В ритмах звенящего сердца. Книга первая.

АННОТАЦИЯ (желательно прочесть, чтобы не поиметь неожиданностей)

Всё, что видим мы — видимость только одна.
Далеко от поверхности мира до дна.
Полагай несущественным явное в мире,
Ибо тайная сущность вещей — не видна.

Омар Хайям

Все не то, чем кажется...

Конфуций

АННОТАЦИЯ:

# попаданство (герой в нетипичной для него среде)

# корабли, пираты, рабство

# приключения и испытания

# развитие характера

# сложные отношения

# горячие красивые сцены секса, без цензуры

# броманс (никакого слэша, только старая добрая мужская дружба между нормальными пацанами)

# дикари, шаманы, мистика

# могут быть откровенные, жесткие сцены, сексуальное и др. насилие (с легкой цензурой)

# XЭ для героя, но ему придется потрудиться

Итак, представляю вам, дорогие читатели, первую книгу из цикла «Непокорные», которая планируется довольно сложной и качественной, по возможности с эффектом полного погружения в дух авантюризма начала 18 века: пираты, корабли, сокровища, сражения за любимых, близких, друзей, за собственные убеждения и прочее.

Для меня, как автора, важны детали, поэтому я стараюсь тщательно изучать мат.часть перед написанием каждой главы. (Если заметите какие-то косяки, пишите в личку Вконтакте, буду думать.) Кроме того, разные мистические события, порой необъяснимые с точки зрения здравого смысла, придают сюжету, на мой взгляд, атмосферу исторического фэнтези.

Мне интересны отношения между людьми во всех проявлениях и развитие характера героев. Этому и будет посвящен основной сюжет книги.

Конечно, герои будут развивать эти отношения и свой характер не просто так, а на фоне разнообразных приключений, как уже было сказано выше, и различных драматических событий. А как же иначе.

И, несомненно, будет любовь. Много, разной, жаркой, чувственной и красивой. И горячие, откровенные сцены. Я надеюсь.

О чем же, собственно, книга?

Манкий герой, аристократ и раздолбай в один прекрасный момент пускается навстречу приключениям. Из понятного, комфортного мира богатеньких буратин и распутных повес он неожиданно попадает в мир другой – суровый и обездоленный, далекий от привычной ему реальности. Получится ли у него выжить, сохранить достоинство и, главное, познать самого себя?

Будем разбираться в процессе...

***

Предупреждаю сразу, дорогие читатели: книжка пишется не ради конца, а ради процесса, будет всякое, настройтесь на длительное путешествие.

Осторожнее! Антифиалковый рейтинг (описание всяких жестких, а так же откровенных сцен): 9 из 10!

Этих сцен не завал, конечно, но где они необходимы для развития сюжета, то будут описаны по-честному. Попрошу это учесть, если собираетесь читать. Обещаю, что сильно смаковать не буду. По крайне мере, постараюсь))

Вообще-то, планируется не гольная чернуха, а даже такой своеобразный ФЛАФФ. Постараюсь перемежать...

Конечно скорость и – даже! – качество текста напрямую зависит от ваших ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬНЫХ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ОТЗЫВОВ.

Согласитесь, автор старался для вас, искренне писал о том, что его волнует и, конечно, ждет в ответ адекватной реакции.

Если же вам не понравилось - я не обижусь, если вы молча пройдите мимо, может, это просто не ваше. Не надо портить автору настроение.

Пожалуйста, не стесняйтесь добавлять автора в избранные, а книгу – в библиотеку. А так же ставить лайки. Даже если вы по какой-либо причине не хотите оставлять отзыв, это вдохновляет.

В связи с тем, что добавились анонимные оценки за главы, большая к вам просьба, дорогие читатели, ставить ваши оценки не за содержание главы, а за качество написания. Иначе смысл оценок пропадает. Все свои переживания по поводу содержания вы можете выразить в отзывах.

Большое спасибо заранее.

Итак, поехали... Вернее, поплыли...

ПРОЛОГ

Пьём за яростных, за непокорных...

***

Где-то в Карибском море,
1726 год

– Эй, ты, кусок прогнившего такелажа, сто свирепых кашалотов тебе в рубку! Если ты и дальше собираешься валяться тут дохлой селедкой, смердящей под жарким португальским солнцем, я отлюблю тебя в рот. Да, да. Прямо сейчас, лапушка моя! Можешь не сомневаться.

Генри задохнулся и распахнул глаза. Он проникся. Тягучая апатия отчего-то вдруг резко испарилась, когда едкая волна страха захлестнула его с головой. Надо же, не всё ему, дьявол, оказывается, равно, что с ним будет, как он сам пытался себя давеча уверить.

Из полумрака каюты на него ехидно пялились пронзительные карие глаза, а тонкие губы кривились в довольной усмешке, показавшейся Генри отвратительной.

Ну кто бы его, к чертям, мог сейчас в этом винить?

Гибкий, жесткий и острый, как испанский клинок, дон Мигель по прозвищу Бешеный Кракен стоял неподалеку от его скорбного лежбища и с небрежной элегантностью прихлебывал что-то там ядреное прямо из горла запыленной бутылки.

Заметив осмысленный взгляд англичанина, кэп насмешливо дернул верхней губой:

– Ага! Так-то лучше, кусок страдающего мофéта [1]. Я бы предложил тебе выпить, душенька, дабы залить твою вселенскую скорбь, но вряд ли это поможет, м?

Генри невольно сглотнул, позабыв, как шевелиться, будто увидел перед собой черную мамбу. Непредсказуемую, быструю и опасную.

Недаром молва окрестила ублюдка «бешеным»! С него станется, однако.

– Ну чего ты сохнешь, малец, аки медуза протухшая? – тон испанца вдруг неожиданно смягчился. – Ты мне стоил целого острова, врубись. Так что придется тебе расстараться, красотуля. Ну вот... хотя бы мордашку сделай попроще!

Бесцеремонно подпихнув Генри под бок, проклятый дон уселся на край дивана и... положил ладонь прямо на бедро пленника. Теплое прикосновение мужчины обожгло, словно жало этой самой медузы. Все, чему можно было напрячься в теле лейтенанта, напряглось, – до колющей боли в висках, до едких мурашек в затылке – свернулось внутри колючим склизким мороком. Мышцы бедра разом закаменели.

Генри перестал дышать.

Дьявол. Да, дьявол же!

Он чувствовал, как дрожь вместе с волной жара поднимается из глубин и захлестывает тело, окончательно потерявшее контроль, а челюсти сводит беспомощная судорога.

Отодвигаться было некуда – диван был узким. В довершении испанец нежно, словно заботливый лекарь, провел рукой по бедру Тейлора, благо укрытому какой-то тряпицей. И вдруг потрепал как-то совсем уж по-отечески. Потом снова отхлебнул глоток своего пойла и хмыкнул снисходительно:

– Ну, и чего ты скукожился, качорро [2], словно непорочная дева в предвкушении первой брачной ночи? А-а-а... ну понятно... – речь с испанским акцентом была мягкой, рокочущей и неуловимо пленительной, словно зов темных океанских глубин перед бурей. – Уже размечтался, ага?

Генри неотрывно смотрел на смуглую щеку, безобразно вздыбленную едва поджившими бурыми шрамами, на острый кадык, ходивший вверх-вниз по мощной жилистой шее в распахе чуть грязноватых выпендрежных кружев воротника, потому что в бурлящие острым ехидством глаза – хозяина? – он смотреть боялся.

Сухощавое тело испанца источало терпкое амбре свежего пота, грубо выделанной кожи, нагретого железа и еще чего-то успокаивающего, безотчетно притягательного, словно вдруг, стоя на квартердеке [3], вдыхаешь полной грудью соленые морские просторы, раскинувшиеся до самого горизонта.

Дон Мигель хохотнул беспечно, и в лицо англичанина вкусно опахнуло сортовым алкоголем...

Как же так?! Генри думал, что хуже уже быть не может. Оказывается, еще как! Его купили корабельной шлюхой для команды грязных пиратов!

Ну, спасибо же тебе, Господи! Вот как ты услышал мои молитвы, бессердечный, каверзный, долбанутый на всю голову старикан!

– Будешь, лапатуля? – вдруг спросил капитан, небрежно протягивая бутылку.

И что ему, Тейлору, стоило сделать теперь, чтобы не разозлить хозяина? Взять? Отказаться? Наверняка сеньор решил с ним поиграть, и игра эта – можно ставить ящик мадеры против дырявого сапога – не закончится для Генри ничем хорошим.

Например, предыдущий его владелец, дон Хьюго, всегда поворачивал дело так, чтобы занятную утварь было за что наказать. А уж наказывать он умел, грязный похотливый ублюдок, надо отдать должное его изворотливой фантазии.

Господь! Почти год рабства – и он, лейтенант Генри Эдвард Луис Себастьян Тейлор, потомок славного английского рода, превратился в это дерьмо: презренное, жалкое, трясущееся от всякого слова и не смеющее поднять затравленный взгляд. Единственная теперь мысль пульсирует острым гвоздем в его несчастной черепушке: «Как бы лишний раз не разгневать хозяина!..»

Что ж, Господи, ты прав! Лучше сдохнуть прямо сейчас! И Генри даже не будет просить, чтобы это случилось поскорее. Все равно его молитвы никто не слышит...

Тейлор взял бутылку непослушной рукой и осторожно отхлебнул, тут же сморщившись: рот был пересохшим, изъеденным, покрытые корочкой губы без конца трескались. Потом, сотворив над собой усилие, англичанин проглотил все же и поднял-таки глаза на проклятого капитана.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. МОРСКОЙ ВОЛК. ГЛАВА 1.1 ФАМИЛЬНЫЕ ПОРТРЕТЫ В ИНТЕРЬЕРЕ (начало)

***

Год назад,
Бедные кварталы Лондона.

Лейтенант Генри Тейлор, третий сын девятого графа Дерби, с трудом разлепил опухшие веки. Голову полоснуло болью, желудок – тошнотой. Рот сухо склеился липкой дрянью. Кроме того, левую руку он не чувствовал вовсе.

Генри осторожно приоткрыл один глаз и поморщился: солнце сквозь запыленные стекла дешевой таверны жарило прямо на кровать.

Душно и муторно.

Лейтенант застонал и попробовал шевельнуться. Тяжесть, безнадежно сдавившая ему плечо, чуть сдвинулась, но от этого не стало легче. Густо пахнуло дорогим парфюмом, что, конечно же, не добавило спокойствия его недовольному жизнью желудку, а отмершую руку прошило мурашками так, что стало вовсе невмоготу. Но в итоге чертова конечность так и не соизволила слушаться, и Тейлор опасливо повернул голову к источнику своего дискомфорта все же.

Мать моя!..

Без того надсадное дыхание совсем остановилось.

Черт. Черт! ЧЕРТ! Дьявол!

Веки его тут же распахнулись во всю ширь выпученных глаз.

Так!.. Кажется, теперь он по-настоящему попал. Влип, что называется, по самые яйца, которые у него, вполне возможно, скоро оторвут. И непременно вкупе с тем блудливым местом, которое никак не дает покоя его дурной, безмозглой голове! Ну почему это вечно с ним происходит, скажите на милость?!

Риторический вопрос так и завис в его кипящем мозгу, не успев как следует сформироваться. И Генри тут же забыл и про него, и про плохое самочувствие, пытаясь незаметно выдернуть полудохлую руку из-под тяжести чужой плоти, и затем спешно ретироваться, испариться в спасительное далеко.

И, главное, как можно скорее, дьявол!

Ведь рядом с ним, разметав крутые каштановые локоны по подушке – а так же по его задеревеневшему вконец телу – сладко всхрапывала герцогиня Бедфорд собственной персоной!

Как?! Когда? В этой дешевой грязной забегаловке? Он притащил миледи сюда?! Неужели на вчерашнем приеме у графа Аластонского он, тупой тщеславный ублюдок, зашел так далеко? Это же надо было так нарезаться, к чертям!

Генри едко сглотнул, напрочь позабыв, что глоток воды был первым и единственным желанием сразу после того, как он очнулся. Определенно, стало совсем не до того.

Иисус! Вчерашние сумрачные видения обрушились всполохами пленительного и кошмарного сна. Кажется, она называла его сладким мальчиком и выделывала с ним такие штуки, что Генри даже не вспомнил о том, что миледи, собственно, годится ему в матери.

«Хотя... – лейтенант напоследок окинул взглядом элегантное, благоухающее духами и отголосками их бурного секса тело, соблазнительно раскинувшееся по несвежим простыням, – при этом вполне себе знойная старушка. Даже слишком! Шарм, обаяние и опыт прожженной стервы – чего еще нужно для пикантной интрижки?»

Внезапно вспомнив подробности этой страстной ночи, Генри густо покраснел.

Господь! Он не мог такое себе позволить! Только не он, извечный гордец и заносчивый пижон!

Кажется – всполохи проснувшегося сознания напрочь отрезвили разум, – это он, Тейлор, совершенно по доброй воле стоял перед герцогиней на коленях, и мегеристая тетка пребольно хлестала его по щекам, называя гадким безмозглым щенком.

Это было?! О Боже!

А затем... повелев держать руки за головой, принялась зверски выкручивать соски своими жесткими пальчиками с хищными ногтями. И почему-то сие действо его безумно заводило. А после...

Дьявол! Он явно вчера надрался как свинья. Приснилось!.. Ему определенно все это приснилось! И, вообще, не о том он думает сейчас, дурья башка! Боком ему выйдет сия интрижка, если кто-то прознает!

Герцог безумно ревнив и уже извел не один десяток любовников своей обворожительной, но до чертиков неверной пассии. Рассказывают страшные вещи! Правда, никто не знает наверняка, но слухи обо всем этом ходят довольно жуткие... А свидетелей почему-то никто никогда не встречал – только лишь нервные разговоры шепотом.

Например, поговаривают, что чета проклятых герцогов – настоящие вампиры, сосущие кровь у молоденьких, хотя и не слишком невинных юношей, искусно заманивая их таким нехитрым образом в свои липучие сети.

И как же он-то, Тейлор, так влип? Ах да! Он ведь, кажется, поспорил с этим болваном Райзом! На ящик мадеры. О, Иисус! Надо завязывать с выпивкой, не иначе. Если удастся остаться живым.

Генри, на ходу запрыгивая в чулки, а потом в штанины белых офицерских кюло́тов[1], подхватил в охапку остальную амуницию и с облегчением выскользнул за дверь, ободрав локоть о щербатый косяк. До крови. Впрочем, впопыхах он этого даже не заметил.

***

Лейтенант Генри Тейлор пришел в себя только в собственной квартире офицерской казармы: расхристанный, косо застегнутый мундир на нем топорщился, еле прикрывая наполовину заправленную батистовую сорочку. Шлицы кюлотов свободно развивались на ветру, шлепая пуговицами по коленям, пока лейтенант сломя голову несся по пустынным улицам. Облачением в амуницию он даже не стал утруждаться, боясь запутаться в лямках ввиду отчетливой паники в голове. Так и бежал, сжимая саблю в одной руке, а портупею и ремень – в другой.

ГЛАВА 1.2 ФАМИЛЬНЫЕ ПОРТРЕТЫ В ИНТЕРЬЕРЕ (окончание)

***

Не то чтобы Генри не повезло с рождением. Вполне себе ничего – жить можно. Сын потомственного английского пэра от второй его жены – Марты, хоть и не наследник вовсе, но и не последний человек в доме. Так что, в общем-то, грех жаловаться. Однако, с некоторых пор он предпочитал пользоваться девичьей фамилией матери – Тейлор, хотя родовая фамилия отца была Стэнли. Но такой вот он уж уродился – «головная боль всей семьи чуть ли не с самого рождения, бестолочь и строптивец». Так периодически утверждал его старший брат, десятый граф Дерби.

Впрочем, хотя к его имени никогда не будет добавлена приставка «сэр», и никто не назовет его «Ваша Светлость», но на учтивое «лорд Генри»[1] всегда можно рассчитывать. И, к тому же, вместе с таким приятным бонусом, как должное почтение к отпрыску знатной фамилии, относительная свобода, раздолбайство и жизнь, полная приключений, ему обеспечены. Было бы желание.

А желание, как говорится, у него было всегда. В свои двадцать два он собирался выкупить патент капитана, если в ближайший год какая-нибудь сногсшибательно-опасная операция не сделает его таковым в глазах командования. Он сильно на это надеялся, поскольку тысяча фунтов, необходимая на доплату, будет слишком большой тратой для его бюджета, не считая, впрочем, всех других вложений для того, чтобы выглядеть достойным джентльменом среди офицерского состава. На его армейское жалование такую сумму не скопишь – расчет только на личный капитал.

Так что пока он – лейтенант. Ну и ладно.

Даже в лейтенантском мундире он, лорд Генри Тейлор, обладал достаточным шармом, чтобы с блеском ошиваться на балах и пирушках, вальсируя в обществе леди, привлекательных и не слишком, или засветиться в паре-другой пикантно-скандальных интрижек с очаровательными и доступными замужними дамами. Что еще надо достойному офицеру Британской армии?

Ну и, конечно, несмотря на Королевские указы, Генри не отказывал себе в удовольствии беспробудно хлестаться на шпагах, почем зря, с такими же, как он, безнадежными обалдуями, посмевшими лишь мимоходом косо взглянуть в его сторону, между делом проигрывая в карты – исключительно ради того же офицерского престижа – небогатое папашино наследство, назначенное от великих щедрот ему, третьему отпрыску древнего рода Дерби. Спасибо и на том.

Великолепный лорд Джеймс Стэнли, его отец, пару лет как благополучно почил с миром, и на смену ему заступил десятый граф Дерби – Джеймс Стэнли-младший: старший братишка, черти разнеси его долбаное пижонство, пэр, мать его растак! Иногда, неожиданно встречаясь на приемах, они старались не замечать друг друга в упор и, проходя мимо, отворачивались. И, позвольте заметить, вовсе даже не Генри был инициатором сего высокомерного безразличия.

Марта, мать Генри, как могла старалась их помирить, устраивая семейные обеды и пикники по выходным, но что она могла сделать, когда «позор семьи» упрямо не желает идти на уступки своему сановитому родичу и продолжает изо всех сил куролесить, от души пятная смачными кляксами высокочтимую фамилию.

– Мало тебя пороли, бестолочь, – менторским тоном заявил новоявленный граф Дерби, вызвав однажды Генри к себе в кабинет, когда еще только принял наследственный титул. – Тебе что, гаденыш, лондонских шлюх мало?!

И причина была, между прочим, совсем пустячной – всего лишь в очередной, бесчисленный раз его непутевый братишка умудрился наставить рога... теперь вот достопочтимому сэру Томасу, главе Департамента Внешних Связей.

Подумаешь! Но кто велел этому вяленому старикану жениться на такой нежной, молоденькой, аппетитной польской княжне, которая исключительно хорошо танцевала на последнем приеме у министра финансов? А потом так же жарко целовалась на террасе своими сочными распутными губками. Кстати, другие губки у госпожи княгини были не менее сочными: Генри, забывшись, скривил уголок своих в мечтательной усмешке.

И вообще, это была всего лишь скромная, мимолетная интрижка, и совсем даже не повод так набрасываться на Генри с холодными язвительными упреками. Да и, черт побери, кто бы говорил?! Давно ли сам перестал воровать сметану в кладовой у миссис Смит, а потом валить все на несчастных поварят, и лапать служанок по углам, зараза. Генри, небось, всегда покрывал рыжего мошенника. А тут, мало пороли! Ну, надо же, сэр-пэр хренов, самого мало пороли, готов поставить шиллинг.

– Что-то не припомню, Джей, чтобы я поручал тебе стать мне родной матерью.

В приватной беседе Генри еще мог позволить себе называть брата детским именем и добавить... побольше льда в презрительный тон.

– Ты позоришь фамилию, ублюдок. Ты хоть понимаешь это? – братец, понятно, не желал уступать ему в холодности.

– Ой, брось. Можно подумать, – Генри вальяжно развалился в кресле, положив голень в начищенном до блеска сапоге на колено и, по своему обыкновению, нахально сощурился. – Даже в салоне у мадам Жоззи, бьюсь об заклад, ничего не узнали.

– Ты так уверен, идиот? – брат с сомнением смотрел куда-то поверх его, растрепанных по обыкновению вихров, – Сэр Томас прислал секундантов. Ты непременно должен извиниться.

– Я?!

– Ты, естественно, болван! Я уже извинился от имени семьи! Думаешь, приятно краснеть перед всем миром за этакого распутного олуха?

– Да, черт, я тебя не просил! Лучше я буду драться.

– Ага, сейчас! Тогда точно не избежать скандала. Значит так, братишка, – и когда эта мерзкая пэрятина успел набраться таких приказных замашек, – ты извиняешься, и это не обсуждается! Тогда я сделаю все, что в моих силах, чтобы замять сей инцидент, – Джей вальяжно навалился худым задом на край дубового стола, скрестив руки на узкой груди: прямой и надменный, будто кол проглотил. – Иначе тебя живо отправят в Вест-Индию – кормить чертовых карибских комаров. В самый захолустный полк, без права на покупку следующего патента. Уж поверь мне, я договорюсь. И попробуй еще хоть раз выкинуть что-либо подобное, бестолочь! Помяни мое слово, я достану отцовский хлыст. А слуги тебя подержат.

ГЛАВА 2. ПО СЛЕДАМ ОПАСНОГО ЛЕГКОМЫСЛИЯ

***

Генри кое-как успел вывести свою роту на построение, провел вместе с сержантом Гасби осмотр солдат и доложился начальству, что во вверенном ему подразделении все в порядке.

Так, не хватает пары пуговиц у Хела и Рона, да Дик с синяком под глазом, который тот прокомментировал однозначно: «Никак нет, сэр! Упал, сэр!»

Ну вот что делать с этими лоботрясами?

Хрен с ними, пусть Гасби разбирается. Только без рукоприкладства! У себя в роте лейтенант Тейлор не позволит никого пороть за пуговицы, это он дал понять Гасби сразу и определенно. Но пара часов муштры на плацу – вполне себе достойное наказание разгильдяям.

До полудня они с сержантом занимались тем, что гоняли роту «тупых бездельников, негодяев и полных идиотов», отрабатывая различные маневры. Лейтенант сам, обливаясь потом, впахивал за семерых, пока не остался полностью доволен «своими бравыми ребятами – лучшими ублюдками британской армии» и велел всем отдыхать пару часов после обеденной каши.

Рьяные упражнения на плацу и честная беготня с солдатами в конце-концов позволили ему забыть ночное приключение и, главное, предполагаемые последствия, пока его не нашел Гастон с лаконичной запиской от брата, в которой значилось всего 5 слов: «Ко мне в кабинет! Живо!» Надо же, спасибо, хоть «твою мать» и «долбаный мудак» не приписал, хотя сквозь выбешенный тон письма сии эпитеты явно прочитывались.

Пытаясь удерживать привычный покер-фейс, Генри сглотнул и почувствовал, как, несмотря на жару, неприятный холодок заскользил вдоль позвоночника, сконцентрировавшись в том самом месте, по которому получают заслуженную трепку.

Ладно. Будь что будет: тянуть тут нечего. Надо пойти и все выяснить, как подобает мужчине и лорду, в конце-то концов. Ну не выпорют же его, в самом деле.

С такими, не слишком приятными мыслями Генри оставил роту на сержанта, а сам, оседлав коня, нехотя поехал сдаваться на милость разъяренного братца. Торопиться он, прямо скажем, не собирался. Вот еще! Много чести.

***

Не выпороли. Но, тем не менее, ничего приятного ожидаемо не произошло.

– Ты безнадежный идиот и мальчишка! – облил его несусветным презрением высокопоставленный родственничек.

Генри очень хотелось показать ему средний палец, но он благоразумно сдержался. В этот раз братец действительно был прав.

Он, Тейлор, идиот! И еще какой!

– Это не я, – хмм... ну ничего глупее он не мог сморозить сейчас, и лорд Джеймс посмотрел на него так, будто весьма и весьма усомнился в его дееспособности.

– Ты понимаешь, что твоя чертова жизнь сейчас висит на волоске, братец? Герцог слопает десять таких, как ты, на завтрак и даже не поморщится. И я, если честно, не смогу ему в этом помешать.

А может, и не захочешь, братец?!

– Остынь, Джей, я разберусь с этим, можешь не париться, – Генри изо всех сил пытался взять себя в руки и выглядеть мужчиной.

Но… Вот зря он это сказал, потому что следующие десять минут ему пришлось, внимательно рассматривая весьма интересный пейзаж за окном графского кабинета, выслушивать глубоко патетичную и язвительную до крайности тираду о том, какой он, Тейлор, неблагодарный сукин сын, бла-бла-бла, и как бедная семья делает все, чтобы ему помочь хоть немного, но всегда наталкивается на его раздолбайство и непроходимый тупизм, бла-бла-бла, и как ему только удается херить все самым непостижимым образом ко всем чертям, а несчастная его мать, которую он, тварь неблагодарная, нисколечко не жалеет, уже поседела от позора, и перезрелая сестра никак не может выйти замуж, потому что никто нормальный, бла-бла-бла, не хочет родниться с таким ублюдочным придурком, повесой и катастрофическим неудачником. Аминь.

Нет, правда что ли?! Это он виной всем мировым катаклизмам? И с чего братец вообще решил, что сестренка Маргарет перезрела? В девятнадцать-то лет! Вот же графская морда!

На самом деле, Генри в этот самый момент реально было не по себе, поскольку он вполне отдавал себе отчет о последствиях своего безрассудного поступка. Его труп запросто найдут в Темзе с предварительно отрубленным членом. А могут даже и не найти.

– В общем так, милый братец, – уловил он сквозь назойливую пульсацию тревожных мыслей, – живо собирайся, завтра ты неофициальным образом отплываешь в колонии с секретной миссией командования. На сей счет получено распоряжение полковника Кэмпбелла, который был так любезен, что согласился прикрыть твою дурную задницу. Согласись, все лучше, чем кормить рыб на дне Темзы.

– Подожди... а как же солдаты, моя рота?! Я не могу их бросить!

– Можешь. Поверь. На самом деле, поживешь у своего дяди – майора Тейлора, в Филадельфии, до тех пор, пока скандал не утихнет, или... пока герцог Бед­форд про тебя благополучно не забудет.

«А не слишком ли много чести мне сбегать? Может, герцог и не узнает?» – хотелось резонно вопросить, но Генри покосился на хлыст, небрежно брошенный на каминную полку, и спорить как-то не решился.

– Узнает, можешь не сомневаться! Уже узнал... – чертов граф будто мысли читает. – Это принесли сегодня утром с посыльным и оставили в почте.

Дерби протянул брату вскрытый конверт с монограммой, от вида которой у лейтенанта кровь благополучно застыла в жилах. На дне конверта лежала булавка с его вензелем в изумрудах, которую он не далее как сегодня утром забыл – вот точно идиот! – так поспешно сбегая из постели герцогини.

ГЛАВА 3.1 CHERCHEZ LA FEMME (ИЩИТЕ ЖЕНЩИНУ) (начало)

***

Дождь – мелкий, настырный – сыпался нескончаемо. Тонкие колючие нити сшивали набрякшее небо, раскисшую, истоптанную землю пристани и темные взъерошенные вóды Темзы в одну промозглую, свинцовую хмарь.

Северное море лениво штормило, хотя ветер был спокойный, и, очевидно, в ближайшие пару дней ничего особо ужасного с погодой не предвиделось. Кроме того, обстоятельства вынуждали поторопиться: через полтора месяца в Атлантике начинался сезон штормов. Поэтому шкипер [1] небольшого торгового флейта «Бонанза»[2], голландец Питер Ван Денберг назначил отплытие на сегодня, 10 апреля 1724 года, в шесть часов утра – такого мокрого, неприветливого и холодного.

Голландский флейт, 18 век:

Немногие пассажиры флейта, в основном из простолюдинов, решившие покинуть Старый Свет в поисках лучшей доли, прибыли накануне и, стоя на палубе, бросали последние взгляды на землю обетованную, которую они, вручая свои жизни милости Господа, не сподобятся увидеть теперь очень и очень долго.

Впрочем, герр Ван Денберг, наблюдающий с палубы полуюта [3] за подготовкой к отплытию, выглядел достаточно матерым, собранным и спокойным, что внушало определенную надежду на удачное завершение путешествия.

Шканцы, ют:

А переживать, видимо, стоило, поскольку плавание предстояло длительное и даже опасное: шутка ли – махнуть через океан – не то что Ламанш пересечь. Несколько недель вдали от цивилизации. А так же приемов, балов и иных развлечений.

По большому счету, предстоящая многодневная скука и была главным опасением лейтенанта Генри Тейлора, который, вдыхая полной грудью насыщенный влагой воздух, сейчас вместе с другими пассажирами вышел из тесной каюты юта, от щедрот предоставленной ему капитаном, на мягко покачивающуюся скрипучую палубу.

Настроение родовитого пассажира «Бонанзы», добровольно-принудительно направляющегося и, главное, совершенно внезапно для него самого, к месту своей «секретной миссии» – в Колонии, было не слишком-то радужное, прямо под стать погоде.

К тому же, если уж совсем честно – получается, он, боевой офицер, как последний щенок поджав свой куцый хвостик, попросту сбегал в какую-то паршивую Филадельфию к своему дядюшке Тейлору от злого герцога Бедфорда после безрассудной интрижки с его женой. Отличная идея, что тут скажешь!

Он, Тейлор, может себя поздравить с очередной безмозглой выходкой с определенно предсказуемыми последствиями. Стоило хотя бы на миг их представить!.. Только вовремя. Почему всегда его несчастные мозги начинают шевелиться, когда уже ничего не попишешь?!

Тот, самый важный вопрос в его долбаной жизни, на который Генри никогда не находил ответа, хотя и устал задавать его самому себе.

Лейтенант бессильно крякнул и поежился, чувствуя, как холодная вода, пропитав поля треуголки и шерстяной плащ, потихоньку проникала за шиворот, стекая между лопатками. По солдатской привычке Тейлор не собирался обращать внимание на такую слегка досадную мелочь. Его мысли больше занимал другой факт, о котором он и размышлял на верхней палубе судна, облокотившись о планширь[4] фальшборта и рассеяно наблюдая за последними погрузочными работами «Бонанзы».

Основной товар был уже давно уложен в трюмы, и сейчас матросы, резво шныряя по сходням – с берега и обратно, – закатывали оставшиеся бочки с водой и провиантом, тащили какие-то мешки, веревки, клетки с птицами, коз, поросят и другую полезную в путешествии живность.

Вопли чаек смешивались в единый гвалт с говором, криками и руганью множества людей, которые занимались своей привычной работой. Над портом навязчиво благоухало протухшей рыбой, ворванью, горячей смолой, гнилой древесиной, водорослями и еще какими-то специфическими запахами, которые непривычный нос лейтенанта Тейлора не взялся бы различить.

Кроме «Бонанзы» у соседних причалов разгружалось еще пара небольших торговых судов, а один также готовился к отплытию. Кажется, портом его назначения называли Венецию...

Эх, какого черта он поперся в эти забытые Богом Колонии? Может, лучше махнуть в ту же Италию? Или в Париж? Там красиво, и богатая жизнь бьет ключом. А девицы, говорят, услада для любвеобильного сердца: бойкие, легкие, ненасытные... Одно плохо – у герцога слишком длинные руки: ему ничего не стоит дотянуться до Парижа.

Нет, похоже, Европа – совсем не его вариант.

Последние пару дней, пока лейтенант, завершая дела, готовился к отплытию, он старался в одиночку не выходить из казарм, особенно по вечерам. Иногда, шагая по улицам, Тейлор чувствовал на себе внимательный взгляд, а один раз, внезапно обернувшись, увидел, как невзрачный человечек, дернувшись, скользнул в какую-то подворотню. Генри ринулся туда, расталкивая прохожих, но соглядатая уже и след простыл. Дожил! Лорд Генри Тейлор теперь проклятый трус, вздрагивающий от каждого шороха, а вся его размеренная, до мелочей распланированная жизнь – наперекосяк.

Больше всего, как оказалось, лейтенант Тейлор грустил о своей потерянной роте, – будь они все неладны: чертов герцог и братец Дерби, конечно – вырвавшие его из повседневного солдатского распорядка, который придавал хоть какой-то смысл его, в общем-то, бестолковому существованию.

ГЛАВА 3.2 CHERCHEZ LA FEMME (ИЩИТЕ ЖЕНЩИНУ) (окончание)

***

– Дóдо?! – звонкий возглас, взывавший к нему с причала, вывел Генри из невеселых раздумий.

– Маргарет?! Ты что тут делаешь?

С сестрой и матушкой лейтенант попрощался вчера на семейном обеде, устроенном в честь его отъезда, и совершенно не ожидал увидеть здесь никаких провожающих. Проводы он вообще не любил.

Чего бестолку слезы лить – он живой, здоровый – не умер вот пока, хвала Всевышнему!

– Братец! Спустись! Иди сюда!

Тейлор видел сквозь пелену дождя, как сестра лихорадочно махала рукой. Рядом с ней стоял какой-то, показавшийся Генри смутно знакомым, высокий человек в форменной треуголке, кутавшийся в плащ драгунского офицера.

Черт!

Он сбежал на пристань, нетерпеливо пропустив ряд матросов, со своими грузами идущих на него по сходням.

– Ричард?! – Генри узнал офицера, нервно кивнувшего ему из-за спины сестры, потом перевел недоуменный взгляд на Маргарет. – Какого черта, сестрица!

Ричард Райз, вообще-то, был его хорошим приятелем на всех пьянках-гулянках, вечеринках и вздорных дуэлях до первой крови. В карты он также был перекинуться не дурак. Ну да, разводили они пару-другую раз подвыпившую компанию на деньги. Забавно было... Хотя, в основном, шулерством доблестные лейтенанты не позволяли себе заниматься. Не по статусу родовитым офицерам.

Впрочем, родовитость у Ричарда довольно сомнительная. Второй или третий сын мелкопоместного дворянина. Поэтому и в армию подался ловить удачу: наследства-то особого нет.

Но при чем здесь Маргарет?! Он, Тейлор, ведь не знакомил их, кажется! Если ему не изменяет память... Вот дьявол!

– Дóдо, прости, ты должен нам... мне помочь, – напряженный взгляд Марго выискивал в хмуром лице брата хоть какое-то дружелюбие.

Которого, ясно, не было.

Предчувствие беды заставило желудок Тейлора сжаться. А ведь он сегодня даже еще не завтракал.

– Что случилось? – он навис над миниатюрной, изящной сестрой всем своим бравым ростом.

– Ричард и я... – Марго никогда не была робкого десятка, и обычно – избалованная любимица семьи – всегда говорила, что думала. – В общем, мы любим друг друга, братец! Мы обвенчались! Вчера. И едем с тобой к дядюшке в Филадельфию! Я полагаю, на первых порах поживем у дяди, пока Ричард не исхлопочет себе достойного местечка в местном гарнизоне.

Она с беспокойством наблюдала, как огорошенный родич тихо меняется в лице, и поспешила заверить:

– Да не волнуйся ты так, малыш. Дик не дезертир. Командование вашего полка в курсе и обещало помочь с переводом.

– ЧЕГО?!

Генри почувствовал, как дыхание окончательно сперло, а в глазах заплясали мушки. И дезертирство Ричарда Райза сейчас было наименее важной изо всех чертовых причин!

– Матушка знает? – еле вымолвил он непослушными губами, пытаясь как-то совладать с гулким шумом в ушах.

– НИКТО не знает, Дóдо, – тихий голос сестры требовательно возвысился. – И граф Дерби тоже. Пожалуйста!.. Иначе он нас убьет!

– Ах ты ж, подонок! – кипучее негодование резко перешло во всплеск неконтролируемой ярости, и Генри вцепился новоявленному зятю в грудки. – Я тебя сам щас прибью, тварь!

Ричард в долгу не остался, и они запыхтели, вырывая пуговицы из одежды в безуспешных попытках сдвинуть друг друга с места. Сбитые таким напором треуголки попадали в грязь. Из груди вырывались злобные взрыкивания. Наконец, Генри изловчился и жестко боднул бывшего приятеля в переносицу. Тот с воплем отпрянул и согнулся, схватившись за лицо. Между мокрых пальцев заструилась кровь.

– А! Дьявол! – голос предателя звучал задушено, усиленный возмущенным надрывом. – Ублюдок! Ты мне нос сломал!

– Я тебе еще и ребра переломаю, мразь! – проревел Генри, с превеликим наслаждением впечатывая увесистый кулак Райзу в бок.

Что-что, а грязно драться он умел, спасибо элитной школе Святого Павла, из которой его быстро поперли за непристойное для высокородных воспитанников поведение. Но пусть сами не лезут, извращенцы поганые!

От неожиданного удара под ребра чуть рыхловатый и немного сутулый Ричард рухнул на колени и, забыв про нос, судорожно пытался хватать воздух окровавленными губами.

– Дóдо! Пожалуйста! Хватит! – Маргарет бросилась между ними, резко отталкивая брата в грудь, тем самым благополучно предотвратив сокрушительный удар вероломному мерзавцу в челюсть уже практически занесенной для этой благородной цели ногой.

В результате толчка из такого неустойчивого положения сам Генри чуть не шлепнулся задницей прямо в лужу. Благо быстро подставил руки: как раз реакция бойца у него была отменная.

– Что ты творишь, братец?! – испуганной чайкой на весь причал резко завопила леди Маргарет.

Скандал разрастался. Генри, что называется, не разбирая дороги, с налитыми кровью глазами, подхватился одним прыжком и опять вцепился противнику в капюшон плаща, намечая как следует повозить гаденыша разбитым носом по склизкой земле. Впрочем, Ричард как-то быстро обмяк и сопротивляться уже не пытался. Только загораживался от такой неожиданной прыти руками. Зрители постепенно подтягивались на бесплатный спектакль.

– Дóдо, пожалуйста! – отчаянно взывала к его совести сестра. – Ты его убьешь!

ГЛАВА 4. ПЛАТА ЗА РИСК

***

Жара. Она была настолько жгучей, что даже капельки смолы выступили на нескольких недавно поменянных досках палубы, и теперь от них так успокаивающе пахло свежей древесиной.

Конечно, если бы он, Генри Тейлор, словно чертов лондонский щеголь, прогуливался бы в настоящий момент на фордеке [1], как и было задумано изначально, то ему не было бы сейчас так дьявольски жарко.

Как там заворачивает их языкастый боцман? Три тысячи замшелых якорей в корму вашей бабушке!

Скорее всего он – Генри тоскливо вздохнул – ловил бы сейчас разгоряченным лицом соленый влажный ветер, бодро наполняющий паруса флейта, и побуждающий его, скрипя мачтами и грузно переваливаясь с носа на корму, стремительно и шумно скользить по волнам, рассекая плотные океанские воды. Прямиком на пути к загадочной Пенсильвании.

А вместо этого он, Тейлор, словно на адской сковороде огороженный бортами со всех сторон, ползал по доскам этой самой палубы, «вылизывая» ее, как выразился тот же славный бродяга боцман, до состояния «восхитительной задницы несравненной возлюбленной Дэви Джонса». Ну так поэт прямо! Порви его душу на тысячу кусочков этот Дэви Джонс, кто бы он там ни был.

Практически рядом, отсвечивая заслуженными фонарями под обеими блудливыми глазками, примостился его новоявленный зятек, его головная боль и причина теперешнего, совсем неподобающего положения лорда Генри. Треклятому Райзу, в свою очередь, поручили надраивать до состояния вышеупомянутой задницы какую-то чрезвычайно важную на этом долбаном корабле железяку, и он, не поднимая кудлатой головы в матросском колпаке, усердно трудился – даром что родовитый дворянин и британский офицер, мать его растак.

Генри старался его не замечать – со времени отплытия они едва ли перекидывались парой слов за день. Да и не до разговоров особо было: после целого дня непривычно тяжелой работы оба падали в свои гамаки, которые матросы почему-то называли койками, и засыпали как убитые.

– Ричард! – ути-пути, это сердобольная сестренка притащилась проведывать своего лоботряса, по-прежнему подчеркнуто игнорируя Генри. – Как ты, любимый?

«Любимый» поднялся на ноги, радуясь законному передыху, и смущенно поглядывая на Генри, принял из ее рук фляжку с чистой водой из офицерского запаса. В то время, как Марго, что твоя добрая мамаша, заботливо утирала смазливое потное лицо ублюдка влажным – наверняка же! – платочком.

Фу ты, гадость, смотреть противно, ей Богу!

Генри, надменно дернув губой, поднялся тоже и демонстративно, вразвалочку, прошествовал к общей бочке для матросов, выставленной на палубе. Во избежание у команды болезней живота, в воду по обыкновению добавляли пару черпаков дешевого рома. Так что получался практически грог, а что еще нужно бывалому солдату для счастья? Тем более бочка нагрелась под солнцем, и эта протухшая жидкость в ней была почти горячей, как и положено приличному грогу, если бы только он был приличный.

Еще раз презрительно зыркнув в сторону сладкой парочки, Тейлор зачерпнул замызганным ковшом гадостный раствор и стал жадно пить, нарочито зажмурившись, будто изнемогал от сказочного блаженства. Хотя вряд ли кто-либо когда-либо испытывал удовольствие от этого вонючего теплого пойла – ну разве уж совсем конченные пропойцы. На самом-то деле, Генри впихивал в себя эту дрянь с бо-ольшим трудом, хотя пить, дьявол, хотелось так, что язык распух и еле ворочался в пересохшем рту.

Весело же началась эта поездочка, нечего сказать!

***

Изначально шкипер Ван Денберг, видимо, узрев тот непотребный скандал на пристани между двумя приятелями, встал в позу, когда Генри попросил его об услуге:

– Я не имейт никакой лишний каюта, герр Тейлор, – отрезал он совершенно определенно. – Здесь вам не трактир!

– Хорошо, – примирительно предложил Генри, – я отдам свое место сестре, герр Ван Денберг. Мы с мистером Райзом можем уйти на нижнюю палубу, к другим пассажирам.

Он, конечно, плохо представлял себе условия вонючего пассажирского трюма, но выбора особо не было. Что ж, как-нибудь... Солдаты они или что?

– Там очшень тесно, лейтенант. Прошу простить, судно есть перегружен. Я не планировайт взять еще пассажир.

Да, дьявол! Что этому ублюдку нужно?!

– Ладно, мы можем спать на верхней палубе или в грузовом трюме, сэр... то есть... герр шкипер. Найдите нам с мистером Райзом какой-нибудь закуток. Мы должны поехать, – лейтенант навис над коренастым голландцем всем своим немаленьким ростом. – Поймите, это для нас вопрос... жизни и смерти! Вы меня еще не знаете! Я не отступлюсь.

Генри подозревал, что одно движение брови Ван Денберга, и он рискует полететь с этой посудины головой вниз – хорошо, если в воду, а не на твердую землю пристани. Но, черт возьми, когда это он, Тейлор, сдавался, если вдруг, образно выражаясь, блоха под хвост цапанула?

Обычно в таких случаях Генри, вопреки здравому смыслу, упрямо сощуривал свои синие бесхитростные глазки и становится похож на молодого бычка, который, роя землю копытом и раздувая ноздри, в упор не видит перед собой никаких чертовых препятствий. Абсолютно. О чем не раз ему говорила матушка и еще парочка-другая близких родичей, не будем показывать пальцем...

ГЛАВА 5. РОКОВОЙ ДОГОВОР

***

– Отработать, герр шкипер?

– Отработайт, джентльмен. Так случийтца, пять парни непредвиденно покинуйт корабль, и теперь лишний рук весьма кстати, – шкипер по-хозяйски оперся ладонями о шлифованные релинги [1] квартердека, разглядывая суетящихся внизу матросов. – Коктаа на море покой, может, этто не есть так заметен, но если аврал... Пожалуй, возникайт небольшой проблемаа, госпота-а.

– Вообще-то, мы – офицеры армии Его Величества короля Георга, сэр, – Генри, по своей давней привычке, опять раздул ноздри и прищурился максимально вызывающе.

Шкипер посмотрел в их сторону с дружеским участием и немного приподнял кустистые брови.

– Мой корабль иметь достаточно офицер, молодой человек, – он небрежно кивнул на весьма возбужденных боцмана и старпома, руководящих подготовкой к отплытию на главной палубе. – Мне нужен хороший матрос. Умелый, выносливый. Дисциплинированный. Офицер армии Его Величества подойдет.

Тут шкипер Ван Денберг скривился в довольном оскале невозмутимой акулы и равнодушно отвернулся, давая понять, что разговор теперь должен быть окончен окончательно.

Прелестно!.. Как говорит его тетушка Мэг, залпом выпивая стаканчик скотча по утру.

Генри прямо-таки восхитился этой вальяжной манерой бывалого прохвоста, в каждом жесте которого сквозила нерушимая уверенность: всегда будет так, как он сказал. Два джентльмена-англичанина у него в матросах? Почему бы и нет? Олухов завербовали, по большому счету, даже не спросив их мнения на этот счет.

Как же виртуозно, вы только посмотрите на это!

Генри с завистью отдавал себе отчет: как ни старайся, такого великолепного умения руководить людьми ему не достичь, наверное, никогда. Изнемогая от досады за свою несостоятельность, он попробовал хоть как-то взять реванш, подчеркивая собственную независимость прояснением деталей договора:

– Я надеюсь, теперь работа на вашем судне не предполагает плату за проезд, сударь?

– Что ж, вы даже может получайт свой жалование по прибытии в Уилмингтон, джентльмен. Стандартный плата – восемь шиллингов, шестьдесят три пенса за один переход.

Генри скрипнул зубами и вопросительно посмотрел на Ричарда. Тот вяло пожал плечами. Наверное, уже и не рад был своей наглой женитьбе, сученыш.

– Что ж, мы согласны, герр шкипер.

Будто у них был выбор! Хэх! Вот же придурки! Кому расскажи – не поверят!

– Хорошо. Теперь вы сей минут покидать шканц, матрос, и обращаться к мой помощник. Можейт звать его герр Стафф или просто чифф[2]. Он говорийт вам, что делайт дальше.

Вещи и приличную одежду пришлось оставить в каюте, которую в результате заняла Маргарет. Заметив, как Ричард с грустным вожделением поглядывает на его сестру, или, скорее, на тесную двухъярусную кровать, занимающую почти все помещение, Генри нервно пихнул ублюдка к двери и, как только они вышли, прижал ото всей своей возмущенной души его грузное тело к наружней стенке каюты:

– Надеюсь, болван, ты женился на Марго не ради титула или наследства. Чтобы ты был в курсе, в ближайший десяток лет ей не светит ни того, ни другого. Поэтому! Если я вдруг увижу, что ты лапаешь своими грязными граблями мою сестру до тех пор, пока не удостоверюсь, что вы действительно повенчаны, я скину тебя за борт, сучий ты сын! Я сейчас ясно выражаюсь?

Рик гордо вскинулся и прогундел обижено, даже не пытаясь освободить одежду из мертвого захвата приятеля:

– Я люблю Маргарет, Генри! Что бы ты там ни думал, мне не важны никакие деньги! Дороже Марго у меня никого нет. И между нами ничего не было! Клянусь Господом! Только... несколько безгрешных поцелуев. Поверь, братишка! Что я? Урод что ли?

– Еще какой! Бесчестный и лживый! – рыкнул Генри, изнемогая от собственного бессилия перед патовой ситуацией. – Не знаю, что ты там себе задумал, каналья. Но учти, я тебя предупредил! А мне плевать, что она останется молодой вдовой. Ей только на пользу. И не смей называть меня братишкой!

– Ладно, как скажете, мистер Тейлор! – Ричард примирительно поднял ладони вверх.

Ерничает что ли, гад ползучий?!

Тяжело дыша, Генри изо всех сил пиханул Райза в стену так, что тонкая перегородка задрожала. Потом нехотя выпустил полы его сюртука – не убивать же сейчас негодяя, в самом-то деле: вон и нос у него расквашен – еле дышит. Потом отправился искать старпома.

Вообще-то он мстительно надеялся, что Марго, конечно, услышала слова брата, поскольку в Генри клокотала каждая жилочка. Мало ему было своих проблем, дьявол, так он еще пошел на поводу у сестрички с ее коварными планами и дал возможность так беззастенчиво себя использовать! Проклятье, почему он никогда не умеет сказать «нет!» ни одной мало-мальски настойчивой женщине? За что, собственно, сейчас и расплачивается, размазня кисельная!

Но что же делать, если нерушимые аргументы в пользу великой исключительности прекрасных дам, благодаря пресловутому кодексу чести джентльменов, ему внушались практически с младенчества, и потому рядом с этими хитрыми бестиями он, Генри Тейлор, чувствовал себя несколько беззащитно. Вернее – чего уж тут хитрить – абсолютно!

Хотя он и пытался тщательно скрывать сию слабость, как и любой другой уважающий себя мужчина.

ГЛАВА 6.1 ВСЕ ПРЕЛЕСТИ МАТРОССКОГО БЫТИЯ (начало)

***

Кто-то тут сильно переживал о грядущей скуке и отсутствии достойных развлечений. Генри Тейлор отдал бы сейчас все на свете, чтобы немного поскучать в тишине и покое, расхаживая праздным гоголем по относительно безлюдной палубе полубака.

Потому как на шкафуте [1] толклись сейчас впритирку почти все тридцать матросов торгового флейта «Бонанза», резво суетясь под гарканье и свистки вездесущего боцмана.

Имя этого коренастого просóленного парня было под стать его длинному языку – Пепиджин Вандербильд, но за глаза все называли его ласково – «Брам-стеньга» [2]. Без особой нужды боцман, конечно, парней не трогал, но от заковыристых словечек, вдруг резко звенящих над ухом, застигнутый врасплох матрос вздрагивал и удваивал свои и без того немаленькие усилия.

Самое страшное пожелание на судне было – бесхитростное «брам-стеньгу тебе в хвост», поскольку боцман мог так виртуозно отчихвостить виновного, что тот, стоя навытяжку, лишь ошалело пилигал глазами и краснел, изо всех сил силясь прикинуться ветошью. Все остальные матросы с немым восхищением наслаждались витиеватыми словесными изысками – герр Ван­дербильд был в этом плане тот еще выдумщик.

Впрочем, понимая, что жизнь каждого на корабле зависит от слаженности их работы, никто особо не позволял себе прохлаждаться. Обстановка в этих широтах была напряженная: ветер надувал паруса так, что мачты трещали, волны захлестывали борт. Приходилось все время быть начеку – без конца управлять рангоутом [3] и парусами, ползать по вантам, тянуть, двигать, поднимать, выбирать слабину, отдавать или крепить тросы.

Рик и Генри оставались внизу – новобранцев работать с парусами не допускали. Даже не потому, что неопытные, они при такой качке могут легко навернуться вниз, а просто новенькие были совершенно несведущи в этой хитрой науке, осваиваемой зачастую лишь многолетней практикой, доходчиво приумноженной с помощью боцманских зуботычин и линьков, которая не позволяла в панике от головокружительной высоты, напористого ветра и непрекращающейся болтанки корабля спутать многочисленные разновидности снастей – всех этих топенантов, брасов, горденей, гитовов, шкотов, – правильная и своевременная установка которых была слишком важна для безопасности корабля.

Ориентирование в данном парусно-такелажном лабиринте оставалось чрезвычайно сложным даже в ясный солнечный день, но умение распознать тонкости веревочно-парусинового хаоса ночью или во время штормового натиска, на взгляд Генри, граничило с чем-то невероятным.

Этой хитроумной работой занималась в основном матросская элита – марсовые. Они ловко, словно бродячие акробаты, сновали вверх-вниз по паутине снастей – выбленкам[4] и пертам[5], легкие, полные спокойной уверенности в бесконечной круговерти океана, и Генри с невольной завистью поражался их отчаянному хладнокровию перед лицом бушующей стихии.

Но новички, конечно, тоже без дела не сидели. Вместе с другими парнями они без конца тягали тяжеленные, влажные тросы, резво травили их туда-сюда или вязали на бесчисленные нагатели, битенги, шпигаты[6], рымы, утки и прочую крепежную хрень, название которой Генри старался хоть как-то усвоить, чтобы не выглядеть полным идиотом в глазах бывалых моряков.

А в перерывах между такелажными работами изнуренные новобранцы как проклятые крутили шпиль[7], смолили канаты, скоблили пемзой и без того идеально чистую палубу, качали тяжеленный рычаг помпы, поднимая из трюма воду бочками.

Шпиль или кабестан:

И заодно выучили несколько тягучих размеренных песен шанти[8], которые матросы громко и дружно распевали, чтобы согласовывать общий ритм работы:

Тянем снасть! Эка страсть!
Длинный трос! Хоть ты брось!
Молодцы! За концы!
В рубцах спина! Вот те на!
Косы рыжи! Спины пониже!
Налетай, народ! Перекладина ждет!
И стар, и млад! И все подряд!
Тяни!..

В общем, нежданно-негаданно сухопутные лейтенанты с головой окунулись во все прелести матроской жизни... Есть от чего ошалеть, когда остаешься к вечеру без рук, без ног, но с дурацкой песней, засевшей навязчиво в мозгах и звучащей там без остановки снова, и снова, и снова...

Вдобавок ко всему, даже с самого свирепого похмелья Генри не чувствовал себя так дьявольски скверно, как за эти пару-тройку дней пребывания в открытом море. Если, по его мнению, где-то и существовал настоящий ад, то он был вовсе не под землей, как строжились священники, а здесь, на этой хлипкой, гиблой посудине, болтающейся вверх-вниз, между небом и водой, без малейшей надежды на прекращение муторной круговерти.

Флейт безудержно несло по волнам, будто щепку в бурном потоке. Голова кружилась, абсолютно пустой желудок бунтовал, и Генри ощущал себя отвратительно немощным и липким от холодного пота, который с завидным постоянством накатывал вместе с приступами тошноты.

Хотя от этого гнусного состояния немного и отвлекала монотонная, без единой мысли в голове работа на пронизывающем ветре и ледяном северном дожде. Но стоило только немного задуматься, как душа неопытного моряка замирала, когда Тейлор вдруг ощущал резко слабеющими частями тела, насколько утлым было их суденышко по сравнению с безжалостной мощью океана.

ГЛАВА 6.2 ВСЕ ПРЕЛЕСТИ МАТРОССКОГО БЫТИЯ (окончание)

***

Что касается всевозможных развлечений, то такого количества Генри не огребал с тех самых пор, когда его, восьмилетнего, отправили в престижную школу Святого Павла для высокородных мальчиков, где ему с самого первого шага приходилось зубами выгрызать свою независимость. Покладистым «домашним пончиком» он не был никогда и, отстаивая собственное мнение, умел держать удар, не давая себя в обиду ни ровесникам, ни старшим ученикам. Даже учителя, как ни старались, не могли сломить его буйный нрав.

В результате расстроенному отцу пришлось с позором забрать его домой после очередного скандала, когда в честном бою он чуть было не покалечил обидчиков-старшеклассников. Ох, и напомидорили ему тогда задницу от всей возмущенной родительской души – неделю потом присаживался аккуратно. Впрочем, с тех пор он, конечно же, весьма и весьма поумнел.

Но здесь, на корабле, среди абсолютно безбашенных матросов, привычных к выживанию в дьявольских условиях, ему, прямо скажем, пришлось потрудиться с особым усердием.

Наверное, на первых порах новичка из-за его вялой отрешенности – в основном-то, по причине плохого самочувствия – посчитали высокомерным и заносчивым, что дало повод для повышенного внимания некоторых неугомонных шутников. Розыгрыши и подначки сыпались одно за другим, а так как он – из-за отсутствия аппетита и безотчетного страха замкнутого пространства во время качки – почти не спускался в кубрик, то даже пообщаться нормально с парнями у него не получалось.

Таким образом, постепенно напряжение между Тейлором и командой нарастало.

Надо отметить, что ко всем прочим неприятностям, еще одно обстоятельство привело Генри в культурный шок – это матросский гальюн[1]

Когда он впервые заглянул в указанное ему братьями-матросами отхожее место, расположенное в носовой части – у основания бушприта [2], лейтенант с перепугу забыл, зачем пришел. Хлипкая решетка из досок нависала прямо над бушующей водой.

Оказалось, что нужно было каким-то образом сойти прямо на это ненадежное, практически ничем не огороженное, кое-где весьма прогнившее сооружение, и, рискуя быть смытым за борт, мочиться сквозь решетку – в волны, которые буквально захлестывали посетителя через дыры в полу.

Генри поинтересовался, почему нельзя это проделать с тем же самым успехом хотя бы через фальшборт. На что справлявший тут же нужду матрос, уцепившись от греха за канат, пожал плечами и рассудительно ответил, что он может это сделать, конечно, если ему шкура недорога, потому как на борту есть человек, профос, которому поручено следить за такими разгильдяями и докладывать боцману. А Брам-стеньга, сам знаешь, шутить с нарушителями чистоты не любит и поручит тому же профосу спустить с виновного три шкуры.

Генри покосился на парня недоверчиво, чувствуя себя так уязвимо, словно та резная гальюнная фигура [3], которая, без конца окунаясь в стихию, бесстрашно парила впереди, на самом носу флейта.

Следуя примеру умудренного опытом «инструктора», лейтенант изо всех сил вцепился в ближайший канат и кое-как сделал свои дела, ощущая себя в результате сей хитрой процедуры освежившимся изрядно, то есть вымокшим с головы до ног – неизвестно, кстати, по какой из причин. Да еще колени неофита, что там говорить, как следует дрожали от пережитого ужаса.

Но, как оказалось, это было еще полбеды: для тех, кому возжелалось подойти к вопросу серьезно, на той же решетке имелись нечто вроде сидений, причем всего два места на команду из шестидесяти человек. Генри понял, что сохранять невозмутимое лицо, сидя на толчке пред очами нетерпеливой очереди из матросов, то еще испытание даже для его закаленной стыдливости.

Рядом, кстати, был прикреплен канат, распушенный конец которого болтался в воде. Закончив опорожнять кишечник, канат вытаскивали и подтирались этим концом. Лейтенант Тейлор старался не думать о том, что вся команда, дьявол, использует один и тот же канат.

Куда ходили капитан и его люди, так и осталось для Генри загадкой, в матросском гальюне он их ни разу не видел. Аминь.

***

Наконец, на третий день, когда из-за общего изнеможения ощущение стылого ужаса перед неминуемой гибелью как-то само собой отпустило, а с ним сошла на нет и бесконечная тошнота, Генри вдруг зверски возмечтал сунуть хоть чего-нибудь съестного в свой пустой, урчащий желудок. В результате он решил-таки спуститься вместе со всеми в кубрик, вспомнив, что есть такое волшебное слово – еда.

Истекая понятным вожделением вместе со слюной на запахи немудреной чечевичной похлебки, сдобренной аппетитными кусочками серого жилистого мяса, лейтенант, наконец, дождался своей очереди и, получив добрую порцию варева в деревянную миску – выданную со склада корабельным интендантом лично ему, Тейлору, под роспись – сел на пустующее место за одним из подвесных столов.

Дело в том, что у Генри пока не было своей ложки – все личные вещи остались в каюте Маргарет, а вход на ют простым матросам был запрещен. Мальчишка-стюард тут же шустро принес ему новую.

Размышляя впоследствии над этой ситуацией, Генри отдавал себе отчет, что был груб, невыдержан и, в целом, повел себя не как умудренный солидным опытом офицер и джентльмен, а как вздорный прыщавый новобранец. Но что ему, скажите, было делать, если от слабости лейтенант едва держался на ногах, тело ломило в каждой жилочке, а в гулко звенящей голове не было ни одной сколько-нибудь достойной мысли. Выдержки Тейлора едва хватало на то, чтобы не начать заглатывать еду прямо через край.

ГЛАВА 7.1 ОПТИМАЛЬНАЯ СТРАТЕГИЯ ПЕТУШИНЫХ БОЕВ (начало)

***

Расправив плечи и притушив шалый взгляд, чтобы никто раньше времени не разглядел полыхавшую в нем бурю, Генри прищурил один глаз и поднял пресловутую ложку вертикально, внимательно разглядывая окружающих весельчаков в овальное отверстие, будто доктор в очко монокля. Наверное, все это выглядело презабавно, поскольку зрители закатились с удвоенной силой.

Медленно поводив сим инструментом из стороны в сторону, Тейлор нарочито остановил свой взор на самоуверенном ирландском бугае прямо перед собой.

– Что ж, ты прав, приятель, считать я хорошо умею, хотя б даже и ступеньки, а вот ты, – Генри окинул верзилу сверху вниз снисходительным взглядом, – судя по всему, вряд ли. Так что, первый урок тебе, кретин: сколько будет один отнять один? Сосчитай! – и лейтенант молниеносным движением выдернул из рук оторопевшего оппонента его собственную ложку.

И пока тот, наливаясь малиновым цветом, разевал рот в следствие такой неслыханной борзости новичка, Генри быстро проговорил:

– И веслами я отлично умею грести! Зацени!

В подтверждение, он быстро запихал в себя пару ложек восхитительной, бесподобной матросской похлебки с чечевицей. Все вдруг подозрительно притихли, на что Тейлор внимания особо не обратил, увлеченный едой, а так же назревавшим противостоянием с гребаным ирландцем.

Генри мог побиться об заклад: пока бугай, хлопая своими голубыми глазками, придет в себя, он, Тейлор, успеет заглотить еще не единую ложку вожделенного кушанья, но моряк в тот же миг взревел дурниной на манер половозрелого оленя, озабоченного немедленным спариванием, и одним яростным движением перевернул на англичанина шаткую подвесную столешницу вместе со всеми немудреными яствами сверху. Благо похлебка уже основательно подостыла.

Вот интересно, на что Генри рассчитывал? Явно не на то, что за таким его беспримерным хамством последует учтивый вызов на дуэль? Оружия, кстати, по вполне понятным причинам матросы не носили, и Генри с Ричардом пришлось сдать свой арсенал капитану.

Следующим сокрушительным движением возмущенный тролль протаранил Тейлора тяжелой столешницей. Вернее, то место, на котором англичанин сидел за долю секунды до этого, потому как Генри предусмотрительно, кувырком назад, скатился со скамьи и единым движением вскочил на ноги, становясь в боевую стойку. Все-таки не прошло даром его умение драться, которое лейтенант периодически оттачивал в портовых кабаках, сам иногда целенаправленно нарываясь.

Соседи Тейлора по скамье, застигнутые врасплох той же самой столешницей, с воплями возмущения посыпались на пол.

Не давая наглому новичку опомниться, ирландец одним прыжком перемахнул через опустевший стол и обрушился на обидчика сверху всей своей массивной тушей. Видать, тоже не в пансионах воспитывался, зараза.

Генри в последнюю секунду упал на спину и, упершись противнику ногами в живот, перебросил рассвирепевшего бугая через себя, используя весь пыл его броска, потом вновь подскочил в боевой готовности. Матросы повскакивали со своих мест, образовав тесный круг посередине кубрика, и подбадривали ирландца восторженными возгласами:

– Давай, Рон, наваляй сопляку!

– Надери задницу чистоплюю англицкому!

– Отсыпь пороху заносчивому щенку!

– По мордам ублюдку!

– Бей, Рон! Бей, Рон! Пушка, Бей!

Из чего Генри сделал обоснованный вывод, что «сердобольное» матросское сообщество сегодня обреталось вовсе не на его стороне.

Это слегка удручало.

Бойцы немного покружили друг против друга, напряженные, словно готовые к стрельбе луки. Ирландец, которого, судя по выкрикам, звали Рон, был почти на треть головы выше Тейлора и, однозначно, на несколько дюймов шире в плечах. Он глумливо улыбнулся и, не выпуская Генри из виду, прогундел:

– Я вообще-то девчонок не бью, парни. Вы же знаете! Так что иди сюда, лапушка моя, отсоси у папочки...

И тут Тейлор в сердцах дернулся, сплоховал, а бывалый противник его, как водится, не преминул воспользоваться промахом. И всего-то Генри не вполне точно прикинул направление, когда замахивался, чтобы вписать гадкому ирландцу сокрушительный удар в челюсть. Конечно, виной всему была его крайняя измотанность, а вовсе даже не глупая ярость вследствие скабрезных шуточек моряка.

Генри поздно почувствовал, как кулак проваливается в пустоту, поскольку Рон незаметно уклонился, чтобы отбить локоть Тейлора вверх и изящным, несмотря на внушительные размеры тела, нырком уйти ему за спину.

Потом железным захватом он крепко стиснул горло англичанина, заодно перехватив его, беспомощно задранную теперь, руку. Другая лапища ублюдка жестко давила на затылок, не давая возможности сходу боднуть проклятого ирландца головой. Да дьявол!

Все произошло в одно мгновение, и Генри, не успев ничего сообразить, оказался безнадежно зажатым в стальных объятьях бывалого драчуна. Попыхтев так немного в безуспешных попытках вырваться и достать до голени ублюдка каблуками, Генри почувствовал мощную подсечку в коленный сгиб и, сопровождаемый сокрушительным давлением на загривок, рухнул носом в отскобленные доски палубы.

ГЛАВА 7.2 ОПТИМАЛЬНАЯ СТРАТЕГИЯ ПЕТУШИНЫХ БОЕВ (окончание)

Отбиваясь по мере сил, Генри кинул быстрый взгляд, оценивая обстановку в кубрике. Ричард тоже отмахивался от пары нападающих ножкой табурета, который, видимо, и обрушил давеча на крепкий загривок ирландца. Что ж, ублюдки были ниже его ростом, так что должен справиться, не совсем же недотёпа, поди! Хотя еще двое кряжистых паразитов повисли у Райза на плечах...

Чувствуя, что слабеет, Генри вцепился ирландцу в волосы на затылке, а потом, дернув на себя, сделал свой коронный бросок головой, целя в переносицу. Потекла теплая кровь, заливая Генри лицо. Но сам Рон в пылу драки не обратил на это событие никакого внимания.

Вот ведь бесчувственный сукин сын!

Генри уперся в пол ступнями и, надсадно выгнувшись всем корпусом, все-таки сбросил ирландца через голову, потом, наконец, снова подскочил на ноги. Его пошатывало от слабости, но сдаваться лейтенант вовсе не собирался. Рон тоже поднялся, слегка покачиваясь: похоже, он был порядком оглушен, хотя и виду не показывал.

Рубахи двух «бойцовых петухов» были расхристаны до пупа, одежда уделана чечевичными ошметками, пуговицы на матросских куртках поотлетали, а кровь и пот заливали глаза, мешая рассмотреть противника. Поэтому парни махались теперь наобум, особо не целясь. Ирландец упрямо скалился красными от крови зубами. Судя по всему, Генри в переносицу ему не попал, лишь расквасив лепешкой губы.

Подозрительная тишина в кубрике заставила дебоширов внезапно протрезветь. А, может, виной тому было еле слышное шиканье матросов. Генри остановился, а вместе с ним распрямился и Рон. Оба они настороженно развернулись к трапу, ведущему на верхнюю палубу, возле которого, как оказалось, молчаливой статуей застыл старпом, с вальяжной невозмутимостью облокотившись о ступеньку.

Дерьмо!

Узрев с удовлетворением, что все, наконец, обратили на него свое драгоценное внимание, старший помощник безмятежно, и от этого зловеще, прошелся вдоль переднего ряда скучковавшихся матросов и остановился как раз напротив потрепанных бойцов, изо всех сил пытающихся сдержать сбитое дыхание.

– Отлично, Линч! – голос Стаффа был холоден и резок. – Что это, дьявол забери, за хрень собачья?! Если мне не изменяет память, в первую очередь ТЫ должен отвечать за порядок среди своих людей. Так-то ты выполняешь свои обязанности, квартирмейстер?

– Виноват, чиф, – как-то излишне спокойно проговорил ирландец, даже не пытаясь утереть кровь, ручьем стекавшую по щеке из пробитой брови.

– Ну? Может, все-таки объяснишь, что здесь происходит? Что за балаган вы тут к чертям устроили, дармоеды?

И Стафф, приподняв изогнутую бровь, вперился обманчиво бесстрастным взглядом Рону прямо в разбитый рот.

– Ничего особенного, чиф. Так... показал пареньку пару приемов. Вдруг да пираты нападут. Сами знаете... Надо быть во всеоружии.

Слова у ирландца складывались с трудом из-за сорванного сиплого дыхания и отекших губ.

– Ну, ну. За дурака меня держишь, Рональд? Кажется, я еще не выжил из ума.

– Никак нет, сэр. Готов ответить за беспорядки, сэр.

Старпом прищурился, и голос его прозвучал излишне обыденно:

– Что ж, сам знаешь – виноват, Рон, – он кивнул и, добавив жесткости в тон, чтобы прониклись все, отрезал с холодным напором. – Дюжина плетей. Получишь прямо сейчас. Поднимайся наверх, матрос.

Рон на секунду застыл, потом еле заметно пожал плечами и, оглядев невозмутимым образом притихшую братию, твердо пошел к трапу.

Генри бросил удивленный взгляд на долбаного ублюдка, которого две минуты назад практически ненавидел, но сейчас, отметив его нарочито спокойную, слегка презрительную уверенность в этакой скверной ситуации, невольно проникся запоздалым уважением.

Впрочем, его собственная гордость не позволила ему смолчать, спрятавшись за чужую спину, хоть Тейлор и всерьез раздумывал над этим, улавливая где-то далеко, в самой глубине души, еле ощутимые флюиды нехорошего предчувствия.

Лейтенант сделал шаг вперед и, в упор глядя на Стаффа, произнес ровным голосом, полагая наивно, что этим он прямо сейчас быстренько решит возникшую проблему, и все вполне мирно расползутся по своим делам. А может даже прерванная так неудачно трапеза продолжится.

– Все в порядке, герр офицер. Этот человек невиновен. Приношу свои извинения, потому что я сам спровоцировал конфликт.

Старпом равнодушно окинул Тейлора с головы до ног:

– Этому тоже дюжину. На выход.

Генри закаменел. Вот так? Буднично? Мимоходом? Его, лорда Генри Тейлора, потомственного дворянина, офицера Его Величества десятого драгунского полка, сейчас распорядились выпороть? Он не ослышался?

Славно! Отлично все разрулил, дурень! Адский вонючий ад и все его дьявольские демоны! А ведь Генри был всецело уверен, что обладает здесь законным иммунитетом на телесные наказания. И что теперь?

Тем не менее, лейтенант упрямо задрал подбородок, пытаясь подавить противную дрожь:

– Но сэр!..

Старпом его уже не слушал, переключив леденящее внимание на прочую команду:

– Кто еще из вас, бездельники, принимал участие в драке? Отвечать!

Матросы, переминаясь, склонили буйны головы, внимательно рассматривая что-то там интересное на полу. Впрочем, дознание с пристрастием можно было и не устраивать: на лицах некоторых следы преступления проступали слишком явственно.

ГЛАВА 8.1 КОШАЧЬИ ЗАБАВЫ ДЛЯ УПЕРТЫХ УБЛЮДКОВ (начало)

***

Когда Генри, вслед за другими парнями, выползал из кубрика на верхнюю палубу и проталкивался к левому борту сквозь строй взбудораженных матросов, он несомненно ощутил на собственном опыте, что значит выражение: «идти на деревянных ногах». Свои конечности он практически не чувствовал вовсе, как и не осознавал движений собственного тела. В ушах стоял странный гул, мысли сковала плотная мгла, а фокус зрения сузился до самых простых вещей, которые как-то уж слишком невнятно мелькали перед его рассеянным взором. 

Потому что на данный момент его увлекала только одна неотступная, жаркая мысль: «Интересно, ради всего Святого, смогу ли я продержаться?»

Генри перевел глаза на невозмутимую спину вышагивающего впереди квартирмейстера, и взгляд его разгорелся. Черт задиристый, что б его! И какой идиот, скажите, поставил старшим этого бестолкового олуха?.. Вместо того, чтобы драться, он должен был на корню пресечь беспорядки! Вот кому попадет уж совершенно заслуженно!   

Словно ощутив между лопатками свирепые мысли Тейлора, Рон обернулся и чиркнул по англичанину насмешливым взглядом:

– Ну? Чего позеленел, сосунок? Гляди, в штаны не наложи! 

«Сам ты сосунок!» – хотелось бросить чертовски вызывающе, но Генри благоразумно промолчал. Хватит уже, назадирался сегодня. До самых... печенок. 

Сбитую скулу саднило, и Тейлор машинально потер ее влажным рукавом. Одежда на нем за эти два дня, безвылазно проведенных на палубе, почти не высыхала: воняла затхлостью, мокрой псиной, и он даже боялся предположить, чем еще...

– Это всего лишь порка, ступенька ты неотесанная, – мерзко скалясь, не унимался тупой ублюдок. –  Подумаешь...

Подумаешь?!! Генри справедливо полагал, их ожидает не пара десятков хлипких домашних розог по заднице, про которые на следующий день можно было благополучно забыть, а кошка-девятихвостка –  страшное орудие, которое в умелых руках пластает тело в кровавые клочья. 

Достаточное количество раз по долгу службы ему приходилось присутствовать при наказании солдат, и два раза за все семь лет пребывания полковым офицером назначать наказание самому. Хотя это было отнюдь не то, о чем он вспоминал с удовольствием.

Когда несчастного снимали с треноги после сотни ударов, редко кто мог передвигаться самостоятельно: спина была содрана практически до костей. Многие гибли... 

Лейтенант Генри Тейлор, хотя и неохотно, признавал эффективность такого метода. Тот сброд, который вербовали в солдаты, да и в матросы, конечно, тоже, невозможно было держать в узде другими способами. Вербовщикам обычно давали понять: сколь бы ни были грязными их методы, им все простится, лишь бы кандидат поставил росчерк или отпечаток пальца под контрактом, а в каком виде новобранца потом доставят к месту службы – пьяным вусмерть, без сознания, связанным или в кандалах, это не суть важно.

Таким вот немудреным способом армейские полки, как и военные корабли, наряду с относительными «добровольцами», пополнялись нищими, разбойниками, пьяницами и прочими подлецами всех мастей. Главной заботой командиров становилось, таким образом, предотвращение дезертирства и бунта. А еще надо было как-то выполнять основные армейские задачи, то есть воевать. Королевской армии положено быть лучшей, иначе несдобровать всем.  

Как офицер армии, Генри Тейлор понимал: без железной дисциплины любое сражение – да что там сражение, любые серьезные маневры – считай, проиграны. Так что эта нерешимая дилемма регулировалась, по сути, одним доходчивым способом – страхом зверского наказания. Поэтому часто приходилось жертвовать одним – назначить несчастного своеобразным мальчиком для битья – чтобы, в конечном итоге, спасти многих.

Конечно, торговое судно – не военный корабль. И вряд ли кто-то здесь – кроме них с Райзом, двух безмозглых идиотов, конечно – вкалывает не по своей воле. Но несколько недель наедине с необозримым  беспощадным океаном кого угодно заставят безумствовать. Поэтому метод устрашения один и тот же –  что-то другое здесь сложно придумать: кровавая расправа должна отбить охоту бунтовать раз и навсегда. 

И сегодня он сам – Вот же мерзость! Какая нелепая ирония судьбы оказаться на другой стороне! – станет одним из тех, кем собираются пожертвовать. Так хладнокровно и... обыденно.

Кто-то судорожно вцепился ему в рукав и дернул на себя настойчиво:

– Генри! Что здесь происходит? Генри! – голос сестры звучал взволнованно.

Он перевел на нее не слишком осмысленный взгляд. Черт! Его настырная вездесущая сестричка, дьявол ее принес! И вечно везде сует свой шустрый наглый носик. Вот, почитай, с самого розового детства на нем за какие-то неведомые грехи это сущее наказание. Как же не вовремя! Сейчас на разговоры не было ни желания, ни сил. 

– Маргарет! Уходи отсюда! Сейчас же! – он подивился отрешенно своему чужому хриплому голосу, который доносился гулко, словно из-под плотной толщи воды. – Иди в свою каюту и сиди там! Райз! –  Генри поискал глазами Ричарда, который затерялся где-то в дрейфующей толпе.

Почти вся команда флейта, а это более шестидесяти человек: матросы, канониры, мастеровые, помощники и другие корабельные работяги, как и было велено, высыпали на палубу из всех своих закутков.

ГЛАВА 8.2 КОШАЧЬИ ЗАБАВЫ ДЛЯ УПЕРТЫХ УБЛЮДКОВ (окончание)

Ирландец подошел к решетке, твердо расставил ноги и задрал тяжелые кисти выше головы. Щиколотки, запястья и пояс его плотно притянули к решетке линями, практически распяв на этом сооружении, в рот вставили видавшую виды, изжеванную деревянную плашку, ремешки которой затянули на затылке.

Генри почему-то подумалось, что этот безбашенный парень выдержал бы порку даже не привязанный, хотя... как знать, может его манера держаться всего лишь никчемная бравада.

В наступившей тишине профос, раскручивая со свистом тяжелые хвосты кошки, подходил, отходил, протягивал руку к обнаженной спине, видимо примеряясь к удару. Кожа обездвиженного матроса, синеватая от холода, покрылась мелкими пупырышками, напряженные мышцы на мощной спине подрагивали, когда он шевелил пальцами, пытаясь уцепиться за решетку покрепче. 

Генри видел это во всех деталях, которые впечатывались ему в мозг с ужасающими подробностями, потому что стоял довольно близко. Он знал, многие из команды наблюдали именно за новичком, и Тейлор смотрел прямо на приговоренного, не разрешая себе малодушно опустить глаза, и одновременно заставлял себя дышать, чтобы не оконфузиться потерей сознания.

Он почти не ел и не спал нормально прошедшие дни, и теперь изнемогал от тошнотворной слабости, усиленной десятикратно бесправным ожиданием позора и нечеловеческой боли. Да, определенно, это был его личный ад, сейчас, здесь, на этом долбаном корабле, и деваться было совершенно некуда.

На секунду Генри поднял растерянный взгляд туда, в тяжелое, хмурое небо, набрякшее близким дождем, где, судя по святым догматам, восседал могущественный Господь, всеведущий и милосердный. Возможно, Тейлору стоило молиться в этот момент, если бы он в своем глубоком смятении абсолютно об этом не позабыл.

***

Шкипер Питер Ван Ден­берг этим утром был весьма доволен собой. Дела в общем и целом шли неплохо. Он вез в Новую Англию индийский чай, бочки с ворванью, тюки английской шерсти. Кроме того, в особых сундуках хранились несколько роскошных французских туалетов для изысканных пенсильванских модниц... Весь груз был оплачен постоянными клиентами заранее, и от быстроты доставки обычно зависели щедрые чаевые. 

Скорость, с которой «Бонанза» двигалась к своей цели, вполне себе обещала таковые. Если так дело пойдет и дальше, то через четыре недели он будет в Филадельфии. Морские рейды, конечно, слишком непредсказуемы, поэтому нужно радоваться тому, что есть, и надеяться на Бога, себя и удачу.

Рассчитав со штурманом Мюрреем курс на ближайшую пару дней и сделав обычные записи в судовом журнале, он уютно расположился в кресле, собираясь в послеобеденной благости отведать глоточек-другой старого шотландского скотча из своих капитанских запасов.

Данная традиция была нерушима вот уже почти десяток лет, в течении которых герр Питер бороздил океанские просторы в качестве капитана торгового флейта, и не соблюсти ее было таким же святотатством, как отправиться в плавание в пятницу или всуе убить какую-нибудь морскую пернатую тварь. Короче, жди беды. 

Поэтому, если бы даже сам Дэви Джонс поднялся сейчас на борт, его присутствие не помешало бы шкиперу промочить свое капитанское горло доброй порцией послеобеденного скотча. А из присутствующих на корабле его и вовсе в этот момент рискнул бы побеспокоить лишь самоубийца, которому не терпелось прогуляться за борт. Или, в лучшем случае, бедолага рисковал повиснуть протухшей колбаской на нок-рее.

Конечно, шкипер Ван Ден­берг слышал какой-то непривычный шум на палубе, но вполне себе справедливо рассудил, что у него есть отличный заместитель – Самюэль Стаф, который со всем таким и должен разбираться. А не то, треснутый барабан ему в глотку, зачем он тогда вообще нужен. 

Напиток источал умиротворяющий изысканный аромат, и мерцающие переливы в глубинах граненого баварского кубка вторили мягкому движению океанских волн. Ноги в добротных кожаных башмаках с серебряными пряжками Питер, как водится, водрузил на крепкую дубовую столешницу прямо перед собой, и с неторопливым вожделением потянулся губами к заветному бокалу. 

Но, вопреки заветам, нашелся-таки смельчак, которому, видимо, далеко до клотика[1] был установленный суровым жизненным опытом нерушимый порядок на его, Ван Денберга корабле. Тревожный рокот с палубы внезапно возрос многократно, как это бывает при нарушении звукоизоляции помещения, и дерзко вторгся внутрь вместе с пылающей негодованием женщиной, которая, сердито распахнув двери, влетела в его каюту. 

Ну конечно! Это была сестра графа Дерби, леди Маргарет, ради которой те два великовозрастных обормота подрядились к нему в матросы. Вот почему-то шкипер так и подозревал, что от этой семейки жди неприятностей.

Пытаясь удержать девицу от столь необдуманного шага, грозящего как минимум катастрофой вселенского масштаба, за ней бежал его собственный чернокожий слуга, Пат, заметно посеревший в ожидании этой самой катастрофы. Английский он знал гораздо лучше самого шкипера, поскольку с детства был домашним рабом у каких-то там богатых колонистов Виргинии. А сам Ван Денберг по случаю купил его на рынке в Йорктауне лет пять тому назад.

– Миледи! Капитан велел не беспокоить! Прошу вас, миледи! – голос бедолаги истерил и срывался от закономерного волнения, но возбужденная гостья не удостаивала паренька своим вниманием. 

Уложенные с утра темные волосы девушки растрепались, а хорошенькие губки вспухли и раскраснелись вместе с нежнейшими фарфоровыми щечками. Она зябко куталась в меховое манто, и сдаваться, по-видимому, не собиралась, судя по горящему взгляду разгневанной фурии, мечущему молнии направо и налево.

ГЛАВА 9.1 О ЧЕМ МЕЧТАЮТ ВЫСОКОРОДНЫЕ ДЖЕНТЛЬМЕНЫ (начало)

***

Нижний твиндек [1] грузового трюма определенно не был тем местом, в котором Генри Тейлору хотелось бы провести остаток своего на редкость увлекательного путешествия. Довольно-таки продолжительную его часть, надо отметить.

Плавание еще ведь только началось, а он уже успел превратиться из лихого драгунского офицера армии Его Величества в распоследнего ублюдка на этом треклятом корыте, безостановочно кувыркающемся посреди ненавистного океана.

И, кроме того, ему посчастливилось насмерть рассориться сразу со всей честной компанией самых идиотистых тупиц в его жизни, подраться с чертовски огромным и задиристым оленем среди этих жутких остолопов, выблевать все внутренности за борт и чуть было не схлопотать плетью по спине. Ах да, как же тут забыть все прелести матросского гальюна с его гребаным канатом!

Великолепно! «Super!» – как говорят в модных французских салонах сибаритствующие лоботрясы, которых лейтенант Тейлор всегда в тайне презирал.

Что ж, Генри Тейлор, определенно, ты – счастливый сукин сын! Хотел героических свершений на свою выдающуюся задницу? Получи и распишись!

Если бы лейтенант сейчас, вопреки своей титанической усталости, мог размышлять здраво хотя бы о чем-нибудь, он подумал бы о тех затейливых превратностях судьбы, которые определенно привносят в его жизнь женщины. Да, именно те дьявольски коварные плутовки, которые так стремительно ввергли Тейлора на самое дно общественного положения, то бишь, в пучину беспросветного мрака и зловония трюмного чрева.

Cherchez la femme [2]! Лягушатники [3] иногда, надо отдать им должное, попадают в яблочко: женщины кого угодно сведут с ума, вывернут наизнанку!

Да что там! В момент испоганят всю вашу такую чудесную, благоустроенную жизнь!

Чего стоит одна только афера его ушлой сестренки со этим ее недостойным замужеством! Какая низость! Он, Генри, никогда не отмоется, прикрывая сестру в этаком позоре!

Истинно, если бы не эти хитрющие, упрямые, ненасытные в своих сумасбродных желаниях бестии, Генри до сих пор просыпался бы у себя в роскошной постели фамильного особняка на Кинг-стрит, неторопливо попивал бы утренний кофе, а после занимался делами любимого полка, по пути наставляя рога богатеньким ублюдкам.

Тьфу ты! Ну почему у него всегда одни бабы на уме?! Казалось бы... вот теперь ему мало?! Эх, превеликая задница дьявола! Ничему-то его жизнь не учит!

И даже сейчас, когда компанией лейтенанта на ближайшую пару недель стали три злющих матроса и ржавая, скрипучая железяка, называемая рукоятью помпы, которую нужно было без остановки качать верх-вниз, налегая втроем изо всех оставшихся сил, пока четвертый из парней, в ожидании наполняемых емкостей, имел хоть какую-то возможность перевести дух. Истинно, даже сейчас Генри не отказался бы от прелестной пухлощёкой штучки..

Дерьмо! Ведь он же, Тейлор, еле стоит на ногах, а его неуемный приятель, напротив, бодро так зашевелился в штанах, намереваясь спраздновать стояк.

О! Генри с опаской покосился на своих товарищей по несчастью, но те, увлеченные работой, конечно, не обращали внимания на неуместный энтузиазм новичка. А, может, виною их недостаточной прозорливости оказался тусклый полумрак, лишь отчасти рассеянный масляным фонарем.

Нет, определенно надо все же переодеться в эти чертовы слоппы от греха!..

Далее, набранные этакими непосильными стараниями бочки с затхлой водой, измотанные вконец трудяги, чертыхаясь и постанывая на все лады, тащили из низов трюма на верхнюю палубу, карабкаясь узкими крутыми ступенями трапов. И выливали там за борт. Работенка, прямо скажем, напоминала Сизифов труд, и Генри уже десять раз усомнился в том, была ли сия каторга такой уж предпочтительной заменой несостоявшейся порке.

Особенно, если учесть сбитые до крови – в который уже раз! – ладони, изнурительную слабость во всем теле, ледяную воду, без конца выплескивавшуюся из бочек на штаны, собачий мокрый холод, гнилую вонь трюма и мрачную подвальную темень, с попискивающими изо всех углов шустрыми тварями.

– Вся грязная работа на нижних палубах ваша, джентльмены, пока я не решу иначе!

Таков был вердикт капитана Ван Денберга, когда он – ну конечно же! – в гордом сопровождении вездесущей, полыхающей победным пафосом сестренки Маргарет, чертовски вовремя появился на палубе и, о чем-то переговорив со Стаффом по-голландски, заявил об отмене телесного наказания всем провинившимся, вернее, замены порки на более гуманный, черти его разнеси, вариант.

– Кроме того, – капитан был величав и спокоен, словно прибрежная скала на рассвете, – всем виновным в дебоше дополнительные ночные вахты на усмотрение боцмана. И вашу порцию грога будут разбавлять вдвое, парни. Ах, да! Квартирмейстер Линч временно разжалован в матросы без сохранения жалования на весь период. В карцер его на двое суток, потом присоединится к остальным. Это все. К исполнению!

Он кивнул боцману и, вежливо поклонившись леди Маргарет, вразвалочку, с исключительной важностью вновь удалился в свои капитанские каюты.

Красавец! И как у него это получается?

ГЛАВА 9.2 О ЧЕМ МЕЧТАЮТ ВЫСОКОРОДНЫЕ ДЖЕНТЛЬМЕНЫ (окончание)

***

Корабельная кухня – камбуз – находилась на баке, на две палубы выше. Генри поднялся туда, подозревая очередную шалость коварных сослуживцев и особо не надеясь на успех. Но кишки пилило так, что он готов был рискнуть.

Лейтенант вошел и остановился, не зная, что сказать. Красный от жара кок таки зыркнул на него недобро, помятуя предыдущий конфуз:

– Чего тебе?

Господь! Высокородный джентльмен, выпрашивающий кусок хлеба у какого-то простолюдина! Прелестно!

Генри казался сам себе противен.

– Послушай, любезный... – лейтенант все же отодрал язык от гортани, – каша есть?

– И с чего ты решил, что ты ее получишь, Клецка? – кок от души швыранул крышку на кипящее на огне варево так, что она громко загрохотала.

Тейлор грустно посмотрел на достойного правителя сего благословенного местечка, потом вздохнул, потом поджал губы и с сожалением сглотнул слюну – все-таки еда на плите пахла довольно аппетитно. Кишки опять расстроенно забурчали.

Но нет, умолять он не сможет! Определенно, он, Тейлор, до такого стыдобища не опустится. Заплатить тоже сейчас нечем – все деньги в каюте у Маргарет, а на ют простым матросам нельзя.

Обещать? Но страх, что чертов голос жалобно сорвется, если Генри выплюнет хотя бы слово из сведенного голодной судорогой рта, не давал ему даже шанса попробовать. И вдобавок, лейтенант не желал при этом выглядеть как побитая собака. Дьявол!

Он потоптался нерешительно и развернулся к выходу, чувствуя, как от тоски задеревенели плечи.

– Постой, парень! Каши нет, пригорела она. Я ее свинятам тем же вечером отдал... Есть похлебка с обеда. Будешь?

Будет ли он?! Да он рад был сжевать свои сапоги, не то что эту невероятную, горячую, пахнущую... нормальной человеческой едой похлебку.

Тейлор молча кивнул, потому как готов был заплакать сейчас от такого простого человеческого участия.

– Иди за стол? Ложка есть? Возьми там, в ящике.

– Спасибо, приятель, – прохрипел Генри, все еще не веря своему счастью.

За каких-то три минуты умяв поданную коком тарелку с бесконечно вкусным, настоявшимся за полдня супом, он вопросительно посмотрел на своего спасителя, изо всех сил стараясь, чтобы это не выглядело, как мольба.

– Это, конечно, не мое дело, парень, но я бы повременил со второй порцией, – правильно понял его животрепещущий взгляд Кенни, – колики начнутся, помереть можешь. Брат мужа моей сестры вот так в одночасье и помер, после того, как его в море унесло и с неделю там калдыбасило. А он, дурында, как вернулся, не удержался и слопал целый горшок каши в один присест. Ну и тут же, на месте, бедолага, помер от страшных болей. Вот ведь судьба-злодейка, из адского моря спасся, а на кухне у себя помер, – кок мотнул головой сокрушенно. – Давно ведь не ел, ага?

– Давно, – согласился Генри, шмыгнув потекшим вдруг носом. – Третьи сутки, наверное...

Он сидел в тихой прострации насыщения, чувствуя в желудке приятную, согревающую тяжесть. Из всех членов постепенно уходил стылый холод, мышцы наливались привычной силой. В голове медленно прояснилась, а потом снова стало мутиться... От тепла и еды его разморило и потянуло в сон.

– Это ты, говорят, за Пушку перед чифом заступился?

Генри пожал плечами.

Не будешь же говорить, что перед тем, как заступиться, он же его и подставил...

– Молодца. Тебя как звать-то, англичанин?

– Генри... Генри Тейлор...

– А я – Кенни Блер. Ну, ты, верно, знаешь уже...

– Да... сказали...

– Ты, Генри, вот что. Вечером приходи... К ужину. Гороховая каша скоро сготовится. На этот раз вкусная будет, на свинячих шкварках. М-м-м... Пальчики оближешь! Покладу тебе двойную порцию.

Глаза начали слипаться, двигаться не хотелось, но надо было идти обратно в трюм, к парням. Его отпустили ненадолго, обещая прикрыть, если что.

– Спасибо, – снова сказал он, постаравшись вложить в это слово всю благодарность, на которую был способен. – Я твой должник, Кенни. Не дал мне умереть.

– Да ладно... – кок простодушно хмыкнул. – Сочтемся, небось, приятель. Мало ли...

Перед тем, как спуститься в прогнившую преисподнюю трюма, Генри пришла мысль вдохнуть напоследок свежего воздуха и заодно спросить часового, сколько склянок [1] осталось до конца их каторжной вахты на сегодня. Если честно, оглушенный тяжкой работой и омерзительным самочувствием, он совсем не прислушивался к ударам корабельного колокола.

Вынырнув на шкафут из приятного жара камбуза, Генри в очередной раз ощутил всю гребаную прелесть северных широт, когда промозглый морской ветер тут же задорно прожег холодом его размякшую плоть. Но, пока кровь, разгоряченная едой и теплом, быстро бежала по жилам, получалось довольно терпимо.

Ругнувшись от души, Тейлор судорожно глотнул колючий воздух – вот оно ему, собственно, надо было, переться куда-то? – и, запахнувшись посильнее в куртку без пуговиц, утерянных в давешней драке с квартирмейстером, пошел в сторону часового, стоявшего на склянках у бизань-мачты [2].

ГЛАВА 10.1 КОЕ-ЧТО ОБ АКРОБАТИЧЕСКИХ КОНФУЗАХ (начало)

***

Боцман Пепиджин Вандербильд молча пыхтел в его распахнутую грудь и как-то совсем беспомощно разевал рот, вследствие того, что необходимые фразы, по-видимому, в голове у бедняги никак не складывались. При этом конопатое лицо прожжённого морехода выглядело совсем пунцовым то ли от пронизывающего ветра, то ли от ярого негодования. Сей факт и вызывал, на самом деле, весьма серьезные опасения Тейлора. Чтобы Брам-стеньга не мог извлечь из своего мощного чрева хотя бы пару интересных словосочетаний, надо было сильно постараться, чего лейтенанту, кажется, как раз таки удалось.

Хотя ничего такого он, в общем-то, не совершил. Ну да, самовольно покинул место штрафных работ и при этом, как водится, засветился перед начальством. Но ведь Тейлор не знал, что ему придется спасать этого придурка Райза от того, чтобы тот сделался замороженной котлетой, размочаленной в хлам по доскам палубы.

Впрочем, ждать-таки словесных изысков от Вандербильда долго не пришлось, поскольку боцман, в очередной раз набрав воздуха в грудь, разразился такой забористой бранью в адрес разгильдяя недопоротого, что у Генри едва не снесло матросский колпак с головы.

– Ты где должен находится, матрос, караси тя распатронь, моя бабушка интересуется?! В каком таком помещении, позволь узнать, твоя наказанная задница должна сейчас поворачиваться?! Какого раскудрявого дьявола ты тут наверху пируэты выписываешь, засранец, словно копчик того опарыша, когда должен вовсю сейчас нашу добрую барышню-помпу ублажать?! При чем всеми доступными тебе способами! А?

Вопрос риторический. Генри покосился на невменяемого Райза рядом, больше похожего сейчас на смертника аккурат перед повешеньем, и, следом за ним, заметил потихоньку отползающих матросов, которые с весьма заинтересованными мордами внезапно заспешили по своим делам.

Н-да-а... подмоги тут ждать не приходиться ни с какой стороны. Но, впрочем, так даже оно и лучше... Меньше свидетелей, как за очередную оплошность его, благородного лорда, тычут носом, будто он вам тут щенок неразумный, а не, ко всему прочему, боевой драгунский офицер!

Да, кстати, его бабушка тоже весьма интересуется, когда же закончится эта херь, которая валится на его, Тейлора, голову с этаким щедрым размахом? А то до конца сего увлекательного плаванья еще довольно далеко – и, судя по всему, он, Генри, рискует не дожить, однако.

Впрочем, черт с ним, пусть Вандербильд ругается и даже выпорет до кучи, все равно это не может сравниться с тем катастрофическим ужасом, который лейтенант испытал, когда долез приблизительно до середины расстояния от палубы до марсовой площадки.

Шаткие балясины дрожали под его ладонями, подошвы дешевых башмаков соскальзывали с отполированных многочисленными восхождениями перекладин, закоченелые пальцы не гнулись и грозили сорваться, но это было еще полбеды. Настоящая засада началась, когда лейтенант глянул вниз, на ма-а-аленькую, качающуюся под ногами палубу, которая с этого ракурса создавала впечатление, что он, Тейлор, болтается неистово, будто хрупкая былинка в могучей стремнине.

Он оглянулся вокруг, на бескрайние просторы океана, и... замер. Совсем как Райз! Потому что, казалось, невозможно сдвинуться с места, не рискуя сорваться в этой бешеной круговерти, которая вовсю трепала его ничтожное тельце, парящее между небом и землей.

Возможно ли вообще было противостоять этакой первозданной стихии? Его оцепеневшая плоть не хотела это проверять. Предательница просто перестала подчиняться и точка, зависнув в том же ступоре, что и туловище Ричарда двумя ярдами [1] выше. Генри казалось, если он сейчас двинет хоть чем-нибудь – даже пусть просто пошевелит скрюченным от страха пальцем – тут же как пить дать шлепнется вниз.

С палубы что-то кричали – и весьма навязчиво! Но из-за ветра, хлопанья парусов и колотящегося в висках сердца Генри ничего толком не мог разобрать. Вернее, он перестал понимать, что вообще творится вокруг, уткнувшись носом в ближайшую балясину и судорожно обвив тросы лестницы руками и ногами.

– Придурки гребаные! – донеслось сквозь завывание ветра и волн отчаянное рычание боцмана. – Вот спустúтесь мне только... кретины!.. Я над вами так надругаюсь, мудели вы сухопутные! Пожалеете, что на свет родились!

«Господь! Это, кажется, нам... – отстраненно подумалось Тейлору, и даже мысли его дрожали, когда он с великой опаской позволил себе сглотнуть. – Та-ак!.. И что теперь делать, вообще?»

Обе бабушки, как водится, были явно не в курсе. Так же, как добрая маман, которую прямо сейчас хотелось призвать, слезно рыдая. Но надеяться на помощь гипотетических родственников, а так же кого-либо более осязаемого – кроме стенающего в бессилии боцмана – в данный момент особо не приходилось.

Да и то, вся помощь со стороны Стеньги заключалась в регулярном подбадривании «акробатов криво*опых» всяческими обещаниями мыслимых и немыслимых кар, ожидающих «моллюсков недоваренных, пусть ваших чокнутых мамаш, которые, видать, сдуру с одним и тем же косоногим верхолазом согрешили, растелешат на базарной площади! Вот только спуститесь мне, паяцы никчемные, пожалеете, что вас с утра на ремни не распилили!»

И вся эта гневная тирада дополнялась яростным сотрясанием лестницы Иакова снизу, что, по вполне понятным причинам, храбрости скукоженным на верхотуре бедолагам не добавляла. Разве что побуждала дополнительно вцепиться зубами в канаты, а так же пучить в панике и без того ошалелые глаза.

ГЛАВА 10.2 КОЕ-ЧТО ОБ АКРОБАТИЧЕСКИХ КОНФУЗАХ (окончание)

Лестница была не слишком-то и широкая, но вдвоем они вполне уместились бы – бок о бок. Хотя сейчас парень распластался так, что ухватиться рядом с ним было просто не за что.

– Ричард, – позвал Генри и, крепко ухватившись руками за перекладину возле голеней Райза, поравнялся головой с его коленями.

Господь! Вот зря он это сделал!

Рик заверещал, как резаный и попытался пнуть Генри каблуком по лицу. Благо Тейлор вовремя увернулся, да и ногу этот паразит побоялся сильно отрывать, во избежание.

– Не подходи ко мне! – судорожно обнимаясь с балясинами, истерил Райз, похоже не отдавая себе отчет в происходящем: на лице его был написан животный ужас. – Убирайся! Я не хочу!

– Рик! – почти нежно прокричал Генри, пытаясь перекрыть шум ветра и шелест парусов. – Пойдем! Надо спускаться! Маргарет там, внизу! Она тебя ждет.

– Нет! Я не могу! Не трогай меня!

– Я тебя не трогаю! Видишь? Не трогаю. Ты сам. Сам спустишься! Я тебе помогу!

– Не надо! Уйди, говорю! – Райз еще крепче вцепился в веревки и зажмурил глаза. – Ты, сукин сын, моей смерти хочешь!

– С чего это?! – Генри начал заводиться.

Вот же осел!

Злость на Райза, на удивление, отвлекла его от собственного панического состояния. Вспыхнув обидным негодованием, он как-то сразу забыл и про свой страх, и про высоту, и про изрыгающего проклятья боцмана, и про грозившее ему очередное наказание за самоволку. Про все, кроме резкого желания надавать этому беспробудному мерзавцу подзатыльников, а после... Вот что делать с ним «после», Генри пока не придумал. Отодрать громоздкого увольня от веревок насильственным путем не представлялось возможным. Дьявол!

Если прикинуть, еще пару часов, конечно, они провисят здесь на чистом энтузиазме, а потом окончательно ослабнут от холода и усилий – и навернутся вниз. Уже сейчас Тейлор чувствовал, что еле справляется со своими закоченевшими конечностями. Ветер здесь, наверху, продувал насквозь еще безжалостней.

Решительно вздохнув, лейтенант поднялся еще на одну ступеньку. Перед глазами, полностью скрывая окружающий дивный пейзаж, оказалась внушительная задница Ричарда Райза. Генри едва удержался, чтобы не впилить со всей дури по этому, чертовски тупому, свинскому месту, в который раз подставляющему его так безмозгло. Остановила только мысль, что он сейчас не в слишком выгодном положении относительно поганца и тот, дернувшись в ответ, может легко сбросить Генри вниз.

Тейлор, чертыхнувшись от души, подтянулся с трудом на следующую балясину, охватывая Ричарда с боков. Он чувствовал, как тело невменяемого приятеля трясется в кольце его рук, и как с нервными всхлипами тот чего-то бормочет себе под нос.

Молится что ли, бестолочь идиотская? Лучше бы подумал, как жить дальше, упырь бессовестный!

– Тихо, Рик! Спокойно, – Генри невольно понизил голос до мягкого урчания, чтобы не спровоцировать парня на резкие движения: здесь, на высоте, это может быть фатально. – Я пришел тебе помочь, дружище! Ты меня слышишь?

Райз никак не реагировал и глаз не открывал.

– Эй, вы там, наверху! – ветер доносил снизу обрывки не слишком благопристойных советов от дружелюбно настроенных матросов, как водится, вместе со взрывами смеха. – Трахнитесь уже быстрее и спускайтесь, содомиты конченые.

– Ты, Клецка, не мог засадить своей девочке в темном закутке? – вовсю глумились любопытствующие парни, глазеющие от скуки на очередное занятное представление с участием новеньких. – Обязательно было залезать на мачту?! По-тихому у вас не стоúт, что ли, обормоты?!

Опять послышался радостный гогот.

«Да чтоб вас, идиоты, лишь бы языки почесать! Хотя... – подумал вдруг Тейлор, прицепившись почти вплотную за спиной у Ричарда, – мысль вообще-то дельная! Как еще привести долбаного ублюдка в чувство?»

Ухватившись покрепче, он с силой прижался к задеревеневшему телу Райза и нарочито развязно потерся бедрами об его напряженный зад. Потом склонился и, перекрывая рвущийся во все дыры ветер, жарко зашептал придурку в ледяное ухо:

– Что, любимый, а ребята ведь дело говорят! Признаюсь честно, давно тебя хочу! Ты только не шевелись, я все сделаю сам... зая моя, сла-адкая!

– А?! ЧЕГО?!!! ТЫ СПЯТИЛ, ТЕЙЛОР! ОТПУСТИ МЕНЯ СЕЙЧАС ЖЕ! – в потрясенном запале Рик толкнулся так, что они вместе чуть не полетели с мачты, хорошо Генри, предвидя его реакцию, укрепил свой захват.

Окх! Хвала Иисусу! Ну хоть что-то проняло идиота!

– Чш-ш-ш!.. Тихо, Ричард! Не гоношись! Спокойно! Никто не посягает на твою девственность, – он не удержался и хмыкнул мстительно. – Только не здесь, карапузик!..

– Отвали, кретин! – вот теперь, судя по возбужденному вскрику, Райз был далек от агонизирующего овоща, и вменяемость его на порядок повысилась.

– Хорошо, молодец! А сейчас смотри вперед и спускайся тихонько, парень! Ничего не бойся! Я крепко тебя держу!

– Опусти! – Ричард еще раз попытался вырваться из мертвого захвата, которым окутал его Тейлор.

– Сейчас спустимся на пяток ярдов и отпущу, не боись. Сам полезешь, там уже не страшно.