В ритме сердца

Глава 1: Возвращение Домой

Эйдан

Тишина. Она оглушила меня.

После трех лет постоянного гула – рев толпы на стадионах, грохот автобусов на трассе, бесконечный гул генераторов за кулисами, назойливый шепот прессы в микрофоны – эта тишина казалась чем-то инопланетным. Я стоял на крыльце родительского дома в Палм-Бей, Бревард, Флорида, и просто… дышал. Воздух был густым, теплым, пропитанным запахом соли, цветущего жасмина и скошенной травы. Знакомым до боли. До тошноты. До слез, которые я, конечно, не пущу.

«Дом». Слово застряло в горле комком. Последний раз я был здесь… Боже, три года назад? Короткий визит между турами. А так – только пиксели на экране во время редких видео-звонков. «Мама, пап, Хлоя, у меня все отлично! Тур фантастический!» Ложь, упакованная в улыбку, как товар в блестящую обертку. Стандартный набор фраз.

Чемоданы стояли у ног, покрытые слоем пыли с дороги. Я сбросил солнцезащитные очки на футболку – здесь они были лишними. Закрыл глаза, подставив лицо низкому, но еще жаркому вечернему солнцу. Кожа, привыкшая к искусственному свету софитов и кондиционированному воздуху гостиничных номеров, жадно впитывала тепло. Загар, приобретенный на экзотических пляжах во время промо-туров, казался здесь ненастоящим, как грим.

Внутри дома слышались голоса – мягкий бас отца, звонкий смех мамы, визг Хлои. Моя младшая сестренка. Она выросла за эти годы. В пикселях это было не так заметно. А сейчас… Сейчас я боялся войти. Боялся их взглядов – полных любви, но и вопросов. Боялся, что они увидят не Эйдана, их сына и брата, а Эйдана Рейнольдса, поп-идола, уставшую маску.

Пальцы сами потянулись к гитаре, прислоненной к стене рядом с чемоданами. Старый друг, «Телекастер», который я специально взял с собой вместо концертных монстров. Прикосновение к грифу, знакомые неровности ладов… Это было как прикосновение к отросшей конечности. Единственное, что всегда оставалось настоящим. Музыка. И страсть, и клетка. Она принесла мне все – славу, деньги, бешеный ритм жизни, который выжег душу дотла. И отняла все простое. Вот это. Крыльцо. Запах жасмина. Тишину.

Дверь скрипнула.

— Эйди? — Голос мамы, теплый, с легкой дрожью. — Заходи, сынок!

Я обернулся, натянув привычную улыбку – ту самую, что светилась с обложек журналов. Но, надеюсь, в глазах было хоть немного искренней теплоты. Хотя бы капля.

— Просто наслаждаюсь тишиной, мам, — сказал я, шагая навстречу объятиям. Ее запах – ваниль и что-то цветочное – ударил в нос сильнее жасмина. Три года. «Тишиной и тем, что я дома».

Дом. Пахло детством, папиным грилем и… чистотой. Никаких следов безумных вечеринок, толп поклонниц или папарацци. Просто диван, семейные фото на стенах где я был лет 16, знакомые занавески. И они. Отец крепко пожал руку, потом обнял – молча, по-мужски, но я почувствовал силу и облегчение в этом объятии. Хлоя влетела в меня, как торнадо, обвивая руками шею.

— Братишка! Ты приехал! — ее глаза сияли, без тени того подобострастного блеска, который я видел постоянно. Просто радость. Настоящая. Это было как глоток ледяной воды после долгой жажды.

Вечер прошел в разговорах за ужином. Я старался. Рассказывал анекдоты из тура тщательно отфильтрованные, слушал их новости – папины успехи в садоводстве, мамины курсы керамики, Хлоины университетские приключения. Она заканчивала второй курс. Время летело незаметно. Я ловил себя на том, что смеюсь – настоящим, легким смехом, а не тем, что репетировался перед интервью. Расслаблялся. Плечи, постоянно сведенные от напряжения, начали отпускать.

Но под этим теплом, под этой простотой, клокотало что-то другое. Усталость, похожая на синяк на душе. Тоска по чему-то… настоящему. Не по сцене, не по славе, а по чувству, что ты просто существуешь, а не играешь роль. По связи, которая не требует усилий и не преследует скрытых целей. Я смотрел на их лица – родные, любящие, – и внутри рос страх. Страх, что я разучился быть просто Эйданом. Что эта маска приросла намертво.

После ужина я снова выбрался на крыльцо с банкой холодной колы. Сумерки окрасили небо в нежные оттенки розового и оранжевого. Цикады завели свою вечернюю симфонию. Где-то далеко слышался прибой. Флорида. Дом. Лето. Три месяца просто быть. Найти себя. Найти… что-то. Что-то настоящее.

Я прислонился к колонне крыльца, закрыл глаза. Зеленые глаза под веками, привыкшие к ярким огням, сейчас видели только мягкие сумерки. Волосы, обычно уложенные стилистами, падали мне на лоб небрежными прядями. Я даже не подумал их поправить. Пусть будут. Пусть все будет просто.

Именно в этот момент я услышал скрип калитки и веселые голоса. Хлоя и… кто-то еще. Я обернулся.

Софи

— Софи, ну же, быстрее! Ты же знаешь, мама испекла тот самый пирог с персиками! И… сюрприз!— Хлоя тащила меня за руку по тротуару, ее глаза сияли от возбуждения. Солнце уже почти село, окрашивая белые домики нашего тихого района Палм-Бей в золотистые тона. Воздух был сладким и тяжелым от цветов и океанской соли.

— Хлоя, я только с дороги! — попыталась я вырвать руку, но без особого энтузиазма. Бабушка Марта, у которой я поселилась на лето, уже спала, и запах персикового пирога из соседнего дома действительно манил. Да и Хлоя была неугомонна – как луч солнца после серых будней Нью-Йорка. —Какой еще сюрприз?

— Не скажу! Увидишь сама! — Она хихикнула, распахивая калитку своего дома. — Мама! Папа! Мы тут!

Мы поднялись по ступенькам на крыльцо. И тут я увидела Его.

Он стоял вполоборота, прислонившись к колонне, с банкой колы в руке. В последних лучах заката его иссиня-черные волосы отливали глубокой синевой, как крыло ворона. Они были слегка растрепаны, падая на высокий лоб. Загорелая кожа, расслабленная поза в простой черной футболке и потертых джинсах… Но это не имело значения. Потому что он обернулся на голос Хлои.

И я увидела глаза.

Ярко-зеленые. Как молодая трава после дождя. Как самые глубокие изумруды. Они казались нереально яркими на фоне загара и темных волос. В них мелькнуло что-то – мгновенное узнавание, а затем искреннее, неподдельное удивление – прежде чем привычная, обаятельная улыбка тронула его губы. Улыбка, которую я видела сотни раз на обложках журналов и в музыкальных клипах.

Глава 2: Нежданная Встреча

Эйдан

Тишина ночи была гулкой после дневной суеты. Я стоял у открытого окна своей старой комнаты, опираясь о раму. Воздух был теплым, влажным, насыщенным ароматом далекого океана. Сбоку от нас, в таком же невысоком белом доме с верандой, горел свет – дом бабушки Марты, где теперь жила София Картер. София. Девушка с розовыми волосами и серыми глазами, холодными, как сталь.

Вечер прошел... странно. Ужин с пирогом, разговоры. Она была вежлива, даже любезна с моими родителями и Хлоей. Со мной – отстраненно. Короткие ответы, взгляд, скользящий мимо, будто я был неодушевленным предметом. А я… я ловил себя на том, что наблюдал за ней. За тем, как она смеялась над шуткой отца – легкий, серебристый смех, неожиданно теплый. За тем, как ее пальцы перебирали вилку – длинные, изящные, с коротко остриженными ногтями без лака. За этими невероятными волосами, которые при свете кухонной лампы отливали то пыльной розой, то нежным лавандовым. И за глазами. Всегда возвращался к ним. Серым, ясным, невероятно выразительным. В них читалась умная настороженность. Как у дикого зверька, готового в любой момент сорваться с места.

Хлоя шептала мне за десертом: — Она просто стесняется, Эйди! Или звездная болезнь у тебя! — Но это было не стеснение. Это был осознанный барьер. Стена изо льда, возведенная специально для меня. И это… задевало. Непривычно задевало. Обычно девушки либо падали в обморок, либо пытались быть слишком навязчивыми. Холодная вежливость была новым опытом. И почему-то этот розововолосый скептик с серыми глазами не выходил у меня из головы.

Я вздохнул, потягиваясь. Мышцы ныли от непривычного безделья и долгой дороги. В доме бабушки Марты погас свет в гостиной. Наверное, она легла спать. А потом… в окне напротив, прямо напротив моего, зажегся свет. Спальня.

И она появилась в рамке окна.

София стояла спиной, снимая что-то через голову. Простая белая майка, открывающая загорелые плечи и линию позвоночника. Розовые волосы были распущены, спускаясь каскадом почти до лопаток, невероятно объемные и живые даже на расстоянии. Она повернулась, подходя к окну, вероятно, чтобы закрыть его или опустить жалюзи. И в этот момент наши взгляды встретились сквозь теплую ночь и узкую улочку.

Она замерла. Я замер. Время остановилось.

Свет из ее комнаты падал прямо на меня, освещая меня, наверное, как экспонат. Я был в простых боксерах, без футболки. На мгновение я увидел не холод, а чистое, незамутненное изумление в ее серых глазах. Широко распахнутых. Как будто она увидела что-то неожиданное. Призрак? Или просто голого мужчину в окне напротив? Я невольно напрягся, чувствуя глупую уязвимость. Но отвести взгляд не смог.

И тут случилось оно. То самое, о чем потом говорят в дурацких романтических книгах и песнях, в которые я никогда не верил. Удар. Током. Прямо в грудину. Не больно. Но… оглушающе. Как будто кто-то врубил гитарный усилитель на полную мощность прямо у меня внутри. Сердце сжалось, потом рвануло в бешеный галоп. Воздух перехватило.

Она.

Мысль пронеслась ясная, четкая, лишенная логики. Просто констатация факта, как дважды два. Она.

Она первая опомнилась. Изумление в ее глазах сменилось ледяной волной. Она резко дернула шнур, и вертикальные жалюзи с грохотом упали, отрезая ее от моего взгляда, от ночи, от меня. Оставив меня одного в темноте моего окна с бешено колотящимся сердцем и ощущением, что мир только что перевернулся.

Я отшатнулся от окна, прислонившись спиной к прохладной стене. Ладонь непроизвольно легла на грудь, как будто пытаясь успокоить безумный ритм под ней. Что это было? Адреналин от неловкости? Стресс? Или…?

— Нелепо, — прошептал я в темноту, пытаясь вернуть себе рациональность. — Усталость. Перелет. Странный день. — Но образ ее в момент до падения жалюзи – розовые волосы, распахнутые серые глаза, линия плеч в мягком свете лампы – горел на сетчатке. И это ощущение удара… Оно было слишком реальным. Слишком физическим.

Я так и не закрыл свое окно. Ночь впустила звуки цикад и далекий рокот океана. И странное, новое чувство, которое не хотело уходить. Чувство, что что-то только что началось. Или вот-вот начнется. И я понятия не имел, что с этим делать.

Софи

Идиотизм. Чистейшей воды идиотизм.

Я стояла посреди знакомой комнаты, прижимая ладонь ко лбу, где пульсировала нарастающая головная боль. Сердце бешено колотилось, будто я пробежала марафон, а не просто… просто посмотрела в окно. В его окно.

Эйдан Рейнольдс. Без футболки. В двух шагах от своего окна. Смотрящий прямо на меня.

Жар волной прокатился по лицу и шее. Неловкость. Да, это была дикая неловкость. Но было и что-то другое. Этот взгляд. Не привычная обаятельная маска, которую он надел за ужином. А что-то… другое. Удивленное? Застигнутое врасплох? Глубокое. Невероятно зеленое даже на расстоянии. Как будто он тоже что-то увидел. И этот момент – этот дурацкий, затянувшийся на секунду-другую момент, когда наши взгляды зацепились сквозь теплую ночь – он ударил. Точнее, прошил. Как разряд статического электричества, только в тысячу раз сильнее. От макушки до кончиков пальцев ног. И это бешеное сердцебиение, которое не хотело униматься.

— Идиотка, Софи, — прошипела я себе, резко поворачиваясь от окна с его теперь закрытыми жалюзи. — Просто звезда, привыкший, что на него глазеют. Увидел соседку в окне – удивился. Все!

Но почему тогда я так резко дернула шнур? Почему отшатнулась, как от огня? Почему сейчас дрожали руки?

Я подошла к зеркалу над комодом. Отражение смотрело на меня широкими серыми глазами, все еще полными немого вопроса. Розовые волосы, беспорядочно рассыпавшиеся по плечам, казались сейчас не символом силы, а свидетельством нелепой уязвимости. Веснушки на носу выделялись на покрасневшей коже.

— Он помнил тебя подростком. А теперь увидел вот такой. И удивился. Ну и что? — пыталась я успокоить себя. — Это ничего не значит. Абсолютно.