В ритмах джаза. Dixieland

Часть 1. Сети очарования.

В небольшом кафе, приглушен свет и звучит музыка. На возвышении сцены играет джазовый квартет. Мерцают свечи. Посетители негромко беседуют. Сегодня нет мест. Осень, дождем прогнала с улицы тех, кто любит джаз.

Она завсегдатай, но сегодня пришла поздно. Ей предложили «служебный». Она сидела в кресле, нога на ногу и, покачиваясь в такт мелодии, тянула через соломинку коктейль.

В проеме широкого входа, появился высокий мужчина. Администратор, жестом показал ему на укромный уголок, в котором стоял «служебный».

Мужчина кивнул и двинулся к месту.

- Добрый вечер. Простите, я могу присесть?

- Пожалуйста. Здравствуйте.

Они представились друг другу и замолчали. Он заказал: кофе, лимон, пирожное и мороженое.

Официант принес заказ и удалился. Мужчина выдвинул пирожное и мороженное на середину стола и предложил женщине. Она поблагодарила, поднялась и вышла на танцпол.

Мелодия, звучала, словно у причала, лодка качается на воде. Она начала двигаться в такт, впуская в себя звуки саксофона. Растворяясь, в его струях. В кафе затихли голоса. Все взгляды притягивала танцовщица, своей свободной энергией, и пластикой движения тела. Казалось, что квартет, всегда играл для нее. А она, жила в танце.

Атмосфера была необыкновенной. Кофейные ароматы и джазовые импровизации, дурманили и отключали окружающий Мир. Который, был где-то там, за окнами.

Инструменты смолкли, и в зале повисла пауза. Мгновение. Аплодисменты. Она поклоном поблагодарила и вернулась к столику. Бултыхнулась в широкое кресло и закрыла глаза.

- Браво. Потрясающая энергия свободы. Браво.

Он смотрел на нее, взглядом ошарашенного автолюбителя. В салоне, которого, случайно оказалась незнакомка. Внутри него бурлила кровь, заполняя в организме, все свободные места. Он, не отрывал от нее взгляда.

Она расслабленная, с разбросанными по плечам волосами, стройная и красивая, сидела в двух шагах от него.

Вдруг, в его пустой голове, пронеслась мысль: «Что, я, могу предложить этой нимфе? Она ведь ни в чем не нуждается. Сейчас, она показала, что мы все здесь, слабаки, закрепощенные кандалами рабства».

Она открыла глаза и взяла со стола креманку с мороженным. Опять откинулась и с наслаждением принялась кушать мягкий сливочный десерт.

- Приятный холодок. Благодарю вас, вкусно.

- На здоровье. Вы здесь танцуете?

- Да, иногда.

- Вы растворили мой разум, я потрясен.

- Хорошо, значит мое освобождение, и Вас коснулось.

- Вы до какого часа танцуете?

- Нет, Вы неверно поняли. Я не работаю. Я как все, отдыхаю и наслаждаюсь атмосферой.

- О! Я…. Простите.

- «Служебный». Я пришла поздно. Часто бываю здесь, меня знают, вот и дали этот столик.

Он попал в сети ее очарования. Банальности говорить не хотел, и смолк.

Она доела мороженное, еще раз поблагодарила, взяла сумочку, попрощалась и направилась к выходу.

Он соскочил с кресла и вдруг обнаружил, что его «пистолет», дулом торчал под штанами. Он сел. Снял пиджак и решил применить его в виде прикрытия. Выбежал на мокрую улицу и стал озираться. Ее не было. Он зашел обратно и спросил у служащего, в какую сторону она направилась. Работник кафе рассказал, что она, живет неподалеку и объяснил, куда она пошла. Он достал чаевые и сунул спасителю в карман жилета.

Блестящие лужи, разлетались искрами под его ногами. Все вокруг переливалось, в свете ночных фонарей. Теплый октябрьский воздух, закружил ему голову желтым листопадом.

Часть 2. Кленовые крылатки.

Он забежал в ближайший двор, немного потоптался и огляделся. Парадные были закрыты. В глубине темноты громко кричали коты.

Он вышел на улицу, огляделся. Никого. Отчаянно вздохнул и поплелся по бульвару обратно. По пути он увидел человека сидящего на скамейке под кленом, но проходя мимо, он опустил голову и начал смотреть на блестящие лужи.

Неожиданно для себя, он вдруг резко обернулся и зашагал к скамейке. Да, это она!

Незнакомка улыбнулась ему и взглядом предложила присесть. Он засмущался и стал, молча ходить вдоль скамейки, шлепая по мелким лужицам в которых отражался свет оранжевых фонарей, и плавали опавшие листья.

Она улыбаясь, наблюдала за ним. К его черным лаковым туфлям налипли кленовые крылатки, это смотрелось очень оригинально. Этакая обувь от Кутюрье. Снизу брюки темнели потеками воды, а сзади разной величины брызгами.

Начался дождь. Вначале он приятно щекотал лицо, затем нагло стал обливать холодными струями.

Она открыла зонт, поднялась со скамьи и пошла по мокрому бульвару. Он задрал воротник, весь съежился и пристроился рядышком. Она передала ему зонтик и этим закрыла его от дождя. Они зашли в тот самый двор, где коты по-прежнему горланили, не обращая внимания на прохладу стихии. У подъезда она достала ключи, открыла дверь. Закрыла зонт и молча, вошла в дом. Дверь захлопнулась.

18 – 28 час. 16. 11. 19 г.

Часть 3. Пощади меня ночь.

- Эгей, - неистово завопил он, с отчаянием стукнув по железу двери. Ни кто не ответил.

- Эй, откройте! Вы разбиваете мне сердце! – топоча ногами как свирепый бык, кричал он. Вокруг было промозгло и темно, даже коты угомонились, поддавшись настроению ночи.

Он прижался к стене, поежился и опустился на корточки. Потер себе предплечья, поднял воротник, залез туда поглубже. Сложил руки крестом и сунул кисти подмышки.

Холодный октябрьский дождь не унимался. Он ливнем несся с крыши, разбивая свои струи об асфальт.

«Пощади меня ночь. Я кажется, влюбился. Вселенная, будь милосердна, за мои искренние неожиданные чувства». Мысленно он просил помощи у сил небесных. Казалось, мгла бездонная, не слышала его молитв из-за шума водной стихии.

«Прошу тебя Мироздание, если ты не донесло моих чувств до незнакомки, то хотя бы угомони этот безумный дождь. Он размывает мои страсти, и уносит их ручьями в неизвестность».

- Эй, ты, где сила небесная! – отчаянно заорал он на весь двор. – Услышь! Что нибудь, пожалуйста! Я так долго носил в себе пустоту, не отбирай у меня это чудо!

Его ор только что, вырвавшись из уст, немедля смывался шумом дождя.

Неожиданно его толкнула открывающаяся дверь. Он с силой прижал ее спиной обратно.

- Перестаньте озорничать, - послышалось из подъезда. – Заходите.

Он дернул за ручку и в лицо ему ударил теплый свет. Она силуэтом была на фоне лампы.

- Молодой человек, вы прокричали всю тишину дождя.

Он опять остолбенел.

- Ну, заходите, здесь тепло, вон там батарея, согреетесь. Я дам вам зонт. Она стала подниматься по широкой лестнице.

Когда на втором этаже хлопнула дверь, он поднялся в пролет и припал к горячему радиатору. Казалось, что его нос даже зашипел отогреваясь.

Через несколько минут, она вышла с зонтом и пледом.

- Вот, возьмите. Только снимите куртку и бросьте ее на батарею. Закутайтесь в плед, он вас согреет. Она стояла, вытянув руки, а он хлопал ресницами и дрожал подбородком.

- Может горячего чая? Пощадите. – Тихо взмолился он.

- Да? Вы, однако, наглец! – неожиданно для самой себя отпарировала она.

- А, ну тогда ладно. Хотя, - вскрикнул он, - Почему это я наглец? Вы, позвольте сказать, втанцевали себя в меня и я еще виноват! Я требую теплого укрытия и участия!

15 – 41 час. 17. 11. 19 г.

Часть 4. Лестничные подмостки.

- Ну, позвольте! Ваш тон! Он несколько дерзок! – Выпрямившись в струнку, такая изящная и не громкая, она стукнула тапочком. Он, тапочек при этом не издал ни звука, а лишь поднял пыль на полу.

- Да, вам позволено все что угодно! Даже вихрь взорвавшейся пыли под вашими маленькими ножками! – Он, театрально накинув на себя плед, приклонил перед ней колено.

- Да, вы не Дон Кихот, как ошибалась я! Вы Дон Жуан! – подстраиваясь под  его актерскую игру, крикнула она.

- Но, все, же Дон! Ведь суть одна, я покорен и в этом есть ваша вина! – отпарировал он.

 - Эй, там! – послышался эхом голос сверху, - здесь вам не Мариинка, люди спят. Шуруйте на подмостки. Устроили тут, комедианты, - пробубнил удаляющийся голос.

- Ну, вы даете мадам, что это вы так распалились. Люди спят. Ай, яа, яй! – посмеиваясь, высказался он.

- Тише, я вообще живу здесь. Это мои добрые соседи. Хорошо, что Иван

Никитыч не увидел меня. Стыдно. – С грустью поведала она.

- Что тут такого, это было не громко, – прошептал он ей в ухо.

- Перестаньте, я же не глухая. Это сосед видно чутко спит, человек пожилой уже, - пояснила она.

 - В томительном я ожидании, молю с досадой вас, молю. Налейте чаю мне медового и ванну пенную свою, - тихо, но с придыханием сказал он.

- Что вот мне, сейчас прикажете делать? Как поступить? Вы для меня незнакомец и кто знает, что там у вас еще в сценарии?

- Сожжен сценарий…верней промок он под дождем. Теперь экспромт. Так дайте чаю! – повысив голос, ответил он.

- О, как же я от вас устала, обсохли и согрелись вы. Идите в ночь, она вас ждет. Идите к черту, со своими театральными возгласами, вы и меня в них затащили, - она улыбнулась и стала подниматься по лестнице. Он стал подниматься за ней, тихо, не шоркая. У двери она обернулась:

- Вы декорации со сцены не убрали, эй Дон, хоть обернитесь!

- О, точно Дон Кихот, ведь только он, мог быть забывчив. – Спускаясь за курткой, ответил он.

Она вошла в квартиру, он тоже, тихо закрыв дверь. Щелкнул замок, звуком отразившись в тишине лестничной площадки.

16 – 58 час. 17. 11. 19 г.

Часть 5. Под абажуром.

Пахло лавандой. Небольшая темная прихожая, переходящая в гостиную.

- Проходите Дон.

- Благодарю.

- Я на кухню, а вы располагайтесь. Там в трюмо, снизу, есть тапочки.

- Можно мне в ванную, умыться?

- Да, по коридору слева дверь. Полотенце на полочке, коричневое. Свежее.

- Спасибо.

Она переобулась и уже на кухне ставила чайник и что-то доставала из шкафа.

Он прошел в ванную комнату, огляделся. Здесь пахло хвоей. Он встал у раковины перед зеркалом и включил воду.

«Вот дурак, поперся неизвестно зачем, куда? Что случилось с тобой? Как меня вообще занесло в это кафе? Занесло листопадом. Погода, это она так себя оправдала, толкнув  в теплое уютное местечко, где я просто потерял себя»

В дверь постучали и он очнулся.

- Простите Дон, у вас все в порядке?

- Да, я уже иду.

Он быстро умылся и вышел.

- Сюда, в столовую проходите.

Он пошел на голос хозяйки.  Здесь пахло….

На круглом столе под бархатным абажуром, парил горячий чай.  Весь сервиз был в одной фиолетовой гамме: высокая ваза на ножке, с лежащими в ней, желтыми яблоками; масленка с приставленной к ней крышкой; сахарница, наполненная доверху кусочками сверкающими как снег. Здесь же: блюдце с конфетами, розетки с вишневым вареньем и две чашки с чаем, резаный батон и хлеб в соломенной корзинке.

- Присаживайтесь. Нам нужно согреть в себе осень.

- Да, спасибо большое. Все так аппетитно.

- Ой, у меня ведь пирог есть. Будете?

-  А, с чем?

- Ну, вы даете!

- Ой, извините, что – то я как дома. Это ваш уют располагает.

- Хорошо, несу.

Она ушла на кухню, а он подошел к книжным полкам, которые тянулись до самого потолка. Пахло пылью. Пылью времен.

 Столовая была огромная и вмещала не только большой круглый стол и буфет с посудой, но и пару кресел с кофейным столиком, стеллажи с книгами, несколько окон с тяжелыми портьерами.

- Вот, я не стала его греть, он приготовлен недавно, еще теплый. Давайте пить чай.

Они сели друг против друга и принялись за еду.

В доме было тихо. Вдруг идиллию нарушил бой часов. Он дернулся, не ожидая этого звука.

- Что вы, это часы.

- Я чуть чашку не уронил. В последний раз, подобное я слышал еще в детстве. Что, еще кто-то держит эту древность, нарушающую сон по ночам?

- Мы привыкли.

- Пирог, объедение. Это вы готовите так вкусно?

- Это моя бабушка, я не мастак  в таких изысках.

- Большое вам спасибо, уже очень поздно, я пойду.

- Вы уверены?

- Конечно. Ужин меня согрел.

- Вам далеко, метро уже не работает.

- Я пешочком, может, такси поймаю.

- Предлагаю остаться и не бродить по холодному октябрю, еще простудитесь. Давайте идите под горячий душ и вот в эту комнату. Я постелю.

- Благодарю вас. Простите, меня зовут…

- Дон. Я уже знаю. А мое имя Дульсинея. Идите уже!

Он ушел мыться, а она убрала со стола, и приготовила гостю постель. Сама переоделась в пижаму и набросила халат.

Дон, вышел, еще раз поблагодарил за приют и пошел спать. Она приготовилась ко сну, выключила в доме свет и вошла в свою комнату.

Часы пробили два. За окном шумел октябрь, своим холодным ливнем. Город спал убаюканный мелодией дождя.

19 – 54 час. 19. 11 19 год.

Часть 6. Ночные тени.

Дон, как только коснулся подушки, сразу засопел. Видимо немного промерз, нос его плохо дышал. Но он так переволновался от захлестнувших его чувств, что спал как младенец.

 Она лежала в комнате наполненной тенями. Глаза были открыты и ерзали по стенам, отыскивая и разгадывая причудливые силуэты. В окно, попадал свет от фонаря, наполняя комнату сказочными героями.

Она вдруг вспомнила, как однажды, в детстве, тоже так часто рассматривала тени. На окнах не было штор, потому как они выходили в сад. Жутко боясь темноты, ночные тени ее завораживали. Кого здесь только не было, и змеи, ползающие по стенам, и кошка, прыгающая на шкаф, а однажды она увидела в кроне темного дерева профиль самого Пушкина. Почему именно его, не понятно. Как раз в то время она писала свои первые стихи, навеянные чувствами двух мальчишек, которые бегали за ней.

Странно, сейчас она не припомнит, чтобы в кого – то была влюблена, хотя, Холодков ей нравился, но так, чтобы стихи писать. Кто поймет, это детство. Сейчас уж точно, даже если и вспомнить, все равно не разберешься.

Часы…один, два, три. Она закрыла глаза, повернулась к стене и укрылась одеялом вместе с головой.

Ветер сменил мелодию дождя, на не навязчивое шорканье веток. Они били о стекло. Во дворе росли огромные деревья, наверное, ровесники самому городу. Жители ухаживали за ними и берегли. И пусть в кронах древности живут воспоминания, которые в ночи шепчут о своей прошлой жизни к нам в окна.

20 – 05 час. 20. 11. 19 г.

Часть 7. От любви.

Она проснулась от странного глухого звука. Открыла глаза. За окном еще был рассвет. Она прислушалась. В соседней комнате кашляли.

Вот еще не хватало, - подумала она, разозлившись, что не выспалась. – Простыл, Дон еще называется. Слабак.

Она накинула халат. Заглянула в комнату к гостю, и пошла на кухню заваривать травы.

- Тоже мне, Дон Жуан сопливый, Что теперь с ним делать, не выгонишь ведь на холод. Придется лечить.

- Да, не нужно меня лечить, я здоров, - неожиданно позади нее, прохрипел голос.

- Да, что вы? Напугали меня. Здоров он, а сам еле дышит. Быстро в постель! – Крикнула она не злобно.

Он пошаркал тапочками в комнату.

Она принесла ему чай с медом.

- Откройте рот. Ааа! – толкая ему ложку.

- Перестаньте право, что я дитя какое.

- Если вы позволили себе простудиться, значит, еще не повзрослели. Взрослые люди заботятся о своем здоровье. Открывайте рот, немедля!

Он открыл рот.

- Язык высуньте, что вы, не знаете, как осматривают врачи?

- Нет, не помню.

- Да, рассказывайте, мед карта, наверное, на энциклопедию похожа.

- Уверяю вас, я в последний раз болел лет десять назад. Сам удивлен. Может от любви меня так расслабило?

- Что? Вы, что с мельницы рухнули? Дон периньён.

- Какой периньён? Это ведь вино.

- Да какая вам разница уже?!

- В смысле, уже? Все? Со мной все кончено? Эх, жизнь моя жестянка…

- Нет, он еще ерничает. У вас ангина. Вот мазь, давайте шею натру.

Она перемотала его шарфом, накинула еще одно одеяло, подбодрила и вышла из комнаты.

Он согрелся. Кашель успокоился, нос задышал и он заснул.

Она приняла душ, подкрасилась за завтраком и заглянула в его комнату.

- Спит сурок, - тихо сказала она.

Написала ему записку и оставила на столе в гостиной. Оделась, вышла, заперла дверь и направилась вниз по лестнице к выходу.

20 – 00 час. 22. 11. 19 г.

Часть 8. Ключ потерян.

К полудню он проснулся от урчания в животе. Очень захотелось есть.

Он встал с дивана, надел халат, который ему положили на подлокотник, и вышел из комнаты. Проходя мимо гостиной на кухню, он увидел записку: «Привет! Еда в холодильнике, разогрей. Я на работе. Ты заперт и ключ потерян. Дульсинея».

Только теперь он почувствовал, что ни какой простуды и нет вовсе. «Интересно, чем это она меня напоила? Чудеса».

Он залез в холодильник и ничего не нашел, кроме кастрюль. «Разогрей. Теперь понятно». Он заглянул, в ту, что поменьше, - Ух, ты котлетки! – открыл, побольше кастрюлю, там было овощное рагу. Гость достал из шкафа тарелку, наложил в нее рагу и пару котлет, поставил в микроволновку разогреть.

- Где – то здесь еще был пирог, - поставил чайник и нашел пирог.

Пока завтрак разогревался, он подошел к окну.

«Какой вид, просто девятнадцатый век. Где люди, авто?»

- Что происходит? Где я? – Вслух произнес он. - Телепартация? Да, нет же, вот бытовая техника на кухне. Что за бред? Просто время такое, еще не обеденное, но и не выходной.

За окном был застывший пейзаж: бульвар в оранжевой осени, блестящие лужи и ни души…

Он смотрел и на миг поймал странное ощущение. Этакий порыв души, полет и в тоже время покой.

Засвистел чайник. Он обернулся.

- Вот это я кайфонул. Релакс какой то.

Он сел завтракать и включил телевизор. После пойманного момента в окне, не было желания смотреть и слушать разный бред. Выключил телевизор. В ту же минуту, поймал себя на не осознанных привычках. Хотя он был в гостях и все равно потянулся за пультом телика.

«Что происходит? Чувствую перемены грядут. Я уже иду по другому пути. Да, и вышел я на эту новую дорогу, когда дождь загнал меня в Джаз – кафе. Интересно, что дальше»?

Аромат котлет прервал домыслы, и он принялся за еду. Аппетит был прекрасный, еда вкусная. Кофе с пирогом, увенчали начало его дня со смаком.

Затем он просматривал книги на полках, дремал на диване, еще раз подкрепился. Ближе к вечеру смотрел по телику детектив.

День близился к концу. За окном уже не было видно солнца, а хозяйка дома еще не вернулась с работы.

Задребезжал телефон. Он прислушался, чтобы понять, откуда идет звук. Нашел телефон в прихожей, снял трубку.

- Алло, я слушаю.

- Кто это?

- Как кто, я!

- Кто, я?

- Дон.

- Какой дон? Тихий?

- Нет, Кихот.

- Что вы мне голову морочите? Кто вы?

- Дон Кихот!

- Где моя внучка, позовите ее немедля!

- Ой, бабушка, простите меня. Ее нет дома.

- Какая я вам бабушка, внучок!

- Извини, я не знаю. Вашего имени отчества.

- Это не важно, где внучка?

- Она еще с работы не пришла.

- Безобразие!

- Я…

Но по проводу уже шли гудки.

13 - 30 час. 24. 11. 19 г.

Часть 9. Прогулка.

В двери повернули ключ, она открылась и вошла Дульсинея.

- Привет, как прошел день? – спросил он.

- Как всегда. Привет. Как ты себя чувствуешь?

- Отлично. Как ты это сделала?

- Ты ведь сам говорил, что никогда не болеешь. Видимо отличный иммунитет. А мои снадобья только ему толчок дали.

- Спасибо за заботу.

- Одевайся, пойдем гулять.

- Сейчас? Уже промозгло, не хочу.

- Ты опять? Детский сад. Тогда проваливай мальчик восвояси. Здесь тебе не ясельки. Я устала.

- Извини, сейчас, - и он побежал одеваться.

Через десять минут они уже тихо брели по аллее.

- Хорошо, как, а я… промозгло.

- Пожалуйста, давай помолчим.

- Пожалуйста, давай.

На бульваре зажигались фонари. Туда – сюда сновали люди. После рабочего дня, всем хотелось быстрее к телику, к детям, к кастрюлям. Может и не хотелось, но куда денешься, долг, привычка, нужда. Не спешит тот, кому жизнь в радость и здесь нечего гадать и бросаться в рассуждения.

«Хорошо, что мне не нужно, нестись сломя голову. Здорово, что я сейчас могу вот так гулять, да еще с красивой девушкой, да еще и молча, - мысленно рассуждал он, - хм, странное чувство, будто я знаю Дульсинею сто лет, и меня ничего не огорчает и не возмущает. Даже подозрительно. Она красивая, умная, энергичная, сексуальная. Что не так? Почему так легко? Понял, именно благодаря этим ее качествам и легко. А я как дурак, «Не хочу гулять». Сто лет не было прекрасной девушки рядом. Стыдно. Нужен контроль, самоконтроль. Самовоспитание».

- О, смотри кафе. Давай зайдем, кофейку выпьем.

- Извини, без меня.

- Почему?

- Во – первых я уже сказала. Устала. Во – вторых, я не хожу с мужчинами в кафе. Я здесь отдыхаю. Ты видел.

- Хорошо, прости. Могу я спросить, где ты трудишься?

- Русский музей.

- Ты экскурсовод? Теперь понимаю, извини. Все отстал, молчу.

Они гуляли до тех пор, пока сумерки не стали густеть. Она уже замерзла и ежилась в своем тоненьком вязаном пальто. Он обнял ее и прижал к себе. Она не сопротивлялась.

- Можешь остаться, если хочешь. Ты мне не в тягость.

- Благодарю тебя, но мне домой. У меня проект.

- Ты архитектор?

- Почти. Дизайнер.

- Получается, ты сегодня прогулял?

- Я работаю дома. Я вольный ветер!

- Счастливчик!

- А, ты, что не любишь свое поприще?

- Ты что, очень люблю. Искусство это мое все!

- Мы еще встретимся?

- Не знаю…

14 – 11 час. 24. 11. 19 г.

Часть 10. Люди.

Он добрался до метро и уже спускался на эскалаторе вниз. Люди, люди…

Здесь мало кто говорил, все молчали и каждый думал о своем.

Мужик в робе с пятнами. Вкалывал весь день как проклятый. Похож на механика. На куртке жирные маслянистые пятна. Наверное, здесь работает, чинил что - то в метро. Смотрит сквозь. Сквозь народ, сквозь стены. Тяжелый весь, будто мир на себе волочет.

О, мадам… Шляпка красная. Вся напудренная, носик вздернут. Пальтишко прямого силуэта, лиловое. Клатч под мышкой под цвет головному убору. Глазками только свысока ерзает.  На свидание, наверное. В интернете познакомилась, сейчас на выходе встретятся.

Девчонки, красавицы! В забавных шапочках с ушками, в коротких куртках, у каждой рюкзачок за плечами. Цветные такие. Хохочут! С тренировки, наверное, домой бегут. Есть хотят!

О, парочка. Старички уже. Питерская интеллигенция, сразу видно. Она в шляпке и в пальтишке с опушкой. Губки подкрашены. Улыбается. Он в кепке в клетку, воротник поднят. Густые седые брови. Смотрит вперед. Серьезен.

Люди, люди.… Как короток век, как длинна жизнь. Вот так плывем в потоке, кто барахтается, кто на спине лежит, а некто и прет против течения.

Кто я такой? - Уже стоя у окна в вагоне, размышлял он, - есть ощущение, что иду по берегу, хотя нет, я льщу себе. Я в потоке, да именно. Может не в самой его середине, где - то сбоку, но в потоке. За эти сутки, что – то изменилось. Что именно не пойму, но так. Да, я ведь не потеряю Дульсинею. Где трудится, знаю, где отдыхает тоже.  Суета всегда растворяет внутреннюю тишину. Не буду торопиться. Пусть осознанность мне подскажет, как и что.

Всю неделю он трудился над проектом, получая как всегда от процесса необъяснимое удовольствие. Пакет с кофе был пуст к пятнице. Проект сдан и получен отличный гонорар. Ура!

Она в эти дни, как всегда носилась по залам музея, не покладая ног. К вечеру валилась с них родимых. Спала как убитая и ела как оголодалая только вечером.

Неделя проскочила дождями и похолоданием. Ноябрь стучал голыми ветками по стеклу темного окна. Газоны зеленели уже под утренним инеем.

14 – 41 час. 24. 11. 19 г.

Часть 11. Вспомнить или нет.

За неделю он несколько раз порывался позвонить ей. Номер телефона откуда? Она не давала, а он не просил, потому что тайно переписал его, когда звонила бабушка. На столике лежал блокнот с телефонными номерами.

В минуты пития кофе, образ Дульсинеи всегда возникал в его мыслях. Именно в эти мгновения, он и тянулся за телефоном. Но всегда его останавливали: то время на часах, то проект в голове, то кипящий чайник. Он, вспоминая, что хотел позвонить, знал, что еще не время.

Буквально полгода тому назад, он без колебаний позвонил и назначил бы встречу или сам пришел в гости. Но теперь… или она необыкновенная, или он изменился, встретив ее.

Сейчас он не морочился этим, а просто жил.

Она вспоминала о нем несколько раз. На работе в переходах из зала в зал и дома, наливая себе чай после ужина. Гуляя каждый вечер по бульвару, она отдыхала, созерцая. Наверное, если бы ей понадобилось рассказать о природе, то это был бы целый сборник рассказов. Прогулки были своего рода медитацией.

Дон ей нравился. Хотя мужчины не играли в ее жизни, ни какой роли. В нем было что – то не знакомое для нее. На днях из санатория позвонила бабушка и начала разговор с расспросов. Дескать, кто это был и что она себе позволяет, оставляя незнакомца одного в доме. Она выслушала молча и ничего не нашла, чтобы объяснить почему так произошло. В банальную чепуху, которая была правдой, бабуля не поверит, а врать не в ее принципах.

Сегодня пятница. Завтра она с утра прошвырнется по магазинам, пополнит продуктовые запасы, а вечером. Вечером ее  вновь, ожидает джаз.

Часть 12. О, джаз!

О, этот чарующий джаз! Живой и волнующий каждую ее клеточку. Именно он освободил ее от мужчин и прочей социальной чепухи, когда – то захламляющий ей душу. Впервые посетив это кафе на открытие, она вживую услышала необыкновенную проникающую музыку. Он взорвал кокон, в котором она сидела много лет. С тех пор как один прыщавый юнец, пошло пошутил над ее красотой. Девушкой она была, легкая и невероятно счастливая, нежная как цветок и недоступная как крепость. Именно поэтому подросток нанес ей оскорбления, которые заковали ее чувственную натуру в кокон. В нем она была в безопасности, но при этом выглядела как «синий чулок».

Ее приятельницы уже были замужем, некоторые не раз. Имели детей, а она все эти годы жила в коконе. Весь Мир был у нее на ладони, при этом ни кто за коконом ее не видел. Она изучала каждое движение, всякий облик, но ее, ни кто не знал. Даже те, кого она впускала в свою постель, наслаждались ею лишь однажды.

Как цветок, распускающийся лишь в ночи, дарующий свою красоту и аромат на короткий миг чарующей мглы.

Однажды, когда джаз стал ее одеждами, она вышла на танцпол. И, о, свобода! Все, что томилось, вырвалось с первыми томными звуками контрабаса. Зал замер. Даже официанты остановились. Ее необузданная энергия текла, охватывая и очаровывая на своем пути всех и вся.

Музыка смолкла, но она все еще двигалась в вихре Вселенной. Зазвучали аплодисменты, которые и вернули ее в зал кафе. Она остановилась, осмотрелась и смущенно вернулась за свой столик. По ходу движения на нее сыпались комплементы. Она, опустив глаза, тихо отвечала: - Благодарю! Благодарю вас.

С того самого зимнего вечера, она танцевала здесь в выходной. В нее были влюблены все, кто работал или, кто хоть однажды, посещал это кафе.  Слухами земля полнится. В джаз – кафе никогда не было свободных мест, их нужно было заказывать загодя. Она стала невольной рекламой с самого открытия этого чудесного местечка на бульваре. На старом бульваре этого прекрасного города.

16 – 01 час. 26. 11. 19 г.

Часть 13. Ожидание.

Хорошо, что он еще в среду вспомнил и заказал столик в Джаз – кафе. Сегодня вечер был по - ноябрьски теплым и безветренным. Он остановился на бульваре, напротив заведения, у которого толпился народ. Впускали только тех, кто заказывал столик и сейчас говорил определенный пароль. Он присваивался каждому индивидуально.

«У дверей заведенья народоскопление, топтанье и пар…». Слова из песни пришли сейчас ему в голову. Время еще позволяло немного пройтись по аллее. Он двинулся вперед, в ту сторону, где жила она. Он шел медленно, осматривая деревья. Они еще не все распрощались со своей красивой листвой. На кленах висели крылатки, на каштанах были лимонные листья, а рябины горели огненными ягодами. Даже в эту пору, бульвар не утратил своей красоты и небо, если задрать голову, сейчас было видно как через беседку. Огромные кроны деревьев шатром накрывали аллею. День растворялся в сумерках. В домах уже зажигались окна. О, вот и ее окно! Темно.

«Интересно, что она сейчас делает? Быть может, прихорашивается. Хотя, может, ее и дома нет. Позвонить? Нет. Она в кафе тогда не придет. Сказала, ведь, что она там отдыхает».

Он обернулся и пошел обратно. У кафе уже ни кого не было.

- Добрый вечер. Рояль в кустах. – Сказал он швейцару.

- Приятного времяпровождения, проходите.

Он вошел, сдал плащ в гардероб, взял номерок и направился с администратором к своему столику, который стоял в самом отдаленном углу. Здесь было всего два места. Мягкие кресла и свечи. Зал шуршал шепотом. Быстро и бесшумно двигались официанты. Квартета не было, но звучала ненавязчивая тихая мелодия. Пространство кафе было наполнено тенями и бликами от свечей, которые горели на каждом столе. Лица присутствующих гостей не имели полного очертания.

К нему подошел официант.

- Добрый вечер, что желаете заказать?

- Добрый вечер. Джин, тоник с лимоном и двойной черный, пожалуйста.

Официант, кивнул и исчез. Через пару минут, он уже вернулся и принес заказ.

- Пожалуйста. Если будет еще заказ, сделайте так: он приподнял руку и громко щелкнул пальцами.

Дон повторил действие.

- Отлично. Приятного вечера!

Вышли музыканты и зазвучали аплодисменты. Они поклонились, переглянулись, и… зазвучала приятная импровизация, медленно проникающая во все уголки кафе.

Дон уже рассмотрел всех присутствующих. Ее не было. Все столики были заняты.

«Вдруг она не придет».

15 – 27 час. 30. 11. 19 г.