Вы когда-нибудь задумывались, что жить и одновременно быть счастливым для обычного человека недостижимо? Первую половину суток отнимает работа, вторую — сон. И стоит избавиться от одного — как вскоре настигает смерть. Вне зависимости от причин, взрослый человек не может вечно бездельничать, даже если ему сильно того хочется. И что можно успеть за оставшиеся несколько часов после работы и до сна, когда нужно зайти в супермаркет, прибраться в квартире и приготовить ужин? Конечно, подавляющее большинство, подгоняя свои желания под рамки, находит счастье в том, что имеет. Но правильно ли это? Не знаю. Не для меня, во всяком случае.
С возрастом я понял, что общение меня утомляет, отбирая те немногие свободные минуты, которые я мог бы потратить на то, что действительно хочу. Всякий раз, когда кто-то пытался завести со мной разговор, мне приходилось прилагать значительные усилия, чтобы отвечать соответствующим образом. Более того, мне тоже приходилось придумывать темы, чтобы этот разговор не оборвался на моём ответе. Всё же факт оставался фактом: все мои попытки выглядели притворством. Я не мог вести себя с другими открыто, другими словами — так, как мне хотелось. Я был вынужден подстраиваться под окружающих. И когда однажды я оставил всё это позади — я наконец испытал то самое чувство свободы, которое, как мне казалось, я всегда искал.
Ах да, обычно первым делом представляются, верно? Хотя я сомневаюсь, что хоть кому-то интересно имя заурядного человека вроде меня. Ведь я не один на миллиард, а один из. Один из тех, кого вы встречаете, пока едете в транспорте на работу или учёбу, один из тех, кто стоит впереди или позади вас в очереди на кассу. Не тот, чьё лицо вы увидите на экранах кинотеатров или телевизоров, не тот, чью мангу вы однажды прочтёте, а скорее тот — незамеченный в толпе — кто будет стоять вместе с вами, ожидая выхода новой главы в популярном журнале. Обычный. Давайте будем откровенны: ваши глаза вряд ли задержатся на таких скучных людях.
Я лежал на письменном столе, время от времени меняя положение головы на своих руках. Пожертвовав драгоценными часами сна, я надеялся написать новую главу своего романа. Каждый раз, как приходила интересная мысль, стоило только взять мне в руки карандаш — мой мозг будто форматировался, не оставляя от неё и следа. Наверное, это покажется глупым, но история, которую я писал, служила для меня чем-то вроде дневника. Записывать свои мысли и мечты в виде вымышленных историй казалось мне чем-то захватывающим. Особенно если учесть, что главным героем романа был я. Грустно осознавать, что "обычный" въелось в моё подсознание, и даже в фантастическом экшен-романе главный герой стал скучной и заурядной личностью. Впрочем, кого волнует, что в нём написано, если кроме меня его некому прочесть? Ответ очевиден.
Подняв голову, я обратил внимание на часы — уже 6 утра. Через три часа я должен снова сидеть в офисном кресле перед монитором, тестируя очередную систему на наличие ошибок. А как известно, ошибки есть всегда, ведь "исчерпывающее тестирование недостижимо". Порой мне кажется, что в окружении, которое я для себя выбрал, вовсе нет ничего достижимого.
Встав из-за стола, я направился на кухню поставить чайник, чтобы приготовить чашечку кофе. Не теряя времени, я отправился в ванную умыться. Я решил не включать свет, оставив дверь приоткрытой, чтобы солнечные лучи мягко освещали пространство. Мне не хотелось начинать своё утро с ужасов, ведь, глядя на чёрные круги под глазами, в своём отражении я видел образ Садако.
Закончив с умыванием под холодной струёй воды, я вернулся на кухню. Чайник уже закипел, и я налил кипяток в заранее подготовленную чашку. Перенеся её на подоконник, я присел напротив, медленно помешивая кофе. Закрыв глаза, я вдыхал бодрящий аромат, пытаясь насытиться энергией перед наступающим днём.
Выщелкнув одну сигарету из пачки, что лежала у окна, я щёлкнул зажигалкой и затянулся. Дым просачивался сквозь щель наружу, немного оставаясь внутри, смешиваясь с запахом кофе.
За окном — середина лета. В школьные годы, наверное, это была моя любимая пора года. Очевидно, что из-за каникул. В любом возрасте я с трудом переносил высокие или низкие температуры. В годы моей молодости ещё не придумали кондиционер — или же он был слишком дорогим для простого люда, — поэтому лето ощущалось действительно жарким.
По улицам взад-вперёд бродили сонные собачники, гуляющие со своими питомцами. Я невольно зевнул, когда увидел, как один из прохожих едва сдерживает зевок. Что же, я сделал это за тебя.
Когда-то давно, уже и не вспомню точно, когда, у меня тоже была собака. Пушистая, с большими добрыми карими глазами и радостно виляющим хвостиком при виде меня. Она жила у бабушки в деревне, и мы виделись с ней лишь летом. Меня поражало то, что, несмотря на длительное расставание, она всегда узнавала меня. Этот медвежонок весом в 180 фунтов бежал встречать меня, повалив на землю и облизывая с головы до пят.
Возвращаясь мысленно в те времена, я отчётливо ощущаю запах фермы и свежескошенной травы. Каждое утро наполнялось громким пением птиц, что, будто иерихонские трубы, доносилось со всех сторон. Старый шаткий домик, который, казалось, тотчас рассыплется, если вдруг злой волк попытается сдуть его. Необъятный участок, который хранил в себе множество тайн и спрятанных сокровищ. И я, подражая первопроходцу, вооружившись найденной на земле палкой, бороздил заросшие плотной растительностью просторы.
Но всякое счастье мимолётно, и в конце концов его неминуемо смоет безжалостная волна времени. Сперва, не привыкнув к городской жизни, погибла моя кошка, которую мы приютили в той же деревне. А следом, немного позже, умерла и собака. Грустно осознавать, что никто из них не дожил до моего выпуска из младшей школы, прожив не более пяти лет. Возможно, проблема была во мне. Да, определённо. Даже если казалось, что ты уделяешь достаточно внимания своему четвероногому другу, после того как потеряешь — осознаешь, что этого было недостаточно. Конечно, каждый по-разному смотрит на отношения между людьми и животными. Но минутку — едва ли я когда-нибудь интересовался, кто что думает на этот счёт.
Сейчас уже было не понятно, что являлось сном, а что реальностью. Планета — битком населённая тебе подобными существами или этот бескрайне пустой мрак.
Те немногие огни, подобно пляскам светлячков, оставляли раны на чёрном полотне, затем бесследно в нём растворялись. Я, подобно кораблю в открытом море, следовал за каждым новым появившимся маяком, пока в конце концов не оказался здесь. Здесь...
"А здесь это где?"
Рухнув на пол от бессилия, я не ощущал под собой твёрдой почвы. Казалось, словно моё тело мало-помалу погружалось всё глубже в этот бездонный тёмный океан. Мой разум чувствовал себя совершенно не в себе, будто в него сквозь пробоины просачивалась мгла. И здесь, в тишине, объятый материализовавшейся тенью, время замедлило свой ход.
Сколько лет прошло с тех пор, как я нахожусь в этом месте? В какой-то момент я просто перестал считать дни, следуя за несущим меня течением. Если это и есть реальность, я хочу уснуть и стать одним из блуждающих ночных светлячков. А если всё же сон, то однажды я должен буду проснуться? Хочу ли я этого? Определённо нет.
— Ты просто смиришься с происходящим?
"Да, почему нет?"
— И ты не хочешь ничего изменить?
"Нет, меня всё устраивает."
Погодите, голос. Чей это голос?
"Кто ты?"
Образ девушки, будто лунный свет, склонившись надо мной, коснулся руками моего лица. Такие холодные и в то же время нежные, как осенний ветер. Словно находясь по другую сторону водной глади, она коснулась своим лбом моего, вызвав рябь, чьи круги озаряли светом окружающее пространство. Мрачная пустота, будто кистью художника, наполнялась красками. Казалось, мир начал распадаться на фрагменты, но вместо хаоса пришло что-то знакомое. Спустя несколько мгновений, я ощутил под ногами холод плитки, а вокруг меня возникли знакомые очертания однокомнатной студии.
Главная комната объединяла в себе зону отдыха, спальную и кухню. Первое, что бросалось в глаза, — светлый диван, стоящий у окна. Перед ним стоял маленький стеклянный кофейный столик на металлических ножках. Над диваном на стене висела узкая настенная полка, где разместились несколько толстых книг и декоративных фигурок. Вместо кровати на полу вдоль стены был расстелен заправленный футон. Рядом на тумбочке стояла лампа, излучающая мягкий голубой свет, сливая комнату с оттенками города.
Будто мотылёк, летящий на свет лампы, я шаг за шагом приближался к окну. Оно служило чем-то вроде монитора с живыми обоями, открывая вид на неизвестный мне город, купающийся в океане бесчисленных звёзд. Сияние луны окрасило небо и городской пейзаж в одинаковые голубые тона. Прижав руку к стеклу, я наблюдал за умиротворяющей картиной спящего мира — мира, в котором меня нет.
Почему-то в этот момент мне захотелось, чтобы начался дождь. Не то чтобы я любил его, наверное, мне просто хотелось, чтобы хоть кто-то грустил обо мне. Но очевидно, было не кому.
Вселенная ясно дала понять, что все эти вещи — все они — однажды исчезнут. Значит, и не зачем скорбеть по одной лишь песчинке, покинувшей огромную пустыню, верно?
— Ничто не исчезает бесследно.
Несмотря на то, что голос звучал спокойно, мне показалось, словно я окунулся в прорубь. Замерев на месте, мои глаза медленно проследовали к руке, лежащей на моём плече. Такая маленькая и такая утончённая, словно лепесток сакуры, едва коснувшийся земли. С трудом сглотнув, я обернулся к её владельцу.
Меня встретила девушка с длинными волосами цвета первого снега. Из-за её бледно-белой кожи и равнодушного выражения, казалось, будто её лицо выдолблено изо льда. Тонкие, синеватые губы и глаза столь же серые и холодные, как луна.
Её слова повисли в воздухе, но не достигли меня. "Ничто не исчезает бесследно". Возможно, она пыталась сказать что-то философское, что-то ободряющее, но звучало это как далёкое эхо, едва касающиеся моих мыслей.
Размышляя об этом ещё немного, я пришёл к выводу, что, возможно, она говорила о призраках. О тех эфемерных созданиях, что остаются в памяти живых, когда их уже нет. Воспоминания, которые мы храним о покинувших нас, превращают их в призраков, оживляют в нашем воображении, возвращают в наши сны. Но, как бы странно это ни звучало, я исчез в тот же момент, когда и умер. Не оставив после себя ни следа, ни шёпота в сердцах других. Даже призраком мне не суждено было стать.
— Кто ты?
Проигнорировав мой вопрос, она убрала руку и повернувшись, направилась к барной стойке на кухне. На девушке было надето чёрное ципао с белоснежными узорами, будто вышитыми бриллиантовыми нитями, и длинным вертикальным вырезом, полностью обнажающим одну ногу. С каждым её шагом во всё стороны разносились белые блёстки, создавая впечатление, словно она парила над землёй.
Её образ настолько завораживал, что его было проще принять за вымысел. Будто сказочная фея, которая взмахом волшебной палочки разбрасывает по земле конфетти. Казалось, если к ней ненароком прикоснуться, она разлетится блёстками, оставив после себя горстку магической пыли. Справедливости ради, место обитания совершенно не соответствовало его обитателю.
— Рада слышать, что я выгляжу для тебя столь волшебной, — прокомментировала она.
А это значит ты не оставила без внимания, да? Стоп, что?
— Но я же ничего не говорил, — удивился я.
— Тебе и не нужно.
И что бы это могло значить? Неужели моё восхищение невольно отобразилось на лице? Или каждый с кем она встречалась прежде, думал о ней так же?
— Вытри слюни, ковёр заляпаешь, — обернувшись, добавила девушка, двигая указательным пальцем вверх-вниз.
Я тут же принялся вытирать губы, но они оказались совершенно сухими и потрескавшимися. Осмотрев пол, я также не обнаружил никаких признаков жидкостей, как, впрочем, и ковра.
Тихое, мелодичное, оно вспыхнуло из ниоткуда и отовсюду одновременно. Я резко раскрыл глаза. Передо мной раскинулась знакомая деревня — выцветшая временем, но до боли родная.
Мы прибыли в дом моих бабушки и дедушки.
Он стоял в глубине сада, залитый мягким, рассеянным светом луны. Даже в лучшие времена эта деревня не отличалось яркостью, а ночью и вовсе растворялась в тенях. Но сегодня я видел все так ясно, будто лунный свет специально высветил каждую деталь. Каждую травинку у порога, каждый узор на стенах, каждую тёмную щель в старых деревянных досках.
Я сделал шаг вперёд. Гравийная дорожка отозвалась знакомым хрустом, эхом проносясь по пустынному участку.
Серую крышу собачьей будки скрывали ветви молодого дерева, но я знал, что она там, рядом с недостроенным кирпичным зданием. Миски для животных стояли на том же месте у двери — с недопитой водой и остатками корма. Всё было точно так же, как я это запомнил.
За исключением одного.
Меня никто не ждал.
Собачья цепь распласталась на гравии, лишившись своего носителя. Остатки в миске больше напоминали пластиковый наполнитель, чем настоящий корм и воду. А птицы... их голоса звучали искусственно, слишком чётко, слишком повторяющееся, словно пластинка.
— Говорят, у людей перед смертью проносится вся жизнь: сожаления о несделанном, упущенном и то, что они не хотят отпускать.
— Выходит, ты знала о чём я думал перед смертью? Тогда для чего был этот спектакль?
— Я надеялась, что ты поделишься со мной по собственной воле. Но вместо этого ты смирился со смертью.
Призраков не существовало. Всё это — лишь вспышки памяти, оживающие перед глазами. Те, кто утверждали, что слышали голоса умерших, видели лишь обман своего разума, цепляющегося за прошлое. И я тому не исключение.
Стоя здесь, среди руин своих воспоминаний, я почти мог поверить, что вот-вот откроется дверь, и бабушка выйдет на крыльцо с фонариком в руке, готовая встретить меня у ворот после поздней прогулки. Что Кайдо сорвёт с места, громыхая цепью, проверяя, кто ходит по двору. Как следом меня отчитает мама, с каким восторгом меня встретит младший брат, и как просто посмеётся дедушка со всего происходящего. Я всё это вижу, слышу.
Но что значит это место без них? Было бы оно мне дорого, если бы здесь не осталось их следов? Сомневаюсь.
— Видишь ли, это место действительно было для меня особенным, как и многие другие. Но не само по себе. Его делали важные люди — родные, друзья, все, кто был рядом. Будет ложью сказать, что я всегда хотел быть один...
Девушка спрятала руки за спину, взглянув на небо.
— Понятно, — тихо сказала она, — В этом есть смысл.
Следующий час или около того, было потрачено на исследование мест, которые я хорошо запомнил. Те же, что не отложились в памяти, были заполнены чем-то смутным — либо фантазией девушки, либо моей собственной. Я не был уверен, если честно.
Дома, которые я знал, стояли там, где им и полагалось быть — с облупленными заборами, выцветавшими ставнями. Остальные же, сотканные из догадок, выглядели поддельно, будто срисованные с детского рисунка.
Если кто-то захочет пошутить, что автором этой чудаковатой архитектуры был я, то нет, спасибо большое, я вполне неплохой художник.
Иногда перед нами вдруг появлялся фонарь, которого я не помнил, или резная лавочка у пустого перекрёстка. Эти детали возникали сами собой, и я не мог сказать, кто их придумал.
Дорога была совершенно пустой, что неудивительно — кроме нас двоих здесь некому было ходить или ездить. Но даже там, где в моих воспоминаниях её не было вовсе, где люди садились в машины прямо на грунтовке, сейчас тянулось идеально ровное шоссе. Не асфальтированное, нет, — скорее нарисованное бледными линиями прямо поверх земли.
Мы шагали по этой мёртвой дороге, и каждый мой шаг был единственным звуком, сопровождающим нас. В какой-то момент, уже и не вспомню какой, птицы прекратили своё пение, а следом за ветром стих и шелест листьев. Конечно, выходя за калитку, у меня был определенный пункт назначения, но что это было и где находилось, уже было забыто.
Я так и не решился войти в дом. Не то чтобы это что-то изменило бы, но... Думаю, я боялся. Боялся того, что мог там увидеть. Или, скорее того, чего мог бы уже не увидеть.
Мы бродили по безлюдным улица и разговаривали — наверное, впервые так много. Её голос звучал так же легко, как и походка. Мне показалось, девушка не слишком вписывалась в атмосферу деревни. Она выглядела слишком... вычурной, что-ли. Я же, похоже, мог вписаться куда угодно: в городской толпе я бы затерялся, а здесь просто бы не бросался в глаза. Но это не значило, что ей здесь было не место. Напротив, сейчас, помимо луны, она была самым ярким существом в этом призрачном мире. Настолько ярким, что одной её ясной, теплой улыбки было достаточно, чтобы мне хотелось запомнить каждый миг, проведенный с ней.
Наверное, это одно из преимуществ, быть красивой. Хм, или же это я настолько простодушный?
В конце концов мы дошли до дамбы, откуда началось небольшое озеро. В своё время о нём ходило множество нехороших слухов, но даже это не мешало нам в нём плавать. Сейчас вода казалась идеально гладкой, но в отличие от Лунного озера, дна здесь не было видно — слишком мутное.
— Думаю, теперь я готов, — я окинул взглядом окрестности прежде, чем посмотреть ей в глаза, — Те места, что уже однажды утратили свою важность, смогут обрести её снова, если ты будешь со мной.
Когда она повернулась, я почувствовал запах чего-то знакомого. Теплый, успокаивающий аромат, который я никак не мог вспомнить. Единственное, что я знал — от него становилось спокойно и приятно на душе. Но, наверное, это было не важно. За всё это время мои ноздри впервые уловили хоть что-то и причиной была она.