У каждой цели есть действия. У каждого решения - итог. А у ошибки есть последствия.
Иногда одно неверное слово, необдуманный поступок способны изменить жизнь навсегда. Семьи распадаются, сердца разрываются болью, судьбы ломаются. И самое страшное - мы понимаем это всегда слишком поздно.
Когда пепел оседает…
Прозрение никогда не приходит в момент борьбы - оно выбирает паузу после. Ту, где слышно, как остывают обиды, как застывают незаданные вопросы. Оно приходит лишь тогда, когда тишина становится оглушающей. Когда ты остаёшься один на один с пустотой, которую сам же и выжег. И вот в этой тишине, где больше нечем прикрыться, понимаешь: спасать уже нечего.
Но прошлое не перепишешь. Его можно только принять… или позволить ему уничтожить всё, что осталось. Дороги назад уже нет.
Неумолимость последствий…
Ты можешь кричать, молить, захлёбываться собственными оправданиями, но время не услышит. Оно идёт вперёд, не оглядываясь, забирая все: радость, счастливые моменты, звонкий смех, взгляд, светящийся любовью и тех, кого однажды посмели предать. Оно забирает смысл жить.
А затем остаются руины: семьи, превращённые в пепел, сердца, собранные из осколков, жизни, которые никто не успел спасти. Последствия не спрашивают, готовы ли мы их принять. Они просто приходят тихо, нагло, неизбежно. Кто-то расплачивается слезами. Кто-то кровью. А кто-то - всем, что имел.
Точка невозврата…
В каждом падении есть мгновение, когда ещё можно было остановиться. Где можно было бы сказать правду. Выбрать любовь. Не ранить. Не предать. Только мы редко замечаем эту точку - слишком ослеплены желаниями, страхами, гордыней. И потому шаг за шагом сами ведём себя к своей трагедии.
Когда сердце уже не бьется прежним ритмом…
Однажды тронутые болью, уже никогда не станут прежними. Они бьются тише, осторожнее, словно каждый новый стук может снова разбить их.
И иногда всё, что остаётся людям после собственной ошибки, это попытка жить дальше среди обломков того, что когда-то называлось счастьем.
Но есть души, которые всё же заслуживают спасения…
Иногда в эту пепельную тишину приходит то, чего никто уже не ждёт:
новая, невинная, чистая душа. Она не знает прошлого. Она не спрашивает о ранах. Она не боится прикоснуться к обожжённому сердцу.
Иногда жизнь дарит шанс, который выглядит как маленькое дыхание, крошечная ладонь, новый свет. Шанс, способный разукрасить оставшийся пепел и рубцы от боли в цвета радуги. Шанс, который может принести исцеление. Принятие. Смысл. Шанс, который может подарить даже тем, кто оступился, право попробовать ещё раз.
Иногда именно такие души становятся тем спасением, которого мы не заслужили, но которое так отчаянно нужно, чтобы вновь почувствовать: жизнь всё ещё продолжается.
20 лет назад
Сегодня в одном из коттеджей в элитном загородном поселке очень шумно. Его владелец отмечал двадцать пятый день рождения. Молодой, амбициозный, перспективный - Арсений Воронцов уже четыре года возглавлял компанию отца, получив её после его смерти.
Музыка гремела так, что её слышно было ещё на подъезде к дому. Повсюду шум, смех, вспышки телефонов. У бассейна полуголые гости, бокалы шампанского и дым кальянов. В доме девицы в коротких топах и юбках танцевали прямо на столах перед группой парней, растянувшихся на диванах. В другом углу кто-то уже не стеснялся переходить от флирта к прелюдии. Воздух был густым от запаха дорогого табака и парфюма. Бармен ловко мешал разноцветные коктейли для девушек, а мужчины пили янтарный виски. Даже шест стоял с девушкой, извивавшейся в одних стрингах и наклейках на сосках.
Сам именинник сидел в кожаном кресле возле не разожжённого камина, будто наблюдал за чужим праздником.
Он принадлежал к той породе мужчин, которых замечают сразу. Высокий, широкоплечий, с правильными чертами лица, будто высеченными резцом. Сильный подбородок с легкой щетиной, прямой нос, выразительные голубые глаза с ленивой, но внимательной тенью во взгляде. Густые черные волосы были чуть взъерошены, словно он только что взъерошил их пальцами.
Он был безупречно одет: чёрная рубашка, расстёгнутая на две верхние пуговицы, откуда виднелись волосы. На запястье массивные часы - знак статуса, который теперь казался ему обузой. На пальце - фамильный перстень-печатка, доставшийся от отца. Тяжёлое серебро с выгравированной витиеватой буквой «В», как клеймо, напоминание о долге, о том, что всё, чем он владеет, не заработано, а унаследовано. В каждом его движении чувствовалась сдержанная мощь и холодная уверенность. Арсений мог сидеть молча и всё равно притягивать внимание. Люди невольно ловили его взгляд, искали его реакцию, хотели одобрения.
Он умел управлять не только бизнесом, но и людьми, эмоциями, ситуацией. Но в глубине его глаз давно не было искры. Лишь усталость человека, который слишком рано получил всё, чего хотел, и слишком быстро понял, что этого мало. В двадцать три он был богат, влиятелен, окружён вниманием и телами, но внутри выжжен. Он мог позволить себе любую женщину, но ни одна не могла зацепить. Каждая ночь с новой, как повтор одного и того же сна, где кончается страсть и начинается пустота.
Сигара тлела в пальцах, виски обжигал язык, но не приносил удовольствия. Он устал от лёгких касаний, от фальшивых улыбок, от безысходной роскоши. Хотелось чего-то настоящего. Пусть даже боли.
Дверь открывается. В просторных холл входит его лучший друг и партнер по бизнесу Слава Ильин. Вячеслав был из тех мужчин, чьё появление мгновенно притягивало внимание девушек. Высокий, с лёгкой, чуть самоуверенной походкой человека, привыкшего, что мир крутится вокруг него. Светло-русые волосы, немного взъерошенные, будто он только что провёл рукой по голове, придавали ему вид расслабленной небрежности. Карие с едва заметным зеленоватым оттенком глаза смотрели живо, цепко, с тем блеском, от которого женщины теряли голову, а мужчины понимали: перед ними человек, умеющий брать своё.
Улыбка у него была открытая, обворожительная, но чуть хищная, та, что говорит о силе, уверенности и привычке побеждать. Даже когда он смеялся, в этом слышался оттенок вызова. На лице легкая усталость - след напряжённых ночей, бизнеса, поездок, бурных вечеринок.
Он носил дорогие костюмы, но надевал их так, будто это просто удобная одежда, а не символ статуса. Рубашка без галстука, верхняя пуговица расстёгнута, запонки из белого золота, часы, не для демонстрации богатства, а потому что ему нравилось хорошее во всём.
Слава умел быть душой компании: громкий смех, лёгкие шутки, уверенные жесты. Он мог за минуту расположить к себе любого - официанта, бизнес-партнёра или девушку за соседним столиком. В нём было обаяние, но и что-то беспокойное, опасное, как в человеке, который слишком легко живёт на грани и, именно, это обаяние, перемешанное с силой и внутренней разбалансированностью, делало его таким притягательным для всех, кто оказывался рядом.
Но он был не один. За ним в дом зашла девушка, приковывая к себе многочисленные взгляды. Красное короткое платье мерцало при каждом её шаге, переливаясь огнём. Ткань мягко облегала тонкую талию, подчёркивала изгибы, не переходя границ вульгарности. Тонкая, ровная осанка, длинная шея, открытые плечи. В ней было что-то от хищницы и королевы одновременно. Стройные ноги в чёрных босоножках, ремешки обвивали щиколотки, волосы цвета тёмного золота струились по спине, блестя, как шёлк. Когда она двигалась, пряди блестели, словно ловили на себе свет. Девушка вошла не как гостья, как явление. Как царевна-лебедь, сошедшая в чужой хаос.
Она была из тех девушек, чья красота не кричит, а завораживает тишиной. Высокая, но хрупкая, с плавными, почти воздушными движениями, она не шла, она плыла.
Арсений откровенно завис взглядом на ней, рассматривая каждый сантиметр. Илья, заметив именинника направился к нему в компании рыжеволосого лебедя. Эта девушка не была похожа на всех остальных гостей. Ее красота была таинственной и притягательной. В ней чувствовалась загадка, которая могла подарить то самое новое впечатление, которого ему так не хватало.
- Привет, брат! - Илья уже стоял рядом, хлопнул Арсения по плечу.
- Привет, - кивнул тот. - Думал уже не дождусь тебя.
- Извини, совещание затянулось, да ещё пробки. Пятница, все прутся за город. Даже мигалка не помогла, - рассмеялся Илья.
Славе Ильину было двенадцать, когда он увидел Арсения Воронцова, и увидел его кулаки раньше, чем лицо.
Осенним вечером Слава шел домой после занятий у репетитора. Голова была забита формулами, на пальцах следы от чернил. Отец-академик профессор физико-математических наук упорно готовил своего единственного и позднего сына к поступлению в институт, которому отдал две трети своей жизни. Слава не питал любви к точных техническим наукам, он скорее пошел в мать, которая половину жизни отдала экономическим наукам и сейчас была заведующей кафедры экономики в одном известном столичном ВУЗе.
Район был знакомым и вроде бы безопасным, но двое обдолбанных гопников в приступе ломки, что вылезли из подворотни, думали иначе.
Они потребовали деньги. Слава хоть и был высоким для своих лет, жилистым пареньком, с книгами вместо гантелей, но двоим взрослым мужчинам, пусть и под опьянением, противостоять не мог. Он стоял, прижав рюкзак, стараясь не показать страх.
И вдруг он почувствовал чье-то присутствие рядом. Парень встал, одним плечом закрывая его.
Арсений.
Он возвращался домой после тренировки по боксу, когда заметил сцену. И не прошёл мимо. Сначала был короткий окрик, потом - драка. Быстрая, грязная, без правил. Он уронил одного хуком в челюсть, Слава, действуя на адреналине, повалил второго, схватив за ноги. А затем оба, не сговариваясь, сорвались с места и побежали.
Они остановились только на детской площадке возле дома, который местные называли «муравейником». Днем на ней играли дети, а поздними темными вечерами молодежь любила собираться под укромной крышей песочницы, выпивать и подпевать гитаре. Там и отмыли свои раны, тем что было в сумках: водой, влажными салфетками и двумя полосками пластыря.
У Арсения под глазом уже проступал тёмный кровоподтёк. У Славы текла кровь из носа, а палец на руке странно оттопырился и посинел.
- Блин, мать убьет, - Арс аккуратно провел подушечками пальцев по саднящей коже.
- Моих вообще откачивать придется. Надо скорую еще на подходе к дому вызвать, чтоб успела доехать, - хмыкнул Слава, рассматривая свой палец.
- Арсений, - протянул руку первый.
- Слава, - ответил рукопожатием второй.
И вот так, среди железных качелей и облупленных турников, они впервые поговорили.
Оказалось, жили они в одном доме - огромной двадцати пятиэтажной П-образной махине, похожей на бетонный муравейник.
Слава - в третьем подъезде. Там жили одни академики университета, профессора, доценты, кандидаты наук. Вечером лифт пах книжной пылью, а на стендах всегда висели объявления о каких-то конференциях.
Арсений - в девятом. Подъезд был совсем другим: квартиры здесь выдавали рабочим завода ещё в восьмидесятых. Тяжёлые будни, тяжёлые судьбы. Он жил с матерью в квартире своей покойной бабушки. Мать работала на двух работах, пропадая там сутками.
Их миры были слишком разными, чтобы пересечься, но они пересеклись.
С того дня Слава ходил не один. А всегда закрытый, необщительный Арсений впервые в жизни обзавелся другом.
К шестнадцати годам жизнь ударила Арсения сильнее, любого соперника. Его мать тяжело заболела. Он бросил мечты об институте и профессиональном спорте. Ему пришлось познать взрослую и самостоятельную жизнь. Пошел работать, как мог, вырывая деньги из самых простых, черновых дел. Слава помогал ему, делал домашние задания за него, пока друг был на очередной подработке. Когда она умерла, Арсений окончательно стал взрослым.
Перед смертью мать сказала то, что держала в себе годы: кто его отец.
Рустам Волков.
Человек, имя которого знала вся страна. Владелец крупнейших заводов по добыче и переработке металлов. Один из тех, чьи звонки могли менять политическую погоду.
И он был отцом Арсения. Фамилия совпадала – оба Волковы. Мать была его однофамилицей. Они познакомились, когда она работала на одном из его заводов, пару встреч, которые перевернули ее жизнь. Ее уволили, когда жена Рустама узнала об интрижке. Дальше работу было найти трудно, в нормальных местах везде в черных списках. Узнав о беременности, она не стала ничего ему рассказывать, это оставалось только ее тайной до самой смерти.
После похорон отец нашел сына – единственного кровного наследника. С очередной женой развелся, решив для себя, что больше в это ни ногой, детей после очередного покушения иметь не мог. А тут сразу взрослый и готовый наследник. Забрал к себе. И сразу, без раскачки, начал вводить в свой мир, местами жестокий, опасный, беспощадный и ломающий. Слабым там не выжить, а сильным приходится иногда совершать такое, о чем лучше молчать до конца своих дней, и молится, чтоб они настали естественно, без помощи других рук.
Отцом он так и не стал для мальчика, родная кровь – да, но не больше, чем просто родственник.
Когда Арсению было двадцать, на Рустама совершили покушение. На этот раз более «удачное», чем предыдущие. Долгие месяцы комы в реанимации, но к жизни он так и не вернулся. Империя рухнула на плечи сыну. Кто-то ждал, что он провалится. Кто-то, что его сожрут или уберут, также как отца.
Но мальчик, выросший в условиях, где был единственным мужчиной и защитником своей семьи, где победу надо выгрызать любым способом, потому что без призовых не будет возможности оплатить тренировки, где надо идти по головам соперников, где ты сам за себя и свою семью – не сдается. Это хорошая школа жизни - закаляющая.