В огороде бузина

Носки

Накануне двадцать третьего февраля, Римма Васильевна, еще довольно интересная женщина, обладательница значительной фигуры и не столь значительной пенсии, понуро брела вдоль кладбищенской оградки.

Овдовела она не так давно, ее муж, дальнобойщик Николай, отправился на встречу к прародителям, не дожив до заслуженного отдыха буквально несколько лет, ожидаемо приведя в восторг, столь взвешенным решением, Пенсионный фонд.

Около мощного памятника из мраморной крошки женщина остановилась и взглянула на молодцеватый мужнин лик в обрамлении густых кудрявых волос. Коля бодро и со свойственным ему оптимизмом разглядывал вдову на фоне унылых окрестностей своего последнего пристанища. Римма Васильевна деловито протерла гранит, выбросила завядшие цветы из вазы и пригорюнившись уселась на скамейку рядом.

 «На кого же ты оставил меня, Коленька?» – Римма Васильевна горестно всхлипнула, приготовившись вдоволь наплакаться, мысленно листая годы своего замужества. 

Вспоминался, почему-то, один негатив, единичные позитивные моменты совместной жизни с усопшим были плоские и неяркие и со временем, полностью стерлись из памяти. Оплакиваемый Коля и несколько притихших ворон на раскидистом орехе с интересом взирали на происходящее.

 «Ой несчастная я…, — продолжала женщина, но искренне упиваться горем, почему-то, получалось не очень. — Продыху ты при жизни мне не давал, кобеляка ты этакий…», — она еще раз всхлипнула и обтерла сухие щеки платком, скорбеть по поводу кончины супруга не получалось, жалко было, исключительно, только себя. 

Иссиня-черная ворона с внимательно-печальными глазами, видимо, тоже с тяжелой женской судьбой и гулящим мужем, из чувств бабьей солидарности слетела с дерева и уселась на край стола рядом со вдовой. Пронизывающий февральский ветер, тем временем, кружил над кладбищем, нагоняя клочковатые тучи, в один миг, как сквозь сито, с неба посыпалась густая взвесь воды и снега. Римма Васильевна суетливо засобиралась и двинулась домой сквозь мокрую пелену, костеря по ходу погоду, мужа, да и все свою жизнь. Ворона громко каркнула на прощание и тоже поспешила скрыться.

 «‎Вот нашелся бы мужчина хороший‎‎, — размышляла Римма Васильевна, шлепая по размокшему чернозему, — Все же веселее было бы, да и с деньгами полегче, только где взять то его, мужика этого?‎»‎.

Шагая по пустынной улице, вдовица мысленно прошерстила ближайшую территорию и свой круг общения на предмет наличия «‎хорошего мужика».‎

В зримом пространстве мужиков присутствовало ровно столько, сколько их было в деревне сразу после войны. Одиноких — еще меньше: безногий дед Григорий, Леха-йог, бегающий круглый год в одних трусах босиком по поселку и люмпенизированный алкаш Геннадий Анатольевич. Стайка мигрирующих бомжей, трудящихся в сезон на помидорных плантациях местного фермера, в расчет не принималась, летом и по праздникам приезжали еще несколько персонажей из города. 

Таким образом, перебрав все особи мужского пола, она пришла к удручающему выводу, что еще не старой женщине, планомерно разоряющей пенсионный фонд, в отличие от мужа Коли, не так просто найти суженого.

Но нет ничего невозможного для дамы с фантазией и смекалкой, на следующий день, аккурат на двадцать третье февраля, вооружившись двумя парами хлопчатобумажных носков, она отправилась к соседу с ограниченными возможностями здоровья весьма преклонных годов. 

«‎Не прокисать же в одиночестве»‎, — решила Римма Васильевна, твердой рукой отворяя калитку инвалида-долгожителя Григория. 

Судьба не полностью отвернулась в сей праздничный день от Риммы Васильевны. За круглым столом под люстрой, с давно немытыми плафонами, сидел безногий сосед на инвалидной коляске и еще довольно молодой, но уже изрядно побитый жизнью мужичонка, с въевшимся загаром, весьма тщедушного вида.

Радостно крякнув, она скинула куртку, извлекла из кармана заблаговременно заготовленные подарочные носки, в душе хваля себя за проницательность и чуйку, мужчин было двое, презента в виде носков тоже два, хотя зачем безногому носки один бог ведает.

Пригладив волосы и поправив норовившую расстегнуться кофточку на высоко вздымающемся бюсте, гостья двинулась вперед, как волк на зайцев, полностью концентрируя свое внимание на плюгавом незнакомце. 

 «Риммочка, — инвалид радостно закопошился в своем припаркованном транспорте, — присоединяйся»!

Римма Васильевна, кокетливо изгибаясь пышными формами, просочилась между коляской и столом, усевшись на предложенный стул. У инвалида, разогретого изрядной порцией самогона, зашевелилась плоть и зарябило в глазах, капли пота покрыли его плешивый череп, старик утирался теперь носками, которые гостья всучила ему по приходу. Плюгавый же наоборот, никак не реагировал на появление гостьи, он сидел, уставившись оловянными глазами на подтаявший холодец в эмалированной миске.

В ходе беседы с соседом выяснилось, что безмолвный участник застолья — работник деда Гриши. Трудится он на него не за деньги, а за проживание и еду и, со слов самого Григория, с большим энтузиазмом. Паспорт у худосочного ударника рабского труда был еще советский с пропиской в одной из республик нашей некогда необъятной, да и сейчас не маленькой, Родины.

Где-то с месяц назад его, Ромика, привез из города внук инвалида для работы на большом участке, выменяв, в прямом смысле, на две бутылки вискаря у подрядчика на стройке, где сам числился прорабом.

Спал раб Рома в чуланчике, днем беспрерывно и безвозмездно вкалывал на огороде и в саду, ухаживал за скотиной, а по вечерам, в качестве культурной программы, стойко употреблял самогон с хозяином подворья.

Римма Васильевна, брезгливо оглядев захватанную пузатую рюмочку, опрокинула в себя ее содержимое. Инвалид, с проснувшейся плотью, улучшив момент, подкатился к ней поближе, пытаясь руками, с довольно развитой мускулатурой, ухватить зазевавшуюся гостью за круглую ляжку. Не потерявшая бдительность искусительница ловким движением пнула ногой транспортное средство. Отчего Григорий мгновенно удалился с вытянутыми руками к противоположной стенке, получив, таким образом возможность самостоятельно справиться с внезапным гормональным всплеском.

Первые трудности

Римма Васильевна покинула участок соседа и вскоре оказалась у себя во дворе, она отперла дом и зашла внутрь. Кровать в спальне была аккуратно застелена стеганным покрывалом, все в комнате, включая фото обалдевшего от происходящих событий усопшего супруга на стене, было на своих обычных местах.

Сам молодой, улучшив момент, змейкой просочился через открытую дверь во двор, несколько раз прошелся по надворью, радостно схватил лопату под навесом и ринулся, как цирковая лошадь, по знакомому маршруту на огород.

Римма Васильевна несколько минут наблюдала за столь благостной картинкой из окна как зачарованная. Муж Коля всяческую работу, вне своей обожаемой фуры, откровенно презирал. Копка огорода, как и другие сельские виды деятельности, были исключительно на плечах супружницы, исключая моменты, когда дальнобойный муж пытался путем ненавистной деятельности по хозяйству загладить свою вину перед женой.

Женщина взглянула на мужнин изумленный лик на стене, потом на элементы гардероба Ромика, эффектной бахромой висящие на ее запястье и решительно бросила их в мусорное ведро. А новоиспеченный жених, в это время, планомерно продолжал обрабатывал землю, ряды аккуратных холмиков чернозема уже покрывали добрую половину сотки.

Не успела Римма Васильевна всласть налюбоваться на внезапный трудовой десант на своем участке, как дверь отворилась и на пороге возникла заядлая подруга Раиса.

- Ты что, работягу у безногого Гришки сманила? - спросила она, складывая свое длинное, худое тело в ближайший стул.

- Вот те раз, - хозяйка отошла от окна, с трудом оторвавшись от созерцания трудящегося в поте лица Ромика.

-Рома сам пришел ко мне, у нас чувства взаимные! – она гордо выпрямилась и приготовилась насладиться эффектом произведенным своим сообщением. Аудитория, в лице подружки Райки, не могла справиться со столь наглым заявлением, однообразная сельская жизнь, разбавленная телевизионным опиумом центральных каналов с политически-нудными передачами, заикающимся Малаховым и притягательно-хабалистой Гузеевой, внесла определенную лепту в формирование мировоззрения женщины.

-Когда это вы успели сговориться? - Райка одним щелчком расстегнула молнию на куртке, ожидания дальнейших пикантных признаний.

Римме Васильевне было немного неловко, она сама не могла объяснить причину столь стремительно развивающегося романа, нужно было придумать какую-либо вразумительную версию для общественности, но внезапное изменение социального статуса вкупе с предельно бурной ночью не давали ей адекватно воспринимать происходящее, она молча уставилась на подругу.

Раиска моментально сориентировалась:

-По пьянке, что-ли? – сказала она, буравя соседку колючим взглядом,

-Скажешь еще, - Римма Васильевна аж поперхнулась,

-Да чтобы я….

-Ладно, ладно, - Райка миролюбиво замахала руками,

-Я не я и хата не моя, -она поерзала от нетерпения на стуле,

-Ну и как?

-Хороший мужик, вон как вкалывает, - Рима Васильевна указала рукой на огород.

Райка взглядом прочертила прямую до фигуры Ромы на огороде и обратно, терпеливо ожидая более исчерпывающего ответа.

-Мы решили жить вместе, - произнесла немного смущенно Римма Васильевна, ввернув модное выраженьеце, смысловая нагрузка которого была однозначна элементарному сожительству, но звучало, в отличие от последнего более романтично.

Давно и безнадежно разведенная Раиса была на десяток лет моложе подруги и находилась, как говорят, еще в бабьем, ягодном возрасте и резкому изменению статуса, недавно вдовствующей товарки, была морально не готова.

Богатый внутренний мир Раисы, нещадно сдобренный озабоченно-слезливыми сериалами, сильно сомневался в справедливости такого хода событий. Римма Васильевна и так всю жизнь имела при себе единицу мужского пола в лице супруга Коли, хоть и непутевого, а теперь и вовсе, не успев вдоволь насладиться вдовьим чином, она моментально заводит себе молодого любовника-нелегала, практически не вылезая из собственного огорода.

«Васильевна!»- в металлические ворота кто-то активно долбился и орал зычным голосом. Женщины моментально кинулись к окну, у ворот, сотрясая огромными ручищами-кувалдами калитку, стоял крупный мужчина решительного вида.

-Безногий Гришка внучка-прораба из города на разборки вызвал, - прошептала Райка приятельнице на ухо почему-то шепотом.

-Не отдам! – прошептала ей в ответ Римма Васильевна, быстро соображая, что придется, скорее всего, обороняться от Гришкиного внука, известного в поселке беспредельщика и бузотера. Она рванула в спальню, там на шкафу, в коробке из-под гитары, которой уже и в помине не было, лежало охотничье мужнино ружье.

Охотником дальнобойщика-Колю назвать можно было только условно, промышлял он в основном в рейсах за чужими бабами, поэтому сей предмет никогда не применялся по прямому назначению, видим, ожидая своего часа как чеховское ружье на стене. Через несколько минут Римма Васильевна уже стояла на пороге своего домика с ружьем на перевес как жена колониста перед полчищами индейцев.

- Артем Григорьевич! – крикнула она,

-Ты не заблудился? – после этих слов, по закону жанра, нужно было произвести с оружием какую-нибудь манипуляцию, например перезарядить, но, к сожалению, никаких действий с этим предметом осуществлять отчаянная колонистка не умела. Это был второй раз в жизни, когда женщина прикоснулась к огнестрелу, в первый раз она с осторожностью, много лет назад, водрузила его в гитарную коробку, от греха подальше.

Артем Григорьевич как раз в этот момент рывком отворил калитку, но увидев колоритную композицию на крыльце, окаменел намертво, только вереницы ругательств продолжались низвергаться из его ротового отверстия уже практически самостоятельно. Дождавшись полного иссякания самопроизвольного словесного потока, прораб-статуя, обалдевший от одной мысли, что кто-то дерзнул перещеголять его в наглой удали, в поселке все его побаивались и не связывались, уже осмысленно произнес:

Ревность

Время шло, Ромик учился жить заново. Свою зазнобу он боготворил, днем работал по хозяйству, по ночам оказывая своей любушке усиленное внимание, компенсируя ей и себе годы вынужденного простоя. Пару не смущали ни плохо гнущиеся колени зрелой прелестницы, ни пресловутые климактерические проявления. 

Организм Риммы Васильевны стал сигнализировать о хорошем самочувствии, давление нормализовалось и чисто внешне она расцвела: овал лица подтянулся, тургор кожи восстановился, приятная полнота приобрела особенную кондицию. 

Женщина была счастлива! Ее мужчина обладал двумя наивысшими качествами: он умел работать и умел любить! Засыпая в объятьях своей пассии, Ромик расплывался в улыбке, продолжая ласкать молочно-белые, упруго-мягкие, похожие на две спелые овальные дыни, груди Риммы Васильевны. Муж Коля на фото над кроватью наоборот, скрипел зубами, боясь зареветь в голос от досады!

Любовь любовью, но скромный бюджет Риммы Васильевны не выдерживал двух едоков. И раньше с трудом хватало ей одной на жизнь, выручал сад-огород, с десяток курочек. А теперь и подавно с деньгами намечалась большая проблема. Встал вопрос о хоть каком-то трудоустройстве Ромы.

В поселке, в личных подворьях работы хоть отбавляй. Много дачников-белоручек не хотят себя утруждать копкой грядок, косьбой травы, обрезкой деревьев, да и разовые строительные поручения имелись: там что-то вырыть, тут подцементировать, здесь приварить. Но Рома сидел на самоизоляции на территории Риммы Васильевны, игнорируя даже призывы местных выпивох к совместному распитию спиртных напитков вне ореола его обитания. 

Как-то вечером пришла Раиска и принесла, как сорока на хвосте, поселковые новости. Была пятница, понаехали городские, наполняя поселковую жизнь неким разнообразием. Кристина, хваткая докторша-стоматолог, искала старательного работника, и так, чтобы платить поменьше. Ей нужно было подготовить дом и участок к дачному сезону, работа, в принципе, была несложная и не требующая особых навыков. Для дебютного выхода Романа случай был особо подходящий.

Раиса взялась договориться с хозяйкой об оплате и в субботу рано утром, снабженный пачкой дешевых сигарет, Ромик вместе с Риммой Васильевной, двинулись в сторону Кристининой дачи. 

Где-то минут через тридцать они подошли к двухэтажному, кирпичному дому, навстречу вышла хозяйка в незримых шортиках и слабенькой маечке на торсе с провокационно торчащими сосками. У Риммы Васильевны тревожно засосало под ложечкой. Ромик же с невозмутимым видом стоял рядом. Кристина плотоядным взглядом окинула поджарую фигуру мужчины и взялась объяснять фронт работ, хорошо артикулируя основательно подколотыми губами и уводя новоиспеченного работника в свои чертоги. 

Римма Васильевна, постояв еще немного у калитки, медленно побрела домой ввиду своей ненадобности.

Дома она неспешно приготовила обед и стала ждать своего любимого с работы, не зная, впрочем, когда он придет. Она кляла себя за то, что не снабдила его стареньким, кнопочным телефоном и теперь вынуждена переживать, не контролируя ситуацию.

В мозгу женщины возникали мрачные картины одна безотрадней другой. Она явно представила себе, как оголтелая докторша с мощными губищами, сорвав с себя остатки одежды, овладевала ненаглядным Ромиком, попутно вставляя ему недостающие зубы, оглушая при этом всю округу звериным, похотливым воем. От этих мыслей голова Риммы Васильевны полностью шла кругом.

В один момент терпение ее лопнуло, она выкатила из сарая покоцанный велик и полетела на крыльях любви к дому стоматологической нимфоманки. Около леска, возле мостика ее руки дрогнули, она не смогла удержать управление, преодолевая преграду в виде небольшого бугорка и неожиданно нырнула вместе с великом в канаву. Женщина упала на спину, разметав дынные груди по разные стороны. Транспортное средство с жалобным лязгом упокоилось рядом. 

Любое движение давалось Римме Васильевне с трудом. Она решила, что сломала позвоночник и теперь остаток жизни проведет, утопая в собственных фекалиях, считая мух на потолке. Такая перспектива не вселяла восторга в ее израненную душу.

Полежав еще немного и собравшись с силами, она все же оторвала корпус от земли, потом села, привалившись к стене канавы, сокрушаясь, что впопыхах опять не взяла мобильник. 

Время тянулось предательски медленно, болела спина, не работала правая рука, а прохожих было не видать и кричать было совершенно бесполезно.

Приближался вечер, холодало, на душе у женщины стало совсем тоскливо, видимо, у нее поднялась температура. Уже в сереющей действительности она увидела две пары ног в до боли знакомых мужниных ботинках, торчащих над самым краем канавы. 

«Коленька пришел за мной», — мелькнуло в ее спутанном сознании. «Коля» резво запрыгнул в канаву, попытался приподнять ее пышную плоть, она вскрикнула от боли и отключилась от действительности, внутренний мир травмированной вместе с чуткой душой уже готовы были лететь на встречу с небесными жителями.

Через полчаса Ромик, обутый в ботинки усопшего дальнобойщика, вез на садовой тачке тело, уже пришедшей в себя, Риммы Васильевны домой, предусмотрительно подложив на дно садового транспорта старое одеяло. 

На небе взошла луна, мерцали звезды, монотонно скрипели колеса огородного инвентаря. Более романтичной картины в жизни Римма Васильевны не было никогда!

Подкатив тачку с телесами своей возлюбленной прямо к порогу, Ромик сбегал к Раиске. Вместе они уложили больную в постель, а сам снова отправился к Кристине, чтобы попросить ее оказать медицинскую помощь пострадавшей.

Докторша моментально отозвалась на призыв о помощи и прибыла на собственном авто к дому пенсионерки. Римма Васильевна сквозь какую-то пелену узрела Кристинку, уже совершенно не реагируя на ее повсеместно развратный вид и близость к любимому. 

Стомотологиня предварительно диагностировала ушиб плечевого сустава, порекомендовав вызвать скорую помощь. На глазах оживающая Римма Васильевна, отказалась от скорой, обещав, при малейшем ухудшении состояния моментально обратиться к врачу. Кристинка выкурила сигаретку на порожке и отбыла домой.

Паспорт

Деятельная натура Риммы Васильевны немного заскучала от тихого счастья. Ей хотелось предъявить своего милого всему миру и жить совершенно не таясь, а для этого его нужно было полностью перевести на легальное положение и снабдить необходимыми документами. С какого конца подступить к этой проблеме женщина не знала.

Раиса как более молодая и продвинутая в социуме, предлагала официальный и, бесспорно, предельно мудрено-запутанный вариант, рассчитанный на бычье здоровье и такую же психику соискателя, имеющего дерзость обратиться со сложным вопросом в государственные органы. 

Этот вариант, ввиду его продуманной свыше нежизнеспособности, Римма Васильевна благоразумно отмела. Она решила, для начала, сходить на консультацию к местному участковому по фамилии Борщ. Он знал о существовании на введенном ему участке личности без опознавательных знаков, но пока прикидывал и выжидал, формируя собственное мнение об этой ситуации. 

Женщина купила детям Борща конфет, вытащила из закромов бутылку чистейшего самогона, извлекла из холодильника палку дорогущей сырокопченой колбасы, приобретенной для особого случая, и отправилась на неофициальную встречу к участковому. 

Тот вместе со своей семьей жил на другом краю поселка в добротном, кирпичном доме в два этажа. Около ворот привычно тявкнула собака, в дверь выглянула хозяйка, бойкая миниатюрная бабенка. «Заходите!» — доброжелательно пригласила она в дом Римму Васильевну.

Вся семья была в сборе. Младшие Борщи, два мальчика семи и восьми лет и годовалая девочка на руках у отца, ужинали. Сам участковый гордо восседал во главе стола, орудуя одной рукой, другой он придерживал вертлявую дочку, норовившую детской пятерней дотянуться до отцовской тарелки с пельменями, густо сдобренными майонезом.

 «Дело у меня к тебе, Витя», — Римма Васильевна по-свойски присела за стол выставив угощения. 

Старшие ребята с интересом уставились на коробку конфет, а младшая, воспользовавшись ситуацией, выхватила у зазевавшегося отца из тарелки майонезный пельмень, пихнула его себе в рот и начала сосредоточенно пережевывать едва проклюнувшимися зубами.

 «Ну», — протяжно промычал Витя. Его вокализация, обращенная к жене, возымела действие, супруга проворно выпроводила мальчишек в другую комнату, дочь с пельменем во рту осталась у отца. 

Светка, жена участкового на людях позволяла порулить мужу семьей, нажимая, впрочем, всегда сама на нужные педали. В поселке у нее с девичества была весьма подмоченная репутация, хотя прямых улик и не было. Шустрая и довольно миловидная девушка, понятно каким местом умудрилась подцепить красавца полицейского. Он жену жутко ревновал, рождение очередного ребенка страж порядка упорно встречал стойким подозрением. Подрастая, младшие Борщи становились похожими на сомневающегося участкового как генетические копии. Несмотря на все обвинения, плодовитая Светка принципиально рожала только от мужа.

 «Паспорт нужно поменять», — Римма Васильевна решила не отнимать у многодетного отца уйму времени, сразу перейдя к основному вопросу.

 «Замуж выходишь, Васильевна?» – Виктор хмыкнул и уставился на пенсионерку.

 «Ромику моему необходим документ», — женщина выжидающе замолчала. 

Борщ старший выпуклыми, смоляными глазами глядел на бутылку с самогоном, девочка, на его руках, выплюнула разбухший полуфабрикат на колени отца и с интересом обследовала двумя руками кашицеобразное содержимое на наличие в нем мяса, заявленного производителем на упаковке. 

 «Так иди в управление, в чем проблема», — Витя нарочито не врубался в ситуацию, наблюдая за манипуляциями ребенка.

 «Так прописан он до сих пор во Фрунзе, — Римма Васильевна подводила недогадливого участкового к основной интриге, и добавила заискивающе: — Ему бы паспорт новый».

 «С пропиской в Бишкеке?» – он опять хмыкнул. Женщина понятливо улыбнулась, дав понять, что ценит наличие чувства юмора и обширное знание географии у господина полицейского.

«Помоги, Витя, я в долгу не останусь», — добавила она суетливо.

Быстро разрастающаяся семья участкового, естественно, требовала постоянных материальных вложений. Витя Борщ крутился как мог, хватался за любую шабашку, пропадал на службе целыми днями, все делал для того, чтобы его ненаглядная Светка с детишками ни в чем не нуждались.

Скоро десять лет было его семейной жизни, а Виктор до сих пор обмирал как мальчика, стоило только Светке обнять его, горячо шепча на ухо: «Ну не кисни, Борщик…»

 «Ладно, Васильевна», — участковый стряхнул с колен остатки полуфабриката, подхватил дочку и поднялся, дав понять, что аудиенция закончилась. — Что-нибудь придумаем, подходи через недельку».

На следующий день, часов в девять вечера Борщ, абсолютно пьяный, заявился к Римме Васильевне. Он с порога, в раскрытые двери, громко гаркнул: «Тетка Римма, отворяй!» 

Римма Васильевна и Ромик безмятежно «гуляли» в карты. Участковый, прервав супружеский досуг, изрядно качаясь, умильно глядел на испуганных хозяев. Вдоволь накачавшись, полицейский, уловив равновесие, ринулся к дивану и уселся, широко расставив ноги. 

Ромик, от одного только вида офицерского мундира, по привычке пришел в паническое возбуждение, хозяйка пристально уставилась на гостя.

 «Посторонних нет?» – гость, теперь грозно щурясь, оглядел помещение. Рома инстинктивно метнулся в сторону выхода, Римма Васильевна успела схватить за штаны и как ребенка поставила рядом с собой.

 «Все свои, чужих нет», — пенсионерка крепче ухватилась за милого. Участковый нырнул рукой в карман форменных брюк и вытащил какие-то бумажки, отыскав нужное, он подозвал хозяйку и протянул ей раскрытый паспорт. 

Женщина взяла в руки документ и с интересом принялась его рассматривать. С первой страницы на нее взирал лохматый брюнет, отдаленно и смутно напоминающий Ромика в густом парике.

«Мундияну Юлиан Игнациович, — по слогам, осторожно, прочитала она. — Кто этот Мундияну?» – недоверчиво спросила женщина. 

Приезд золовки

Райка привычным движением откинула щеколду на калитке. Зайдя во двор, она кивнула возившемуся около насоса Ромика и зашла в дом.

«Римма, Артемка к своему деду вернулся, говорят ему работяги бока намяли, зарплату требовали!»

«Вот это новость», — Римма Васильевна оторвалась от готовки и с интересом взглянула на подругу.

«Я знала, что тебе понравится, — Райка привычно важно выгнулась. — А это, — она взглянула в окно, — тебе вряд ли понравится, гляди кто по лужам шлепает!»

По поселковой улице шла золовка Риммы Васильевны, родная сестра Николая — Надежда. Жила она в городе и совсем недавно узнала о наличие у вдовой невестки молодого любовника. Теперь она приехала, чтобы взглянуть в глаза этой «распутной бабе».

«Распутная баба» прильнула к окну, предчувствуя настоящее торнадо.

Надежда уже с порога, не успев толком поздороваться, а отношения у родственниц и раньше оставляли желать лучшего, поперла буром, то причитая, то просто переходя на крик.

«Римма, ты, говорят, бомжа здесь, в Коленькином доме пригрела?» – она возбужденно хлебнула воздух открытым ртом как большая рыба, готовясь к дальнейшему диалогу.

Римма Васильевна, картинно подбоченясь, состроив умильное выражение на своем посвежевшем от большой любви лице: «Замуж я вышла, Надежда! Мужчина серьезный, работящий, моложе меня, и мы обожаем друг друга!»

Женщина-рыба от такой наглости отчаянно замотала головой.

«Коленька, как же ты на все это смотришь», — она подскочила к портрету брата над кроватью, брат на фото максимально вжался в стену, предвидя грандиозный скандал.

«Ты хоть бы портрет мужа перевесила, паскудница», — Надежда с отвращением толкнула аккуратную гору подушек на кровати.

«Сама ты паскуда», — Римма Васильевна бросилась подбирать подушки, отпихивая золовку от постели, та пошатнулась и упала на крепко сбитый зад, вереща при этом как свинья в загоне и тщетно пытаясь встать.

«А что он, икона что ли?» – Римма Васильевна, не обращая внимания на неистовое барахтанье Надежды среди подушек на полу, залезла на кровать, сняла с гвоздя фото мужа под стеклом, машинально протерла пыль на портрете и продолжила, стоя с изображением супруга в руках.

«Я тридцать лет смотрела на его б…о и не ослепла, теперь пусть он полюбуется на наши с Ромиком чувства», — и она гордо шагнула вниз с постели.

Больные колени не раз уже подводили темпераментную женщину, на этот раз они напрочь отказались гнуться. И она, на совершенно прямых ногах, не просчитав место для приземления, с треском опустилась на распластано-застывшую от ужаса внушительную фигуру золовки, припечатав своим пышным телом Надежду намертво к полу и опустив лик ее любимого брата под стеклом прямо ей на голову. Стекло разлетелось, женщины замерли в позе бразильского джиу-джитсу, лежа друг на друге.

Раиса, привыкшая с малолетства к любым коллизиям и побоищам, стояла как соляной столб, прижав руки к отсутствующей груди, зажмурив глаза на последнем аккорде.

Женщины постепенно приходили в себя. Встав на четвереньки, они расползлись в разные углы комнаты-ринга и с профессиональной свирепостью борцов тяжелой весовой категории воззрились друг на друга.

Никто не считал себя побежденной! Но абсолютное зло, в виде скандальной золовки Надежды, было наказано волею случая. Портрет любимого брата случайно опустился аккуратно ей на темя и теперь из-под волос по лбу женщины текли две алые струйки-змейки. На несколько секунд они задержались в золовкиных густых бровях, скопились там и хлынули в глазницы. Она поднесла руки к глазам, макнула их в кровь и тут же замычала как раненный зубр, низко и гулко, постепенно повышая тональность.

Раиска теперь привычно активизировлась. Она схватила мобильник и судорожно стала искать в контактах номер Кристинки-стоматолога. К счастью, если это уточнение уместно, был выходной и зубной врач была на даче. Обычно весь поселок не оставлял дантистку в покое во время ее отдыха, видимо специально подгадывая все заварухи под нерабочие и праздничные дни.

Все вызовы зубного врача к местным традиционно имели слабое отношение непосредственно к стоматологии. Скорее ближе они были к челюстно-лицевой хирургии, попадались иногда и бытовые травмы. Надо отдать должное, Кристина приезжала на своем авто просто моментально и предельно профессионально оказывала необходимую помощь.

Надежда продолжала сидеть на полу. Теперь она горестно выла, выставив вперед окровавленные руки, периодически выкрикивая: «Убили!»

Римма Васильевна, перемазавшись кровью золовки, пыталась обмотать ее голову полотенцем, та не давалась, энергично орудуя локтями и ногами. Очень быстро появилась губастая врачица, не нарушая традиции, в прозрачных телесного цвета лосинах, больше напоминающих колготки, и зазывно просвечивающихся малиновых стрингах в окружении аккуратных ягодиц и, как не странно, бюстгалтере, сигналящем о своем существовании сквозь тоненькую туничку дымчатого цвета.

Она моментально оценила ситуацию, ловко захватила голову пострадавшей двумя руками. Опыт оказания первой помощи буйным односельчанам у нее был и дантистка моментально оценила урон, нанесенный здоровью женщины.

Надежда как-то быстро успокоилась и теперь воззрилась на докторицу, ожидая приговора. Рана оказалась небольшой, скорее царапина, но довольно глубокая. Кровь уже не текла, она подсохла на лице золовки, сделав его цвета интенсивного загара.

Римма Васильевна вместе с Раисой усадила впавшую теперь в ступор пострадавшую на стул, а Кристина ловко обработала ее рану, обтерла кровь и сказала, что швы накладывать не нужно. Спросила, кружится ли голова? Не тошнит ли? И велела уложить больную в постель. Надежда, помотав головой, отрицая перечисленные признаки недомогания, молча позволила поместить себя на кровать и положить пакет со льдом к голове.

Кристинка выкурила на крыльце дежурную сигаретку, изящно бросила окурок в ведро и прихватив свой тревожный чемоданчик отбыла к себе на дачу. В доме воцарилась жуткая тишина.

В гостях у Лехи

Женщина без колебаний устремилась в обитель приверженца восточных духовных практик. Подойдя к двери, она вежливо осведомила хозяина о своем присутствии, нажав на звонок, но хозяин не спешил встречать гостью. Устав ждать, она легонько толкнула незапертую дверь и вошла в жилище.

Леха, как и в прошлый раз, присутствовал на циновке, смотавшись как змея, в позе, с абсолютно неприличным звучанием. При появлении гостьи, он, как ни странно, моментально открыл глаза и воззрился на вошедшую. Постояв пару минут, Римма Васильевна почувствовала, что пора начинать диалог, не дожидаясь размотки туловища Лехи до человекообразного состояния.

«Леша, мне Ромика нужно спрятать, пусть поживет у тебя пару неделек, по хозяйству поможет тебе, он знаешь какой рукастый!» – женщина выжидательно уставилась на глаза Лехи внутри клубка из рук, ног, пальцев и пяток. Глаза задумчиво моргнули, услышав про помощь по донельзя аскетичному хозяйству.

«Ну, или расскажешь ему про здоровый образ жизни», — Римма Васильевна хорошо помнила, как несколько лет назад, Леха носился по поселку с идеей создать общество ЗОЖников, желающих, почему-то, не нашлось. Активного приверженца правильного питания и отказа от вредных привычек уже стали гнать из каждой хаты, прерывая его проповеди отборным матом и обещая дать в глаз.

После этого Леха замкнулся, ушел в себя и стал вести затворнический образ жизни. Жители поселка вздохнули облегченно, на всякий случай, обходя жилище отшельника стороной, абы не возродить, ненароком, его миссионерские амбиции.

Идея получить безропотные «уши» на две недели пришлась активисту духовных практик по вкусу. Он постепенно, расправляя затекшие члены, обретал внешний образ, изначально задуманный всевышним.

«Приводите!» — отчетливо произнес йог и растянулся на циновке в позе «‎шавасана‎»‎, для полнейшей релаксации, закрыв глаза. Гостья поняла, что аудиенция закончена и покинула помещение.

Ближе к полуночи, в тайне от посторонних глаз, в непроглядной темноте, по поселку крались две фигуры. Мужчина и женщина сошли с дороги и вскоре полностью растворились в ночных сумерках. Конечным пунктом их перемещения был дом на самом берегу реки- гостеприимная обитель йога Лехи.

Зайдя в дом, наша парочка, в кромешной темноте, почти на ощупь, обнаружила тело хозяина на коврике, в таком же положении, в котором его покинула Римма Васильевна. электричество, как оказалось, Леха не употреблял из-за каких-то особых идеологических соображений. Сейчас его тело равномерно дышало, но других признаков жизни не проявляло, видимо достигнув, хоть и не вечной, но довольно продолжительной нирваны.

Знакомая не понаслышке с причудами хозяина дома, Римма Васильевна расположила любимого в одном из углов помещения, благо свободного места было предостаточно. Зная о затруднительном положении у Леши с мебелью, как, впрочем, и со всеми остальными предметами столь ненавистного йогом быта, женщина прихватила небольшой тюфячок и другие постельные принадлежности. Сразу нести много вещей она не решилась, чтобы не ломать уклад жизни отшельника и не создавать ему неудобств. «Потом как-нибудь приспособится» — решила она, до конца сама не понимая, то ли речь шла о ее любимом, то ли о радушном хозяине.

Римма Васильевна обняла Ромика, обещав прийти завтра, и устремилась домой.

Почти весь следующий день Римма Васильевна провела на опорном пункте. Дотошный Борщ, с рвением, достойного лучших представителей мирового сыска, выспрашивал про все нюансы происшествия, впрочем, к радости, опрашиваемой, опуская даже намек на присутствие еще одного лица в деле, в виде ее возлюбленного.

Опрашивал он и Раиску, она все подробно рассказала, внеся нужные коррективы в ход расследования.

По звонку, моментально, впрочем, как всегда, примчалась Кристинка с тревожным чемоданчиком в руках, коротюсенькой юбочке и трикотажном, плотно облегающем топе. Если бы не красный крест на чемоданчике, можно было подумать, что она собралась играть в теннис, не хватало только ракетки и кепки.

Кристинка привычно осматривала помещение на присутствие персонажей для оказания медицинской помощи, а дезориентированный Борщ пытался мысленно засечь, где у дантистки заканчивается юбка и где начинается все остальное.

От столь захватывающего зрелища у него зарябило в глазах. Он велел докторице сесть, от чего Кристинкина юбка полностью перестала выполнять свои функции, просто потерявшись на ее заманчиво округлых бедрах.

Участковый сглотнул слюну и принялся за опрос. Кристинка объясняла ситуацию с медицинской точки зрения, развенчивая доводы потерпевшей. Она несколько раз выбегала на крылечко покурить, каждый раз вставая, критично оголяла ноги и все, что находилось за ними в прямом доступе от участкового.

Амуниция теннисистки предполагала соблюдение некоего дресс-кода относительно белья, но Кристинка такими мелочами пренебрегла, надев обыкновенные стринги. Ее образ, от этого, безусловно, только выигрывал.

Борщ спекся на втором часу проведения следственных действий. Он распустил всех по домам и буквально побежал на перерыв, моля господа только об одном, чтобы жена Светка была дома и находилась в хорошем расположении духа.

Уже ближе к вечеру Римма Васильевна, собрав увесистый пакет с продуктами, стараясь не привлекать внимание, отправилась по известному конспиративному адресу, где вынужденно квартировал ее возлюбленный.

Перед домом, совершенно не таясь, копошился, не умеющий сидеть без дела, Ромик. Из подручного материала он сооружал довольно сносный забор, отрабатывая таким образом свой постой.

— Ромик, тебе нужно в доме сидеть, вдруг кто увидит, что ты здесь? – Римма Васильевна поставила пакет на землю и приобняла любимого.

— За весь день здесь никто не прошел, место глухое, кругом заросли, да и Лехе нужно помочь с забором, — ответил Ромик, устанавливая очередной столбик.

— Пойдем в дом, я поесть принесла, — женщина ласково взглянула на ненаглядного и вошла в дом.

Вика и Глебушка

Утром позвонила дочь Риммы Васильевны из Москвы. Сегодня сорокалетняя Виктория, ранее вечно упрекавшая мать беспутным мужем — ее родным отцом, рьяно бросилась защищать то ли его честь, то ли честь матери. Она даже не скрывала, что всю информацию о наличии Ромика в отцовском доме ей слила тетя Надя. «Так вот она обещанная Надькина месть», — усмехалась Римма Васильевна.

«Ты что, не понимаешь, что сожительствовать с гастарбайтером-нелегалом безнравственно и унизительно, тем более в твоем возрасте», — увещевала мать столичная дочь.

«У Ромы отец татарин крымский, мать русская. Родился он в Бишкеке, а живет в России уже давно. Если для тебя это так важно, — начала объяснять ситуацию мать. — А вот существовать на трехкопеечную пенсию и ждать смерти, вот это и унизительно, и безнравственно, и просто страшно», — она решилась высказать Вике на нервняке то, что давно хотела, но не решалась, не желая ссориться с вечно чем-то недовольной дочерью.

«Ты хоть раз спросила, как мне живется, хватает ли мне денег…. в конце концов, давно ты приезжала ко мне?» – Римма Васильевна замолчала, предательские слезы застилали глаза, а дурацкий спазм сводил челюсти.

«Ладно, мам, — Вика немного сбавила обороты. — Я приезжаю с Глебушкой, пожалуйста, сделай так, чтобы ничего не шокировало впечатлительного ребенка», – дочка выкатила беспроигрышный аргумент, в виде единственного внука. К месту будет сказано, что впечатлительный ребенок был студентом второго курса университета и шел ему двадцатый год.

В спальне, полностью выйдя из галлюциногенного состояния, Ромик уже приколачивал ковер к стене. Немного погодя он вытащил “Колю” из-за кровати и водрузил его на место. Потом привычно подхватившись, вылетел во двор, моментально впрягшись в трудовую деятельность по хозяйству.

Римма Васильевна глядела на него из кухонного окна, горестно подбоченясь. Всю жизнь она жила интересами своих близких, подстраивалась под мужа Колю и всегда старалась угодить любимой дочери. Мысли и желания Риммы Васильевны никогда никому не были интересны, она всегда была обязана своей семье, ничего не получая в обмен. Теперь же, сойдясь с Ромиком, женщина впервые в жизни почувствовала себя нужной и любимой.

Дочь с внуком не баловали ее своим присутствием, поэтому она вновь сложила свои нереализованные амбиции в дальний ящик личного сознания, радуясь незапланированному свиданию с близкими.

«Не было счастья, да несчастье помогло», — подумала неискоренимая оптимистка Римма Васильевна, мысленно обнимая своих родных. «А Ромика я поселю у Гришки, не откажется же он от бесплатной рабочей силы на несколько недель».

Действуя по принципу, что прятать нужно на самом виду, женщина отправилась на следующее утро, как было прежде, к инвалиду Григорию, только уже без презента в виде носков.

Не любивший сидеть без дела инвалид разъезжал по огороду на своей коляске: по всему участку, для удобства, были проложены бетонированные дорожки. Постоянно проживающий бичара занимался кирпичной кладкой, внучек-прораб пригнал со стройки очередной камаз с халявными кирпичами, которые пришлись как нельзя кстати.

У Гришки на хозяйстве была перманентная стройка, он вечно что-то достраивал и перестраивал, возможно, еще и для того, чтобы как-то утилизировать награбленные Артемкой стройматериалы, которые регулярно он поставлял деду.

Завидев соседку, старик любезно подкатил к воротам, приглашая ее внутрь.

«Я пришла к тебе, чтобы заключить контракт», — Римма Васильевна присела на предложенный безногим стул.

«Контракт?» – Гриша ритмично зашевелил косматыми бровями.

— Мне нужно Ромика пристроить на пару недель, — женщина замолчала на несколько секунд, обдумывая дальнейший текст обращения.

— Так милости просим, — старик широко распахнул свои объятия, демонстрируя радушное гостеприимство.

— Ромик будет работать на тебя бесплатно, а ты будешь молчать не только о нашем уговоре, но и о самом присутствии его на твоем подворье, — продолжала Римма Васильевна.

Старик застыл с распростертыми руками, сосредоточенно вникая в смысл ее слов.

— Как только информация о местопребывании Ромика просочится Борщу или Вике, я его тотчас изымаю, — Римма Васильевна внимательно посмотрела на соседа.

У Гришки от мысли, что его халявные стройматериалы будут утилизировать уже два халявных работника, также ритмично зашевелились волосы на голове, постепенно подключилась и косматая борода, двигаясь как живая. Он мысленно уже достроил очередное строение на своем участке и теперь украшал его затейливыми башенками.

— Так участковому нельзя сливать информацию или твоей родной дочке? – задал вопрос с подвохом старик.

— Вике особенно, — Римма Васильевна опять почувствовала себя виноватой и обязанной дочери.

— Избаловала ты ее, Римка, чего она командовать должна? Ты женщина самостоятельная,

— Ладно, — перебила его Римма Васильевна,

— Ты вон за Артемкой следи, а то весь кирпич из города перетащит, строительная отрасль и рухнет в регионе,

— По рукам, по рукам – суетливо изрек инвалид, боясь, вдруг соседка-дура передумает, «Такого работника ведь отдает, он бригады целой стоит», — размышлял он.

— Да, еще, — добавила женщина, инвалид напрягся,

— Что еще? Я вообще никому говорить ничего не буду!

— Я не об этом, — она еще раз взглянула на старика. — Еду я ему приносить буду, — восстановив в памяти пакеты с продуктами, которые она переправляла к Лехе-йогу, Римма Васильевна немного осеклась, вспомнив плачевный результат.

— Я знаю, чем ты людей своих кормишь, да и сам ешь, Ромик таким г… больше не питается.

— Ладно, ладно, — старик миролюбиво замахал руками,

— Любой каприз за ваши деньги, — и затрясся уже сам от смеха в такт своей бороде и жиденьким волосам на черепе.

«Господи, вот поистине рабовладелец», — подумала женщина, идя домой. — Да ладно, Ромик вытерпит, он на работу злой, а там глядишь все и уладится».

Пожар

Среди ночи Римма Васильевна очнулась и уставилась в окно. Небо с Гришкиной стороны озарилось яркими всполохами. До рассвета было еще далеко, да и солнце по утрам светило в противоположное, восточное окно.

Из этого, западного, обычно, можно было любоваться красочным закатом. Запах гари и специфический треск проникали в комнату через открытую форточку.

«‎Пожар!!!‎»‎ – Римма Васильевна, на ходу застегивая халатик, вылетела на улицу.

Перед домом инвалида и в самом дворе собралось немало народа. Люди, выстроившись в цепочку, передавая друг другу ведра с водой, заливали языки пламени, упрямо продолжавшие лизать небольшой сарайчик на заднем дворе. Сам инвалид, с обугленной бородой и дымящимися колесами, на своей коляске, разъезжал среди добровольцев пожаротушения, призывая энергичнее спасать его имущество.

Ромик был, естественно, на первой линии огня. Он закидывал его песком, орудуя подборной лопатой. Среди снующих людей с ведрами, женщина заметила собственного внука в шортах и йога Леху в гнизменных синих трусах, он боролся с расползающимся огнем, используя огородную лейку.

Медицина тоже не дремала: Кристинкино авто стояло на противоположной стороне улицы. Сама спасательница курила около забора, на низком старте, наблюдая за происходящим. Наряд ее был экстремален, даже для столь форсмажорной ситуации.

Дантистка, видимо, во время гонга, приглашающего на пожар, то ли одевалась, то ли раздевалась. Часть элементов ее гардероба имели место быть, остальные, логически напрашивающиеся, отсутствовали напрочь. От конфуза в обществе, зубного врача, спасала только удивительная способность последней, предельно естественно и эффектно преподносить себя в любом весьма дерзком образе.

Пожар понемногу сходил на нет, подошел внук Глебушка.

— Вот это квест, — он провел рукой в саже по крепкому ежику упругих волос, обрамляющих нордический череп.

— Глебушка, ты не поранился? – Римма Васильевна внимательно осмотрела тело внука, частично прикрытое шортами, прыгая вокруг него как бульонная курица. Несколько ссадин и небольших ожогов на шикарной шкурке внука требовали медицинского вмешательства.

Не заставляющая себя долго ждать ни при каких обстоятельствах, Кристинка, с чемоданчиком в руках, казалось одним прыжком перемахнула через забор, моментально представ перед травмированным, в своем экстремальном одеянии. У парня то ли от дыма, то ли, от стомотологических прелестей голова пошла кругом.

Докторица быстро обработала царапины, даже оттерла сажу на мускулистом теле парня и с интересом уставилась на него как председатель колхоза на племенного жеребца во время посещения сельскохозяйственной выставки.

«Даже не думай», — нервно проговорила Римма Васильевна, уловив ее предельно заинтересованный взгляд и заслонила своим телом племенного внучка. Дантистка еще раз внимательно взглянула на студента, хищно лязгнула челюстями и спокойно произнесла:

«Прикус у вашего мальчика неправильный, нужно исправлять», — и спокойно развернувшись, пошла оказывать помощь, остальным нуждающимся.

«Домой, домой», — Римма Васильевна погнала внука домой как молодого бычка, не хватало только хворостины для общей картины. Она пару раз оглянулась, увидев Ромика живым и здоровым, успокоилась и с еще большим энтузиазмом принялась загонять парня на родное подворье от греха подальше.

Проследив, что, обмывшись, Глеб уткнулся в подушку, моментально засопев, женщина вновь покинула родную хату. На Гришкином дворе, вместе с Ромиком и еще несколькими особо стойкими волонтерами, она часов до семи утра устраняла последствия пожара, всем этим действом управлял безногий сосед, не переставая удивлять окружающих своими организаторскими способности заправского менеджера.

Полностью обессиленная, перемазанная сажей с ног до головы, в кое-где прогоревшем халате и дыбом торчащими, прокопченными волосами, утратившими первоначальный окрас, она переступила порог собственного дома. Диван в зале был подозрительно пуст. Не было внучка и во всех других принадлежащих женщине помещений.

«Все-таки сманила мальца, стерва зубная, — Рима Васильевна уже явно представляла каким «пыткам», подвергнет ее внучка, блудливая докторица. — Нужно спасать ребенка пока не поздно», — решила она и побежала искать защиты у участкового Борща.

Минут через двадцать она уже ломилась в двери участкового. Вскоре в открытом дверном проеме возник сияющий Витя Борщ с дочкой на руках, два старших наследника висели гроздьями на его согнутых локтях.

— Твою дивизию, Васильевна, — участковый осторожно поставил пацанов на пол, придерживая дочь. — Хэллоуин что ли?

— Витенька, — женщина вцепилась в перила. — Помоги, мы же родственники, хоть и дальние!

— Ага, седьмая вода на киселе, — Борщ удрученно хмыкнул. — Предупреждать надо заранее о своих творческих замыслах. Тебе, только этой… ступы не хватает и метлы, а так — полное попадание в образ, — участковый довольно неприязненно глядел на просительницу. — У меня же дети заикаться начнут и их настигнет энурез, — он на всякий случай развернул малолетнюю дочь розовой попкой к посетительнице.

Витя помоги, — женщина сотрясалась в рыданиях, держась уже за дверной косяк.

— Говорю, в зеркало ты себя видела? – перебил ее участковый

— Кид-не-ппинг, — по слогам, но четко произнесла она, не обращая внимания на его вопрос. — Внучка моего, Глебушку, украли, — она теперь смешивала руками сажу со слезами и этой субстанцией равномерно покрывала весь свой череп.

— Да кому он нужен, бугай-то твой? – Борщ удивленно хлопал глазами, совершенно не готовый к такому ходу событий.

— Еще как нужен, это Кристинка, шалава медицинская его выкрала, — женщина продолжала громко горевать.

— Ааааа, — участковый совершенно успокоился,

— Так это дело-то молодое, — он опустил девочку на пол, она моментально скрылась в прихожей, сверкая розовым задом.

— Не могу я этого допустить, ребенок же он еще, да и старше она его лет на десять, — доверительно объясняла ситуацию Римма Васильевна.

Каннабис на погосте

Около дома Римму Васильевну остановила баба Вера. Она сидела на лавочке у дома, с интересом наблюдая за лихорадочными перемещениями женщины по поселку в поисках внучка.

«Этот Витька, бестолковый, никогда пацана-то твоего не найдет, — старуха потерла узловатыми пальцами острый подбородок. — Светка ему рогов понаставила… он, небось, в дом то заходит и голову наклоняет, олень…», — она вся затряслась от смеха, по достоинству оценив свою шутку.

Римма Васильевна подошла поближе, не полностью улавливая основную мысль словесной тирады старушки.

«Ты видела что-нибудь, баба Вера?» — Римма Васильевна присела рядом со старухой, нетерпеливо ежась.

Баба Вера полностью находясь в плену у своих измышлений продолжала не сбиваясь с темы.

— А вчера, говорят, на самую верхушку абрикосы залез, будто у него не рога, а крылья выросли», — продолжила она не прекращая трястись и закашлявшись под конец от смеха.

«Ты знаешь где Глебушка?» —продолжала допытываться Римма Васильевна,

«А как же, — старуха гордо подняла голову и выдержала паузу. — Только он, дармоед, окромя своей портупеи ни хрена не видит. Носится по поселку как чумной, рога-то вперед выставит и фуражку придерживает, чтобы не слетела…, а Светка время даром не теряет, пока Витька круги-то рогами выписывает, она…»

«Подожди, баба Вера, хватит про рога, — Римма Васильевна взяла ее за руку. — Хрен с ней, со Светкой, ты внука моего сегодня не видела?»

Старушка обиженно замолчала, сверля собеседницу выцветшими глазками.

«Уважения у тебя нет к возрасту, — изрекла она, поджав морщинистый рот. — Ушел он с нашими хулиганами, сразу после пожара на Гришкином подворье. Жаль, что одна сараюшка всего —то и сгорела, остальное добро —то наворованное уцелело…», —с энтузиазмом продолжила она,

«Не отвлекайся, баба Вера, ты знаешь где они сейчас, ну хулиганы эти?» — Римма Васильевна пыталась остановить расползающиеся мысли старушки.

«На кладбище, по могилкам лежат возле барона… — старушка удивилась очевидности ответа. Римма Васильевна мгновенно пожелтела, сровнявшись цветом лица со своей древней собеседницей. — Все сейчас наркоманы, а девки проститутки, не убивайся ты так Римка», — бабулька демонстративно отвернулась от готовой уже упасть в обморок соседки, всем своим видом показывая, что тема исчерпана.

Могила цыганского барона на здешнем кладбище, которое упиралось в самый край поселка, но территориально не принадлежало ему, была местечковой достопримечательностью. Сей венец дизайнерской мысли в стиле цыганского ампира разительно отличался от других не выдающихся могилок, рядками заполонивших кладбищенское пространство вокруг, и стоил как однокомнатная квартира в городе.

Был ли на самом деле усопший бароном доподлинно неизвестно, но соплеменники не только отгрохали ему нехилый пантеон, но и засевали периодически, полянку рядом коноплей, стараясь таким образом поднять настроение безвременно ушедшему. Этот своеобразный лайфхак цыганского менеджмента, позволял безбедно жить и возводить мемориалы всему сообществу.

Раз в год, почти как в ночь на Ивана Купалу, полностью «отбитая» поселковая молодежь отправлялась на могилку барона, обрамленную цветущей коноплей, чтобы там снять пробу нового урожая, если, конечно, коварный Борщ заранее не успевал скосить вредоносные соцветия.

В этом году своеобразный фестиваль каннабиса совпал по дате с пожарищем у инвалида Григория. Молодняк немного потусовался у безногого и отправился к конечному пункту своего маршрута, примкнул к ним и внучек Глебушка, цинично обведя Римму Васильевну вокруг пальца.

На кладбище беспринципная молодежь, основательно покуражась после нескольких косячков, немного заскучала, и к своему неслыханному удовольствию, удачно обнаружила в кустах равномерно дышащее тело местного забулдыги Анатольича. Мужчина, ввиду летнего сезона, отдыхал от трудов праведных в кустах буйно цветущей жимолости.

Схватив крепко уставшего маргинала за руки и за ноги, предварительно раздев, ржущие, как застоявшиеся жеребцы, отморозки аккуратно опустили его бренное тело на дно свеже-выкопанной могилки, подготовленной для недавно отдавшей богу душу некой старушки, и закидали сверху разномастными венками, стараясь не перекрыть отдыхающему доступ воздуха. Сами разбрелись недалеча, обосновавшись, отбросив все суеверия, на лавочках, иные даже на могильных плитах.

К утру весь забористый задор, из голов подрастающего поколения выветрился, в памяти стерлось все лишнее и притихшие ребята потянулись по домам, напрочь забыв про почти похороненного вчера забулдыгу. На лавочке остался лежать только изнеженный столичным образом жизни внук Риммы Васильевны Глебушка.

Римма Васильевна примчалась на кладбище аккуратно под самое пробуждение внучка. Через несколько минут женщина, присев рядом с внуком отряхивала его от налипшего кладбищенского мусора. Глебушка, ничего не понимая, удивленно озирался по сторонам.

Женщина уже выковыривала остатки прошлогодней листвы из волос горячо любимого внука, как вдруг увидела, что венки, щедро нагроможденные на соседней могилке, странно зашевелились, а из нутра самого захоронения послышался то ли рык то ли вой. Еще через несколько мгновений на поверхности появились две руки, тщетно пытающиеся зацепиться за края могилы. Римма Васильевна тихонько, не вызывая дополнительного шума, сползла на землю и отключилась, уткнувшись ничком в пожухлую траву.

Очнувшись через непродолжительное время, она узрела довольно удручающую картину. Ее внучек Глебушка, полностью распластанный, лежал на кладбищенской земле, а на нем сидело верхом нечто абсолютно голое, довольно волосатое, перепачканное землей и глиной. Это нечто душило Глебушку. Сам Глебушка почти не сопротивлялся, всепоглощающий ужас обуял несчастным.

«Да это же черт из преисподней», — мелькнула мысль у приходящей в сознании женщины. Она схватила лежащий поблизости увесистый дрын и с чувством опустила его на безрогий череп сатаны. Нечисть, глухо охнув, отцепилась от внучка и замертво улеглась рядышком. Глебушка, тяжело дыша, машинально массируя передавленную шею, приподнялся у изголовья нападавшего, тараща на него глаза.

Разборки у Борща

Витя Борщ только недавно пришел на опорный пункт. Сегодня был приемный день, и несколько просителей оживленной кучкой уже стояли около дверей. День участкового с утра не задался, совершенно не радовала перспектива провести несколько часов, выслушивая поселковые склоки и интриги, на входе он уже приметил несколько местных бабок с параноидальными наклонностями и склонностью к сутяжничеству, которые периодически отравляли ему жизнь своим концептуальным мышлением.

Первой была особо зловредная бабка под названием Калерия Михайловна, носившаяся с идеей разрушения ее собственного мозга путем воздействия соседской антенны. Ее мозг был, скорее всего разрушен задолго до появления интернета, но Борщ был вынужден ее выслушивать еще и потому, что старухин сын, местный зажиточный фермер, скрывающийся от властной матери с необузданным темпераментом в помидорных полях, был очень влиятельным лицом в поселке и частенько оказывал спонсорскую помощь самому Борщу в виде проведения того же интернета на опорный пункт и приобретения компьютера.

Участковый впустил скандальную особу, прямо с дверей начавшую свое повествование, и чтобы сохранить собственный мозг невредимым, стал своеобразно развлекаться. Он мысленно представлял, как лично обезглавливает этого божьего одуванчика, предварительно четвертуя.

Делая вид, что внимательно слушает старушку, Борщ, в мечтах, орудовал топором над ее беззащитным телом. Занеся, в сладких грезах, орудие возмездия для очередного удара, Витя Борщ принялся изучать заявление, которое накропала неугомонная старушка: «‎ …группа сатанистов проводила ритуал на местном кладбище, пытаясь захоронить живого человека…‎»,‎ — прочитал с удивлением участковый, пробежав моментально краем глаза весь опус и не найдя ни слова про ожидаемые вредоносные антенны, участковый, основательно взбеленился.

— Калерия Михайловна, вы что новую жилу открыли для своих фантазий?

— Какой канал телевизора вы смотрите, Рен-тв на Тв-3 переключили? – он выпрыгнул из кресла будто на пружине и зашагал по кабинету,

— Ну вот скажите, вы что меня за дурака держите? – спросил он старушку, подойдя к ней максимально близко, пытаясь заглянуть ей в глаза, чтобы заодно определить ее психический статус.

— Тебе правду сказать, или чтобы не обидеться? — Калерия Михайловна глядела на него снизу вверх, сидя на стуле.

— А вот и они, сатанисты, — добавила старушка, указав на окно. Борщ повернулся и узрел странную процессию, продвигающуюся к его кабинету. Набор персонажей в этом пикете его настораживал, одна только социально активная тетка Римма чего стоит, это тебе не поехавшая умом мамаша местного сельскохозяйственного олигарха.

Участковый дернулся как ужаленный и чуя гнилой движняк, вышел навстречу идущим, такого почета ранее удосуживался исключительно только пузатый майор из управления.

В открытую Борщем дверь постепенно просочилась вся горестная процессия и заняла все присутствующие стулья в кабинете.

«Так», — участковый забыл про расчлененную старуху, несущую очередной бред и с интересом разглядывал вошедших.

От его взгляда не ускользнули ни предельно критические разрезы на Кристинкином платье-саване, ни практически невменяемое выражение лица Глебушки, ни Римма Васильевна, угодливо склонившая голову и странно улыбающаяся. Основное внимание Вити Борща привлек алкаш Анатольич с перевязанной головой.

— Чьим портретом на этот раз ты раскроила череп этой маргинальной личности? – обратился он к Римме Васильевне, выказывая чисто профессиональное чутье, коим обладал в полной мере.

Женщина молча улыбалась, не зная с какого бока подойти к столь нетривиальному делу.

— Каким образом в это сборище идиотов попали вы, Кристина Степановна, я смутно догадываюсь, но может хоть вы сможете прояснить ситуацию, хотелось бы уловить суть конфликта, — обратился он к сидящей нога на ногу стоматологичке.

Не успела Кристинка ответить, как подал голос Анатольич, подняв руку, будто примерный ученик, знающий ответ на каверзный вопрос учителя.

— Ну давай, Анатольич, блесни красноречием, – участковый с неподдельным интересом уставился на вставшего со стула и придерживающего обеими руками огромные брюки, позаимствованные у крупного Николая.

Выступая с обличительной речью, Анатольич, вошел в раж, ранее в этом кабинете обличали всегда только его, заполняя пробелы в своем сознании, касающихся предыдущих событий, плодами бурной фантазии организма, страдающего от острого похмелья.

У Борща от некоторых особо пикантных подробностей начинал дергаться глаз, он периодически придерживал его рукой, взирая другим на присутствующих как Кутузов на вражескую конницу при битве на Бородино.

«Ну, что я тебе говорила? – злорадно вопрошала Калерия Михайловна. — Вся секта в полном составе!»

И ядовитая старуха, напрочь забыв про убийственные лучи, проникающие с соседской дачи, полностью погрузилась в интригующий сюжет кладбищенской эпопеи.

«Я смотрю, у тебя уже почерк вырабатывается как у заправского киллера, — обратился Борщ к неперестающей улыбаться Римме Васильевне, не обращая внимания на мать олигарха. — Чуть что, хрясь по черепушке и все дела».

«Он Глебушку душил», — Римма Васильевна умудрилась заплакать, начав еще шире улыбаться.

«А? Душил Глебушку? Это того, кто пропал, мы его всем поселком ищем, а он живых людей по могилам распихивает? – Борщ глянул на сидящего с отсутствующим лицом парня. — Этот дефективный вообще понимает, что происходит?» — уставился он на внука Риммы Васильевны.

С трудом поняв, что речь идет о нем, Глебушка встал во весь свой богатырский рост. «Красивый он у меня, прямо Коленька в молодости», — умильно, не переставая плакать отметила про себя Римма Васильевна.

Было видно, что ощущение реальности очень медленно возвращается к продолжающему стрессовать парню. Борщ обошел фактурного Глебушку со всех сторон и спросил,

— И который годик этому Иванушке-дурачку?

Светка

На следующее утро, умудрившийся хлебнуть с утра сравнительно незначительную порцию алкоголя, слегка пошатывающийся Анатольич стоял у ворот усадьбы Риммы Васильевны. Дождавшись момента, когда Глеб останется один во дворе, он окликнул парня.

— Слышь, Глебушка, мне Борщ наказал каннабис ваш у барона скосить…, — он немного помолчал.

— Конопля не моя, — Глебушка вышел за ворота и теперь стоял, понурившись у калитки.

— Безхозная она видать, а мне косить! — Анатольич почесал затылок, оглядываясь вокруг,

— А я вишь, немного здоровье-то поправил уже… У меня травма и в голове, бабка-то твоя как меня по башке долбанула… И в душе травма… Знаешь как страшно в могилке-то лежать…, — продолжал он частить.

Парень участливо посмотрел на алкаша. Тот, в свою очередь, видя, что «клиент поплыл», продолжил давить на жалость.

«Борщ-то зверюга, репрессии тут устраивает, меня на принудительные работы отправил, бессрочные. А как я косить-то на погосте буду, может ты Глебушка, того… ну вместо меня покосишь, пострадавший я весь…»

Парень, услышав снова про вероятность оказаться на кладбище, с ужасом раскрыл глаза, даже, казалось, перестав дышать.

«Ладно, ладно, — испугался Анатольич, видя непредсказуемую реакцию собеседника. — Ты дыши, чего затих, дыши равномерно…», — говорил он, усаживая Глебушку на скамейку перед домом.

Глебушка пытался что-то ответить ему, помогая себе жестами.

«Ааа…., уууу…», — вырывались звуки из его гортани.

«Совсем поколение ваше гнилое, а если война? — продолжал рассуждать Анатолич, пытаясь понять онемевшего собеседника. — Кто Родину-мать защищать-то будет? Мы свое-то отвоевали… победили в войне», — закончил свою мысль Анатольич, успевший повоевать на неизвестно какой войне.

«На кладбище, ладно, не ходи…, ты сходи только за косой к Витькиной жене, Светка баба культурная, но пакостливая, увидит меня немного выпимши с утра, настучит муженьку и все… вплоть до высшей меры мне тогда светит. Сходи, Глебушка, а?»

«Хорошо, — хрипло пробасил уже успокоившийся студент психолог, намереваясь таким образом закрыть гештальт с происшествием на кладбище. — Говорите адрес, - он несколько раз кашлянул,полностью приходя в себя.

- Здесь лучше не сидите, ждите меня у магазина, я вам туда принесу инвентарь».

«Нет, у магазина никак нельзя, — Анатольич сглотнул слюну. — На том месте у меня безусловный рефлекс включается… К магазину прихожу на двух ногах, а обратно только на четвереньках, а может быть и не выберусь вообще… Место мистическое… давай у речки, в конце улицы, по рукам?»

Глебушка как воспитанный столичный житель, забежал домой, сменил просторные шорты на узкие джинсы и отправился к культурной Светлане Борщ.

Жена полицейского была, как и предупреждал Анатольич, сегодня на хозяйстве одна. Она открыла Глебу дверь, с интересом выслушала парня и пригласила его в дом.

— Расскажите мне о Москве, — начала она светскую беседу, разглядывая пришедшего сквозь длинные ресницы. Глебушка с удовольствием присел на диванчик, приняв предложение миниатюрной хозяйки в коротеньком халатике, то и дело норовившим распахнуться перед нескромным взором молодого повесы.

— Я тоже жила в столице, — продолжала прелестница, окутывая немного захмелевшего от близости стройных ножек цвета слоновой кости гостя чувственным обаянием.

Светка еще до замужества жила некоторое время в Москве, работала реализатором на Черкизоне, пытаясь подцепить богатенького москвича. Подцеплялись исключительно, жутко падкие на белокожих девиц, бородатые кавказцы, в большом количестве наводнившие столицу. Не найдя интересной партии, Светка плюнула и вернулась домой. Долго не унывая, она нашла себе в поселке вполне приличного жениха – красавца полицейского.

Видимо московское происхождение гостя навеяло на хозяйку кучу воспоминаний, вскоре ее халатик критично распахнулся, обнажив красивую, почти девичью грудь, что было само по себе необычно для матери троих детей.

Глебушка прильнул к заманчивым выпуклостям, полностью забыв о причине визита.

Искусительница Светка уже лежала на диване, грациозно раскинув ноги цвета слоновой кости, а Глебушка навис над ней с голым торсом, пытаясь расстегнуть молнию на узких джинсах, которые он по скудоумию надел, отправляясь за косой к жене полицейского. Светку эта ситуация забавляла, он хохотала, еще больше возбуждаясь и распаляя неудачливого любовника.

В кармане халатика, сброшенного в порыве страсти на пол, зазвонил телефон. Светка грациозно выползла из-под продолжавшегося бороться с молнией уже трясущемся от вожделения Глебушки. Звонил муж, оказывается, он стоял, перед запертой изнутри входной дверью, уже минут пятнадцать, не имея возможности попасть домой.

Поняв, всю глубину надвигающейся угрозы, Глебушка начал трястись еще ритмичнее, пытаясь теперь натянуть на себя футболку и ища пути к отступлению.

Физически и психически изворотливая Светка, наоборот, приказала ему снять любым образом джинсы. Не зная для чего, но Глебушка подчинился, и уже под страхом смерти быстро справился с коварной молнией, Светка сунула ему в руки свои кружевные трусики,

«Надевай, — приказала она ему. — Иначе убьет, — потом немного поразмыслив добавила. — Тебя точно».

От такой перспективы Глебушка не то, что женские трусы готов был надеть, он согласился бы на операцию по смену пола, признав у себя гендерную дисфорию.

Сама Светка, нацепив халатик и пригладив волосы, побежала встречать мужа.

Вскоре на пороге комнаты появился крайне настороженный Борщ, около него вертелась Светка, что-то непрерывно щебеча. Увидев одиноко стоящего в углу парня, он споткнулся и уставился на непрошенного гостя, постепенно темнея лицом.

«Глебушка? – участковый был не то, что удивлен, он был сражен наглостью москвича. — Я сказал тебе по девкам ходить, а ты к жене моей приперся?»

«Товарищ старший лейтенант, — начал блеять парень, стараясь вспомнить хоть что-нибудь из строевой подготовки. — Меня Геннадий Анатольевич попросил сходить за косой к вам домой, сам он себя плохо чувствует», — под конец предложения у Глебушки предательски дрогнул голос.

Свинская любовь

Как-то поздней осенью Раиска выиграла в лотерею на рынке поросенка, развернув дома мешок и тряпки, в которые был упакован свиной младенец, она обнаружила трясущуюся свиночку с явным дефицитом витамина Д.

Сначала женщина была обескуражена таким рахитичным приобретением. Свиночка была настолько квелая и полудохленькая, что еле стояла на разъезжающихся копытцах. Потом, оценив ситуацию, деятельная женщина, принялась хлопотать. Она стала выкармливала свой хрюкающий приз из бутылки с соской и держала поросенка все холода в теплом помещении. Немного погодя, для Машки, так нарекла ее хозяйка, было сооружено отдельное строение, поражающее всех своим комфортом и чистотой.

Машка, как всякий организм, быстро расцвела на качественных харчах и высоко-гигиеничных условиях. Раиска, все свои нереализованные родительские инстинкты, устремила на этот разительно быстро растущее создание, покрывшееся со временем толстым слоем сала и с формирующимся дурным характером, как у любого избалованного дитя.

И, буквально на днях, воспитанница, обладающая уже довольно внушительными размерами, занедюжила. Она отказывалась от любимых доселе блюд, стояла в загончике как вкопанная и истошно визжала.

Загуглив все признаки внезапного заболевания, Раиска пришла к выводу, что у повзрослевшего животного наступил брачный период. Немного посокрушавшись о быстротечности жизненного цикла и жизни в целом, женщина принялась тотчас решать дела сердечные своей подопечной, в грезах представляя ее уже в окружении дюжины хорошеньких поросят.

Хряк-осеменитель, как ни вульгарно бы это ни звучало, был в поселке только один. В любом случае выбора в женихах не было, да и медлить тоже было нежелательно, потенциальная невеста исходилась в хрюкающем визге, и соседи жаждали увидеть орущую свинью в крайне разобранном на аппетитные стейки состоянии.

Со своей проблемой Раиска пришла к Римме Васильевне: «Пусть твои мужики мне подсобят, все равно ведь без дела сидят».

— Не знаю, — Римма Васильевна задумалась. Ромик, еще больше почерневший после пожара, жил дома вторые сутки, Римма Васильевна изъяла его у плотоядного инвалида, боясь каких-либо дальнейших инсинуаций. Глебушка, тот вообще еще не оправился после кладбищенской истории и вел себя как-то странно.

«Делов-то, — продолжала Раиска. — Нужно только мою Машку транспортировать, ну к хряку, — она оживилась. — А там уже помощь не нужна, природа сделает все сама. Боюсь я, как бы кто-нибудь из наших не пристрелил ее, орет она уже вторые сутки».

«Зачем так мучиться, тащить не известно как, вызови ветеринара-осеменителя, есть же такая услуга, и будут у вас поросята осенью», — Римма Васильевна решила упростить ситуацию.

«Ну вот еще», — Раиска покривилась.

«Извращения какие-то, — она помолчала, видимо мысленно представляя сей акт при прямом участии ветеринара. — Нет, этот способ для наших звезд, а моя Машка будет размножаться естественным образом», — закончила она.

«Так ей-то какая разница, — не унималась Римма Васильевна. — Свинья же она…, сама говоришь, что вон элита не брезгует этими ветеринарами».

«А моя Машка брезгует, — категорически завершила спор Раиска. — Значит так, план у меня такой, — как ни в чем не бывало продолжала гостья. — Пацаны твои, культурно заводят Машку в загончик на колесах, у Гришки одолжу, я уже договорилась и таким же образом доставят ее обратно».

Зная несносный характер соседской свиньи, Римма Васильевна усомнилась в простоте и эффективности предстоящего мероприятия, с сомнением поглядывая на еще ничего не подозревающих Рому и Глебушку.

Через полчаса у загона, с обессилевшей от собственных воплей свиньей, с одной стороны стояли все приглашенные на данную процедуру, с другой, в линялой футболке с надписью «Неутомимый строитель» и бейсболке, припарковав свое транспортное кресло прямо к забору, в тени развесистой алычи, обосновался дед Григорий с бутылкой пива в руках. Он не пожалел даже своей клети на колесах, предвкушая волнующее зрелище.

Команда, у противоположной стороны импровизированной арены, немного посовещавшись, вошла в просторный загон. Машка, прожившая всю свою жизнь в абсолютной безопасности и без естественных врагов, особо не ждала подвоха, она продолжала испускать резкие звуки, понуро уставившись перед собой.

Приняв определенную дислокацию: Раиска стала у раскрытой клети, ласково подзывая свою любимицу, Рома подошел спереди от свиньи с небольшим арканчиком, со стороны хвоста, в наибольшей безопасности, расположился Глебушка с Риммой Васильевной, загонщики начали действовать.

Почуяв смутную опасность, свинья, вместо того чтобы, как предполагалось, плавно войти в петлю аркана и поддавшись мягким шлепкам сзади переместиться, к всеобщей радости, в предоставленное транспортное средство, резко попятилась назад к забору, по пути наступив на ногу Римме Васильевне. Женщина охнула и немного покачавшись осела на корточки, остальные сомкнули кольцо вокруг своей цели, инвалид на трибуне нервно прихлебнул из бутылки.

Машка с интересом оглядывалась вокруг, оценивая обстановку, широко расставив плотные ляжки.

«Заходи с правого бока», — орал дед Ромику, эмоционально размахивая руками. Ромик, напрягшись как струна, метнулся в сторону. Свинья, совершив небольшой маневр, хищно оскалив рыло, пошла на него. Он бросился плашмя на нее, пытаясь оседлать, но почему-то задом на перед, трюк почти удался, небольшой Ромик теперь полулежал на Машке, съезжая на бок по округлой спине.

Свинья как дикий мустанг, почувствовав на себе наездника, взбрыкнула задними конечностями, пытаясь сбросить неудачливого всадника, от чего тот цепко схватился за колечко ее хвоста и обнял широкую свинскую талию ногами, спереди подбежал Глебушка и крепко держа животное за оба уха, навалился на него.

Машка, уже в каком-то угаре, шагнула вперед, видимо думая воображаемыми рогами поддеть нахального юношу, от чего тот, не привыкший к такому обхождению, завалился на Ромика, с большим трудом держащегося на свинячьем корпусе. Вся эта пирамида, пробалансировав на месте пару мгновений, с глухим звуком, намертво завалилась на бок.