— Ева, какая же ты безответственная! — Гневный голос старшей сестры на том конце провода заставляет меня отодвинуть телефон подальше от уха, лишь бы не слышать ее визг. — Почему мама осталась дома одна?! За ней нужен уход, а ты шляешься по ночам непонятно где!
В воздухе витает запах бензина и жженой резины, смешивающийся с криками подначивающей толпы. Я сижу на мотоцикле, чувствуя, как мощь двигателя вибрирует подо мной.
— Ты по делу звонишь или агрессию из-за своего развалившегося брака на меня выплескиваешь? — уточняю равнодушно, оглянувшись на гудящую толпу около линии старта.
На самом деле я не хочу ссориться, но в последнее время Маша переходит все границы дозволенного. Когда мы узнали, что маме необходима пересадка сердца, сестра будто с катушек слетела. Она с чего-то решила, что имеет право командовать мною, управлять, словно тряпичной куклой, хотя целых пять лет абсолютно не участвовала в жизни младшей сестры.
— За языком своим следи! — истерит, не прекращая, Маша. — Да я задницу свою рву, чтобы заработать на операцию, а ты чем занимаешься, Ева?! Все, что от тебя требуется — это учиться и за мамой смотреть! Но ты даже с этим не справляешься!
— Слушай, давай потом поболтаем? — Улавливаю боковым зрением, что меня подзывают, и это провоцирует дикий всплеск восторженных эмоций у зрителей. Выслушивать о своей никчемности из уст сестры стало уже привычным делом, так что меня это уже не задевает.
— Что за шум?! Во что ты опять ввязалась, Ева?! —Звонкий голос Маши из динамика долетает до меня обрывками. Не дослушав, сбрасываю вызов и убираю телефон в карман кожаной косухи.
Ночь окутывает город темной пеленой, только старенькая неоновая вывеска заброшенной заправки и редкие фонари на пустой трассе освещают дорогу. Подкатившись к линии старта, равняюсь с сегодняшним соперником и бросаю на него взгляд, не забыв сверкнуть своей фирменной улыбкой. Увидев его предсказуемую реакцию в виде злобной ухмылки, спокойно надеваю шлем и опускаю визор.
Обычно я предпочитаю не выходить на контакт с оппонентами и не смотреть им в глаза — ничего нового меня там не ждет. Очередной богатенький мажор, которому папа купил новую дорогущую игрушку, отчего тот возомнил себя богом, считающим, что в два счета уделает какую-то девчонку на стареньком байке.
Глубоко вдохнув, ощущаю, как легкое волнение пробегает по позвоночнику. Из-за частых заездов мотоцикл требует ремонта. Передняя тормозная колодка изношена до предела, и это может стать проблемой при торможении на крутых поворотах. Ведь в нашем деле каждая доля секунды на счету, если не хочешь проиграть. А проигрывать мне нельзя ни в коем случае.
Маме необходимы дорогостоящие препараты, поддерживающие ее состояние на стабильном уровне. При этом нам нужно на что-то жить, питаться, платить за коммунальные услуги. Работа преподавателем в художественной школе, где сама я когда-то училась, приносит копейки, едва хватающих на жизнь. Я не имею профессионального образования, но руководство, хорошо зная меня, все же пошло навстречу, предоставив возможность работать с детьми.
Уличные гонки позволяют хотя бы чуть-чуть выбираться из ямы, в которую нас затолкала жизнь. Мама, естественно, не знает о нашем настоящем финансовом положении и о моих способах заработка. Она будет переживать, а ей это категорически противопоказано.
Макс — организатор — взмахивает красным флажком, проверяя готовность. Я устремляю на него внимательный взгляд, готовясь к старту. Сжав ручку газа, потихоньку отпускаю ручник, и двигатель начинает угрожающе рычать. Удерживая флажок в руке, Максим резко поднимает его вверх, а затем вниз — это и есть сигнал. В этот же миг прокручиваю рукоятку газа до упора, и мотоцикл, рванув с места, стартует вперед, будто сам поскорее хочет умчаться в ночь и забрать выигрыш.
Звук свистящих покрышек об асфальт заполняет пространство. Ветер свистит в ушах, оглушая, а мир вокруг размывается на бешеной скорости. Крепко удерживая руль за грипсы, чувствую каждую вибрацию моей дерзкой старушки. Выжимаю из байка все возможное, представляя, что мы с ней единое целое.
«Давай, девочка моя, не подведи! Обещаю, это последний раз, и я тебя подлатаю», — мысленно общаюсь с железным конем.
Свобода и безумие — именно то, что я больше всего люблю в заездах. Адреналин заполняет каждую частичку моего тела от скорости и подвергаемого риска.
Мажорчик старается изо всех сил обогнать меня, но я знаю маршрут наизусть, и это дает мне огромное преимущество. «Играть» с жертвой, создавая иллюзию, что сегодня победа точно будет его, нет никакого настроения. В отличие от соперника я уверенно вхожу в повороты, объезжаю препятствия в виде ям и кочек. Сердце стучит в унисон с ревом мотора, в жилах бурлит адреналин. Страх слить гонку из-за колодок исчезает, остается прямая дорога к финишу и чистая страсть к гонке.
Прибавив газу, ускоряюсь и пересекаю финишную черту первой, с огромным отрывом. Весь мир на мгновение замирает; я оглушена собственной победой. И нет разницы, что гоняю практически еженедельно. Каждый раз чувство эйфории от победы точно такое же, как в первый. Сняв шлем, оглядываюсь через плечо на подъехавшего соперника и, подмигнув ему, топаю к стоящему Максу.
Отовсюду звучат возбужденные голоса, перебивающие друг друга. Стягивая перчатки, едва заметно прислушиваюсь к обсуждениям за своей спиной, и на губах появляется легкая полуулыбка.
— Девчонка всухую его уделала!
— Иди сюда, малая, — подзывает меня Макс, плотоядно ухмыляясь. — У меня башню рвет, от вида твоей жопы первой на финише.
Не успеваю я приблизиться к парню вплотную, как он заводит ладонь за мою шею и бесцеремонно впивается мне в губы жадным поцелуем.
— Держи. — Наконец оторвавшись, Макс запускает руку в карман своих свободных джинсов и протягивает мне смятые деньги. — Заслужила.
Забрав из его рук банкноты, бегло пересчитываю свой заработок и вопросительно вскидываю бровь.
— Здесь всего семь.
— Да, а че не так? — спрашивает Макс, доставая из пачки «Мальборо» сигарету и поджигая ее.
— Ты говорил, что сегодня будут большие ставки.
Он усмехается, выпуская едкий дым в воздух.
— Ева, ну ты че как маленькая? Я заявляю тебя на заезды каждые гребаные выходные, пока другие участники не могут попасть сюда неделями.
Поджав губы, я молчаливо складываю деньги в карман своей косухи.
— Ладно. Спасибо, — отрешенно бросаю, заглушая внутреннее желание как следует высказаться. Макс прав: я участвую в гонках так часто благодаря ему, и мне не нужны проблемы, особенно сейчас, ведь деньги необходимы как никогда.
— Вот и славненько, малая! — подмигнув, улыбается Максим. — Пойдем, выпьешь с нами. — И, не дождавшись ответа, он по-собственнически приобнимает меня одной рукой и ведет к месту, где собирается лишь «избранная» часть участников гонок. Конечно же, все они — друзья Макса.
— Опа, чемпионка идет! — кричит Леша, развалившись на старом диване, который ребята притащили вообще неизвестно откуда.
— Да брось ты! — отвечаю я, как только мы заходим под крышу старой заправки.
— Ты видела рожу этого пупсика? У меня встал, когда ты его сделала! Ненавижу этих мажоров! Нахер они вообще сюда суются?!
— Они платят большие бабки, за участие, — констатирует Макс. — На все остальное мне насрать. Пускай хоть газ с тормозом путают — вообще похер! — Скинув ноги Лехи с дивана, он плюхается рядом и хлопает ладонью по своей коленке. — Присаживайся, принцесса!
— Насиделась уже, — бросаю я. — Пиво вам принести?
— Ева, ты и правда святая. — с усмешкой комментирует Леша.
— Иди к черту! — бросаю в ответ и под одновременный смешок парней направляюсь к маленькому переносному холодильнику, откуда достаю несколько бутылок.
Захлопнув дверцу, натыкаюсь взглядом на чьи-то ботинки, торчащие из-за морозильника. Наклоняюсь вперед, чтобы увидеть, кому они принадлежат.
«Ну а кому они могут принадлежать, Ева?» — мысленно усмехаюсь. Спустя секунду вижу знакомый силуэт и лицо, скрытое объемным капюшоном. На коленях у Миши, конечно же, ютится компьютер, где на экране высвечивается миллион непонятных мне символов.
— Бу! — громко восклицаю я, и друг тут же дергается, выругавшись вслух. Я тихо прыскаю от смеха.
Подняв голову, он снимает капюшон, а следом и наушники, укоризненно смотря на меня.
— По-нормальному нельзя, Ев?
— Это чертовски скучно, Миш, — взъерошив его волосы, весело сообщаю я. — Опять прячешься тут, как крот? Пошли, выпьешь с нами.
— Ага, — безразлично бросает он, вновь уткнувшись в экран.
— А я гонку выиграла. — Продолжаю стоять у него над душой.
— Ага… — на автопилоте повторяет Миша, а затем замирает и поднимает на меня глаза, расплываясь в простодушной улыбке. — А… ой… Мои поздравления!
— Ты такой говнюк! — с наигранной обидой шиплю я и, наклонившись к нему, резко захлопываю ноутбук.
Тяжело вздохнув, Миша качает головой.
— Откуда ты мне на голову упала?! — с мольбой взвывает он.
— С неба, мой хороший. Из самого рая, — отшучиваюсь, а друг наконец с недовольным видом поднимается с земли, отряхивая свои штаны.
— Тебя из рая вышвырнули, моя хорошая, — не оставшись в долгу, парирует друг, на что я громко усмехаюсь.
— И правильно сделали. Мне, знаешь, на земле больше нравится.
— Пошли, давай, хулиганка!
Довольная тем, что вытащила друга из виртуального мира, протягиваю ему бутылку пива, слегка толкая в плечо.
— Я тебя тоже люблю.
Иногда кажется, что Миша — мой брат. Я отношусь к нему с большим теплом. Из всех ребят именно с ним у меня сложились довольно-таки близкие, дружеские отношения. Правда, Мишаня самый странный и замкнутый парень из всех, кого я знаю. Наиболее идеальная среда для него — это тихая пустая комната и компьютер.
После того, как Макс привел меня в их компанию, Миша был последним, кто заговорил со мной. Казалось, первое время он даже не замечал новой участницы. А теперь при каждой встрече я первым делом бегу к нему, чтобы пообщаться и лишний раз вывести на эмоции. Извините, но мне безумно нравится иногда бесить этого паренька — по-доброму, конечно же.
Передав пиво парням, открываю свою банку и делаю маленький глоток, смачивая горло. Не люблю это пить, но и выбирать не приходится. Я единственная девочка в компашке, поэтому уже давно привыкла к сигаретному дыму, бесконечным «черным» шуткам и пиву, которому они отдают предпочтение всегда, вместо всех остальных напитков, существующих на свете.
Пролетающие пейзажи любимого города завораживают своей неописуемой красотой. До места назначения я добираюсь без происшествий и на удивление без назойливо сигналящих водителей, пытающихся познакомиться с девушкой-байкершей.
Заехав на территорию гаражей, останавливаюсь в проулке около нужного мне номера. Достав из кармана ключ, открываю полуржавый металлический замок и распахиваю выкрашенные в кирпичный цвет ворота. Воровато оглядываясь, загоняю мотоцикл внутрь, а после принимаюсь снимать экипировку.
Гараж нам остался от покойного дедушки. Мама сюда никогда не приходит, а я, пользуясь случаем, так сказать, приватизировала своеобразное наследство. Здесь хранятся все вещи, которые она не должна видеть, а именно, мотоцикл, одежда, шлемы, необходимые для ремонта старушки инструменты и запчасти. Мама понятия не имеет об увлечении младшей дочери — гонять на байке и тусоваться с парнями-гонщиками.
Глянув на наручные часы, понимаю, что прилично задержалась, и начинаю быстро переодеваться. Надеваю серую плиссированную юбку в клеточку. Слегка прищемив кожу замком на талии, стискиваю челюсти, чтобы не выругаться. Застегнув верхние пуговицы белой рубашки, накидываю поверх нее темную кофту и в заключение переобуваюсь в балетки. Снимаю с крючка большую сумку, в ней я ношу необходимые вещи для работы в художественной школе, и наконец закрываю свое небольшое царство, оставляя часть личности, о которой практически никто не знает, под замком.
Я живу жизнью как минимум трех разных людей: прилежной студентки, доброго преподавателя и байкерши, зарабатывающей на заездах.
Да уж, тебе бы к психиатру обратиться, Ев! Билли Миллиган нервно курит в сторонке.
— Здравствуйте, теть Вер! —приветствую около подъезда соседку со второго этажа. — Давайте я вам помогу. — И, не дожидаясь ее согласия, забираю из рук старушки сетчатую авоську.
— Ой, Евочка! — добродушно улыбается она. — Спасибо, миленькая моя! Ты с работы?
— Ага, — киваю, бессовестно обманывая. Но все же в какой-то степени я и правда с работы.
Пропуская соседку вперед, придерживаю металлическую дверь.
— А чего они, ироды, тебя допоздна задерживают?! — искренне возмущается бабулька, шаркая по лестнице. — Это не дело! Ты скажи, что молодой девушке по ночам разгуливать не пристало.
— Обязательно скажу, теть Вер, — даю торжественную клятву, провожаю ее до квартиры и вежливо прощаюсь. Перепрыгивая через ступеньки, поднимаюсь домой, на четвертый этаж.
Оказавшись в квартире, я сразу же улавливаю запах чего-то вкусного. Проснувшийся голод тут же отзывается легким спазмом в желудке, поскольку поесть мне удалось только утром.
— Евусик, ты? — кричит из кухни мама.
— Я, мамуль.
— Идем скорее ужинать, я твои любимые пельмешки налепила. —Мама встречает меня в коридоре, вытирая мокрые руки кухонной салфеткой, висящей на ее хрупком плече.
— Мамуль, ну зачем ты утруждаешь себя? — Приобнимаю ее, целуя в лоб. — Тебе отдыхать больше нужно. Я бы сама все приготовила.
— Устала лежать, Ев, — прерывисто вздыхает она, качая головой. — Ну ты давай, руки мой и на кухню дуй. Расскажешь, что там в университете новенького.
Не люблю вранье и презираю людей, постоянно обманывающих других, особенно близких. Но порой жизнь вынуждает, связывает по рукам и ногам, не оставляя тебе другого выбора.
Мама не знает, что меня отчислили в прошлом году с третьего курса за неуспеваемость. Я не смогла совмещать универ, работу в художке и гонки. Пришлось выбрать заработок и оставить учебу на факультете изобразительных искусств.
— Теть Веру сейчас видела! — кричу из ванны, закрыв кран с горячей водой.
— Опять тяжелые пакеты сама несла?! — громко вздыхая спрашивает мама, — Бедная женщина! Вырастила сыночка, пылинки с него сдувала, а он женился и забыл о ее существовании! Хорошо, что у меня две дочери.
Вхожу на кухню как раз в тот момент, когда мама кладет на стол тарелку с прозрачным бульоном и самой вкусной на свете едой, приготовленной ее руками – домашними пельмешками.
— Не переживай, я помогла, — успокаиваю, чтобы она не беспокоилась еще и о соседке. — Пахнет восхитительно! — демонстративно вдыхаю невероятные ароматы, помахивая ладонью перед лицом.
— Ой, актриса! Ой, актриса! — смеется Ольга Александровна (в шутку я иногда так называю мамырлика). — Садись, ешь, давай.
Мы приступаем к ужину, разговаривая на отдаленные темы. Я частично рассказываю правду, как провела день, мама сообщает, что перемыла все окна под новый классный сериал, который смотрела на фоне, пока убиралась. Приходится поругать эту неугомонную женщину. Нельзя ей перетруждаться, нельзя!
Мама у меня заслуженный учитель начальных классов и, на секундочку, победительница конкурса «Мисс Россия». Если вы в шоке, то у меня была такая же реакция, от этой новости. Это было за пять лет до того, как я появилась на свет. И каждый раз, рассматривая в альбоме фотографии с тех времен, я убеждаюсь в закономерности ее победы. Мама у меня нереальная красотка, и с годами она не растеряла ни капли шарма, благородства и красоты.
Из-за болезни нам с сестрой пришлось уговорить маму уволиться из школы. Для нее это был очень болезненный и сложный шаг, и наконец, спустя долгое прохождение всех стадий отрицания, произошло долгожданное принятие. Здоровье важнее работы.
— Мария звонила, — как бы невзначай сообщает мама. Я напрягаюсь, молясь всем богам чтобы у сестры хватило ума не рассказать о нашем не особо приятном разговоре. — Сказала, что купила билеты на поезд, завтра вечером приедет. Твоя сестра возвращается домой.
Все происходит за доли секунды. Я даже не понимаю, каким образом умудряюсь поперхнуться бульоном и выплеснуть его остатки изо рта в тарелку.
— Навсегда? — хрипло переспрашиваю, чувствуя, как покраснело мое лицо. Мама, вмиг оказавшись рядом, стучит мне по спине, помогая откашляться до конца. Придя в себя, поднимаю голову. — Зачем? У нее же там работа, друзья!
— На самом деле это я ее уговорила. — На губах мамули играет еле заметная улыбка, а в глазах застывают слезы. — Будем жить все вместе, девочки, как в старые добрые времена!
— Ну ты чего, ма? — На этот раз я поднимаюсь, а Ольга Александровна садится на табурет. Крепко обнимаю ее, а мама прижимается лбом к моему животу и тихо всхлипывает. — Ты из-за того, что Машка развелась, расстроилась, что ли?
— Нет, что ты! Конечно, нет! — Она отодвигается и вытирает лицо, вставая. Как всегда, мама начинает суетиться, расхаживая по кухне, создает видимость сильной занятости: раскладывает вымытую посуд. Видно, что ей не хочется отвечать на поставленный вопрос.
— Мам, да не парься! Она себе другого мужа найдет, еще лучше. У нас в городе вон сколько потенциальных женихов для Машки ходит.
Умение поддержать — это прям твой врожденный талант, Ева!
— Я так горжусь вами, девочки! — Повернувшись ко мне, мама откладывает очередную тарелку и обхватывает ладонями мое лицо. — Вы у меня обе умные, образованные, с головой на плечах. Все у вас будет хорошо, я в этом не сомневаюсь. Ты, вот, скоро диплом получишь, устроишься на хорошую, достойную твоего таланта работу!
— Ты чего это... — Начинаю понимать, на что она намекает, но мама не дает мне договорить.
— Вы без меня не пропадете… — отворачиваясь, тихо произносит она.
— Мам… Ну не говори так… — В сердце будто ножом ударили и провернули несколько раз. Я гоню эти мысли от себя, стараюсь не думать о плохом исходе. — Ты же знаешь, я разослала заявки по фондам, мы соберем деньги. Я же еще по чуть-чуть откладываю. Все будет хорошо, мы справимся!
— Ева, — качая головой, произносит мама, глядя на меня с легким упреком. — Операция стоит двести пятьдесят тысяч евро. Доченька, это неподъемная для нас сумма и ты это знаешь.
— Мы можем продать квартиру, тогда этого хватит покрыть часть суммы, тогда будет полегче, и мы сможем собрать на реабилитацию после! — восклицаю обреченно. — Прошу тебя, давай дадим объявление. Ну не стоит цепляться за имущество, жертвуя здоровьем!
— Нет, — жестко отрезает мама, смерив меня с головы до ног строгим взглядом. По спине аж холодок пробегает от ее убедительного тона. — Квартиру никто продавать не будет. Иначе вы с Машей потом на улице остались? У вас с сестрой должен быть тыл, куда вы сможете вернуться в случае чего.
— Ма, ну какой тыл?! — Честно, бороться ней порой бывает невыносимо!
— Так, все! — Мама снимает салфетку с плеча и швыряет на столешницу. — Со стола сама уберешь, я пошла к Ларисе. Она меня на чай звала.
Она и правда это делает. Мама просто оставляет меня одну в квартире и уходит к соседке, а по совместительству лучшей подружке, дабы избежать разговора, который ей не нравится. Я же с психом, но убираюсь. Мою посуду и, тщательно вытерев столовые приборы, ухожу в комнату, обмозговывая весь прошедший день, богатый на события.
Интересно, а Маша подумала, где будет спать? В прихожей на коврике или в ванной? Делить с ней комнату, как мы делали это в детстве, я уж точно не собираюсь!
Усталость накатывает неожиданно, и не только физическая, но и моральная. Я каждый раз обещаю маме, что все будет хорошо и мы найдем деньги на операцию, но сама понимаю, что ничего хорошего без нужной суммы не выйдет. У нас осталось в лучшем случае полтора года ... Черт, в такие моменты от бессилия хочется об стену головой биться! Но разве хоть кому-нибудь это помогало решать проблемы?
Вхожу в свою небольшую комнатку, громко хлопнув дверью, и валюсь на застеленную пушистым пледом кровать. Пялюсь в потолок, лихорадочно пытаясь подсчитать, сколько денег мне нужно откладывать ежемесячно, чтобы собрать двести пятьдесят тысяч евро. Ответ неутешительный: дохрена и больше.
Интересно, если бы у меня был отец, как бы мы жили? Возможно, было бы легче: как-никак, надежное мужское плечо рядом. Надежное… О человеке, которого я ни разу в жизни не видела, сложно подобное сказать. Так называемый отец бросил нас, когда мама была беременна мною, а Маше исполнилось три года, и больше не появлялся. Ни алиментов, ни звонков — нифига. Хотя в редчайших разговорах об отце мама упоминала, что он весьма влиятельный человек. Одно дело заполучить красивую женщину рядом, и совсем другое — стать для нее тылом, надежной опорой и примерным отцом для будущих детей. Как вы понимаете, ни того, ни другого не случилось, поэтому в свидетельстве о рождении у меня записано отчество дедушки.
Мысли то и дело возвращаются к деньгам. Злость клокочет внутри за несправедливость этого мира. Почему кто-то живет, как сыр в масле катаясь, а мы должны выживать, молиться, в надежде, что найдётся сумма на операцию, в то время как другие сорят деньгами налево и направо?! С жиру бесятся, гоняясь за брендами и трендами, бросают свои дома, не удосужившись забрать вещи, оставляют картины по четыре тысячи долларов, а кто-то копейки наскребает на свое жалкое существование!
Повернувшись на бок, упираюсь взглядом в виднеющийся холст, стоящий за шкафом. Не отдавая себе отчета, резко поднимаюсь и достаю его; долго рассматриваю пустое полотно. Я перестала писать и не брала кисть в руки с вдохновением с самого момента, как узнала, что мама тяжело больна. Просто не могла...
Согнув ногу в колене, ударяю о нее холст, пробивая его, а после швыряю на пол и несколько раз нарочно наступаю.
Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу! Себя! Себя ненавижу!
Дальше в ход идут кисточки: я беру их из шкафа и вместе с пеналом швыряю о стену. Туда же летят карандаши с блокнотами, палитра и шпатели. Безмозглая! Чего ты можешь в этой жизни достичь, Ева?! Давай, ну же! Расскажи мне! Всю жизнь занимаешься херней, не имея возможности помочь самому близкому человеку!
Господи… Усевшись обратно на диван, хватаюсь за голову и закрываю глаза, сдерживая бешеное желание разрыдаться. В голове вихрем кружатся мысли, вопросы, ответов на которые у меня нет и, вероятно, никогда не будет. Как спасти маму?! Где найти деньги?! Как доказать сестре, что я не простая бездельница, что от меня тоже есть толк и польза?!
В голове, как будто удар колокола, всплывает ненароком услышанный разговор:
«Когда грабить-то идем?»
«Жила там обеспеченная семейка. В доме полный фарш. Одна картина на стене стоит тысячи четыре долларов».
Не отдавая себе отчета, бегу в коридор и, достав из сумки телефон, набираю номер.
Спустя пару гудков слышу прокуренный голос Макса.
— Че, малая, без меня уснуть не можешь? — хрипло усмехнувшись, лениво произносит он в трубку.
— Возьмите меня в дело, — нервно облизнув пересохшие губы, произношу и не узнаю своего голоса.
— Че?
— Возьмите меня в дело! — повторяю уже громче.
В ответ слышу лишь тишину, которая с каждой секундой начинает нервировать меня все сильнее. Уверенная, что Макс сейчас сбросит звонок, отстраняю телефон от уха, чтобы закончить разговор первой.
— Завтра в одиннадцать на нашем месте. — вдруг произносит он, отчего я резко подношу телефон обратно, не веря, что все верно расслышала. — Жду твою сексуальную задницу, Ева.
О Боже!
Я не верю в реальность происходящего даже залезая в старенький минивэн с установленными несуществующими номерами и натягиваю на лицо балаклаву. В ушах эхом звучит внутренний голос, кричащий изо всех сил, что я совершаю большую ошибку. Но пути назад уже нет.
Парни заранее вытащили из салона все сиденья, поэтому устраиваюсь на полу, поджав колени, и смотрю перед собой, сдерживая дрожь во всем теле. Никто не должен видеть, как мне страшно. В солнечном сплетении лихорадочно пульсирует боль, пока я наблюдаю за Максом и Мишей, сидящими напротив меня. Их лица скрыты под масками с прорезью для глаз.
«Это все неправда... Иллюзия или кошмар», — мысленно успокаиваю себя, хотя знаю: вокруг гребанная реальность.
Еще вчера, когда увидела, насколько ребята подготовлены, я была уверена, что все пройдет идеально, но сейчас с каждым километром страх сжимает мое горло все сильнее.
— Малая, да не дрожи ты так, — уговаривает меня Макс. — Машину из-за тебя трясет.
Фыркнув, сжимаю руки в кулаки, сдерживая порыв распахнуть дверь и выпрыгнуть на ходу.
— Бро, тише едь, — обращается к Леше, сидящему за рулем, Максим. — Мы никуда не спешим. Пока что. — Он непринужденно подмигивает мне и достает из кармана черной куртки пачку сигарет. — Будешь?
Отрицательно качаю головой, думая, что и без сигарет едва ли справляюсь с подступающей тошнотой. Господи, если бы мама узнала, что вместо экскурсии с универом я еду на ограбление! Она бы… Закрываю глаза, пытаясь избавиться от пугающих мыслей, давящих на сердце тяжелым грузом.
— Короче, слушайте сюда, — начинает Макс, приподнимает балаклаву, и кладет на нижнюю губу сигарету. — Повторяем вчерашний план. Не шароебимся по комнатам как попало, идем строго по пунктам, начиная со второго этажа. Ты, бро, — спальня. Я беру кабинет. Ева, ты – гостевая комната. — Поджигая сигарету, Макс выпускает дым и пристально смотрит на меня. — Никто не спускается вниз, пока Миша не даст команду по рации. Ясно?
— Ясно, — отвечаю я, подтягивая колени ближе к груди.
— Еще раз. — Макс стряхивает пепел через приоткрытое окно. — Имена не называем, говорим исключительно по делу. Все помнят свои номера? — спрашивает он, оглядывая нас по очереди.
— Я — второй, бро, — отзывается Леша с водительского сиденья.
— Третий, — произносит Миша.
— Четвертая, — без промедления диктую присвоенный номер.
— Вы мои, блядь, красавчики! — усмехается Максим, выбрасывая сигарету в окно, и вновь закрывает лицо балаклавой.
Все время, пока мы едем, я прокручиваю в голове проект дома, стараясь не упустить ни одной важной детали. Две комнаты и кабинет на втором этаже. Две комнаты и гостиная, соединенная с кухней, на первом, спортзал на цокольном. Рядом — гаражная пристройка, где находится лестница в подвал. Если будем следовать строго намеченному плану, то сможем покинуть здание ровно через двадцать две минуты.
— Ну че там? — Макс поворачивается к Мише и заглядывает в экран его компьютера. — Скажи, что сигналка послушная сучка и нам не придется долго удовлетворять ее.
— Вынужден тебя расстроить, — отвечает Миша, быстро печатая что-то на клавиатуре. — В этом особняке система безопасности стоит не только на воротах, но и внутри, вместе с датчиками движения. И вся сигнализация защищена одним ключом.
— Поясни.
— Кратко: если вы затянете с отключением сигналки в одном месте, то заблокируются все двери в доме, включая ворота.
— Не затянем, — уверенно бросает Максим, а я непроизвольно сглатываю комок в горле, представляя перед глазами эту страшную картину. На вчерашней сходке мы выяснили, что есть один способ покинуть территорию — через ворота. Одна ошибка, и буквально за считаные минуты нас окружит ОМОН. А дальше... Вы сами знаете, каков будет исход. Перспектива оказаться в подобной ситуации настолько дерьмовая, что даже думать об этом страшно.
— Подъезжаем! — кричит Леша, поворачиваясь к нам в профиль.
— Заебись, наконец-то! — чеканит Макс, поднимаясь на ноги, и хватает с пола черную спортивную сумку. — Разбираем рации.
Взяв из его протянутой руки устройство, вешаю на нагрудный карман своей куртки и встаю, слегка разминая ноги от долгого сидения в одной позе. Выглянув в окно, замечаю, что мы движемся по засыпанной песком дороге в глубине леса, а затем вижу черную, мансардного типа крышу дома, выглядящего точно так же, как и на вчерашней фотографии.
Остановив машину под деревом, Леша глушит мотор и выходит. Через пару секунд он открывает дверь, выпуская и нас. Холодный ночной воздух моментально заполняет легкие, и становится чуть легче дышать. Макс выпрыгивает первым, держа на плече сумку, и я следую за ним, забирая с пола свой рюкзак.
— Проверяем рации! — командует Максим, нажимая кнопку и начинает говорить. — Третий, как слышно?
— Слышно, — с паузой доносится голос Миши, оставшегося в салоне.
— Целую тебя, пупсик, — шепчет Леша в свою рацию.
— Иди на хер! — отвечает Миша, на что Леха начинает стонать, преподнося устройство ближе к губам.
— Да все, харэ, блядь! — грубо прерывает акт любви Макс. — Как закончим с делом, встретитесь и скажете все друг другу лично. Ева, принесла, что я сказал?
— Але? — раздается голос Лехи за спиной. — Ты нам не разрешил обменяться любовью с Мишей, а сам че?
Нехотя отпустив края моей куртки, Макс возвращает лак.
— Помоги мне. — Впиваясь жадным взглядом, он протягивает мне бутылек.
Замазав кисточкой все его пальцы, закручиваю черный колпачок и убираю флакон в висящий на плече рюкзак.
— Записи с дорожных камер я стер, — произносит Миша в рацию. — Можем начинать.
— Красавчик, бро! Идем. — Макс жестом зовет нас за собой, направляясь по дороге к дому.
Приближаясь к высокому железному забору с торчащими из-за него кронами пихт по всему периметру, я оглядываюсь по сторонам, прислушиваясь к каждому шороху. Наручные часы показывают три часа ночи, а это значит, что уже меньше чем через каких-то полчаса нас здесь быть не должно.
— Сюда, — тихо подзывает Максим, приближаясь к воротам, на которых установлен электронный циферблат. — Мы на месте.
— Работаю, — спустя паузу сообщает шипящий голос Миши из рации.
Сердце бешено стучит в груди, пульс учащается с каждой секундой, проведенной в этом месте. Черт, зря я согласилась!
Поздно об этом думать, Ева.
— Настройки сбросил. Вводите цифры от одного до шести, — диктует наш хакер.
Макс не мешкая тянется к устройству и точными движениями нажимает нужные кнопки. Я непроизвольно престаю дышать, наблюдая за процессом и чувствуя, как внутренности стягиваются в тугой узел. Когда главарь наконец нажимает зеленую кнопку, раздается характерный сигнал, и ворота открываются.
— Живее! Заходите! — Схватив за плечо, Макс впихивает меня во двор и прижимает к забору. Стоя вплотную у холодного железа, бросаю осторожный взгляд на внушительных размеров кирпичный дом с панорамными окнами по всему периметру первого этажа.
— Третий, че там?
— Снимаю.
— Ты помнишь, что у нас всего сорок секунд?
— Не мешай!
Я шумно дышу, не переставая смотреть на главаря, пытаюсь увидеть на его лице спокойствие и уверенность в том, что мы делаем. Однако вместо этого я замечаю странный блеск в его глазах.
— Третий, блядь! — нервно рычит Максим в рацию.
— Система лагает! Я делаю! — Миша на другом конце связи напряжен не меньше.
— Блядь, сука! — рявкает Макс, держа пальцы над сигнализацией. — Т-р-е-т-и-й! — зло чеканит он. — У нас гребаных десять секунд!
Втянув воздух, я замираю, чувствуя, как бисеринка пота стекает по моей спине.
«Закроются ворота… Закроются все двери…»
— Вводи от одного до шести!
Даже не дослушав до конца слова Миши, Макс быстрыми движениями вбивает цифры, и в воздухе повисает оглушительная тишина.
Секунда. Две. Три...
В абсолютном беззвучии я слышу лишь стук собственного сердца. На устройстве загорается зеленый свет, означая, что все в порядке. От накатившего адреналина мои ноги тут же подкашиваются.
— Третий, какого хрена?! — подняв рацию, рычит Макс. — Что с твоей сраной системой?! У нас впереди целый дом!
— Я делаю все возможное, но не могу предусмотреть, как будет работать связь в этой глуши.
— Ладно, мы готовы заходить внутрь, — слегка поумерив пыл, шипит главарь.
— Отключаю датчики движений, — недовольно сообщает Миша.
Пересекая участок по выложенной дороге из массивных графитовых плит, мы быстрыми шагами поднимаемся на крыльцо, где нас ожидает еще одна дверь.
Присев на корточки, Макс достает из сумки отмычку и вставляет в замочную скважину. На мгновение он замирает, прислушиваясь к звукам замка, который отзывается тихим щелчком. Пальцы Максима мягко скользят по холодному металлу до тех пор, пока не раздается мягкий скрип открывающейся двери.
Справившись с сигнализацией, мы входим в просторный холл в стиле модерн и поднимаемся на второй этаж по широкой лакированной лестнице со стеклянными ограждениями.
— Второй, берешь эту комнату, — отдает приказ главарь, указывая пальцем на высокую белую дверь. — Четвертая, твоя в конце коридора, направо.
Я непроизвольно поворачиваю голову в ту сторону, в которую указывает, Макс, и еле заметно киваю.
— Как закончите, дайте знать. — Раздав команды, Максим уверенно открывает перед собой дверь и исчезает в кабинете, а мы с Лешей двигаемся дальше. Подмигнув на прощание, подельник скрывается в отведенной ему комнате.
Оставшись одна, я ускоряю шаг, ступая по темному коридору. Свернув направо, упираюсь в единственную дверь. Без промедления дернув ручку, вхожу в комнату с мягким ворсистым ковром, уютными креслами и большой кроватью, застеленной так аккуратно, будто здесь никто никогда не жил.
Черт, Ева, вот удачненько ты решила подумать об интерьере! Ты пришла грабить этот дом! И если тебя поймают, то, конечно, не забудь сделать хозяевам комплимент за их отменный вкус!
Скинув на пол портфель, осматриваюсь в поисках чего-то стоящего. Пустая стена без картин, пустая поверхность тумбы и туалетного столика не сулят материальной выгоды. С другой стороны, чего можно ожидать от гостевой комнаты?
Внутри нет ничего, кроме маленькой коробочки, лежащей на самой верхней полке. Привстав на носочки, я с предвкушением вытягиваю руку и поддеваю край пальцем. Коробка падает мне в руки, и я с огорчением чувствую, какая она легкая. Слишком легкая. Значит, скорее всего, пустая.
Дьявол!
Осторожно приподняв крышку, обнаруживаю внутри сложенные бумажки. Вынимаю их и, раскрыв, замираю: это детские рисунки, простые, с кривыми линиями и яркими цветами. Солнце, домики, деревья... Перебираю их один за другим, пока на самом дне не нахожу маленький кулон с красиво выгравированной буквой «А».
Вероятно, сюда приезжали семьи с детьми, возможно, они и оставили рисунки. Но этот кулон... Интересно, кому он принадлежал?
Странное предчувствие, что с этим украшением не все так просто, уверенно поселяется внутри.
Мелькает мысль: если это серебро, я могу его взять. Кулончик — единственное ценное, что мне удалось найти в комнате. Зараза!
Сжав находку в кулаке, я аккуратно складываю бумажки обратно, закрываю коробку и ставлю ее на место в шкаф. В этот же момент из рации доносится голос Макса:
— Четвертая, что там у тебя?
— Пусто, — подняв руку, отвечаю шепотом, умалчивая о кулоне: думаю, нелепо даже сообщать о такой мелкой находке в данный момент.
Выйдя в коридор, обнаруживаю, что парни уже ждут меня. Приближаясь к ним, наблюдаю, как Макс достает из своей сумки бутылку и усмехается.
— Чувак, этот виски мы выжрем сами, когда вернемся! — с самодовольной улыбкой говорит он. — Минимум штука баксов, не охренеешь?
— Ага, самое то, чтобы мешать с колой! — ржет Леша.
— Ты пиздец эстет, конечно! — хмыкает Макс, не обращая внимания на нелепость их разговора в данный момент. Нажав на кнопку рации, он спрашивает: — Третий, как обстановка? Мы закончили на втором.
Раздается шипение, и спустя пару секунд доносится голос Миши:
— Все чисто, спускайтесь.
Работаем мы относительно слаженно. На первом этаже Макс берет на себя гостиную, Леше достается прилегающее помещение, а мне — кухня в закутке гостиной.
Ребята не упускают возможность бросить тупые фразочки по типу «место женщины на кухне». Смешно, прям обхохочешься! Еле удержавшись от желания показать средний палец, быстро ухожу на поиски наживы.
Всю эту ночь меня не покидает омерзительное липкое чувство, от которого явно будет сложно отмыться, избавиться от клейма, нанесённого себе собственноручно.
Я воровка...
Мне противно за сделанный выбор, но другого выхода не было. Ей-богу, не было...
Порой обстоятельства загоняют человека в ловушку, откуда есть только один путь — грязный, безнравственный, рискованный. И я осознанно пошла на этот шаг. Поставила на кон все. Рискнула ради мамы, чтобы она жила.
Под гнетом тяжелых мыслей я обшариваю каждый уголок навороченной современной кухни. Может быть, стоит забрать кофемашину? Она совсем не дешевая, точно знаю. Но из-за ее габаритов я тогда вряд ли смогу взять что-то еще...
Решаю оставить мысль с техникой напоследок и, присев на корточки, открываю нижний шкафчик. На верхней полочке перед глазами предстает красивущий сервиз, а на нижней — коричневый чемоданчик со стеклянной крышкой. Не без труда вытащив его, кладу на стол и раскрываю. Столовые приборы переливаются бликами, исходящими от полной луны, освещающей помещение через панорамные окна в пол. Это определенно то, что нужно! Губы непроизвольно расплываются в счастливой улыбке.
Раскрыв рюкзак, я складываю в него все приборы и, плотно застегнув, закидываю на плечо, а затем выхожу в гостиную.
Каждый мой шаг, как назло, отдается звоном серебра в сумке, будто напоминание: «Воровка, воровка, воровка...»
— Ребята! — доносится во всех рациях одновременно громкий голос Миши. — Камеры показывают джип, свернувший с трассы на дорогу к дому!
Замедляю шаг и оборачиваясь к главарю, с растущей тревогой заглядывая в его лицо.
— Спокойно, третий, — относительно без напряга отвечает Макс. — Держи в курсе.
Я бросаю осторожный взгляд на настенные часы. У нас осталось совсем немного времени. Нужно торопиться.
— Пацаны, джип движется к дому. Вы меня слышите? — В голосе Миши сквозит паника.
Мы все синхронно переглядываемся, и Максим аккуратно подходит к окну, выглядывая из-за шторы.
— Ты же говорил, что будет тихо! — шепчет Леша, и я чувствую, как все мои внутренности сжимаются в тугой узел от нарастающего мандража.
— Что будем делать, если… — едва выдавливаю я, видя, как на лице Макса рисуются далеко не утешительные эмоции. — Черт возьми, Макс?! — От нервов я забываю о конспирации с нумерацией и почти срываюсь на крик.
— Закрой, блядь, рот! — рявкает он, переводя на меня свирепый взгляд. — Второй, где сейчас тачка?!
— Едет… — Миша замолкает на пару секунд, по ощущениям, тянущихся вечность. — Ребят, она подъезжает к дому! — В его голосе читается неподдельный ужас, а на фоне раздается шум мотора. — Я отгоню фургон!
— Блядь, так не пойдет. Мне нужна эта сраная картина! — неожиданно для всех произносит Макс и, развернувшись, решительным шагом направляется из холла в гостиную.
— Ты ебнулся, первый?! — гремит в ярости Леша, следуя за ним. — Какая, нахуй, картина?!
Я бросаюсь следом за парнями, боясь оказаться одной в этом мигом ставшем враждебным доме. В панике перевожу взгляд то на Макса, то на Лешу, то оглядываюсь через плечо на окно, с виднеющимся черным внедорожником.
— Перестаньте! — Страх сковывает горло тугой проволокой, от которой так просто не избавиться. — Нужно уходить! Машина уже здесь! — В истерике машу в сторону выхода, и в этот самый момент фары гаснут, а звук урчащего двигателя стихает...
— Прячьтесь! — снимая картину со стены, холодно приказывает Максим. — Быстрее, блядь! Второй, брось мне пушку!
— Ты спятил?! — ахаю, осознавая, что он это на полном серьезе.
Бешеный поток мыслей прерывает звук приближающихся шагов с улицы. Сердце пропускает удар, выдавливая из легких оставшийся воздух. Увидев, как Леша молниеносно срывается с места, забирая с собой пистолет, я лихорадочно оглядываюсь и бегу к окну, прячась за тяжелой шторой.
Боже, Боже, Боже!
Все внутренности сжимаются, тело обволакивает ледяная паника, и я понимаю: еще чуть-чуть, и свалюсь прямо здесь без сознания.
Меня не покидает стойкое ощущение, что я попала в фильм ужасов —самый страшный и отвратительный, тот, при просмотре которого у тебя трясется каждая поджилка, и ты не знаешь, чего ожидать в следующем кадре.
Напряженную тишину нарушает звук открывающейся двери. Не двигаясь, втягиваю сквозь стиснутые зубы воздух, видя, как палевно колышется штора от моего рваного дыхания.
Шаги останавливаются, наступает абсолютная тишина.
— Ну, здоров, бандиты! — Низкий мужской голос пускает электрические разряды по моему телу.
Хоть я и нахожусь за шторой, в укрытии, там, где меня не видно, становится до потери сознания страшно. Незнакомец произнес всего одну фразу, а я уже готова собственноручно выкопать себе яму и прыгнуть в нее, лишь бы не попасться в его безжалостные руки. По вибрациям голоса вошедшего будто инстинктивно чувствую: пощады от него ждать явно не стоит.
Я думала, Макс не успел спрятаться, но судя по тому, что ответа от него не поступает, легкое облегчение слегка расслабляет, но ненадолго...
Вздрогнув, я зажмуриваюсь от раздавшихся звуков борьбы и грохота. Зажав рот ладошкой, чтобы всхлипы не вырвались наружу, ловлю себя на мысли, что, несмотря на страх, я думаю, как помочь Максу! Нельзя оставлять его там одного.
Капли пота тонкой струйкой стекают по спине, и я стою, как статуя, не в силах сдвинуться с места.
Давай же! Думай, Ева, думай!
Чужак один, а нас трое. Мы должны, обязаны справиться с ним — преимущество определенно на нашей стороне!
Трясущаяся ладонь на автомате тянется к плотной ткани; чуть отодвинув ее, выглядываю наружу и вижу, что незнакомый мужчина, стоящий ко мне спиной, уже скручивает Макса, швыряя его на пол. В этот момент все мои предохранители слетают, а здравый смысл покидает голову.
Я выбегаю из укрытия и в ярости бросаюсь на широкую спину хозяина дома с кулаками, напрочь позабыв об инстинкте самосохранения. Хватаю его за одежду, пытаюсь оттащить; даже приходит в голову идея укусить, но громила быстро уворачивается от меня.
Меня не волнует, что он в разы выше, пофиг, что на его фоне я — жалкая букашка. Это единственный шанс помочь Максиму и сбежать всем вместе.
В ушах гудит от напряжения, когда брюнет оборачивается, а я отшатываюсь, едва не свалившись на пол. Его лицо искажено бесконтрольной яростью, вдоль скулы виднеется небольшой шрам, который я успеваю заметить. Столкнувшись с его властным взглядом, я непроизвольно робею, а он без раздумий замахивается кулаком и отточенным движением ударяет меня в живот.
Болезненный стон вырывается из горла. Не в силах сделать вдох, мои ноги подкашиваются, и я падаю на колени, а затем и вовсе заваливаюсь на бок, судорожно хватая ртом воздух. Пытаюсь подняться, но мышцы отказываются слушаться. Будто парализованная, наблюдаю, как Леша выбегает из своего укрытия; его глаза мечутся по помещению, а сам он целится в чужака.
Сжавшись, я хочу крикнуть, чтобы он не смел этого делать. Мы же не убийцы!
Леша просто припугнет его. Просто припугнет...
Нормальный человек должен испугаться наведенного на него оружия, поднять руки и сдаться, ведь оказался в проигрышной ситуации, но этот сумасшедший поступает иначе: он бросается на Лешу с голыми руками!
Где инстинкт самосохранения?!
Все происходит, как в замедленной съемке боевика. Оглушительный звук выстрела разносится по всему дому, отражаясь зловещим эхом от стен. Непроизвольно закрываю глаза, со скатывающимися горячими слезами.
— Ах ты ж мразь! — сквозь гул в ушах слышу голос, больше похожий на волчий рык.
— Четвертый, уходим! — следом раздается голос Максима, возвращающий меня в реальность. Подняв заплаканные глаза, вижу, что Макс с Лехой бегут к выходу, пока хозяин дома поднимается с колена, не обращая внимания на простреленную ногу, с сочащейся кровью, стекающей на светлый пол.
Бросив меня у подножия огромного дивана, незнакомец останавливается и, наклонившись, грубо срывает с моего лица балаклаву.
— Нет... — на выдохе вырывается жалкий писк у меня из горла, но кудри уже предательски рассыпаются по плечам, спадают на лицо, перекрывая обзор. Нервно дернув головой, откидываю их назад.
На лице зверя отпечатывается нескрываемая смесь удивления и едва уловимого замешательства, а глаза, секунду назад светившиеся от ярости, сужаются, словно некая догадка проскочила в его голове.
— Блядь! — тяжело произносит он, сверля мое лицо прожигающим душу взглядом.
Заглянув в черные зрачки напротив, я почти уверена, что сейчас этот мужчина придушит меня, не пощадит и убьет. Ведомая инстинктом жить, пользуюсь моментом задумчивости быка, возвышающегося надо мной. Не обдумывая и не строя планов, я со всей дури ударяю его сапогом по простреленной ноге, практически попав по ране.
Мужской рык звучит в воздухе, и меня оглушает звонкая пощечина, пробуждающая жгучую боль по всей правой стороне лица. Лишившись равновесия, я падаю на бок, чувствуя, как темнота начинает медленно окутывать меня со всех сторон.
Я пытаюсь сосредоточиться на боли, не отключаться, но не выходит, веки стремительно тяжелеют.
«Нет, Ева! Борись, черт подери!» — последняя мысль в моей проблемной голове, а затем пустота и забвение уносят в даль.
***
В себя я прихожу медленно, по ощущениям, целую вечность. Первое, что чувствую – нечто мягкое под собой. Быть может, это моя кровать, а все что я помню, страшный сон?
Вокруг царит сплошная тишина, ее нарушает лишь шуршание на фоне и мое сбившееся дыхание. Нет ни звука сирен подъезжающей полиции, вообще ничего подобного.
Я отчаянно пытаюсь пошевелиться, но запястья пронзает острая боль, отчего я распахиваю глаза и понимаю, что лежу на диване, связанная по рукам и ногам. Страх заполняет меня, как холодная вода, сжимая все внутренности. Паника перехватывает дыхание, заполняя каждую нервную клетку.
Метнув взгляд в сторону, вижу хозяина, восседающего на стуле. Дурная мысль о том, что надо было и мебель тащить, пролетает молниеносно. И технику и все-все. Подчистую забрать, чтобы этот гад на полу сейчас сидел!
Ну ты и идиотка, Ева! Тебя сейчас именно это волнует?!
Воспользовавшись моментом, пока мужчина перевязывает простреленную ногу, я бесстыдно разглядываю его. Коренастый, явно занимается спортом, а судя по тому, как он в два счета уложил Максима, еще и борец. Темноволосый, черноглазый... а его прожигающий взгляд я, несомненно, запомню на всю жизнь.
Не знаю, откуда во мне столько смелости наблюдать, как Зверь с закатанной штаниной самостоятельно пытается достать щипцами пулю из ноги, ковыряясь в ране. И ведь даже звука не издает! Я бы выла от боли, кричала, просила отрубить и дать наркоз, а он молчит и держится уверенно.
Кто ты такой, черт подери?! Росомаха?
Судя по всему, процесс у хозяина идет не очень гладко. Несчастные щипцы летят в сторону, окровавленными руками он берет в руки сотовый и набирает чей-то номер.
— У аппарата, — слышу мужской голос из трубки на громкой связи.
— Че за хуйня нездоровая происходит, Овод? — От злобного тона незнакомца я буквально вся подбираюсь. Слышать из его уст агрессивные маты хуже, чем наблюдать за кровью, текущей из раны. — Какого хера в моем доме левые люди?
— Щас буду, — доносится бас из динамика.
Быстро закрываю глаза, притворяясь, что нахожусь без сознания. Уж лучше пусть думает так. Вдруг допрашивать начнет? Пытать? И кто такой этот Овод? Может быть, он из полиции? Или участковый? А может из охранного агентства?
Одно предположение сменяется другим, более худшим. С каждой прошедшей минутой мое состояние и положение дел катится в пропасть. Не выйду я из этого дома без последствий, голову на отсечение даю.
Сейчас приедет полиция, хозяин напишет заявление, и меня отвезут в участок. Бедная мама, такой позор она не переживет!
Но я же не успела ничего унести, только в дом проникла. Интересно, сколько дают за взлом с проникновением?
Секунды тянутся бесконечно долго, в своей голове я уже даже успела отмотать срок и выйти на волю с желтыми зубами и блатной речью по фене, забыв нормальный человеческий язык.
Страх и безнадежность моего положения переплетаются в сознании. Мысли о том, что никто не вернется за мной, давят тяжестью. Знала, на что шла, но надеялась на другой исход. Самое ужасное в произошедшем то, что денег на операцию я так и не заработала.
Обстановка в доме меняется незаметно. Подъехавший (я так понимаю, Овод), как буря, сметающая на своем пути, с ходу принимается комментировать все вокруг, не успев переступить порог дома.
— А че не предупредил, что у тебя гости? — горланит мужлан, лица которого я не вижу, притворяясь, что в отключке. Я лежу расслабленная, имитируя размеренное дыхание и безмятежность. — Связывание практикуешь? — гоготнув, уточняет он.
— Вова, ты об этом побазарить хочешь? — грубит зверь, осаждая его.
— Че с девчонкой делать думаешь?
Вопрос Овода резко отрезвляет меня, заставляя открыть глаза и взглянуть на мужчин.
Хватит изображать из себя мертвую. Кажется, это не помогает. Может, лучше попробовать договориться с ними?
— Еще не решил, — размышляет вслух Волк, и вдруг его глаза встречаются с моими.
В горле мгновенно пересыхает. Темный блуждающий взгляд не дарит ни толики надежды на то, что зверь пойдет на контакт.
— Ты ж не собираешься в расход ее пускать?
Приподнимаю голову, переводя взгляд с одного на другого, и стараюсь не думать, что означает фраза «пускать в расход». Боже и дураку же понятно, что это не «отпустить на волю и простить все грехи»!
— Ну а че? — поворачиваясь к Оводу, ровным тоном комментирует хозяин. — Прогуляемся в лес, привяжу к дереву. Там, глядишь, волки или лисы найдут. Зверье голодным не останется.
В лес?!
Сердце стучит в бешеном галопе, с болью ударяясь о ребра.
— Пожалуйста, выслушайте меня! — вырывается с хриплым вдохом. — Не надо в лес, я ничего не взяла! — Указываю рукой на валяющуюся сумку, под завязку, набитую серебряными столовыми приборами. — Вон, все там! Отпустите меня, пожалуйста!
Но своим криком я привлекаю внимание лишь Овода. Волк даже бровью не ведет на мою тираду.
Проглотив солоновато-горький ком слез, я с мольбой смотрю на хозяина, пытаясь увидеть хотя бы малейшую долю понимания, но в ответ получаю полный игнор.
— Убери ее отсюда, — ледяным тоном заключает Волк.
Закрыв рот от вновь нахлынувшей паники, в ужасе распахиваю глаза, глядя на него.
— И возвращайся, решать будем.
— Как скажешь, брат.
С первым же шагом Овода в мою сторону я начинаю брыкаться, но из-за связанных рук и ног падаю с дивана и качусь кубарем прямо к его ногам.
— Надо же, еще никто с таким рвением не хотел прогуляться до подвала! — хохочет Овод, а я кричу изо всех сил, вырываясь из его крепких рук. Одним движением он развязывает веревку на моих ногах и поднимает за шкирку на ноги.
— Слушай сюда, красавица, — грубо дернув на себя, цедит он. — Если рыпнешься бежать или хоть раз на суете дернешься, я сделаю тебе в темечке такую дырку вот этим аппаратом, что ни в одном ателье не заштопают.
Смотря на пистолет в его руках, активно киваю. Дрожа всем телом, ощущаю, как горячие слезы скатываются по щекам.
— А теперь пошли, — подталкивая меня вперед, бросает мужик. — Хоромы твои показывать буду.
Судорожно всхлипывая, я еле переставляю ноги, идя в ту сторону, куда направляет Овод.
«Все будет хорошо… — умудряюсь успокаивать себя, но страх душит, а сердце молотком стучит в груди. — Тебя не убьют, тебя не убьют… Тебя не убьют!..»
— Двигай, — приказывает Вова, и я открываю дверь, выходя на улицу. — Уж план дома, небось, ты хорошо знаешь, — усмехается мужлан, подталкивая меня к лестнице.
Спускаясь с крыльца вниз я молу, стараясь сдержать вновь возникшее желание разрыдаться. Где-то внутри проскальзывает мысль уговорить Овода помочь мне, но я понимаю, что он не станет слушать.
Кто эти люди на самом деле? Почему ведут себя так, будто имеют право запирать человека в подвале? Если они меня сдадут, я обязательно расскажу, про угрозу оружием.
— Ну и вляпалась же ты в дерьмо, красавица, — с усмешкой комментирует бугай. — Забралась в дом к самому Волку! — уже в открытую хрипло смеется он. — Пиздец смелая!
— Кто вы такие? — спрашиваю дрожащим голосом, бросая через плечо на него боязливый взгляд. — Я ведь ничего не взяла...
— А это уже не имеет значения, красавица, — улыбается, смотря мне в глаза, отчего под уголками глаз образуются глубокие морщинки. —Остается надеяться, что Демид сжалится и оставит тебя в живых. А зная его, я в этом очень сомневаюсь.
Демид... Значит, так зовут хозяина.
Меня накрывает ледяная волна паники, потому что - отчасти я верю в то, что говорит Овод.
— Пожалуйста, скажите, что я могу сделать? Помогите мне! — умоляюще шепчу, развернувшись к нему. — Я прошу вас, пожалуйста! Вы же не такой как он, я вижу… — И замолкаю, чувствуя, как новый поток слез обрушивается водопадом, стекая по щекам.
Овод останавливается, смотря на меня снисходительным взглядом, и тяжело вздыхает.
— Сиди тихо и не беси своими выходками. Может, чего из этого толкового и выйдет.
— Вы можете передать ему, что я прошу прощения? — спрашиваю, почувствовав малейшую надежду, что этот мужчина готов идти на разговор. — Я готова сделать все что угодно, пусть выслушает меня!
Овод ухмыляется.
— Ой, наивная! — покачав головой, отвечает он. — Я Волка почти всю жизнь знаю, и за это время еще никому не помогала мольба о прощении, — уверенно констатирует, а затем мужское лицо вновь становится непроницаемо-серьезным. — А теперь — хорош, не заговаривай мне зубы, пигалица. Давай, шевели ножками.
Как только мы подходим к гаражному помещению, я судорожно втягиваю в легкие воздух, ощущая, что все тело мгновенно коченеет.
С каждой ступенькой вниз мое тело становится все тяжелее, а легкие наполняются странной смесью запахов машинного масла и пыли. Я кашляю, задыхаясь от этого удушающего смрада.
— Стой на месте, не двигайся. Сейчас я в твоей гостинице свет включу. — Жестокие слова звучат с насмешкой, после чего он отходит куда-то в сторону. Спустя несколько секунд лампочка, висящая на голом проводе под потолком, загорается тусклым, почти мертвенным светом.
Оглядываюсь вокруг — помещение маленькое, бетонные стены, куча старых коробок, банок с чем-то непонятным. В центре комнаты стоит стул, одинокий и жуткий в этом безжизненном месте.
— О, — громко ухмыляется Овод, заметив мою реакцию, — даже стул для тебя припасли, принцесса! — Его насмешка вызывает у меня приступ тошноты, к горлу подступает рвота. — Посидишь, подумаешь о своем поведении.
Я нервно сглатываю, пытаясь держать себя в руках.
— Но... как... как здесь в туалет ходить? — Голос мой дрожит, но страх заставляет спросить.
— Задаешь много вопросов, пигалица. — Лицо Овода выражает усталость, как будто мое присутствие его невероятно раздражает. — Ты девка смышленая, разберешься сама.
После он выходит, захлопывая за собой дверь с грохотом, отдающим эхом в ушах. Не успев осознать, что осталась одна, я машинально бросаюсь к выходу и дрожащими руками дергаю холодную железную ручку.
— Пожалуйста! Выпустите! Выпустите меня! — кричу, но мой голос отражается бездушным эхом от бетонных стен и растворяется в оглушающей тишине.
Шаги Овода глухо удаляются, а с каждым их звуком моя надежда ускользает, как песок сквозь пальцы. Реальность обрушивается, тяжелой лавиной, давя со всех сторон. Я медленно оседаю на пол, уткнувшись лицом в колени. Рыдания сотрясают мое тело, вот-вот разорвут его на части.
— Мамочка, прости меня... — всхлипываю, задыхаясь от слез. — Прости, что я была такой идиоткой…
Сидя на холодном полу долгое время, я молюсь, чтобы этот кошмар закончился. Чтобы кто-то, кто угодно, пришел и спас меня. Обхватив себя обеими руками, стараюсь собраться с мыслями и, подняв голову, оглядываюсь вокруг еще раз.
«Должен же быть выход, Ева, — мысленно твержу себе. — Пожалуйста, не опускай руки. Может, где-то здесь есть дверь, люк, хоть какая-то лазейка...»
Надежда, хоть и слабая, пробуждается во мне, и это все, что у меня есть. Смахнув слезы тыльной стороной ладони, резко поднимаюсь на ноги, быстро подхожу к стене и с яростью начинаю отбрасывать в сторону старые коробки, громко шуршащие по полу.
Как только отшвыриваю последнюю коробку, вижу перед собой пустую бетонную стену без единой щели, понимая, что выхода нет…
Это конец. Мне конец.
Что теперь делать?! Как выбираться из дерьма, в которое я сама себя загнала?!
Я же хотела сделать, как лучше... хотела помочь маме, спасти ее. Боже, что будет, когда она узнает, что меня посадили?!
Зажмуриваюсь, отгоняя страшные варианты будущего, сотворенного собственными руками. Если с мамой, что-то случится по моей вине, я не переживу это! Никогда не прощу себя, безмозглую идиотку!
«Ты ж не собираешься в расход ее пускать?»
«Ну а че? Прогуляемся в лес, привяжу к дереву. Там глядишь волки или лисы найдут. Зверье голодным не останется».
Даже не знаю, что хуже — смерть от рук Волка или поездка в места не столь отдаленные?
Вот и все, Ева, дальше небо в клеточку, друзья в полосочку.
Силы окончательно покидают мое тело. Я не жалею себя, понимаю, что виновата, и не оправдываюсь. И переживаю больше не за свою шкуру, а за здоровье мамы. Я оказалась заперта в подвале мужчины, которого пыталась ограбить, денег на операцию нет, семья не знает правду, где я. Не думала, что скажу это, но хорошо, что Маша приехала. Она присмотрит за мамырликом, пока я...
На ватных ногах отступаю от груды разбросанного мною мусора, будто привидение увидела. Взгляд падает на старый грязный матрас, прислоненный к противоположной стене. Взявшись за материал, отталкиваю его и швыряю на пол, поднимая слой пыли в воздух.
— Мерзость! — Закашлявшись, отмахиваюсь рукой от серых пылинок, летающих перед лицом.
Обессиленно опускаюсь коленями на грязный матрас с ржавыми пятнами, борясь с отвращением и сворачиваюсь на нем калачиком, прижимая колени к груди.
Хочу домой, в свою маленькую, но уютную комнатку. Забыть сегодняшнюю ночь, как страшный сон. Закрыть бы глаза, а открыв, осознать, что это все оказалось не правдой, приснившимся кошмаром, развеявшимся при свете дня.
Макс бросил меня. Все бросили. Глупая Ева осталась одна в логове зверя, что будет решать мою судьбу и вершить правосудие...
А если Волк начнет допрашивать? Я не задумывалась всерьез над правилами Макса. Он четко дал понять, что, если одного из нас загребут, то он не имеет права сдать других, иначе будут последствия — самые жестокие, от которых пострадают близкие люди.
Оставшуюся часть ночи я провожу, балансируя на грани, то погружаясь в беспокойный сон, то выныривая в суровую реальность. Мне мерещатся звуки сирен полицейских машин, кажется, что сейчас вот-вот и приедут копы, оформлять воровку. Отвезут меня в участок, снимут отпечатки пальцев и посадят за решетку. Хорошо, что Машка юрист, может быть, она выступит в роли адвоката.
Приняв сидячее положение, я исподлобья смотрю на хозяина.
— На выход! — безапелляционным тоном приказывает Зверь.
В подтверждение своих слов он кивком дает понять, что более чем серьезен.
Поднявшись кое-как под его пристальным взглядом, я аккуратными шагами приближаюсь к двери. И только оказавшись у самого выхода, Демид отступает, освобождая немного места, чтобы я могла выйти наружу, практически вплотную прижавшись к нему.
Мочевой пузырь давит, жутко хочется в туалет по-маленькому, но в этом гребаном подвале не было ни единой емкости, куда можно было бы пописать.
Оказавшись на улице, я делаю жадный вдох, оглядываясь по сторонам в поисках полицейских машин. Ничего. Лишь звук изредка пролетающих в небе птиц нарушает тишину. Интересно, смогла бы я сейчас сбежать? Однако все мои не успевшие появиться надежды разбиваются в то же мгновение, когда Волк хватает меня за ворот куртки.
— Двигайся! — Голос Зверя, в котором сквозит арктический холод, до жути пугает. Вероятно, вчера от шока я не успела осознать, насколько этот мужчина властен и опасен.
— К-куда? — заикаясь, спрашиваю с нескрываемым страхом в голосе.
Но он не отвечает. Прихрамывая на простреленную ногу, тащит меня, как жалкую букашку, на задний двор. Страшные предположения лезут в голову, и я судорожно принимаюсь вспоминать план территории. За домом есть выход в лес, мы рассматривали вариант пробраться оттуда, но из-за отсутствия хоть малейшей тропинки или подъезда к дикому лесу отмели эту идею.
Будто подтверждая страшные догадки, Волк ведет меня вокруг дома. Увидев вдалеке виднеющийся высокий темный забор, я готова отдать душу дьяволу, лишь бы мы свернули в любом другом направлении.
— Куда вы меня ведете? — Делаю попытку вырваться, но только усугубляю свое положение. Хозяин крепче сжимает мою куртку в кулаке и резко дергает, практически выбивая равновесие из и без того дрожащих ног.
Боковым зрением замечаю в его левой руке пистолет и молюсь, что это была галлюцинация, помутнение рассудка... Но нет. Когда Демид вводит код сигнализации на воротах, чтобы вывести меня за территорию, в руке он действительно держит оружие.
— Вызовите лучше полицию! — с мольбой прошу я.
Отчаяние — именно так я могу назвать свое состояние, иначе ни один адекватный человек не скажет подобное.
— Не убивайте меня, пожалуйста! — всхлипываю, упираясь ногами в зеленую траву.
Но, несмотря на все крики и просьбы, он продолжает вести меня по густому лесу в неизвестном направлении.
— Двигайся.
Волк резко отпускает меня, отчего я делаю два непроизвольных шага вперед и с опаской оборачиваюсь на зверя. Дуло пистолета, словно цербер, направлено прямо на мой лоб, и я сглатываю колючий комок паники.
— Вы убьете меня? — прочистив горло, тихо спрашиваю, задыхаясь от нехватки воздуха. Страх сковывает каждую мышцу в теле, почти парализуя его.
— Я. Сказал. Иди, — чеканит сквозь стиснутые зубы.
Не знаю, откуда во мне столько сил, но я слушаюсь приказа. Отворачиваюсь и с бешено колотящимся сердцем иду вперед, спотыкаясь о кочки и пеньки. Без понятия, как мне удается удержать равновесие и не перейти на бег. Даже не оглядываясь назад, я четко понимаю, что нахожусь под прицелом пистолета.
Пугающая энергетика Волка подсказывает, что он не просто какой-то богач. Этот мужчина другой... Опасный, беспощадный... убийца?..
Неужели сегодня я умру, вот так, в лесу, с простреленной головой, из-за собственной глупости? С этой мыслью поднимаю голову, подставляя лицо под лучи солнца, пробивающиеся сквозь кроны деревьев.
— Я была вынуждена это сделать, — тихо произношу я вслух, уже не надеясь, что меня выслушают и поймут. — Моей маме требуется срочная дорогостоящая операция на сердце за границей.
Все равно не ответит, наверняка не поверит. Подумает, что обманываю, пытаясь разжалобить.
— Двести пятьдесят тысяч евро... — шепотом добавляю на глубоком выдохе.
В ответ опять тишина, густая, осязаемая, не обещающая пощады взамен. Если бы не хруст веток позади, я бы подумала, что он оставил меня на растерзание зверям и ушел. Окутавшее напряжение в пространстве вокруг оседает на плечи и вдавливает меня в землю с немыслимой тяжестью. Глыба... Кусок льда, бесчеловечный облик, который не в силах понять, что такое хоть в чем-то нуждаться...
Внезапно Демид хватает меня за плечо и, развернув к себе, не жалея сил, прижимает лопатками к дереву. Резкая боль тут же пронзает спину, а из горла вырывается жалкий писк, когда в мой висок вжимается дуло пистолета.
— Кто вас подослал?
— Ч-что?
— Кто вас, блядь, подослал?! — Мужское лицо искажает гримаса ярости. — Отвечай!
— Думаете, люди не могут пойти на такой отчаянный поступок из-за нужды? Только по чьему-то приказу? — растерянно спрашиваю, стараясь не сгореть заживо от его испепеляющего взгляда.
— Ты передо мной щас выебнуться решила? — Тон его голоса моментально замораживает все внутренности. Пистолет продавливает область виска все сильнее, и я щурюсь, делая несколько рваных вдохов.
Его тяжелый выдох, больше похожий на утробный рык, заставляет все мои внутренности сжаться. Дуло пистолета, даже без пули, сверлит дыру в моей голове, и я инстинктивно касаюсь обеими ладонями его каменного торса, прикрытого черной футболкой, и умоляюще заглядываю ему в лицо.
— Пожалуйста… — едва выговариваю я.
Волк медленно опускает взгляд на мои руки, а затем возвращает его обратно. Чувствую, как меня штормит — так сильно, что еще чуть-чуть, и вывернет наизнанку прямо на его ботинки. Было бы чем... Я не ела уже больше суток.
— Пожалуйста, послушайте, я понимаю, что очень плохо поступила: ворвалась в ваш дом, чуть не украла ценные вещи… Но поймите, я делала это из-за нужды… Я хотела помочь близкому человеку. Я сделаю все, что вы скажете, — всхлипываю, не видя в ответ ни понимания, ни тем более сочувствия на его лице. Ни одна моя попытка убедить его не работает, ни мольба, ни слезы. От осознания этого внутри что-то надламывается, а по венам растекается жгучая злоба. Если терять нечего, если ничего уже не спасет, то плевать! Если он не оставляет мне выбора, я постараюсь умереть хоть с каким-то мизерным достоинством.
— Ну раз так, тогда давай, зверь, убей меня! — кричу я, подавшись на полшага вперед и свирепо глядя ему в глаза, — Вы, богачи, привыкли думать о себе, любимых, простые люди вас не волнуют! Прячетесь в своих долбаных замках, не видя, что происходит за их пределами! Ну и правильно: зачем думать о других, когда в своих изумрудных мирах вы как сыр в масле катаетесь, не так ли?! — сквозь сбившееся дыхание сорвавшимся голосом ору я. — Такие, как мы, для вас никто, пустой сброд и мусор! — Похоже, я совсем поехала головой, раз позволяю себе подобное поведение. — Да, я залезла в ваш дом! Хотела украсть дорогие побрякушки, явно приобретенные на ворованные деньги! Деньги обычного народа! И сделала я это вынужденно!
От его резкой хватки на моем горле в секунду перестаю дышать.
— Не заблуждайся на чужой счет, девочка, — цедит зверь с надменной злобой, высверливая своим взглядом на моем лице черную дыру. — Ты нихера не знаешь ни обо мне, ни о моей жизни, — угрожающе произносит он, сжимая в кулаке ткань моей куртки. Смотря на него снизу вверх, замечаю, как в его взгляде что-то меняется. — Убить тебя мне нихуя не стоит, — вдруг произносит он, — но это будет слишком просто, воровка. Ты ответишь, но по-другому.
Как только он отпускает меня, я отшатываюсь, растерянно моргая, и смотрю, как он удаляется в сторону дома.
— Как? — хрипло спрашиваю ему вслед, потирая кожу на шее от сильной хватки, не веря, что все еще жива.
— Вот, — произносит Демид, не оборачиваясь ко мне, — Ты начала задавать правильные вопросы.
Простояв полсекунды в немом шоке, я робко следую за ним, не понимая, о чем он говорит. Поднимаясь по лестнице, мы заходим в дом, и тут же мне становится не по себе. Теперь я смотрю на это пространство совсем иначе — не как на возможность оплатить операцию матери, а как на место, где я в любой момент могу попрощаться с жизнью, если сделаю хотя бы один неверный шаг.
— Разговор у нас будет короткий.
Смотрю в спину Волка, пересекающего в этот момент холл и направляющегося в гостиную.
— Пока не услышу имен всех тех, кто с тобой здесь был, ты не сделаешь ни шагу из этого дома, — безапелляционно сообщает он, — рыпнешься хоть раз — по этапам двинешься, без суда и следствия.
Боже! Тело обдает волной дрожи, пробирающей до костей. Не могу… Не могу этого сделать!
— Но я…
— Рот захлопни. — И я захлопываю, моментально, видя, как Волк оборачивается, смотря на меня так, словно готов сожрать заживо. — Не думай, что это все, что от тебя требуется.
С каждой секундой мне начинает казаться, что он был прав, когда сказал, что умереть мне было бы проще. Если сдам ребят, мои близкие могут пострадать. Сбежать отсюда тоже не могу. В тюрьму не могу… Кажется, ни один мой выбор не заслуживал риска.
— Дом в порядок привести надо. Этим и займешься.
Не вопрос, не предложение, а сухая констатация факта.
— Ч-что?.. В каком смысле?..
— Отрабатывать украденное будешь.
— Но ведь я не крала!
— А меня это не ебет, — рявкает он. — Будешь отвечать за награбленное твоими дружками, — добавляет Волк. — На все про все у тебя три дня.
Неожиданно Демид тянется к краю своей футболки и стягивает ее через голову. Я застываю на месте, не в силах пошевелиться.
Что он делает?!
Смотрю на его рельефные мышцы, сглатывая комок страха и удивления одновременно. Шрам вдоль левой груди, шрам под ребрами, но, черт возьми, они выглядят так органично на его теле, будто добавляют красок всей его пугающей сущности.
— Постираешь. — Швыряет в меня одеждой. Я машинально подхватываю ее, сжимая ткань в кулаках. Древесный запах тут же окутывает меня, заставляя сердце забиться быстрее.
— Давай, воровка, не расстраивай меня.
Внутри все сжимается от страха и бессилия. Я понимаю, что терпение хозяина на исходе, и слова Овода с нареканием не бесить Волка тут же всплывают в подсознании. У меня есть три дня, три гребаных дня, чтобы жить и делать все, что от меня зависит в данной ситуации. А дальше остается только надеяться, что для меня что-то изменится к лучшему. Хоть я и знаю, что чудес не бывает.
Демид
Не так, блядь, я себе представлял возвращение домой. Не думал, что город, забравший самое дорогое, снова преподнесет сраный сюрприз.
Закуриваю очередную сигарету, сбившись, нахер, какая это по счету. Яд заполняет легкие, расслабляя и без того шалящие в последнее время нервы.
Обвожу кабинет ленивым взглядом, откидываясь в кожаном кресле. Бередящие душу воспоминания так и норовят просочиться в башку, но я гоню их подальше, иначе сорвусь, и все планы, что строил месяцами полетят к чертям собачьим, не успев осуществиться.
Я вернулся в Россию спустя два года отсутствия, с четкой целью спросить с каждой твари за содеянное. Заставить мразей платить по счетам, умыть чертей кровью и отправить на тот свет, но прежде отнять у них все самое дорогое, так же, как в свое время забрали у меня.
Но, как говорится, мы предполагаем, а Бог располагает. Не успел я ступить на родную землю, как понеслась канитель. Жизнь, походу, решила внести коррективы в мои планы, подсунув неждан в виде зеленоглазой воровки и ее дружков. Оторвать от дел насущных, заставить отвлечься от жгучей злости, что засела глубоко внутри.
Я ехал со сходки с поверенными, когда на мобилу пришло неожиданное уведомление от системы охраны дома. Грешным делом, подумал, что лажа какая-то, но чуйка твердила обратное. Не может тут быть ошибки! Систему для дома, в которой жила моя семья, в целях безопасности устанавливали лучше из лучших ребят, и кто бы ни попытался обойти алгоритмы, взламывая, у них это не получится, мне все равно поступил бы сигнал, что, собственно, и произошло.
Была мысль, что враги решили первыми нанести визит, отдать, так сказать, дань уважения, но нет, незваными гостями оказались сосунки, решившие, что смогут тягаться со старым волком.
Крысы, проникшие в логово зверя, думали, что предусмотрели все, но жестко проебались в одном: они не знали, с кем связались и чей дом решили грабануть.
Моей ошибкой было не воспринять их всерьез. Растерял я все-таки за годы сноровку, пропустил шальную пулю. Пришлось дать возможность двоим сбежать, а вот третьего, оказавшегося самым хиленьким, попридержал, предвкушая веселье.
Словами не передать, насколько я охуел, сорвав с мальца маску, под которой скрывалась телка. Сучка оказалась не из робкого десятка, пришлось на месте приводить ее в чувство, правда, силу не рассчитал и вырубил.
— Соскучился по твоей надменной роже в этом кабинете! — довольно произносит Овод, врываясь в кабинет, без стука. — Че там девка твоя? — И падает в кресло напротив меня, расстегивая куртку.
— Не пальцем делана, Вова, — отвечаю спокойно, в очередной раз затягиваясь. — Под дулом пистолета молчала, как рыба немая.
— Так ты че, в лес Девочку-Демона водил, что ли? — Поверенный вскидывает густые брови, пялясь с удивлением. — Думал, ты ее… это… только на словах припугнуть решил, а оно вон че.
— Неправильно думал, Овод, — выпуская серый дым изо рта, отвечаю в пространство.
— Что делать с ней будешь? Колоть-то девчонку все равно надо, — озвучивает он и без того очевидные вещи.
— Такая своих не сдаст, — качаю головой, прищурившись. — По глазам вижу, — вдумчиво произношу, стряхивая пепел. — Ты мне лучше скажи: че нарыл на чмырей этих?
— Гасятся мыши. Номера их пробил – паленые оказались. — Братан слегка пожимает плечами. — Ты не напрягайся так, я человечка нужного уже подключил, достанем чепушил из-под земли.
— Хоть данные девчонки выяснил?
— По паспорту — Громова Ева Александровна, двухтысячного года рождения. Местная
Двухтысячного. Пиздец. Когда зеленоглазая родилась мы с Вовой такие дела решали, что ей и не снилось.
— Ева, значит… — произношу, пробуя имя на вкус. — Остальных, так понимаю, не смог вычислить?
— Нет. Рож-то не засветили нигде в отличие от Девочки-Демона.
— Не нравится мне эта возня. — Гашу окурок, вдавливая в пепельницу. — Нутром чую, неспроста кудрявая эта нарисовалась.
— Думаешь, подсунул ее кто-то? — Овод подается вперед, явно заинтересовавшись предположением.
— Вот это ты и выяснишь, Вова.
— Добро, — соглашается близкий, поднимаясь с кресла. Разворачивается на выход, но потом, вспомнив о чем-то, тянется в карман и, достав мобилу, кладет на стол перед моей рожей. — Во, мобила твоей маленькой гостьи. Запаролена, сука!
— Теряешь сноровку, старик, — усмехаюсь, поднимая телефон.
— Эти новомодные трубки — параша редкостная: ни понять, ни взломать толком! — ворчит братан, пряча руки в карманы брюк.
— Грузишь ты, — бросаю резко, смерив его недобрым взглядом. — Девка и так напряга навешала.
— Понял, не кипятись, — кивает он, отступая к двери. — С сученышами сделаю все, как надо.
Навела кипиша ведьма зеленоглазая вместе со своими дружками. Будто без них, блядь, забот не хватало. Приехал серьезные дела решать, а тут она, как кость поперек горла, встала.
Че делать с ней, пока не решил. Прибить бы, да рука не поднимется. Черноволосая соплюха, жизни-то совсем не видала. Совсем не понимает девочка, с кем связалась и в чьи лапы попала.
Оглядываю себя с ног до головы — да уж, видок тот еще! Одежда в грязи, пятна то ли от земли, то ли от чего похуже. Брюки вообще бесполезно оставлять: если планирую мыть пол в них, толку от уборки не будет никакого.
Быстро осмотрев комнату, направляюсь к тумбочкам и перебираю предметы, пока не нахожу то, что искала: ножницы. Сняв джинсы, особо не раздумывая, я начинаю резать штанины. Грязные куски ткани бесполезно падают на пол.
Закончив с процессом, надеваю уже получившиеся шорты и, покрасовавшись у зеркала, понимаю, что переборщила с длиной. Они явно получились намного короче, чем я планировала.
Долго не расстраиваюсь и, махнув рукой, решаю, что в любом случае это лучше, чем грязные брюки, тем более что в доме слишком жарко, а за работой в длинных джинсах я бы запарилась.
Расчесать спутанные кудри пальцами не получается, и это выводит меня из себя. Да что за проклятие! Стиснув зубы, в конце концов просто собираю их в небрежный пучок, закалывая карандашом, найденным на столе. Так хоть не будут мешать.
Подойдя к раковине, включаю холодную воду и умываюсь несколько раз подряд. Вода стекает по лицу, приятная прохлада приносит некоторое облегчение.
Выйдя из ванной, нахожу глазами на полу брошенную футболку хозяина и нехотя поднимаю ее. Вещь пахнет им, напоминает, что я в его доме, под его властью. Ничего, совсем скоро я уйду из этого места и никогда не буду вспоминать о пережитых унижениях!
Направляясь на поиски стиральной машины, я брожу по зданию и ловлю себя на мысли: какой он все-таки большой, просторный, но... холодный, словно лишенный жизни.
Среди трех комнат я нахожу прачечную на первом этаже. Помимо стиральной машины внутри установлен встроенный шкаф, в котором я обнаруживаю порошок, швабры, ведра, моющие средства и весь необходимый инвентарь.
Отлично, теперь хоть знаю, где это все!
И в такой ситуации, находишь поводы для радости, Ева. Оптимистка, что сказать!
Уборку я решаю начать со второго этажа. Перемыв там полы, окна и все поверхности, чувствую, как силы покидают меня. Желудок призывно урчит: последний раз я ела вчера в обед, то есть больше суток назад.
Конечно, Зверь вряд ли задумывался о том, что его рабыня может устать и ей было бы неплохо поесть. Понимаю, что в этом доме мне право голоса не давали, но если в течение еще нескольких часов я не съем хоть что-нибудь, то просто свалюсь в голодный обморок.
Спустившись на первый этаж, замечаю Демида, восседающего на барном стуле за кухонным островом перед открытым ноутбуком.
Бизнесмен, хренов!
После утренней «прогулки» по лесу он уезжал и отсутствовал большую часть дня, пока я надраивала его паркет.
Сдуваю упавший на лицо локон и призывно встречаю звериный взгляд. Волк медленно скользит по моим ногам, поднимается выше и наконец останавливается на глазах. Внутри все замирает — от осязаемого напряжения в его темных радужках. У меня даже дыхание перехватывает!
— Я могу выпить воды? — спрашиваю, облизав пересохшие губы.
— Можешь.
О Боже! Неужели сам Волк решил проявить небывалую щедрость? Удивительно!
Набравшись смелости, отставляю ведро и швабру и иду к раковине, попутно ища глазами стакан.
— Объяснять, где что находится, надеюсь, не придется, — не повернув головы в мою сторону, холодно бросает он, когда я прохожу мимо. — Уже все обшарила и без моей помощи.
Не удержавшись, бросаю свирепый взгляд в идеально ровную спину. Ярость буквально кипит внутри, выжигая каждый миллиметр его тела.
— Задержись вы на пару минут дольше, я бы успела кухню получше изучить, — парирую я, тут же прикусывая язык, увидев, как напрягаются мышцы на широкой мужской спине.
Он не отвечает, но я чувствую угрозу, исходящую от его сдержанного молчания.
Ева, держи рот на замке, пока тебе не пустили пулю в лоб!
Достав из ящика кружку, наливаю воду из фильтра и жадно выпиваю ее одним махом. Сразу наполняю еще раз и снова пью, чувствуя, как прохладная жидкость наполняет пустой желудок, принося хотя бы каплю облегчения.
— Спасибо, — считаю нужным поблагодарить.
Волк не отвечает, продолжая что-то печатать на своем лэптопе, будто меня здесь и нет.
Взяв швабру, принимаюсь мыть пол, периодически опускаясь на колени, добираясь до всех труднодоступных мест. В тот момент, когда я залезаю рукой под диван, слышу, что входная дверь с грохотом открывается.
— Ни хуя себе! — раздается знакомый мужской голос, и я резко выпрямляюсь, бросая взгляд на источник звука. Овод стоит в проходе, держа в руках два больших пакета. — Вовремя приехал! — ржет он, отчего я хмурюсь и тут же встаю, пытаясь оттянуть шорты как можно ниже. — Здарова, брат! Продукты привез.
Громила решительно проходит в гостиную, а я провожаю его яростным взглядом.
«Ботинки снять не мог, скотина?!» — вопит моя внутренняя стерва, наблюдая, как каждый его шаг оставляет грязные следы на только что вымытом полу.
Спокойнее, Ева... Дыши!
С нескрываемым ужасом на лице и полным отрицанием происходящего наяву кошмара я поворачиваюсь к мужчинам.
Они убили моих друзей? Ребят больше нет?.. Неужели я никогда их не смогу увидеть, услышать голоса, посидеть с ними на нашей заброшке и поболтать о всякой ерунде? Не смогу по завершении очередного успешного заезда понаблюдать за тем, как Миша возится со своим ноутбуком, будто приклеенный? Не услышу рассказы Макса о его бурной жизни? Не поприкалываюсь с Лешей?
Как можно отнять человеческую жизнь?! За что?! За то, что тебя, сраного богача, ограбили?! Лишили побрякушек?!
Ужас сковывает каждое движение, в голове за долю секунды пролетает миллиард неутешительных мыслей. Готовая разрыдаться и упасть на пол, я хочу взвыть, но, столкнувшись взглядом с улыбкой Овода во все тридцать два зуба и еле заметно дернувшейся щекой Волка, понимаю, что меня развели.
Уроды моральные! Кто так шутит вообще?!
Меня бросает в жар от осознания, что это неправда. Мои друзья живы и здоровы!
Еле сдержавшись, чтобы не показать мужланам средний палец, я забираю весь инвентарь и ухожу в общую ванную комнату на первом этаже, с хлопком закрывая за собой дверь. Добрых минут десять стою, упершись ладонями в раковину, и привожу себя в нормальное состояние от жесткого розыгрыша. Обмыв теплой водой лицо и шею, смотрю на себя в круглое зеркало с подсветкой. Сколько еще испытаний придется пройти, прежде чем я выберусь отсюда?
Уверена, что выберешься, Ева?
Послезавтра я должна вернуться домой из «экскурсии», но сделаю ли это? Отпустит ли меня Волк?
Если не свяжусь с мамой в ближайшее время, она однозначно будет переживать, волноваться, а ей это категорически противопоказано.
А Маша... Маша поднимет такой кипиш… Я даже представить боюсь, что она устроит! Вдруг сестра пойдет писать заявление в полицию? А ведь она может! Сто процентов! Так, по цепочке, и выяснится, где я и почему.
На секунду представив эту сцену в голове, прихожу в лютый ужас.
«Вы нашли мою сестру?!» — орала бы Машка в участке.
«Да. Она пыталась ограбить дом богача и сейчас находится в его доме, отрабатывая свой поступок, — ответили бы ей полицейские. — Работает прислугой и стирает его трусы».
Боже, какой стыд!
Нужно срочно найти возможность позвонить домой. Сказать, что решила задержаться в соседней области на несколько дней. Предупредить заранее, пусть не волнуются и не бьют тревогу. А дальше будет видно...
Но как сделать это, если мой телефон забрали? Перед глазами прям всплывает сцена, где я униженно умоляю Волка дать созвониться с семьей. Однако в голове набатом бьет мысль: «У тебя нет выбора, Ева!»
Успокоившись, сливаю воду, а после тщательно стираю тряпку и вешаю ее на ведро. Пусть сохнет.
Завершив самобичевание, прикидываю, сколько уборки мне предстоит завтра, и пытаюсь подсчитать, насколько это все дело затянется? Я так погружаюсь в свои размышления, что подмечаю для себя, что нужно развесить банные полотенца и полотенца для рук во всех ванных комнатах в доме.
Идеальная служанка, что сказать!
Чем лучше я сделаю свою работу, задобрю Зверя, тем больше вероятность, что он выпустит меня из своего логова, желательно, целой и невредимой. Ну это уж как повезет…
Несмотря на габариты коттеджа, здесь на самом деле не требуется грандиозной генеральной уборки. В основном я подчищаю последствия нашего с ребятами «визита». Сам дом ухожен и чист, и, судя по всему, в нем регулярно работал клининг. Требуется влажная уборка, не более. Но даже при всей строгой чистоте здесь все равно чувствуется отсутствие хозяйки, которая привнесла бы своей теплой рукой домашний уют.
В гостиную я возвращаюсь с уверенностью, что попрошу телефон для звонка. Отброшу гордость куда подальше ради здоровья мамы. Для меня важно, чтобы она не волновалась, а все остальное — ерунда. Я выйду из этого ада, и мы займемся поиском денег на операцию. Да, отличный план!
Именно так я себя успокаиваю, топая босыми ногами по холодному полу.
— Мне нужно позвонить домой, — решительно заявляю, останавливаясь перед восседающим на диване царем…о, простите, перед Волком. — Отдайте, пожалуйста, мой телефон.
Громилы Овода нигде не видно. И слава Богу! Эти тупые и неуместные идиотские подколы уже в печенках сидят, и это при том, что знакомы мы меньше суток. Не понимаю, каким образом Демид терпит его. Он еще что-то говорил мне: «Не беси Волка». На себя бы со стороны посмотрел, чертила!
— Еще какие пожелания? — Демид окидывает меня ничего не выражающим взглядом с головы до ног. Смотрит, как на пустышку, посмевшую что-то просить у самого господина.
— Только телефон, — прикусив язык и затолкав подальше чувство собственного достоинства, покорно прошу.
Терпи, Ева, будь покладистой, и Зверь согласится. Ты половину своей жизни охотно притворяешься другим человеком. И сейчас несложно, правда?
— Посмотрим на твое поведение, — лениво произносит он, растягивая слова. Я сжимаю кулаки с такой силой, что еще немного, и проткну ногтями ладонь. Создается ощущение, что Демид нарочно проверяет границы моего терпения и самообладания, чтобы сорвалась, а затем, воспользовавшись моментом, снова вышвырнет меня в подвал. Нет уж, я ему такого удовольствия не доставлю!
Мое молчание затягивается. Я просто стою, сжимая кулаки, и представляю, как простреливаю вторую ногу урода.
Давай, Ева. Не играй с огнем, не зли его. Делай, что велят, и совсем скоро ты отправишься домой.
Сердце колотится, когда я подхожу к столу, где лежит пакет с лекарствами и антисептическими растворами. Я всячески отгоняю мысли о том, что именно собираюсь сделать и как мне это все неприятно.
О да, обязательно сообщи об этом Волку, может он рассмотрит более комфортабельные и приятные хлопоты для тебя. Отрабатывай свои ошибки, воровка-неудачница!
Возвращаясь к дивану, стараюсь не смотреть в глаза Зверя, но зато четко ощущаю, что нахожусь под его пристальным наблюдением. В пространстве витает густое напряжение, тяжелым грузом давящее на плечи.
Неловко переминаясь с ноги на ногу, понимаю, что задачу мне никто облегчать не собирается, поэтому вынужденно опускаюсь перед Волком на колени. Как только мои ноги касаются холодного паркета, кожу обсыпают мелкие мурашки.
Взгляд невольно падает на его ногу — она обмотана бинтом, но кровь все равно просвечивает через повязку. Сглатываю комок в горле, стараясь не выдать позорного страха перед, казалось бы, элементарным делом.
«Почему бы тебе не поехать в поликлинику? Не вызывать медсестру на дом?» — так и хочется задать вопрос с токсичной интонацией.
Открыв пакет, достаю лежащие внутри бинты и антисептик. Руки слегка дрожат, но я заставляю себя сосредоточиться и не думать о собственной брезгливости. Сначала аккуратно снимаю старую повязку. Кровь уже немного засохла, но видно, что рана воспалена. Машинально отворачиваюсь, не желая видеть ее слишком близко, но все равно чувствую тошноту.
— Не больно? — спрашиваю, стараясь говорить спокойно, но писклявый голос выдает меня с потрохами.
Волк молчит. Судя по всему, это его второе любимое занятие. Первое — унижать людей и угрожать им.
Его молчание заставляет меня нервничать еще сильнее, ведь я не знаю, все ли делаю верно.
Вернув остатки самообладания, нахожу в себе силы взглянуть на рану и обработать ее антисептиком. Несмотря на легкое головокружение от того, что я впервые в жизни вижу огнестрельное ранение, стараюсь все делать быстро, желая поскорее закончить перевязку, при этом быть аккуратной.
Внезапно Волк протягивает руку и обхватывает мой подбородок, заставляя приподнять лицо и заглянуть в его темные глаза.
С рваным вздохом я приоткрываю рот, боясь его последующих действий. Проходят мучительно долгие секунда, две, три, но Демид пялится, не предпринимая больше ничего, а я хлопаю глазами, как дурочка, не понимая, что происходит. Странное чувство жара вспыхивает в груди от затянувшегося контакта, установившегося, между нами.
— Продолжай. — Он отпускает меня так же неожиданно, без объяснения этого странного порыва, без лишних слов.
И я продолжаю, как велели. Заворачиваю бинт вокруг раненой ноги, стараясь не думать о произошедшем.
Я никогда не рассматривала мужчин как объект воздыхания или симпатии. Мне всю жизнь было по барабану на противоположный пол, а слушая рассказы девчонок в школе и университете обсуждающих парней, поцелуи и страстные ночи, не испытывала восторга. Да я вообще, в принципе, нифига не испытывала.
Но этот Зверь...
Когда я стою перед ним на коленях, внутри как будто просыпаются новые и совсем непонятные инстинкты.
Что это? Страх? Притяжение?
Нет! Нет! Нет! Миллион раз «нет» этому животному, решившему, что имеет право крутить и вертеть мною, как игрушкой!
А что это, Ева? Почему ты дрожишь и настойчиво отводишь глаза? Почему твои пальцы прошибает током от соприкосновения с его кожей? Почему твое дыхание каждый раз сбивается от его пристального взгляда?
Очевидно, его властная энергетика, которая чувствуется на интуитивном уровне задурманила, запудрила мне мозги. Он может отнять мою жизнь в любую секунду, но может и подарить шанс выбраться отсюда целой и невредимой.
Качели, Ева… Они просто взрывают твой мозг, подсаживают на себя, заставляют жаждать эти сшибающие с ног эмоции, и именно поэтому тебя штормит от противоречий, творящихся в твоей душе.
К тому же я практически не спала целую ночь, испытала дикий стресс и сильно переутомилась.
Каждое мое движение сопровождается необъяснимым внутренним напряжением. Странное предчувствие не дает покоя: последствия за проникновение и грабеж только начинаются. Почему-то мне кажется, что уборкой это все не закончится...
— Могу я теперь поговорить с семьей? — Закончив с перевязкой, я поднимаюсь на затекшие от неудобной позы ноги.
Хотелось бы задать этот вопрос дерзко, заставить его отдать мой телефон, но голос звучит слишком жалко, и я противна самой себе.
Не говоря ни слова, Волк поднимается с места и, прихрамывая, направляется к стулу. Я думаю, что хозяин дома в очередной раз играет на моих эмоциях, но он поднимает лежащую темную стильную ветровку и достает что-то из кармана.
— У тебя пять минут. — Он протягивает руку, и я вижу свой телефон. — Говорить будешь при мне, на громкой связи.
Потыкав сенсорный экран, я едва ли сдерживаюсь, не заскулив от отчаяния. Неужели разрядился? Однако, нажав боковую кнопку обнаруживаю, что телефон был просто отключен. Пропустив приветственную заставку, снимаю кодовую блокировку и сразу же захожу в контакты, сосредоточенно набирая номер телефона мамы.
Звучащие через громкую связь гудки кажутся целой вечностью. Затаив дыхание, я с трепетом ожидаю услышать родной голос. Перед глазами всплывают наши совместные ужины, веселые рассказы мамы, уютные вечера, когда мы сидели на диване, а моя голова покоилась на маминых коленях и мы смотрели телепередачу, пока мягкие пальцы, перебирающие мои кудри.
Успокойся, Ева. Тебе нужно быть осторожной – не выдать ни одной лишней эмоции, иначе мама заподозрит неладное.
— Алло? — Сердце екает от мелодичного голоса мамы из динамиков.
— Привет, мам, — произношу как можно более расслабленно. Я отворачиваюсь от Волка, чтобы он не видел моего лица и собравшихся в уголках глаз слез.
— Ты где? Как экскурсия? — с искренним интересом спрашивает она.
Сглотнув комок в горле, заставляю себя говорить уверенно:
— Да вот, в отель пришли, валюсь с ног от усталости. Решила позвонить. Соскучилась очень!
— А я тебе звонила, доча, но телефон отключен был. Написала сообщение, а оно не доставлено. Уже волноваться стала. — В ее тоне проскальзывает легкий упрек.
— Прости, мамуль. У меня зарядка сломалась, а ни у кого в группе подходящей нет, — вру на ходу, отчего ощущаю болезненный укол совести.
— Ой, ну как же так, Евусик?! Обязательно купи новую, не экономь! Сейчас такое время, без телефона никуда.
— Хорошо...
— Как поездка? Какие впечатления от нового города? — Мама, как всегда, верит мне, и я ощущаю жгучий стыд за то, что я такая ужасная дочь — лживая, фальшивая, а теперь и преступница. — Я так рада, что ты хоть на пару дней отдохнешь от работы, доченька! Ты нам с Марией хоть фотографии присылай, показывай, где гуляешь, чем занимаешься.
— Кстати, насчет этого... — закусив губу, пытаюсь сформулировать правдоподобное предложение. — Я подумала, наверное, еще на несколько дней останусь. Тут так красиво, ма, хочу задержаться на подольше. Здесь очень много интересных галерей, а я не успеваю их все посмотреть. Ты же не против?
— Одна? — недоверчиво уточняет мама голосом педагога. — Ева... Чужой город, незнакомы люди… Это же опасно!
— Нет, не одна. Ты что! Женька и Юлька тоже хотят, — приплетаю бывших одногруппниц, с которыми никогда и вовсе не дружила.
— Ну ладно, — вздыхает мама в трубку, как бы нехотя соглашаясь. На меня обрушивается тотальное облегчение, будто гора с плеч свалилась.
— Ты пьешь лекарства? Не пропускаешь? Маша следит за тобой? — нападаю с вопросами. Раньше я контролировала этот процесс, а оказавшись вдали, схожу с ума от неведения. Не забыла ли мама о таблетке перед едой? После еды?
— Лекарства пью, режим соблюдаю. Вот, честное слово, весь день лежу пластом. Примеряюсь, как буду выглядеть в гробу, — весело начинает смеяться она, а меня в пот бросает от услышанного.
— Мама! — не выдержав, зажимаю рот рукой, всхлипнув.
— Ев, ну ты чего? Я же всегда так шучу, — с легким недоумением в голосе, произносит она.
Просто мама не знает, что я нахожусь на грани нервного срыва, и ее слова вовсе не кажутся мне смешными в сложившейся ситуации.
— Прости, я устала и хочу спать, — бормочу, смахивая слезу дрожащими пальцами.
— Ложись отдыхать, котик, — ласково произносит родительница. — Завтра поговорим еще, хорошо? Мы тут с Машей попкорн приготовили, будем фильм смотреть.
— Приятного аппетита и просмотра, — шмыгаю носом, зачем-то кивая. — Мам, ты не переживай, если не сможешь до меня дозвониться. Тут связь очень плохая, практически не ловит!
Мама спокойно соглашается, и мы прощаемся. Внутри меня все кипит: горечь от обмана, страх перед тем, что будет дальше, и бесконечное желание вернуться в родные стены. Я так по ним скучаю… Даже по Маше. Как выяснилось, наши разногласия с сестрой — мелочь по сравнению с тем, что происходит сейчас.
Вдохнув полной грудью воздух в легкие, на выдохе оборачиваюсь к Демиду. Небось весь разговор мужчина стоял позади и грел уши, кто бы сомневался.
Протягиваю ему мобильник, но Волк спешит его забирать.
— Убирай с телефона пароль.
— Что? — растеряно, моргнув несколько раз, смотрю на него, словно вижу впервые. — Зачем?
— Тебе все нужно повторять дважды? — Зверь слегка склоняет голову набок. — Убирай, я сказал.
Если я уберу пароль, то он и его дурной дружок смогут беспрепятственно найти в моем телефоне все данные и номера ребят. А если они попытаются выманить их? Если Макс сочтет это предательством с моей стороны и пострадают за это мама и Маша?
Внутри меня бушуют эмоции: гнев на себя за то, что оказалась в этой ситуации, и страх перед тем, что может произойти дальше. Я не могу подставить ребят только потому, что боюсь за свою жизнь. За жизнь семьи я боюсь куда больше. Понимаю, что играю в опасную игру и этот шаг может стать последним, но другого выхода у меня нет.
Не знала, что когда-нибудь буду думать об этом, но, открыв глаза сегодня утром, я поблагодарила Бога за то, что после вчерашнего осталась в живых.
Зверь не сказал ни слова о моей выходке, а лишь приказал приготовить ужин и отпустил восвояси. Уму непостижимо! Его непредсказуемость сбивает меня с толку, то и дело заставляя нервничать с каждым днем все сильнее. Может, это такая тактика — задобрить жертву, а потом, когда она не ожидает подвоха, ударить побольнее? Уверена, Демид в этом деле отменный профессионал, и каждый день, проведенный с ним под одной крышей, подтверждает мои догадки.
Вчера, перед тем как отправиться спать, я перестирала вручную все свои вещи и обнаружила кулон, выпавший из кармана моей куртки, звонко ударившись о кафельную плитку. Лежа в постели, я долго размышляла над тем, что делать с этой миниатюрной вещицей. Кажется, от нее нет никакого толку, да и к тому же, вряд ли оно пригодилось бы мне. Желание унести хоть что-то из этого дома улетучилось сразу же, как только я впервые увидела Зверя, но все же, коробка, в которой лежал кулон, исчезла из шкафа, поэтому я положила кулончик в тумбу с мыслью, что завтра отдам его хозяину.
Умывая лицо прохладной водой, я кое-как чищу зубы пальцем, думая о том, что еще пару таких дней в заточении, и из моего гнезда на голове начнут выпрыгивать вши. Конечно, грех жаловаться, спать на кровати с ортопедическим матрасом в комнате, где пахнет свежестью, куда приятнее, чем на грязном матрасе в подвале. И все же надо предпринять попытку попросить у Волка зубную пасту. Я ведь не так много прошу, правда?
Ев, тебе бы с башкой своей поработать. Может, тебе массажиста заказать, для снятия напряжения с шеи и плеч после семичасовой уборки дома?
Не знаю, откуда в моей голове берутся мысли, что Демида можно хоть о чем-то попросить. Как будто все мое нутро требует проверить его нервы на прочность. Главное — не переборщить. С пулей во лбу мне уже не будут нужны ни зубная паста, ни массаж… Даже умудряюсь усмехнуться про себя. Меня стало смешить то, что, казалось бы, должно вызывать ледяной ужас. Может, вот так и выглядит состояние, окончательно двинувшегося человека? А мне бы сейчас не помешало сойти с ума, чтобы не пропускать через себя все то, что происходит в реальности.
Спускаясь вниз в компании ведра и тряпок, прислушиваюсь к звукам, но до последней ступеньки меня сопровождает абсолютная тишина. Наверное, Волк спит. И правильно: уборку в доме делаю я, готовлю тоже я, почему бы господину не полежать на своих перинах подольше?
Бросив тряпку в ведро с теплой водой, наклоняюсь и отжимаю ее, готовая приступить к мытью всех поверхностей на первом этаже. Внезапно с улицы слышу звук открывающихся ворот, и я бросаю беглый взгляд в панорамное окно, видя, как уже знакомый «Range Rover» заезжает на территорию дома. Надо же, не спит, значит!
С безразличным видом отправляюсь на кухню и начинаю намывать все поверхности, предварительно разбрызгивая на них очищающий раствор.
По приближающимся шагам понимаю, что хозяин не один. Наверняка со своей шестеркой Оводом, с кем же еще? Опять буду выслушивать несуразные шутки в свой адрес, желая запихнуть грязную тряпку в рот этому шутнику.
Когда дверь открывается, мой взгляд находит Волка, заходящего первым, а затем вижу мужчину, больше похожего на телохранителя. Весь в черном, одетый с иголочки, в пиджаке и брюках, начищенных до блеска туфлях, он похож на жениха, которого сорвали со свадьбы и попросили приехать сюда. Кто это такой? Рука машинально трет поверхность, пока моя голова повернута в сторону Зверя и незнакомого гостя, держащего в руках несколько пакетов.
— Ева, подойди сюда, — приказывает Демид, и я невольно вздрагиваю из-за металлических ноток в его голосе.
От того, как он произнес имя своим низким баритоном, мои внутренности сжимаются, и не от страха, от других, более странных чувств. Что-то внутри отзывается на эти вибрации, будто он не просто произносит «Ева», а так… гортанно, хрипло и маняще.
Нет, ну ты точно двинулась, девочка!
Нехотя приостанавливаю уборку, оставляю тряпку на столешнице и, вытерев руки о шорты, медленным шагом следую к нему. Что я снова сделала не так? Опять новый приказ? Что случилось? Мысли, словно пчелы, роятся в голове, и ни одна из них не успокаивает меня.
— Что такое? — тихо спрашиваю я, оказавшись рядом.
Волк молча забирает пакеты из рук мужчины в черном и протягивает их мне, предварительно оглядев меня с головы до ног. От его сканирующего взгляда табун мурашек пробегает по коже, а в области затылка начинает покалывать.
— Приведи себя в порядок.
«Что?! — мысленно недоумеваю я, переводя взгляд на брендированные пакеты, и в ту же секунду осознаю, что Демид привез мне одежду. Он вздумал одевать меня?! Что за подачки такие?!
— А что не так с моим видом? — с вызовом спрашиваю я, вздернув подбородок и бросая на него вопросительный взор из-под ресниц.
Как только его молчаливый взгляд встречается с моим, я сразу же жалею, что задала этот вопрос. Вот как у него это получается? Посмотрит, а уже хочется язык себе в горло запихать.
Выхватив подачки из его рук, стремительным шагом направляюсь к лестнице, про себя проговаривая все, что думаю о Звере.
Что это было? Зачем ему покупать эти вещи, если завтра меня не будет в его доме? Кем он себя возомнил?! И что… что ему не нравится в моем виде? Хотя, если учесть неприличную длину шорт, несложно догадаться, почему Волк решил прикрыть меня. Но разве ему не все равно? Он не похож на тех мужчин, что облизываются при виде открытых женских ног. Демид вообще ни на кого не похож… Вот в чем дело. Даже если подумать о том, как можно было бы его соблазнить, то короткие шорты явно не были бы беспроигрышным оружием. Это тактика сработала бы на Максе или на любом другом парне, чей мозг расположен чуть ниже их бедер, но не на этой глыбе льда, смотрящей на меня не как на человека, а как на пустое место. Да и о чем ты вообще думаешь, Ева? Ты ударилась головой или окончательно свихнулась? О каком соблазнении речь?! Пару дней назад этот человек приставил пистолет к твоей голове, забыла?
Отполировав все поверхности до блеска, выжимаю тряпку и кладу ее на край ведра. Осматриваю помещение — идеальная чистота. Пусть только попробует сказать, что я не справилась с задачей! Может быть, если я справлюсь с уборкой раньше, меня и отпустят раньше? Ведь такие условия были поставлены Волком. Я их выполнила. Попытаться все же надо…
Повернувшись на звук открывающейся двери, сразу же вижу знакомую рожу. Овод. Ну конечно…
Увидев меня, мужлан широко улыбается.
— Привет, Девочка-Демон!
Не отвечаю, приготовившись к тому, что, когда он снова пойдет в своих ботинках в гостиную, я запущу тряпкой прямо ему в голову. Но в этот раз Овод удивляет: не переступая порога, он сбрасывает кроссовки и заходит в дом.
Извините, Бог услышал мои молитвы или что? Или сегодня судьба решила пощадить? За что такое счастье? От накатившего облегчения выдыхаю, и мой взгляд смягчается. Как легко тебя обрадовать, Ева! Мужик просто снял обувь, а ты уже Бога благодаришь за такую снисходительность.
Волк встречает его приветливым рукопожатием, и они проходят на кухню. Я стою и не знаю, какой подходящий момент выбрать в их диалоге, чтобы сказать, что закончила с уборкой. Но секунды тянутся, а их разговор не прекращается, и я решаю сначала закинуть последнюю стирку, а потом вернуться в гостиную.
Перестирываю тряпки, мою ведро и ставлю его сушиться. Посмотревшись в зеркало, быстро привожу себя в порядок, поправляю пучок на голове и, собрав волю в кулак, вхожу в гостиную.
— Я закончила с уборкой, — твердо заявляю, надеясь, что мой голос звучит решительно. — Могу быть свободна?
— Молодец, Золушка! — комментирует Овод с уже привычной хриплой усмешкой. — Раз ты тут быстро справилась, может, наведешь порядок и в моей холостяцкой берлоге?
В эту секунду Демид бросает на него такой взгляд, что я, кажется, запомню его надолго. Будь глаза хозяина способны метать молнии, лицо Овода уже раскололось бы пополам. Но как понимать эту реакцию? Он зол? Или готовится отдать мне очередной приказ?
— Нет, — сухо отвечает Волк.
В смысле — НЕТ?!
Я закипаю так сильно, что готова наплевать на все условности и разнести этот дом к чертовой матери! Это какое-то издевательство! Изощренное, намеренное издевательство!
— Я сделала все, что вы сказали! — повышаю голос, сдерживая дрожь от накаляющейся ярости.
— Ты плохо расслышала? — Волк поднимает на меня глаза и жестко чеканит: — Здесь я решаю, кто и когда покинет мой дом.
От услышанного я начинаю задыхаться. Нет, это не просто слова — это пощечина, болезненная, жгучая, отзывающаяся шумом в ушах. Отступив на два шага назад, смотрю на него так, типа все мое нутро пропитано гневом и ненавистью. Ты знала, Ева, что это не закончится уборкой. Ты знала, знала… Он обманул тебя.
Развернувшись, бросаюсь к лестнице, сдерживая порыв разрыдаться перед этими ублюдками. Ненавижу, ненавижу, ненавижу! Поднимаясь по ступенькам, слышу отголоски их разговора и притормаживаю шаг, смахивая предательские слезы.
— Что с девкой думаешь делать? — слышу голос Овода.
— Еще есть вопросы к ней, — строго отвечает Демид. — Кулон не нашел.
— Да ну брось, Волк! Поди, клининг его куда запихал. Тут же без конца убирались.
Я замираю на месте. Кулон? Который я нашла?
— Пока не найду, девку из дома не выпущу, — произносит Демид.
Растерянно моргаю, складывая пазлы в голове. Ему нужен тот самый кулон? Сердце сжимается так сильно, словно с первым ударом оно вырвется из грудной клетки. Ноги сами поднимают меня по лестнице, и я перешагиваю через ступеньки, чтобы как можно быстрее оказаться в комнате.
С каждым шагом к тумбе меня накрывает такая волна дрожи, что я без промедления хватаю кулон и, сжав его в кулаке, бегу по коридору, спускаясь вниз.
«То, о чем ты думаешь, Ева, убьет тебя!» — кричит во все горло внутренний голос, но я отбрасываю здравый смысл. Больше я не намерена играть по этим тупым правилам!
Как только мои ноги ступают на дорогой паркет первого этажа, я поворачиваю лицом к мужчинам.
— Это потеряли?! — спрашиваю, показывая зажатый в поднятой руке кулон.
Рвано дышу, сверля яростным взглядом Волка, а затем и Вову, бросающего на хозяина быстрый тревожный взгляд.
— Откуда у тебя эта вещь, Ева? — Голос Зверя звучит так чужеродно, ощущение, что я услышала его впервые. Он другой, утробный, не похожий ни на что, будто вырван из самой сердцевины.
— Так что, это и есть тот самый кулон? — кричу я, изо всех сил сдерживая внутренний страх перед ними. — Хотите забрать?
— Положи его сюда. — Демид вдавливает указательный палец в поверхность стола перед собой.
— Нет, — быстро бросаю я, прекрасно понимая, что в эту секунду подписываю себе смертный приговор. Но если есть хоть малейший шанс выбить себе свободу, я сделаю это сейчас. — Вы отпустите меня, если я отдам этот кулон?
Я отступаю на шаг, когда Волк поднимается из-за стола и обходит его, становясь плечом к плечу с Оводом.
— Золушка, слушай, — говорит осторожно Вова, можно подумать за эти секунды растерял все свои привычные повадки. — Делай то, что тебе говорят.
Сегодня ровно третий день, как я нахожусь в проклятом особняке, который должна была ограбить, срубить бабла и свалить в закат. Вылечить маму и жить счастливо, забыв об этом случае.
Но жизнь, судя по всему, решила нагнуть неудачницу Евочку и устроить хорошую показательную порку. Как говорится, чтоб другим неповадно было!
Нужно ли говорить, что весь остаток вчерашнего дня и всю ночь я не находила себе места, вздрагивала от каждого шороха, мерещившегося в темноте? Все ждала момента, когда Волк придет за мной, хоть и понимала, что он не сделает этого. Я в его доме, в его власти, под его контролем. Я даже, черт подери, в одежде, купленной им лично! И если бы Демид захотел попасть в мою комнату, он бы, несомненно, это сделал.
Не буду лукавить, за свой поступок мне стыдно. Да вообще за все стыдно, но за выходку с кулоном так особенно. Я по своей натуре человек очень вспыльчивый, но быстро отходчивый. А еще сначала делаю, а потом уже думаю... Поэтому ночь я провела и в самобичевании за собственное гнусное поведение.
Меня бросало из стороны в сторону: я то радовалась, как уделала Зверя, вспоминая его ошалелое лицо, то сокрушалась от своего поведения. Плюс ко всему мне не давали покоя мысли о том, чей это кулон и почему он так дорог Демиду.
«Короче, зря ты так резко, Девочка-Демон. Для Демида это важная вещица».
Слова Овода то и дело всплывали у меня в голове, заставляя шестеренки крутиться с особым усердием. Самый логичный ответ, вертящийся на кончике языка: бывшей.
Что же с ней случилось, раз Волку настолько дорог этот кусок металла?
И есть один маленькой вопросик: какого хрена меня это так сильно волнует?!
Вздохнув, я наконец поднимаюсь с постели, в которой пролежала после пробуждения добрый час. Распахнув наглухо задернутые шторы, открываю окно, с жадностью вдыхая свежий утренний воздух. Протянув руку, хватаюсь за металлическую решетку, несколько раз дернув ее. Мысли о побеге волнуют, щекочут нервы. А вдруг получится? Можно попытаться отвлечь охрану, контролирующую всю территорию дома, в момент отсутствия хозяина.
Облизнув пересохшие от волнения губы, иду умываться, с загоревшейся надеждой в груди.
Не хочешь отпускать добровольно? Ну что ж, я освобожу себя сама, сладенький! Но для начала мне придется хорошенько изучить график дежурства охраны, присмотреться к ним, а возможно, с кем-то подружиться. Это займет время, но так я вырвусь из запертой клетки.
Закончив с утренними процедурами, я не без труда отодвигаю комод на законное место и высовываюсь наружу, позорно поджав хвост. Как себя вести с хозяином дома? Вдруг он решит что-то сделать со мной за съеденный кулон?
Он мог грохнуть тебя вчера, Ева, но не стал...
Передвигаюсь по дому я на цыпочках, тихонько осмотрев все места, где обычно обитает Демид. Его нигде нет, а это означает, что я одна. Слегка расслабившись, решаю для начала позавтракать. Приготовив себе омлет, не спеша ем, а затем прибираюсь. Попутно отмываю фасад кухонных шкафов, от пятен и красиво раскладываю тарелки по размеру в шкафчик.
Не знаю, что движет мною, но я решаю протереть пыль на первом этаже. Возможно, сыграл тот факт, что через панорамные окна от залитого солнцем помещения виден каждый недочет. Завершив влажную уборку, я незаметно перемещаюсь в постирочную и, вытащив вещи из сушильной машины, проглаживаю их все. У нас дома так принято делать после каждой стирки. Мама головы готова сворачивать, если в квартире будет застелено не выглаженное постельное белье.
За работой не замечаю, как пролетают часы. Наглаживать рубашки и брюки Волка кажется чем-то странным и даже неправильным. Интимным...
Развесив хозяйские шмотки по вешалкам, я долго не могу заставить себя отнести их в его спальню. Конечно, я была там во время уборки, но сейчас не решаюсь, будто боюсь. Дыхание слегка перехватывает, я нажимаю на ручку и распахиваю дверь, входя в обитель темноты. Полумрак, стоящий в комнате Демида, нагоняет немного жути и заставляет сердце трепетать в груди. Она выглядит такой же неприступной и холодной, как и ее хозяин. Взгляд невольно задерживается на гигантских размерах кровати, застеленной темным бельем. Откинутое одеяло и смятые простыни рисуют непристойные образы, как мужчина здесь спал. Накачанная рельефная спина предстает перед глазами, и я трясу головой, отгоняя морок.
Я несмело прохожу в центр, и все органы чувств обостряются до предела, когда я делаю маленький вдох. Оказывается, все это время я не дышала.
«Соберись, Ева!» — кричит здравый смысл, и я пытаюсь осознать, для чего пришла сюда. Открыв дверцы шкафа, принимаюсь быстро развешивать принесенные вещи, лишь бы поскорее сбежать из мрачного логова. Однако по дороге к выходу взгляд задерживается на лежащей на прикроватной тумбочке книге. Интерес берет вверх, и я наклоняюсь, желая разглядеть название:
«Граф Монте-Кристо», Александр Дюма... Ничего себе, бездушная глыба читает книги?
Один из любимых романов моей мамы. На душе мигом начинают скрестись кошки по тоске о доме и родном мамырлике. Руки сами хватают книгу, прижимая ее к груди, а ноги уносят меня подальше.
Я думала, что достигла дна, но снизу, вдруг, постучали. «Сначала пыталась обчистить дом, теперь без спроса утащила из спальни книгу, а что потом, Ева?
Господи, куда я качусь!