Множество раз Эва слышала, что перед смертью вся жизнь проносится перед глазами. Потому сейчас она надеялась увидеть вновь первый его взгляд, первую улыбку, первый поцелуй и тысячи следующих за ним, их первую ночь у пруда, следы его пальцев на своей коже, каплю пота, стекающую по его шее, нетерпение на его лице, бесконечную нежность в любимых глазах.
Но она не видела ничего. Лишь ветер в волосах шептал будто его голосом: «Любовь моя. Теперь мы всегда будем вместе.»
Гермополь, Древний Египет. 321 год до Н.Э.
Компания молодых черномагов наблюдала за наставником, допивающим второй подряд кувшин хека. Реммао был сам не свой с тех пор, как пришли вести из Фив. Весь Гермополь уж третий день к ряду гудит о том, что Верховный эпистат положил конец страшной хвори, выследил и отрубил голову подлой змее. Старший черномаг по имени Саамон спел свою последнюю песнь, и болезнь отступала. Ни один человек не заразился со дня казни, а заболевшие чудом шли на поправку. На полях вновь всходили посевы, перестал гибнуть скот. Народ славил отмеченного богами охотника, вознося за него молитвы и поднимая чаши в его честь.
Реммао же радостным вовсе не выглядел. Он отменил все заказы, забросил обучение. С каждым днем он все больше походил на собственную тень. Даже Рэймсс не знал, в чем причина такой перемены в его старшем брате.
Так прошла неделя. Каждый день Реммао проводил в молчаливых думах, опустошая кувшин за кувшином. Каждый день оплакивал будущее, к которому шел столько лет, которому теперь не суждено было сбыться. На дне очередной чаши все же нашел для себя решение. На свежую голову поутру он сел за папирус и принялся писать письмо фараону, предлагая свою верность и службу.
По указу Менеса II, на черномагов много лет ведется жестокая охота. Заниматься темной магией дозволено лишь признанным жрецам, преданно служащим наместнику бога. Скрываться в тени и влачить жалкое существование в страхе Реммао устал, да и не за чем теперь это. Раз судьба спутала его карты, он нарисует новые.
В ожидании тянулись долгие дни и недели, пока наконец не разнеслась молва — отряд Верховного эпистата приближается к храму Тота.
Реммао выглядел довольным, будто был в предвкушении чего-то. Эвтида наблюдала за сменой его эмоций издали, раздумывая, стоит ли рассказать о страшном предчувствии. Сегодня во сне ей явился Анубис. Разве могут такие, как она, видеть сны? Это предвестие смерти, страшных событий, и прямо перед визитом главного охотника на шезму. В такие совпадения совсем не верилось.
— Силишься во мне дыру проделать? — наставник, давно заметивший ее взгляд, обернулся. — Ну, говори.
— Переживаю просто. К добру ли, что охотники здесь вот-вот окажутся?
Реммао проигнорировал ее вопрос:
— Эпистату не попадайся, держись тише воды. И глаза так не закатывай, не то он тебе их навсегда прикроет. — надменный вид Эвтиды часто раздражал Рема, сейчас же ее строптивость могла подкинуть настоящих проблем.
— Не беспокойся об этом. С чего мне к нему лезть?
— Приблизиться достаточно, чтоб он все о тебе понял. Чутье у него, и реки нашей крови на руках. Увижу возле него — сам удавлю, услышала?
Их внимание привлек шум во дворе у храма. Эва и Реммао подошли к балюстраде ближе, с интересом смотря на прибывший кортеж Верховного эпистата. Лошади, богатые красивые колесницы, одна из которых выделялась особенно, была больше прочих. Из нее вышел мужчина в светлой накидке. Ростом он был на голову выше любого известного Эве человека, широкий в плечах, источающий силу. Из-под капюшона виднелись белые волосы, будто он без них недостаточно отличался от всех вокруг. Отчего-то хотелось его рассмотреть, увидеть его глаза. Словно услышав ее мысли, мужчина обернулся и встретился с ней взглядом. Что-то перевернулось внутри.
— Иди к себе. По храму не шляться. Чтоб до утра я вас не видел! — бросив предупреждающий взгляд на ученицу, Реммао отправился встречать прибывших охотников.
— Больно надо. — буркнув себе под нос, Эва в последний раз обернулась на загадочного человека и направилась в покои.
Сон никак не шел, отгоняемый назойливыми рассуждениями. Как все не вовремя.. Отчаявшись ждать помощи от наставника, они сами нашли заказ по онейромантии за его спиной, договорились идти втроем. Рэймсс, хоть и был некромантом, согласился сопровождать подруг, чтоб спокойнее было. Но о каком спокойствии может идти речь, когда город заполонили охотники?
И отменить все теперь едва ли получится. Люди покрывают черномагов лишь до тех пор, пока они им полезны. Откажись они выполнить заказ — вмиг сдадут эпистату за награду, а то и просто из вредности.
В душной комнате от мыслей некуда было деться, и Эва неслышно, чтобы не разбудить Дию, вышла на улицу. В храмовом дворе было тихо и пусто. Глубокой ночью здесь никого не встретишь, потому о наряде Эва не заботилась, стоя сейчас в полупрозрачном ночном одеянии. От стены вдруг отделилась тень.
— Дурное время выбрала для прогулок, Неферут.
Она едва не подскочила на месте, страх волной прокатился по телу.
— Господин?
Беловолосый мужчина, которого она с интересом рассматривала сегодня, медленным шагом подошел ближе. Взгляд невольно скользил по его телу, повсеместно натыкаясь на шрамы. Напряженные мышцы, невероятно светлая кожа, татуировки на пальцах — символы фараонской власти.
— Как зовут? — строгий голос вернул взгляд Эвы на его лицо.
— Эвтида.
— «Дарующая жизнь», значит. — произнес вдумчиво. — На лекаря учишься?
— Письму обучаюсь, дальше как наставник направит.
— Родители тебя в храм пристроили?
— Нет у меня никого.. Сама.
Три дня. Эпистат дал ей три дня на то, чтобы собрать вещи и проститься с прошлой жизнью. Злая насмешка.. На сбор пожитков у нее ушло едва ли полчаса, а что до жизни — он ведь сам позаботился о том, чтоб от нее ничего не осталось.
Эве дозволено было перемещаться по храму, но не выходить за его пределы. Ей и вовсе не хотелось покидать покоев, в то же время стены и потолок будто сжимались вокруг нее, грозя раздавить, словно насекомое — настолько ничтожной она чувствовала себя сейчас. Увозит ее, точно вещь, диковинную зверушку. Но что будет, если фараону такой дар не понравится? Что будет, если придется по душе?
Она вышла из комнаты лишь раз, в попытке развеяться, просто вздохнуть, но кругом натыкалась на охотников, будто в отряде Верховного эпистата не двадцать человек, а две сотни. И даже это она могла бы стерпеть, если б не взгляды, направленные на нее отовсюду. Все ученики и жрецы храма Тота шептались, стоило ей пройти мимо. Кто-то смотрел с сочувствием, а кто-то с презрением. Не дойдя до трапезной, Эва вернулась обратно, закрыв дверь на засов, будто это могло уберечь ее от злых языков и глаз.
Она подошла к столику Дии, прикасаясь к небрежно расставленным склянкам и баночкам. Косметика, дорогие парфюмированные масла, травы с глиной, которые подруга любила использовать в бане. Ей это все теперь ни к чему, но у Эвы рука не поднималась взять ее вещи. Интересно, кто будет жить в их комнате после, узнает ли их историю?
Знойный день тянулся невыносимо медленно, беспощадные мысли не покидали ни на мгновение. Раз за разом она вспоминала ручейки крови, стекающие с деревянного помоста у высокой статуи бога Тота, что выступал беспрестанным судьей. Но Эва знала — их осудил не бог. То был человек со злым и жестоким сердцем, с безжалостным мертвым взглядом. Человек, что сохранил ей жизнь, вместе с тем ее отобрав.
Когда наконец опустились сумерки и легкий ветер принес первую прохладу, раздался стук в дверь.
Эва открыла и тут же сделала шаг назад. Верховный эпистат вошел в комнату.
— Уморить себя надумала? — он поставил поднос с горячим еще ужином на маленький стол у стены.
— Не голодна. — вопреки твердости голоса, живот ее предательски заурчал от запаха еды.
Амен посмотрел на нее, словно неразумное дитя перед ним. Развернулся, разглядывая небольшой тюк на кровати.
— Начала сборы?
— Закончила уже.
— Это все твои пожитки? — его удивляло, что у девушки вроде Эвтиды имущества меньше, чем он обычно берет с собой в поход.
— Было бы на одно платье больше, если б ты, господин, кровью его не испортил. — ответила, словно плюнула ядом.
Эва ненавидела нищету, в которой прожила все свое детство. Оттого в черномаги и подалась — какой еще у нее шанс для заработка? Но ученики много монет не видели, и основной доход свой она откладывала. Хоть и любила красивые вещи, лишь малую часть с заказов выделяла на платья и простенькие украшения.
Сжав челюсть, Амен вздохнул тяжело.
— Ешь, пока не остыло. Или ждешь, что с ложки кормить стану?
Эва подошла к столу, глядя на то, что принес ей эпистат. Овощи с мясом, хлеб, чаша с молоком, нож.. Тонкое лезвие, тупое наверняка, но кончик заострен достаточно, чтобы пробить плоть. Она подняла взгляд, разглядывая его шею. Такая широкая, она точно не промахнется. Всего одно уверенное движение..
Амен вдруг тихо засмеялся, сказал, все так же стоя к ней спиной:
— Можешь попробовать, но учти — у тебя будет лишь одна попытка.
Она замерла, боясь пошевелиться. Неужто мысли читает, видит ее насквозь? Так чутье его работает? Да и зачем она вообще об этом раздумывает, будто могла бы она убить человека.. В ней нет жестокости. Даже для такого, как Амен.
Ничего не ответив, Эва принялась за еду. Эпистат подошел к окну, молча вглядываясь в темноту. Легкий ветер приятно гладил его лицо, играл с огнем масляной лампы, заставляя тени плясать на стене.
Эва наблюдала, как широкая грудь его ровно вздымается от дыхания, как тело, испещренное шрамами, напряжено, будто в любой момент готовое к схватке. Как много сражений он принял, как много людей убил? Отчего-то вспомнилось, как он схватил ее в переулке. Грубое касание, а кожа такая нежная, совсем не похожая на руки воинов, коих часто лечили при храме.
— До утра разглядывать собираешься? Заканчивай с ужином, дела ждут, а я все с тобой нянчусь.
— А я не просила! — у нее едва не вырвалась колкость, да видно сам Тот придержал ее язык.
Амен обернулся, метнув в нее раздраженный взгляд, от которого она мысленно съежилась.
— Завтра чтоб сама в трапезную явилась. Если не хочешь, чтобы я пришел снова.
Дверь за ним закрылась громче, чем следовало.
Наутро Амен уже жалел, что оставил девчонке жизнь. К завтраку она так и не явилась, хоть он и прождал дольше обычного. Велел своим людям доложить, как выйдет из покоев, но она и не думала высовываться. Может, и впрямь нужно было Реммао везти к фараону — тот хоть покладистый был. Нашел себе проблему на голову, будто других ему недостаточно.
Бросить храм без должного управления Амен не мог, потому пытался организовать все процессы до возвращения главного жреца. Переложить обязанности было не на кого, и он вновь вспомнил Реммао — тот хоть как-то поддерживал здесь порядок.
Разбирая бесконечные свитки и папирусы, он прервался лишь на обед, и на него Эвтида снова не явилась, как не явилась и на ужин. Терпение его подходило к концу. Широким шагом направился он в покои неразумной Неферут, заколотил в дверь, а она открылась сразу — не заперто. Лампы не были зажжены, комната едва освещалась лунным светом, падающим из окна. Эвтида лежала на своей кровати, повернувшись к стене, не подняла головы, когда он вошел. Амен заговорил громко и раздраженно:
Едва завидев Эвтиду, приближающуюся к лагерю, Амен скрылся за пологом своего шатра. Омыв лицо прохладной водой из кувшина, устроился на расстеленных шкурах. Он хотел бы забыться сном, отпустить непрошенные мысли. Но стоило закрыть глаза, как перед ним возникал ее стройный стан, капли воды, бегущие по смуглой коже. Зачем он пошел за ней, зачем увидел..
Нет, он просто слишком много времени провел в походах. Сначала Фивы — среди хвори было не до утех. А вернулся, так дома и дня не провел, как фараон отправил его за Реммао. Дело не в ней, это просто скопившаяся усталость. Ее янтарные глаза здесь вовсе ни при чем, его не влекут ее длинные темные волосы, совсем не волнуют ее округлые бедра..
— Проклятая шезму!
Злясь на себя, эпистат полночи ворочался с боку на бок, пока усталость наконец не взяла верх.
С рассветом они двинулись в путь. К удивлению Тизиана, Амен сам решил править колесницей. Чувствовать близость ее тела под боком ему сейчас совсем ни к чему, так он думал. Уже скоро о своем решении он пожалел.
Глядя, как Тизиан прижимает ее к себе, как легко она ему улыбается, сжимал поводья до скрипа. Охотник то и дело наклоняется, что-то говорит ей на ухо, и Эвтида смеется. Эпистат же с каждой минутой все больше хмурит брови, лошадей гонит нещадно.
Что за дурь ударила в голову Тизиану, где это видано, чтоб охотник путался с шезму? А девчонка совсем стыд потеряла, никак ночью в его шатре окажется! Амен болезненно поморщился от собственных размышлений. Время едва за полдень, а он уже с трудом сдерживается, чтоб не свернуть ненароком чью-нибудь шею, или две сразу.
Пусть Амат отгрызет его довольную морду! — думал, оглянувшись в очередной раз. Проклиная все на свете, эпистат кое-как протянул до заката, никого не убив. Найдя благоприятное для стоянки место, скомандовал привал.
По обыкновению Амен помогал своим людям разворачивать лагерь. Время от времени поглядывал на Эвтиду, сидящую неподалеку, не раз ловил ее взгляд. Заметил позже, что она вновь направляется к реке. Картины вчерашнего вечера замелькали перед глазами, разгоняя кровь в его венах.
Нет, за ней он не пойдет, не повторит этой ошибки, иначе не видать ему спокойствия. И все же расслабиться не получилось — в этот раз за ней пошел Тизиан, а этого он точно не мог допустить. Не сходя с места, он обратился к охотнику, сложив руки на груди:
— Куда направился?
— Проверю девчонку, вдруг помощь нужна. — ответил тот беззаботно.
Амен посмотрел на него недобро:
— Без тебя справится.
— Да вдруг крокодил ее там сожрет!
— Значит, ей не повезло. — тон его не оставлял места для возражений.
Тизиан ухмыльнулся. Недолго посмотрев на друга, развернулся и направился вглубь лагеря. Про себя подумал: — Скоро в столице станет веселее.
Дождавшись возвращения Эвы, Амен собирался войти в шатер, но она вдруг окликнула его, приближаясь:
— Господин!
Он задержался, тяжело вздохнув. Никакого покоя от нее.
— Скажи, мы скоро прибудем?
— Завтра до заката, если обойдется без злоключений.
Глядя себе под ноги, она робко спросила:
— Могу ли завтра платье надеть, что ты мне оставил? Подойдет оно для столицы?
Амен скосил на нее взгляд, сказал мягко:
— Подойдет, Неферут. От благородной не отличит никто.
Все так же не поднимая глаз, Эва заулыбалась:
— Спасибо.. за платье. Доброй ночи тебе, господин.
Следующим утром колесницу вновь вел Тизиан. Эва держалась уже тверже, а вот Амен был сам не свой, стоило увидеть ее в наряде, что купил для нее у лучшего ткача в Гермополе. Замечал, как смотрят на нее другие охотники, и словно этим гордился. Усех ее простоват — первым делом закажет ей новый у дворцового мастера, чтоб увереннее чувствовала себя при дворе. И серьги с браслетами, как же без них.
Он то и дело поглядывал на нее украдкой, мягко придерживал на ухабах. Эва смущалась от каждого прикосновения эпистата, и отчего-то ждала нового. В его руках было спокойно, будто он все держал под контролем, будто ничего не случилось бы с ней, пока он рядом. Большей глупости и представить сложно — несколько дней назад этими руками он убил троих ее друзей, даже не поморщился, когда кровь крупными каплями стекала с его длинных пальцев. Сколько загубленных душ на его счету, станет ли она еще одной в этом списке?
Ей следовало бы испытывать страх, держаться подальше, может, даже бежать, хоть как-то пытаться спастись. Должно быть, от всего пережитого у нее помутился рассудок. Иного объяснения волнительному трепету, что от его широких ладоней разливался по телу, у Эвы не находилось.
Запах крови стирался из памяти против ее воли, подменялся его запахом, манящим и необычным, как сам Амен. Вместо холода во взгляде его мерещилось ей тепло, будто солнце, пробивающееся через толщу воды. Она закрывает глаза, пытается напомнить себе, кто он на самом деле и что делает с подобными ей. Но тело не слушается, прижимается к нему ближе. Эпистат замечает все, испытывает ее — зачем иначе задерживает ладонь на ее талии, зачем смотрит так пристально..
Его низкий голос раздался над самым ухом, дыхание коснулось кожи, вызывая мурашки:
— Встречи с фараоном страшишься?
— Да. — про фараона она и думать забыла, но Амену об этом знать ни к чему.
— Главное, прояви смирение, говори все как есть. Об остальном сам позабочусь. Вон, смотри, Мемфис уж близко.
Вокруг кипела жизнь во всех ее красках. Множество хижин, лавок ремесленников и людей заполняли западный берег Нила. Под любопытными взглядами прохожих кортеж промчался по городским улицам, остановившись перед дворцом фараона. Десятки меджаев выстроились вдоль эспланады, сразу за которой вырастали величественные стены. Эва поглядывала на них с опаской, не зная, чего и ждать от этого места.