В постели с опекуном

1

Прижимаюсь горячим лбом к стеклу. Дышу шумно и поверхностно, обливаюсь потом. Меня сейчас разорвет. Грудная клетка просто лопнет от ревности и злости.

Больно на них смотреть, но взгляд так и липнет. Она обвивает его шею руками и прижимается к груди. Дан отвечает: обхватывает ладонями ее талию (поплывшую талию сорокалетней тетки!), скользит ниже, сжимает ягодицы, обтянутые джинсами. Склоняется над этой, и теперь я вижу только ее тупую пергидролевую башку. Целует ее. О боги, я прямо сейчас чувствую его вкус во рту. Терпкий, с нотками пряного рома. У нас было однажды. Он был пьян и…спутал меня с ней в темноте. Так целовал меня, стонал, а потом прогнал, сказав, что я просто наглая соплячка, о которой он вынужден заботиться.

Ненавижу его. Но ее больше. Никак не могут расцепиться. Эта бегает за ним, даже домой на своей машине привезла. Сука.

Он запрокидывает ей голову, вцепившись в волосы на затылке, и целует шею… Я хватаю с подоконника чашку с недопитым чаем и с воплем швыряю ее в стену. Она разлетается миллионом крохотных осколков так же, как мое сердце каждый раз, когда я вижу Дана с его бабой. Чего такого может дать ему она, чего не могу я?

Вновь прилипаю кончиком носа к стеклу. Она, наконец, выпустила его из своих лап. Мой опекун идет к дому, засунув руки в карманы джинсов. Я поворачиваюсь лицом к входу и просто жду, стоя в сумерках. Не могу больше так. Нам надо поговорить. А еще лучше — потрахаться.

Звук его шагов. Тук-тук-тук-тук… стучат металлические набойки о выложенный мрамором пол. Нет, Дан, мое сердце стучит громче…

Его внушительная фигура чернеет у входа в кухонную зону, рука шарит по стене в поисках выключателя. Я не чувствую под собой ног, сердце долбится о ребра. Сегодня. Это произойдет сегодня. Я стану его девочкой, а Богдан — моим первым мужчиной.

По всему пространству кухни вспыхивает голубоватая подсветка, и его лицо из расслабленного сразу становится напряженным. Скулы обостряются — кажется, о них можно порезаться. Темные глаза смотрят недовольно, а чувственные губы кривятся, и это так секси вместе с ямочкой на мужественном подбородке.

Меня накрывает мокрым, горячим возбуждением. Я перекрещиваю ноги в лодыжках, напрягаю интимные мышцы, чувствую, как при одном лишь взгляде на Дана тяжелеют половые губки. Их так тянет, что до слез хочется разрядки.

— Полина, почему ты не спишь? — спрашивает своим обволакивающим баритоном. Блин, он бы просто голосом мог меня довести до точки.

— Жду тебя, — отвечаю и обхожу кухонный остров, приваливаюсь к нему поясницей. Мне почти физически больно от разделяющего нас расстояния.

Подскакиваю к Дану, встаю на носочки, чтобы не казаться такой мелкой рядом с ним, и хватаюсь за шею — иначе упаду. Тянусь к нему, почти касаюсь губ. В глазах цвета корицы вспыхивает красноватый огонек и тут же гаснет.

— Я так соскучилась по тебе, — шепчу жалобно. — Ты так редко бываешь дома. Все время с ней.

— Полина, — в его голосе металл, а мое имя звучит так некрасиво, — мы же уже обсуждали это, — натыкается взглядом на осколки чашки. — Ты дочка Ларисы, она бы никогда мне этого не простила…

— Мамы давно нет, — смотрю на него, ловя в глазах ту самую тоску. Я слишком похожа на мать, и это для него невыносимо. — Она не узнает, что ты запал на дочку одноклассницы, по которой сох.

— Как у тебя совести хватает такое болтать? — отрывает мои руки от себя и сжимает в своих жарких пальцах мои запястья. Я вдыхаю запах его кожи, терпкий, от него рот сразу наполняется слюной. — Когда твои родители разбились, я сделал все, чтобы у тебя было счастливое, полноценное детство, а не детдом.

— Я благодарна, — улыбаюсь я и тянусь к его губам. Тыкаюсь в них, даже успеваю провести по гладкой коже кончиком языка.

Он отпускает меня резким движением, отступает на несколько шагов. На мускулистой шее бьется синяя жилка, и так же пульсирует мой низ живота.

— Мне не нужна такая благодарность, Поля, — проговаривает тихо, и у меня начинает кружится голова от того, как чувственно и ласково Дан произнес мое имя. — Ты просто запутавшаяся маленькая девочка. Твоя детская влюбленность пройдет как простуда.

— Так, да? — вспыхиваю в момент, до злой дрожи во всем теле. — Я тебе сейчас покажу, какой я ребенок, раз ты так ничего не разглядел, Дан!

Отскакиваю от него как резиновый мячик, пячусь к кухонному острову и, оттолкнувшись от пола, заскакиваю на столешницу. Устраиваюсь поудобнее: упираюсь пятками белых кед в края полированного камня и широко раздвигаю ножки прямо перед ним.

Юбочка короткого летнего платья сама соскальзывает на живот. Трусиков на мне нет, и я перед ним максимально раскрытая. Взгляд Дана на минуту зависает на моем лице, а потом все же соскальзывает прямо туда, на мои гладкие складочки, которые уже начинают течь.

Я слюнявлю кончик пальца и провожу им между губок, стону, приоткрыв рот. Тащу палец выше, накрываю головку клитора и массирую ее, стараясь раздвинуть ножки еще шире.

Смотрю на него. На лбу Дана мелкие капельки пота, пальцы сжаты в кулаки. Он не уходит. Хорошо. Еще чуть-чуть. Сейчас сорвется.

Я опять растираю смазку по складочкам, раздвигаю их, чтобы он увидел, какая я внутри. От возбуждения меня трясет — я почти чувствую, как в меня входит его член. Еле пролезает внутрь, растягивает, продалбливается через плеву.

2

— И что ты себе там надумала? — он тычет пальцем мне в лоб. — Думаешь, будет, как в книжках? Решила, что я лепестками роз кровать усыплю и все будет нежно и трепетно?

— Я просто тебя хочу, — упрямо гну я свою линию. — Как ты не видишь, Дан? Что тебе такого дает она, чего я не могу?

— Ты реально хочешь знать, Поля? — его голос прошит металлом. Дан рывком стаскивает меня со стола и с силой тянет на себя. Я не удерживаюсь и падаю перед ним на колени, разбивая их об пол. — Взрослой жизни захотела?

— Захотела так, что чешется между ног, — передразниваю его дурацкий тон. Наверняка, его старая кляча так и общается.

— Я тебе сейчас наглядно покажу, что делает она и на что неспособна ты, мелкая, борзая соплячка, — от его властного голоса все мое тело покрывается мурашками, а между ножек становится совсем мокро.

Рывком тянет молнию на своих джинсах вниз и вытаскивает из узких боксеров тяжелый член, зажимает его в кулаке. Крупная розовая головка прямо напротив моих глаз. Он проводит сжатыми пальцами вниз, еще сильнее оттягивая кожу. Я вижу, как эта и без того немаленькая штуковина увеличивается на глазах, как пульсируют набухающие, темные вены.

— Ну давай, — утыкает головку мне в губы. Она горячая и немного липкая. И вероятно, недавно была в ней. Интересно, прямо так, без «резинки»? Мы-то точно обойдемся без всего этого. — Соси или пошла вон, охеревшая соплячка.

Я поднимаю на него взгляд. Глаза моего опекуна так потемнели, что не видно зрачков, а лицо напряжено, челюсти сжаты так сильно, что стали острыми как бритва.

Я широко улыбаюсь в ответ и высовываю язык, прохожусь кончиком по уздечке и принимаюсь вылизывать головку. По его телу проходит легкая дрожь, а пальцы сильнее сжимают член у снования.

На вкус он напоминает устрицы. И я хочу еще. Всего его хочу. Я обхватываю головку губами, посасываю ее, чувствую, как напрягаются мышцы вокруг рта. Низ живота ноет так, что мне кажется, что я кончу раньше его.

— Старайся хорошо, — стонет он, запутывая свои пальцы у меня в волосах. — Иначе узнаешь, что я могу быть очень плохим опекуном.

Я выпускаю мокрую от моей слюны головку изо рта, провожу языком от самого его кулака и до верха, а потом вновь беру ее, еще более твердую, в рот, сжимаю губами, чтобы почувствовать пульсацию.

Дан хватает меня за волосы, так что я приглушенно вскрикиваю от боли прямо с членом во рту, и насаживает меня на себя так резко и грубо, что головка больно карябает небо, и его член входит мне в горло. Распирает его, не дает дышать. Я пускаю слюни и сопли, из глаз брызжут слезы, а он давит мне на затылок, проталкиваясь еще глубже.

— Взрослые девочки заглатывают глубоко, по самые гланды, — хрипит он. — В этом их отличие от соплячек, которые думают, что член — это херов леденец. Как тебя взрослая жизнь, Поля? — вновь толкается в моего горло. — Глубже, я сказал!

Я втыкаюсь носом в его пах. Задыхаюсь, издаю лающие звуки, желудок сводит от рвотных спазмов, а пол уходит из-под голых, влажных коленок. Я бью его бедра кулачками, царапаю их, но Дан крепко держит меня, не позволяя двинуться.

Резко отпускает меня и выходит из моего рта. А падаю на попу и вижу, как от моих губ к его члену тянутся и рвутся прозрачные ниточки слюны. Я кашляю, еще сильнее обдирая себе горло, пытаюсь унять тошноту. На языке его вкус, а перед глазами мельтешат красные пятна.

— Ну что, Полина, нахлебалась взрослой жизни на сегодня? — издевательским тоном спрашивает он, но меня это только подстегивает.

Бесит. Как же бесит. И хочу его так, что низ живота просто ломит от возбуждения.

— Не удивил. Я уже сосала, и не раз. И дольше, чем сейчас, — вру я, глядя в его безумные глаза. — И вчера я трахнулась с Димкой в спортзале. Думала, крови много будет, а ее всего пару капелек было на его члене.

— Прямо на матах, да? — спрашивает опекун, хватает меня за шею и рывком поднимает на ноги. Прижимает к себе, и я чувствую, как в живот утыкается его все еще неразряженный член. Он такой горячий, что тонкая ткань платья не спасает от этого жара.

— Ага, — киваю я и цепляюсь пальцами за влажную ткань его футболки. — Прямо на них, и не только туда. Во все дырки, вообще-то. И у него большой.

Его взгляд останавливается на моем лице, глаза прищуриваются, на верхней губе мелкие капельки пота, которые хочется слизнуть. Дан так судорожно дышит и так крепко сжимает мои предплечья, что мне даже кажется, что сейчас мне неслабо так прилетит от опекуна.

Он совсем без усилий поднимает меня над полом, садится на высокий табурет и заваливает меня животом на свои колени, перегибает меня дугой так, что волосы шторками падают на глаза, а к вискам приливает кровь. Я дергаюсь, вырываюсь, ору:

— Прекрати эту хрень, Дан!

Задирает мне подол так высоко, что он накрывает мою голову капюшоном. Дан проводит ребром ладони между моих ягодиц, и я стону от удовольствия. Резко отдергивает от меня руку, и я вскрикиваю от тяжелого шлепка, который накрывает почти всю попку и отдался болью в пояснице. Ударяюсь животом о его колени.

Я громко взвизгиваю, когда его ладонь вновь встречается с моей отбитой попкой. Я ерзаю у него на коленях, пытаюсь вырваться, но второй рукой Дан все сильнее прижимает меня к себе — чувствую, как его стояк все жестче упирается в меня. Град хлестких ударов сыплется на мою горящую огнем попку, у меня из глаз вылетают искры.