Глава 1

— Свободная касса! — всего пять минут продержаться и домой. Устала. Глаза еле открываются, словно не отдыхала лет сто. Выработалась. Вторая неделя без выходных. Сменщица ушла в декрет, а молодежь работать не хочет. И вроде я и сама не так и далека, от этой молодежи — всего-то тридцать лет, но чувствую разницу. Между теми, кто родился в девяностых, и теми, кто после двухтысячных: иные запросы, иные взгляды, совершенно другие потребности.

— Извините, касса закрыта. — Все, хватит. Я и так, уже задержалась, а ведь еще сдавать наличность, готовить отчет и добираться домой, к черту на кулички. Надоело перерабатывать!

— Но я такую очередь простояла! — Поднимаю голову, передо мной парень лет двадцати и девушка, моложе его с надутыми губами и ресницами, как у кукол. Агнец Божий, сама невинность.

— Отпусти нас, потом закроешь! — пролепетал этот хмырь.

— Сожалею. Моя смена закончилась пятнадцать минут назад. Над головой висит табло с предупреждением, что касса работает до двадцати трёх, ноль-ноль. Перейдите в другую очередь.

— Слышь, я сказал… — Я не стала его слушать и перебила.

— Что бы вы здесь ни наговорили, я уже нажала на волшебную кнопочку. Программа не пропустит. Если что-то не нравится, — указала на стену с информацией, — там висит «книга отзывов и предложений». Можете высказаться в нее. Хорошего вечера.

Достали. В мое время, всех воспитывали с уважением к людям всех профессий. Какое-то иное измерение, ей Богу. И так каждый день: то не улыбнулась, то посмотрела не так, то поздно открылась, то рано закрылась. Замкнутый круг, повторяющийся день за днем.

Сдав смену, я переоделась и уверенно направилась к выходу. Пройдя несколько улиц и свернув в парк, где освещение было тусклым, я наткнулась на прежнюю парочку с компанией, стояли и преграждали мне дорогу. Ну что за дела, начинается спектакль. Что может быть захватывающе, чем толпой запугать работницу общепита? Они словно ждали этого момента, и тут же последовал удар по полной урне, а ее содержимое разлетелось по тротуару.

Когда все это происходит, чувствуется горечь происходящего. А ведь каждый из нас имеет право на уважение — даже в нашем, порой, глухом мире.

— Слушай, овца. Мы ведь просили по-хорошему, чтобы ты нам пробила эти гребаные гамбургеры, а ты ведёшь себя как скотина. — Ну вот и приплыли, это я веду себя по-скотски. Отлично.

— Ребята, поняла. Приняла к сведению. Больше так не буду. Ну что, давайте представим, будто вы молодцы. Мне всё сказали, я всё выслушала, поплакала от обиды, и вы, пожалев меня, отпустили домой. Как вам такое?

— Ты, похоже, совсем коньки попутала. Что ты несёшь? — И правда, что я несу?

— Ясно. Тогда давайте побыстрее. У меня дома голодный кот, а я уже четырнадцать часов на смене. Есть кнопка ускоренной перемотки?

— Братух, да она вообще не в себе. Мы ей слово, она десять. Может, и не стоит? — вмешался третий.

— Какой «может и не стоит». Она Катюху обидела. — Да, было бы чем, всего-то, закрылась по часам.

— Ну решайте сами, кого я обидела, и чем. А я пойду. Это бред какой-то. Неудачный наезд. — Я обошла нескольких, но не успела уйти от толпы, как почувствовала толчок в спину. Не удержав равновесия, упала, больно ударившись головой. Кажется, бордюр зацепила.

— Э, Катюха, ты что делаешь? Зачем ты ее толкнула?

— Она просто меня бесит — а у нее противный, писклявый голос.

Меня начинает просто отключать. Великое благо, потерять сознание прямо на улице.

В голове пронеслась целая буря мыслей: голодный кот, деньги в кошельке, которые, без сомнения, отнимут эти мелкие твари, и пронизывающий осенний холод — заболею ведь еще…

И вдруг тишина. Я просто отключилась.

Приходила в себя, ощущая явный дискомфорт, пронизывающий все тело. Промерзла, лежа на холодном асфальте? Кости ломят, голова раскалывается, а во рту пустыня. Пить охота, но глаза словно приросли к векам. И этот странный, отвратительный запах. Тухлятина. Вонь давно не мытого тела. И отдаленно, запах сырой земли. Меня что, за мусорные баки выбросили? Совсем озверели?

С трудом, сквозь слёзы, я приоткрыла глаза. Не баки. Просто свалка мусора. Какое-то безумие! О-о, новые запахи начали наседать на уже ощутимые. Зловоние разложения и гниения. Повернув голову, я поняла, в чем дело. Жалко котика.

Собравшись с силами, на четвереньках, терпя жуткое головокружение, я начала выползать из этой кучи. Я оказалась в яме. Меня вывезли за город? Зачем? Лучше бы оставили там, зачем так утруждаться?

Яма оказалась незначительной глубины, и, вытащив свое бренное тело на поверхность, я опустилась на колени. Вся в грязи, вроде дождя не было, а земля сырая. Подняв голову, я не удержалась и рухнула на задницу.

Перед глазами предстала картина, напоминающая город из интернет-галерей. Домики, замок на горизонте и красная луна, парящая над всем этим. Где же я, черт побери?

С трудом встала на ноги, покачиваясь. Попыталась отряхнуться, но тщетно; пока не высохнет, эм, платье? Что за тряпка на мне надета? Вдруг на грудь упала растрепанная коса, темного цвета. Это не мое. Дернула — ай, больно! Не понимая, как оказалась здесь, я отошла от мусорной ямы и споткнулась о брусчатку.

Кирпичик к кирпичику, так дороги уже не делают. Асфальт дешевле и практичнее — но обо всем этом позже. Нужно добраться до ближайшего магазина и попросить позвонить. Мысли, настырно вламывающиеся в голову, прогоняю пыльной метлой. Не хочу верить в то, что вижу. Не хочу, говорю.

Идти пришлось долго, ноги путались, а в висках, казалось, забивают гвозди. Но едва я сделала тридцать шагов в сторону города, как воздушная волна сбила меня с ног. Что здесь, черт возьми, происходит? Обернувшись, я увидела приземляющегося дракона. ДРАКОНА, МАТЬ! Живого, словно сошедшего со страниц фэнтезийных романчиков, но уменьшенного в размерах, по сравнению с их описаниями. Лап передних у него нет — вернее, они превращаются в крылья. А, точно, виверна.

Глава 2

Она привела меня в сараюшку, расположенную через стенку от свинарника. Запах такой, что глаза слезятся. Условия для жизни нельзя назвать даже убогими. Мы спим на соломе, укрываемся тряпками, едим лишь то, что подаст судьба. В общем, таков наш быт. Это если говорить кратко. В более точном описании, то её история поразила меня до глубины души.

Она мне никто, то есть не родственница по крови. Это дочь моего покойного мужа. Зовут ее Рада — так ее назвала мать. Радость. Но та ушла из жизни, когда девочке исполнилось три года. Спустя год пришла другая жена, но и она не прожила долго, оставив мир прежде, чем успела понять суровую действительность. Теперь я. Но что-то пошло не по замыслу, и муж покинул этот мир до меня, оставив нас с огромными долгами и нищетой. Мы были изгнаны из дома, забрали все, что можно было забрать, и еще должны остались. Прежняя хозяйка тела, как могла, искала работу, но ей везде отказывали или платили такие гроши, что на еду не хватало. Веда, дальняя родственница, разрешила нам жить в этих «хоромах», за которые надо платить, только вот откуда взять денег на оплату, если банально, жрать нечего? От чего умерла бывшая Марика, история умалчивает. Пошла искать работу и не вернулась. А если сложить два и два, то ее скорее всего убили, а труп выкинули. Не радостная картина вырисовывается.

Рада, уставшая от слез и свернувшись в калачик, уснула, невзирая на гулкое рычание голодного живота, который не успокаивался ни на минуту. Я укрыла её старыми тряпками, что удалось найти, и вышла на улицу. Свежий воздух обжег лёгкие, но запах свиного говна будто намертво ко мне приклеился, а в сарае он был особенно удушающим.

Я направилась к краю города, в бешеном танце мыслей, увлекающих меня к идеям выживания. Паника стучала в моей голове, но я научилась подавлять её, как в прошлой жизни. Драматические порывы эмоций, всегда лишены смысла и никогда не приносят какую-либо пользу.

С глотком очередного комка горечи в горле, я пыталась разогнать свой разум до немыслимых высот, однако никакие плоды вдохновения не приходили ко мне. В этот момент жизнь казалась бесконечным лабиринтом, в котором мысль о будущем терялась среди теней насущного, оставляя лишь глухое эхо безысходности.

Я слышала много историй о попаданцах — в прошлое, в миры фэнтези, в игры или книги, но сама так и не прочитала ни одной. Это чтение представлялось мне непонятным и чуждым. В игровых мирах еще можно найти смысл: возможность прокачки предлагает шанс на выживание, но все остальное казалось несуразным. Однажды я скачала одну книгу на пробу, но после третьей главы, где героиня вдруг решает заняться производством антибиотиков, закрыла её и удалила.Ну не бывает такого. Какой антибиотик, если ты в прошлом — учитель детского сада? Это же абсурд! Конечно, наш мозг переполнен разной ерундой, но кто в здравом уме изучает, как добывать пенициллин подручными средствами, когда в аптеке можно купить хороший, чистый, протестированный? Или, как построить кузницу для плавки стекла. Конечно, есть редкие индивидуумы, которые жаждут возврата к древности и порой уходят в отшельничество. Но, это сотни из миллионов и я не из их числа. У меня диплом, учителя физкультуры. Вот чему могу научить местных, так нормативам по отжиманию. В здоровом теле- здоровый дух! Подумаешь, анорексия лезет от голодания, ты главное приседай. Так, ладно. Шутки в сторону.

Я сужу по собственному опыту: я умею сажать и выращивать овощи. Однако, чтобы добиться хоть каких-то результатов, мне пришлось усердно изучать множество обучающих роликов, провести анализ почвы и, узнав, что моя земля кислая, применять специализированные препараты — и всё это ради простого салата. Пара кустов одного сорта, пара другого. Теперь, перенесемся здесь: какая земля, какие культуры — всё это остаётся под знаком вопроса. Безусловно, метод проб и ошибок способен принести результаты, но на это может уйти не один год и не два. А что насчет полива? Судя по тому, что мне довелось увидеть в городе, здесь не изобрели резиновые шланги. Значит, как в средневековье, я буду зависеть от капризов погоды или придется трудиться с ведрами. Я даже боюсь представить, какие трудности поджидают меня в этом.

Дальше — я умею шить, вышивать, готовить, но! Я не смогу сшить платье для бала или простое нарядное одеяние. Мои навыки ограничены, для создания наволочки я пользовалась готовыми выкройками. Вышивала крестиком только для мамы в пятом классе, что тоже вряд ли считается настоящим мастерством. Что касается кулинарии, готовила я лишь из уже подготовленных, купленных продуктов. Понятия не имею, как сделать майонез, потрошить курицу или взбивать масло. Я не знаю что такое сода, уксус, сахар. Точнее, знаю, но о том, как и из чего они изготавливаются, понятия не имею. Так можно продолжать бесконечно. Какое, к черту, прогрессорство? Из всего перечисленного, мои варианты профессий ограничиваются лишь уборщицей, официанткой или посудомойкой. И вот главный вопрос, почему же не смогла устроиться на работу, бывшая хозяйка тела? Не нашла ничего, из перечисленных вариантов?

Могу предположить, опираясь на знания прошлого и то, что вижу. Это средневековье. Процент богатых составляет лишь двадцать-тридцать, остальные находятся за чертой бедности. Соответственно, получить место слуги в богатом доме весьма непросто: нужны связи или рекомендательные письма. Прачки и мастерские — это семейные дела, и третьи лица не допускаются. История жестока, но логика ее неоспорима. А таверны этого времени — не место для молодой девушки. В первый же день там, пустят по кругу.

Я бродила по безлюдным ночным улицам, запирая на дне груди нарастающие слезы отчаяния. Слезы не помогут, как и истерика. А, да, уже говорила об этом. Ночь, окутанная полутенью, словно шептала свои тайны, но я оставалась глуха к ее призывам. В каждом шаге ощущалась безысходность, но в том же мгновении возникал свет надежды. Что-то внутри продолжало бороться, стремясь вырваться из этой бездны, где мечты угасают, а жизнь движется в бесконечном круговороте.

Глава 3

Скотный двор, в своем облике, едва напоминал привычный свинарник или коровник. Здесь не было загонов и пастбищ, это был словно город в городе. Высокий деревянный забор с воротами обрамлял длинные одноэтажные строения — три в ряд, к ним примыкало двухэтажное здание и несколько сараев, напоминающих с торцов «вагоны». Однако особенно настораживало полное отсутствие звуков. Ти-ши-на. Тишина такая, что вот-вот из темноты выползут зомби.

Предположив, что мне надо к самому большому дому, направилась туда, и не прогадала. Снова приемная, снова кабинет секретаря, снова «фи» на мой вид. Ну негде мне помыться. Самой тошно.

— Ты по какому вопросу? — сидит толстая тетка, лет сорока, «тыкает», уже раздражает.

— Меня направили к Вам из работного дома. Как Вы уже догадались, мне нужна работа, желательно с проживанием. Какие у Вас есть варианты.

— Эк, говорливая какая. Если б, еще работала так же, как говорила. Но предложить могу только уборку загонов. Других мест нет.

— Мне сказали. Я согласна на уборку.

— Ну пойдем, покажу.

Она тяжело поднялась, и с одышкой вышла на улицу, а оттуда к месту моей работы.

Я угадала. Это три длинных загона, вот только не с коровами. Далеко не коровами.

— В первом ангаре, у нас волки и лисы. Во втором медведи. В третьем кошачьи. — Мы зашли к кошкам. Там было два ряда клеток, с проходом посередине. Вольеров было много, но занят только один, тигром. Раза в два больше нашего. — Все проклятые прикованы дополнительно цепью, чтобы не вырвались. Так что, если забудешь закрыть клетку, не беда. Но постарайся так не делать. Лис сейчас вообще нет, осталось три волка. Волчица родила недавно. Ну и один медведь. Пока работы мало, но нужно убрать все пустующие, после изъятия, клетки. Тут давно работников не было.

— Стоп, подождите. То есть, мне к ним внутрь заходить? Да я им на один зубок. Если тигр таких размеров, то что про мишку говорить? Да от меня даже костей не останется.

— ХА-ха-ХА, ой не могу. Рассмешила. Ты откуда такая взялась? Они же не трогают людей. Вообще. Запрет для них наложен, пару веков назад.

— Кем? — у меня челюсть, где-то внизу болтается.

— Магистром нашим, пусть огонь греет его душу. Во время войны с ними, мы смогли их поработить. А когда магия ушла, стали доить как скот. Ты откуда, раз элементарных вещей не знаешь? А я еще удивилась, девушка и согласна убирать говно проклятых. Как не противно еще.

— Человеческое, попротивнее будет. — промямлила я, но меня не услышали. Вот и хорошо. И так, что-то слишком накосячила своим не знанием, да кто б подсказал.

После клеток она провела меня к сараю, расположенном рядом с волками. Внутри было две комнаты, условные. В одной — печка и стол с табуреткой, в другой — односпальная кровать и сундук. Скворечник или будка, конечно, побольше этого сарая, но это всё равно лучше, чем-то место, где мы сейчас. Как минимум, запахом, а как максимум — печкой.

— Дрова выделяются на каждый дом. Другие пустуют, так что можешь брать больше, — объяснила она. — Через месяц должны привезти новую партию скота, работы прибавится. Колодец с водой рядом с медведями. Лопаты в пристройке у дома. Вроде всё.

— А какая оплата?

— А, да. Оплата. Сорок медных в месяц, включая аренду дома. Согласна?

— Выбора всё равно нет. Но у меня ребенок. Можно ей со мной?

— Ой, совсем бедовая. Надо у начальства спросить. Пошли.

Я сама не ела два дня, а сколько не получало еды это тело, вообще не известно. Ребенок тоже голодный. Больше трех дней. Поэтому, пока мы шли к кабинету местного начальства, я попросила аванс у секретаря. Поохав, она пообещала уточнить этот вопрос у руководства.

Ожидание в коридоре затягивалось, и когда дверь резко открылась, я подскочила от неожиданности, ведь до этого сидела на лавке.

— С тобой хочет поговорить мистер Дартон. Заходи.

Мысленно перекрестившись, ведь от этого вопроса многое зависело — и взятие под опеку Рады, и мое нахождение здесь. Всего один человек мог решить судьбы двух. Жестоко.

Кабинет был небольшим и ничем не отличался от соседнего. Даже сидящий за столом, хотя нет, он потолще. Видимо, оба питаются от души, когда другие крохи собирают. Вот она, реальность средневековья. Наглядная пропасть между мной и ними.

— Проходи, давай, не стесняйся. Давненько к нам бабы на работу не просились. Что, муж выгнал из дому? — произнес он, с явным презрением. Мерзкий свин, с брызжущей во все стороны слюной.

— Муж умер. Я осталась с падчерицей на руках.

— Постой, у тебя больно знакомое лицо. Как твоего мужа звали?

— Я не говорила, — ответила я, чувствуя, как он пробегает сальным взглядом по моему телу. И как хлопнет по столешнице.

— А, всё. Вспомнил. Генри. Твой муж. Убили его месяцев шесть назад, проигрался идиот. И дом, и деньги, и тебя. Причем скверным людям проигрался. Слыхал, расплатилась ты на днях, но странно, что жива. Они обычно не останавливаются, забирают всё до последнего.

— Вы сейчас о чем? Я пришла в сознание в мусорной яме на окраине. Вчера только. И ничего не помню. Просветите, пожалуйста, что со мной сделали.

— Да ничего такого, о чем ты подумала. Те крупицы, что еще теплятся в нас, вот их и забрали. А вместе с ними и душа уходит. В этих тварях магии хоть и больше, но она не переходит к нам. Только в камни запихнуть можно. А вот от человека к человеку хорошо переходит и увеличивается. Вот ты кое-кому и пополнила резерв.

— И кому же?

— А этого я не знаю. Кто больше заплатил, тот и получил. Радуйся, что жива осталась, хоть и пустая. И долги все списались. Новая жизнь, как говорится. Ты бы еще дочку Генрину в приют сдала — вообще бы горя не знала.

— А тут есть приюты для сирот? Там хорошо к ним относятся?

— Ну, как тебе сказать. Покидают приют меньше половины. Одни на корм уходят, другие сами помирают, но тебе-то какая разница? Она ж тебе никто. Посмотри на себя. Ну какая из тебя сейчас мать? Встань на ноги, а там глядишь, и заново замуж выскочишь, и своих детей родишь.

Глава 4

Во двор, а затем в сам сарай, я ворвалась, едва не снеся хлипкую дверь. Рада сидела в дальнем углу, всхлипывая, как после долгого и мучительного плача. И все же, я ощущала себя чертовой тварью. Как можно было так поступить?

— Эй, малыш. Прости, что задержалась. Я нашла работу и новый дом для нас. У нас будет хотя бы одна, но кровать. И на рынке купим продукты, — говорила я без остановки, опасаясь нарушить хрупкий момент. Не зная, что именно отправит её в новую истерику. Я медленно приближалась к трясущемуся комочку, но внезапно умолкла.

Рада подлетела ко мне и бросилась в объятия, заливаясь слезами.

— Я думала, ты меня оставила. Я думала, ты не вернёшься. Я думала…

— Чш-шш, всё хорошо. Всё будет хорошо.

— Я знаю, что ты не Марика. Марика умерла. Она не любила меня. Она бы бросила. Ты не она, но, пожалуйста, не отдавай меня в приют. Я буду слушаться. Буду помогать. Буду работать. Только не отдавай в приют, пожалуйста. Я правда, правда буду послушной.

— Тихо, ну что ты. Я ведь уже говорила. Мы отправляемся за продуктами, а затем — ко мне на работу. Мне выделили уютный домик с печкой. Это будет нелегко, но мы справимся. Никто не собирается тебя отдавать. Ты — Радость, а значит, тебе не положено плакать. М?

— Правда? — Она подняла на меня свои глазки, до этого смотрящие в пол. Какую подлость я сотворила, сравнив ее с собакой. У меня есть дочь. Точка.

— Да, правда. Напомни, пожалуйста, здесь есть наши вещи?

— Есть. Я их спрятала. Сейчас. — И она с решимостью кинулась в сено, вытащив небольшой мешок.

— Там мамина шаль, колечко и письмо. Но его нужно прочитать за день до моего рождения.

— И когда это будет? — Я села на подстилку и усадила малышку… дочь, к себе на колени.

— В первый месяц весны. Двадцатого дня.

— В марте значит. А сейчас у нас что?

— У нас нет названий у месяцев. Просто — зима, весна, лето, осень. И дни.

— А сейчас у нас третий месяц осени.

— Шестнадцатый день. Да. — красивая у нее улыбка.

— Так, погоди. Голова не варит. В месяце четыре недели по десять дней. А месяцев сколько в сезон?

— А зачем голове, что-то варить и что такое сезон?

— Зима- это зимний сезон. Лето- летний сезон. А голова… выражение такое.

— А, поняла. В каждом месяце по четыре недели. А месяцев, всего шестнадцать.

— Какая же ты у меня умная девочка. Будешь моим учителем. Стоп. Ты знаешь, что я не Марика? А почему сразу не сказала?

— Боялась, что ты уйдешь. Я видела как Марику сбросили в яму, а потом молилась лисьему Богу, чтобы он дал мне новую маму. И на третий день, пришла ты.

— Лисий Бог?

— В него мама верила. Я помню. Теперь и я верю. Только никому не говори. Люди не должны верить в Богов проклятых.

— Как тут все сложно. Хорошо. Никому не скажу. Это все вещи?

— Да. Все остальное не наше. Но, нам это отдали навсегда.

— Значит заберем все, потом постираем. Все лучше, будет чем укрыться.

На сборы, у нас ушло минут пятнадцать, собирать то и нечего. Пару отрезов старой тряпки (ткани), да один комплект посуды. Чашка, ложка, кружка. Все из дерева. На этом, наше богатство закончилось.

С теткой мы быстро попрощались и пошли на рынок, где мое хорошее настроение, накрылось медным тазом жесткой реальности.

Представьте картину. Взрослая девушка, вся в глиняных и земляных разводах, с душком помойной ямы и давно не мытого тела, ведет за руку, такую же девочку. Прям плакать хочется. Как еще со мной начальство говорило, ума не приложу. Наверное, просто ну о-очень сильно требовались работники.

И вот я такая окрыленная, чуть ли не вприпрыжку, веду дочь на рынок за продуктами. Вся такая деловая, бо-ха-тая. Ага, десять раз. Меня жестко, очень жестко наеб… Пардон за мой французский.

У меня в руке- десять медных монет, которые необходимо растянуть на двадцать! дней. И тут начинается самое интересное.

Буханка хлеба, стоит — пятнадцать монет, хлебная лепешка- пять. Десять картофелин- двенадцать меди. Мука- пять серебра или пятьдесят меди. Как, сука, мне накормить ребенка, одной хлебной лепешкой в десять дней? Как?

Мы прошлись вдоль и поперек, я узнавала у всех цены и шла дальше. Дальше. И дальше. А потом завернув за угол, в какой-то тупик, скатилась по стене вниз, и просто заревела.

Отчаяние звучало, как громкий набат. Истерика, в конце концов, одержала верх. Я старалась, действительно старалась до последней капли, но… это чертово «но». Я не знала, как двигаться дальше. Как жить. Что есть. Про одежду, мне даже говорить не хочется. Ну, давайте, расскажите мне, что там пишут в тысячах книг о попаданках? Не зря я их не читала. Это вымысел, далекий от реальности. Или же я такая «удачливая», что угодила в самую бездну.

Рядом молчаливая Рада, нежно поглаживая моё плечо, пыталась поддержать. Глупышка! Это же я должна заботиться о тебе, а не наоборот. Но в её доброте, я находила хоть какие-то проблески тепла в ледяной бездне, охватившей меня. В этот момент моя слабость обретала форму, и, возможно, именно это единство, пусть и неуместное, давало мне силы встать на ноги вновь.

Более менее успокоившись и взяв себя в руки, повернулась к малышке.

— Пойдем домой, а на рынок я схожу, как приведу себя в порядок. Я обязательно, что-нибудь придумаю. Хорошо?

— Да. — тихий ответ, говоривший, что даже ребенок понимает, в каком мы дерьме.

В сараюшку, мы пришли в унылом состоянии, но чтобы не загонять себя в еще большие дебри, сразу окунулась в рутину.

Растопить печь, сходить к колодцу за водой и принести два ведра, перелить в специальный бак для нагрева, помыться, постираться, найти еду. Все просто да? На деле же, снова оказалось нет.

Печь упрямо отказывалась затапливаться. Я металась вокруг нее, пытаясь разгадать ее запутанную конструкцию, но тщетно. Она напоминала наши деревенские печи, но с небольшой разницей. К одной стене был вмонтирован огромный чан для воды — на целых семь ведер! (Это я потом выяснила, опытным путем) Чтобы наслаждаться купанием не в ущерб, нужно было изобрести крышку, ведь пар обещал быть сильным.

Глава 5

Я спешила домой, и едва не упала, когда боковым взглядом заметила кучу мусора. Не ту, в которой очнулась, а мелкую, приготовленную для вывоза.

Да, я опустилась ниже некуда, и роясь, собрала все тряпки, что нашла. Постираю, и пригодятся. Что-то пущу на заплатки, что-то для обтирания, придумаю в общем. У меня даже этого нет, вообще ничего нет. Нашла еще помятую, маленькую, кастрюлю. Уж не представляю, как ее так сплющили, но дно и стенки целые. Собрав все находки, вернулась домой. Где моя неожиданная дочь, уже перебрала овощи на три кучки, по свежести.

— Да ты ж, моя хорошая. Я и сама могла.

— Я хотела как лучше. Я умею. И варить, и убирать, и стирать. Всё могу. А могу ли я звать тебя мамой?

— Конечно, можешь. Раз уж ты попросила маму, принимай то, что дали. Обещаю, сделаю всё от меня зависящее, чтобы мы с тобой не пропали. Нужно лишь немного подождать. Необходимо освоиться, понять этот мир: его правила, быт, законы. А потом, слышишь, обязательно станет лучше, чем сегодня.

— Я тебе верю. Мама.

Помыла кастрюлю с песком, немного достала золы из печи и снова тщательно промыла. Как изготовить мыло из этого чудесного вещества — совершенно не имею, ни малейшего понятия. Однако, бабушка всегда утверждала, что пепел и зола способны истреблять бактерии, и да, еще их используют как удобрение, но сегодня это не актуально.

В моем распоряжении были лишь лук, картошка, пара перцев и несколько морковок — все совершенно крошечного размера, как куриные яйца. Противно было обрезать, но проклятые гнили не оставили выбора. Кое-что, мелко нарезав, отправилось в суп — или в нечто похожее. Над печью лишь каменная кладка, что делает варку невозможной. Пришлось ставить кастрюльку в огонь, благо она маленькая, и аккуратно распределить угли вокруг. В итоге получилась некая смесь между супом и пюре, да ещё и без соли. Тем не менее, мы поглощали это «блюдо» с сухарями, словно наслаждаясь ресторанными деликатесами.

Из последних сил я постирала свои вещи в зольной воде, а после развесила их сушиться, так тесно, как только возможно, максимально близко к печи, и, обессиленная, рухнула на кровать. Рада тихо сопела, свернувшись калачиком, словно пушистый комочек тепла. Как говорится, в тесноте да не в обиде. Я лишь успела устроиться к ней под бочок, как она моментально извернулась и крепко прижалась ко мне, уткнувшись носиком в мою шею. Сука, мир переверну, а она будет питаться нормальной едой.

Ночь проспала, как убитая. Без снов. Просто отключилась. Утром, чувствовалась вчерашняя усталость, но дела не ждут. Поставила вариться несколько картофелин, так как объема кастрюльки, едва хватало на две порции, придется готовить постоянно. Да и все равно, печка в себя, тару большего размера, просто не возьмет.

Умылась, вещи хоть и влажноваты, но не ходить же голой. Кстати, вчера немного рассмотрела себя в отражении воды. Симпатичная. Пухлые губы. Глаза, вроде бы, карие. Волосы шоколадного цвета. Фигурка стройная, только откормить надо. Мослы торчат везде. Грудь маленькая, но стоячая. Приятная внешность, хоть и непривычная.

Не успела до конца закончить с завтраком, в дверь постучали, и тут же открыли. На пороге стояла секретарь.

— Ты на работу собираешься идти? Тебе не за красивые глазки платят, — спросила она, поджимая губы.

— Поем и пойду. Еще толком не рассвело, — я стараясь не показывать своего недовольства.

— Смотри у меня. Я буду за тобой следить. Чтоб выполняла свои обязанности как следует, — стоит в косяке, скрестив руки на груди.

— Я буду делать свою работу. Но позвольте уточнить, — начала, собираясь высказать свои мысли. — Почему такая зарплата? Мне сорока медяков в месяц ни на что не хватит. Мне пришлось гнилье вчера на рынке покупать, чтобы хоть что-то поесть.

— Ишь, какая. Я не виновата, что дождей нет. Не виновата, что цены на продукты растут. Зарплата обычная, как и все года до этого. Раньше на все хватало. Теперь — не мое дело!

— А вы не думали, что зарплату с годами нужно увеличивать?

— Кто тебе сказал такую чушь? У нас ничего не уменьшается и не увеличивается, вот уже сотню лет.

— Но цены, как вы сами сказали, растут, — заметила, чувствуя, что зашла в тупик.

— Мы говорим о ценах на продукты. А зарплата — это совсем другая тема.

— Ясно. И как мне быть? Одна буханка стоит больше моей недельной зарплаты?

— Ты еще работать даже не начала, а уже нос воротишь. Как знала, нельзя молодушек брать. Им бы все просто так. Бесстыжая. Не нравится — отработай и вали. Или сейчас отдавай то, что дали, — закончила она, оставляя меня в недоумении и разочаровании.

— Нет у меня денег. Отработаю. Но и работать буду только полдня. Устроюсь еще куда-нибудь. У вас все равно замены нет. Никто не хочет тут батрачить.

— Главное, чтобы клетки были чистыми. И кормить их тоже твоя обязанность. Раз в день выдавать будешь им, — ответила секретарь, не проявляя особого интереса к моим условиям.

— А где брать еду для них?

— За главное здание обойдешь, увидишь дверь на кухню. Вот там тебе выдадут, сколько нужно. Все. Давай, заканчивай, и за работу. Через восемь дней привезут новеньких. Вычисти клетки до этого момента.

— Хорошо, — я могла только согласиться. Со всем, чтобы мне не сказали или не заставили бы делать. Других вариантов пока все равно нет.

Разбудив Раду, я заплела ей волосы в колосок, вплетая бечевку вместо ленты. После того как я ее помыла, она превратилась в самое очаровательное создание на планете. Голубые глаза, светло-русые волосы, маленький курносый носик и пухлые губки — она была просто прелестью. Единственным недостатком её внешности, как и моей, оставалась болезненная худоба. Ей необходимо мясо, белок и молочные продукты, но где всё это взять, просто ума не приложу.

Перекусив «картофельным компотом» и помоченными в нем сухарями, я оставила малышку хозяйничать по нашему дому, а сама, вооружившись ведрами, лопатой и щеткой, отправилась на работу.

Глава 6

Чтобы вычистить всего одну, единственную клетку, мне пришлось потратить пол светового дня. Такой вонючей грязи, мягко говоря, я никогда не встречала. Я сбилась со счёта, сколько ведер нечистот вытащила, и сколько раз мчалась в уличный клозет, чтобы вытряхнуть из желудка последние крохи.

Никто не может понять, что такое навоз и какая живность в нем живет, но если бы вы знали, увеличьте это раз так в пятьдесят. Бедные животные, они действительно страдают.

В то время как я металась взад и вперёд, волки следили за мной с настороженным любопытством, принюхиваясь. Но ни оскала, ни другой агрессии с их стороны я не заметила. Они сидели тихо у стенки, как мой кот, когда понимал, что натворил бед. Как он сейчас, один?

Так, долой депрессию! Он у меня громкий, моё тело должно было быть найдено. Следовательно, соседка заберет его, либо после того, как услышит его крики, либо после сообщения о моей преждевременной кончине.

Но это кот, а здесь хищники размером с бегемота. Почему они такие запуганные? Все истории о том, что волка нельзя приручить или запугать, не имеют никакого смысла, когда смотришь на этих существ. Они выглядят такими уязвимыми и несчастными, что без слез не взглянешь.

Все, с клеткой наконец-то покончено. Пора выбираться на улицу и поискать вторую работу. Не собираюсь ждать, когда случайно споткнусь о сундук с деньгами. Это было бы, конечно, прекрасно, но я не живу в сказке — скорее, в фильме ужасов или хорроре.

Кстати, забыла упомянуть о рационе питания местных заключенных. Им дают помои — гнилые овощи, смешанные с прокисшей бурдой. У меня был знакомый, который подписал контракт с детским лагерем. Все остатки еды с тарелок детей собирали в огромные чаны, а потом вывозили к нему на ферму, чтобы кормить свиней. Так вот, то, чем он потчевал своих животных, я бы с удовольствием съела сейчас. А то, что дают этим существам, не намного лучше того, что я сегодня вычищала. И это просто ужасно.

Да, вы их используете. Да, они умрут. Но разве нельзя хоть немного проявить человечность? Неужели невозможно относиться к ним с уважением, даже если их судьба предрешена? Это просто пиздец, товарищи. Они тоже живые существа, и у них есть право на более достойное обращение. Неужели так трудно быть людьми?

Зато понятно, почему мне разрешили кормить самостоятельно, без надзора. Честно говоря, я планировала немного забирать что-то себе. Думала о костях с обрезками, кашах… чем еще хищников кормят в нормальной ситуации? Надеялась, что смогу прикарманить лишнюю косточку — все наваристей суп будет. Хрен, выкуси. А не косточки.

Рада, моя помощница, умудрилась сама сварить новую порцию очень жидкого овощного пюре. Пюре, которое, честно говоря, не вызывало аппетита. Но, возможно, это было даже к лучшему — после такой работы есть совершенно не хотелось.

Я бродила по всем улицам, спрашивала каждого встречного, надеясь что-то найти. Но ничего не было. Прачки не стирали в мыле, а просто кипятили ткань в зольном порошке. Их руки по локоть обварены, но даже там мне нет места. Им и на троих, матери и двум дочерям, не хватает. Мастерские пустые. Кожевник и кузнец — беспробудные пьяницы. Откуда только алкоголь достают?

В дом барона даже смысла идти нет. Там каждая крыса сожрет с потрохами за лакомое место. Остается таверна, где вакансия есть, но… Я обязана там работать не за деньги, не за еду, а за разрешение находиться в этой забегаловке. Потому что каждая официантка — это проститутка местного разлива. Сколько заработаешь с клиента, все твое. Чашка каши, кружка скисшего вина или сухарь. Вот за что «дают» девушки этого города. И мне нужно так же? Ну уж нет. Я буду есть помои, но не опущусь до такого. Трахаться за кусок сухаря? Это вообще ни в какие ворота. Но совсем скоро мне придется пересмотреть свои взгляды. Очень скоро.

Я вернулась домой ни с чем. Уставшая, замерзшая, голодная. Дома тоже, почему-то, оказалось холодно и сыро. Что случилось?

— Рада, детка? Ты дома?

— Да, мама, — она вышла из комнаты. — Ты вернулась?

— Угу. А что, печь потухла?

— Дрова кончились. Совсем. Я поискала в других домиках, но везде пусто.

— Как это? Не может быть! Только не это!

Я выскочила на улицу и, пробежавшись по всем сараям, уверилась в словах дочери. Дров нет, а зима еще даже не началась. Что же нам делать? Постояв, переведя дыхание и немного успокаивая бешено бьющееся сердце, я пошла к начальству, громко тарабаня в закрытую дверь.

— Ну кто там еще? — в дверях показалась секретарь со свечой в руке. Я только сейчас поняла, что на улице уже ночь.

— Где дрова?

— Как где? По всем домам распределены.

— То, что было, закончилось. За сутки. Там было всего ничего.

— Как ничего? В каждом домике лежало по десять полен. Это месячная норма для обогрева. Как ты умудрилась истратить их все?

— Как месячная? Да вы издеваетесь? Чтобы сварить одну кашу, уходит шесть поленьев.

— Я тут причем? Все по закону. Как предписано. Какая же ты проблемная. Все ей ни так, все не эдак. И зарплаты мало, и еды. Теперь еще и дров. Так все живут. Ты откуда свалилась? Не при короле ведь жила. Только там всего достаточно для тебя будет, не иначе. Пошла отсюда. Ночь на дворе, расшумелась тут. Сама виновата, что растратила все.

Это не реально. Мне снится кошмар. Я пыталась сосредоточиться на дыхании, но каждый вдох казался тяжелым, как будто воздух был пропитан свинцом. Мысли путались, и я не могла отделить реальность от своих страхов. "Это просто сон", — шептала я себе, но слова звучали как эхо в пустой комнате.

Воспоминания о простых радостях — кофе с молоком, теплые тосты, вечерние фильмы — всплывали в сознании, как яркие вспышки света в темноте. Я хотела вернуться к этому, к той жизни, где не было места панике и страху. "Как же легко было тогда", — думала я, чувствуя, как слезы наворачиваются на глаза.

Но сейчас я застряла в этом кошмаре. Я закрыла глаза, надеясь, что это поможет, но только усугубило состояние. Внутри меня бушевала буря, и я чувствовала, что теряю контроль. Я была погружена в хаос, который сжимал меня в своих объятиях, как будто мир вокруг стал невыносимо тяжелым. Каждая мысль казалась запутанной, а эмоции накрывали меня волнами, не оставляя шанса на спасение. Я пыталась понять, что происходит, но все вокруг расплывалось, и я терялась в этом мраке.

Загрузка...