— Она точно не проснётся? — Сквозь пелену и боль до меня доносились приглушённые голоса.
— Точно. Доктор ей двойную дозу успокоительных вколол. От такого и слон не проснётся, — послышался ворчливый ответ. — Поезжайте домой, ничего с вашей женой не сделается.
— Смотрите, если с ней что-то случится, я с вас голову сниму! — прозвучал грубый ответ.
— Говорю вам — будет спать как убитая до самого утра, а то и дольше.
Я попыталась пошевелиться, но тут же каждая клеточка тела отозвалась болью. В глазах потемнело, однако даже сквозь боль я не расслышала, а скорее почувствовала звук открывавшейся двери. Я тут же замерла, плотно сомкнув веки.
— Ну, убедились? — спросила медсестра. — Говорю же вам — спит!
— Ладно, — раздался голос мужа. — Я вернусь в шесть.
— У нас часы посещений с девяти.
Дверь скрипнула, закрывшись. В коридоре послышались удаляющиеся шаги. Муж, кажется, что-то ещё говорил, а медсестра продолжала ворчать.
Только когда вдалеке захлопнулась ещё одна дверь, я позволила себе выдохнуть и открыть глаза. Шаги за дверью приблизились, но я не боялась: это медсестра вернулась на дежурный пост. Муж ушёл. Звук его шагов я бы узнала из миллиона других.
— Как же, двойную дозу им, — усмехалась медсестра, чей голос эхом разносился в пустом помещении. — У нас и одинарная-то как в войну хлеб по карточкам. Понаехали со своих столиц и требуют, требуют, требуют. Сволочи.
Она ещё долго что-то бубнила, и я старалась сосредоточиться на этом звуке, чтобы не уснуть. Мне ни в коем случае нельзя было спать, потому что, если усну, лишусь, может быть, единственного шанса в своей жизни.
Не знаю, сколько прошло времени, пока в коридоре все не стихло. Когда наконец-то наступила долгожданная тишина, я ещё какое-то время полежала, не двигаясь. Однако вскоре раздался раскатистый храп: медсестра уснула.
Я попыталась сесть, но тут же перед глазами все поплыло. Кое-как совладав с подступившей тошнотой, я спустила босые ноги на ледяной пол и осмотрелась. Один глаз заплыл, и видеть им я практически не могла. Предплечье было перевязано. Я знала — на нем рваная рана. Ребра болели так, что дышать было больно, поэтому я делала маленькие отрывистые вдохи и медленно-медленно выдыхала. Болела спина где-то над копчиком. Там наверняка уже вызрела фиолетовая гематома. Такие же покрывали живот и грудь. Мизинец левой руки был плотно забинтован и зафиксирован. Сломан. Поняла я. Ничего. Не впервой. Эта рана беспокоила меня меньше всего. Меня вообще сейчас мало беспокоили синяки, переломы и гематомы. Главное — я могла шевелить ногами, а значит, у меня был шанс.
Нужно было действовать быстро. Я, пошатнувшись, встала с больничной койки. На меня надели какую-то потрепанную пижаму. Вернее, больничную робу, доходящую до икр. Одежды, в которой меня привезли, нигде не было видно. Я заглянула в тумбочку. Скривившись от боли, я наклонилась и вынула оттуда часы, золотые серьги и паспорт. Открыв его, я чуть ли не заплакала от радости. Мой собственный паспорт. Какая оплошность с его стороны, положить паспорт здесь. Брать часы и серьги я не хотела, но понимала, что оставлять их здесь будет глупо: и то, и то стоило хороших денег, а деньги мне будут нужны.
Одежду я так и не нашла. Бежать из больницы в тонкой робе, когда за окном конец сентября? Да меня остановит же первый сердобольный прохожий и сдаст в полицию или в психушку.
Ничего не оставалось, как выйти в коридор и заглянуть на медсестринский пост. Может, хоть там я найду одежду?
Я осторожно открыла дверь и выглянула. Она предательски скрипнула. Я замерла, прислушиваясь. Стопы занемели от холода, но мне было все равно: лишь бы ускользнуть.
И снова мне повезло. Дверь палаты напротив была приоткрыта, и в неё попадал свет от потолочной лампы в коридоре. Я тут же заметила одежду, аккуратно сложенную на стуле. Оставалось только надеяться, что больная, которая обитала в этой палате, спала крепко.
Прикусив губу, чтобы не закричать от боли в рёбрах, которая выбивала из меня дух при каждом шаге, я скользнула в палату. Бросив взгляд на кровати, я увидела, что, как и в моей палате, занята была только одна. На ней, отвернувшись к стене, спала какая-то женщина. Не теряя времени даром, я схватила одежду со стула. На его спинке висела сумка. Я поколебалась, но все же заглянула внутрь. В кошельке оказалось несколько пятитысячных купюр, пара бумажек по тысяче и несколько пятисоток. Совесть не позволила мне взять все. Может, у этой женщины тоже не было других денег? Я взяла одну пятитысячную банкноту, две тысячных и выгребла кое-что из мелких купюр. Закрыв кошелёк, я, поколебавшись, все же открыла его снова и вытащила ещё одну пятитысячную. Свой поступок я оправдывала тем, что у женщины все равно осталась приличная сумма. Гораздо больше той, что взяла я. «Вот ты и воровка, Тая», — горько подумала я.
Все, хватит! Нюни буду распускать потом! Я тихонечко пробралась к двери и вдруг заметила в углу пару ботинок. Нет, мне и правда везло сегодня. В кои-то веки бог был на моей стороне.
Я вернулась в свою палату, закрыла дверь и быстро, насколько позволяла боль, переоделась. Одежда с чужого плеча была мне великовата, и от неё неприятно пахло лекарствами и чужим потом. Широкие джинсы норовили сползти с талии. Свитер кирпичного оттенка висел мешком. Зато обувь подошла по размеру и казалась удобной. Верхней одежды не было, но ничего, на улице пока не так холодно. Мне ещё повезло раздобыть хоть что-то. В сельских больницах, видимо, не так строго соблюдались некоторые правила, даже уличную обувь никуда не убирали из палаты.
— Зачем мы едем туда? — осторожно спросила я.
— Не твоего ума дела.
Другого ответа я и не ожидала. Можно было и не спрашивать. Я уставилась в окно и неосознанно сжала кулаки, но мгновенно опомнившись, распрямила пальцы, положив руки на колени ладонями вверх. Я хорошо помнила все его уроки.
— Сжимаешь кулаки — значит, злишься. А тебе не на что злиться, Таисия. У тебя все есть, — с усмешкой говорил Денис, сжимая тонкий металлический прут. — Расслабленные, открытые ладони — знак доверия. Ты же мне доверяешь?
Я кивнула, не решаясь поднять на него глаз.
— Я не слышу, Таисия. — Его голос звенел сталью.
— Да, я тебе доверяю, — сказала я, пытаясь придать голосу уверенности.
— Умница. Тогда раскрой ладони, — вежливо попросил Денис.
Я дрожала. По спине скатывались струйки пота.
— Раскрой ладони, Таисия, и положи их на стол перед собой.
Я подчинилась. Разжала кулаки и положила руки перед собой ладонями вверх. Пальцы заметно дрожали.
— Вот так. Полное доверие, — улыбнулся Денис. — Всегда знал, что ты умница.
Он погладил меня по голове, продолжая улыбаться. Я знала, что нужно сделать дальше, а потому улыбнулась в ответ.
Металлический прут рассек со свистом воздух и опустился на мои ладони. Я вскрикнула от обжегшей меня боли и непроизвольно снова стиснула кулаки, но тут же распрямила пальцы, по которым Денис тут же нанёс ещё один удар. Потом ещё и ещё.
С тех пор я знала, что раскрытые ладони — знак доверия. И я полностью доверяла мужу. Злиться мне было не на что.
Вот и сейчас я продолжала смотреть в окно на проносившиеся мимо поля и держала руки открытыми ладонями вверх.
— Я там дом купил, — сказал Денис. — Будем теперь сельскими жителями. Как тебе такое, а? — засмеялся он.
Я удивленно посмотрела на него, и Денис разразился хохотом.
— Ты бы видела своё лицо! Не бойся, не заставлю я тебя картошку сажать. Дом от тетки в наследство достался. Посмотрим, что к чему и за сколько это дерьмо можно продать.
Я не знала, что мужу достался дом в наследство. Впрочем, и о существовании у него тетки, я тоже не знала.
Вскоре мы въехали в небольшой городок, проскочили несколько улиц. На светофоре я заметила яркую вывеску магазина «Матрешки». Правда, в витрине стояли какие-то ведра, швабры и газонокосилки. Матрешек там и в помине не было. Дальше мы проехали крошечный автовокзал, за которым вдали виднелась платформа и мост, ведущий через железнодорожные пути.
За автовокзалом мы свернули на очередную улицу. Здесь пятиэтажки сменились деревенскими домами. Мы проехали почти до конца улицы. Рассмотрев номер на криво висевшей табличке, Денис остановил автомобиль у предпоследнего дома.
— Приехали, — сказал он и выбрался из машины.
Дом был стареньким, выкрашенным жёлтой, местами изрядно облупившейся краской. Давно не белённые наличники хмуро взирали на нас. Меня пробрал озноб. Входить внутрь не хотелось.
— Я же говорил — дерьмо! — скривился муж и толкнул калитку палисадника.
Я последовала за ним. Заросший лужок перед домом, обветшалое крыльцо, пустующая собачья конура. Сам дом встретил нас затхлостью и запахом лекарств. Слева от двери виднелся откинутый люк, ведущий, видимо, в погреб. Господи, почему его не закрыли? Подвалов и погребов я боялась до жути.
— Да уж. Негусто, — констатировал Денис и взглянул на часы. — Значит, так. Сейчас придёт риелтор, я с ним перетру по поводу продажи этой халупы. Ты пойдёшь вон туда, — он кивнул на дверь, приютившуюся в углу большой комнаты, в которой мы стояли и которая, видимо, служила бывшей хозяйке дома гостиной. — И чтобы сидела тихо, Таисия. Поняла? Я и так уже достаточно зол.
Я кивнула и ушла в дальнюю комнату. Здесь почти ничего не было: старая узкая кровать, приткнувшаяся к стене; небольшой столик под крошечным окном да стул, на котором лежали какие-то тряпки. На противоположной от кровати стене висели часы, которые громко тикали.
Не знаю, сколько я так просидела. Я слышала, как Денис разговаривает с риелтором, но голоса доносились приглушённо, а потом мужчины вообще вышли на улицу.
В доме давно никто не жил. Он выстудился. От обшарпанных стен веяло гнилью. Подушка, лежавшая на кровати, на ощупь казалась сырой.
От сидения на одном месте затекли ноги. Я встала, чтобы хоть как-то размяться и согреться. Царившая вокруг сырость пробирала до костей. Половицы под ногой предательски скрипнули. Я лишь надеялась, что Денис не слышал, ведь он был снаружи.
Вернулся он часа через три. За окном уже совсем стемнело.
— Сидишь? — спросил Денис, распахнув дверь. — Хоть бы прибрала дом. Посмотри пылищи сколько.
Я не знала, что ответить, но ему и не нужен был ответ. Муж был на взводе.
— Хорошая жена давно бы порядок навела, пожрать приготовила, а от тебя никакого толку, Таисия. Привыкла жить на всем готовеньком. — Он наклонился ко мне и резко схватил за горло. — Вот скажи, зачем ты мне нужна, а?
— Денис, я сейчас все сделаю, — еле выговорила я.
Я проснулась от резкого толчка и едва успела ухватиться за сиденье, чтобы не упасть. Открыв один глаз — второй окончательно затек и отдавал острой болью, — я осмотрелась и спросонья даже не поняла, где нахожусь. Потом я увидела женщину-водителя, которая откинула голову на спинку водительского сиденья и выпускала в приоткрытое окно едкий табачный дым, и вспомнила. Осознание свалилось на меня лавиной. И страх. Я сбежала. Я сбежала!
— Почему стоим? — спросила я и не узнала собственный голос. Он осип и скрипел, словно кто-то скреб по стеклу гвоздем.
Водитель докурила и, развернувшись ко мне, посмотрела в упор.
— Что ты собираешься делать?
Я не нашлась что ответить. Она медленно выдохнула и сказала:
— Ну, привезу я тебя в Смоленск, а дальше что? С такой рожей, — она кивнула на мой глаз, — далеко не убежишь.
— Я не бегу…
Она, проигнорировав мое замечание, продолжила:
— В Смоленске, как я понимаю, у тебя никого нет, а если б и был, вряд ли поможет. Иначе ты бы давно сбежала. — Она чиркнула спичкой и снова задымила; с пачки на меня взглянул Че Гевара, осуждающе. — Не спрашивай, откуда я знаю. Я таких, как ты, за версту вижу. Так вот, – она выпустила облако дыма. — Твой фейс моментально запомнит любой, даже самый тупой, кассир на вокзале, если ты сунешься за билетом. И это хорошо, если просто запомнит, а скорее всего, тебя просто передадут на руки полиции и будут выяснять, откуда ты такая красивая взялась. Ну а тогда тому, кто тебя так разукрасил, не составит труда тебя найти. И не смотри на меня так, — ткнула она в меня сигаретой. — Поверь мне, я знаю, о чем говорю.
Я знала, что она права. Но знала и другое — у меня нет выбора. Уже очень долго я говорила себе, что побег надо планировать тщательно, чтобы он удался. Проблема была в другом: как бы я ни планировала, у меня просто не было ни малейшего шанса вырваться из клетки. Не было бы его и сегодня ночью, если бы мы не оказались в этом забытом богом городишке. И если бы кто-то не постучал в дверь того дома. Потому что, если бы не он, я бы осталась в погребе, в который он бросил меня, и сдохла бы там. Ну или, если бы Денис решил продолжить мою агонию, он бы просто дождался, пока я приду в себя, и увез бы домой, где бы его знакомый врач-садист подлатал бы меня после очередного неловкого «происшествия», в которые я так часто попадала из-за своей «неуклюжести». Видимо, тот, кто постучал в дверь, услышал шум и решил узнать, не нужна ли помощь. И Денису ничего другого не оставалось, как сказать, что его глупая жена не заметила откинутую крышку люка и сама свалилась в подпол. Иначе он ни за что не допустил, чтобы меня отвезли в местную больницу и оставили там одну на ночь. Наверное, он был сам не свой от того, что все пошло не по плану, а потому, уходя из больницы, даже про паспорт забыл. Обычно мой паспорт всегда был у него. Чтобы я не надумала сбежать. Без документов-то далеко не убежишь.
В эту ночь все сложилось в мою пользу: постучавший в дверь человек, отсутствие успокоительных в больнице, медсестра, которая выгнала мужа до утра, одежда, найденные деньги… Это был побег без плана, но я не могла не воспользоваться этим шансом. Ведь я знала: другого не будет.
Я почувствовала, как щеки стали влажными от слез. Я не знала, что мне делать дальше.
Женщина докурила сигарету и сказала, заводя пазик:
— Значит, так. Перекантуешься у меня, пока мордашка не заживет. Ну а потом что-нибудь придумаем.
Она развернула автобус, и мы поехали обратно в сторону города, из которого только недавно выехали.
— Нет! — взвизгнула я. — Он же запросто найдет меня там.
— Не найдет. Глупость всех бегущих знаешь в чем? — хмыкнула она.
— В чем?
— В том, что мы бежим. Этот ублюдок первым делом сунется тебя искать на вокзалах. Он ведь знает, что ты захочешь сбежать подальше. А то, что ты останешься здесь, ему и в голову не придет. Ты ведь не местная и родных у тебя тут нет?
Я мотнула головой.
— Ну вот. Так что поживешь у меня пока. — Наверное, заметив мой полный ужаса и недоверия взгляд, женщина засмеялась: — Да не боись ты. Я не маньячка и не мамка.
Она достала мобильник и набрала чей-то номер.
— Вася, у меня снова это говно сломалось, — грубо бросила она в трубку, когда на том конце ответил сиплый мужской голос. — Да выехала я, заправилась, а дальше все — кирдык. Подмени, а?
Из мобильного послышался отборный мат.
— Да ты же знаешь, за мной не заржавеет. Я отработаю потом твою смену. Проставиться? Ну это само собой, милый, — засмеялась она и отключила телефон.
Пазик свернул на какую-то окраинную улицу, проскочил город почти насквозь и углубился в лес.
— Я здесь, в деревне, живу, — объяснила женщина. — Тут тебя точно никто не сунется искать.
— Он все равно узнает, что сегодня ночью ваш автобус отходил от автовокзала, — прошептала я. — Обязательно докопается.
— Докопается, — кивнула она, — но не сразу, а если повезет, то и промажет. Так что у тебя будет фора. Отдохнешь, лицо заживет, и я тебя вывезу отсюда.
Мы молчали какое-то время. Пару раз я порывалась крикнуть, чтобы она остановила автобус. Хотелось бежать подальше. Разве не глупо прятаться в такой близи от него? С другой стороны, в словах женщины была своя логика. Денис наверняка подумает, что я уехала из этого городка. Мне здесь не к кому было обратиться за помощью. То, что я украла деньги у другой больной, вскроется быстро, и тогда он будет знать, что мне есть на что купить билет. Права она и в том, что на мне места живого не было. Меня остановит первый же охранник на вокзале. А полиция? У него везде были связи. У меня же не было никого.
В ту ночь, когда Любаша привезла меня к себе в дом, я тут же свалилась в кровать и моментально забылась тяжелым сном даже несмотря на то, что ныло все тело.
Проспала я до полудня следующего дня, когда меня разбудил аромат жарящегося картофеля с луком и мелодичное насвистывание. Открыв глаза, я осмотрелась. Небольшую чистую комнату заливал яркий солнечный свет, который скрадывался полупрозрачными занавесками. Я с удивлением поняла, что заплывший накануне глаз без проблем открывается и даже видит. Правда, на коже ощущалось что-то липкое. Я осторожно потрогала лицо и поднесла пальцы к носу. Воняло отвратительно.
Свесив ноги с кровати, я осторожно села. Спина нестерпимо болела ниже поясницы. Делать глубокие вдохи было все так же тяжело. Задрав черную футболку, которую перед сном одолжила мне моя спасительница, я взглянула на кровоподтеки и фиолетовые синяки, усеивавшие мои живот и грудь. Опустив футболку, я начала озираться в поисках той одежды, в которой сбежала из больницы. Ее нигде не было. Зато на спинке кровати висела рубашка цвета хаки и черны спортивные штаны. Тут же я нашла совершенно новое белье, еще с бирками: трусы и майку, а также носки. На полу стояли тапочки.
В приоткрытую дверь заглянула женщина, которая и привезла меня сюда.
— О, проснулась! Ну, молодец. Одевайся, а я как раз обед состряпала. Туалет в конце коридора, — подмигнула она мне. — Кстати, меня Любашей зовут.
Она исчезла, прикрыв за собой дверь. С этого момента я звала ее только Любашей и больше никак.
В ванной я с ужасом посмотрела на свое лицо. Правда, вчера все наверняка было хуже. Любаша намазала мой глаз и кожу вокруг нее какой-то густой темно-коричневой субстанцией, жирно-вязкой и совершенно не смывающейся. Я кое-как помыла неповрежденную часть лица, сполоснула рот и почистила зубы найденной у раковины новой щеткой еще в упаковке.
Когда я показалась в кухне, Любаша уже накрыла на стол. Посередке стояла сковорода, полная жареной картошки. Тут же, на деревянной доске лежали нарезанные толстые ломти черного хлеба. На тарелке лежало сало с тонкими прожилками мяса, а на другой — соленые огурцы.
Любаша кивнула на стул, а сама села напротив.
— Тебя как звать-то?
— Тая.
— Все впору пришлось?
— Да, спасибо, — кивнула я.
— Это дочки моей. Все новенькое. Она фигуркой такая же, как ты.
— У вас есть дочка? — почему-то удивленно спросила я.
— А что, не похожа я на бабу, у которой дочка может быть? — совсем по-мужски засмеялась Любаша.
— Извините, я не то говорю… — совсем смутилась я.
— Да брось ты, Тая, эти выканья да вежливость эту свою. Все нормально. Я баба простая.
Мы принялись за еду. Удивительно, но после всего произошедшего у меня был зверский аппетит. Однако все остальные чувства как будто атрофировались. Видимо, я так устала бояться, что на время организм словно впал в анабиоз, не позволяя мне думать о том, что нужно бежать, нужно оглядываться, нужно каждую секунду ждать врывающегося в дверь Дениса.
Я с удовольствием уплетала простую, но безумно вкусную еду, приготовленную Любашей. Сто лет не ела я ни жареной картошки, ни тем более сала. Денис такое не признавал. А уж есть прямо со сковороды — это было верхом варварства в его глазах.
— А что вы мне на лицо намазали? — спросила я, когда с обедом было покончено.
— Мазь одна. Из трав. Это меня одна бабка научила, еще по молодости, — сказала Любаша. — Воняет жуть, но отеки снимает моментально. Через пару дней от твоей гематомы останется лишь маленький синячок, это я тебе гарантирую.
Любаша не соврала. Через три дня о страшной гематоме напоминало лишь желтое пятно. Если нанести тональный крем, то и его не будет видно. С гематомами на груди и спине справиться оказалось сложнее, потому что мазь впитывалась в одежду и давала меньше эффекта. К тому же меня не столько беспокоили следы на коже, как боли внутри. Наверное, у меня было сломано ребро и травмирована почка: когда я ходила в туалет, в моче были следы крови. Не впервой.
Через три дня жизни у Любаши я уже знала о ней все, а она обо мне — почти все.
В один из вечеров мы сидели в задней комнатке ее небольшого дома: я на диване — она на подоконнике. В приоткрытую створку врывался звук осеннего затяжного дождя, что шел уже вторые сутки. Любаша безбожно курила. Она только-только вернулась из города, а я даже на улицу не смела совать носа, боялась, что увидят соседи.
— В городе все тихо. Как я поняла, баба та, у которой ты одежду и деньги стащила, шум не поднимала и в полицию не заявляла.
— Денис ей, видимо, все компенсировал.
— Будет без полиции тебя искать?
— Пока да, — кивнула я. — У него хватит ресурсов.
— Он кто у тебя? Бандит?
— Хуже, — поежилась я. — Он бизнесмен, очень влиятельный бизнесмен.
— Ясно, из тех, что мнят себя господом богом, — усмехнулась Любаша.
— Или дьяволом.
— Э, нет, Таюша. Мразь он конченная, а не дьявол. — И после долгой паузы сказала: — Я однажды вот такому дьяволу размозжила башку.
На своей старенькой десятке Любаша отвезла меня в Смоленск к поезду. Проводив до вагона, она вручила мне поясную сумку и сказала:
— Там мобильник и листок с адресом, а также деньги.
— Любаш...
— И не надо корчить из себя благородную и говорить, что деньги ты не возьмёшь, — грозно сказала она. — Еще как возьмёшь. Дом старый. Я там года два не была. Наверняка придётся много чего отремонтировать. Денег тебе на первое время хватит, а дальше видно будет, что делать.
— Спасибо тебе, — со слезами на глазах проговорила я.
О чем-то переговорив с дородной проводницей и сунув ей в руку небольшой сверток, пока я стояла в сторонке, Любаша снова вернулась ко мне.
— Как ехать помнишь? — спросила она.
— Да.
— Ну, если забыла, то я там все подробно написала, — кивнула она на сумку, которую прицепила мне на талию. — Если Степаныч перезвонит, я ему скажу, чтобы встретил тебя. А не встретит — сама доберёшься. Ключи от дома у него же.
— Кто этот Степаныч?
— Мировой мужик. Если нужна будет помощь, любая, не бойся его просить. Ну, давай, с богом!
Мы крепко обнялись, а уже через пять минут поезд уносил меня прочь.
Любаша приобрела мне билет в СВ, при этом выкупив сразу два места, чтобы никто ко мне не подсел ни в самом Смоленске, ни где-то по пути. Так было спокойнее.
В голове я ещё раз прокрутила её инструкции и на всякий случай заглянула в бумажку, где Любаша расписала, как добраться до её «лежбища». От Смоленска я доеду до Лисок, и там мне нужно будет пересесть на поезд до Томска. Мы решили, что безопаснее будет покупать билет на месте, а не заранее в интернете. Здесь, в Смоленске, Любаша имела кое-какие связи, а потому меня без лишних вопросов посадили на поезд по билету, купленному на Любашино имя. Сделать то же самое на поезде до Томска не представлялось возможным. Там мне придётся покупать билет на свой паспорт, а значит, лучше будет сделать это как можно ближе ко времени отравления поезда, чтобы не дать Денису шанса отследить. Не знаю, были ли у него такие ресурсы. Именно для того, чтобы отвлечь его внимание, на второй день после моего исчезновения из больницы, Любаша купила еще один билет, на поезд до Пензы, с пересадкой в Смоленске. Я надеялась, что если у него будет возможность узнать, покупала ли я билет на свой паспорт, то человек, увидев первый купленный билет, не будет проверять дальше и не заметит билета до Томска. А когда заметит, то будет уже поздно.
Одно я знала почти наверняка: Денис бросится искать меня в Москве. По крайней мере, первое время он будет перерывать столицу до основания. В Москве были кое-какие родственники, друзья. Куда может податься избитая отчаявшаяся женщина с крошечной суммой на руках? Конечно, она будет искать хоть какой-то защиты у знакомых. Я знала, что он до сих пор считал меня наивной и глупой. Когда-то именно такой я была. Но я быстро учусь.
А ещё я надеялась, что Денис будет растерян. При всем его снобизме, при всех его деньгах, у него был один очень большой недостаток: он считал себя умнее всех вокруг. Тем более — умнее меня. Я надеялась, что, если он и сможет каким-то образом узнать, что я купила билет на поезд до Томска, то это случится не скоро. А если мне очень повезёт, то этого не случится никогда. На такое, конечно, было глупо рассчитывать. Но что мне оставалось, кроме веры?
Был у меня и ещё один козырь. Я знала, что Денис не объявит о моем исчезновении и не поднимет на ноги полицию. Ведь тогда у журналистов будет шанс докопаться и узнать истинное лицо влиятельного бизнесмена Дениса Королёва. Допустить этого он не мог.
Пойти к какому-нибудь журналисту самой и предать огласке все, что делал со мной Денис эти годы? Такая мысль приходила мне в голову, но я знала: этим я подпишу себе смертный приговор. Он ни перед чем не остановится. Поэтому оставалось только одно — сбежать, затаиться, спрятаться на краю света, там, куда не дотянутся его руки.
В такое место меня и уносил поезд. Я снова взглянула на инструкцию, оставленную Любашей.
Когда я окажусь в Томске, мне нужно будет сесть на автобус до небольшого городка Дивнореченска, а оттуда найти способ добраться до деревни Усть-Манской. Любаша говорила, что раньше раз в сутки до Усть-Манской ходил автобус. Если мне повезёт, я сяду на него, а если нет, придётся ловить попутку.
И если до Томска у Дениса был шанс выследить меня, то потом — практически никакого, потому что оттуда я могла уехать в любом направлении, нигде не светя свой паспорт.
Я чувствовала, как сердце участило свой бег. Впервые за долгие годы я осознала, что если ещё не на свободе, то на пути к ней.
Жизнь в небольшой сибирской деревушке меня не пугала. Мне было все равно, в какую дыру забиться, лишь бы знать, что меня в ней не найдут.
Как же все-таки мне повезло в ту ночь встретить Любашу, которая не побоялась мне помочь. А ведь могла просто отвезти в Смоленск, высадить без лишних вопросов и жить своей жизнью дальше.
Я провела в доме Любаши без малого пять дней, но успела понять: иногда чужой человек может быть гораздо ближе того, кто с тобой одной крови, того, кто тебя породил.
Заглянув в сумку, я обнаружила телефон, простенький, но с выходом в интернет. Любаша купила симку на своё имя, но предупредила меня, чтобы я не «шарилась» по соцсетям и не светилась. Лишнее. У меня давно не было аккаунтов в социальных сетях. Как и собственного мобильника. Как и интернета.
— Осторожнее! — Только и успела услышать я крик рядом с собой.
В тот же момент кто-то сильно меня толкнул, и я отлетела в сторону. За спиной раздался звук удара, за которым послышались вопли. Через мгновение все вокруг смешалось: сыпалось стекло, кричали люди, раздавался плач.
Тетради с конспектами, которые я по привычке носила в руках, разлетелись по траве. Я чуть не упала, но крепкие руки удержали меня.
— С вами все в порядке?
Я обернулась и увидела человека, который придерживал меня за локоть. Он был высок и красив, одет в стильный дорогой костюм. На меня внимательно смотрели карие глаза. Тут же за его спиной я увидела, во что превратилась остановка, на которой я ждала автобуса: крошево из стекла и металла, обагренное кровью.
В то утро погибло три человека и четверо получили травмы. Я чудом осталась невредима. Моим спасителем стал Денис Королев, довольно молодой и весьма преуспевающий бизнесмен. Он как раз подходил к дороге, чтобы сесть в ожидающий его автомобиль, когда заметил, что к остановке на полной скорости несётся Tesla. Мне повезло, что я стояла чуть в стороне, а Денису хватило скорости и силы, чтобы за доли секунды схватить меня и оттащить подальше.
— Спасибо, — шокировано прошептала я.
— Вы точно не поранились? — Он стряхнул с рукава осколки, которые долетели до нас от лопнувшего на остановке стекла.
— Со мной все в порядке.
К остановке уже устремилась машина скорой помощи. Неподалёку слышался вой сирены полицейского автомобиля.
— Тогда давайте уйдём отсюда на более безопасное расстояние, — предложил мой спаситель.
Он взял меня под руку и повёл к своему автомобилю, рядом с которым стоял водитель в темном костюме и солнцезащитных очках.
— Мои конспекты! — опомнилась я и, бросившись назад, опустилась на корточки, начала собирать тетради. — Господи, я же на экзамен опоздаю.
— Я вас подвезу, не беспокойтесь, — пообещал мужчина.
Вскоре его чёрный «Мерседес» мчал нас прочь от места аварии. Уже позже я подумала, что, может быть, стоило остаться, вдруг наши показания понадобились бы инспекторам ГИБДД для выяснения деталей аварии. Однако Денис убедил меня, что там и без нас присутствовало достаточно свидетелей.
Его водитель подвёз меня к центральному входу в университет, у которого столпились мои одногруппники в ожидании начала экзамена. Денис вручил мне свою визитку, и я, поблагодарив его, вышла из машины. Я все ещё пребывала в шоке и даже не отреагировала на завистливые и удивленные взгляды девчонок и заинтересованные — парней.
Экзамен сдавать мне не пришлось — получила автомат. Вернувшись домой, я сразу прошмыгнула в свою комнату, чтобы не сталкиваться с матерью. Она, однако, сама заглянула ко мне. Мать была в короткой красной юбке и футболке с неприлично глубоким вырезом. Пережженные осветлителем волосы напоминали паклю. На губах коммунистическим флагом алела помада.
— Вернулась? — севшим от бесконечного курения голосом проговорила она.
— Да, — кивнула я.
— Пожрать сама себе приготовишь, у меня дела.
— Хорошо, — не поворачиваясь к ней, снова кивнула я.
— Хорошо-хорошо! Все у тебя хорошо! Никаких, бл***ть, проблем.
Она вышла, а я облегченно вздохнула, когда услышала, как хлопнула входная дверь. Раз мать прихорошилась, значит, ушла на очередное «свидание». Это было хорошо: ее не будет до утра, а, может, и весь следующий день. Лучше бы не появлялась до понедельника. Я хоть успею подготовиться к госэкзамену. Четвёртый год обучения в аграрном университете подошёл к концу. Совсем скоро я смогу полноценно работать, а не довольствоваться нестабильными подработками.
Работа равно свобода. Свобода от матери, её вечного недовольства, пьяных вечеринок, сменяющих один другого сожителей.
Хорошо, что сегодня она ушла. Гораздо хуже, если бы её очередной «возлюбленный» пришёл к нам. Укрыться от их «веселья» за тонкими стенами комнаты было сложно. Мать мою учебу не воспринимала всерьёз.
— Ну и кем ты будешь? Садоводом? Дебильнее профессию выбрать не могла? — саркастично усмехалась она. — В проститутки иди — больше заработаешь с твоей-то внешностью. Говорят, эскортницы деньги лопатой гребут. Я б и сама подалась, да только старовата уже, — недобро смеялась она.
В такие моменты я предпочитала молчать, потому что стоило сказать слово — и она начинала орать так, что слышал весь дом. Чуть-чуть. Осталось потерпеть совсем чуть-чуть.
Перед сном я залезла в интернет и увидела в новостях заметку о сегодняшней аварии. По словам журналиста, в остановку врезалась какая-то пьяная девица из числа золотой молодежи. На неё завели уголовное дело, но все мы знаем, как легко родители таких деток отмазывают их от длани правосудия.
Рядом с компьютерной мышкой лежала визитная карточка. Я взяла её в руки. Денис Королев. Так звали моего спасителя. Я вспомнила его внимательный обеспокоенный взгляд. Вспомнила, как крепко его рука сжимала мой локоть. Красивый мужчина. Властный. Обеспеченный. Вон в каком костюме он был. Это тебе не ширпотреб из сетевого магазина. Вышколенный водитель. Сверкающий чистотой автомобиль.
На визитке значился его рабочий телефон, а ниже от руки был приписан номер мобильного. Зачем он оставил мне эту визитку? Звонить ему я точно не буду. Этот мужчина совсем из другого мира. Преуспевающий бизнесмен. К тому же намного старше меня, простой двадцатидвухлетней студентки. Его наверняка окружали десятки красавиц. Что у нас могло быть общего? Я была ему безмерно благодарна за спасение, но «спасибо» я уже сказала. Вряд ли он завтра вообще вспомнит обо мне.
Когда, спустя четверо с лишним суток я добралась до Дивнореченска, мне пришло сообщение от Любаши, что ее «мировой мужик» Степаныч ушел в тайгу, а потому встретить меня не сможет, но должен вернуться в деревню аккурат к моему приезду. Что ж, до Усть-Манской мне придется добираться самой.
Мне повезло. Когда я наконец нашла небольшую автостанцию, от которой изредка шли автобусы в нужную мне деревеньку, до отправления оставался еще час. Опоздай я — и пришлось бы добираться на попутке.
Купив стаканчик кофе в автомате, я уселась снаружи небольшого здания автовокзала. Было холодно. Недавно прошел дождь, и небо по-прежнему хмурилось низко опустившимися свинцовыми тучами. Тем не менее я предпочла остаться на улице, а не забиваться в хоть и теплый, но совершенно не безопасный зал ожидания. Мне нужно было видеть, кто сюда направляется, и в случае чего — сбежать. Окажись я внутри крохотного помещения, из которого был только один выход, и я бы была словно в клетке.
До Лисок я доехала спокойно, позволив себе выспаться и не дергаться от каждого шороха. Однако там, после того как я купила билет на поезд до Томска, я не знала покоя. Я ждала, что вот сейчас в вокзал влетит Денис, выдернет меня из толпы и увезет прочь, и тогда мне не будет пощады. Я оглядывалась на перроне, пока ждала посадки. Когда я увидела, что со стороны вокзала приближаются трое мужчин в деловых костюмах, вокруг которых толпа расходится волнами, уступая им дорогу, я так испугалась, что готова была прыгнуть на пути и под поездом проползти на другую сторону, чтобы бежать, бежать без оглядки. Однако меня сковал животный страх. Я будто вросла ногами в землю и не могла сдвинуться с места, наблюдая, как эта троица направляется в мою сторону.
А еще через минуту они прошли мимо, даже не посмотрев в мою сторону. Среди них не было Дениса или кого-то из его охранников.
Меня бил нервный озноб. Даже когда проводница проверила мой билет и впустила в вагон, страх не отпустил. И не отпускал всю дорогу.
Мне досталось место в купе, где помимо меня ехало еще три человека: пожилая пара и их взрослая дочь. Я забралась на верхнюю полку и молча лежала, делая вид, что сплю. Мои попутчики долго разговаривали, нудно обсуждая какую-то Машку и ее отпрысков. В какой-то момент я действительно задремала под их монотонный говор.
В Уфе они вышли, а на их место сели две женщины. Эти тоже были словоохотливы и даже пытались разговорить меня. Дохлый номер. Я была не в том состоянии, чтобы поддерживать беседу с кем бы то ни было.
От каждого шороха, звука голосов, доносившихся из коридора, шума открываемых и закрываемых дверей соседних купе я дергалась. Нервы напрягались до предела.
Почти трое суток я ехала до Томска и все это время не позволила себе ни на минуту расслабиться. Особенно когда поезд делал длительные остановки в больших городах. Конечно, даже если бы Денис уже узнал, что я взяла билет именно на этот поезд, было глупо предполагать, что он сможет перехватить меня в Самаре или Челябинске. Даже если он закажет частный рейс до одного из больших городов, вряд ли он успеет состыковать все детали. Если уж и бояться встречи с ним, то в Томске. Однако никакие рациональные мысли не позволяли мне хотя бы чуть-чуть успокоиться. Я боялась, боялась бесконечно.
И только в Томске, когда я сошла с поезда, и поняла, что меня не встречает здесь ни Денис, ни его прихвостни, а лишь серое безрадостное небо, от сердца чуть-чуть отлегло.
Билет до Дивнореченска можно было купить без паспорта, и когда автобус, глухо ухнув, а потом раскатисто зарычав, отправился в путь, я позволила себе вздохнуть свободно. Теперь меня не найти. Из Томска каждый день уходили сотни автобусов. Я могла уехать куда угодно. Ему не найти меня так быстро.
Мне везло. Все эти дни везло. И это пугало. Даже с автобусом до Усть-Манской повезло. В него набилось много народа, большинство знало друг друга. Но на меня никто не обращал особого внимания. Мне было страшно, что кто-нибудь начнет спрашивать, кто я да зачем еду в их деревню. Я зря боялась — никому не было до меня дела. Окончательно вымотавшись, я уснула и проспала те четыре часа, что отделяли меня от конечной цели моего путешествия.
Проснулась я, когда почувствовала легкий удар. В ужасе распахнув глаза, я облегченно выдохнула: это один из пассажиров, проходя мимо моего сиденья, нечаянно задел мое плечо увесистой сумкой. Я с трудом сдержала стон. Боль эхом отдалась в ребрах и каждой мышце тела. Если мое лицо почти полностью зажило, то синяки на груди и спине все еще давали о себе знать, как и боль в пояснице, и в ребрах. Ничего. Все заживет. Лишь бы добраться до Любашиного «лежбища».
Я вышла из автобуса у выкрашенного в зеленый цвет оштукатуренного одноэтажного здания, надпись над дверью которого гласила: «Д. Усть-Манская. Вокзал».
Опустив сумку на землю, я заглянула в записку Любаши, чтобы еще раз сверить адрес. В этом не было особой нужды: я помнила его наизусть, как и инструкции Любаши.
Деревня раскинулась у широкой реки Маны, по обе ее стороны. Как я поняла, мне нужно было на ту, другую. Там среди густой поросли деревьев виднелись крыши домов, выстроившихся одной улицей в длинный ряд. Мне нужно было уйти дальше, до самого конца. Дом Любаши стоял на отшибе и прятался от других там, где река огибала каменный утес. Но сначала нужно будет найти дом Степаныча, чтобы взять у него пресловутый ключ. По словам Любаши, Степаныч жил особняком, вдали от деревни.
— Простите, — остановила я какого-то дедка, вышедшего из здания с табличкой «Почта России». — Скажите, а Заречная улица — это та, что на том берегу?
Пёс, услышав голос хозяина, успокоился, перестав рычать, и радостно завилял хвостом. Я же в страхе попятилась, отступив в тень деревьев. Колючая ветка ели ударила по лицу. Из-за дома все ещё доносился собачий лай.
— Леся, Дикий, молчать! — крикнул мужчина.
Тут же настала тишина.
Хозяин дома стоял на крыльце в одних трусах. Прежде чем потупить взор, я успела заметить, что всю его правую руку, от самых пальцев, покрывала татуировка. Она тянулась вверх на плечо и переходила на грудь. Рисунок я не рассмотрела — было не до этого. Потому что человек этот выглядел грозно, хоть и был без одежды. Виду бугристых мышц рук, груди и пресса позавидовал бы любой любитель спортзала и наверняка вызывал немало восхищенных взглядов у женщин. Меня же испугал и громадный рост, и широкий разворот плеч, и заросшее густой бородой лицо, с которого на меня смотрели пытливые глаза.
— Заблудилась? — спросил он.
— Да, кажется. — Я сделала ещё несколько шагов назад, совершенно забыв, что шла сюда за ключом от дома Любаши.
Развернувшись, я уже собралась ломануться через лес, не видя перед собой тропинки, но голос мужчины заставил меня замереть.
— Ты Тая?
Почему-то собственное имя на его устах прозвучало для меня приговором и испугало больше, чем весь его устрашающий вид. Первая мелькнувшая в голове мысль — Денис нашёл меня, и сейчас этот огромный мужчина схватит меня, запихнет в багажник машины или еще куда и отвезет к мужу. Только через несколько секунд я сообразила, что муж здесь не при чем. Это Любаша предупредила его, что я приду. Выходило, что он и есть Степаныч?
Я удивленно обернулась, а он кивнул на открытую дверь дома.
— Ты не бойся собак, они не тронут. Заходи, а я пойду оденусь.
Он исчез внутри дома, а я ещё минуту стояла в нерешительности, полускрытая деревьями. Он, видимо, подумал, что меня испугали псы. Нет, не их я боялась. Наконец поборов иррациональный страх, я сделала несколько шагов к террасе, поглядывая на собаку. Пёс, которого хозяин назвал Волком, потерял ко мне всякий интерес и убежал за дом, решив, что в компании двух других собак ему будет гораздо веселее, чем в моей.
Я так и осталась стоять снаружи, не рискнув войти в распахнутую дверь. Стало совсем холодно. Ветер шелестел в кронах, сбивая с ветвей редких здесь лиственных пожелтевшую листву. Вокруг дома и вдоль той тропинки, которая меня сюда привела, в изобилии росли березы и ольха вперемешку с лиственницей, однако дальше, за домом, их почти не было видно: там царствовали сосны, ели и кедры.
На пороге снова показался хозяин. Теперь на нем были чёрные спортивные штаны и чёрный же свитер. Он успел надеть и обувь. Видимо, из-за того, что он натягивал свитер через голову, густые темные волосы разлохматились.
— Проходи в дом, — снова пригласил он.
А я не могла заставить себя сдвинуться с места. Дом — это клетка. Я не знала ни этого человека, ни его жилья. Что, если он запрет дверь? Тогда все пути к отступлению будут отрезаны. Я сделала глубокий вдох, понимая, как глупы мои размышления. Я и так в ловушке. Дом настолько далеко от деревни, что, даже если я буду орать во все горло, меня никто не услышит, а мужчина успеет сделать со мной все что угодно.
— Вы Степаныч?
Мой собственный голос показался мне чужим. Только глухой не расслышал бы в нем панические нотки.
— Степан, — кивнул он. — Друзья зовут Степанычем.
— Дайте мне ключи от Любашиного дома, — попросила я. — Она сказала, что предупредила вас.
— Предупредила. — Темные глаза Степаныча, или Степана, смотрели на меня изучающе и серьезно.
Вдруг в воцарившейся тишине разнесся странный свист, и от неожиданности я вздрогнула.
— Чайник закипел. Давай я напою тебя чаем, а потом отвезу и покажу дом.
У меня была тысяча причин не заходить в дом к этому чужаку, не пить с ним чай, не разговаривать, но все они застряли у меня в горле, а потому я последовала за Степаном и переступила порог.
Я осторожно прикрыла за собой дверь, но не стала её захлопывать. В доме пахло кедром, а воздух оказался таким тёплым, что я тут же почувствовала, насколько замерзла, пока шла сюда.
Вслед за хозяином я прошла в кухню. Здесь было по-современному уютно. Окно-купе выходило на террасу, почти такую же, что и с парадной стороны дома, только шире и просторнее.
— Садись за стол, — не оборачиваясь, сказал Степан. — Голодная?
— Нет, спасибо.
— Ну да, конечно. — В его голосе слышалась ирония.
Он заваривал чай и нарезал хлеб, кажется, действительно решив меня накормить. Я все ещё с опаской смотрела на широкую спину. Настоящий сибиряк. Про таких говорят — косая сажень в плечах. Огромный. Опасный. Но не настолько, как он. Разве может быть кто-то страшнее него?
Степан поставил передо мной большую кружку чая, взял вторую себе, а на середину стола водрузил две тарелки с нарезанным белым хлебом и колбасой. Рот тут же наполнился слюной, и я поняла, что не ела уже почти сутки. Последний раз я перекусила пачкой чипсов ещё в поезде на пути к Томску. Тогда мне было не до еды — меня снедал страх. Однако теперь я почувствовала, что голодна, и, словно в подтверждение этому, мой желудок призывно заурчал.
Я вышла на крыльцо, где оставила сумку с вещами. Ее там не оказалось. Зато из-за дома раздавался звук заведенного автомобильного двигателя. Обогнув здание, я увидела, что Степан выгнал машину из гаража: огромный внедорожник, заляпанный грязью.
Степан открыл дверь, приглашая меня забраться на пассажирское сиденье.
— Не успел помыть, — истолковав мой растерянный взгляд по-своему, сказал он. — Как раз собирался сегодня доехать до автомойки.
— Вы не видели мою сумку? — спросила я.
— Да вон она, на заднем сидении.
Я облегченно вздохнула и, забравшись в машину, пристегнула ремень. Степан вырулил на дорогу. Вслед нам понесся собачий лай.
Не совсем понимая, зачем ехать до дома Любаши на машине, если можно было дойти пешком, я тем не менее промолчала.
— Тут от Усть-Манской по лесной тропинке до меня не особо далеко, но там машина не проедет, — словно услышав мой незаданный вопрос, объяснил Степан. — А Любашин дом стоит в стороне, за излучиной реки, и от меня к ней можно только по дороге добраться. С тропки хода нет.
— А по дороге далеко?
— Отсюда — минут тридцать пешим ходом.
Я кивнула и уставилась в окно, за которым тянулся высокий таежный лес. Я знала, что река была где-то совсем рядом, но, видимо, здесь берег поднимался, а русло оставалось в низине. Я вспомнила, что, пока шла по деревенской улице, дорога все время забирала в гору.
Вскоре мы подъехали к небольшому дому, сложенному из толстых брусьев. Вокруг него виднелся покосившийся забор из штакетника. Сам дом почернел и выглядел неприветливо. Сад перед домом зарос бурьяном.
Степан выбрался из автомобиля. Я вышла следом.
— Траву я тебе скошу, но на носу зима, так что огородом пока заниматься нет смысла. Пошли в дом.
Он скинул крошечный крючок с калитки и по заросшей дорожке провел меня к двери, поковырял ключом навесной замок.
— А почему этот дом так далеко от деревни? — спросила я.
— Раньше дома сюда тянулись и даже дальше, — рассказал Степан. — Ну а потом народ поуехал. Кто дома продал, а какие так и остались догнивать.
— А в этом жили?
— Да. Тут долго семья одна жила, а потом дом Любашиной сестре продали, сами переселились на ту сторону реки.
Я не стала спрашивать, почему сам Степан выстроил дом в такой дали от деревни. Видимо, ему, охотнику, так было удобнее. Да и дом у него был совсем новым. Может, и сам Степан не местный?
Дом Любаши оказался простым, деревенским, с сенями, небольшим чуланом за ними, просторной комнаты с печью и еще двумя — поменьше, которые служили спальнями. Была тут и кухонька.
— Значит, так, Тая, — сказал Степан. — Печь я тебе затоплю и объясню, как подтапливать. Не справишься — позвонишь, приеду помогу. Сейчас растоплю, и сегодня ты сюда не лезь. Тепло она хорошо отдает и долго не остывает.
— Ладно, — кивнула я, с ужасом смотря на печь.
Степан хоть и уловил страх в моих глазах, но ничего не сказал.
— Туалет на улице, в глубине сада. Есть баня, но с ней ты вряд ли сама справишься. Электричество тут в порядке. В комнатушке за печкой — маленькая кухня. Там есть газовая плита. Баллон я сейчас проверю, но должен быть полный. Холодильник тебе придется купить. При желании можно купить бойлер, у Любаши раньше был, но давно сломался. К дому пристройка есть, там ванную она обустроила. Так что, если решишься, помогу и купить, и сделать, чтобы с баней не мучиться.
— Хочу! — Мой голос больше походил на визг, потому что я не представляла, как я смогу топить печь или баню, или еще что-то.
Мне было страшно, но подстегивала мысль: это лучше, чем снова оказаться в его руках.
Степан направился к двери, а я, как собачонка пошла следом, испугавшись, что он сейчас бросит меня в этом выстывшем, заросшим паутиной доме. Он вернулся к машине, открыл багажник и вытащил оттуда охапку дров. Я облегченно выдохнула. Ну же, Тая! Соберись! Ты проехала полстраны не для того, чтобы теперь во всем полагаться на незнакомого мужика. Ты со всем справишься сама. Разве что пусть печь затопит. И все. На этом все.
Когда огонь в печи занялся, Степан показал и рассказал, куда подбрасывать дрова, как ворошить угли кочергой.
— Да, вода, — вспомнил он, когда с моим ликбезом по растопке печи было покончено. — Я сейчас проверю насос.
— Насос?
— Да. — И снова этот внимательный цепкий взгляд. — Он качает воду из колодца и подает ее на кухню и в ванную.
Пока Степан возился с насосом, я успела разведать, где туалет, и заглянула в то, что Любаше служило когда-то ванной комнатой: клетушка два на два метра, в углу которой стояла простенькая душевая кабина, а в другом — умывальник. Слив здесь, видимо, уходил куда-то под землю или прямо на участок. Я попробовала кран — ни капельки.
Я вернулась в дом, в сенях стояла моя сумка с вещами.
— Насос отдал богу душу, — раздался за спиной голос Степана.
— И как же без воды? — ужаснулась я, вздрогнув.
Прошло почти три недели после того случая, когда в остановку влетела пьяная девушка-водитель, а меня спас случайный прохожий. Я бы солгала, сказав, что уже обо всем забыла, но эмоции притупились, воспоминания о бизнесмене Денисе Королеве лишь изредка посещали мои мысли. Голова была занята другим — подготовкой к госэкзамену и защите выпускной квалификационной работе.
В тот день, когда я защитилась и радостная выходила из стен альма-матер, у выезда из ворот университета меня ждал сюрприз. Там стоял шикарный черный автомобиль, а на его крыше лежал огромный букет ярко-розовых роз. У автомобиля, скрестив руки на груди, стоял не кто иной как мой спаситель. Я до самого конца не могла поверить, что он ждет именно меня. Моргнув несколько раз, я удивленно посмотрела на мужчину.
Он улыбнулся, взял букет и подошел ко мне.
— Таисия, поздравляю вас с успешным окончанием вуза! — улыбнулся он.
— Денис, вы? — Все еще не веря своим глазам, я вспыхнула, принимая цветы. — Что вы здесь делаете?
— Вот, приехал поздравить вас.
— Как… Как вы узнали, что у меня экзамены… что сегодня?
— Это было несложно. — Он бросил взгляд за мою спину и добавил: — Если у вас нет других планов на сегодня, предлагаю отметить этот день в ресторане.
Я обернулась и увидела, что мои одногруппницы смотрят на нас во все глаза. Как хорошо, что мне больше не придется возвращаться сюда и не отвечать на вопросы назойливых девчонок. Подруги не в счет. Им я, конечно, расскажу о Денисе. Потом. Позже.
Денис открыл передо мной заднюю дверь автомобиля, и я устроилась на кожаном сидении. Забрав у меня букет, Денис положил его рядом с водителем, а сам сел ко мне, назад.
— Вы так и не позвонили, Таисия, — упрекнул он меня.
— Извините, я не хотела вас беспокоить. — Я почувствовала, как к щекам прилил румянец.
— Поэтому мне пришлось самому пойти к горе, — засмеялся Денис.
Я нахмурилась, а он пояснил:
— Ну, помните? Если гора не идет к Магомету…
— Конечно, не сообразила сразу, — вконец смутившись, ответила я. — Но как вы все же нашли меня?
— Навел справки. Это оказалось не так трудно. На вашем факультете учится только одна девушка с таким красивым и редким именем, и с такими колдовскими зелеными глазами.
Если это было возможно, то в тот момент я покраснела еще сильнее. Щеки и, кажется, даже лоб полыхали алым пожаром. Я не запомнила, о чем мы разговаривали по дороге от университета. Меня волновал Денис, его красноречиво восхищенные взгляды в мой адрес, его неподдельное внимание. От него приятно пахло по-мужски сладким парфюмом. От его близости меня бросало в жар, и я безумно смущалась. Разве мог такой мужчина интересоваться такой, как я? Хоть мать, да и подруги тоже, твердили наперебой, что я красивая, я никогда себя таковой не считала. Обычная девчонка, не хуже и не лучше других.
Водитель привез нас в шикарный ресторан, и Денис предложил сесть на открытой террасе, выходящей на оживленный проспект. День клонился к вечеру, но июнь стоял душный, и дневная жара не уступала место вечерней прохладе до самой ночи.
— Шампанского? — предложил Денис.
— Нет-нет. Я не пью алкоголь, — отказалась я.
— Вообще?
— Да, вообще.
Я не могла признаться ему, что не пью ни капли потому, что меня тошнило от одного только вида спиртных напитков. Нет, моя мать не была пьяницей, но я видела, что алкоголь делал с ней, стоило ей переборщить. А еще я ненавидела вечеринки, которые она устраивала дома. Вечеринки с кучей незнакомых людей, попойки, грязь и отвратительный запах, которым, казалось, пропитывалась наша старенькая квартира к утру.
— Ну, тогда, может, безалкогольный коктейль?
— Да, можно, — кивнула я.
Официантка подала нам меню, цены в котором меня ужаснули. Я заказала лишь салат. Денис посмотрел на меня внимательно, а потом сделал заказ и за себя, и за меня.
— Таисия, я вас пригласил, я и оплачу счет, — сказал он. — Я понимаю, вы девушка современная, но иногда ведь можно и просто побыть представительницей слабого пола, без всей этой феминистской ерунды, а мужчине побыть мужчиной, — подмигнул он мне.
Я улыбнулась.
— Я никогда не была феминисткой.
— Вот и отлично. — Приложив ребро ладони к губам, как бы прикрывая рот от посторонних, он игриво прошептал: — Признаться, всегда терпеть не мог этих выскочек.
Я засмеялась. Денис оказался весьма обаятельным и теперь, когда мы сидели в таком красивом месте, ели такую вкусную еду, так непринужденно шутили и болтали, он больше не вызывал во мне благоговейного трепета, который я испытала, когда впервые оказалась в его автомобиле после несчастного случая, сведшего нас вместе.
Денис был старше меня на восемь лет, ему вот-вот должно было исполниться тридцать. Красивый, обаятельный, успешный, утонченный, он не мог не вызвать восхищения у глупенькой двадцатидвухлетней девчонки, которая не видела в жизни ничего хорошего. Да и что хорошего у меня было? Меняющая каждый месяц любовников мать? Заглядывающиеся на меня мамины ухажеры, некоторые из которых распускали руки, стоило ей отвернуться? Старая квартира, сто лет не видевшая ремонта? Отец, которого я никогда не знала? Вечные долги, из-за которых мать бесконечно пилила меня, будто я была виновата в том, что она зарабатывала копейки и жила не по средствам?
Я проснулась от собственного крика и с ужасом осмотрела темную комнату. Через несколько секунд ужас сменился облегчением. Мне приснилось, что я снова «дома», лежу в огромной кровати и со страхом прислушиваюсь к шагам, эхом разносящимся за дверью; она бесшумно открывается, и надо мной тут же нависает чёрная тень.
— Ты хорошо устроилась, Таисия, — произносит он. — Спишь себе спокойно, целыми днями ничего не делаешь, не переживаешь, как я и что я. А я, словно пёс, бегаю и нюхаю углы, пытаясь достать тебя. И я достану, обязательно достану. — Он наклоняется надо мной и хватает за горло.
Я завизжала и проснулась, с облегчением понимая, что это всего лишь сон. Ты сбежала, Тая! Сбежала! Ему тебя не найти. В этой дыре не найти! Я все ещё дрожала от страха, хоть и поняла, что его здесь нет. Сколько раз он вот так подкрадывался ко мне по ночам. Сколько из этих ночей заканчивались настоящим ужасом!
За окном все еще царила тьма. Сосны, растущие вокруг, скрадывали занявшуюся на востоке зарю. Дом по-прежнему хранил тепло. Я взглянула на часы на мобильном телефоне. Шесть. Нужно было вставать. Степан обещал заехать за мной в семь.
Я вспомнила вчерашний день. После того как мужчина уехал, я занялась уборкой, хоть и чувствовала безумную усталость. Все мышцы тела ныли. Каждое резкое движение по-прежнему отдавало острой болью в рёбрах. Тем не менее я решила смахнуть накопившуюся за долгую время пыль.
Совсем скоро вода, которую Степан водрузил на плитку в печи, закипела: горячие капли, бурля, вырывались из ведра и падали на раскалённую поверхность, которая тут же отзывалась яростным шипением. Я попыталась снять ведро и поставить его на пол, но поняла, что не смогу этого сделать: искалеченное тело и ещё не зажившие раны не позволяли.
Вода так и кипела, пока не вернулся Степан, напугав меня до безумия: я не ждала, что он снова приедет.
— Вот, — он поставил на пол несколько пакетов, — тут немного продуктов, чтобы было чем позавтракать, и новый комплект постельного белья. У Любаши в шкафу наверняка все залежалось и требует стирки.
И снова мне пришлось его благодарить. Его забота была неприятна: однажды он тоже заботился обо мне вот так, сдувал пылинки, предугадывал возможные проблемы и мгновенно их решал. Я больше не верила в доброту.
Степан взглянул на кипящую на печи воду и, ни слова не говоря, молча поставил ведро на пол. Он бросил взгляд на мою руку: мизинец все ещё был перебинтован. Я опустила глаза, надеясь, что он ничего не скажет и не спросит.
— Дверь на ночь запри, — бросил Степан, направляясь к выходу.
Я последовала его совету и тут же задвинула тяжелый засов, стоило Степану выйти за порог. Потом я позвонила Любаше, рассказала, как доехала и каким нашла её домик. С её слов я знала, что жила она здесь сразу после того, как вышла из колонии, которая находилась где-то в Сибири. Здесь всю её отсидку жила дочка с Любашиной родной сестрой, которая взяла девочку к себе и перевезла из Челябинска вот в эту деревеньку: отсюда было проще навещать мать. Любаша освободилась, сестра вернулась в Челябинск, а они с дочкой, поняв, что в глухой Усть-Манской делать им было нечего, уехали в Смоленскую область. Дом, однако, продавать не стали. Да и кто его купит в такой дали от больших городов? Местным — не надо, а дачники искали места поближе к тому же Томску или хотя бы к Дивнореченску.
Зато мне это место казалось идеальным. Может, первое время местные и поинтересуются, кто такая и зачем приехала, но наверняка скоро перестанут обращать внимание. Тем более я не собиралась мозолить им глаза. О том, что мне нужно будет работать, чтобы иметь хоть какие-то деньги, я пока не думала. Я что-нибудь придумаю, но потом, когда приду в себя. Меня беспокоило другое: местный участковый наверняка прознает, что я здесь поселилась, и потребует сделать регистрацию.
— Там участковым Авдеич, нормальный мужик, — сказала на это Любаша. — Надо с ним поговорить.
— И что я ему скажу? Не регистрируйте меня и не светите мой паспорт, потому что я прячусь от мужа-садиста?
— Вот так и скажи, он мужик хороший.
— Не знаю даже... — с сомнением протянула я.
— Ладно, я сама скумекаю, как лучше сделать, — пообещала Любаша и отключилась.
После разговора с ней на душе потеплело. Я, как и планировала, полазила по шкафам и полкам, изучила их содержимое. Посуды было много. Я также нашла постельное белье, целый ворох тёплой одежды, аккуратно сложенной на полках. Здесь были даже носки. Все казалось чистым, но Степан оказался прав: после нескольких лет все залежалось и издавало затхлый запах. Нужно будет перестирать и проветрить. То же самое желательно сделать с матрасом и одеялами. Правда, сегодня ночью придётся спать как есть.
В небольшой кухне я нашла упаковку макарон, пачку риса и гречки. Вроде бы без жучков, но лучше купить новое.
Покончив с осмотром содержимого шкафов, я разобрала сумки, которые привёз мне Степан: хлеб, сыр, нарезка сырокопченой колбасы, упаковка чая в пакетиках и небольшая баночка растворимого кофе. Спасибо и на этом.
Я заправила постель, а потом, расстелив на полу найденную в ванной клеенку, кое-как помылась из тазика и ковшика. Перетаскивать ведро с водой в ванную комнату я не стала, да и не смогла бы: вход в ванную был с улицы, и чтобы туда попасть, нужно было обойти весь дом. С больной рукой и треснувшим, а может, и сломанным ребром для меня это было бы смертельным марафоном.
Забираясь на высокий порог внедорожника, я невольно поморщилась от боли. Подняв глаза, тут же наткнулась на внимательный взгляд Степана.
— Доброе утро, — сухо сказала я.
— Доброе.
Он тронул машину с места. В его присутствии я чувствовала себя неловко. Он ведь прекрасно знал, что я приехала сюда прятаться. Конечно, Любаша не рассказала ему всего, но то, что я от кого-то бежала, было и так понятно. Судя по взглядам Степана, он прекрасно понимал, откуда у меня растекшийся по лицу желтушный синяк, хоть и едва видимый, но все же заметный, и сломанный палец. Что ж, это ещё что. Он ведь не видел ни мою спину, ни отливающую всеми оттенками фиолетового грудь, ни рваную рану на предплечье, которая ныла каждый раз, стоило мне нагрузить руку.
— Составила список покупок? — спросил Степан.
— Да, — кивнула я.
— Покажи, — попросил он.
Я протянула ему исписанный листок.
— Там сверху то, с чем ты можешь мне помочь: насос, бойлер, холодильник. Со всем остальным я справлюсь сама.
Степан бегло просмотрел наименования вверху списка и вернул листок.
Проехав мост, он вывел машину на основную улицу Усть-Манской, а потом, к моему ужасу, остановился возле небольшого оштукатуренного белого дома с надписью: «Полиция». Я вскинула глаза на Степана, не сумев совладать с вспыхнувшим в них страхом. Неужели Денис так быстро прознал, где я, а Степан решил меня сдать?
— Не бойся ты меня, Тая, — почему-то зло сказал он.
— Зачем... Зачем мы здесь?
Он не успел ответить, потому что из участка вышел коренастый мужик лет пятидесяти. Он подошёл к машине. Степан открыл дверь и пожал ему руку.
— Это Кирилл Авдеевич, или по-простому — Авдеич, наш участковый, — представил Степан мужчину.
Тот заглянул в машину и кивнул мне.
— А это, — продолжил Степан, — Любаши Свиридовой племянница.
— Любка мне звонила вчера. — Мужик достал сигарету, сунул в зубы и, прикрыв ладонями её кончик и зажигалку, прикурил. — Сказала, что ты, Тая, здесь у нас поживешь.
Я безуспешно пыталась сглотнуть стоявший ком в горле, не зная, что ответить.
— В общем, все будет в порядке, не боись, — подмигнул он мне. — Если что помочь нужно, не стесняйся, как говорится, обращайся. Степаныч тебе мой телефончик даст на всякий пожарный.
— Спасибо, — промямлила я.
— Ну, бывайте, — кивнул мне Авдеич.
— Тебе надо что в городе? — спросил его Степан.
— А то!
Степан вылез из машины, закрыв за собой дверь. Конец их разговора я не услышала. Откинувшись на сиденье, я закрыла глаза, пытаясь справиться с накатившей слабостью. Мне не верилось, что после всего того ужаса, в котором я так долго жила, на моем пути повстречались хорошие люди. Я уже очень давно думала, что таких больше не осталось.
Через пять минут Степан вернулся в автомобиль, и мы тронулись в путь.
— Мы в Дивнореченск поедем? — спросила я, нарушив повисшую тишину.
— Нет. Слишком далеко, — отозвался Степан. — Поедем в Лесовец. Там можно купить все необходимое.
До Лесовца езды было около часа. Всю дорогу мы молчали. Степан пытался меня разговорить, но бросил попытки добиться от меня чего-то большего, чем невнятное мычание, почти сразу. Я же смотрела на проносившийся за окном лес. Он казался мне грозным. Тут ведь наверняка водились и волки, и медведи. Кажется, Степан сказал, что водил кого-то на медведя. Он, видимо, любил охоту. Я же не понимала, как можно ради прихоти убивать невинных животных. Лучше бы убивали людей, ведь некоторые были опаснее взбесившегося зверя. Я знала одного такого. Я с ним жила. Слишком долго жила. Моя рука невольно задрожала, и я тут же сжала её в кулак.
В Лесовце мы сначала подъехали к строительному рынку, где Степан купил насос и выбрал бойлер. Цены были вполне приемлемые. Хотя я понятия не имела, сколько эти штуки стоили в Москве. Бойлер Степан погрузил в багажник сразу, но сказал, что каких-то шлангов к нему сейчас нет, их доставят завтра.
Затем мы оказались в довольно большом торговом центре.
— Выбирай холодильник, — кивнул Степан на заполнившую огромный зад технику.
— Мне нужно что-то совсем небольшое, — сказала я, — и желательно, не очень дорогое.
Когда с выбором холодильника было покончено, Степан спросил:
— Телевизор проверила? Работает?
— Нет, — мотнула я головой. — Я его не включала. Не смотрю.
— Нотубук, компьютер? Нужно что-то?
— Нет.
— Деньги не проблема, — вдруг положив руку мне на предплечье, сказал Степан. — Если надо, я помогу, Тая.
Руку прострелила острая боль.
— Отпусти! — побледнев, попросила я.
— Извини, — тут же убирая руку, сказал Степан.
— Я сама справлюсь. Мне не нужна помощь! — Я развернулась и пошла прочь, пытаясь не расплакаться от пронзившей боли.
Впервые в дом Дениса я попала только в день свадьбы. С того дня и до самого конца он так и остался для меня домом Дениса и никогда не становился моим, тем более — нашим.
После непродолжительного свадебного торжества, устроенного в виде фуршета, как это принято на Западе, но не у нас, и куда не был приглашён ни один человек с моей стороны, Денис усадил меня в лимузин, который привёз нас к большому шикарному особняку, стоявшему посреди огромной территории. Дом окружал забор, а на въезде у главных ворот двадцать четыре часа в сутки дежурила охрана.
Я вышла из автомобиля и с удивлением откинула голову, уставившись на трехэтажный особняк.
Денис не дал мне времени полюбоваться домом. Подхватив меня на руки, муж, смеясь, перенёс меня через порог. Дверь за нами закрыл охранник, а Денис со мною на руках устремился вверх по поистине королевской лестнице. Он толкнул ногой дверь спальни и, внеся меня внутрь, опустил на кровать. Затем сорвав с себя пиджак и ослабив галстук, муж тут же навалился на меня и начал жадно целовать лицо, шею, плечи.
— Извини, что спешу, — прошептал он, — я так долго этого ждал.
Его рука задрала широкую юбку моего свадебного платья, скользнула по бёдрам и, нашарив трусики, стянула их.
В те недолгие три месяца, что прошли с момента знакомства до свадьбы, у нас с Денисом были только жаркие поцелуи и объятия. Он не пытался затащить меня в постель, а всегда вёл себя как настоящий джентльмен. Его руки были нежны, когда легонько гладили, изучая моё тело поверх одежды, а губы и поцелуи заставляли кружиться голову. Однако дальше них мы не заходили.
Теперь же Денис был так возбуждён, что забыл о нежности. Не было ни прелюдии, ни ласк. Он так резко вошёл в меня, что я вскрикнула от боли, хоть и была достаточно возбуждена. Однако я заставила себя расслабиться и попытаться забыть о неприятном чувстве, которое окатило душу холодной отрезвляющей волной.
Получить удовольствие или испытать хотя бы чуть-чуть приятные ощущения от первого соприкосновения наших тел у меня не получилось. Денис кончил меньше чем за минуту.
— Видишь, до чего ты меня довела, — со смешком отвалился он в сторону. — Не было сил терпеть, как я хотел кончить.
— Ничего. — Я попыталась совладать с разливающимся по телу разочарованием. — Во второй раз обязательно будет лучше.
Он встал с кровати и вжикнул молнией брюк.
— Лучше? — каким-то странным голосом проговорил он. — Все могло бы быть лучше, если бы ты меня не обманула.
Я непонимающе посмотрела на него.
— Обманула? — Я села, одергивая подол свадебного платья.
— Ты, Таисия, оказывается, уже порченная. — Денис дернул плечом. — Нужно было предупредить меня.
— Предупредить? О чем? — Я смотрела на него во все глаза.
— О том, что ты не девственница, что тебя уже кто-то поимел. — Он сделал характерное движение пальцами, сложив их в кольцо на одной руке и поводив в нем средним пальцем другой.
— Ты не спрашивал...
— Если я не спросил, значит, не нужно говорить? — грубо спросил Денис.
— Если это было так важно для тебя, ты должен был спросить. — Я старалась совладать с охватившим меня чувством омерзения от всего происходящего.
— Ах, это я должен был спросить, а ты у нас невинная овечка! Только вот невинность твою серый волк унёс, — скривился он.
— Денис, мне кажется ханжеством в наше время говорить о невинности. Ты ведь тоже не девственником на мне женился.
— Я мужчина!
Я открыла было рот, чтобы возразить, но он не дал сказать мне ни слова, резко бросив:
— Извини, я чувствую себя вывалянным в грязи. Мне нужно время, чтобы свыкнуться с мыслью, что моя невеста обманула меня и уже с кем-то спала до меня.
Он вышел из комнаты, а я, опустившись на кровать, разрыдалась. Я не узнавала того утонченного мужчину с галантными манерами и прекрасным чувством юмора, который был рядом со мной все это время. Передо мной будто возник совсем другой человек. Пройдет ещё немного времени прежде, чем я пойму: именно в тот день, день нашей свадьбы, мне открылось истинное лицо Дениса Королева.
Оправившись от первого потрясения от катастрофической брачной ночи, я попыталась поговорить с Денисом на следующий день. Он грубо оборвал меня, сказав, чтобы я не смела заговаривать с ним, пока он сам не захочет.
Всю следующую неделю он игнорировал меня и практически не появлялся дома. В один из дней, когда я хотела съездить в город, чтобы развеяться, к своему изумлению, я обнаружила, что оказалась взаперти.
— Денис Игоревич приказал вас никуда не выпускать, — сказал мне охранник на воротах.
Когда Денис вернулся, я обратилась к нему с возмущением, объясняя, что не хочу такого к себе отношения. Он не дал мне договорить, набросился с поцелуями и стал приговаривать:
— Милая, прости. Я сам не знаю, что на меня нашло. Просто я не ожидал... Я почему-то был уверен, что ты девственница, и был так удивлён и ошарашен, что не знал, как реагировать.
Я приняла его извинения, потому что хотела их принять. Тогда мне, глупой, казалось, что я люблю его. В тот вечер мы впервые после брачной ночи снова оказались в постели. На этот раз муж вёл себя как тот Денис, которого я знала раньше. Его поцелуи дразнили, а ласки приводили в трепет. Однако, когда прелюдии пришёл конец и Денис вошёл в меня, все опять закончилось за пару толчков. И снова муж отвалился, тяжело дыша, а я осталась лежать абсолютно обескураженная.
Всю обратную дорогу до деревни мы молчали. Я была рада, что Степан оказался не особо разговорчивым и не особо любопытным. Он не задавал лишних вопросов, не спрашивал, откуда у меня синяки и как я умудрилась сломать палец, почему морщусь от резких движений, от кого бегу. Однако взгляд его проницательных темных глаз не оставлял иллюзий: этому человеку не нужно было ни о чем меня спрашивать — Степан и так все понимал.
Пригревшись в тепле просторного салона автомобиля, я задремала. Мне снова снилась чёрный зев погреба, руки Дениса, оставляющие на моем теле синяки, его озлобленный взгляд, шипение, ядом срывающееся с его губ:
— В какую бы дыру ты не залезла, я тебя найду, Таисия. Я уже нашёл. Уже нашёл! — хохотал он.
— Нет! — заорала я и тут же проснулась от собственного крика.
Дёрнувшись, я больно приложилась головой о стекло, к которому прижималась виском во время сна.
— Ч-ч-ч... — раздался рядом успокаивающий голос.
Я повернулась и только теперь поняла, что все ещё в машине, а рядом сидит посторонний мужчина, который стал свидетелем моего кошмара.
— Извини, — пробормотала я. — Плохой сон.
Он кивнул и лишь бросил сухое:
— Бывает.
Вскоре мы въехали в Усть-Манскую, проскочили мост и быстро доехали до моего дома. Я осмотрелась по сторонам, пытаясь понять, не наведывался ли кто сюда в моё отсутствие. Вдруг он притаился и теперь сидит в доме, поджидая меня.
Когда Степан вышел из автомобиля вслед за мной, я не сдержала облегчённого вздоха. Наверное, глупо было чувствовать себя в безопасности рядом с совершенно незнакомым мужчиной. Тем не менее Степан не внушал мне страха. По крайней мере сейчас.
Он открыл багажник и занёс в дом пакеты с покупками.
— Завтра доставят холодильник, стиральную машину и шланги для бойлера, — сказал он.
— Стиральную машину? — удивилась я. — Но я не покупала стиральную машину...
— Я купил, — спокойно объяснил Степан. — Руками много не настираешь. Особенно с непривычки.
Я поджала губы, не желая признавать, что он прав.
— Завтра я тебе все подключу.
— Не нужно! — выпалила я.
— Сама ты этого сделать не сможешь.
— Можно... Можно нанять кого-нибудь. — Я посмотрела ему прямо в глаза.
— Зачем, если я могу это сделать? — нахмурился Степан.
Я отвела глаза и сказала:
— Рабочему я могу заплатить, а тебе... Ты же откажешься?
— Конечно, откажусь, — тут же ответил Степан.
Наши взгляды снова встретились. В его глазах светилось понимание и... мягкость. Сердце сделало глухой удар, больно кольнув, и будто сжалось.
— Я понимаю: ты не хочешь быть должной. — И снова это спокойствие в голосе. Никакой злобы или недовольства. Я привыкла к другому. — Денег я с тебя брать не собираюсь. Давай так, Тая. Я помогу тебе с домашней техникой, а ты накормишь меня вкусным обедом. Щи ты умеешь варить или борщ?
— Умею, — кивнула я.
— Вот и отлично. Я сто лет не ел нормального борща. Договорились?
— Ладно.
Степан вышел за оставшимися пакетами.
Готовить я научилась лет в шесть. Мать обычно оставляла продукты в холодильнике и говорила:
— Сосиски ты сама в состоянии отварить. Яйцо тоже пожаришь. А хочешь, и макарошек сделай. В общем, жрать захочешь — приготовишь.
И уходила на несколько дней к какому-нибудь любовнику. А мне приходилось учиться готовить, потому что «жрать» я, как и любой ребёнок, хотела. Сначала это были полуфабрикаты, которые не требовали особых усилий, потом — настоящие блюда. В двенадцать я уже могла приготовить абсолютно все из обычных блюд: щи и суп, картошка, рис, макароны, мясо, курица и даже салаты. К тому времени мать вообще перестала заботиться о том, чтобы делать хоть что-то. Наоборот, возвращаясь с работы, орала:
— Тайка, жрать приготовила?
Первые месяцы после замужества я не готовила, потому что Денис держал повара и другую прислугу. Потом, когда он перестал себя сдерживать и начал «перевоспитывать» меня, и повар, и домработницы из дома исчезли. Он не хотел, чтобы они видели следы его уроков на моем лице. Осталась лишь охрана, но те были словно роботы, беспрекословно подчиняясь своему хозяину. Мне приходилось много готовить для мужа, приходилось учиться таким блюдам, с которыми не каждый шеф-повар справится, потому что Денису было сложно угодить. Точнее — невозможно. Практически всегда он был недоволен, критиковал. Критиковал и «перевоспитывал».
Вернувшись, Степан сказал:
— Ну-ка, Тая. Разбери продукты, и то, что нужно обязательно положить в холодильник, отсортируй.
Я посмотрела на него вопросительно.
— Отвезу к себе пока. Я видел, ты там мясо купила, сосиски, рыбу. Не бойся, завтра верну в целости и сохранности. — Губы его дрогнули в улыбке.
Красивый мужчина, хоть и бородатый. Денис всегда брился начисто. Никогда не позволял себе даже двухдневную щетину. Его кожа обычно скрипела от гладкости. В дни до свадьбы я считала это ухоженностью, даже аристократичностью. Позже меня от этого тошнило. Я вдруг поняла, глядя на Степана, что мне очень нравятся его борода и взлохмаченные волосы.
К тому времени как из города привезли обещанные предметы быта, Степан не только успел прийти ко мне в дом, но и навесить бойлер. Оставалось только подключить шланги. Я чувствовала, как в душе робко поднимает голову радость: неужели у меня сегодня будет горячая вода и я смогу полноценно помыться?!
Ещё рано утром я, решив навести настоящий порядок, обошла участок возле дома и заметила небольшое крыльцо со стороны сада, а поднявшись на него, обнаружила заколоченную дверь. Второй вход в дом? С одной стороны, он мог представлять опасность, ведь мне придётся следить за обеими дверьми, если вдруг кто-то надумает сунуться в дом. С другой — у меня будет дополнительный путь к отступлению. Я не буду зажата в ловушку, если явится он.
Представив внутреннюю планировку дома, я поняла, что дверь со второго крыльца вела в спальню, которой я пока не пользовалась. Осмотрев внимательно стену со слегка отходящими кое-где обоями, я не стала колебаться и, поддев ногтем краешек, потянула. Потом ещё и ещё. Ничего не обнаружив, я почувствовала разочарование, но потом меня осенило. Шкаф! Конечно, дверь за ним! Её наверняка обоями не спрячешь. Я попыталась отодвинуть его от стены, но сработан он был добротно, казался чуть ли не монолитным. От напряжения, внутри меня все кололо и дрожало. Дыхание сбилось.
Распахнув дверки, я увидела, что внутри почти ничего нет. Значит, убери я вещи, все равно не смогу его подвинуть. Попросить Степана? Мне не очень хотелось обращаться к нему за помощью. Но ведь он все равно сегодня придёт...
Когда Степан разобрался с бойлером и мы сели пить кофе в ожидании доставки, я спросила:
— Ты не знаешь, что за крыльцо и дверь позади дома?
— Второй вход раньше был, чтобы удобнее зимой до бани бегать, — тут же объяснил Степан.
— А почему заколотили?
— Не пользовались, — пожал он плечами. — Бывшая хозяйка жаловалась, что зимой оттуда холодом несёт. Любаша тоже оставила заколоченным.
Я помолчала, избегая смотреть Степану в глаза. Все равно тебе без него не справиться, убеждала я себя. В деревне ты никого не знаешь, за помощью обратиться не к кому.
— Поможешь открыть ту дверь? — выдохнула я.
И подняла глаза, тут же наткнувшись на пронзительный взгляд Степана.
— Помогу, если она тебе так нужна. — Он допил кофе и поднялся. — Пойдём посмотрим, что там к чему.
Он двинулся в сторону входной двери, но я окликнула его.
— Там шкаф! — Голос мой надорвался, в нем слышались истерические нотки.
Степан обернулся и озадаченно посмотрел на меня.
— В том смысле, что в комнате дверь за шкафом спрятана. Надо бы его отодвинуть сначала.
Он кивнул и пошёл за мной в дальнюю комнату. Если Степан и удивился ободранным обоям, то виду не подал. «И почему я не додумалась сначала просто ощупать стену», — досадовала я на себя.
Шкаф Степану поддался легко, будто был игрушечным. А мне он казался словно вросшим в пол. Не спрашивая меня ни о чем, Степан дернул за лист обоев, который легко отслоился.
— Вот и дверь! — хмыкнул он.
Она открылась легко, а вела в небольшой предбанничек. Пошарив по стене рукой, Степан нащупал выключатель. Здесь стоял старый топчан в дальнем углу, да на вешалке висели какие-то вещи. Пылищи было немеряно. Ну и черт с ней. Я не собиралась тут рассиживаться или чаи гонять. Мне нужен был лишь запасной выход.
Дверь оказалась закрытой на массивный засов, поверх которого красовался навесной замок. Недолго думая, Степан сбил замок принесенной из своего автомобиля стамеской. Засов поддался с трудом, но все-так поддался, со скрипом выйдя из паза.
— Смазать надо, — заметил Степан. — Сейчас масло принесу.
Я осталось на крыльце. Действительно, если от него пройти прямо и до упора, то там, словно облокачиваясь о подступающий к дому лес, притулилась маленькая баня. Наверное, и телогрейки, что пылились в предбаннике, предназначались для того, чтобы их накинуть зимой — и бегом отправиться в жарко истопленную баню, а потом так же быстро скинуть и уже войти в дом, где теплом согревала печка.
Пока Степан возился с засовом, мне пришла в голову идиотская мысль: вот бы придвинуть шкаф обратно, а в его задней стенке проделать отверстие. Он ведь вряд ли будет знать, что в доме два выхода, а если вдруг окажется внутри, пока меня не будет, то не заметит этой двери. А меня она может спасти.
Я мотнула головой. Что за глупости! Не буду же я просить Степана мне в шкафу дверь прорубить! Он примет меня за ненормальную. Я просто поставлю шкаф напротив двери, но не вплотную к стене. Глядя от входа в комнату будет казаться, что за шкафом ничего нет, но я-то знаю, что есть! Оставлю небольшую щелку, достаточную, чтобы в неё быстро протиснуться. Шкаф сама как-нибудь пододвину. Просить об этом Степана не стану. И ещё одно! Нужно будет с той стороны чёрного хода повесить какую-нибудь растяжку с колокольчиками или алюминиевыми банками. Если кто-то сунется, они загремят, и я услышу! И на калитку тоже. У меня должна быть фора, если он явится. Я не боялась, что не услышу, как он придёт. За столько лет я привыкла вслушиваться в каждый шорох, даже во сне. Я всегда слышала. Всегда.
— Ты отлично готовишь, Тая. Сто лет я такой вкуснятины не ел, — уписывая борщ, сказал Степан.
Он так аппетитно шуровал ложкой, что мне самой показалось, будто борщ и правда неплох. Я не привыкла к похвале. Денис считал своим долгом критиковать. Если же приготовленные мною блюда удавались на славу и придраться было не к чему, то он просто молчал.
— А вы, то есть ты сам готовишь? — спросила я.
— Да, приходится. Хозяйки, как ты поняла, у меня нет.
Нет хозяйки. Жены. Интересно, почему? Степану наверняка было лет сорок, может, даже с хвостиком. Бирюк? Не похож. Иначе бы и мне не стал помогать. Возится вон со мной, как с писаной торбой.
— Кстати, о хозяйстве, — доев борщ, сказал Степан и серьезно взглянул на меня. — Ты думала о работе?
— О работе? — нахмурилась я.
— Да, — кивнул он. — Как я понял, ты, Тая, в наши края не на недельку и не на месяц приехала, а значит, рано или поздно работа тебе понадобится. Так?
От его пристального взгляда внутри меня все сжалось, щеки почему-то заполыхали румянцем.
— Так…
— Умеешь что-нибудь? Образование есть какое-нибудь? Опыт?
— Я сельскохозяйственный окончила по специальности «Садоводство», но не работала… — Я чувствовала себя пристыженной, будто Степан меня в чем-то уличил, и мне теперь приходилось оправдываться. В моей жизни уже было подобное.
— Специальность хорошая, если бы ты в районном центре жила или в городке побольше. А у нас здесь с такой специальностью ты ничего не найдешь, — сказал Степан. — У нас тут все сами садоводы да огородники, похлеще Кулибина и Вавилова вместе взятых.
— Мне и необязательно по специальности…
Он снова вперился в меня этими своими пронизывающими до нутра темными глазами.
— У меня к тебе предложение, — наконец вымолвил он.
— Какое? — Я вскинула на него глаза.
— Как ты поняла, живу я один. Дом у меня большой. Я часто вожу в тайгу приезжих любителей поохотиться, дома не бываю по несколько дней, а то и недель, — объяснил Степан. — А дому, как известно, нужен присмотр. Ну, убрать там, зимой протопить. Опять же есть приготовить. — Степан смотрел на меня изучающе, будто ожидая, что его предложение меня возмутит.
— Вы хотите, чтобы я стала вашей домработницей?
— Ты.
— А?
— Ты, Тая, а не вы.
— Ой, извините… извини, — запинаясь, как девчонка, произнесла я.
— Предложение не ахти, я понимаю, но это еще не все. У меня небольшая фирма. Клиенты часто звонят, заказывают охотничьи, так сказать, туры. А когда я в тайге, то на звонки отвечать не могу. Будешь кем-то вроде секретаря. Ну и по совместительству по дому мне помогать. Как тебе идея?
Идея мне не нравилась. Особенно ее вторая часть. Отвечать на телефонные звонки? А что, если он позвонит? Я же буду дергаться каждый раз, когда будет раздаваться мелодия входящего вызова. Будто прочитав мои мысли, Степан добавил:
— У меня сформированная база клиентов. Чужих я редко в лес вожу, работаю только с теми, кого хорошо знаю, или с теми, кого посоветуют надежные люди. Ну, что скажешь?
Я не знала, что сказать. Работа рано или поздно понадобится. А предложение Степана не хуже того, что я могла бы найти в этой деревушке. Что мне тут светит? Оператором на автозаправке или продавщицей местного «супермаркета»? К тому же, вероятность того, что Денис надумает отправиться на охоту, равнялась нулю. Он признавал только один вид охоты — засунуть в клетку и мучить загнанного зверя. Меня.
— А эти охотники, что к тебе приезжают, они у тебя останавливаются? — спросила я.
— До вылазки в тайгу или после — да, у меня, — кивнул Степан и тут же добавил: — Не хочешь, чтобы тебя кто-то видел? Я понимаю, Тая. Будешь приходить помогать по дому, когда там никого, кроме меня, не будет.
Мой подбородок задрожал, когда мои глаза в очередной раз встретились с глазами Степана.
— Думаешь, я не знаю, почему ты тут прячешься? — мягко сказал он.
Я вздрогнула, сглатывая подкативший ком.
— Любаша все рассказала?
— Ничего она мне не рассказывала. Просто объяснила, что нужно помочь одной попавшей в беду девушке. Но я не дурак, Тая, и не сибирский медведь, как ты, может, подумала, — усмехнулся Степан. — Думаешь, я не понимаю, откуда вот это все?
Он указал движением головы на мой все еще перебинтованный мизинец, посмотрел на почти сошедший с лица синяк.
— Только я вот думаю, что надо тебе было не в Сибирь бежать, а в полицию идти и сдавать этого ублюдка, — резко бросил он.
Я вскочила, опрокинув стул.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — дрожащим голосом проговорила я.
— Все ты понимаешь. — Степан тоже встал. — Почему ты не заявишь на него? Почему раньше не пошла в полицию? — с нажимом спросил он.
— Ты ничего обо мне не знаешь, понял? — закричала я сорвавшимся голосом. — Не лезь в это! И ко мне не лезь!
— Какая красивая у вас жена, — склонившись к моей руке, поговорил седовласый мужчина.
Я покраснела — мне ещё никогда не целовали рук. На том приеме, куда меня привёл муж вскоре после нашей свадьбы, я чувствовала себя Золушкой. У меня никогда в жизни не было таких нарядов, как то платье, которое мне купил Денис: длиной в пол, чёрное от груди до середины бедра, оно расходилось русалочьим хвостом, на котором чёрное смешивалось с серебром и переливалось вшитыми в ткань кристаллами, мерцавшими под светом сотен ламп, которыми был украшен огромный зал шикарного особняка.
Женщины бросали в мою сторону завистливые взгляды, некоторые, не стесняясь моего присутствия, кокетничали с Денисом. Он отвечал им улыбками и легким флиртом, игнорируя мои недоуменные взгляды. Если бы не это, вечер был бы идеальным.
Уже ближе к концу к нам подошёл пожилой мужчина. Денис представил мне его как делового партнера, Дмитрия Ивановича Шевелева.
Шевелев был без спутницы, завязал с Денисом разговор. Я стояла, держа мужа под руку и вежливо улыбаясь.
— Таисия, а вы чем занимаетесь?
Неожиданный вопрос Шевелева смутил меня. Тем не менее я тут же взяла себя в руки и ответила:
— Я недавно окончила университет и сейчас подыскиваю себе место.
— И кто же вы по профессии? — улыбаясь, поинтересовался Шевелев.
— Садовод.
— Садовод? — Его бровь удивленно взметнулась вверх. — Как интересно!
— Таисия шутит, — вмешался Денис. — Никакое место она себе не подыскивает, просто иногда занимается оформлением приусадебных участков для друзей и знакомых.
Я не слышала, что ещё говорил Шевелев, вдруг почувствовав себя униженной. Денис, видимо, стеснялся того, что его жена выбрала такую приземлённую специальность. А ещё до меня неожиданно дошло: лето кончилось, диплом получен несколько месяцев назад, а я ведь даже не думала все это время искать работу. Я так прочно оказалась опутана сетью, которую сплёл Денис, что совершенно забыла о своих желаниях и планах, бывших у меня ещё до того, как он прочно вошёл в мою жизнь.
Домой нас вёз его водитель. Мы ехали в полной тишине. Краем глаза я видела, как напряжено лицо мужа, как сильно он сжимает челюсти, как хмурит лоб. Он был недоволен. Я уже видела такое выражение на его лице. Обычно это выливалось в упреки в мой адрес и несколько дней тишины, когда он игнорировал меня и как будто бы забывал про моё существование. Но не в этот раз.
Когда мы приехали домой, я поднялась в спальню и переоделась в шелковый халат. Первые радостные впечатления от великолепного приема рассеялись. Остался лишь горький осадок после разговора с Шевелевым и слов мужа.
Денис распахнул дверь и, ступив в спальню, аккуратно прикрыл её за собой. Он долго, с презрением, смотрел на меня, медленно, будто на заевшей кинопленке, ослабляя узел галстука.
— Что-то не так? — спросила я.
— Ты то ли и правда идиотка, то ли специально испытываешь моё терпение, — выплюнул он мне в лицо.
Я сидела у туалетного столика, снимая макияж, и так и замерла с баночкой крема в руке.
— Я не понимаю... — Я встала, отставив в сторону теперь уже не нужный крем.
— Не понимаешь? Садовод! — фыркнул он. — Ты что, не могла просто заткнуться?
— Но ведь он спросил. Что я должна была ответить? — В моей груди поднималась волна возмущения.
— Ничего! — рявкнул Денис. — Ни черта не надо было отвечать. И уж точно не нужно было трепаться про то, что ты ищешь работу, дура!
— Денис! — ахнула я. — Тебе не кажется, что ты переходишь границы?
— Границы? Границы?
Он подлетел ко мне и наотмашь ударил по щеке. Я вскрикнула.
— Запомни ты, маленькая недалекая сука! Жена Дениса Королева не работает. — Он схватил меня за края халата и встряхнул, как тряпичную куклу. — Тем более не ищет работу. Тем более каким-то там садоводом. Поняла?
Снова удар. Снова крик. Слезы, брызнувшие из-под ресниц. Глаза Дениса налились кровью.
— Ну давай поплачь! — заорал он. — Будто это я виноват в том, что ты уродилась идиоткой, которая не умеет прикрыть рот, когда нужно!
Он толкнул меня на кровать, распахивая халат.
— Я тебя научу хорошим манерам. Научу, как правильно вести себя в приличном обществе!
— Ты сошёл с ума! — зарыдала я.
Ещё одна пощечина. Из треснувшей губы потекла кровь.
— Я научу тебя, как нужно разговаривать с собственным мужем!
Он навалился на меня и вдруг начал покрывать поцелуями шею и грудь. Сильно дёрнув бретельку шелковой сорочки, он сорвал её.
— Прекрати! — кричала я сквозь рыдания. — Прекрати!
Наверное, мне повезло: в тот вечер Денис не изнасиловал меня. Он был агрессивен и возбуждён, но была одна вещь — это я поняла гораздо позже, — которая лишала его мужской силы. Денис не выносил женских слез.
Мои рыдания заставили возбуждение схлынуть, но при этом разозлили его почти до беспамятства. Однако в тот вечер он ещё был в состоянии контролировать свой гнев.
К утру следующего дня мне стало безумно стыдно за свою истерику: я не только наорала на Степана, но и буквально вытолкала его взашей. И это после всего, что он для меня сделал.
Я чувствовала себя виноватой. Неблагодарной. Как хорошо мне были знакомы оба этих чувства! За семь лет замужества я привыкла к тому, что всегда в чем-то виновата: в неверно выбранном слове, в неуместной улыбке, в мигрени мужа, в проблемах его фирмы, в его мужской слабости, в плохо прожаренном мясе, в своём существовании. Этот список был бесконечным и постоянно пополнялся.
— Ты неблагодарная дрянь! — постоянно твердил Денис. — Я тебя из грязи вытащил, на помойке подобрал, а у тебя ни грамма благодарности!
Ужас был не только в его упреках. Самым страшном оказалось то, что однажды я и сама начала ощущать себя неблагодарной и виноватой во всем, что бы ни происходило. Ведь я могла промолчать. Могла вовремя протереть пыль. Могла лучше постараться и приготовить что-то более вкусное. Могла бы придумать, как сделать сексуальную жизнь с мужем более приятной.
За семь лет Денису и правда удалось меня перевоспитать, внушив, что, что бы ни происходило плохого в нашей жизни, в этом только моя вина. Ему не удалось вытравить из меня лишь одно: тайно лелеемое желание сбежать.
И вот я сбежала, однако приставшее ко мне, будто вторая кожа, чувство вины никуда не делось. Я лишь надеялась, что Степан не Денис и простит меня за этот дурацкий срыв.
Проснувшись в пять, к шести я извелась. Я решила загладить свою вину пирогами. Раз уж Степану понравился мой борщ, то пироги тоже должны прийтись по вкусу.
Замесив тесто, я принялась за начинку. Печь пироги в русской печи я не умела, но помнила, как в детстве их пекла бабушка, когда она ещё была жива. Это были редкие и чуть ли не единственные приятные воспоминания из детства. Бабушка была строгой, постоянно ворчала, и мне казалось, что она никогда не радовалась нашим с мамой приездам. Правда, пироги у неё получались отменные. Бабушка умерла давно. Иногда я думала: будь она жива, помогла бы она мне, если бы я ушла от мужа? Мать не помогла ни в тот первый раз, когда я прибежала к ней, ни потом, когда я умоляла ее пожалеть меня. В первое время она вспоминала о моем существовании, только когда ей нужны были деньги, а потом даже за ними перестала обращаться. Причину я узнала позже: Денис платил ей неплохие деньги, на которые она могла прилично существовать. Взамен он просил лишь одного — не слушать мой «бред» и звонить ему, если вдруг я снова прибегу. О матери я ничего не знала уже больше пяти лет. Её предательства простить я не могла, а потому она для меня больше не существовала.
Я тряхнула головой, отгоняя дурные воспоминания. Надо заставить себя оставить прошлое в прошлом. Расслабляться было ещё рано, ведь Денис так быстро не сдастся, но пора было поверить, что сейчас, в эту самую минуту я сама по себе. Никто не стоит надо мной с занесённым кулаком. Никто не запирает меня в подвале. Никто не указывает мне что делать.
В интернете мне пришлось поискать, как обращаться с русской печью. Поначалу я даже пожалела, что затеяла пироги. Первую партию я запекла до такой темной корочки, что Денис наверняка собрал бы все матерные эпитеты.
— Хватит! — одернула я себя. — Дениса здесь нет и не будет.
Тем не менее эти, коричнево-чёрные, я решила оставить себе, а вот вторая партия пирожков удалась на славу. И вкусные какие!
Я провозилась с ними долго, и к Степану отправилась, когда стрелка часов приблизилась к четырём. Перед выходом я даже заглянула в зеркало и провела расческой по волосам, приводя их в порядок. Из зеркала на меня смотрела красивая, но изможденная женщина. Так плохо я не выглядела даже с Денисом. Он требовал, чтобы его жена была идеальна, потому что окружающим он показывал красивую картинку. Конечно, кроме тех дней и недель, когда он оставлял отметины на моем теле, которые приходилось тщательно скрывать.
Попытка улыбнуться своему отражению оказалась безуспешной. Кажется, я забыла, что такое улыбаться. Это все нервы! И страх! Нужно брать себя в руки и наконец-то поверить, что я выбралась.
Идти до дома Степана действительно оказалось далеко. Наверное, если бы тропинка шла напрямую через лес, а не уходила петлей в обход, то дорога была бы короче.
К тому моменту, как я сошла на грунтовку, ведущую к его дому, я успела запыхаться, сбившись с дыхания. Внутри боль по-прежнему отдавалась притупленным покалыванием. Ничего, ещё недели три — и перелом срастется. Было бы что-то серьезное, я бы не смогла нормально двигаться, а я почти бегаю.
Все три пса встретили меня радостным лаем. Темна-рыжая сука, которую, я помнила, звали Лесей, завиляла хвостом, бросившись мне навстречу. Видимо, хозяин дал им понять, что я своя.
Псы проводили меня к переднему крыльцу — прошлый раз я попала в дом Степана с заднего — и остались наблюдать, что я буду делать дальше.
Выдохнув, я постучала. Дверь распахнулась почти сразу же. Степан поспешно натягивал на себя футболку. Голый он, что ли, все время ходит, мелькнула дурацкая мысль.
— Тая. — Мне показалось, что он искренне обрадовался моему приходу. — А я думаю, кого это моя банда так радостно встречает.
Леся, не выдержав, вскочила на крыльцо. Степан, присев на корточки, ласково потрепал собаку. Затем свою порцию нежности получили Волк и Дикий. Степан наконец поднялся и посмотрел на меня.