1
Он смотрит на безграничное чёрное пространство, покрытое следами неустанных изысканий. Тусклые белые точки, замершие поверх всего, хранят следы некогда сиявших вершин; прямые полосы, что еще не исчезли, напоминают траекторию падающих звёзд. Местами угадываются загадочные символы, служившие инструментами в разгадке чужих тайн. И только надпись наверху не даёт забыть, где он, Саша Стрельников, находится.
"Тринадцатое апреля" выведено угловатым почерком, похожим на кладбищенский забор. Чуть ниже змеится колючей проволокой: "Решение уравнений с дробями".
Звучит звонок, напоминающий удар током или опрокинутое на голову ведро ледяной воды. Одноклассники – лишь половина класса – рассаживаются за парты по одному. Вторая половина класса в этот момент проводит лабораторную работу на уроке физики этажом ниже. Здесь же, в 407 кабинете, Саше предстоит вытерпеть сорок пять минут унижения: скользкого, колючего и злобного. Некоторые называют это "математикой".
Эхо звонка не успевает впитаться в выцветшие школьные стены, как в класс заходит тёмная и тощая фигура. Куаныш Ормековна прижимает сухой рукой к торчащим под блузкой рёбрам классный журнал. Свободная рука у неё тоже прижата к телу и согнута в локте, будто клешня богомола. Указательный палец замер у рта. Звучащие миг назад голоса одноклассников гибнут в мрачном взгляде математички. Она пару секунд смотрит на детей из–под чёрной чёлки, прикрывающей затемненные очки, и проходит к учительскому столу. Бросает журнал и, не садясь, перебирает длинными пальцами тетради с домашней работой. Вновь поднимает глаза, смотрит точно на Сашу.
– Стрельников! – Она называет его по фамилии, как и всегда. Других называет и по имени, особенно двух любимцев: Женю и Виталю.
Саша нервно сглатывает, хотя рот его совершенно сухой.
– Тетрадь?
– Забыл дома...
– Но ты, конечно, все решил, да?
Саша осторожно кивает, пытаясь распознать, где припрятан капкан.
– Дневник, – она тычет бледным указательным пальцем в край своего стола. – Или ты и его забыл?
Ничего он не забыл. Девственно чистая домашняя тетрадь лежит в рюкзаке. Просто его одноклассник, добродушный и улыбчивый Илья Кривоносов, что всегда давал Саше списать домашнюю работу, последнюю неделю не появлялся в школе. Говорили, что у него проблемы со здоровьем, и он лежит без сознания в детской больнице. Мальчишке не повезло: он заболел, когда остался дома один – родители в тот день уехали на дачу, а потому помощь он получил очень поздно. Говорили, что врачи ещё борются за его жизнь.
Пока Саша несёт дневник, в спину ему летят сдавленные смешки. Вообще одноклассники у него не злые, но в 407 кабинете сочувствия не найти, будто сам воздух в классе на двенадцать парт выдавливает из людей всё хорошее.
Это всё она, думает Саша. Она портит всё вокруг.
Мальчик смотрит исподлобья на Куаныш Ормековну. Выдерживает только секунду её ответного взгляда из-за затемненных стекол. В её черных глазах кипит густая и вязкая злоба. Саша разворачивается и хочет вернуться на место.
– Стоять.
Сердце на секунду замирает, затем отчаянно бьётся о рёбра, как дикая птица в прутья клетки.
– Бери мел. Записывай.
Она диктует быстро, чеканит слова, точно забивает гвозди. Саша бросается к мелку, вонзает острый край в бескрайнюю гладь доски. Мелок рассыпается в руках. Он бросается к другому, но остался только розовый. Саша на память дописывает уравнение. Розовый мелок ужасно громко скрипит по доске, выцарапывая символы. Закончив, Саша оборачивается на класс. Одноклассники смотрят то на него, то на учительницу.
Куаныш Ормековна стоит лицом к окну. Саша видит её сутулую спину и согнутую в горб шею. Одна рука её безжизненно висит вдоль тела, вторя согнута в локте. Наверняка, думает Саша, она держит палец возле рта. Он вспоминает высохшего паука, что посмертно застрял в своей паутине на первом этаже в подъезде. Лапки его вытянулись вдоль тельца, вопреки обычному сворачиванию в бутон. Вот и она со своими вытянутыми тощими голенями, торчащими из–под фиолетовой юбки, с вжатой в тело головой напоминает ему членистоногое, лишь прикидывающееся человеком.
Она оборачивается в тот же миг, будто слышит мысли Саши. Смотрит молча, прижав указательный палец к сухим и тонким губам. Рот её приоткрыт. Саше кажется, что оттуда вот-вот выползет сонная муха.
– Это еще что?
– Мелок сломался. Был только розовый.
Она достаёт из стола коробку с новыми мелками, открывает и ставит поверх Сашиного дневника. Он видит, как по обложке с известным португальским футболистом рассыпается белая известковая пыль.
– Бери новый.
Куаныш Ормековна упирается указательным пальцем в стол возле коробочки. В этот момент перст её походит скорее на иглу, чем на часть человеческого тела. Начни стол под её пальцем вращаться из приоткрытого рта учительницы, точно из жерла граммофона, зазвучала бы музыка, сотканная из стонов детей, прошедших через то, что проходит Саша.
Мальчик тянется к коробочке. Достает оттуда мелок и роняет на пол. Тот разбивается пополам и укатывается двумя частями под ближайшую парту. Виталя – один из любимчиков, что сидит за первой партой, – ныряет услужливой золотой рыбкой вниз и достает оба фрагмента Сашиной оплошности.
– Спасибо, Виталя. Положи в коробку.
Мальчик заботливо кладет мелки на место.
Саша вновь протягивает руку к коробочке, но тут же получает хлесткий удар тощей кистью учительницы.
Руку обжигает. Саша отходит назад и непонимающе смотрит на учительницу. Та бесстрастно глядит на него через теневую завесу очков.
– Бери мел.
– Я и хотел, – отвечает Саша, потирая руку. Слезы блестят мелкими бусами в уголках глаз. Он сильно кусает нижнюю губу, и боль заглушает обиду.
– Так бери, – говорит учительница.
Саша вновь тянется к коробочке, но уже издалека, ожидая подвоха. Только пальцы его подтягиваются к посыпанному меловой пудрой краю, как по кисти вновь прилетает удар.