В плену твоих красивых глаз

Глава 1

— Мариш, не забудь, ты мне обещала! — кричит в спину Леся, и я чувствую, как её голос буквально впивается в меня, словно крючок, который не даёт мне просто уйти.

Я останавливаюсь на пороге, вздыхаю и медленно поворачиваюсь. — Леся, я вот возьму и передумаю, если ты не прекратишь мне напоминать об этом каждые пять минут. — Мои пальцы сжимают ручку спортивной сумки, в которую я пытаюсь запихнуть всё необходимое: сменную одежду, косметичку, бутылку воды. Сначала работа у нотариуса, а потом — этот чёртов клуб.

Бросаю взгляд на подругу. Она устроилась в постели, как настоящая драматическая героиня: одеяло до подбородка, нос красный, на тумбочке — чашка с дымящимся чаем, пачка салфеток и три вида таблеток. В руках — плитка шоколада, будто это панацея от всех болезней.

— Тебе легко говорить, — Леся хрипло кашляет, прикрывая рот ладонью. — Ты у нас помощник в крутой нотариальной конторе, а я всего лишь официантка. Если Кира меня уволит за прогул, мне за свою часть аренды разве что почку продать придётся. Или впахивать по ночам в забегаловке на окраине.

Я закатываю глаза, но внутри уже сдаюсь. Ну что поделаешь — дружба же.

— Хорошо, малышка, отработаю твою смену. Но если твой босс-самодур меня раскусит, я ему что-нибудь поценнее оторву. Он правда такой злюка?

Подруга то и дело, рассказывает об изверге на работе, которого никто не видит, но он как царь наблюдает за своими владениями, увольняя направо и налево людей. Хотя стоит признать, платят там исправно и хорошо. Лесе хватает и на учёбу с арендой, ну и всякие девчачьи мелочи.

Леся шмыгает носом, её глаза слезятся. Вот вечно таскается по ночам без куртки, модница моя, словно у неё на все болезни мира иммунитет есть. Как итог, ангина, сопли и здравствуй, температура под сорок.

— Меня на работу брала Кира, так что он вряд ли меня в лицо помнит. Но говорят, он лично просматривает камеры. В прошлом месяце уволил парня за то, что тот неправильно бокалы расставил.

Вот же гад. Хотя бизнес-дело тонкое, мой шеф тоже тот ещё урод с замашками наполеона, но доброе имя деда позволяет ещё фамилии Власовых иметь весь в сфере нотариата.

Мой телефон вибрирует — напоминание о встрече с клиентом. Чёрт.

— Лекарства на столе. Суп в холодильнике — разогрей и съешь, а не то будешь глотать таблетки размером с мой кулак и на капельницы подседать.

По собственному опыту знаю, что такое язва желудка.

Леся делает слабый жест рукой, будто благословляя меня на подвиг.

— Ты святая. Если выживу, назову ребёнка в твою честь.

— Даже не думай! — фыркаю я, захлопывая за собой дверь.

Контора. Бумаги. Бесконечные договоры.

Я автоматически сортирую стопки, документы, но мысли где-то далеко. В голове всплывает мамино лицо на старой фотографии — её улыбка, тёплая и такая далёкая. И папин голос в день похорон, низкий, как гром:

"Ты вернёшься. Все мои вещи возвращаются".

Но я не вещь.

После её смерти я сменила имя и отчество, теперь вместо Расуловой Марии Эмировны в паспорте гордо стоит Власова Мария Юрьевна.

Выкуси, папаня! Исчезла на год, жила в чужом городе на случайные подработки. А когда вернулась — поставила ультиматум. Он скрипел зубами, но отпустил.

Знает, что поганый характер у меня от него. Что дал — то и взяла по генетическому коду, так что отец смирился и отпустил.

Хотя... "отпустил" — это слишком громко сказано.

Господин Расулов никого не отпускает. Мама — живое доказательство. Только смерть разорвала их брак.

По спине пробегают мурашки. Встряхиваю головой — не время для воспоминаний. Эту часть своей жизни я надёжно спрятала в ящике собственного сознания, поставив код, который не желаю вспоминать.

Новое имя — новая жизнь.

"Приезжай в клуб к 8. Шеф будет. Если опоздаешь — мне конец."

Сообщение от Леси всплывает на экране, когда я уже почти свободна. Чёрт возьми!

Натягиваю кеды (каблуки в такой день — самоубийство), собираю волосы в тугой хвост. В зеркале — бледное лицо, синяки под глазами. Ничего, главное — не привлекать внимания.

Клуб "Титан" — массивное здание из чёрного стекла и стали, с вывеской, которая светится неоновым синим. Охранники на входе лениво кивают, проверяя Лесин бейдж.

"Боже, если бы папа знал, как легко сюда пройти..."

Громкая музыка бьёт по ушам, свет прожекторов слепит. Униформа оказалась неожиданно удобной: чёрные брюки, свободная футболка, фартук с карманами — уже что-то!

Кира Валентиновна — управляющая, ходит между столиков, как королева. Высокие шпильки, идеальный маникюр, взгляд, от которого хочется вытянуться по струнке. Ну робот, а не женщина!

Я уже расслабилась, когда по рации раздаётся:

"Шеф на месте. Повторяю, шеф в здании."

Бармен Марк вдруг бледнеет, как полотно. Официанты начинают метаться, протирая уже сияющие столы.

— Вы как в том фильме про дьявол носит Prada, — усмехаюсь я, подталкивая Марка локтем.

Он смотрит на меня с ужасом.

— Ты не понимаешь. Если Хан увидит хоть одну пылинку — нам всем конец.

В этот момент распахиваются двери.

Кира Валентиновна цокает каблуками, её глаза горят, останавливаясь на моём лице.

Так, а вот этот взгляд — точно сулит проблемы.

— Мария! Вип-зал, сейчас же! Настя порезала руку — там нет никого!

— Если ты сейчас же не пойдёшь за ней, нас всех уволят на хер.— бросив на меня щенячий взгляд, выдаёт бармен, вгоняя меня в ступор.

Меня бесцеремонно хватают за руку и тащат через лабиринт коридоров, как барашка на привязи. Сердце колотится где-то в горле, потому что работа в вип-зале никогда не бывает простой. Или с дополнением к обязанностям, которые ни один работодатель не включит в трудовой договор или ещё чем похуже.

Однако на краю сознания любопытная часть меня выдыхает:

"Ну что ж, познакомимся, 'злюка-злюка'..."

Глава 2

— Что значит «весь состав»? Лесю тоже? — мой голос звучит выше обычного, пока Кира, грациозная, как разъярённая пантера, тащит меня за руку через полутёмный коридор. Её ногти впиваются в мою кожу, но я даже не пытаюсь вырваться — в голове только одна мысль:

"Неужели из-за какой-то глупости Леся потеряет работу?"

— Уволят, не моргнув глазом, — сквозь зубы шипит Кира. Сегодня важная встреча в вип-зале, а Настя порезала палец на кухне. Теперь нет никого, кто знает, как обслуживать таких гостей. — В её голосе такая злость, что у меня по спине пробегает холодок. Обычно я не из мнительных, но когда на тебя взваливают ответственность за целую смену...

— И что я должна делать? Просто "принеси-подай"? — наконец, высвобождаю руку из её цепкой хватки. На бледной коже отчётливо виднеются красные полосы от её пальцев.

— Только синяков не хватало, — бормочу я, потирая запястье.

— Главное — не выделяйся. Забирай грязную посуду, выполняй просьбы гостей и особенно — господина Аркаева. Он сегодня принимает важных клиентов. Уйдёшь, когда он разрешит, — Кира бросает на меня оценивающий взгляд. — Задержка оплачивается по двойному тарифу.

Мой желудок сжимается. Завтра в 8:30 у меня сделка у нотариуса. Если опоздаю — мой шеф меня просто убьёт. Эти чёртовы Давыдовы уже третий раз переносят встречу — то справка просрочена, то паспорт забыли. И кто виноват? Конечно же, я, потому что "не напомнила".

Кира резко открывает дверь в подсобку и суёт мне в руки что-то шелковое на плечиках.

— Переодевайся. Быстро. У нас двадцать минут до выхода.

Я разворачиваю "это" и чувствую, как кровь приливает к лицу.

— Я не буду это носить! — мой голос дрожит от возмущения. Платье больше похоже на эротический костюм — длина едва прикрывает бёдра, а вырез на груди такой, что мои 80C точно окажутся на всеобщем обозрении. — Ваш Хан что, сюда не обслуживать, а развлекаться приходит? Я согласилась помочь, но не торговать своим телом!

Кира скрещивает руки на груди, и в её глазах появляется что-то опасное.

— Тогда твоя подруга завтра без работы.

— А вы — с проверкой трудовой инспекции, — парирую я, тыкая пальцем в это "платье". — Леся устраивалась официанткой, а не стриптизершей!

За дверью раздаются шаги охраны. Кира закатывает глаза и с раздражением машет рукой:

— Ладно, оставайся в своей форме. Но если хоть один гость пожалуется...

Я уже открываю рот, чтобы ответить, как вдруг Кира резко замирает. Перед нами в коридоре появляется высокий мужчина в идеально сидящем костюме. Даже не видя лица, я понимаю — это Он.

Аркаев.

— Быстро на места! — Кира толкает меня к двери вип-зала. Я успеваю заметить, как её пальцы слегка дрожат, прежде чем дверь захлопывается за моей спиной.

Кожаные диваны, расставленные вдоль стен, низкие столики, заставленные изысканными закусками и фруктами. Барная стойка, уставленная элитным алкоголем — не то чтобы я разбиралась, но отец в своё время коллекционировал подобное.

Занимаю место за баром, машинально протираю и без того безупречные бокалы. Минуты тянутся — пять, десять... Комната пуста. Уже собираюсь выглянуть в коридор, проверить, не передумал ли босс, но едва делаю шаг — и врезаюсь в стену из мышц.

Запах.

Древесный, с нотками сандала, тёплый и густой, как шёлк по коже. Он заполняет лёгкие, обволакивает, и я ненавижу, что мой организм реагирует на него так остро. Нет, никакого дешёвого романтического трепета — только холодный расчёт где-то на подкорке: опасность.

Поднимаю глаза — и позвоночник пронзает током.

Тёмные, как ночь за окном, глаза. Не просто чёрные — бездонные, будто в них утонули все грехи мира. Они медленно скользят по моему лицу, сканируют, словно рентгеном, и я на секунду забываю дышать.

— Кто ты?

Не голос. Бархат. Тот самый — густой, терпкий, с лёгкой хрипотцой, будто его владелец только что вышел из дыма сигарного клуба.

Отступаю на шаг, но его аура давит, физически ощутимая, как гроза перед штормом.

Он.

Высокий — под метр девяносто, не меньше. Чёрный костюм, безупречно сидящий на широких плечах, но без галстука — расслабленная властность. Часы на запястье, которые стоят больше, чем моя жизнь.

Лицо.

Резкое, с хищными скулами, о которые можно порезаться. Губы — полные, чётко очерченные, будто выточенные специально для того, чтобы кусать. Лёгкая щетина, небрежная, но идеально небрежная — как будто он только что вышел из кадра дорогой рекламы.

— Я Леся. — Тычу пальцем в бейдж подруги. — Бармен заболел, я на замену.

Отхожу ещё на шаг. Опасный.

Он проходит мимо меня, ленивой походкой хищника, и опускается в кресло напротив бара. Палец поднимается — один жест, но в нём столько приказа, что мои руки сами тянутся к бокалу.

— Что желаете? — Голос ровный, но внутри всё дрожит.

— Воду. Три кубика льда.

Серьёзно?

Вот ради этого Кире нужно было запихивать меня в порно-костюм? Однозначно извращенец.

Нахожу бутылку воды (конечно, той самой, из рекламы), аккуратно наполняю стакан, кладу лёд — почти получилось.

Но в последний момент его нога оказывается у меня на пути.

Падение.

Стакан летит, вода разливается по его груди, лёд рассыпается по дорогой ткани.

— Да твою ж!

Он вскакивает, сбрасывая лёд, совершенно не заботясь о том, что я вот-вот расшибу колени.

Пытаюсь встать — не выходит. Ноги подкашиваются, и я хватаюсь за его плечи, чтобы не рухнуть.

Он замирает.

Всё тело напрягается, как у зверя перед прыжком.

— Простите. — Слова вырываются сквозь зубы.

Хочется выругаться, но я не матерюсь.

Хотя сегодня — повод.

— Ты не Леся.

Твою мать, я всё же попала, да?

Глава 3

Его голос — холодный, как сталь, разрезает тишину вип-зала. Я замираю с тряпкой в руках, которую только что сжимала так сильно, что пальцы побелели.

— Что? — делаю вид, что не расслышала, хотя сердце уже колотится где-то в горле.

Он медленно поднимает глаза на моё лицо, и его тень накрывает меня целиком. В его движениях — хищная грация, будто он уже знает правду, но позволяет мне попытаться соврать.

— Бейдж — Лесин. Но ты — не она.

Я чувствую, как по спине пробегают мурашки. Проклятье!

— Она заболела. Я подмена. — Голос звучит ровно, но внутри всё сжимается.

Он делает шаг ближе. Запах его парфюма — дорогой, древесный, с оттенком чего-то горького, как тёмный шоколад, — обволакивает. И я ненавижу этот запах!

Он напоминает отца, который точно так же когда-то украл сердце матери. И что это принесло нам?

Боль.

— Ты умеешь врать. Но не настолько хорошо.

Ещё шаг. Теперь между нами — меньше полуметра. Его глаза — не просто чёрные. Они глубокие, как пропасть, и в них — опасное любопытство.

— Почему ты здесь?

Я поднимаю подбородок. Потому что не позволю этой груде мышц так просто взять меня врасплох. Мои нервы крепче, я с детства приучена вычислять такие вот игры, чего только стоили наши с отцом игры в покер.

— Чтобы работать. Или у вас в "Титане" подмены запрещены? — пожимаю плечами, показывая внешне, мол, что такого-то?

Уголок его губ дёргается. Не улыбка. Скорее — оскал. Продолжает наблюдать за мной, как лев, желающий загнать дичь, которую ему услужливо притащила львица прайда.

— У нас запрещено многое. Например — разливать воду на клиентов.

Я чувствую, как щёки горят, но не от стыда. От злости. Нет, я ведь не виновата, что у него ноги длиннющие и он их расставляет на всю комнату кабины? Я, конечно, тоже не мелкая, но всё же до него мне минимум тридцать сантиметр каблука нужно.

— Если бы вы не выставляли ноги, как первоклассник на перемене, этого бы не случилось.

Тишина. Марь вот надо было тебе свой рот открывать? Ну ведь понятно, что уволит к чертям, смысл тогда терпеть такое отношение?

Он застывает, и в его взгляде появляется что-то новое. Что-то... голодное.

Вот этот взгляд я знаю наизусть. Обычно хамское поведение отталкивают мужчин, которые любят власть и подчинение. Ну на кой им женщина, которая не может, опустить взгляд вниз? Но этот взгляд говорит об обратном.

— Ты смеёшься надо мной? — с непроницаемым лицом уточняет он обманчиво мягко.

Что ж, нужно признать, что мужчина напротив, натаскан на такие вот перепалки и игру слов. Не теряет лицо, как истеричка, не давит сразу авторитетом, что опаснее. Он знает свою силу, однако давит не напоминанием, а аурой. Хочется передёрнуть плечами, чтобы уменьшить это радиоактивное излучение, но так я покажу, что он выиграл.

— Нет. Я просто не собираюсь ползать перед вами на коленях за то, что вы сами спровоцировали.

Его пальцы впиваются в стойку бара по обе стороны от меня, запирая в ловушку.

— Ты вообще понимаешь, с кем говоришь?

— С тем, кто слишком любит власть и дорогие часы.

Нет, всё же давит, рано дала ему очки за ум.

— А ты, значит, из тех, на кого эта самая власть не распространяется?— повернув голову набок, продолжает он играть на моих нервах.

Мои глаза вспыхивают, ненавижу властных мужчин, у меня стойкая непереносимость такого вида. Отца хватило с лихвой.

— Ты ошибаешься. — заигрываюсь, конечно, переходя с ним на «ты», но он первый начал.

— В чём?

Он наклоняется так близко, что губы почти касаются моего уха. А я моментально выставляю руки, пытаясь отодвинуть мужика подальше. Потому что странные порхания бабочек в животе, хочется убить одним взмахом острия.

Ну-ка прекратили!

Я не такая! Я — не мама. Не позволю физически сильному самцу запудрить мозг, играя на ДНК женщин, которые ищут «лучшего» для потомства. Такие умеют только играть, от защиты там разве что золотая клетка и приказы. Им всегда виднее, что тебе нужно. Мнение женщины не в счёт.

— Выполнение работы — разве идёт вразрез с правилами? Власть здесь ни при чём. А ты разве не из тех, кто душит силой и упивается предсмертными судорогами жертв? — моя очередь уколоть его эго.

— Я люблю кое-что другое. — его рука поднимается в желании коснуться, но он отдёргивает её, словно конечность посмела двинуться без его ведома.

А может, я просто слишком много думаю?

Дыхание перехватывает, когда злюка-босс прижимает моё тело своим, заставив вжаться в барную стойку, хотя, казалось бы, куда теснее?

— Например?

— Я желаю познать вкус твоей злости у себя на языке.

Мурашки бегут по коже. Что за дела?

— Попробуй. Только не давись.

Его рука обхватывает мою талию, прижимая к себе.

— Обещаю, ты захочешь, чтобы я подавился.

И в этот момент — стук в дверь.

От автора: буду рада вашим комментариям дорогие мои ) как вам наши герои ?) 😉❤️

визуал главных героев

Алихан Аркаев и Мария Власова

Глава 4

Мужчина напротив словно по щелчку пальцев меняется. Отходит от меня, развернувшись, чтобы встретить дорогих гостей, — холодный, собранный, абсолютно недоступный.

Пока хозяин клуба усаживается на своё место, я пытаюсь перевести дыхание. Давненько меня так не трясло. Что это вообще было? Ладно, Марь, включила обычный режим общения с козлами. Потерпи, раз уж потратила почти пять часов своего времени. Ещё часок-другой — и подруга, возможно, получит оплату побольше.

Мы с Лесей познакомились в баре год назад. У неё контры с родителями — отец пьёт, мать зациклена на себе и собственном горе. А ведь подруга так здорово поёт, мечтает стать звездой театра. Обучается днём, а по вечерам вот здесь ноги оставляет.

У меня ситуация однозначно другая — стабильная работа, после мамы остались средства и квартира. Но я не могу там оставаться. И продать не могу. После похорон ушла, лишь изредка проверяю состояние и исправно оплачиваю коммуналку. Там каждый сантиметр пропитан моим прошлым, которое я ненавижу.

Выплываю из мыслей в самый нужный момент, когда один из гостей с видом хозяина мира ничуть не меньше Аркаева просит «красавицу» плеснуть виски.

Стараясь не привлекать внимания, разливаю жёлтую жидкость по бокалам и несу к столу. И только думаю, что в принципе никто не скалится, как шакал голодный на мой скромный наряд, раздаётся вопрос, от которого кровь стынет в жилах.

— Скажи, Хан, а за надбавку барменшу можно одолжить на часок?

Чего, блядь? Сжимаю холодный металл подноса, готовая согнуться от собственной хватки, и, развернувшись, смотрю прямо на Аркаева.

С появлением гостей его лицо — непроницаемое зеркало, не источающее ничего. Только глаза, которые прожигают всех, включая меня саму, внезапно сужаются. Он подносит пальцы к губам, словно обдумывая вопрос собеседника.

Бросаю беглый взгляд на дверь. Я не собираюсь становиться объектом сделки. Не дай бог, он скажет сейчас «да». Мозг быстро анализирует ситуацию, ищу среди предметов рядом орудие защиты. Мужчина, спросивший, может ли купить меня для утех, старше Аркаева вдвое, с сединой в волосах и лишним весом, хватает меня за руку. Я дёргаюсь и внезапно ощущаю, как тень хозяина вечера накрывает меня.

Хан молча, глядя только в глаза гостю, вырывает мою руку из его захвата и, кивнув на дверь, даёт мне зелёный свет уйти.

— Тоже приглянулась тебе? — слышу уже в спину, но ноги несут меня прочь из этого ада.

Забегаю на нижний этаж, где персонал оставляет свои вещи, и не слышу вопросов Киры, которая неслась за мной, пока я не послала её в трёхбуквенное путешествие, заперев дверь ключом.

И только тогда позволила телу сползти вниз по холодному металлу шкафчика, который хоть немного охлаждал разгорячённое сознание.

Внезвпная злость на собственную глупость, что не все такие уроды вокруг, вернула нервным окончаниям право двигать тело. Хватаю спортивную сумку, сдираю с себя ненавистную форму, натягиваю привычные джинсы, футболку и кеды, завернувшись в кожанку, открываю дверь в ту самую минуту, когда её пытается вырвать с петель Кира.

— Почему ты сбежала из зала? Да Аркаев нам…

— Кирочка, тебе повторить путешествие из трёх букв? — сбрасываю её руку с плеча, не собираясь ни минуты больше терпеть этот бардак, и направляюсь к выходу.

— Тогда я выставлю такую неустойку твоей Лесе, что она почкой не расплатится! — орёт мне в спину эта грымза.

Да что все на почку моей Леси-то налетели?

Разворачиваюсь и вцепляюсь этой стерве в горло, припечатав её брыкающуюся тушку к стене напротив. Надоело ради подруги скрывать свой нрав.

«Нарвались на то, что выпрашивали так долго» — так говорил отец своим людям, прежде чем наказать. Да во мне, оказывается, многое от него осталось.

— А теперь Кира Валентиновна, ты закроешь свой рот и выслушаешь меня! — она пытается оттолкнуть мои руки, но три года бокса, которые заставил пройти мой папа, не прошли даром. Руки все помнят. — Я замещала официантку в общем зале, а ты не только засунула меня в гадюшник, где клиенты с приветом, но и хочешь, чтобы я продалась за три копейки, только бы ваш чокнутый шеф был тобой доволен! — отпускаю её, и эта истеричка хватается за горло, имитируя сердечный приступ.

— Вы мне ответите! — продолжает она, и мою чеку срывает окончательно.

Разворачиваюсь, вцепляюсь в её копну волос, тащу через весь зал под охреневшие взгляды персонала. Мы в коридорах для обслуживания, гости такого удовольствия не получают.

Останавливаюсь рядом с той самой дверью и, почти вырвав её патлы, шиплю:

— Хочешь, чтобы вечер тех уродов внутри выдался на славу и тебе впаяли внеочередную премию за то, что ты, стерва, подложила им бедную девочку, напугав вашим всесильным Ханом? Тогда иди и дай им сама, раз совести нет. И сама удовольствие получишь, и тем козлам доставишь!

На нашу перепалку, видимо, обратили внимание, и дверь этой самой комнаты резко открывается. А там снова он — Аркаев, лениво откинувшись на дверную раму и скрестив ноги…

— Я говорил, что ты интересная? — уточняет он улыбаясь.

Пробежавшись глазами по комнате, понимаю, что там пусто.

— Господин Аркаев… эта сумасшедшая…

Её перебивают одним жестом, которым обычно мух отгоняют от еды. И этого, оказывается, достаточно, чтобы Кира закрыла рот, пыхтя под нос проклятия.

— Зайдёте ко мне, Кира Валентиновна, через двадцать минут, — бросает он ледяным тоном, а меня тем временем втягивают внутрь, резко захлопнув дверь.

Он прижимает меня к двери, своим весом лишая возможности двигаться. Его тело обжигает даже через одежду.

— А теперь посмотри на меня внимательно и повтори — я действительно для тебя кажусь уродом? — его дыхание горячим ветерком касается губ.

Так, а что это там так настойчиво упирается в бедро? Неужели…

— Я надеюсь, там внизу «Глок»? Иначе, если ты не отлипнешь от меня, Аркаев, всеми частями тела, включая своего парня — я за себя не ручаюсь! — смотрю ему прямо в глаза, желая испепелить на месте, но мы не в сказке.

Глава 5

— Тебе нельзя в тюрьму, малышка. — Его низкий, бархатный голос, похожий на прикосновение дорогого коньяка, обволакивает меня, лишая воли. Он совершает наглый, неторопливый ритуал, большим пальцем, шероховатым от тренировок, проводит по моей нижней губе, заставляя её вспомнить каждое его предыдущее прикосновение. А его глаза… О, эти глаза цвета тёмной грозовой тучи пожирают каждую мою эмоцию, выискивая слабину, читая мой страх и предательское волнение как открытую книгу. — Это место явно не для такой хрупкой и… опасной особы.

— Держись от меня подальше! — Выдыхаю я, пытаясь оттолкнуть эту скалу из мышц и самоуверенности. К моему изумлению, он отступает с лёгкой, почти невесомой ухмылкой, будто только что получил именно то, что хотел. Я уже было приготовилась к бою, готовая устроить ему настоящее шоу с побегом и криками.

— До встречи, тигрица. — Его греховный шепот долетает до меня уже в спину, но он такой густой и вибрирующий, что, кажется, будто его губы всё ещё у самого моего уха. От этого звука все мои внутренности мгновенно скручивает в тугой, болезненный и постыдно сладкий узел.

Я вылетаю на улицу, подставляя разгорячённое лицо под колючие поцелуи холодного ветра. Лето в этом году явно не радует теплом — прохладный воздух треплет мои непослушные волосы, пытаясь остудить пылающие щёки. Через две улицы от этого ада, носящего пафосное название «Титан», я, наконец, вызываю такси и почти бегу в его объятия, чтобы скорее оказаться дома и вылить всю ярость и смятение на свою бедную подругу, из-за работы которой всё и началось.

Однако едва я открываю дверь нашей уютной, пропахшей чаем и печеньем квартиры, как на меня с визгом набрасывается Леся, размазывая по моему лицу не только следы невысохших слёз, но и, наверное, все свои бациллы, щедро одаривая меня липким поцелуем в щеку.

— Ты богиня! Спасибо, спасибо, Марь! Ты правда чудо! — Я ничего не понимаю, еле отлепляюсь от её тела, обёрнутого в старый, но такой милый плед с оленями, и почти падаю на пуфик в прихожей, с облегчением избавляя ноющие ноги от тесной обуви.

Всё моё тело гудит и ноет, оно не привыкло пахать до такого изнеможения, да ещё и две смены подряд в один день. Кажется, каждая мышца восстаёт против меня.

— Почему ты такая радостная? Услышала, что уже… — начинаю я, но она перебивает меня, сияя, как новогодняя ёлка.

— Не знаю, что ты там такого сделала и как его уговорила, но мне только что перевели всю зарплату за месяц и такуююююю премию! — Леся аж подпрыгивает до потолка, а потом тычет мне в лицо экран телефона, на котором красуется внушительная цифра банковского зачисления. Слишком внушительная для простой премии.

— Серьёзно? — вот теперь настал черёд моего искреннего удивления. Я-то думала, этот тип уволит Лесю, а та ещё и неустойку ему выплатит, а они ей… премию? Серьёзно?! В голове не укладывается.

— Я уж думала, что останусь совсем без средств, а теперь могу болеть со спокойной душой! Мне дали официальный больничный до полного выздоровления и пообещали надбавку, когда вернусь к обязанностям. Можешь себе представить?

— Лесь, твой босс точно с приветом, — выдыхаю я. Блин, она такая счастливая, сияющая. Как теперь вываливать на неё правду о том, как прошёл мой день?

— Пффф, тоже мне новость! — она снова заливается кашлем, а я, еле волоча ноги, тащусь в ванную, мечтая о струях горячей воды. — Но Хан остался доволен твоей работой, сам лично звонил и выражал благодарность! — по голосу подруги слышно, что она поймала настоящий кайф от этого разговора, а меня от одного воспоминания о «Хане» аж передёргивает.

А губы мои вновь начинают гореть, словно тот поцелуй, воровской и властный, случился не час назад, а прямо сейчас. Фу-у-у-у! С каким-то остервенением я чищу зубы, желая вытравить, соскрести любое воспоминание о его касании… до тех пор, пока дёсна не начинают кровоточить, а я в ярости не сжимаю кулаки, глядя на своё растерянное отражение в зеркале…

— Урод, — цежу сквозь зубы, уже почти беззвучно, и валюсь спать, даже не поужинав. Сил нет вообще. Завтра меня ждёт ещё один сложный день, который нужно просто пережить, а уж потом — заслуженные выходные и долгожданное забвение.

Утро наступает слишком быстро, неумолимо и безжалостно. Привожу себя в порядок, проверяю мирно посапывающую Лесю, ставлю на подогрев суп в мультиварке — тот самый, что она вчера так и не съела, — и выезжаю на встречу с Давыдовыми. Сделка века, к счастью, проходит на удивление гладко. Я загружаю все документы в «Енот» — это смешное, короткое название Единой нотариальной системы, куда мы обязаны загружать все заверенные бумаги.

И вот я, наконец, выдыхаю, плюхаясь в своё кресло с чувством выполненного долга, как в дверь раздаётся сдержанный, но настойчивый стук, и следом в кабинете появляется мой босс.

— Мария Юрьевна, зайди ко мне, пожалуйста. — Сердце замирает. Виктор Николаевич Васильков никогда не вызывает к себе просто так.

Неужели всё же нашёл косяк в той сделке? Боже, пожалуйста, нет! Я ведь проверяла каждую букву, каждую запятую по сто раз, я уже всю эту семейку Давыдовых с их многоходовочкой ненавижу всеми фибрами души.

Захожу в кабинет. Босс как раз собирает сумку для выезда и, увидев меня, деловито улыбается.

— Проходи, присаживайся, — кивает он на стул рядом с его столом, а сам усаживается в своё массивное кресло.

— Всё в порядке? — уклончиво уточняю я, пытаясь прочитать хоть что-то на его всегда спокойном и невозмутимом лице.

— Да, Мария, не волнуйся. Мне внезапно нужно срочно ехать в палату, там подняли какой-то кипиш, попросили быть к трём. А у меня, как назло, был запланирован выезд к очень важному клиенту через полчаса. — Он протягивает мне увесистую папку с документами, доверенностью и договором купли-продажи.

— Вы хотите, чтобы я попросила их перенести встречу или приехать в офис? — папка и правда массивная, чувствуется, что там сделка с очередной шишкой.

Глава 6

Сжимаю кулаки так, что ногти впиваются в ладони, оставляя на коже красные полумесяцы. Это же идиотизм какой-то! Безумие! Неужели всё это он подстроил? Моя голова идёт кругом от этой навязчивой, парализующей мысли. Но холодная, здравая часть сознания тут же шепчет: нотариус Васильков такие встречи записывает минимум за три дня, да и договора были готовы заранее. Это просто чудовищно нелепое, идиотское совпадение!

Ладно, что бы там ни было, сейчас я не могу вести себя как дикарка. Я здесь не как подруга Леси, а как профессионал, это моя основная работа, моё детище, моё достижение. Собрав всю волю в кулак, я опускаюсь на колени и начинаю собирать рассыпавшиеся бумаги. Слава всем богам, это всего лишь запасные экземпляры, для подстраховки. Мои пальцы слегка дрожат.

— Тигрица. — Его голос низкий, бархатный, но в нём я буквально слышу тихое, хищное рычание. От неожиданности я даже поднимаю на него глаза, крепче вжимая в ладонь стопку бумаг. Он приближается, сокращая дистанцию одним мощным шагом, и вновь проделывает этот бесстыжий, наглый ритуал, проводя большим пальцем по моей нижней губе. Я немедленно сжимаю её, подавляя дикое, первобытное желание укусить его за палец до крови. Он возвышается надо мной, Алихан Аркаев — настоящая скала, особенно когда смотришь на него снизу вверх, и от этого могущества захватывает дух. — Блядь, тигрица, — его голос срывается на хриплый шёпот, — твой вид сверху вниз выглядит соблазнительно—порочно. А хти губы... сводят с ума.

Что?

От этих слов я вздрагиваю, будто от удара током. На мне сегодня высокие каблуки, так что я далеко не крошечная рядом с ним, но он всё равно продолжает доминировать.

— Господин Аркаев, — цежу я сквозь стиснутые зубы, выплёвывая каждую букву, словно отраву.

— Говори просто «господин», — поправляет он меня, наклоняясь так близко, что кожа на моей шее буквально плавится от его горячего, влажного дыхания. Я замираю, перестаю дышать. — Скажи мне, Мария, ты думала вчера обо мне? Хотя бы секунду?

Я судорожно сжимаю бумаги и делаю три уверенных шага назад, к безопасности, кладя папку на стеклянный столик. Его аура сжимает моё горло.

— Ты специально, да? Подстроил всё это? — развожу я руками в немом, яростном вопросе. Пол под ногами мокрый и скользкий, на мне высоченные шпильки, но желание дать с размаху по этой самоуверенной, наглой физиономии буквально гремит в моём сознании, отзываясь гулом в висках.

Аркаев лишь ухмыляется, лениво вытирая волосы полотенцем, а затем, словно хищник, преодолевает разделяющее нас расстояние за два мощных шага. Он застаёт меня врасплох, заставляя опереться задом о холодную стеклянную столешницу, запертой между ним и мебелью.

— Чтобы ты знала, я ожидал увидеть Виктора Николаевича. Взрослого такого мужика, с сединой на висках, ростом метр шестьдесят, с коричневой папкой и в туфлях без каблуков, — он не улыбается, нет, он скалится, как довольный собой гиеновидный пёс. — А пришла ты. — Его мокрая, прохладная ладонь неожиданно ложится на моё бедро, скользя по ткани брюк. Я инстинктивно пытаюсь свести ноги и оттолкнуть его, но он непоколебим.

— То есть ты ничего не делал? — скрещиваю руки на груди, пытаясь собрать остатки рациональности. Хотя признаюсь, это невероятно сложно, когда на тебя смотрят такие глаза — тёмные, пронзительные, пожирающие. — Отойди от меня, ты весь мокрый. — С его волос на мой белый, идеально отглаженный брючный костюм падают тяжёлые, холодные капли воды, оставляя тёмные пятна. Мне нестерпимо некомфортно под тяжестью его поедающего взгляда.

— Не делал, верно. Но прямо сейчас в моей голове… — он цепляет двумя пальцами мой подбородок, заставляя поднять голову и встретиться с ним взглядом. Его прикосновение обжигает.

— А ну-ка, отойди! Я пришла сюда по работе! Да-ва-айте подпишем всё, и мне нужно вернуться! — пытаюсь вывернуться из капкана его рук, но его хватка, хоть и не грубая, непоколебима.

— Я сейчас отойду в душ, а после мы все подпишем, да. Выпей пока чаю, тигрица… успокойся, — и, отпружинив от меня с грацией большого кота, он направляется к двери справа. Но в последний момент оборачивается, и его взгляд бьёт током. — Тигрица, ты только не намочи здесь всё.

— Что? — возмущаюсь я, уже более деловито, потому что это была чистая случайность. — Да я же все документы уже подобрала, там запасные листы были!

— А кто сказал, что я говорил о бумагах? — я даже отсюда вижу, как у него медленно, насмешливо ползёт вверх правая бровь. Он оставляет меня одну кипеть от ярости и смущения, а сам легко юркает в дверной проём.

Как же он меня бесит! Первое, яростное желание — послать всех к чертям и просто уехать… Но это же моя работа! Я так долго и так тяжело пахала ради этого места, что если просто сбегу из-за одного наглого, пусть и божественно прекрасного клиента, будет обидно и нечестно по отношению ко всем моим усилиям, ко всему убитому на это времени.

Решаю просто перетерпеть. Он не первый и уж точно не последний «козёл» на моём пути, что же теперь, на луну улетать, чтобы работать? Привожу нервы в порядок, перепроверяю документы дрожащими пальцами… И только сейчас по-настоящему вчитываюсь в текст сделки… Так значит, Аркаев Алихан Амирович, генеральный директор «СтройИнвестХолдинг». Ни черта себе! Да это же самая крупная строительная компания во всём городе! Они занимаются всеми ключевыми проектами городской администрации, а их жилой комплекс «Мечта+» на Ленино? Это же просто легенда!

Что же, шеф был прав. Алихан — настоящий небожитель. Ссора с таким клиентом нам точно не нужна, тем более, что моя зарплата напрямую зависит от объёма заработка конторы, а такая компания может приносить баснословные деньги. Ситуация патовая… Кошусь на часы: прошло уже больше пятнадцати минут. Он там что, утопиться решил?

Чтобы перестать нервно теребить край пиджака, встаю с места и, аккуратно ступая по мокрому кафелю, чтобы не сломать шею, подхожу к панорамному окну. За ним открывается вид на потрясающий сад — ухоженный, продуманный до мелочей… Всё вокруг сделано с явной любовью и большим знанием дела. Вот эта заброшенная на первый взгляд, но такая живописная беседка вдалеке… Наверняка по вечерам он сидит там, пьёт дорогой виски и обдумывает очередной многомиллионный проект. Я полностью поглощена этими мыслями, уже представляя, как бы сама хотела когда-нибудь прикупить себе такую же дачу… как вдруг слышу за спиной почти бесшумную, но уверенную поступь.

Глава 7

Вместо ответа на его дерзкий вопрос на моих губах медленно, томно расцветает улыбка — точная копия его собственной, хищная, осознающая свою силу. Я откровенно, оценивающе скольжу взглядом по его фигуре с ног до головы, задерживаюсь на том самом «товаре», демонстративно изучая каждую выпуклость, каждый рельеф, будто оценивая добычу. Воздух трещит от натяжения, и в нём пахнет озоном после грозы и опасной игрой.

— Ты ошибся в самом начале, Алихан, — мой голос становится тихим, низким, соблазнительно опасным шёпотом, который слышен только ему и который, кажется, заставляет его кожу покрываться мурашками. — Тигрица — не добыча. Она — охотница. — Я делаю один, но решительный, неотвратимый шаг к нему, сокращая дистанцию до минимума. Наши тела почти соприкасаются, и я чувствую исходящее от него тепло, а еще явно бугорок под полотенцем, его возбуждение. — Ты так уверенно предлагаешь мне убежать... А тебе самому хватит смелости не побежать от меня, когда я решу, что ты мне нужен? Или твои слова — всего лишь пустая бравада?

Нагло, совершенно ошарашив даже саму себя, я поднимаюсь на цыпочки и легонько, почти невесомо клюю его в щеку, оставляя мимолётное, пылающее прикосновение. Затем с королевским спокойствием, отворачиваюсь и подхожу к столу, забирая документы под его пристальный, заинтригованный и немного задумчивый взгляд. В его глазах читается неподдельное удивление и… восхищение.

— До скорой встречи, тигрица, — тянет он уже мне вслед, и в его голосе слышится не досада, а предвкушение, как у кота, только что увидевшего новую игрушку, которую непременно нужно заарканить.

— Для начала подрасти, — не остаюсь я в долгу, отбрасывая фразу через плечо, хотя у самой поджилки предательски трясутся от нервного возбуждения и вспыхнувшего азарта.

К чёрту всё, пусть эта неделя закончится уже! Я делаю решительный шаг к выходу, чувствуя, как спина пылает под его испепеляющим взглядом. Нахождение рядом с этим мужчиной выбивает почву из-под ног, нервирует и будоражит одновременно. Ишь ты, нашёлся Казанова! Думает, поиграет мышцами, скажет пару наглых фраз — и я уже буду готова раздвинуть для него ноги? Одно радует — меня отпустили домой, а водитель Аркаева, как и было обещано, на удивление вежливо и молча довёз меня.

— Марь, ты рано, — раздаётся из кухни всё ещё сиплый, но уже гораздо более живой голос Леси.

— Я не пойму, ты рада или расстроена? — дразню подругу, которая терпеть не может одиночество и домашний уют. Ей подавай сцену, шум, толпу и фанфары. Она даже болеет, не снимая макияжа.

— Слушай, мне уже намного лучше, и раз уж у нас внезапно выдались выходные, я бы хотела проставиться перед тобой. — Уже по этому заявлению и хитрому блеску в её глазах я вижу, что в её буйной голове созрел план, на который я вряд ли смогу повлиять.

Завернувшись в любимый, потёртый спортивный костюм, залетаю на кухню, где уже стоит дымящаяся ароматная чашка кофе. Спасение.

— Удиви меня, — делаю первый глоток, и горячая жидкость обжигающе приятно греет горло. Хотя надо было сначала хоть что-то в себя запихнуть, кроме того злополучного обеденного чая. В подтверждение моих мыслей желудок издаёт очередной истошный, голодный вопль.

— Я сняла а — фрейм! Загородом, на новой турбазе. В честь открытия там всё в полцены, а раз ты отпахала за меня, да ещё так, что мне отвалили такую премию, — я проставляюсь! — выпаливает она сияя.

— Блин, Лесь, туда же ещё доехать нужно, — на автомате начинаю искать причины для отказа, но потом ловлю себя на мысли: а что, собственно? Если бы мама была жива, она бы сказала: «Бери от жизни всё!». Ну, поваляюсь я в пятницу дома. Это же можно сделать и в красивом месте, сменив обстановку. — Ладно, договорились.

Леся с визгом кидается обниматься, но я ловко уворачиваюсь и прячусь за чашкой, потому что все эти телячьи нежности — вообще не моё.

По дороге туда подруга трещит без умолку, рассказывая, что там и Спа-чан, и свой лес, и бассейн, и даже накрытая столовая. Вещей берём немного, от официальной части открытия я сразу отказалась — хватает мне потока людей на работе.

Заселяемся мы довольно быстро. Леся, едва распаковав сумку, решает, что с неё хватит обычного отдыха, и, надев своё самое лучшее платье и даже каблуки, отправляется покорять местное общество.

Я не похожа на подругу. Мне не нравятся скопления людей, особенно в выходные. В голове сами собой всплывают совершенно ненужные, навязчивые воспоминания о бассейне и одном особенном индивиде. Натягиваю купальник и думаю, что лучший способ расслабить зажатые мышцы и прогнать дурные мысли — это поплавать.

База отдыха впечатляет своими размерами и масштабами. Есть семейный сектор, где родители с детьми проводят свои выходные, а мы остановились в зоне уединённых домиков для пар. Чем мы с Лесей не пара, пара подруг и лес рядом — идеально!

По карте нахожу крытый бассейн. Он так же, как и все здесь, впечатляет — огромный, светлый, и на удивление… пустой. Видимо, таких вот затворниц, как я, сегодня мало. Делаю первый заплыв, и вода уносит все тревоги и мысли прочь, сознание проясняется. Так увлекаюсь процессом, медитативным скольжением в тишине, что не замечаю, как в воде появляется ещё одно присутствие. А когда выныриваю у бортика, оказываюсь зажатой между холодным кафелем и… мощными, знакомыми руками.

— Тигрица, ты плаваешь, как русалка, — голос Алихана низкий, пропитанный нескрываемым восхищением и той самой хищной ноткой. Он с жадностью скользит взглядом по моей фигуре, слишком долго задерживаясь на линии груди, на изгибах талии. Я борюсь с диким желанием укрыться, спрятаться от этого испепеляющего взгляда, но всё моё тело пробивает мелкий, предательский тремор. И хочется списать эти мурашки на холод, но вода прогрета идеально.

— Аркаев, ты что, преследуешь меня? — попытка выскользнуть из его плена тут же пресекается. Он лишь теснее прижимается ко мне, и мокрый купальник, прилипший к коже, только усугубляет положение, делая каждое касание невыносимо ощутимым.

Глава 8

8

— Аркаев, я прокляну тебя, если ты не прекратишь! — голос мой срывается на полушёпот, в котором слышна не игра, а самая настоящая, животная паника. Я не шучу. Я просто паникую.

— Тогда прекрати выпендриваться и давай просто поужинаем, женщина, — его голос моментально меняется. Из него уходит та дикая, одержимая нотка, сменяясь спокойной, почти отеческой уверенностью. У меня вообще возникает ощущение, что этот дикарь чувствует меня на каком-то тончайшем, интуитивном уровне.

И это пугает ещё сильнее. Я не хочу никого пускать под свою кожу, не хочу этих дурацких мурашек — вот этих самых, что прямо сейчас носятся по моей спине стайкой предательских искр. Алихан встаёт и с неожиданной галантностью подаёт мне руку, будто помогая выйти из экипажа. А я просто закрываю лицо руками, потому что... Господи, что с ним вообще делать?!

— Просто поедим, а после ты свалишь в закат, — говорю я, смотря на него сквозь растопыренные пальцы, и наблюдаю, как он уже накладывает из закрытых фарфоровых сосудов ароматнейшее мясо, щедро приправленное пряностями. Воздух наполняется дурманящим запахом томлёного перца, нежной картошки и запечённого баклажана. Мой желудок скручивается в голодном спазме, окончательно разрывая меня изнутри.

— В закат валят придурки из плохих вестернов, — хмыкает он, и, смотря прямо мне в глаза, слишком аппетитно начинает есть. — Я же всего лишь обещаю не приставать. Пока что.

Я что, сейчас зависаю на нём? Задерживаю на его губах взгляд? Мне самой становится от этого страшно. Подобрав края халата, я заворачиваюсь в него плотнее, хотя отчаянно хотелось бы сменить мокрый купальник на что-то сухое. Но рядом с этим мужчиной страшно даже не так моргнуть.

— Тебе красное или белое? — уточняет Алихан, удивив меня тем, что достаёт из ниши в стене ещё две бутылки исключительно дорогого на вид вина.

— У тебя там волшебный шкаф, что ли? — невольно смеюсь я, потому что точно помню: те две бутылки я уже благополучно разбила.

— Я так и подумал, что ты разобьёшь минимум две, поэтому припрятал запас, — и он скалится, зараза, его взгляд, полный торжества. Его вид тоже меня удивляет. Только сейчас я его по-настоящему разглядываю, пока пью воду. На нём простая белая футболка, дорогая, чувствуется по крою, но без кричащих логотипов. Ни золотых перстней на пальцах, ни пафосных цепей. Строгие чёрные брюки, тонкий кожаный ремень и дорогие, но скромные часы. Он определённо ломает все мои стереотипы о кавказских мужчинах.

— Хочешь сказать, ты хорошо меня знаешь? — принимаю от него бокал с красным. Вино мягко ложится на язык, оставляя сладкое, бархатистое послевкусие цветочного купажа.

— Чувствую, Мария. Я тебя хорошо чувствую, — откинувшись на спинку стула, он греет в ладонях свой бокал и просто молчит, изучая меня. — Повара старались. Давай оценим всё по достоинству, а после я провожу тебя до твоего домика.

— Обещаешь не приставать? — мясо и вправду божественно, аж глаза хочется закатить от наслаждения.

— Ты так соблазнительно ешь, — он вновь касается пальцами своих губ — это его манера, которую он, кажется, даже не замечает. И нет, передо мной не мужчина, который играет роль. Он просто такой. Уверенный в своей власти, расслабленный и полностью осознающий своё влияние на окружающих.

— Скажи, Алихан... — почему-то он слегка напрягается, услышав своё имя. Или, мне кажется? — Моя подруга как-то связана со всем этим? — показываю жестом на комнату и не отказываю себе в удовольствии пригубить ещё вина, наблюдая, как он жадно изучает меня. Хотя уверена, выгляжу сейчас как пьяный ёжик.

— Твоя подруга не виновата. Она была лишь разменной монетой в руках маркетологов, — он подаётся вперёд и, упёршись руками в стол, смотрит на меня так, что у меня аж щёки пылают. — Такая... домашняя ты ещё лучше. У нас определённо есть проблема, госпожа Власова.

— Уверена, что выгляжу как пьяный ёжик. Ты усадил меня на диван, не дав даже расчесать волосы, и, представь, мне не нравится сидеть в мокром белье — вот это всё и есть проблема. Других я пока не вижу.

— Я хочу тебя, — он произносит это просто, без предисловий, и ждёт моей реакции, которой я никогда не дам. — И ты хочешь меня. У нас могла бы быть удивительная ночь, где ты бы получала оргазмы один за другим и проснулась бы наконец-то поняв, что яйца между ног можно кому-то доверить.

Он подкидывает виноградину и ловко ловит её ртом, а я просто не могу сдержать смех... Ну прямо как мальчишка, правда.

— То есть твой стояк — это моя проблема? И ещё... меня нельзя хотеть, Алихан. Я как волчья ягода — съесть, конечно, можно, только вот переварить не получится. И нет, я не накидываю на себя лишнего лоска. Голые факты.

— Голые... да-а-а, — довольно улыбается этот дикий кот.

— Ты неисправим! Из всего сказанного услышал только то, что подкачивает ещё больше крови в один конкретный орган?

— Мой стояк — это проблема, с ним ходить сложно. Однако в остальном, Мария, ты ядовита только для мальчиков, которые, увидев женщину, получают удар по своему эго. Я такой хуйнёй не страдаю. В остальном... — он встаёт со своего места и, пододвинув свой стул, садится ко мне так тесно, что наши колени соприкасаются. Его пальцы заправляют мою мокрую прядь волос за ухо. — ...я готов рискнуть желудком.

— Ты меня не привлекаешь. Всё просто, — пью ещё вина, чтобы дать себе время на передышку. Слишком уж всё искрит между нами. Мои нервы и гормоны словно сходят с ума. Чувствую себя мартовской кошкой, и такая реакция, конечно, может быть связана с тем, что тех самых оргазмов у меня не было... ну, очень давно.

— Лгунья, — его большой палец нежно гладит мою щеку, и тепло его руки вместе с выпитым алкоголем дарит дурманящее, опасное чувство покоя.

Бесит! Меня всё бесит в этой ситуации.

— Твоя самоуверенность не знает границ.

— Ошибаешься. Я всегда безошибочно чувствую, когда женщина напротив заинтересована. Ты боишься. И я думаю, это связано с каким-то козлом из прошлого. Или ты зайчиха, которая надела костюм тигрицы?

Глава 9

Дверь поддалась после пары манипуляций, и я услышала его шумный вдох прямо у своего уха, прежде чем властные руки накрыли мои, горячие и уверенные, словно знавшие каждую изгибину моего тела ещё до прикосновения.

— Я спрошу сейчас серьёзно, — он разворачивает меня за плечи и прижимает к двери, его бёдра впиваются в мои, оставляя на коже память через тонкую ткань халата. — Почему ты так бежишь? Боишься, что если отпустишь контроль, твоя броня даст трещину? Или боишься, что тебе понравится то, что ты обнаружишь под ней?

Хочется выдать колкость, сказать что-то язвительное, но слова застревают в горле, тяжёлые и сладкие как мёд. Потому что сколько можно убегать? Почему бы и нет? Это ведь ни к чему не обязывает. Не обязывает же? Хотя где-то глубоко внутри уже шевелится червячок сомнения: а что если обяжет?

— Аркаев, я дам тебе один шанс. Если я не поймаю хотя бы один оргазм, ты со своим стояком пойдёшь окучивать огород, — поднимаю подбородок, вдыхая пряный аромат его кожи, смешанный с дорогим виски и чем-то неуловимо диким, опасным.

Он усмехается, вздёрнув смоляную бровь. — Всего один? — Его руки уже раздвигают полы халата, а ловкие пальцы освобождают грудь от купальника. Голая кожа остро реагирует на прохладный воздух, соски напрягаются, будто приветствуя его взгляд. — Я планирую воспользоваться твоим телом по максимуму. Ты же не против, если я превышу лимит?

Слышу, как он расстёгивает ширинку, и через секунду я уже лежу на диване, опершись руками об изголовье, а его сильное, явно знакомое с тренировками тело прижимает меня к поверхности, и я чувствую каждый мускул, каждую напряжённую линию его торса.

— Чиста? — Единственный вопрос, доходящий до сознания с опозданием, потому что вино и желание затуманивают разум сладким спазмом, а его пальцы уже рисуют круги на внутренней стороне бедра, обещая нечто большее.

— Даже не мечтай побывать во мне без резинки, Аркаев. Стадо маленьких Алиханов в мои планы не входит, — не успеваю развернуться, чтобы убить его своим фирменным взглядом из арсенала «Умри сам», как он уже врывается в меня, вырывая из горла стон, низкий и хриплый, словно рождённый в самой глубине души. Ногти впиваются в кожу дивана, а Алихан начинает двигаться, не давая привыкнуть к размеру, к этой растягивающей полноте, которая граничит с болью и наслаждением одновременно. Секса не было так долго, что даже страшно... Страшно, что это никогда не кончится, и страшно, что кончится слишком скоро.

— Блядь, я думал и вправду умру со стояком, — он наклоняется к уху и, облизнув мочку, шепчет своим порочным голосом, пахнущим коньяком и грехом. — Идеальная женщина. Если умирать — то только в тебе. Ты обволакиваешь меня, как горячий шёлк, и я забываю, как дышать.

— Заткнись уже и трахни меня, Аркаев, — потому что другой возможности я тебе никогда не дам. Сегодня я возьму то, что хочу, а после исчезну из твоей жизни.

«Или, по крайней мере, попытаю», — шепчет внутренний голос, который я яростно игнорирую.

— Хочу съесть тебя, — хрипит Алихан, намеренно дразня, а его тело слишком чувственно входит в меня, каждый толчок — точный и выверенный, будто он знает каждую эрогенную зону моего тела лучше, чем я сама. Никогда не чувствовала ничего подобного, и от этого становится страшно. Всё тело охватывает мелкий, мучительный тремор, мурашки бегут по спине и ногам. Чувствую его силу — как он сжимает мою талию, как сильные руки оставляют белёсые следы на коже. Выгибаюсь, сжимаю его плечи, а сама шумно выдыхаю очередную колкость:

— Только не подавись, — возвращаю ему мою же фразу, хотя дыхание уже перехватывает, а низ живота сжимается от нарастающего напряжения.

Он переворачивает меня на спину, поднимает на руки и впивается в губы — не поцелуй, а скорее присвоение. Его губы подчиняют, клеймят диким напором, его язык исследует каждый уголок моего рта, оставляя послевкусие виски, мяты и чистой, неразбавленной мужественности. Это слишком дико — коктейль из ощущений, после которого в голове туман, а мысли отказываются собираться в кучу. Тянусь к нему сама, хватаю за шею, на которой вздутая вена отбивает ритм нашего смешанного дыхания.

— Продолжишь — заткну твой рот своим членом, — его голос низкий, обещающий расплату, от которой по спине бегут мурашки.

— Лишишься его в тот же момент, — царапаю его грудь, оставляя красные полосы на загорелой коже, потому что это уже слишком. Слишком интенсивно, слишком глубоко, слишком... много.

— Тигрица... — рычит он, укладывая меня на кровать, которая оказывается спрятана за стеной. Постель огромная, с шелковистым бельём, которое холодком приятно обнимает разгорячённую кожу.

Не успеваю опомниться, как он сбрасывает с себя одежду, заставляя меня прикусить губу от желания. Это не просто тело — это глыба мышц, мускулов и натянутой кожи, каждое движение которого, дышит силой и грацией. Он буравит меня тёмным от страсти взглядом, который заставляет поверить, что я самая красивая женщина на свете. Такой взгляд не спутать ни с чем. И когда он снимает последнюю деталь одежды, я серьёзно задумываюсь, как он до сих пор меня не порвал на части своим величием.

— Ну что, красивая, всё ещё хочешь сбежать? — Он преодолевает расстояние между нами за два уверенных шага, и наконец я могу не только пожирать его глазами, но и трогать, наслаждаясь тем, как мои прикосновения вызывают в нём ответные вибрации, как его кожа горит под моими пальцами

. Вокруг нас пахнет сексом, желанием, грехом — густой, дурманящий аромат, который висит в воздухе, как обещание чего-то запретного и сладкого. Это болото, которое затягивает с каждым жадным поцелуем его губ, с каждым прикосновением его рук.

— Ну и где обещанный оргазм? — наконец нахожу ответ на его наглый выпад, хотя голос дрожит, предательски выдавая моё возбуждение.

— Оргазмы, — поправляет он, вновь входя в меня уверенным толчком, который заставляет меня выгнуться и вскрикнуть. И после мы не говорим — к чёрту слова. Язык тела говорит громче любых фраз.

Глава 10

Мое утро врезалось в сознание, как нож в спину – слишком раннее, безжалостное. По ощущениям, я провалилась в забытье всего на каких-то жалких два часа, но противный, назойливый трезвон собственного мобильного вырвал меня из объятий пустоты. Мой мозг, затуманенный, замороченный тяжелым сном и дикой усталостью после той ночи, с трудом включался, скрипя, как несмазанный механизм. Я с силой подняла тяжелую голову и с усилием разлепила один глаз, словно веки были слеплены суперклеем.

Откуда, черт возьми, мой телефон оказался здесь? И еще – на стульчике аккуратно висели мои вещи, которые я точно помнила, что сбросила внизу! Ну, как «оставила»… Меня же буквально закинули на плечо, как мешок с картошкой, и отнесли в эту берлогу.

— Скажи мне, тигрица, у тебя разве не выходной? — Потянувшись с довольным рыком, Алихан прижал меня еще ближе к своей горячей груди, не давая и мысли подняться.

— Давай я хотя бы на беззвучный поставлю. Кстати, это ты все принес? — Я не могла скрыть удивления, вот правда. Среди мужчин в моем окружении способных мыслить не только о своей заднице можно было пересчитать по пальцам.

— Угу, — пробурчал он сонно, перекатываясь на живот и просовывая руки под подушку.

И вот, мне совсем не хотелось в этом признаваться, но почему-то… мне дико нравилось все это. Всю эту идиллическую картинку вокруг. Я встряхнула головой, чтобы прогнать к черту эту сентиментальную дурь, которую пробудило во мне внезапно разыгравшееся либидо, и все же потянулась к телефону.

Незнакомый номер. Первым же порывом было отклонить вызов, но вдруг это с работы?

— Да, — выдохнула я, и мой голос прозвучал хрипло.

— Мария, добрый день. Вам знаком Лев Расулов?

Сердце пропустило первый, оглушительно тревожный удар, замерло в ледяной пустоте.

— Да, это мой брат. А с кем я говорю? — Но уже по фону, по казенной интонации, я поняла – это или полиция, или… Нет, только не это.

— Произошла авария. Ваш брат дал этот номер, вам нужно срочно приехать.

— С ним… с братом все в порядке? — Мой голос сорвался на пронзительный, истеричный крик. Я уже не замечала, как лихорадочно, с трясущимися руками натягивала свое платье, позабыв сгоряча, что на мне даже нет белья.

— Его везут в больницу номер один, на Ленина. Пока без сознания.

— Что случилось? — Алихан проснулся окончательно и с беспокойством наблюдал за моими нервными, беспорядочными движениями.

— Мне срочно нужно в город, Алихан! У меня брат в аварию попал! — Руки тряслись так, что я едва могла застегнуть молнию. Лев был единственным лучиком света в моей опостылевшей семейке, хоть и признать – полнейшим придурком.

— Посмотри на меня, — чуть громче, властнее обычного произнес Аркаев, мягко, но твердо взяв меня за щеки руками. — Для начала давай ты натянешь на себя белье. А я вызову машину. Ни мне, ни тебе за руль сейчас садиться не стоит.

Он был прав. Мы спали от силы часа два, и голова еще гудела, отказывалась соображать. И единственное, что удерживало меня от полной, всепоглощающей истерики – это его теплые, уверенные руки, и то, как он нежно, почти с трепетом прижался своими губами к моим, удивив этой внезапной, обманчивой нежностью.

В иной ситуации я бы задержалась в этом объятии, устроив разборки с тараканами в голове и всю ту кашу, что мы заварили этой ночью. Но сейчас было не место и уж точно не время.

Ровно через десять минут мы уже выезжали. Алихан успел переодеться – новая рубашка, идеальный пиджак и брюки, вид безупречный, что уж точно нельзя было сказать обо мне. Я успела лишь натянуть джинсы, футболку и на ходу застегнуть косуху, кое-как расчесала волосы и написала смс Лесе, которая точно не ночевала дома. Ну что возьмешь с подруги.

— Спасибо большое, — я нервно сжимала кулаки, молясь всем богам, чтобы с братом было все в порядке. А еще я дико боялась увидеть там отца. Мы со Львом – сводные, собственно, из-за него мои родители и развелись. — Мне неудобно тебя отвлекать, дальше я сама, — уже хотела было попрощаться у дверей больницы, но он вновь удивил меня. Вышел из машины с другой стороны и уверенным, властным шагом, взяв мою руку, как свою собственность, повел за собой в двери городской больницы.

Он ничего не сказал, не спорил, не доказывал. И все эти его действия вместе рождали во мне странное, новое, пугающее чувство. Когда под ребром резко простреливает, а следом по жилам разливается что-то теплое и пьянящее. Возможно, это был трепет?

Брось, Марь, ты просто еще не отошла от тех диких оргазмов, что он тебе подарил.

— Идем, регистратура там, — он все еще несся вперед, как танк, уверенно лавируя между больными и медработниками.

Я не выдерживаю и бегу вперед. Привычная тетка с бордовой шевелюрой и очками на крючковатом носу брезгливо прошлась по мне взглядом.

— Лев Расулов. Авария. Мне сказали, его привезли сюда.

— А вы ему кем приходитесь? — даже не удосужившись поднять на меня глаза, уточнила женщина, лениво пролистывая список.

— Сестрой.

— Он в хирургии. У него экстренная операция. Но ничего, жить будет, там что-то с ногой.

— Алихан, операция! Брату делают операцию! Мне надо… — я пыталась сообразить, что же делать дальше, металась. Глубоко выдохнув, я попыталась унять панику и посмотрела в его глаза, ища опоры.

— Ты сказала… Лев Расулов? — совершенно чужим, ледяным голосом спросил он, уставившись на меня нечитаемым, колким взглядом. Словно видел впервые. Или за последние тридцать секунд у меня на лбу выросли рога.

— Ну да. Мы сводные, но…

— Ты Власова Мария Юрьевна, верно? — продолжал он тем же ледяным тоном, сжимая кулаки. Я видела, как темнеет его взгляд, а желваки на скулах заходили ходуном.

— Ну да… Да что с тобой? — я решила не тратить времени и попыталась обойти его, но он резко, грубо дернул меня за руку и буквально выволок в пустую, пропахшую хлоркой лестничную площадку между первым этажом и подвалом.