Это не мой муж. Объятия незнакомца будоражат и страшат одновременно. Так бывает на первом свидании, когда едва знакомый мужчина притягивает и вместе с тем пугает. Легкое возбуждение, дрожь и головокружение. Смеешься невпопад, слушаешь его, но больше прислушиваешься к себе. Он тот самый или нет?
Голос может обмануть. Запах может обмануть. Прикосновения – никогда. Чёртова тактильность! Мне ли не знать о ней всё? Мне, всю жизнь живущей на ощупь, как слепая?
Хотя почему как? Зрение есть. Но не такое, как у всех. Я не различаю лица. Прозопагнозия, лицевая слепота – мое проклятие. Живу словно в маске. Или на всех окружающих маски. Иногда гротескные, иногда веселые. Это нескончаемый венецианский карнавал. Только удовольствия я от него не получаю.
Маска этого мужчины мне незнакома. Хотя он пытается изображать моего мужа. Ложь. От начала и до конца. Его руки выдают его. Его дыхание. Что же мне делать? Ведь никто не поверит. И главное: зачем ему это? Где же мой муж? Родной, до дрожи знакомый, до теплоты свой. Мой Родион.
– Ты еще не выздоровела, – шепчет незнакомец. – Понимаю. Нужно время. Но я так скучаю по тебе, Ника! По той моей Нике. Чёртова авария! Будь она проклята!
Он поворачивается спиной, поудобнее устраиваясь на подушке. Наконец-то! Каждое его прикосновение – пытка.
– Доктор предупреждал, что так будет, – шепчет он засыпая.
Внезапно чувствую укол вины. Может, и вправду это я виновата? И до аварии мне было сложно. Но только не с ним. В моей жизни было только три человека, с которыми было легко всегда. И чьи лица я пусть и не видела, но более-менее хоть как-то могла себе представить. Мама, Юра и Родя. Он всегда ненавидел, когда я его так называла.
– Не Родя, а Род, – поправлял он меня, недовольно морщась.
За Рода я и вышла замуж. Может, это кара за Юрку? Хотя я ведь его не обманывала никогда. Сама всё честно рассказала.
Как мне нужна сейчас мама! Поговорить, посоветоваться, просто прижаться к ней. Но ее нет уже почти пятнадцать лет. А Юрка… у него своя жизнь. И это справедливо.
Поворачиваюсь к мужу. Он размеренно дышит, слегка посапывая. Ну не может же он даже во сне притворяться! Род всегда так же сопел. Хотя не знаю, как сопят и дышат во сне другие мужчины. Разве что Юра. Но он так тихо спит, что я всегда пугалась и даже проверяла: а дышит ли он вообще?
Протягиваю руку, чтобы легонько погладить спину мужа. Я часто так делаю. Прикоснусь к нему и засыпаю, ощущая его тепло на кончиках пальцев. Но рука замирает в воздухе. Нет, не хочу будить. Не хочу, чтобы проснулся чужой человек и снова испугал меня фальшивым участием.
Или не фальшивым? А что если это, действительно, последствия аварии? Врач предупредил, что с моей болезнью невозможно знать, как всё обернется. Невозможно просчитать последствия травмы, когда у человека такие проблемы с восприятием окружающих.
Для меня все лица выглядят размыто. Словно на картину вылили ведро воды и краска потекла. Я никогда не увижу Мону Лизу Леонардо. Не знаю, насколько красива сама. Вижу в зеркале только бледное пятно вместо своего лица. Хорошо хоть волосы свои различаю. Так можно хотя бы примерно понять, каковы очертания лица. Но как же это тяжело всю жизнь делать прическу собственной мертвой маске.
Улыбаясь или хмурясь, я иногда дотрагиваюсь до своего лица, пытаясь представить себе, как выгляжу в этот момент. В детстве делала это постоянно и родители всё время мягко одергивали меня, перехватывали мои руки и заставляли опустить их вниз.
Родион что-то пробормотал во сне. Я прислушалась. Слов не разобрать. Но он явно с кем-то спорит. Сердце заметалось в груди. Нет, это он, мой Родя! Он всю жизнь разговаривает во сне. И я всегда над этим потешалась. Бывало, наливаю ему утром кофе и загадочно произношу:
– Я всё слышала ночью.
– Да? И что же конкретно? – лениво отзывался он.
– Все твои секреты выведала. Всё знаю про тех девушек, что на тебя вешаются.
Минутная пауза. Нет, он сейчас не пытается догадаться, о ком я говорю. Он просто с утра плохо переваривает информацию. Потому что мы оба заядлые совы. Утро не наше время.
– И про Анастасию? – осторожно интересуется он, прихлебывая кофе.
– И про нее, – киваю я, хотя понятия не имею, кто это.
– И про ту блондинку с пятым размером груди, чёрт знает, как ее зовут? – в его голосе слышится с трудом сдерживаемый смех.
– Да, – сажусь напротив него и грозно стучу чашкой по столу.
– Врушка! – радостно сообщает он. – Нет никакой блондинки.
Вскакивает, отнимает у меня чашку и целует в губы.
– Ой, дай кофе выпить спокойно! – отбиваюсь я. – Только что глаза с трудом разлепила.
– Сама виновата! Не нужно было с утра будить во мне зверя! – Родя подхватывает меня на руки, сбрасывает посуду и сажает на стол.
По кухне разлетаются осколки чашек и тарелок.
– Псих ненормальный! – кричу, отбиваясь. – Только купили посуду! На пол-то зачем? Не мог в сторону отодвинуть?
– Никакой экономии с такой жаной! – рычит он, срывая с меня халатик. – Сервиз новый выбросила в пропасть! Убытки вычту из приданого! Все до последней копейки! Теперь тебе от меня не избавиться, потому что ты мне всё время будешь должна!
Я проснулась рано утром. Итальянское солнце способно разбудить даже такую заядлую сову, как я. Спальня была залита золотыми лучами. Деревянная кровать нагрелась от солнца. Свежие простыни упоительно пахли травами. Из открытого окна доносились пение птиц и аромат цветов. А главное: деревенская тишина, скроенная, как лоскутное одеяло, из птичьего щебета, скрипа старого дома и дуновений ветра, обволакивала меня успокаивающим коконом.
Этот дом мы с Родом купили за один евро. В Италии полно таких вымирающих городков, где можно купить дом почти даром. Боле того, муниципалитет еще и выдает ссуду на реставрацию недвижимости. Этой cсуды, конечно, не хватило на весь ремонт. Мы с мужем вложили в этот дом столько денег и сил, что проще было бы приобрести новый.
Но меня подкупило то, что дом буквально парил в воздухе на высоких холмах, куда не доносились звуки городка у их подножия. Санти-Козма-э-Дамьяно. Название городка звучит как музыка. Расположение невероятно удобное. Чуть более часа на машине до Рима и минут сорок до Неаполя. Учитывая нашу московскую привычку полдня тратить на дорогу, для нас с Родом это вообще не расстояния.
Этот дом стал моей башней из слоновой кости. Нигде мне так хорошо не работалось, как здесь. Роду вообще всё равно, где жить. Он или в поездках, или работает через интернет.
Я приняла душ, оделась и спустилась вниз, на кухню, прислушиваясь к ступенькам. Если хотя бы одна скрипнет, то сразу попрошу мужа заменить всю лестницу. Я очень чувствительна к звукам. Есть такие люди, с которыми не могу нормально общаться, потому что у них очень резкие голоса. Как бензопила. Мои уши сворачиваются в трубочку.
Ненавижу скрип ступеней. Есть в нем что-то зловещее и пугающее. Я сначала хотела сразу заменить лестницу. Но она из старого дерева и украшена такой красивой резьбой, что мне стало жаль портить вещь, которая придает особую атмосферу дому. Ступеньки отремонтировали. И после этого я раз десять подряд спустилась вниз и поднялась на второй этаж, проверяя, не скрипит ли она. Муж не мог упустить возможность посмеяться надо мной.
– В черной-черной комнате, черной-черной ночью зловеще скрипят ступени, когда по ним крадется страшное чудовище и кааааак схватит тебя! – он взлетел на ступеньки, подхватил меня на руки и зловеще захохотал.
– Перестань! Мне неприятно! Вот дурак! – я от души стукнула его по плечу.
– Попалась! Страшный черт ухватил карапузика и стекает клюквенный сок, – замогильным голосом пророкотал муж и укусил меня в шею, изображая вампира. – Страшно! Ой, как страшно! – завыл он. – Поднимите мне веки! Растопырьте мне ноги!
– Вот балда! Отпусти же! – смеясь, отбивалась я. – Подожди, отомщу тебе. Напишу мистический триллер и главного злодея назову твоим именем. Будешь знать, как пугать писателя. Потом тобой будут детей пугать.
– Это была угроза? – осведомился он, осторожно укладывая меня на ступеньки.
– Род, нет!
– Да! Это единственный способ проверить: скрипят они или нет, – он принялся раздевать меня. – Твоя беготня туда-сюда не поможет.
– Я уже проверила. Отпусти!
– Плохо проверила. В тебе живого веса минус сорок пять кило. Вопрос: будут ли они скрипеть под моим и твоим весом одновременно? Чудовище, между прочим, весит точно больше, чем ты. На то оно и чудовище.
Я едва не застонала от боли, вспоминая пронзительность былого счастья. Сердце перевернулось в груди. Да, меня всегда учили, что за счастье рано или поздно нужно платить слезами. Но я не думала, что платить придется так скоро. Пять лет жизни в чудесной сказке. Сколько слез мне теперь придется пролить за эти упоительные пять лет?
Я вышла на свою любимую кухню. Просторную, по-деревенски основательную. Здесь всё сделано из дерева, как я люблю. Шкафчики, полы, огромные столы, один для еды, другой для готовки. Ненавижу металл. Он мертвый, холодный и пугающий. Терпеть не могу все эти мраморные и гранитные разделочные столы. У меня даже половник из дерева. Два огромных окна украшены ситцевыми занавесками в мелкий желтый цветочек. Я сама долго выбирала эти занавески в Неаполе.
Точно такую же кухню я когда-то увидела в фильме «Крестный отец», когда Аль- Пачино приехал на Сицилию. Поэтому зайдя в первый раз в дом через кухню, даже не осмотревшись толком, сразу поняла, что мы здесь будем жить. Здесь я буду работать по ночам, глядя через огромные окна на холмы и спящий внизу городок. Здесь буду выходить во двор через кухонную дверь с чашкой кофе в руках и сидеть под деревьями с развесистыми кронами. На этой старой плите, которая переживет даже конец света буду жарить яичницу на чугунной сковородке. Да, именно на чугунной. В Италии еще можно такие купить. Итальянцы так же любят старину, как и я. Тефлон здесь не в почете. И инстаграмно красивые кастрюли тоже. Настоящую итальянскую еду готовят в закопченных кастрюлях и на старых сковородках. Поэтому она получается такой вкусной.
Ни одна ступенька под моими босыми ногами не скрипнула. Поэтому никто не услышал, что я спустилась. Род стоял возле кофемашины. Рядом с ним вплотную стояла Аня, наша домашняя помощница. Я замерла на пороге, не веря своим глазам. Потому что Род вдруг поправил ее челку, упавшую на глаза.
В этом жесте было столько интимного, близкого, что я сразу поняла: между ними что-то есть. Задержав дыхание, я сделала несколько шагов назад и вернулась на лестницу. Оперлась о резные перила и зажала рот рукой. Не стонать, не кричать, не охать. Вообще не дышать! Нельзя показывать, что я это видела. Но теперь ясно, почему Родион так настаивал на том, чтобы нанять именно Аню.
Юра
Она так и не приехала. Секретарь пыталась до нее дозвониться, но Ника не отвечала. Глава сценарной группы нервно поглядывал на часы и пил третью чашку кофе.
Юра усмехнулся. Не отвечать на телефонные звонки было любимой привычкой Ники. Замкнутая, нелюдимая, она боялась звонков. Он много раз замечал, как она делает над собой усилие прежде, чем ответить. У Ники всю жизнь была привычка забиваться в раковину. И чёрта с два ее оттуда выковыряешь. Но после аварии стало хуже.
Он примчался к ней в больницу, как только узнал о случившемся. Но Ника практически выгнала его. И сейчас он был уверен: она не приехала, потому что не хочет с ним встречаться.
– Ну что ты голову повесил? – едва слышно прошептал Арик, хотя из всей команды только они вдвоем понимали по-русски.
Все остальные были американцами и итальянцами. Юра невольно оглянулся, проверяя, не услышал ли кто, и поежился. Сложно привыкать к такому формату работы. Гораздо удобнее и проще работать через интернет, чем сидеть в одном помещении с незнакомыми людьми.
Одно время авторские комнаты пытались внедрить в российское кинопроизводство, но они не прижились. За исключением юморного мыла, которое писали сразу по двадцать человек, сидя друг напротив друга.
Сценарная комната или авторская комната — это формат коллективной работы над сценарием фильма или сериала. Несколько авторов под руководством главного сценариста или креативного продюсера вместе разрабатывают сюжетные линии, персонажей, диалоги и другие элементы сценария.
Практика авторских комнат распространена в США. Поэтому американская компания «Зетфликс», экранизирующая книгу Ники, настояла на таком формате. В комнате может быть от двух человек до нескольких десятков — это зависит от бюджета и продолжительности проекта.
Например, над сценарием сериала «Друзья» в разные годы работали больше пятидесяти сценаристов. Такой формат позволяет студиям ускорить сценарную работу и поставить её на поток. Запускать больше новых проектов и стабильно снимать уже запущенные.
С одной стороны, Юра был очень рад, что Ника пришла к такому огромному успеху и признанию. Хотя он в ней никогда не сомневался. С другой, был совсем не уверен, что она захочет так плотно с ним общаться.
Зато Юре повезло, наконец, поработать вместе с Ариком. Они не встречались на проектах со времен диплома. Разбросало их знатно. Арика с его природной живостью и энциклопедическими познаниями в эзотерике, истории и различных религиях сразу забрали в мистические и научные проекты за границу.Юра работал, в основном, в Москве, терпеливо выслушивая по телефону еженедельные отчеты друга о тайнах и загадках.
Арик был из тех людей, которые мчатся в места падения НЛО и с дотошностью изучают выгоревшую траву. И если бы на месте крушения тарелки остались бы пришельцы, то именно Арик вступил бы с ними в контакт. Хотя Юра был полностью уверен, что в этом случае инопланетяне сбежали бы обратно в глубокий космос, теряя тапки, и контакт с землянами был бы отложен на долгие столетия.
– Да приедет она, приедет, – прошептал Арик.
– Что? – не понял Юра, с трудом выныривая из своих мыслей.
– Ника приедет.
– Я не…
– Ой, я тя умоляю, – отмахнулся Арик. – Ты эту несчастную дверь уже прожёг глазами. Она сейчас побежит жалиться в ООН, чтобы ее спасли от твоих домогательств.
– Вечно ты придумываешь, сказочник, – пробурчал Юра.
– Старик, я Атлантиду искал и расшифровывал библейские рукописи на Мертвом море. Думаешь, не расшифрую, что у тебя на лбу написано: «Я жду Нику»? Небось, под дверью продюсеров лежал два дня, чтобы тебя в этот проект взяли?
Юра промолчал. Под дверью, конечно, не лежал. Бесполезно. Но связями за время работы в сериалах обзавелся. И подключил их все, чтобы попасть в команду.
Кинопроизводство вообще вещь специфическая. Здесь любят своих. А еще больше любят, когда у сценариста в загашнике длинный список удачных проектов. Тогда открываются все двери.
Юре повезло. Практически первую после диплома сценарную заявку сразу взяли в работу. И даже дали хороший бюджет. Еще пара громких проектов – и вот он уже на вершине пищевой цепочки.
Об этом проекте он узнал от Арика, которого пригласили несколько месяцев назад в качестве главного консультанта по мистике и эзотерике. Арик, конечно, замолвил словечко за друга, но и связи Юры сыграли свою роль.
– Жду, – честно признался Юра, иначе Арик не отстал бы.
Он вообще всегда ее ждал. Ника была неотъемлемой частью его самого. Вечно ноющая, никак не затягивающаяся рана. Навязчивая мелодия, которая годами крутится в голове.
Главный сценарист в очередной раз нервно взглянул на часы и сказал:
– Ладно, друзья, предлагаю начать. Ждать больше невозможно, – он обвел взглядом всех присутствующих.
И в этот момент дверь распахнулась и в комнату ворвалась Ника. Юра невольно задержал дыхание. Она была похожа на весенний ветер, который наполняет всё вокруг свежестью и надеждой на лучшее. Мужчины заулыбались, откровенно и совершенно неполиткорректно любуясь ею.
Ее темно-каштановые, почти черные волосы, спадающие длинными ровными прядями чуть ниже уровня плеч, взметались в разные стороны, едва она поворачивала голову, и, казалось, жили своей жизнью. Мягкие и шелковистые, но при этом непокорные, они плохо укладывались в прически. Отдельные пряди всегда выбивались из хвостов и узлов. Ника злилась. А Юра аккуратно поправлял их, пользуясь возможностью лишний раз прикоснуться к ней. Юра всегда знал: если хочешь узнать характер женщины, посмотри на ее волосы. И это знание помогало ему выписывать женские характеры.
Я покопалась в телефоне, нашла наше свадебное видео и включила его. С экрана телефона повеяло теплом. Присутствие Рода окутывало нежностью, на кончиках пальцев отзывалось прикосновениями, которые нельзя забыть. Я даже чувствовала его запах. А тот, кто вероломно ворвался в мою жизнь, холодным колоколом бил в сердце. Звучал противным, холодным, морозным стуком падающих сосулек.
Как мне хочется снова услышать «Грозу» Вивальди! Чтобы кровь кипела предчувствием новизны и чуда. Как в детстве, когда мы начинали день с ожидания волшебства.
– Вот сегодня случится что-то прекрасное, необычное, – шептало сердце.
И каждый день был совсем не похож на предыдущий. «Танго смерти» зазвучало в голове и вытеснило звон сосулек. Недаром я всю жизнь так боялась этой мелодии. По телу всегда поползли мурашки, как только слух ее улавливал.
Мне казалось: что-то очень страшное надвигается на меня. Апокалипсис. Конец мира. Ведь наш мир такой прекрасный. Значит и музыка его последнего дня должна быть прекрасной. Так и вижу эту картину: небо обрушивается на землю, ветер сносит горы, здания, аэропорты, причалы. А над всем этим в щепки разбивающимся миром плывет по небу смерть в черном балахоне. Огромная, величественная. Нет, не скелет с косой. Всадник апокалипсиса. На черном коне. А за ним темный вихрь звуков «Палладио».
Каждый аккорд – стук копыт всадника. Тревожный ритм – дрожь сердца, замершего на пороге всего. Под ногами еще есть крошечный кусочек земли, но и он уже змеится трещинами. Еще миг – и всё рухнет в пропасть.
Мой личный мир только что разлетелся на куски. Потому что до этого я еще пыталась закрыться от беды. Еще пыталась сама себе не поверить. Ведь это очень страшно: поверить в неизбежное. Но теперь, когда я приняла то, что со мной случилось, всё встало на свои места.
Больше не будет тепла и любви. Не будет Вивальди. Уютных вечеров, когда мы с Родей сидели за деревянным столом во внутреннем дворике нашего итальянского дома. Этот дворик соединен с кухней. Летом мы часто там обедаем и ужинаем. Тишина, аромат трав с холмов, безмятежное ощущение покоя. На столе сыр и тягучий гранатовый сок. Я со своим компьютером, Родя со своим. Иногда он берет мою руку и целует пальцы.
Мои щеки стали мокрыми от слез. Я поспешно вытерла их и завела машину. Нужно заставить себя приехать домой, в страшную пустоту, в неизвестность, которая кишит монстрами. Вот они, эти строчки из песни Энни Леннокс: «Так много монстров в моей комнате».
Лжемуж уже ждал меня во дворе.
– Ну где ты, Никусь? Анна приготовила роскошный ужин. Всё стынет.
– Спасибо, не голодна, – я вышла из машины и юркнула мимо него, стараясь быстрее попасть в дом, потому что он явно собрался меня поцеловать. – Поужинала с коллегами.
– Тогда спать. Тебе нужно больше отдыхать.
Я зашла в спальню и скрылась в ванной, горько пожалев, что дверь не запирается. Когда ванна наполнилась, я выключила воду и услышала как инкогнито раздевается в спальне и ложится в постель. Пружины жалобно скрипнули под ним.
Эта огромная кровать с балдахином досталась нам вместе с домом. Мы сначала хотели выбросить ее и купить новую и современную. Но потом передумали. Жаль было расставаться с таким раритетом. У нее огромная деревянная спинка с резьбой ручной работы. Весь остов кровати выполнен из натурального дуба. Только пружины матраса металлические, но крепкие. Хоть и излишне разговорчивые. У них настоящий итальянский темперамент. Они всё время громко возмущаются и активно участвуют в нашей сексуальной жизни.
– Я себя чувствую королем, – смеялся Родя, забираясь в постель. – Его величество изволят опочивать.
– А его величество не желает подвинуться чутка? А то венценосная особа умудрилась занять всю огромную кровать. И как вы, ваше величество, это делаете? Тут же можно роту солдат расположить, – я поворачивалась к нему спиной и попой толкала его на вторую половину кровати.
– Величество намек понял, – Род прижимался ко мне сзади. – Моя королева, вы невероятно изящны и в заде, и в переде! А ну-ка, еще раз толкните меня венценосной филейной частью. Мне очень нравится, как вы это делаете.
– Перебьетесь, ваше величество! Никакого намека не было, – возражала я. – Просто борьба за спальное место. Отвалите, солнцеликий монарх. Очень спать хоцца.
– Ну уж нет! Король-солнце желает наказать тебя, простолюдинка, за неслыханную дерзость, с которой ты обращаешься с монархом. Трепесчи! – взвывал Род, произнося это слово именно так: трепесчи, и набрасывался на меня.
При этом пружины кровати громко и жалобно стонали.
– Мы с кроватью трепесчем! Уже обе стонем, – со смехом отбивалась я. – Вы, величество, как-то массу поднабрали. Не то, чтобы мы с кроватью намекали, но вам бы перейти с калорийных сыров и мяса на ужин на что-нибудь легкое, вроде овощей.
– Заставить меня, хыщника, траву жрать? Ну уж нет! Даже обе любимые женщины не заставят меня это сделать!
– Чего? Это кто вторая? Вам, величество, сейчас все букли с парика оторвать? Или корону на нижнюю часть организма натянуть? Какая наглость! – я захватывала в болевом приеме самую чувствительную часть мужского тела.
– Ты и кровать – две мои любимые женщины! Милая, вот сейчас не нужно делать резких движений, когда твои ловкие пальчики находятся в опасной близости к королевскому жезлу. Это, между прочим, символ власти. Ты сейчас всю монархию лишишь величия. Ой, какая у вас прэлэстная ручка! Дозвольте облобызать!
Я схватила телефон и начала звонить Рите. Но ее телефон был закрыт наглухо. Может быть, рейс задержался? Или на таможне тормознули? Или уронила телефон? Или потеряла? Причин могло быть множество. Но внутри зрело дурное предчувствие.
– Не нагнетай, не нагнетай! – шептала я, в очередной раз выслушивая автоответчик. – Она сейчас приедет. Или позвонит.
Но интуиция шептала, что нет. Где-то у меня был телефон ее сына. Я бросилась к рабочему столу в кабинете, полностью перерыла его и нашла. Пытаясь безуспешно успокоить тревожный стук сердца, дрожащими руками набрала заветный номер.
– Слушаю, – немедленно ответил мужской голос на другом конце линии.
Такое впечатление, что он ждал моего звонка.
– Это Ника. Рита должна была прилететь ко мне сегодня утром.
– Должна была… – перебил он меня, всхлипывая.
– Что… что случилось? – задыхаясь, как рыба, вытащенная из воды, я без сил опустилась на стул.
– Мамы больше нет. Она… она… должна была лететь к вам в Италию. Вызвала такси и спустилась вниз. Лифт не работал. Она пошла пешком. Меня дома не было. Просил же ее, чтобы она меня дождалась. Чтобы не тащила сама чемодан по ступенькам. Но вы же знаете ее упрямство. Я встал в пробку. А она спешила. И… – он сделал паузу, пытаясь справиться с рыданиями.
Я закрыла рот руками, чтобы не завыть в голос.
– Мама споткнулась, упала и ударилась головой о перила. Желтые такие перила. Видели их, да? Литые перила старого дома еще хрущевской постройки. Замысловатые, с завитками. Это завиток пробил ей висок. Она… она умерла на месте. Даже не успела ничего понять. Сейчас вот и похоронили.
Я зарыдала, не в силах сдерживаться. Сын Риты положил трубку. Не знаю, сколько времени прошло. А я все сидела и ревела. Телефон зазвонил и на экране высветился номер отца.
– Только что вернулся с похорон Риты. Не скрою, что не был самым близким ей человеком. Но всё же она столько лет проработала у нас и дружила с твоей мамой. Поэтому я счёл нужным забыть старые обиды и отдать ей последнюю дань, – сухо и деловито сообщил отец.
В этом он весь. Так забронзовел, что уже давно разучился разговаривать как все нормальные люди.
– Я ничего не знала. Только сейчас ее сын сообщил мне.
– Не понимаю, отчего она всё бросила, так сорвалась, чтобы лететь к тебе, – недовольно заметил отец. – Ее сын сказал, что у нее была запланирована целая куча дел. Но она всё отменила. И так спешила, что… впрочем, это уже не важно.
– Папа, ты меня обвиняешь в ее смерти? Мы просто соскучились. Ты же знаешь, что мы были очень близки.
– Я никого не обвиняю. Но согласись, что это странно. Она вдруг всё бросила. И, как ты утверждаешь, так соскучилась, что сломя голову – господи, прости меня за эту неловкую фигуру речи – помчалась к тебе? Ника, я слишком хорошо знаю и тебя, и Риту. Думаю, что ты ее срочно вызвала. И даже понимаю, почему.
– Папа, о чем ты? Почему я у тебя всегда во всем виновата?
– Ты не виновата. Но Родион вчера позвонил мне, мы долго беседовали, и он сказал, что ты в последнее время ведешь себя странно. Тебе явно плохо. Нужно лечь в клинику.
Они обсуждали меня за спиной. Этот инкогнито на меня еще и пожаловался. Какая гадость! Меня захлестнула волна ярости.
– Нет, папа. Всё хорошо. Мне не нужны врачи.
– Ника, мы оба знаем, чем заканчивается подобная экзальтированность. Родион сказал мне, что ты всё время очень странно на него смотришь. Словно опасаешься чего-то. Что ты плохо спишь и почти ничего не ешь. И еще и тиранишь прислугу. Что на тебя вообще не похоже.
– Что я делаю? – у меня от такой наглости даже голос сел.
– Вашу эту Анну. Твой муж сказал, что девочка старается. Во всём тебе угождает. А ты хамишь и грубишь. И отталкиваешь от себя Родиона. Я-то знаю, отчего это так. Уже нафантазировала? Признайся. Мы оба с тобой знаем, почему ты так себя ведешь. Так и раньше было. Генетику переломить нельзя. Но в последнее время твое настроение меняется чуть ли не ежечасно. Это симптом, дочь.
Сейчас он начнет меня упрекать тем, что я вся в маму. Почему он всегда заставляет меня чувствовать себя виноватой? И даже то, что я похожа характером на маму, а не на него, он ставит мне в вину. Для него это неполноценность.
Мама была намного младше отца. Когда-то была студенткой его курса литературного мастерства при Доме Писателей. Влюбилась без памяти и вышла за него замуж буквально через два месяца после знакомства. Злые языки сначала утверждали, что это по залету. Но я родилась только через год. Мама умерла, когда мне было пятнадцать. Но я хорошо помню, как она всю жизнь благоговела перед отцом. А он вел себя так, словно она каждый день должна была сдавать ему зачет.
Мама всю жизнь вела дневники. Записи были редкими, без рутины. Она записывала только основные события и чувства. Из этих дневников я узнала, что отец не хотел детей. Говорил, что мама сначала должна стать писательницей и упорно работать, а дети отвлекают. Отец считал маму безвольной амебой и часто так называл, когда злился. А я злилась на него за эти обидные слова. За то, что он недооценивал маму. За то, что всегда смотрел на нее сверху вниз.
С детским максимализмом я решила еще лет в десять, что папа просто ее не любит. Что он ей дарит себя, драгоценного и прекрасного. Принц и Золушка. Башмачок случайно подошел и идеально сел на крошечную ножку. И на том сказка и закончилась. Но кто знает, что было потом?
– Ты куда собралась, Ник? – спросил Юра.
– Домой, – я взяла сумку.
– Не нужно, Ника. Мы с Ариком уплотнимся и ляжем в моем номере. Здесь и диван есть, и кровать. Поместимся. А ты займешь номер Арика. Или мой. Как тебе удобнее, – он взял меня за руки.
Приятное тепло разлилось по ладоням. В голове зазвучал «Воздух» Баха. Мне захотелось остаться. Просто сидеть рядом, пить чай и чувствовать, как часы отмеряют минуты и часы покоя. Я так давно не ощущала этот покой! Но нельзя.
– Нет, поеду домой. Не хочу, чтобы он что-то заподозрил, – я осторожно, чтобы не обидеть его, высвободила руки.
– Ладно, – вздохнул Юра. – Очень прошу: будь на постоянной связи со мной. И если вдруг почуешь неладное или испугаешься, сразу звони. Тут же примчусь и заберу тебя.
– Это да, – поддержал его Арик. – Мы сразу на мотик и к тебе, – он сложил руки так, словно в них винтовка или автомат, передернул воображаемый затвор и пробасил голосом Шварценеггера из «Терминатора»: – Аста лависта, бэйби! Бдыщ! – он выстрелил.
Я не выдержала и рассмеялась. На сердце потеплело.
– Спасибо, мальчики. Что бы я без вас делала? Это так страшно: остаться совсем одной.
– Жуть ваще, – согласился Арик. – А вот мой еврейский дедушка всегда говорил в таких ситуациях: не имей сто рублей, а имей сто друзей, у которых есть тысяча рублей.
– Арик, ты не утомился трындеть? – поинтересовался Юра.
– Я не трындю, а фонтанирую идеями в творческом порыве. Сейчас пойду и наберу кофею ведро примерно, а потом буду искать связь между числом 11:11 и тростником. Что-то мне это напоминает.
– Что? – с надеждой спросила я.
– Не понял пока, – огорчился Арик. – Для этого мне нужно нырнуть в чертоги моего невероятного разума. Кстати, о телефонах. Ты своим для связи с нами не пользуйся.
– Почему? Думаешь, он прослушивается?
– Уверен, – кивнул Арик. – Если этот ловкач способен заменить собой твоего мужа, то прослушка телефона для него пустяк. Нужен новый телефон. Совсем девственный. И желательно, чтобы этот оборотень о нем не узнал.
– У меня есть. Записывайте номер дяди Сёмы. Это тот телефон, на который приходят эсэмески. Инкогнито не знает о его существовании. Вернее, знает, но думает, что это просто старая развалюха, давно отключенная от линии.
– Откуда ты знаешь, что он думает? – спросил Юра.
– Собственно, я так и поняла, что это не мой муж. Это его первый, но самый серьезный прокол.
– Это очень хорошо, что телефон древний, – одобрил Арик. – Те модели тяжелее прослушать. Звонок выключи. Будем на всякий случай писать эсемески, а не ватсапы. Их отследить сложнее. И электронной почтой с него не пользуйся. Мало ли? – Арик записал телефон дяди Сёмы в контакты своего «Айфона».
Юра
– Зря мы ее отпустили, – Юра с досадой хлопнул себя по коленям. – Лажанулись мы, Арик. Нужно было придумать что-то для ее козла. С нашей работой ночные смены обычное дело. Сказала бы ему, что будет всю ночь работать.
– А толку? – возразил Арик. – На одну ночь придумаешь, ладно. А дальше что? Она права: если сейчас дать ему понять, что мы его раскололи, то совершенно невозможно просчитать, что этот гад выкинет потом. Понимаю, что ты психуешь. Но подумай логически: сейчас самое безопасное для Ники – подыгрывать ему. Пока мы не поняли, кто он.
– Слушай, Ар, а можно как-то отследить ее телефон? Чтобы знать, где она находится?
– Сейчас Лиса наберу. Он все равно по ночам не спит.
Арик набрал номер и переключил беседу на динамик.
– Ну? – отозвался Лис.
– Слушай, есть что-то типа маячка, который можно на расстоянии закинуть в телефон, чтобы знать, где человек находится?
– Добро пожаловать в технический прогресс, Ар! Есть, конечно. И не один. Таких маячков до фига. А чего твоя подружка налево дзыснула? Не, я ее, конечно, чисто по-человечески понимаю. Твою рожу каждый день видеть – это же капец. Сам бы пошел.
– Ой, на ся пасатри! – беззлобно огрызнулся Арик, широко улыбаясь при этом. – Тоже мне Бред Питт в прыжке.
– Лана, давай номер. Будем твою бабу пасти. Шоб не убёгла. Потому што где мы вторую такую отчаянную найдем, которая согласится с тобой тусить?
– Мне на два телефона нужно его установить. Лови второй номер, – Арик послал ему телефон Юры.
– Пять сек дайте. И трубками сейчас не пользуйтесь, – Лис прервал беседу.
Юра взволнованно мерял шагами комнату. Ровно через десять минут Лис перезвонил.
– Ловите. Сейчас уши откройте, напрягите то, что у вас вместо мозга, и слушайте внимательно. Значит, заходите в настройки мобилы, переключаетесь в режим разработчика. Трубка сразу показывает вам скрытые файлы, которые обычный пользователь-лох не видит. И вот там сидит такая маленькая фигня, – он подробно объяснил, как пользоваться маячком.
– Лис, спасибо тебе! От души! – сказал Юра.