В плену у зимы

Глава 1

Офис в преддверии Нового года словно ожил особой, суетливой энергией. Гирлянды мерцают теплым светом, оплетая стойки ресепшена и края рабочих столов. На окнах снежинки из фольги и изящные узоры, нарисованные мыльной пеной. В углу, рядом с кофейным автоматом, красуется пушистая елка, украшенная винтажными шарами и золотыми бантами. Воздух пропитан ароматом мандаринов и горячего кофе.

По коридорам то и дело проносились сотрудники: кто-то нес распечатки отчетов, кто-то водружал на стойку коробку с новогодними сувенирами, а кто-то, не снимая пальто, заглядывал в кабинеты – видимо, только что вернулся с очередной встречи. За стеклянными перегородками кипела работа: стучали клавиатуры, звонили телефоны, раздавались обрывки фраз: «Дедлайн сегодня!», «А слайды для презентации готовы?», «Кто забрал бумагу для принтера?!».

В полупустом коридоре, пристроившись на невысокой скамье у окна, сидели я и моя коллега – Лена Сорокина, графический дизайнер с острым чувством стиля и низменной пачкой стикеров в кармане. Перед нами лежал распечатанный макет последней в этом году рекламы: яркий, праздничный, с искрящимся фоном и крупным слоганом «Новый год – новые возможности!».

– Смотри, – я провела пальцем по изображению, – вот здесь, справа, блок с акцией кажется слишком тяжелым. Глаз «спотыкается».

Лена прищурилась, отодвигая макет на расстояние вытянутой руки.

– Да, вижу. Может, уменьшим шрифт? Или уберем рамку?

– Рамку точно убираем, – кивнула я. – И давай сменим цвет кнопки «Узнать больше» с красного на золотой. Чтобы в общую гамму вписывалось.

Мы переглянулись, взяли маркеры и начали набрасывать правки прямо на распечатке. Разговор постепенно становился живее, мы предлагали множество вариантов, иногда перебивая друг друга.

– А если добавить падающий снег? Ну, анимацию, когда билборд цифровой, – предложила Лена.

– Отлично! Но только чтобы не перегружало. Пусть снежинки будут полупрозрачные, как будто вдали, – подхватила я.

– И еще… – Лена задумчиво постукивала маркером по подбородку. – Может, чуть приглушим фон? Сейчас он слишком «кричащий», а нам нужно ощущение праздничного волшебства, а не новогодней ярмарки.

– Точно! Сделаем градиент от темно-синего к серебристому. Будет как ночное небо в морозную ночь.

В этот момент в глубине коридора, за нашими спинами, мелькнула высокая фигура. Мы невольно притихли. Егор Александрович Львов – основатель и генеральный директор компании. Высокий, подтянутый, в безупречном костюме, он двигался с той особой уверенностью, которая годами вырабатывалась у людей, привыкших принимать судьбоносные решения. Он бросил короткий взгляд на занятых работой сотрудников, сдержанно кивнул и скрылся за поворотом.

Лена задумчиво провела пальцем по краю макета и тихо заметила:

– Как думаешь, на завтрашнем корпоративе он снова будет не один?

Смутилась, не понимая с чего вдруг она заговорила на эту тему. Никогда не замечала, чтобы Сорокина вздыхала по нашему боссу.

– Скорее всего.

– Эх, а я бы попробовала подкатить, – Лена подмигнула, но тут же добавила с усмешкой: – Если бы была уверена, что он придет один. Но, видимо, это из разряда фантастики.

– Тебе-то зачем? – я удивленно приподняла брови. – Он же… ну, такой. Холодный, отстраненный. С ним даже поговорить страшно.

– Зато красивый, – парировала Сорокина. – И умный. Хотя да, подход к нему нужен особый.

Мы ненадолго замолчали, возвращаясь к макету, но Лена вдруг хихикнула:

– Знаешь, кто точно не упустит шанса? Алина из бухгалтерии.

– Алина? – я невольно улыбнулась, представляя эту девушку лет тридцати, с богатым жизненным опытом. – Та, что уже несколько лет смотрит на него, как на восьмое чудо света?

– Именно! – она понизила голос, переходя на шепот. – Я как-то видела, как она перед совещанием у зеркала поправляла прическу минут десять. И каждый раз, когда он заходит в общий зал, у нее глаза загораются.

– Бедная… Но он ведь даже не замечает. Для него все мы просто сотрудники.

– Может, на корпоративе что-то изменится. Шампанское, музыка, праздничная атмосфера… Вдруг он наконец увидит, как она старается для него.

– Вряд ли, – скептически заметила я. – Но пусть мечтает.

Офис продолжал жить своей предпраздничной жизнью: где-то смеялись, звякали кружки, кто-то торопливо переговаривался у принтера. А мы с Леной упорно пытались довести до совершенства рекламный макет, чтобы наконец согласовать его с Львовым и отправить в рекламное агентство.

Часы отсчитывали последние минуты рабочего дня. Коллеги один за другим собирали вещи, шумели про новогодние планы и выключали мониторы. Но для нас время словно замедлилось. Экран мерцал в полумраке кабинета, а каждый пиксель макета был проработан до идеала.

– Ну что, печатаем? – Лена сделала финальный зум, приблизив каждый участок макета, в сотый раз проверив все надписи.

Я кивнула, но внутри был тугой узел волнения. Теперь осталось самое главное – чтобы Львов одобрил. Пару дней назад он уже отправил меня переделывать эту же рекламу, разнеся наш макет в пух и прах. И теперь идти к нему в кабинет было еще страшнее.

Глава 2

Конец рабочего дня в новогодней атмосфере и горящего дедлайна с рекламой, подкрался незаметно. У меня оставалось еще одно важное дело, прежде чем покинуть офис вслед за другими сотрудниками.

Сжимая в руках распечатанный макет – идеальный, с перламутровыми «звездами» и градиентом от темно-синего к серебристому, – я направилась к кабинету Егора Александровича.

Постучала и, дождавшись разрешения, вошла в кабинет.

Львов сидел за массивным столом, просматривая документы.

– Показывайте, – кивнул мужчина, поднимая на меня взгляд.

Я разложила макет на столе и отошла немного в сторону. Несколько минут он внимательно изучал детали, прищуривался, проводил пальцем по линии градиента. Эти несколько минут тишины заставили все внутри меня сжаться и начать молиться, чтобы Львову все понравилось, и я со спокойной душой отправилась домой.

– Хорошо, – наконец произнес он. – Стилистика выдержана. Но вот здесь, – он указал на блок с контактами, – шрифт мелковат. Увеличьте на два пункта. И логотип чуть правее, чтобы не «уезжал» к краю.

Я кивнула, записывая правки в блокнот.

– Все исправим, завтра с утра отправим в печать и в рекламное агентство для составления договора.

Егор Александрович слегка наклонил голову, задумчиво постукивая пальцами по столешнице.

– Успеют ли они оформить договор до корпоратива? – спросил он, и в его голосе звучал не просто интерес, а настороженная требовательность. – На следующее утро я уезжаю, хотелось бы оставить все дела в полном порядке.

– Я лично проконтролирую, – уверенно ответила я. – Попрошу их ускориться. Обещаю, договор будет у вас в течение завтрашнего дня.

Он кивнул, словно взвесив мои слова на невидимых весах.

Я начала аккуратно складывать распечатки макета, стараясь не торопиться, чтобы не допустить ни малейшей оплошности. Невольно подняла глаза и встретилась с его взглядом. Рой мурашек мигом пронесся по моей коже.

Его глаза – светлые, почти льдисто-голубые – пронизали меня насквозь. В них не было ни раздражения, ни злости, но от этого не легче. Внутри все замерло. Как будто я стояла под прожектором, и любое мое действие подвергалось молчаливой, но беспощадной оценке. Пальцы на мгновение потеряли ловкость, лист чуть дрогнул в руке.

Я опустила взгляд, сосредоточившись на макете. Пыталась дышать ровно, но ощущение взгляда не отпускало. Львов не давил, не кричал, он просто наблюдал. И от этой тихой, сосредоточенной внимательности становилось еще неуютнее.

Сложила последний лист, аккуратно заправив края папки. Старалась не смотреть в его сторону, но кожей чувствовала: он все еще следил. Оценивал. Ждал.

И прежде, чем я успела развернуться и направиться на выход, он все-таки открыл рот:

– Надеюсь, этот корпоратив пройдет для вас лучше, чем прошлый. Постарайтесь запомнить его. Он правда того стоит.

Я замерла. Рука, сжимавшая папку, невольно напряглась. Медленно развернулась к нему, пытаясь уловить в его тоне хоть намек на шутку, но лицо Егора Александровича осталось абсолютно серьезным.

– Простите?.. – мой голос звучал чуть выше, чем хотелось бы. – Вы о чем?

Он слегка приподнял бровь, удивляясь моей растерянности.

– О корпоративе, разумеется. В прошлом году вы, кажется, не досидели до конца. Или досидели, но… не запомнили.

Внутри все перевернулось. Щеки мгновенно залило жар. Я судорожно перебирала в памяти обрывки того вечера, пытаясь вспомнить, но, кроме смутных образов, смеха и звона бокалов, ничего не помнила.

Это был мой первый настоящий новогодний корпоратив. Тогда все казалось таким волнующим: сверкающие гирлянды, нарядные коллеги, ощущение праздника, пропитавшее каждый уголок банкетного зала. Я помнила, как смеялась с ребятами из отдела, как мы дружно поднимали бокалы за успехи компании, за новые проекты, и, кажется, за личное счастье в наступающем году.

Потом – торжественная часть. Я стояла в задних рядах, прислушиваясь к монотонной речи Егора Александровича. Он говорил о достижениях, о планах, благодарил коллектив. Одет как всегда безупречно, голос уверенный. Я тогда подумала: «Вот человек, который точно знает, чего хочет от жизни». Запомнила его взгляд – спокойный, оценивающий, будто он мысленно отмечал каждого в зале.

А дальше… Дальше была Лена Сорокина. Мы встретились у бара, переглянулись и без слов поняли: надо попробовать все, что предлагают. Первый коктейль – легкий, фруктовый. Второй – с пикантной ноткой. Третий… тут воспоминания начали расплываться. Я помнила только смех Лены, ее блестящие глаза, наши споры, какой микс вкуснее. Потом – музыка, танцы, чьи-то голоса, то приближающие, то удаляющиеся.

А затем – пустота.

Как я добралась до дома, не помнила. Утром проснулась в своей постели, с тяжелой головой и смутным чувством, что вчера произошло что-то… необычное. Спросила Лену – она лишь пожала плечами: «Я тоже вырубилась где-то после полуночи. Ничего не помню». Остальные коллеги, к которым я осторожно подходила с вопросами, лишь улыбались: «Ты была в порядке, не переживай». Но что именно происходило после того, как я отошла от бара, оставалось загадкой.

Я решила, что даже в полубессознательном состоянии сумела вызвать такси и добраться до дома. Это было единственное логичное объяснение.

И все это время я была уверена, что за весь корпоратив видела Львова лишь однажды – когда он стоял на небольшой сцене и произносил речь. Ни до, ни после я его не замечала. Так как же он узнал о моих «подвигах»? неужели слухи дошли до него, а я даже не в курсе, что именно обо мне говорят?

Эта мысль заставила меня сжать папку крепче. Щеки все еще горели, но теперь к стыду примешивалась тревога. Что еще он мог знать? И почему решил напомнить об этом именно сейчас?

– Я… я действительно плохо помню тот вечер, –пробормотала я, стараясь не смотреть ему в глаза. – Но при чем здесь вы?

Он чуть наклонил голову, и в его взгляде мелькнуло что-то неуловимое. Я так и не смогла понять: ирония или легкое раздражение от моей непонятливости.