— Сколько раз повторять, чтобы вы поняли и оставили меня в покое?! — я шла за Майком, крича на весь полицейский участок, и было откровенно плевать, что все на нас оборачиваются. Все, кроме самого Майка. Он-то твердо вышагивал, стремительно несясь к выходу, и даже не пытаясь со мной заговорить.
— Эй, ты слышишь меня? Я не нуждаюсь в вашей опеке!
Мне было уже все равно, что говорить. На самом деле за эти сутки я уже перегорела. Злость никуда не исчезла, наоборот, с момента, как нас замели копы, она во мне только чернела, просто усталость брала свое. Нервы были натянуты, готовые в любой момент разорваться. И никакие крики и истерики не развязали бы этот таксичный плотный клубок, осевший где-то глубоко в животе. Поэтому я все-таки заткнулась, сунула руки в карманы и молча продолжила брести за Майком.
Мы спустились на первый этаж и вышли на улицу. Прохладный осенний ветер сразу же проник под свободный ворот толстовки и спустился мурашками по позвоночнику. Из меня будто в мгновение выпустили весь пар. Перед участком останавливались все новые патрульные машины, освещая ночь мигалками, которые убивали раздраженные глаза ярким разноцветием. Копы привозили новых задержанных или отъезжали на свои маршруты.
Я думала, что Майк потащит меня в машину, чтобы поскорее увезти отсюда, но он отошел в сторону от парадных дверей, достал мятую пачку сигарет и закурил, выпуская облако дыма, вскинув голову назад. И только тогда я увидела, какое у него изможденное лицо. Под глазами залегли глубокие тени, и сам он, делая очередную затяжку, будто пытался скрыть или унять нервозность.
Он был уже немолод. Кажется, Майк был нашим семейным адвокатом, еще когда я только родилась. А сколько лет они дружили с моим отцом, я даже не могу сказать. Я росла на его глазах. В каком-то смысле он был мне вторым отцом. Видеть его таким было странно. И непривычно. Когда он в очередной раз подносил сигарету к губам, его рука слегка дрогнула, и мне стало не по себе.
— Майк? — я подошла и встала напротив, вскинув голову, чтобы посмотреть ему в лицо. — Ну ты чего? Будто ты первый раз меня вытаскиваешь отсюда.
Я попыталась пошутить, и растянула губы в ухмылке. Свойской, заговорщической. Но вместо того, чтобы ответить мне той же монетой и сострить, как обычно он делал, Майк лишь потушил окурок и бросил в урну.
Он посмотрел на меня как-то задумчиво и, кажется, немного жалостливо.
— Прости, малышка. У меня плохие вести.