В отражении кривых зеркал

Глава 1 Огни большого города

Глава 1. Огни большого города

Огни города отражались в окне — холодные, равнодушные, будто смотрели сквозь неё.
На кухне пахло кофе и усталостью. Ей было двадцать четыре.
И вдруг — всё завертелось. Как будто кто-то нажал play на старой плёнке.

Светлана видела себя — восемнадцатилетнюю, наивную, в светлом платье с одним оголеным плечиком, светлокурую и голубоглазую. Диме 24, он высокий, стройный темнорусый, с правильными чертами лица и слегка надменным видом. Но тогда Света еще не знала, она верила в чувства.
Всё казалось таким простым: он — любовь, кольцо — обещание, жизнь — дорога в счастье.
Она и правда верила, что всё будет хорошо.

Теперь — вспоминая почти поминутно — казалось, будто жизнь промелькнула перед глазами именно с того самого мгновения, когда он надел ей кольцо.

Свадьба была шумной — чужой смех, чужие руки, чужие слова «горько».
Она улыбалась, потому что так надо. Потому что на неё смотрели.Он стоял рядом, уверенный, громкий, будто этот день — награда, а не начало.
Когда все кричали тосты, он тихо наклонился к ней и сказал:
— Теперь ты моя.

Не «люблю». Не «спасибо, что рядом».
Просто моя.

Слово прилипло к коже, как след от кольца — тонкий, блестящий, но такой, что не смывается.

Потом будет первая ночь.
Первые «не так», «зачем ты», «жена не должна».
Первые оправдания, потом — привычка оправдываться.

Но тогда она ещё не знала.
Она просто смотрела на огни за окном — и думала, что всё это про любовь.

Глава 2. Тонкие трещины

Света гладила его рубашку.
Он сидел за столом молча.
Рубашка пахла им — табаком и дорогим дезодорантом.

— Куда идёшь? — спросила она между делом.

— С ребятами, — ответил он коротко, даже не поднимая глаз.

— А я думала, может, вместе фильм посмотрим...

Он усмехнулся, чуть склонив голову.
— Ты что, ревнуешь? У тебя опять приступ?

Она хотела сказать — нет, но слова застряли где-то между сердцем и горлом.
Что-то внутри словно треснуло — тонко, но слышно. Только ей.

Позже, когда ключ повернулся в замке, Света почувствовала запах —
чужие духи, сладкие, липкие, такие, от которых кружится голова.

— Поздно, — сказала она тихо. — И от тебя пахнет женщиной.

Он не ответил сразу. Потом холодно бросил:
— Это духи девушки моего товарища. Ты зря на меня гадости думаешь.

— Я не думаю гадости, — ответила она тихо. — Я просто спрашиваю.

Он подошёл ближе.
— Вот именно. Ты всё время спрашиваешь. Как будто я под отчётом. Хочешь сделать из меня подкаблучника? — сказал он шутливо, но с лёгкой угрозой.

Света не поняла — шутка ли это.
— Прости, — выдохнула она, не понимая, зачем.
И впервые за вечер ей стало по-настоящему холодно.

Утро пахло кофе и виной.
Он сидел за столом, листал записную книжку, будто прошлой ночи не было.

Она поставила перед ним тарелку — яичницу, хлеб, кофе с лимоном, как он любит.
— Может, вечером сходим куда-нибудь? — спросила она с улыбкой, которая держалась на силе привычки.

— Посмотрим. У меня дела, — ответил он спокойно.

Эта фраза звучала как точка.
Он уже знал: она не будет спорить.

Света кивнула, убрала чашку, хотя он не допил.
И, глядя в зеркало, увидела отражение — усталое, бледное, с глазами, которые больше не спрашивают.

В доме стало слишком тихо, чтобы это называлось счастьем.

Сначала всё выглядело как забота.
Дима просил «не носить короткое», «не спорить при людях», «не крась губы».
Потом стал говорить:
«Не ходи к подруге — она тебя плохо влияет».
«Не работай — я же муж, я обеспечу».

И Света верила. Ведь любящий не может желать зла, правда?
Он просто ревнует. Просто переживает.

Потом — всё стало “нельзя”.
Нельзя смеяться.
Нельзя уходить.
Нельзя быть собой.

Он медленно, аккуратно, словно руками хирурга, вырезал из неё кусочки её самой — пока она не перестала узнавать себя в зеркале.

Однажды приехала Юля — подруга детства.
Позвала к себе «на кофе». Дима был в командировке — и можно было дышать.

Они долго болтали, смеялись, вспоминали школьные годы.
А потом Юля вдруг сказала:
— Свет, ты аккуратнее. А то приеду в следующем году — встречу не тебя, а бабку в косынке с котомками.
Пауза.
— Я, кстати, ушла от первого мужа, когда он назвал меня дурой. Один раз — и ушла. Светка, не будь дурой.

Света усмехнулась, но внутри что-то кольнуло.
Дима ведь часто говорил ей «дурочка моя» — будто ласково.
А теперь в этих словах она впервые услышала что-то другое.
Что-то острое.

И в тот вечер, глядя в зеркало, она вдруг поняла — прежняя Света где-то потерялась.
А та, что осталась, уже не знала, как жить без его тени.

Глава 3 Гром среди ясного неба

Телефон зазвонил в полдень — резкий, нетерпеливый.
Света машинально вытерла руки о фартук и сняла трубку.

— Алло?

В ответ — женский голос, дерзкий, наглый:
— Диму дай!

Света даже не сразу поняла смысл — подумала, может, по работе. Мало ли.

— Его нет.

Но девица не унималась:
— Ты что, не врубаешься? Быстро Диму к телефону! У нас с ним переговоры!

Света, всё ещё не веря в наглость, спросила:
— Простите, а кто это?

Пауза. И тот же голос, только громче, с ядом:
— А ты кто?

— Я… жена, — сказала Света, не узнавая свой голос.

На том конце повисла тишина — короткая, липкая, как капля перед падением.
А потом:
— Жена? Ох, Дима!.. — мат, и гудки.

Она стояла с трубкой в руке, не чувствуя пальцев.
Мысли метались, сердце билось где-то в горле.
До последнего не верила, но теперь всё стало кристально ясно.

Не только измена ударила — наглость.
Он ведь не просто соврал.
Он оставил любовнице домашний номер — их номер, тот самый, что она поднимала сотни раз, отвечая:
«Да, это Никитины».

Оставил — и даже не посчитал нужным сказать, что здесь живёт жена.

А кто тогда она ему?
Прислуга?
Женщина, что стирает его вещи и готовит ужин?
Та, что даёт ночлег, когда ему удобно?

От этой мысли стало тошно.
Не от ревности — от унижения.

Если бы он был дома…
Она не знала, чем бы всё закончилось.

Прошла неделя.
Он не звонил, не писал, не появлялся.
Света устала злиться — усталость была тяжелее боли.

Днём она старалась не думать, заботилась о сыне,
но по ночам… снились сны.
Сны, где он с другой. Смеётся. Обнимает.
Иногда она просыпалась с мокрыми от слёз щеками,
не понимая, где сон, а где реальность.

Она сотни раз представляла, как всё произойдёт:
он откроет дверь, а она скажет всё, что копилось —
спокойно, чётко, без крика.

«Вот документы. Вот твои вещи. Исчезни из моей жизни».

Но вместо хлопка двери раздался звонок.
Резкий. Деловой. Как выстрел.

— Это Светлана Никитина? — голос был мужской, ровный, чужой.
— Да…
— Кем вам приходится Никитин Дмитрий?
— Муж. А что?..

Пауза. Секунда — вечность.

— Это оперуполномоченный Сидоров.
Привезите завтра в областное отделение его документы.

Щёлк — и тишина.

Телефон выскользнул из руки.
Мир стал глухим, будто кто-то выключил звук.
Она не плакала — не могла.
Просто стояла, глядя в одну точку,
и впервые за долгое время почувствовала не боль,
а пустоту.