
Пролог
Тишина в кабинете давила на уши.
Стас ещё был на выезде – работал над восстановлением нашего самого сложного пациента на моей памяти. Кирилл Шумелов, мальчишка двадцатилетний, попал в аварию и…в общем, всё очень и очень сложно. Врачи уже на нём крест поставили, когда родители Кирилла вышли на Стаса.
И теперь, вот уже пять месяцев, мы всей командой возвращаем его к самостоятельной жизни.
Сегодня важный день для всех. Вместе со Стасом к Кириллу поехала Лена – наш афазиолог-логопед. Она проведёт своё малопонятное тестирование и по результатам станет ясно, вернётся речь к мальчишке или же…
А вот об этом думать не хотелось.
Я суеверно скрестила пальцы на руках и поплевала во все стороны, чтобы отвести беду. Постучала по деревянному столу, а потом ещё и по голове, на всякий случай.
Всё будет отлично. Пацан боевой, всё у него получится.
Уж если Шумелов, вопреки прогнозам врачей, начал самостоятельно садиться на кровати и даже шевелить пальцами на ногах, то и вернуть речь у нас получится.
Тем более, специалиста лучше черноглазой Лены я ещё не встречала.
Оплевав и обстучав на удачу всё вокруг, я вернулась к заполнению карт. Стас не только реабилитолог от бога, но ещё и немного бюрократ от дьявола, требующий скрупулёзного заполнения всей документации. И я с ним согласна.
Бумаги должны быть в идеальном, просто безукоризненном порядке.
Просидев, скрючившись, часа два над клавиатурой, я с кряхтением выпрямилась и размяла затёкшие пальцы. В глазах уже двоилось от бесконечного потока чёрных символов на белом фоне. Тупо ныл висок.
Так, хватит. Надо передохнуть и выпить чашечку кофы или какавы. Короче, любой быстрорастворимой горько-сладкой жижи из пакетика. Иначе я просто отключусь прямо тут – лицом в клавиатуру.
Делая шаг к столу с вкусняшками, я внезапно покачнулась. Ойкнула, возвращая равновесие. Зрение затянуло чёрной пеленой, но всё тут же схлынуло, оставив после себя пёструю рябь перед глазами и лёгкое чувство тошноты, как бывает, если пропустить обед.
А я пропустила. И не только обед, я ещё и на завтрак как-то подзабила, ограничившись чашкой жидкого чая и несвежей булочкой. Для вечно спешащих в вестибюле клиники стоит вендинговый аппарат, со всякими снеками и прочими кусочками пищи, упакованными в полиэтилен. Вот оттуда и была моя чёрствая закуска со вкусом пенопласта.
Может траванулась булочкой-то?
Да нет, засиделась-затекла, да ещё и оголодала. В мои-то пятьдесят с копейками лет сидеть в одном положении больше получаса строго запрещается. Я всё время об этом забываю и сижу, а потом шатаюсь, как таракан под дихлофосом.
— Блин, Петровна, — поругала я сама себя, — ну, говорил же тебе Стас, что вставать из-за компа надо каждые тридцать минут и слегка разминаться! Так, нет же! Сидишь, корова вялая, пятую точку рассиживаешь!
Я щёлкнула кнопку чайника, оторвала зубчатый краешек пакетика и высыпала содержимое в чашку. Запахло дерьмовой смесью кофе и дешёвых сливок, которые мы упорно закупали, несмотря на наличие новой кофемашины, которая так и стояла не распакованная со дня покупки. Чайник к этом времени уже зашумел.
Внезапно распахнулась дверь и в кабинет ввалился сияющий Стас, а за ним неспешно зашла донельзя довольная Лена. Замыкал шествие Егор – второй массажист.
Первым и единственным, до недавнего времени, была я. Пока руку не сломала. На коньках решила покататься, дура. Рука давно зажила, но работать по профилю я ещё не могу и вот теперь сама являюсь пациентом Стаса, параллельно работая на половине ставки в качестве секретаря.
— Петровна!!! – громкий крик Стаса острой болью отозвался в голове, я поморщилась, — Петровна, если бы ты знала, какие у нас новости.
Бум! Бум! Откликнулся висок. Я потёрла его дрожащими пальцами.
— Подожди, Стас, — встревоженно проговорила Лена, — Галина Петровна, вам плохо?
— Я…— язык вдруг стал тяжёлым, толстым, неповоротливым, — я…
Щёлкнул, отключаясь, закипевший чайник. И что-то щёлкнуло в голове.
Острый кинжал вонзился в мозг и тут же исчез. В голове словно разлился кипяток, обжигая и захлёстывая волной боли. Зрение мигнуло и отключилось.
Издалека донёсся испуганный крик Стаса:
— Петровнааа!!! Егор, качай…
Через секунду погасли все звуки, исчезла боль и меня куда-то понесло, ласково укачивая на уютных волнах.
****
Апчхи!!!
Удушливо сладкий аромат щекотал ноздри, отчего нестерпимо хотелось чихать.
А-апчхи!!! Чхи-апчхи!!
Да что такое! Чихотка какая напала, спасу нет! Я потёрла нос и попыталась открыть глаза. Не вышло. Что-то мешало.
— Стаас! Лена! Егор! – слабо позвала я.
Никто не откликнулся. Куда все подевались? И почему так душно?
Прислушалась.
Кто-то надрывно рыдал, но тихо, явно зажимая рот платком или ладонью. Едва различимо звучал мерный напев, чем-то похожий на молитвы.
Ничего не понимаю!
Очередная попытка открыть глаза не увенчалась успехом. Ладонью прикоснулась к лицу…и обнаружила на глазах что-то гладко-металлическое, круглое.
Это ещё что за гадость?!
Схватила это «что-то», крепко зажала в руках, и, наконец, сумела открыла глаза.
Уф!
Вокруг царил мягкий полумрак. Села. Проморгалась…
Балдахин?!
Откуда в клинике балдахин?!
Огляделась и совсем ничего не поняла.
Вся кровать и половина моего тела, наряженного в длинную белую сорочку, была завалена цветами.
Так вот откуда запах!
Ну, Стас! Ну, паразит!
Знает же, что на половину этого цветочного магазина у меня стойкая аллергия! Вот и лежу, чихаю!
Хотя…от такого количества цветов у меня бы уже отёк Квинке начался, а я просто пару раз чихнула…
Глава 1
Припадочного красавца звали Алек Юзеф, князь Радвилл- Камендаш. Для домашних – Алек. Для меня – супруг мой.
Я Мария Кариэтта, княгиня Радвилл- Камендаш, в девичестве Гризенгаль – дочь очень богатого торговца и простолюдинка.
Вот эта вот неожиданная информация появилась в моём разуме в тот самый момент, когда «супруг мой» схватил меня за грудки и пожелал доброго здоровья. В смысле – пришибить меня угрожал, гадёныш породистый.
Ну, а как иначе можно истолковать его слова?!
Не знаю, что было более неожиданным. Понять, что вот этот вот холёный красавчик с чего-то является моим законным супругом, или осознать себя в юном хрупком теле несчастной девушки, ставшей заложницей амбиций собственного отца и карточных долгов князя Алека?
Наверное, всё вместе.
Так вот, сознание моё, ошалев от радостных новостей, решило вырубить меня, пока само не разберётся с ситуацией.
А может и не сознание это было вовсе, а заботливое подсознание, которое хранит нас – людей и человеков – с незапамятных времён. С тех самых, когда мы лохматыми неандертальцами по пещерам скитались.
Три дня я, то проваливалась во мглу собственного сознания, металась на простынях и кричала. То, придя в себя, безучастно взирала на богато убранную комнату.
Единственный человек, который неотступно был рядом – это маленькая пухленькая девушка. Её тревожный взгляд я ловила, когда ненадолго приходила в себя.
Тут же мокрая тряпка оказывалась на моём лице, бледная от переживаний девушка торопливо обтирала меня и пришёптывала чуть слышно:
— Вот и проснулась, княгинюшка. Вот мы сейчас тебя оботрём, всё полегше станет. А потом мы выпьем горяченького бульона…я специально курочку трёхлетнюю приказала освежевать. С корешками, с травками долгонько варила, как бабка меня учила.
Я терпеливо сносила её ухаживания и дурацкое обращение «княгинюшка», надеясь, что всё происходящее это просто сон. Послушно глотала пару ложек бульона и снова проваливалась во тьму.
На четвёртый день, ранний рассвет принёс мне исцеление.
Разум мой, потягиваясь, как сытый кот, удобно разместился в чужом теле. Распаковал всю информацию, подтянул чужую память, которая теперь пыталась мне что-то показать, и вернул меня в бытиё.
Заботливый, зараза.
Лёжа в кровати и вспоминая последние минуты своей привычной и любимой жизни, я с каким-то равнодушием поняла, что произошло.
Бомба замедленного действия, которая тикала в моей шальной голове последние двадцать пять лет, наконец, отсчитала последние секунды и взорвалась.
Аневризма артерии головного мозга.
Лютая бессимптомная гадость, обнаруженная совершенно случайно, а в моём случае ещё и не операбельная.
М-да, знала я, что рано или поздно это произойдёт, а всё равно – неожиданно и неприятно. Я даже не удалила из компьютера историю посещений, да и на море не съездила в последний раз. Такую путёвку уже присмотрела…эх!
Только одно меня если не пугало, то очень удивляло – как я, Тулина Галина Петровна пятидесяти двух лет от роду, оказалась в теле юной барышни? Это что ещё за посмертие такое странное? Кто так крутанул колесо Сансары, что меня вынесло, не пойми куда?
Кто из нас двоих – я или эта несчастная девочка – не выполнили главное предназначение своей жизни? Кто из нас соль в поезде не передал? Для чего всё это подселение в коммуналку из живого человеческого тела? И где сама девчушка? В смысле, душа или разум…где её сознание?
Заботливый разум, вальяжным котом развалившийся в голове, как-то не давал мне ответа, предлагая самой разобраться в проблеме.
А и разберусь! Если и не разберусь, то хотя бы постараюсь выжить, что при наличии припадочного мужика под боком, который явно не любовью ко мне пылает, ой, как не просто!
Зря меня, что ли, в новое тело закинули? Выживу, обязательно выживу.
Первым делом следовало проверить функции моего нового обиталища. Люди, которые в коме были, и то не сразу могут полноценно управлять своим телом, а тут вообще – тело чужое, разум чужой…как там винтики со шпунтиками соединились? В смысле базальные ганглии, мозжечок и моё сознание.
Не хотелось бы дёргаться при ходьбе, как болванчик на заднем стекле машины.
В комнате, на моё счастье, было пусто. Суетливая девушка убежала куда-то по своим делам. Видимо, пошла сварить новый бульон и принести свежей воды для умывания меня болезной. Это хорошо, значит, никто не сможет помешать моим экспериментам.
Первым делом я попыталась сесть. Получилось, хоть и не без труда. Вытянула руки перед собой. Пошевелила пальцами. Согнула руки в локтях, разогнула.
Работают и повинуются!
Дальше больше. Откинула одеяло, осторожно спустила ноги на пол. Почувствовала гладкость и прохладу деревянного пола. Есть!
Чувствительность превосходная!
Сжала и разжала пальцы на ногах, крепко поставила стопы и рывком поднялась с кровати.
Да!
Ой!
Брякнулась обратно на кровать.
— А потому что думать надо, Петровна, когда после долгого лежания с кровати встаёшь, — мысленно поругала я сама себя, — кто ж так скачет? Какая голова это выдержит?
Естественно, после такой горячки и всех этих странностей с перемещением сознания, моё резвое подпрыгивание привело только к одному – в глазах потемнело, заколотилось сердце, закружилась голова и я потеряла равновесие. В народе говорят – маяк словила. Вот я и словила. Ну, ничего, умнее буду.
Я отдышалась. Упёрлась ладонями в мягкий матрас и ме-едленно поднялась на ноги.
Вот теперь хорошо!
Сделала несколько шагов, привыкая к новому телу. Покрутила шеей. Присела пару раз…
Вердикт – винтики и шпунтики встали, как должно. Я и это тело единое целое. Только слабость сильная. Оно и не мудрено. Так температурить три дня – никакой организм не выдержит.
Непривычно, но жить можно.
Я медленно, чтобы не спровоцировать очередной маяк, прошла к окну, отдёрнула тяжёлые занавеси и распахнула створки.
Глава 2
Находилась я, судя по высоте, где-то на уровне второго-третьего этажа. Вид из моего окна был просто восхитительный!
Огромный, уходящий вдаль, ухоженный парк. Опрятные дорожки, посыпанные жёлтым песком, петляли между безупречно подстриженных кустов. Деревья, аккуратные, словно головы первоклассников на школьной линейке, росли через равные промежутки, наверное садовник, прежде чем высадить саженцы, чётко выверял расстояние между ними. Изящные статуи – белоснежные, как сахар – томно изгибались под сенью деревьев.
Вдалеке звонко бил фонтан, раскидывая в стороны прозрачные струи воды. Солнечные лучи танцевали в водяных капельках, преломлялись и рождали маленькие радуги.
— На удачу, — прошептала я, разглядывая очередную новорожденную радужную малютку.
Тело откликнулось светлой радостью. В памяти всплыли мутные образы маленькой собачки, которая резвилась в окружении порхающих бабочек. Улыбающаяся девушка, в которой я признала ту заботливую деву, которая кормила меня бульоном. И имя всплыло – Грета.
Вдруг снизу раздался крик какого-то неведомого зверя. Пронзительный, бьющий по ушам вопль вклинился в лёгкую красоту парка и песни птиц.
—Кра – ка-крааа!!!
От неожиданности я отпрянула от окна, резко опустилась на корточки и прижалась к стене, настолько резкий и противный был звук. Жуткий, словно крик восставшего мертвеца.
С надеждой подождала воспоминаний, но ничего не приходило. Или этой гадости раньше не было, или Мария Кариэтта не помнила орущую страсть.
Кое-как успокоившись, я отважилась выглянуть вниз. Трясущимися руками уцепилась за подоконник, перегнулась и…
— Да ладно! – только и смогла сказать я.
Во истину – у страха глаза велики!
По зелёной траве прохаживался величественный павлин. Он важно вышагивал, волоча за собой длинный сложенный веером хвост, и гордо поглядывал по сторонам. Потом вытянул вперёд шею и издал тот самый звук, холодящий душу.
—Кра – ка-крааа!
Павлин, прооравшись, распахнул свой царский хвост и направился к фонтану, оставив меня в лёгком очумении.
Вот ведь странная вещь, чем ярче птица, тем гаже содержимое. Малюсенький серый соловей или чёрный певчий дрозд выдают такие песни, что сердце сжимается и душа взлетает к небесам. А яркий павлин или золотистый фазан – кричат, как крокодилы с голодухи.
Как иронична природа, однако.
Проводив взглядом важную птицу, я решила бросить последний взгляд на парк. Попытаться оценить то место, где я оказалась. Пялилась, пока не устали глаза, но так и не поняла в какой временной отрезок я попала. Радовало то, что всё было чистое и ухоженное.
— Главное чтоб не чума с холерой, инквизиция и прочие маленькие радости Средневековья, — загадала я.
Постояв ещё немного, я наконец решилась на то, чего страшилась, честно говоря. Посмотреть на новую себя. Оценить товар лицом, так сказать.
Зеркало, точнее туалетный столик, стоял по правую сторону кровати. Я, отвернувшись, чтобы не видеть себя раньше времени, осторожно уселась в лёгкое кресло без боковых спинок. А затем стала рассматривать содержимое многочисленных ящичков.
Надо сказать, драгоценностей у меня – то есть у Марии Кариэтты – было не особо много. Зато всяких ниточек, иголочек, пяльцев и прочей ерунды для рукоделия – понапихано полный туалетный столик. Интересно девки пляшут. Молодая девица, вместо того, чтобы красоваться и наряжаться, целыми днями вышивала? Хм-мм…какие-то смутные воспоминания попытались прорезаться, но безуспешно.
Я подождала немного и продолжила осмотр стола.
На самом столике я нашла несколько щёток для волос, пудреницу, запертую шкатулку и несколько лент для волос.
Вот и всё богатство.
Посидела немного, собираясь с силами, а затем осторожно подняла голову.
Из зеркала на меня смотрела молодая, но измученная девушка. И я подозреваю, что не только болезнь была тому виной.
Синяки под печальными карими глазами, опушёнными густыми ресницами. Бледные ввалившиеся щёки. Курносый носик. Густые соболиные брови. Каштановые волосы, в которых угадывался красивый медовый оттенок, и которые сейчас свисали безжизненными сосульками – настолько они пропитались больным потом и свалялись.
И так странно было смотреть на собственное отражение!
Я и в то же время не я.
На всякий случай, я подняла руки, пощупала пальцами лицо. А потом размахнулась и ка-ак зарядила себе пощёчину!
— Ой! Больно!
На щеке алел яркий след. А я наконец-то осознала – нет, это всё не сон.
Где-то, очень глубоко внутри себя, я надеялась, что всё происходящее просто затянувшийся сон. Вот-вот я открою глаза и всё исчезнет, вокруг моя типовая двушка, под окнами носятся машины, а за стеной привычно бренчит пианино, которое мучает соседский мальчишка.
В глазах защипало. Слёзы хлынули сами собой. Так мне стало жалко и себя, и эту несчастную девочку, в чьём теле я сейчас так упоённо рыдала. Вот ведь, мирская несправедливость…
— Княгинюшка, очнулась! – вклинился в моё страдание знакомый голос, полный любви и тепла.
Я повернула голову на звук. В дверях стояла сияющая Грета и с обожанием смотрела на меня. В руках у неё был большой таз, литров на семь. Через плечо перекинуто полотенце.
Я попыталась поздороваться, но слёзы хлынули с новой силой и вместо приветствия вышло сдавленное хрюканье.
Помрачневшая Грета спешно поставила таз на пол, закрыла дверь и заперла замок, а затем подбежала ко мне. Опустилась на корточки, схватила мою бледную ладонь и принялась причитать.
— Княгинюшка, вы чего плачете? Всё хорошо, вы очнулись, болезня проклятущая сгинула,– она заглянула мне в лицо, увидела след от пощёчины, помрачнела и глухим, полным ненависти, голосом сказала, — неужто князь приходил проведать? Как у него рука поднялась на болезную жену? Ох, неужто дождаться не мог, пока ты окрепнешь…
— Не-ет, — захлёбываясь слезами, которые я никак не могла остановить, ответила я, — я сама. Грета, сама-а я…
Глава 3
Удивительно, но здесь была ванная комната с самой настоящей ванной. Причём располагалась она прямо в моей комнате, за тонкой стенкой. И дверь была неприметная, да ещё прикрытая тканевой ширмой.
Для Марии Кариэтты это было привычно, но я пришла в восторг. Честно говоря, были у меня мысли, что мыться тут не то чтобы запрещено, но как-то делают это редко и вообще не в таких условиях. А в каких, я себе даже не стала представлять, чтобы не пугаться заранее.
Так что, я поставила жирный плюсик этому миру и принялась осматривать ванную комнату.
Посредине, как основной житель комнаты, стояла массивная ванна с кривыми изогнутыми ножками. Белая, чистая, но немного асимметричная – вытянутая в одну сторону. Видимо, это была та часть, где можно удобно положить голову.
С противоположной стороны – на высоком металлическом постаменте – был закреплён цилиндрический бачок, от которого к ванне шли трубки, заканчивающиеся премилым краником.
И похож был этот бачок на банальный титан, которые многие устанавливают в квартирах на период отключения горячей воды. У меня такой на даче был. Только больше раза в два и электрический.
Мне стало дико интересно, как его тут разогревают? Или горячее водоснабжение в этом мире тоже есть?
Я обошла ванну кругом, подошла к баку и тут же поняла что и как. В самом низу бака открывалась дверка – примерно как в печке – куда надо было складывать дрова. Отошла на несколько шагов и подняла голову. Так и есть – от бачка вверх выходила дымовая труба и уходила куда-то в потолок.
Я восхитилась. Блин, как всё просто, но довольно удобно.
Порадовавшись чуду местной изобретательской мысли, я продолжила знакомиться с местными условиями гигиенического образа жизни.
Один из углов закрывала высокая ширма на крепких ножках. По плотной, непросвечивающей ткани шёл яркий рисунок, в котором смешивались сказочные птицы, цветы и маленькие рыбки. Я решила, что это раздевалка, поэтому меня этот угол не заинтересовал. Что я там не видела?
А вот остальное, было гораздо интересней.
У одной из стен, под небольшим окошком, стояла тумбочка, покрытая белоснежной, вышитой по краям, салфеткой. На ней мирно почивал красивый фарфоровый таз, изукрашенный цветочной росписью, и два кувшина в тон – один побольше, второй поменьше. Рядом стоял неприметный стеклянный стакан, разглядев содержимое которого я непроизвольно воскликнула:
— Да ладно! Я уже люблю этот мир!
Зубные щётки! Нет, конечно, не те, что у нас – одобренные девятью стоматологами из десяти, но вполне приличные. Красивая ручка, выполненная из золота, а ворс сделан из конской щетины. Массивненько, но вполне практично. Хотя золото вполне можно было заменить на дерево. Ну, куда ж без пафоса. Тем более в княжеском доме. Пфф!
Рядом лежали серебряные баночки – плоские, без надписей, но с очень красивой инкрустацией из мелких красных камушков по изящному цветочному узору. Я уже догадывалась, что там, но всё равно открыла одну баночку. Так и есть. Внутри оказался зубной порошок, от которого неудержимо несло лавандой.
Эта находка меня очень обрадовала, потому что во рту у меня, мягко говоря, было не очень. В большом кувшине нашлась вода, так что я, не мешкая, принялась за дело.
Смочила зубную щётку, окунула ворс в порошок и, пожелав удачи, сунула её себе в рот. На вкус порошок оказался не очень. Горьковатый какой-то*. Я поморщилась, но выбирать не приходилось. Сомневаюсь, что здесь найдётся моя любимая зубная паста с лёгким мятным вкусом и нежной отбеливающей формулой.
Так что, когда Грета вернулась с охапкой дров, я усердно начищала зубы.
— Ты бы, княгинюшка, видела, как на кухне все заметались, когда я приказала тебе завтрак сготовить, — довольно усмехнулась горничная, запихивая тонко наколотые дрова в «титан», — каждый норовил тебе чего-нибудь сготовить и отнести.
Я прополоскала рот, избавившись, наконец, от горького вкуса, и только потом спросила:
— Что так?
— А как? – Грета вынула из кармана передника коробок, достала оттуда спичку с красной головкой, а потом отвлеклась, отвечая мне, — любят они тебя, хоть при хозяине стараются и не показывать. А то…
Что «а то» Грета не уточнила, вернувшись к работе. Она чиркнула спичку о боковину коробка и поднесла огонь к дровам, под которыми желтела смятая бумага. Огонь начал пожирать бумагу, а затем перекинулся на мелкие дрова, больше похожие на крупные щепки. Подождав несколько секунд, Грета закрыла дверку топки и заперла на задвижку.
— Спички, — прошептала я, наблюдая, как горничная прячет коробок обратно в карман, — офигеть.
— Чего бормочешь, княгинюшка? – обернулась ко мне Грета.
— Ничего, Грета. Просто спички понравились, — я подошла к ванне.
Довольная горничная горделиво выпрямилась.
— Диковинка они, пока ещё. Видишь – головка красная, а не белая, как раньше*, — Грета вытащила одну спичку и покрутила у меня перед носом, — я их специально для твоей комнаты купила. Конюх князя Алека рассказал, что якобы в городе появились спички, которые сами собой не загораются и вообще получшее, чем прежние они. Никто ему не поверил, одна только я захотела на диковинку полюбоваться. Ты же знаешь, боюсь я этих спичек! Как полыхнут в кармане и…Так вот. Как времечко выдалось, так я в город-то и смоталась, ага. А там и вправду эту диковинку в одной лавке торгуют. Вот я и взяла на пробу.
Я восхищённо поаплодировала разумной горничной. Грета зарделась и смущённо улыбнулась. Пока всё, что я тут видела, мне определённо нравилось. Ну, кроме мужа. Оставался только один немаловажный вопрос. И я не преминула его задать. Потому что организм уже давно намекал, а сейчас прямо требовать начал.
— Грета, дорогая, а где у вас тут по нужде сходить можно?
И, кажется, вопрос я сформулировала не правильно.
Грета нахмурилась, бросила на меня подозрительный взгляд, задумалась на мгновение, и только потом ответила.
Глава 4
В дверь тарабанили всё сильней.
— Может, постучит и уйдёт? – прошептала Грета, нервно оглядываясь на дверь.
— Нет, Грета, не уйдёт. И ты это прекрасно знаешь.
И я знала, потому что тут память прежней хозяйки сработала чётко, выдавая малоприятные картинки прошлого.
Мне страшно не было, только возникло гадливое чувство по отношению к князю. А вот тело…тело Марии Кариэтты рефлекторно среагировало на опасность.
Бледные пальцы дрожали, с лица схлынул едва вернувшийся румянец, который и так яркостью не отличался, ноги ослабели и стали ватными. Сердце зашлось в панике, разгоняя по организму кровь, отравленную гормоном страха.
И самое поганое, что чужой страх начал пробираться в моё сознание . Я чувствовала, как тянутся ко мне липкие пальцы ужаса. Как холодом сковывает мою волю. Как пульсирует венка на виске…
— Так, пора это заканчивать! – выдохнула я, собирая свою волю в кулак.
Тело замерло, а потом подчинилось. Нет, всё-таки перенос сознания удался. Сроднились мы с ним.
Я резко поднялась, чувствуя, как успокаивается тело. Как сбегает дрожь из пальцев. Как ноги обретают силу.
Решительно отодвинула Грету, которая растерянно смотрела на меня, и твёрдо зашагала к двери. И стоило мне только подойти, как стук затих.
— Хм-мм, — неопределённо протянула я, но решила отпереть дверь.
Приосанилась, расправила плечи и гордо выпятила подбородок. Пусть привыкают к новой Марии Кариэтте. Княгиня я или кто?
Ключ повернулся легко. Я рывком отворила дверь и …
— Калеб?! – растерянный голос Греты раздался из-за моего плеча.
Я оглянулась. Оказывается, моя верная горничная, хоть и белая, аки мел, не оставила меня даже тут, а молча засеменила позади, видимо планируя заслонить меня от опасности собственным телом.
Перед дверью мялся парнишка лет пятнадцати-шестнадцати. Чистенький весь, выглаженный. Одет аккуратно – жилетка, рубашка белая, чёрные брюки и начищенные до зеркального блеска ботинки. Только вот с причёской проблемы. Видно было, что мальчишка неоднократно причёсывался, даже волосы смочил чем-то, но непокорные каштановые вихры всё равно упорно лезли на свободу. А на самой макушке торчал ехидный завиток, который словно насмехался над расчёской и средствами по укладке для волос.
Парнишка был как раз в том возрасте, когда начинался бурный рост. Оттого был он похож на молодого породистого щенка. Немного нескладный, худощавый, с длинными руками и ногами, высокий для своих лет – почти на голову выше меня. Но во всём его облике уже угадывался образ красивого мужчины.
Ещё по-юношески угловатая фигура, а в плечах косая сажень. Широкие ладони и изящные сильные пальцы, но в противовес почти взрослой кисти идут тонкие запястья, с намечающимися канатами вен. Линия нижней челюсти и подбородок уже приобрели положенную чёткость, но по-детски пухлые щёки выдают юный возраст парнишки.
Память услужливо подкинула горсточку воспоминаний.
Мальчишка находился на воспитании князя, как дальний родственник, оставшийся без родителей. О нём Мария узнала уже после свадьбы. Молчаливый Калеб сначала сторонился новоиспечённой княгини, но добрая девушка смогла завоевать его расположение. Где-то добрым словом, где-то поддержкой, где-то простой лаской. Так они и сблизились – два неприкаянных одиночества.
И сейчас Калеб смотрел на меня с тревогой. Карие глаза, украшенные пушистыми ресницами, искали признаки болезни, настороженный взгляд скользил по моему лицу, и наконец, тревога исчезла, сменившись радостным облегчением. Губы парнишки дрогнули и растянулись в улыбке.
— Мария, — он растроганно шмыгнул носом, — а я ту розу всё-таки выходил. Я загадал, если она перестанет желтеть и завяжет бутон, то и ты вернёшься.
Что за роза, я не вспомнила, но меня захлестнули чувства. Нежность, вот, что я почувствовала, когда услышала слова Калеба. Словно он мой несбывшийся ребёнок. Мой сын. Такой же нескладный, как и я в свои пятнадцать. И завиток на затылке похож. Мою закрученную макушку страшно не любили в парикмахерских, потому что как не стриги, всё равно торчать будет.
— Привет, рыцарь, — ласково поздоровалась я и протянула к нему руки, — я скучала.
Калеб замер на секунду, а потом порывисто обнял меня, чуть не задушив в объятиях. Несмотря на худобу, он был очень сильный.
— Эй, задушишь! – засмеялась я, ласково поглаживая его по спине.
— Ой! – Калеб ослабил хватку и заглянул мне в лицо, — ты правда выздоровела? Лекарь…и священник…мы все думали, что…
Парнишка замолчал, уткнулся носом мне в плечо. Я погладила его по торчащему вихру.
— Агась, ты же видишь. Ложная тревога, Калеб. Стою, говорю. Дышу, правда, через раз, ну так это от твоих сильных объятий, — я улыбнулась, — пойдём в комнату, не будем мяться на пороге.
И, кажется, здесь не было так принято. Потому что Калеб удивлённо распахнул глаза и отпрянул от меня, неловко запутавшись в собственных ногах, а Грета страшно зашипела мне в спину.
— Княгинюшка, не положено!
— Почему?
— Потому что нельзя иному мужчине, ежели он не муж ваш, или не лекарь, или не священник, в покои ваши заходить!
Я отметила, что Грета снова перешла на «вы».
— К тому же, — сварливо добавила строгая горничная, — вы не одеты для приёма гостей.
О! я только вспомнила, что на мне кроме толстого халата, перетянутого поясом, ничего больше нет. Даже белья.
Калеб вдруг опустил взгляд, зарделся, аки девица и отошёл от меня ещё на шаг. Всё-таки условности тут сильны.
— Я пойду, Мария. Просто хотел удостовериться, что с тобой всё в порядке и пригласить тебя на завтрак, — всю свою речь он пробубнил, глядя на носки своих туфель, а потом вдруг вскинул взгляд, — или ты у себя завтракать будешь?
И в его глазах светилась такая мольба, что я, первоначально собирающаяся поесть в одиночестве, сразу же сдалась:
— Я спущусь, Калеб. Отметим моё выздоровление чашкой крепкого бульона!
Глава 5
Дежавю – вот, что ждало меня за дверями. Дежавю и восторг.
Воспоминания и ощущения Марии наслаивались на моё собственное восприятие, рождая странное чувство нереальности. Я одновременно узнавала и не узнавала стены, картины, повороты. Дежавю, как оно есть.
Я шла, захлёбываясь восторгом, потому что таких роскошных, но в то же время изящных, помещений не видела никогда. Даже в Эрмитаже. Чувствовался тонкий вкус хозяев, длинная история рода, большой достаток, неиссякающий несколько веков.
Но чем дальше я шла, тем сильнее нарастало чувство беспокойства. Словно над роскошью дома парила пасмурная дымка чего-то странного, если не страшного. Мрачностью тянуло от родовых портретов, грустью – от мраморных изваяний, тоской – от многочисленных комнат.
Я шла, пытаясь понять, с чем связаны мои ощущения. Может, с чувствами Марии, которая столкнулась тут с неприятной стороной жизни? Или на самом деле над родовым имением Радвилл- Камендаш нависло проклятие, медленно пожирающее владельцев?
Бесконечная череда комнат вывела нас в залитую солнечным светом пиршественную залу. Язык не поворачивался назвать это помещение как-то иначе. Даже вполне приличное наименование «столовая зала» сюда бы не подошло.
Комната шириной метров двадцать и длиной примерно столько же. Большие арочные окна с тяжёлыми портьерами, раздвинутыми по причине раннего утра. Фрески пирующих фавнов, нимф и ещё кого-то в воздушных одеждах на стенах. Высокий потолок в позолоченной лепнине. Огромная, просто гигантская многоярусная люстра из хрусталя, с множеством погасших свечей. У одной из стен зияет разверзнутой пастью здоровенный камин.
Но главный герой залы – невероятно длинный и широкий стол, покрытый белоснежной скатертью. Он здесь хозяин и господин. Вокруг него жмётся добрая сотня стульев – с высокими спинками.
— Любили тут пожрать, — пробормотала я себе под нос, застывая на пороге залы.
— Чего говоришь, княгинюшка? – заботливо подскочила горничная.
— Нет, Грета, ничего. Радуюсь красоте утра.
— А, радуешься это хорошо, — покивала Грета.
Я подобрала юбку, нацепила на себя улыбку и направилась к дальнему от входа концу стола. Там сидел Калеб. Он обернулся на звук моих каблуков. Хмурое до этого лицо парнишки расцвело в улыбке. Калеб поспешно вскочил, дождался пока я подойду и отодвинул стул рядом с собой.
— Благодарю, — улыбнулась я.
— Рад, что ты всё-таки спустилась. Я опасался, что из-за слабости после болезни, ты всё же решишь остаться у себя, — Калеб галантно придвинул мне стул, и только потом вернулся на своё место.
— Пф, Калеб, да знаешь ли ты… — с усмешкой начала я, но тут же прикусила язык. Потому что Мария никак не могла знать, как я с температурой за тридцать восемь, в девяносто пятом году носилась по замерзающему рынку, продавая горячие пирожки. Поэтому я потупила глаза, расстилая на коленях салфетку, а затем нараспев произнесла, — мне уже гораздо лучше, Калеб. Спасибо. Я голодна, как волк. Что у нас тут есть?
Я перевела взгляд на стол. Что ж, не густо. Перед Калебом стояла тарелка с шикарным стейком, несколькими колбасками и яичницей-глазуньей. А вот передо мной…
Варёное яйцо в пашотнице*, чашка чая с молоком, небольшая маслёнка с кусочками масла, парочка хлебцев и сизая каша-размазня на тарелке. В размазне я безошибочно признала овсянку, которую ненавижу всей душой. От пуза наелась геркулеса в лихие девяностые и с тех пор не прикасаюсь к ней от слова совсем.
Варёным яйцом и парой кусочков хлеба я не наемся. По ощущениям, мне сейчас слона мало будет. Проглочу и не замечу.
— Хм-м, не густо, — разочаровано протянула я и ковырнула кашу ложкой.
Сизая масса чавкнула.
— Мария, что-то не так? – заволновался Калеб, — это же твой любимый завтрак.
— Я помню. Только, что-то нет желания сегодня есть кашу.
Я вскинула взгляд и натолкнулась на отчаянно жестикулирующую Грету. Что она хотела мне передать, я не уловила, потому что Калеб тоже отреагировал на мою горничную. Грета сразу замерла, спрятала руки под передником и только смотрела на меня в упор, не шевеля даже мышцей на лице.
— Грета, распорядись, будь любезна, — я решительно отодвинула тарелку, взяла в руки чашку с чаем, — мне стейк. Средней прожарки, с кровью. И зелени, пожалуйста.
— Сию минуту, княгинюшка, — покорно отозвалась Грета, но наградила меня таким взглядом, что я поперхнулась чаем.
— Всё в порядке, Мария?
— О, да! – откликнулась я и салфеткой промокнула заслезившиеся глаза, — горячий чай, а я поспешила немного.
Калеб с обожанием и лёгкой тревогой смотрел на меня. Кажется, мой юный рыцарь удивлён резкой сменой предпочтений в еде. Чтобы отвлечь его от размышлений, которые вполне могут привести меня к неприятностям, я завела беседу.
— Болезнь сильно измотала меня, Калеб, — я положила пальцы на его ладонь, ободряюще сжала, — и кашей силы не вернуть. А я хочу быть крепкой…и сильной.
Густой румянец залил щёки юноши. Ладонь дрогнула под моими пальцами, отзываясь на пожатие. Я с запоздалым сожалением поняла, что наделала. Ложные надежды подарила тому, к кому питаю нежные материнские чувства. Тьфу, дура великовозрастная!
Потупила взгляд, и медленно убрала руку. Ладонь Калеба шевельнулась, в слабой попытке догнать, но бессильно упала на скатерть. Пальцы сжались в отчаянии.
— Да, Мария, тебе надо восстанавливаться, — глухо ответил Калеб.
Я вздохнула, собираясь с силами, а затем, улыбаясь, спросила:
— Как твои планы? Не передумал ещё поступать в школу драконьих наездников?
— Нет…не передумал, — голос Калеба звучал холодно, — теперь точно нет.
— Отчего так?
— Когда ты …ты заболела, я собирался…
Тон его голоса мне очень не понравился. В нём сквозила злость и дикое отчаяние. От Калеба веяло яростью, вскипающей силой. Всё в нём – в его ссутулившейся фигуре, опущенной голове, напряжённых плечах и сжатых кулаках – говорило о нарастающем негодовании.
Глава 6
Князь Алек стремительно пересёк пиршественную залу. Двигался он уверенно, резко, с какой-то животной грацией. Алек словно в мгновение оказался рядом. Одет он был не в пример проще меня. Простая белая рубашка с широкими рукавами, открытая до середины очень мускулистой груди, узкие чёрные брюки с красным поясом, высокие сапоги.
Алек протянул руку.
— Дорогая.
Он галантно склонился передо мной, осторожно поднял мою руку своими крепкими пальцами с безупречным чёрным маникюром, и прикоснулся губами к моей ледяной ладони.
Поцелуй обжёг.
— Дорогой, — в тон ему повторила я, просто потому что не знала, что ещё сказать.
Приходилось не только сохранять внешнее спокойствие, но и бороться с раскисающим организмом. У меня заледенело всё тело и поджилки тряслись от паники. Я очень медленно брала верх над страхами Марии, вшитыми на уровне рефлексов. Давалось мне это с трудом и, кажется, Алек почуял мою слабость .
Князь хмыкнул, вернул мою руку на место, обошёл стол и уселся в аккурат напротив меня. А я, наконец, получила возможность хорошенько рассмотреть « супруга моего».
Первое впечатление не подвело. Алек был красив и, что самое неприятное, он прекрасно знал об этом. Самодовольство так и сквозило в его осанке, движениях, взгляде небесно-голубых глаз.
Тёмные волосы князя влажно поблёскивали в солнечных лучах. Видимо он совсем недавно искупался. В голубых глазах притаилась усталость, тонкая морщинка залегла у края чётко очерченных губ. Но даже это не портило внешности князя, а наоборот, придавало изюминку. Я даже невольно залюбовалась породистым самцом.
Но мне, то есть Марии, было известно, что голубоглазый ангел, неземной красоты, внутри себя прячет уродливую душу тёмного демона. С такими связываться себе дороже – арбузер он и есть арбузер*.
Позади князя моментально выросла угодливо согнутая фигура слуги.
Алек, даже не глядя на него, отдал приказ.
— Вино, мясо, как у Марии, сыр. И фруктов.
Тень слуги исчезла.
— Вино с утра пьют только аристократы и дегенераты*… Ах, ну да, прости, дорогой. Тебе можно, — не смогла не съязвить я.
Хотелось уколоть его известной фразой из фильма, но шутка не вполне удалась. Он и есть аристократ. Да и второе тоже ему подходит.
Я улыбнулась, с наслаждением отметив, как дёрнулась щека Алека, подняла вилку и вернулась к поглощению завтрака. Война войной, а поесть надо.
— Так с каких пор, ты, моя дорогая, начала есть кровавое мясо?
Блин, поесть спокойно не могу. Я подняла взгляд, тщательно прожевала очередной кусочек и только потом ответила.
— Мясо с кровью. Дорогой, — глаза Алека блеснули злостью, но я невозмутимо продолжала, хотя тело Марии требовало бежать, а не провоцировать «супруга», — болезнь очень измотала меня. Разбудила волчий аппетит. Это и немудрено, после того, что я пережила.
Я так и не знаю, отчего Мария слегла. С Гретой поговорить ещё не получилось, Калеб отвлёк, а потом не до этого было. А память Марии отказывалась объяснить причину. Либо всё произошло внезапно и Мария сама не поняла, что случилось. Либо воспоминания просто заблокированы самой Марией. Так бывает, когда человек пережил страшное.
Одно понятно. Князь Алек точно приложил руку к болезни собственной жены.
Шпилька попала по назначению. По лицу мужа прошла злая судорога, в глазах мелькнул мрачный огонь ярости, на шее вздулась жила. Я покрепче сжала нож, но взгляд от Алека не отвела.
— Лекарь посчитал тебя мёртвой, Мария, — медленно, с явной угрозой в голосе, произнёс Алек.
— Я жива, — парировала я, невозмутимо, — лекарь некомпетентен.
— Чрезмерно рад, что он ошибся, — Алек через силу улыбнулся, хотя по лицу его было видно, что чувствует он совсем другое, — и не только я. Да, Калеб?
Я повернулась к Калебу. Парнишка сидел, держа в руках столовые приборы, и исподлобья глядел на князя. К еде он так и не притронулся.
— Всё верно, сударь, — глухим голосом отозвался Калеб.
Напряжение вокруг нас можно было черпать ложкой, настолько ощутимым оно было.
Князь вальяжно развалился на стуле. Обманчиво расслабленный и спокойный. Как лев перед прыжком. Калеб, взведённый, как пружина, сжимал нож и вилку с такой силой, что у него побелели костяшки пальцев.
Я переводила взгляд с одного на другого, чувствуя, как учащается мой пульс, и боялась произнести даже звук. Слишком велика была вероятность внезапного взрыва.
На лице князя появилась кривая улыбка, он изящно взмахнул головой, убирая выпавшую прядь со лба, и отвернулся к удачно вернувшемуся слуге. Кажется, опасность миновала. Я выдохнула и перевела взгляд на Калеба, надеясь, что парнишка одумается. Посмотрела на его насупленный профиль и…резко обернулась на князя.
Да ладно! Как такое может быть?! У них же разница лет в пятнадцать.
В профиле Калеба угадывались черты князя Алека. Да, они были более мягкие, но в целом…я растерянно поглядывала на обоих и чем дольше смотрела, тем больше убеждалась в своей догадке.
Калеб не просто дальний родственник князя. Он его сын.
Алек заметил моё изумление, бросил взгляд на Калеба, хищно улыбнулся, обнажив безупречно белые зубы, а затем отсалютовал мне бокалом с кровавым вином:
— За семью, дорогая! – издевательски произнёс он и залпом выпил вино.
Я ошарашено уставилась на бледную Грету, неподвижным изваянием застывшую позади князя. Она моргнула и сделала страшные глаза, призывая меня успокоиться. И я с довольствием последовала её призыву. Мне нужно было время, чтобы решить, как действовать дальше. Признаться, надеялась, что отсутствие князя продлиться дольше, а я успею оценить обстановку и продумать план спасения. Но теперь придётся действовать на ходу.
Я молча жевала мясо, ставшее вдруг безвкусным, старалась не смотреть по сторонам и думала, думала, думала. Но ничего путёвого на ум не приходило, кроме того, что схватить портки и бежать, куда глаза глядят. Например, к семье. Родители же должны принять меня обратно и защитить от преследования князя?
Глава 7
Алек прищурился, но даже не сделал попытки сдвинуться.
— Кишка тонка…
— Хочешь проверить? – процедила я сквозь зубы, усиливая давление на столовый прибор.
В глазах Алека мелькнул страх и тут же пропал, сменившись яростью.
— Я из тебя душу выну, дрянь безродная, — прошипел князь.
— Не успеешь. Стоит тебе только шевельнуться и я вгоню вилку в твою шею, дружок, по самую ручку.
Как же отчаянно я блефовала! Алеку ничего не стоило свернуть мне шею одним движением сильной руки, а я даже дёрнуться не успею, просто потому, что нынешнее моё телосложение, да и физические способности, очень далеки от спортивного. Это раньше, когда я была Галиной Петровной, могла бы двинуть кулаком в лоб наглого самца и, если не вырубить, то шугануть бы точно получилось. А сейчас… только и остаётся, что столовой вилкой пугать.
Но! Искусством брать на «понт» я овладела в совершенстве. В далёкой юности пришлось несколько лет отпахать на рынке, а там слабых съедали сразу. Что ж поделаешь, девяностые очень лихие годы, в которые шло становление рыночной экономики со всеми прелестями свободного ведения бизнеса – рэкет, крышевание и прочие маленькие радости нового мира.
А уж потом, когда закончила медучилище, пошла работать на скорую, где отбарабанила семь лет, прежде чем переучилась на массажиста. За время работы на скорой маргиналов навидалась от пуза. Разные были. И алкаши с делирием, и психи, и сидельцы. Больше всего доставалось от нариков, которые вызывали скорую, чтобы раздобыть очередную дозу. Вот там навыки брать на «понт» максимально усовершенствовались. М-даа, сложное было время.
Неожиданно Алек дёрнул шеей, а я дёрнула рукой. Раздалось злобное шипение. Князь замер, прикрыв глаза. Дыхание его стало шумным.
— Что ты хочешь? – с губ князя сорвался хриплый шёпот.
Я моргнула, скосила взгляд. На шее Алека, там куда я упёрлась вилкой, появились маленькие капельки. Они задрожали, набухая, а потом медленно потекли вниз по коже. Но цвет их…цвет их был совершенно невозможным.
Кровь у князя была голубой! И цвет её подарил мне слабую надежду.
— Клятву дай! – приказала я, поглядывая на голубую кровь аристократа, — на собственной крови.
— С-стерва!
Вилка слегка дёрнулась в моей руке, спровоцировав очередной поток ругательств от мужа. Голубые капельки из-под вилки закапали чаще.
— Хорошо! хорошо, — сдался Алек, — в чём я должен поклясться?
— В том, что никогда не поднимешь на меня руку, — ответила я, чётко разделяя слова, — не посмеешь причинить мне вред, физический и психический. Клянись, падла!
— Клянусь! – злобно выкрикнул Алек, — клянусь кровью рода, предков и первого существа, что не причиню тебе физического вреда и не принесу смерти. Если…если я не выполню клятву, воздух выпьет мою кровь, земля съест мою плоть, дранг первосозданный пожрёт мои кости. Клянусь!
Капли голубой крови, откликаясь на клятву, поднялись в воздух, закружились между нашими лицами и вспыхнули ярким огнём.
Я ослепла.
— Ай! – вилка выпала из рук.
Шипя и морщась от боли, я прижала ладони к лицу. Протирая глаза, облегчённо осознала, что на меня больше не давит тяжесть тела Алека. Я осторожно приоткрыла глаза. Передо мной плясали пятна, а под веки словно песка насыпали. Знакомое ощущение для тех, кто на электросварку без маски смотрел. Я, как-то по детству глядела – красивое же зрелище – но ночью волком выла. Тогда дед философски заметил, что я зайцев нахваталась, и вообще драть меня надо, чтобы старших слушалась, а потом прилепил мне на глаза две половинки сырой картошки и отправил спать. Как ни странно, постепенно боль отпустила, но я ещё несколько дней носилась по улице с красными шарами вместо глаз.
Матерясь про себя, я медленно приподнялась и уселась, часто-часто моргая, чтобы спровоцировать усиленную работу слёзных каналов и хоть как-то облегчить своё состояние.
— Возьми, — угрюмо бросил князь.
Мне в руки шлёпнулось мокрая ткань. Я прижала её к глазам.
— Благодарю, дорогой.
Вместо ответа раздался громкий смех, в котором притаилось злое веселье, смешанное с восторгом. Звякнуло стекло, послышалось бульканье, скрип мебели.
Я убрала тряпку от лица, открыла глаза. Зрение вернулось, но, стоило только подвигать глазами, как снова вспыхнули белые пятна. Понятно, глазами двигать нельзя, можно двигать головой. Медленно повернула голову. Алек сидел на кресле, закинув ноги на стол, потягивал густой напиток из высокого фужера и в упор смотрел на меня. И взгляд этот был изучающим, подозрительным, напряжённым.
— Вина? – он качнул бокалом.
— Нет.
И видимо повреждение сетчатки глаза было сильнее, чем мне показалось сразу, потому что стоило только моргнуть, как пятна – только теперь тёмные – вернулись. Они заплясали на груди Алека, закружились вокруг его головы. Я застонала, прижала мокрую ткань к лицу, а когда отняла, всё уже кончилось.
— Надеюсь, картошка в этом мире есть, — прошептала я себе под нос, надеясь на проверенный дедушкин способ лечения.
— Что ты там бормочешь, Мария? – мгновенно взвился князь.
— Благодарю бога за спасение, — нашлась я, — говори, зачем звал? Что хотел обсудить? Или как обычно – кулаки чесались?
Одно движение руки Алека и бокал пролетел в паре сантиметров от меня, врезался в стену и рассыпался сотней хрустальных осколков. Остатки вина растеклись кровавой гущей.
— Ты слишком много себе позволяешь, дрррянь, — прорычал князь, соскакивая с места.
Я нарывалась, но нарывалась не зря. Проверяла действие клятвы. Лучше сразу узнать границы дозволенного, чем потом подохнуть от случайно брошенного слова. И, кажется, клятва работала на все сто-пятьсот процентов. Лицо Алека шло злой судорогой, кулаки сжались, на шее набухли жилы, но он даже шага не смог сделать, хотя видно было, что пытался.
— Дрянь, — он бессильно упал в кресло и прикрыл глаза рукой, — безродная дрянь, откуда ты узнала про клятву?
Глава 8
Дрожащими руками я вынимала шпильки из волос, бросала их на туалетный столик. Тяжёлые пряди, освобождённые от гнёта причёски, падали на лицо, но я их не убирала. Потому что в зеркало смотреть не хотела. Там вместо меня отражалась перепуганная девчонка с красными глазами и трясущимися губами. А я не такая…была несколько дней назад. Но всё равно, смотреть на себя сейчас не хотелось.
Наконец, последняя шпилька отправилась к товаркам, а я бессильно уронила голову на руки.
В голове не укладывалось всё, что произошло в кабинете Алека.
Как? Вот как он мог полыхать огнём, потом отрастить крылья из того же пламени, да ещё и выжить?! Это же уму непостижимо! Фея, блин, тридевятого царства! И эта его заявочка – про деньги и продажу меня! Я что, его собственность?! Или товар, который можно предложить кому угодно?!
— А ещё аристократ, — пробубнила я себе под нос, — ведёт себя, как типичный флибустьер. Капитан продам-жену или верни деньги! Где я их возьму…
Скрипнула дверь, впуская Грету.
— Княгинюшка, я вот тебе наливочки принесла. Сливовой. Негоже молодой жене употреблять крепкие мужские напитки.
Я молча развернулась, отбросила волосы с лица. Грета поставила круглый поднос на столик, из маленькой бутылочки плеснула густой напиток в малюсенькую же рюмочку на ножке и протянула мне. Я взяла предложенную рюмку и мигом опустошила её. Внутри стало горячо, зато нервы успокоились.
— Грета, а это нормально вообще, что князь Алек, —я замолчала, собираясь с мыслями, а потом продолжила, — огненные крылья распускает? И горит так, яростно?
Руками я попыталась изобразить размах крыльев Алека и пламя, которое бушевало вокруг него. Кажется, пантомима не удалась, потому что Грета смотрела на меня с сочувствием. Видимо, думала, что я окончательно умом тронулась. А что мне ещё оставалось делать, если не задавать вопросы?! Память Марии молчала, словно её тут и не было.
— Ты ещё выпей, княгинюшка.
— Не хочу. Я в порядке. Объясни, что всё это значит? Что тут у вас… эмм… у нас происходит? Грета, у меня нет воспоминаний на этот счёт. Болезнь многое стёрла. Помоги, мне не на кого больше рассчитывать. Прошу…
— Я помогу, — Грета печально поджала губы, — что ты хочешь знать?
— Всё. Но прежде всего – почему мой муж мутант?
— Кто? – лицо Греты вытянулось от удивления.
— Э-эм, человек с огненными крыльями.
— Он высший аристократ, княгинюшка, — ответила Грета так, словно этим всё было сказано.
— И?
— Эк тебя болезня-то прихлопнула, — фыркнула Грета, но тут же залилась краской и зажала себе рот ладонью, — прости, матушка, язык мой дурной.
— Грета! Просто ответь – что значит высший аристократ?
— Высшие аристократы произошли из пламени первого существа. Огнерождённые они. Фениксы. В пепел обращённые, из пепла восстают.
Замечательно! Мой муж мифологическая птичка с истеричным характером. Повезло мне, как утопленнице.
— Что-то такое я подозревала, — я задумалась, — Грета, а сколько высших аристократов всего есть?
— Десять родов, княгинюшка.
— Ага, понятно. У этих родов есть собственный свод законов, которые выше законов государства?
— Есть, княгинюшка, — покорно ответила Грета.
— Предположим такую ситуацию, — я замялась, не зная, как задать вопрос, но потом решила спросить в лоб, — может ли высший аристократ продать свою законную супругу? Ведь брак аристократа невозможно разорвать никак, кроме смерти одного из супругов.
Грета нахмурилась. В её глазах мелькнуло беспокойство. Она открыла рот, но захлопнула его, а после скорбно кивнула и отвела взгляд.
— Значит может…
На душе стало тоскливо. Вот ведь гад аристократичный. Я надеялась, что переиграла его, когда вытребовала клятву, но переиграл меня Алек. Причём в чистую.
— Грета, скажи, как я заболела?
Горничная грустно взглянула на меня, вздохнула:
— Упала ты, княгинюшка. С лестницы. Кубарем скатилась. А до этого всё на головокружение жаловалась и пятна перед глазами, говорила, мелькают. Лекаря вызвали. Тебя бездыханную в постель уложили. Лекарь приехал, посмотрел. Велел пиявок ставить, чтобы дурная кровь вся вышла. Три дня ставили. Он ещё мудрёное что-то говорил про чёрную желчь. А потом ты и дышать перестала. Уж священника позвали, отходную читать начали, а ты как закричишь! Знаешь, как все бежали? А уж после, кроме меня никто и не решился за тобой ухаживать. Только на второй день стали заглядывать и спрашивать, как ты тут. Радовались тихонько, пока князь отбыть изволил.
— Понятно, — я снова задумалась.
Пятна, головокружения. Анемия что-ли у меня? Или воздуха недостаточно поступало при дыхании из-за тесного корсета? Вот это вероятней всего. Как хорошо, что мы давно от этой гадости избавились. Дышим полной грудью, двигаемся свободно. Органы, опять же, нормально расположены, а не смещены куда попало из-за тугой утяжки. Надо будет и тут ввести моду на свободное дыхание. Только чуть позже. Сейчас другие вопросы нужно решить…
Мне срочно нужно, просто жизненно необходимо, выяснить, куда Мария дела деньги и как она сама справилась. Вряд ли кто-то из прислуги, даже Грета, были посвящены в это тайное дело Марии. Деньги она сняла, подделав подпись мужа, но куда потом дела? . Сомневаюсь, что она привезла их домой или …
— Грета, за несколько дней до болезни я куда-нибудь уезжала?
— А как же. Накануне к модистке ездила.
— Одна?
— Одна, княгинюшка. Даже меня не взяла.
— Долго меня не было?
— Часов, почитай, пять. Ну так, пока модистка* примерку-подгонку проведёт, пока ткань подберёт да кружева-банты всякие. Иногда мы и дольше у неё сидели.
К модистке, значит. Я покивала, делая вид, что вспоминаю что-то, но на самом деле в голове было пусто.
— Я что-то привезла обратно?
Грета задумчиво взглянула на платяной шкаф, беззвучно пошевелила губами что-то пересчитывая, удовлетворённо кивнула, а потом отрапортовала:
Глава 9
Процесс одевания-переодевания в этом дивном новом мире я уже успела возненавидеть всей душой. Зато в полной мере оценила качества Греты. Без неё всё это тряпично-кружевое издевательство не возможно было бы ни снять, ни надеть.
Когда я приказала «переодеваться», то думала, что достаточно снять повреждённое платье, а потом надеть свежее. Ха! Наивная, как пациент на обследовании у проктолога. Снять старое платье это была только вишенка на торте.
Грета содрала с меня всё, включая чулки. Протёрла тело, уделив особое внимание подмышкам, тканью смоченной в воде с крепким запахом лаванды. Обтёрла насухо, а затем мы повторили утренний ритуал надевания на меня кучи «нужных» и «необходимых» вещей.
Снова чулки, только теперь светлые, украшенные кружевами по верху. Башмачки на невысоком каблучке. Длинная льняная сорочка без рукавов. Поверх очередной корсет, в этот раз на крючках, а не на шнуровке, только легче от этого не стало. Он стянул меня не хуже предыдущего. Не вопрос теперь, отчего перед глазами у Марии тёмные круги и пятна мелькали. У девушки от такой утяжки хроническое кислородное голодание было, да ещё и анемия наверняка, если она одной овсянкой и воздухом питалась. А они её пиявками лечили, мракобесы! Не дай боже попасть тут на больничную койку. Мигом ноги протянешь при таких методах лечения!
Бесконечное одевание продолжалось. Следом пришёл черёд парочки нижних юбок, а вот затем Грета достала вещь, совершенно непонятную для меня.
Этакую подушечку с двумя длинными завязками.
— Это что? – недоумевающе спросила я, глядя на приближающуюся Грету.
— Турнюр*, княгинюшка. Нешто и это не помнишь?
— Не-ет, — протянула я, — и куда это?
Грета хихикнула и ловко приладила «подушечку» мне на кхм…на пятую точку, а затем закрепила завязками на талии.
— Это, княгинюшка, чтобы юбка была пышнее, а талия тонче, — пояснила горничная.
Я скосила взгляд на своё отражение и прыснула. Выглядела я сейчас смешно – как будто ко мне заднюю часть лошади без хвоста приделали – хорошо, что никто не видит. Нет, всё-таки в моём цивилизованном мире женщинам живётся не в пример проще и легче. Спасибо прогрессивному двадцатому веку, а так же двум очаровательным дамам – Кларе и Розе*.
Горничная снова усадила меня на стул, вооружилась щёткой и шпильками, а затем долго укладывала мне волосы, пока не создала аккуратную, но сложную причёску, в которой каждый волосок был на своём месте.
— Грета, — простонала я, — долго ещё? Я уже устала. Неужели нельзя просто надеть свежее простенькое платье, расчесаться, заплести косу и сходить, куда тебе надо? К чему всё это? Тут же пока соберёшься, ночь настанет и идти уже никуда не придётся…
— Не понимаю твоего негодования, княгинюшка. Тебе же завсегда нравилось наряжаться. С какой радостью ты наряды новые мерить изволила…А сейчас – лицо недовольное, губы скукожила, смотришь на меня зверем диким. Будешь так кукожиться морщинки появятся. И вообще, дамам так положено наряжаться. Али ты простолюдинка какая? Терпи, княгинюшка.
— А то не простолюдинка, — фыркнула я, вспоминая беседу с мужем, — как есть – простолюдинка.
— Это ты раньше была, а как замуж вышла, так и перестала таковой быть. Ну всё, готово. Пойдём, княгинюшка, платье надевать.
Я поднялась, а Грета принесла выглаженное платье цвета слоновой кости – гораздо изящней и нарядней, чем мой утренний наряд.
Обрядив меня в него, горничная достала пиджак не пиджак, куртку не куртку… в общем верхнюю одежду в цвет платья со множеством пуговиц, расположенных в два ряда.
— Ещё и это?
— Обязательно, — поджала губы горничная, — ты же на прогулку идёшь.
— О, боже, Грета! Какая прогулка? Мне просто надо дойти до загона и всё!
— Не спорь, княгинюшка. Надевай, — терпеливо ответила горничная.
Пришлось подчиниться. Грета тщательно оправила «пиджак», застегнула все пуговицы, а потом … вытащила круглую коробку, достала оттуда миленькую шляпку и нацепила её мне на голову.
—Зонтик тоже дашь? – обречённо поинтересовалась я, вспоминая фильмы, где дамы выходили на прогулку в похожих нарядах.
— А как же. Кожу положено белоснежной сохранять, от солнца беречь. Ты же, княгинюшка, не на огородах-полях работаешь. Верно?
— Ммм… угу…
Сопротивляться не имело смысла. Я просто терпеливо ждала окончания этого дурацкого ритуала, поэтому, когда горничная помогла мне натянуть светлые перчатки и всучила ажурный зонтик, то просто облегчённо выдохнула.
— Всё? Мы уже можем идти?
— Конечно, княгинюшка.
И мы, наконец, пошли.
Загоны располагались довольно далеко от дома. Мы прошли по изящной парковой дорожке, вышли в менее ухоженную часть парка, и только через пять минут неспешной ходьбы – быстрее идти не получалось из-за тяжести одежды и тугого корсета – вдалеке показались какие-то одноэтажные строения, довольно грубого вида.
— Вот, возьми, — Грета всунула мне в руку надушенный носовой платок, — от смрада защита.
— Что, так воняет сильно?
— А то как же. Смердит изрядно. Драконы они и есть драконы, хоть и ездовые, а гадят обильно. Особенно молодняк.
Путанные объяснения Греты мне мало, что пояснили. Только то, что в этих зданиях содержаться драконы, да ещё вонять должно гадостно. Надеюсь, что это всё-таки что-то вроде лошадей, а то драконы звучит слишком сказочно.
К запаху, как и к лошадям, мне не привыкать. В реабилитации Стас использовал разные методики, в том числе и иппотерапию*. На конюшни мы ездили не часто, но, когда к нам попадали пациенты, нуждающиеся в подобном методе лечения, я присоединялась обязательно.
Вот и сейчас я уверено шла по мелкой гальке, устилающей дорогу к загонам, представляя себе этих виверн-драконов, как просто особо крупных лошадей типа першеронов*.
И каково же было моё удивление, шок, если уж прямо сказать, когда из загона вышел высокий человек, ведущий под уздцы огромную четырёхногую рогатую ящерицу со сложенными на спине кожистыми крыльями. За ящерицей волочился длинный мускулистый хвост, украшенный на конце острой пикой.
Глава 10
Границы ипподрома, или правильнее будет назвать его дракодромом, охраняли кованые ограды высотой метра в полтора и протяжённостью…ну, не знаю – километра полтора точно. Во всяком случае, противоположной от меня ограды я не видела. Красноватая земля ипподрома была плотно утрамбованная, словно по ней катком асфальтным прошлись раз этак миллион. Всю территорию ярко заливали горячие солнечные лучи, но даже малюсенького деревца рядом не росло. Спрятаться от солнца было попросту негде. А палило оно яростно, как в пустыне. Ещё и эти тряпки многослойные, под которыми я просто начала вариться заживо. Уф! Сарафанчик мой любимый бы сейчас, коктейль фруктовый со льдом и гори оно всё …
И вот тут я оценила всю предусмотрительность Греты и прелесть местной моды. Несчастный зонтик, который ещё полчаса назад раздражал до невозможности, вдруг стал мне мил и внезапно дорог. Я улыбнулась, стараясь не выглядеть кровожадно, и протянула руку.
— Грета, милая, верни мне зонт.
Грета самодовольно приподняла брови, но безропотно подчинилась. И весь её накрахмаленный вид говорил только одно – «я знала, а вы, княгинюшка, ослица упёртая»! Я дала Грете насладиться моментом, а потом легко вскинула зонт над головой и повернулась к Лансу:
— Позовёте?
Я теперь точно знала, как устроен этот ипподром. Точнее «вспомнила». Территория и впрямь была огромной – в пару километров. Оградка, которая явно не могла служить преградой для здоровенных зверюг с крыльями, была основой силового поля. И на самом деле это был прикрытый мощной сетью манеж, за границы который драконы вылететь не могли. Разумно, что уж там. Так что пустое поле ни о чём не говорило. Дракон, вместе со своим наездником, сейчас парил под небесами. И я даже видела его силуэт на фоне безупречно голубого неба.
Ланс кивнул. Он отошёл от меня на несколько шагов. Поднял голову кверху, сложил ладони в рупор и поднёс ко рту. А потом, как загудел, словно труба иерихонская! Я чуть зонт опять не выронила, такие это звуки странные были.
В них слышался рёв медведя, крик сокола, завывание ветра в печной трубе…
Какофония сплошная.
Но какофония полезная. Тёмный силуэт завис в воздухе, расправив кривые, как у летучей мыши, крылья. Он словно прислушивался к зову. Потом крылья сложились и дракон камнем обрушился вниз. Тяжёлая туша со свистом раздирала встречный воздух, становясь всё больше и больше. До земли оставалось всё меньше расстояния, а значит и времени для маневров, но дракон и не думал расправлять крылья.
Мне стало откровенно страшно, но не за себя. Дракон шёл в таком крутом пике, что ещё немного и он с треском влетит в утрамбованную землю, а потом…вот это потом и пугало.
Ланс нервно сплюнул себе под ноги.
— Что творит?! – сквозь зубы, тревожно, но в то же время зло, проговорил он, а потом жёстко приказал, — Калеб! Эво ни те, каро со ватт! Хен!
И эти вот непонятные слова возымели эффект. Дракон мгновенно расправил крылья, а потом медленно, кругами начал снижаться, пока очень аккуратно не опустился на землю. Он сложил крылья и замер. С его спины соскочил разгорячённый наездник с торжествующим, но немного виноватым лицом. Меня он, кажется, даже не заметил.
— Ланс! – прокричал Калеб, — я всё контролировал! Азур послушен мне!
Удивительно, но сейчас парень выглядел гораздо старше своих лет. Плечи словно раздались вширь, руки налились силой, осанка гордая, стойка уверенная.
— Мальчишка! Ненужная бравада может привести к беде! Сколько можно повторять?! – Ланс был рассержен не на шутку.
Калеб виновато склонил голову, а мне стало его жаль. Парню хотелось быть сильнее и взрослее, чем он был. Хотелось всем доказать, что он может и умеет, что ему подчинился дракон, но Ланс заботился о его безопасности, а Алек – ведь именно его пытался поразить Калеб – относился к парню как к досадной помехе и ни во что его не ставил.
— Ланс, можно я? – я осторожно положила руку на напряжённое плечо старого охотника. Он кивнул, а я прокричала, — Калеб! Я видела твой полёт! Это было великолепно, но немного пугающе.
Парень поднял голову и наконец заметил меня. Краска залила его лицо, моментально сдувая весь флёр внезапного возмужания. На меня опять смотрел юный парнишка, беззаветно влюблённый в собственную мачеху. Он робко улыбнулся.
— Ты в порядке, Мария?
— Всё отлично, Калеб. Предложение о прогулке ещё в силе?
Парнишка неловко затоптался на месте, оглянулся на задумчивого дракона, перевёл взгляд на меня, словно решая, что важнее – я или крылатая зверюга –а потом решительно кивнул.
— С радостью прогуляюсь с тобой, Мария, — счастливая улыбка озарила его лицо, — тебе правда понравилось, как я летаю?
Он ждал. Ждал восхищения и одобрения. Признания. И я его не подвела.
— Правда! это было просто восхитительно, — Ланс недовольно зарычал и глянул на меня неодобрительно, и я постаралась исправиться, — но, прошу тебя, соблюдай наставления Ланса. Мне бы не хотелось, чтобы с тобой случилось несчастье. Я этого просто не переживу.
И я понимала, что так говорить нельзя, но иначе не могла. Если намёк на любовь, на нечаянную взаимность, позволит сберечь жизнь Калеба, да ещё и убережёт его от необдуманных поступков, то так тому и быть. Тем более, что нежность, которую я испытывала к неуклюжему парнишке, можно было сравнить с любовью. С материнской любовью.
Слова мои возымели странный эффект. Калеб побледнел, нервно сглотнул, а потом выдал:
— Клянусь тебе Мария, кровью предков, что выполню твою просьбу в полной мере.
В чистом небе грохотнул гром, заверяя клятву.
— М-даа, сударыня, — уважительно протянул Ланс, — умеете вы убеждать. Спасибо за помощь, а то мальчишка совсем головы лишился в последнее время. Творит ерунду всякую.
— Чем могла, Ланс. Чем могла.
Я улыбалась, изо всех стараясь сохранить невозмутимость, но у самой кошки на душе скреблись. Зачем Калеб дал целую родовую клятву, если можно было обойтись простым обещанием?
Глава 11
Я завела руку за спину, скрестила пальцы и взмолилась вообще всем богам, про которых хоть раз слышала. Даже Джа молитв досталось немножко. Секунды текли медленно, как старый мёд с ложки, превращая недолгое ожидание в вечную муку. Слова только прозвучали и затихли, а мне показалось, что прошло уже много времени и Калеб думает долго. Слишком долго. Удивительное время – сжимающее минуты радости, растягивающее минуты тревоги и ожидания.
Отщёлкало едва ли больше десяти секунд, ровно столько раз стукнуло сердце после моего вопроса, когда он повернулся ко мне и ответил:
— Ты потеряла деньги?
И всё рухнуло. Не там я искала. Если и был в поместье Радвилл-Камендаш сообщник Марии, то это никак не Калеб. Чистый, наивный и очень удивлённый взгляд парнишки сразу вывел его из отряда самоубийц, которые рискнули бы жизнью и здоровьем ради помощи Марии. Вероятнее всего, девушка специально не посвящала Калеба в свои планы. Боялась навредить ему.
И в этом была одновременно и радость и печаль.
Радость за доброе и очень ответственное сердце Марии. А печаль…печаль моя личная. Где мне теперь искать её сообщника, который помог всё провернуть?!
— Да,— я разочарованно выдохнула, — потеряла. И мне очень надо их найти.
— Много?
А тут я задумалась. Сколько денег-то было? Раз Алек так вызверился, то явно немало. Интересно, какое приданное принесла Мария? И вдруг в голове вспыхнула сумма – пятьсот тысяч золотых! На мгновение перехватило дыхание. Очуметь, какая выгодная сделка для князя Радвилл-Кавендаш, который просто продал тень своего имени отцу Марии. Теперь понятно, почему они так настойчиво окучивали бедную девушку. Отец за эти деньги получал открытые двери в высшее общество, а Алек решал свои финансовые проблемы.
— Много, — простонала я.
— Мария, если это тебе поможет, — встревоженный парень придвинулся ближе, — у меня есть небольшие сбережения. Я с радостью отдам их тебе. Две сотни золотых. Я копил их… на новое снаряжение.
Трогательная забота вызвала у меня небольшую слезу. Я промокнула увлажнившееся глаза и решительно отказала. Сколько бы он там не скопил, мне это как мёртвому припарка.
— Нет, малыш. Мне этого не хватит. Но огромное спасибо.
Моё ласковое «малыш» было принято в штыки. Калеб мгновенно взвился, блеснул огнём карих глаз, дёрнул щекой:
— Мне скоро шестнадцать, Мария, — обиженно надув губы совсем по-детски, но глубоким мужским голосом ответил Калеб.
И этот диссонанс очень меня развеселил. Губы дрогнули, но я сымитировала кашель, просто чтобы не рассмеяться и не обидеть Калеба ещё больше. Ну, не могу я к нему относиться как к взрослому! Ребёнок он для меня, хоть и угрожающий стать очень красивым мужчиной совсем скоро – через год или два. А потом он наберётся опыта, грязи, ожесточит своё сердце и станет властным, жёстким…хоть я и надеюсь, что он сохранит доброту в своей душе.
— Совсем скоро, Калеб. И ты уже настоящий мужчина. Очень сильный, — я похлопала его по руке.
Калеб хотел что-то ещё добавить, но дёрнул головой и отодвинулся от меня на приличное расстояние.
— Грета идёт.
— Где? – я заозиралась по сторонам.
Он мотнул головой в сторону дороги. Я присмотрелась, но увидела только пыльное облачко, которое приближалось всё быстрее и быстрее. Вскоре в нём проявились очертания фигуры бегущей девушки, а через несколько мгновений взмыленная, красная Грета оказалась в пределах слышимости и видимости.
— Несу-уу!
Донеслись до нас слова.
— Калеб, попроси, чтобы она так не бежала, — забеспокоилась я, — её же удар сейчас хватит.
— Можешь не бежать! – прокричал Калеб, — всё хорошо-о!
Грета замедлилась, остановилась и стал шумно отдуваться, обмахивая себя шляпкой, забытой мною на песке.
— Господи, она слишком исполнительная! – посетовала я, — никуда не годится.
— Ей нельзя иначе. Это обязанности Греты.
— Я понимаю, — покивала я, раздумывая о местной тирании по отношению к работникам, а потом нахмурилась, — Калеб, а как ты понял, что Грета рядом? Ты же не мог её так далеко услышать…или мог?
Калеб загадочно улыбнулся. В его взгляде мелькнуло плохо скрываемое превосходство, которое мгновенно превратило его в юную копию Алека.
— Драконьи наездники обладают гораздо большими способностями, нежели обычные …смертные, — гордость сквозила в каждом слове парня, особенно чётко выделилась в последнем слове, но Калеб тотчас исправился, — после тренировки, во время которой что-то изменяется в каждом наезднике, мы ещё несколько часов обладаем повышенным слухом, зрением. Вырастает и наша сила.
О как. Я растерянно смотрела на Калеба. Так вот с чем связанны его физические метаморфозы. Удивительно.
— Как такое возможно?
— В полёте мы с драконом становимся одним целым. Сливаемся…— парень замялся, подбирая слова, — это сложно объяснить. Я чувствую Азура, а он чувствует меня. Мы слышим друг друга. Часть моих чувств и умений переходит к нему, а ко мне…
— Сила дракона, — закончила я за него.
Калеб кивнул.
— На короткий срок. Совсем ненадолго. Но это чувство, Мария, — Калеб откинулся на спинку скамейки, мечтательно поднял лицо небу, — чувство свободы, полёта. Его не передать. В нашем языке слишком мало слов, чтобы описать подобное. Но тот, кто хоть единожды испытал это, никогда больше не будет прежним.
У меня появилось множество вопросов, но подошла заботливая Грета.
— Княгинюшка, я торопилась! Так торопилась, что чу-уть ноги не сломала, — выдохнула девушка, — вы как тут себя чувствуете?
Она положила замызганную шляпку на стол, вытащила из кармана передника бутылёк тёмного стекла, вынула пробку, накапала в кружку с водой жгуче-ароматных капель и протянула мне:
— Пейте, княгинюшка. И возвращаться пора. Князь Алек изволил на обед остаться.
Я принюхалась. Пахло гвоздикой, перцем и, по-моему, чесноком. Пить не стала из опасений быть отравленной лекарем-шарлатаном:
Глава 12
— Лю-любимая? – заикаясь, переспросила я, глядя на приближающегося супруга, — Алек, милый, ты пьян? Окстись, пару часов назад ты хотел меня пришлёпнуть, как муху, а потом вообще решил продать! Какая я тебе любимая?!
Бархатистый, тихий смех Алека был мне ответом. Ещё пара шагов и он уже стоит позади меня. Сердце трусливо дрогнуло и я отвернулась, но это не спасло. Его отражение смотрело на меня в упор – безупречно красивый, элегантный, хищный, тёмные ресницы прикрывают жадный блеск голубых глаз, на чувственных губах гуляет лёгкая соблазнительная улыбка.
— Милые бранятся, только тешатся, — Алек нежно провёл кончиками пальцев по моей шее.
По коже мгновенно побежали мурашки. Дыхание спёрло. Я напряжённо замерла, как лань перед тигром, неотрывно глядя в зеркало. Алек улыбнулся. И сейчас он не был похож на злобную версию себя. Наоборот, позади меня стоял великолепный мужчина, нежный, заботливый, внимательный. Он смотрел на меня сквозь ресницы, загадочно улыбался, а потом вдруг…
— Такую красоту нужно оттенить, — произнёс он бархатистым шёпотом, от которого у меня мурашки по коже забегали стройными табунами, — семейные драгоценности рода Радвилл-Камендаш подойдут сюда как нельзя лучше.
Алек наклонился, слегка касаясь моей щеки мягким бархатом камзола, и положил на стол передо мной квадратную коробочку. Открыл.
— Примерь.
В коробке возлежали драгоценности. Да, да! Именно – возлежали. Древние, как кости динозавров, и торжественные, как коронационное платье Екатерины Великой. Тонкая вязь чернёного серебра, словно ветви дикого плюща, овивала шесть ярко зелёных камней, образуя тяжёлое, но изящное ожерелье. Три камня поменьше свисали тяжёлыми каплями в центре ожерелья. Рядом с этим великолепием лежали серьги – с похожей серебряной вязью и каплями зелёного цвета.
Я растерянно хлопала глазами. Ожерелье было прекрасно, не спорю, но…всё это как-то странно, если не сказать больше. С чего Алек решил порадовать меня такой красотой? Почему вдруг сменил гнев на милость и стал таким обходительным? Биполярка у него, что ли?
Или коварный князь на ходу меняет правила игры, не озаботившись ознакомить меня с ними?! Развлекается, мерзавец?
Что ж, подыграю. Делать то нечего, тем более, что…
—Алек, — я подняла глаза и замолчала, тут же забыв всё, что хотела сказать.
Так и сидела открыв рот на полуслове.
Вокруг князя разливалось мягкое, золотистое свечение. Едва заметное, словно лучи заходящего солнца послали свой последний поцелуй и обсыпали лёгким золотом фигуру мужчины.
— Алек! – я тревожно дёрнулась, — вот только давай без энчантикса, пожалуйста!
— Ты о чём?
— Ты светишься. Опять полыхать начнёшь?! Не надо, мне в прошлый раз хватило.
Снова этот тихий смех дьявола-искусителя и Алек склонился над моим правым плечом. Лёгкое прикосновение губами, обжёгшее кожу и разогнавшее табун мурашек до немыслимой скорости.
— Нет никакого свечения, дорогая. Тебе кажется. Не капризничай. Давай наденем на тебя эти скромные украшения. Сделай мне приятно.
Я судорожно кивнула и внимательно присмотрелась. Воздух вокруг Алека светился. И это было неоспоримо, но почему он отрицал? Да, блин, Петровна! Он же абьюзер типичный, тип стандартный. Вот и ведёт себя соответственно прошитому алгоритму. Вот только это свечение…такое ощущение, что он использует какую-то магию, чтобы очаровать меня, притупить мою бдительность. В старых сказках так делают фейри, вейлы, ведьмы – они включают магию очарования и ты пропал. Забыл, куда шёл, забыл про тех, кого любил. Помнишь только того, кто тебя околдовал. Любишь его, служишь ему, послушен ему…
Что задумал Алек?!
— Подними свою очаровательную головку, Мария, — вкрадчиво попросил Алек, — посмотри на меня.
Я непроизвольно вскинула голову, перевела взгляд на бездонные голубые глаза Алека. И пропала совсем. В глубине его глаз медленно разгорался огонь – золотой, тёплый, манящий. Огонь вспыхнул и захлестнул меня, грозя утопить в неге. Сердце забилось часто-часто, замерло на мгновение, а потом стало стучать ровно. Слишком ровно.
— Вот и славно. Хорошая девочка, — глухо донеслось до меня сквозь золотую пыль, которая кружила вокруг, — а теперь позволь надеть это на тебя.
— Да, — словно марионетка согласилась я.
— Да, господин, — поправил меня Алек.
— Да, господин. Я хочу, чтобы вы надели это на меня, — губы шевелились сами собой, отвечая на желание Алека.
Внутри меня ворочалось что-то тяжёлое, мрачное. Оно недовольно заворчало, потянулось и зарычало, распрямляясь. Внезапно наваждение схлынуло, словно его и не было. Паранойя! Моя родная паранойя сработала на ура и сняла магию Алека! Внутри я ликовала, но даже глазом не моргнула, чтобы не показать князю, что вернула себе самообладание.
— Хорошая девочка, — самодовольно улыбнулся Алек, отключая золотой поток, льющийся из глаз.
Он поднял ожерелье. Холодный металл лёг на кожу. Громко щёлкнула застёжка, словно кандалы застегнулись.
— Серьги. Сама, — отдал приказ князь.
— Да, господин, — откликнулась я, протягивая пальцы к украшениям.
Через несколько секунд серьги были уже в ушах. Тяжёлые, они тут же больно оттянули мочки. Но я молча улыбалась, делая вид, что полностью подчинена магии князя.
Внимательный взгляд Алека скользнул по моему отражению. Кажется, «хозяин» остался доволен увиденным. Потому что он плотоядно оскалился и приказал.
— Встань.
Я опёрлась руками на стол, накрывая длинную шпильку для волос пальцами, приготовила обворожительную улыбку, поднялась и повернулась к мужу.
Ожерелье могильной плитой давило на грудь, уши начали болеть от тяжести древних украшений. Да ещё и взгляд Алека добавлял радости. Ищущий, жаждущий чего-то. Он смотрел на меня, как голодный смотрит на кусок горячего хлеба. Продолжая улыбаться так, что челюсть сводило уже, я взялась за пышную юбку, пальцами пропихнула шпильку в вышивку, а затем медленно присела в реверансе и замерла. И откуда только взялось это умение? Не иначе рефлексы Марии отработали на все сто процентов.
Глава 13
— Господин, ужин ждёт, — напомнила я, убирая руки из-под камзола и медленно застёгивая верхнюю пуговицу.
Алек вздрогнул, перевёл взгляд на меня и нахмурился. Я нежно затрепетала ресницами, изо всех сил изображая святую невинность.
— Мария, — хрипло произнёс Алек, разглядывая моё лицо так пристально, словно видел в первый раз, — прекрати эту клоунаду. Ты избавилась от заклятия.
На всякий случай я сделала шаг назад, придерживая подол юбки. Нащупала спрятанную в юбке шпильку, а потом смело взглянула на Алека.
— Ты прав, — жёстко ответила я, — избавилась. Неожиданно, да? В прошлый раз всё прошло гораздо легче, да, милый?
Голубые глаза Алека налились холодом.
— Гораздо легче, Мария, — сквозь зубы ответил он, — как ты это сделала?
— Невозможно околдовать того, кто уже мёртв, милый, — я взглянула на Алека исподлобья, а потом широко и кровожадно, как маньяк из фильма ужасов, улыбнулась, — пойдём ужинать, дорогой. Я голодна, как волк. И забудем о том, что сейчас произошло. Хотя кое-что я бы повторила. Непременно…
Я гордо вскинула голову и смело пошла к двери, стараясь держать спину прямо, что при наличии корсета было совсем не сложно, и не слишком дрожать. Потому что, хоть я и выиграла этот раунд, всё равно опасалась возмездия. У Алека слишком много козырей спрятано в рукавах, чтобы можно было праздновать победу. Мария совсем его не знала – наивная тургеневская девушка. Ей бы рыцаря помоложе, серенады под окном, пылкие признания в цветущем саду под светом полной луны. А её заперли в золотой клетке с грозным и опасным хищником, который перекусил девушкой и, облизнувшись, пошёл на следующую охоту.
Но целуется этот мерзавец превосходно!
Я пошарилась в своих личных воспоминаниях, но так и не нашла похожих ощущений. Всё было не то, гораздо слабее, чем страсть породистого князя. Может это его огненная натура так влияет на поцелуи? Хммм, надо будет обязательно проверить теорию на практике и затащить Алека в койку. Слишком велико искушение, особенно если учесть отсутствие у меня секс-партнёра в последние лет восемь. Всё как-то не до этого было. Работа, работа, спасение жизней человеческих, а на собственную и времени не оставалось совсем.
Тяжёлая рука легла на талию, притормаживая мой быстрый шаг. Я остановилась, медленно повернула голову и встретилась с внимательным взглядом Алека.
— Не торопись, Мария. Ужин без нас не начнётся. Давай спустимся, как положено…любящим супругам.
В его словах отчётливо слышалась насмешка, но взгляд напряжённо скользил по моему лицу, выискивая что-то, неведомое мне.
— Конечно, дорогой, — согласилась я, — предложишь свою руку?
— С радостью, Мария.
Он убрал руку с талии, согнул в локте, я опёрлась на неё и мы чинно, словно и впрямь являлись образцом семейного счастья, спустились по витой лестнице.
На последней ступени я запнулась, потому что в глазах на мгновение потемнело и пронеслось видение. На верхней ступени стоит Алек, смотрит вниз, на его губах медленно расцветает торжествующая улыбка, но видно его под каким-то странным углом зрения, словно кто-то смотрит на него, лёжа на полу…на полу. Мария. Это её воспоминания. Значит я права, Алек приложил руку к её гибели. Тварина.
— Всё в порядке? – заботливо поинтересовался Алек.
Я зло улыбнулась.
— Превосходно, дорогой. Просто вспомнила кое-что.
— И что? – поднял он одну бровь.
— Как ты довольно улыбался, когда я тут умирала.
— Оуу…неудобно получилось.
Что?! И это всё? Я остановилась в бешенстве.
— Ты вообще нормальный? – прошипела я на спокойного, как удав, Алека, — ты грохнул собственную жену и всё, что ты можешь сказать это – оу, неудобно получилось?!
Равнодушие и скука поселились в глазах Алека. Светлейший князь окинул меня безучастным взглядом, словно на букашку посмотрел, а потом бесцветным голосом произнёс:
— Ты жива, Мария. Да не просто жива, а стала сильной, хотя раньше была похожа на снулую рыбу. Радуйся, дыши. Что тебе ещё нужно? Извинений?
— Хотя бы, — прошипела я, — а лучше покаяния.
— Покаяния? – усмехнулся князь, а потом внезапно озверел, лицо повело злой судорогой, вокруг него опять заклубился дымок, прорезаемый огненными искрами, — какого покаяния ты хочешь, Мария?
Он медленно наступал, вынуждая меня делать маленькие шаги назад. Я вцепилась в шпильку и приготовилась защищаться.
— Ты, маленькая дрянь, должна была тихо сидеть в своих комнатах, изображать счастливую жену, рожать детей, — рычал Алек, наступая, — и не лезть в мою жизнь. Сложно было?! Нет, Мария! Это было просто, очень просто. Любая деревенщина бы справилась, но не ты. Тебе всё время нужно было больше. Внимания? Любви? Об этом мы не договаривались. Я свято соблюдал условия сделки, пока ты, маленькая тупая дрянь, не влезла в мои планы. Я поставил тебя на место, но ты, курица, решила, что стоишь большего. Поэтому и отправилась полетать. Понравилось? Могу повторить..
—Не можешь, — я остановилась, заметив, что Алек прекратил движение, словно наткнулся на глухую стену. Клятва держала крепко, — мог бы, уже исполнил. Да и без моих денег ты в заднице полной.
— Твой грязный рот надо вымыть с мылом, — бессильно прорычал Алек, понимая, что я права, — это мои деньги, дрянь. И ты их вернёшь. Я был добр к тебе и излишне терпелив. Но ты окончательно вывела меня из себя. Срок сокращается. Через три дня я жду свои деньги. И если ты их не вернёшь, то очень пожалеешь. Клятва защищает тебя от моих рук, но не от рук другого. Так что, Мария…выбирай. А сейчас, приведи себя в порядок. Убери это жалкое выражение со своей милой мордашки. И улыбайся. У нас гости.
Дым вокруг Алека рассеялся. Князь дёрнул щекой, возвращая себе привычное высокомерно-равнодушное выражение лица, и протянул мне руку. Я просто смотрела на высокомерного ублюдка и желала оказаться как можно дальше отсюда, с ужасом вспоминая, что ещё и в постель хотела вот ЭТО затащить! Идиотка слабоумная! Этого социопата надо в лабораторию для экспериментов сдать, а не вести на любовное ложе.