В пустыне чёрной одиночества

Дворцовые игры

В пустыне черной одиночества
Пригреть змею порою хочется.
(Сергей Федин)

Раздувая прозрачную занавесь, жаркий ветер вторгается в покои Элио́н. Она лежит, обнаженная, на прохладных шелках, раскинув руки и сетуя в мыслях на зной. Неужели ей уготовано провести свой по-эльфийски долгий век в чужом, засушливом краю?

Тяжело вздохнув, она окидывает взглядом пестрый мозаичный потолок и утомленно прикрывает глаза. С первых минут во дворце хэги́на — местного князя — ей казалось, что вокруг слишком много всего: запахов, красок, орнаментов, форм... Восток изыскан, многогранен и буен — с этим не поспоришь, — но искусство родного Аэлиса видится ей куда более утонченным.

И все же сильней, чем по светлым, изящным чертогам, Элион будет скучать по утреннему туману звенящих ручейками рощ, по зеленым равнинам и волнистым холмам, по запаху мороза и мерцанию сугробов в ночи. Говорят, сады Киртегала — прекраснейшие на земле, но сердцу северянки милей природа нетронутая, свободная от оков рукотворности.

— Ко всему можно привыкнуть, — бормочет она и садится на край широкого ложа.

Раз Элион вошла в возраст, то и вести себя будет по-взрослому, принимая ответственность, возложенную на нее родословной и титулом отца. Когда десять лет назад его назначили послом Аэлиса в Киртегале, стало очевидно, что именно в этой богатой стране он подыщет дочери партию. Хвала духам, он не торопил ее с переселением — великодушно позволил «догулять» юность на родной земле и без гнетущего надзора. Взамен Элион пришлось перечесть больше дюжины пухлых томов по истории и культуре Киртегала, овладеть игрой на гаане и, само собой разумеется, выучить одо — местный язык. Еще отец намекал, что ей не помешает войти в тело, ведь на Востоке в почете женщины с пышными формами.

Элион встает с постели и медленно, словно боится ожечься воздухом, подходит к высокому зеркалу, украшенному эмалью и самоцветами. Тонкая, белокожая и рыжеголовая — ни дать ни взять осенняя березка! — она воплощает собой женскую красоту Аэлиса и не готова пока с ней расстаться. «Жениху я, кажется, понравилась и так», — думает она, любуясь отражением и скользя пальцами по маленькой веснушчатой груди.

Дахасату, среднему сыну хэгина, ее представили вчера вечером: то была официальная встреча — нареченные лишь обменялись положенными любезностями, но улыбка мужчины показалась ей теплой, а взгляд — заинтригованным. Сам он произвел на нее хорошее впечатление: благовидный, статный и собранный; а то, что он лишился в сражении половины левого уха, как ни странно, лишь добавляет его образу изюминку.

Наглядевшись на свою неприкрытую красу, Элион втирает защитную мазь в чувствительную к солнцу кожу, открывает сундук с одеяниями и увлеченно перебирает изысканные ткани, как вдруг улавливает в зеркале движение. Вздрогнув, она тут же выдыхает — то всего-лишь служанка вошла в ее покои.

— Доброе утро, госпожа, — низко кланяется смуглая девушка в простом зеленом платье, аккуратно удерживая поднос, и с удивлением смотрит на отверстый сундук. — Зачем же вы сами… стоило позвонить в колокольчик — я тут же явилась бы, чтобы одеть вас!

Элион усмехается. Она всегда считала, что облачаться чужими руками — нелепо и почти унизительно, и давно отказалась от подобных привилегий, навязанных статусом. Впрочем, насельница лучше разбирается в местной моде, поэтому Элион приглашает ее подойти. Служанка снова кланяется, оставляет поднос на столике рядом с фруктами, и они вместе осматривают наряды. Пуще всего Элион любуется нежным платьем цвета морской волны, но традиции Киртегала велят невесте демонстрировать состоятельность жениха, до церемонии облачаясь в дорогие красные ткани. В конце концов она останавливает выбор на шальварах и лифе, расшитых золотыми нитями. Открытый живот, что и говорить, — дикарство по меркам Аэлиса, но есть в этом приятная молодому сердцу вольность.

— Вы прекрасны, госпожа! Садитесь, пожалуйста, я вас причешу. Только… боюсь, я не знаю ни одной прически, которая… вам подойдет… — Служанка осторожно подбирает слова, явно опасаясь оскорбить чужестранку.

— Не беспокойся, сама управлюсь. Подай, пожалуйста, гребень! — Элион весело встряхивает волосами, не достающими даже до плеч. На Востоке женщины коротко не стригутся, но незамужним девам Севера такое позволено — вот и решила она в последний раз перед свадьбой сделать удобную «детскую» прическу, пусть даже та будет привлекать дурное внимание.

Пока Элион расчесывается, служанка сообщает, что дочери хэгина до завтрака изволят играть в саду с подругами и приглашают будущую невестку к ним присоединиться. В восторг от приглашения Элион не приходит, но понимает, что отказывать нельзя: ее сочтут либо высокомерной, либо запуганной.

Когда она откладывает изящный деревянный гребень, служанка снова берет в руки поднос и демонстрирует обилие лежащих на нем драгоценностей:

— Подарки от членов семьи, — поясняет она. — Позволите надеть на вас?

— Заглядение… — шепчет Элион, не в силах скрыть возгоревшийся интерес. — Сейчас я что-нибудь выберу…

— Вы не поняли, госпожа: это надо носить вместе.

— …Все сразу?

Служанка кивает, вежливо улыбаясь, хоть и видно, что «причуды» чужеземки немало ее забавляют. Обескураженной Элион остается лишь согласится. Завершая облачение, она покрывает голову тонким платком.

Завтракают во дворце поздно, так что Элион перекусывает свежими фруктами и выходит на прогулку, взяв с собою зонтик и отказавшись от сопровождения как настырно услужливой девушки, так и скучающего за дверью телохранителя. Слегка зардевшиеся щеки и недоуменный взгляд аэльского мужчины, невольно скользнувший по ее плечам и животу, одновременно смущают Элион и заставляют чувствовать себя как никогда прекрасной.

Светлые коридоры с большими стрельчатыми окнами сменяют друг друга, суровые стражники в синих тюрбанах и снующие туда-сюда слуги глубоко кланяются почетной гостье. Наконец она находит путь в сад — место, которому, очевидно, суждено стать ее прибежищем. Пышные цветники, тенистые тропки, аккуратные кустики, раскидистые деревья и бесчисленные фонтаны — пускай все это смотрится чересчур выхоленно, ничего родней Элион пока не встретила на чужбине.

Великая пустыня Нэадин

Душа эльфийки цепенеет, немой вопрос «как?» вытесняет и мысли, и чувства. Отыскав в себе силы, она развязывает ленту неверными пальцами, поднимается на ноги и вдруг вскрикивает, обожженная одной из золотых подвесок. Ее разум оживает.

Ярды, превращенные в мили, внезапная истощенность, раскаленное изделие, что должно оставаться холодным, — все это наводит на пугающий вывод: кто-то из тех, кто знал, что Элион позовут играть в жмурки, подложил к ней в украшения амулет концентрации, цель которого — направлять энергию носителя, усиливая чары. И вместо того, чтобы «прыгнуть» на другую сторону площадки, Элион перенеслась далеко за пределы окруженного пустыней и морем Киртегала, истратив на это все свое волшебство…

Будто подкошенная, она снова падает на колени. Сжимается в комок, с трудом удерживая слезы. Кто и зачем поступил с ней так жестоко? Почему пожелал ей мучительной смерти? Все потому, что она здесь чужая? Или причины кроются в политике?

Размышлять некогда: солнце палит нещадно, но после полудня будет хуже — как бы Элион ни хотела отдаться жалости к себе, если останется на месте, она не доживет и до ночи. Собрав в кулак все самообладание, она подбирает отлетевший в сторону зонт, плотнее кутается платком и направляется к ближайшей скале. Ее ум очень быстро пустеет, остается только ходьба. Идти — это все, что она сейчас может. Вцепиться в ручку зонтика, словно в нем ее спасение, и безразлично наблюдать, как нарядные туфли раз за разом утопают в песке.

Спустя час или два — еле поспев до наступления пекла — Элион бессильно валится навзничь в тени небольшого утеса. Великие духи, как хочется пить… Если бы соль не множила жажду, она взялась бы слизывать пот со своих рук. Хотя бы драгоценности немного холодят кожу.

Изможденная духом и телом, Элион впадает в дремоту, но просыпается, когда тень сползает с ее ступней, подставляя их беспощадному солнцу. Поджав ноги и глядя на бесконечно тающий горизонт, она садится под скалой, усилием воли отметает эмоции и наконец позволяет себе поразмыслить.

Тот, кто дерзнул от нее избавиться, достаточно хитер, но в то же время импульсивен, раз не испугался ссоры с послом большого и сильного государства. Едва ли это Дахасат решил избежать свадьбы… Взрослый эльф, по-военному собранный, но лояльный и привыкший к ответственности — подобный план для него слишком безрассуден. Куда больше он подходит ревнивой женщине. Очевидно, виновница — одна из тех, с кем Элион играла в саду. Или же все они сговорились? Скорее всего, так и есть… Но почему? Дочери хэгина не желают родниться с чужестранкой? Или одна из их подруг влюблена в Дахасата? Или кто-то хочет обострить отношения с Аэлисом?

Эльфийка раздраженно встряхивает головой. «Личность этой мрази не имеет сейчас значения. Лишь бы план ее не осуществился до конца…» — думает она, обхватив колени, и обращается к главному вопросу: как быть?Ждать спасения нет смысла: лишенная волшебной силы, на восстановление которой у юных (младше пятидесяти лет) эльфов порой уходят недели, Элион практически невидима для других магов. То есть, она не может уповать ни на собственные чары, ни на чужие… А на что тогда?! Пусть она не кисейная барышня, ее не учили выживать среди барханов с одним лишь зонтиком в арсенале!

Мучительный день движется к завершению. Не сумев докопаться до воды голыми руками, голодная и жаждущая Элион пытается как можно больше спать, чтобы, помолившись суровым духам пустыни, на закате оставить свое убежище. Только куда ей идти? Не двигаться же наугад. В иной ситуации она могла бы «нащупать» буйную энергетику города, но сейчас ее внутренний компас молчит. Да и знание астрономии оставляет желать лучшего.

К счастью, за долгие часы томления Элион вспомнила, куда и как двигалась во время игры: стоя лицом к фонтану, она хотела скакнуть вперед и оказаться по ту его сторону, но перепрыгнула и сад, и дворец, и весь Киртегал — значит, идти надо в направлении, обратном ее взгляду на тот момент. Хвала всем духам, она сразу приметила ту уродливую скалу в виде орочьей морды… Встав к ней спиной, эльфийка глубоко вздыхает и выдвигается в путь, не обращая внимания на дивные краски заката, что в иной вечер глубоко бы ее поразили.

Небо темнеет, температура падает, и чем холоднее становится воздух, тем выше воспаряет дух Элион. Уж к холоду-то она привычна! Задирая голову и глядя на звезды — совсем как те, что мерцают над снегами Аэлиса, — она чувствует жажду жизни и даже робкую надежду. Ей бы только воды раздобыть да с пути не сбиться.

Несмотря ни на что, удача благоволит Элион, ведь она не только не встречает ночных хищников — лишь пустынная лисица пробегает вдалеке, — но в сумерках выходит к «плодородной» земле, на которой растут хилые кустики и, что намного важнее, — кактусы. Мысленно целуя оставленные дома книги по растениеведению, Элион выявляет безвредные среди ядовитых и разрезает один из них, вместо ножа используя крупную подвеску в форме полумесяца. Мякоть оказывается кисловатой, липкой и невероятно сочной! Девушка жует до тех пор, пока ее не начинает мутить от непривычного вкуса, и лишь потом замечает, что исколола пальцы.

Теперь, когда голодная смерть от нее отдалилась, Элион должна отыскать укрытие на день, но в поле зрения, как назло, ни одной скалы — ей ничего не остается, как дальше следовать намеченному курсу.

Вскоре восходит солнце, раскаляя воздух и оплавляя горизонт. Источников тени по-прежнему нет. Песок противно скрипит на зубах. Силы и новообретенная надежда стремительно покидают девушку: ее шаг замедляется, кожа воспаленно краснеет, ноги болят все сильней — от усталости и кровавых мозолей. Стиснув челюсти, она продолжает путь.

Проходят часы. Убежища нет. Каждый дюйм тела ноет. Тошнота. Головокружение. Пред глазами все плывет. Мелькают какие-то призраки… Вдруг Элион понимает, что лежит ничком на обжигающем песке. Ее разум стремительно меркнет.

Речь змеи — шипение

Элион дрейфует в бескрайней черноте — горячей и жидкой, словно истопленной солнцем. Ужель даже в смерти нет спасу от проклятущего зноя? Наверное, так духи пустыни терзают заблудшую в их владениях душу. Она слышит их... глухие голоса, шелестящие, словно пересыпающийся песок. Сколько их? Куда они несут ее? О чем шепчутся? Как долго собираются мучить? Все это неправильно: ей здесь не место — не так она должна погибнуть! И не так скоро…

Вдруг вожделенная, но уже нечаянная прохлада ласкает несчастную — с благостным чувством она погружается в глубокий сон, где нет ни страха, ни боли, ни мстительных помыслов. Но сон этот — увы? — пока еще не вечный.

Сперва приходят ощущения: душно, тело ноет с макушки до пят, спина задеревенела, пахнет пылью.

Потом возвращаются звуки: посвист пойманного в ловушку ветра и что-то еще — еле слышное, невыразимо приятное…

Кап. Кап. Кап.

Элион вздрагивает, пробуждаясь, и щупает волглую, ворсистую поверхность, на которой лежит. Ее одежда и волосы напитаны влагой, голые участки кожи покрыты мокрой тканью. Превозмогая боль в голове и мышцах, она медленно садится. Озираясь, находит себя в просторной пещере, цветом сродственной пустынному песку. Входа не видать, но скважины в причудливо извилистых стенах пропускают достаточно света, чтобы все разглядеть: шерстяное ложе оказывается ковром, расстеленным на каменном полу, а покрывало — ее же платком.

Когда головокружение и боль утихают, взгляд Элион, до того потерянный, обретает осмысленность. Кто-то спас ее… нашел среди просторов Нэадин, перенес в убежище и постарался охладить, не тронув при этом драгоценностей. Кто это был? Кочевники? Караванщики? Кто-то из аборигенов?

Кап. Кап. Плесь!

…Вопросы подождут — где-то рядом вода! Элион не без труда поднимается на ноги, лишь теперь заметив, что ее кожа, усыпанная красными пятнами, выглядит лучше и болит куда меньше, чем до обморока. Быть может, она много дней провела без сознания и успела поправиться? Или вода, которой ее орошали и, вероятно, поили, — целебна? Или здесь задействована магия?

С ужасом глянув на перепачканные кровью туфли — единственный снятый с ее тела предмет — Элион остается босой и, прихрамывая, идет на звук. Из зала, в котором она очутилась, разбегаются три коридора, но звучное эхо помогает найти нужный — он ведет под землю, дышит прохладой и вскорости темнеет. Позвякивая украшениями, она ступает неспешно — перед каждым шагом пробует поверхность кончиками пальцев, чтобы не запнуться о притаившийся камень, но пол оказывается удивительно ровным, будто по нему годами волокли что-то гладкое и тяжелое.

Вдруг на стену впереди ложится мягкий празеленый отсвет — коридор сворачивает и выводит Элион в широкий грот со скошенным потолком. Не веря глазам, она замирает в проходе как вкопанная. На стенах призрачно сияют неведомые суккуленты, тут и там поблескивают кристальные друзы, в воздухе, словно пыль в старом доме, кружат искры, но самое главное, самое прекрасное и самое волшебное, что открывается ее взгляду, — это темное, зыбкое от подводных течений озеро. Кап. Кап.

Безотчетно улыбаясь, Элион бросается вперед — оступается, падает, ударяя колено, но будто не замечает этого и ползком добирается до заветной цели. Справа по берегу громоздятся обваленные когда-то камни, слева высится небольшой слоистый утес, а пригодный для спуска участок сглажен, как и пол в коридоре, — неудачно уперев руку, Элион соскальзывает и уходит под воду! Стремясь обратно в родную среду, пузырьки захваченного воздуха щекочут ей кожу.

Нечаяние и холод сперва ошеломляют, но, вынырнув и отдышавшись, Элион разражается смехом ни с чем не сравнимого счастья — усиленный эхом, он разносится по гроту, а то и по всей пещере. Утолив жажду, она отталкивается от берега, ложится на воду, раскинув конечности, и упоенно слушает ласковое бормотание озера. Свое дыхание…

Жива. Вопреки всему, она до сих пор жива! А значит, она непременно вернется в Киртегал и призовет виновника своих несчастий к ответу! Она может переждать в этой дивной пещере, пока не вернется ее волшебство — с ним или сама выберется, или призовет на помощь отца.

«Папенька… Знаешь ли ты о моем исчезновении? Ищешь ли меня?.. — Улыбка медленно сползает с лица Элион. — Или, как всегда, ищешь в ситуации лишь выгоду?»

Ход ее мыслей прерывается смутной тревогой. Дрогнув всем телом и подняв тучу брызг, она принимает вертикальное положение и настораживает уши. Только что ей привиделось движение со стороны скалы — будто что-то скользнуло вниз и бесшумно скрылось под водой… Сумрачная пещера уже не кажется волшебной — теперь она по меньшей мере зловеща!

Сердце Элион гулко стучит, мышцы тяжелеют — наливаются страхом. Ощутив колебание под ногами, она не выдерживает, суетливо гребет к берегу и пытается влезть на скользкий уступ, с которого упала. Вдруг чьи-то пальцы, холодные, цепкие, сжимают ей талию, поднимая над водой с внушительной легкостью, — она так пугается, что не издает ни звука и бессильно оседает, когда стопы касаются тверди.

На то, чтобы побороть оцепенение, у Элион уходит несколько секунд — затаив дыхание, она оборачивается и ловит пристальный, мерцающий красным взгляд. Уперев локти в уступ, а подбородок — в сплетенные пальцы, на нее не мигая смотрит мужчина. Длинные черные волосы, облепившие его лоб и плечи, — единственная деталь, которую удается различить в полумраке.

— Н-най нотула аур абеум таду… — тихо выговаривает Элион, все также сидя на земле. Незнакомец склоняет голову набок. — Ам-м… П-приветствую…

Молчание. Испугавшись, что он не знает языка, она все же получает неспешный ответ:

— Страстфуй… — Глухой, пробирающий до мурашек голос.

— Я… меня зовут Элион. Элион-Авила у-ла Гертеанин.

Снова пауза.

— Можно просто Элион…

— Э-ли-он… — задумчиво повторяет он. — Странно. Нрафится. — Его сонанты и глухие бесконечно тянутся, гортанно-дрожащий «р» похож на рык животного.

— Могу я узнать ваше имя?