я в момент взрыва была от машины чуть дальше, и меня лишь сильно толкнуло. Тоже повалилась на землю оглушенная и несколько секунд лежала, слыша в голове лишь сплошной звон – контузило немного.

Придя в себя, вскочила и рванула к Мите. Испугалась за него так, что внутри всё похолодело. Этот красивый парень (он даже такой, запыленный, грязный, потный с лицом, усыпанными черными крапинами земли, всё равно самый-самый на свете!) лежал на боку, неловко подвернув к себе руку. Я осторожно (вдруг сильно ранен?!) взяла его за плечо и потянула на себя. Мертвенно-бледный. Лицо припорошено земляной пылью. Прикладываю два пальца к его шее, у самой всё трясётся внутри. Под огрубевшей шеей ощущаю толчки. Жив! Жив!!!