Вампирша в красном галстуке

Пролог

Особняк фон Нуарвилей, советская ночь 1973 года. Всё как всегда: тишина, портреты предков смотрят осуждающе, а мама устраивает очередной допрос с пристрастием.

Меня вызвали в кабинет, как мелкую нарушительницу режима, хотя я, между прочим, 248 лет как взрослое существо. Но кому это интересно? У мамы кружевной манжет — значит, будет приговор.

— Элеонора, ты едешь в пионерлагерь.

Сначала я подумала, что ослышалась. Потом — что это метафора. Потом — что мама решила шутить. Но нет. У неё этот особенный тон — когда за каждое слово хочется вызвать кого-то на дуэль.

Я, конечно, пыталась разрядить обстановку. Пошутила про кровь пионеров — ну, чего она ожидала от вампирки в изгнании? Что я кинусь в экстазе вышивать пионерские значки?

— Никакой крови, — сказала она, и её веер ударил по столу с такой мощью, что я почувствовала себя на месте прислуги, которую увольняют за "духовную разболтанность".

И вот я стою, словно обвиняемая, а она вещает про то, как я "веду себя не как человек". Простите, но я не человек. И, между прочим, порчу гобелены куда артистичнее, чем они шили свои флаги на фабриках. Это моё искусство. Это мой протест. Это… вышивка души.

Но нет.

— Ты поедешь туда, будешь петь у костра, есть кашу и улыбаться, как идиотка, — заявила мать. — И если ты хоть раз покажешь клыки — я лично упакую тебя в сундук с осиновым колом. И поставлю на чердак. До конца пятилетки.

Ах, вот она, родительская забота. Мама всегда умела мотивировать.

Я пыталась торговаться. Всего один вожатый. Совсем чуть-чуть. Только если группа крови совпадёт. Это же… биологическая тяга, почти любовь.

Но нет.

Вместо этого — каши, песни, линейки и солнцезащитный крем. Не мой, фирменный, с эссенцией ночной пыли, а советский. Он, наверное, сделан из обид и мела.

Я смотрела на чемодан с монограммой. В нём уже торчал красный галстук, будто язва. Тюбик крема. И где-то в углу — мой фамильный перстень. Единственное, что ещё напоминает, кто я.

Я посмотрела в зеркало. Попробовала изобразить радость. Вышло… жутко. Прекрасно.

Ночи длинные. Леса — тёмные. Люди — неосторожные. А я? Я просто стараюсь вписаться. По-своему.

Глава 1 : Пионерский лагерь " Артек "

— Матушка, ну можно ли как-то избежать этого ужасного путешествия? — я сделала последнюю попытку, почти умоляя. Мой чемодан теперь выглядел не просто как сумка с вещами, а как урна с моим прахом.

Мама, не отрываясь от зеркала (в котором, кстати, не отражалась — классический вампирский трюк), лишь взмахнула веером с таким видом, будто я просила её спуститься в пекло за хлебом.

— Автобус уже ждёт. Иди.

— Но это же унизительно! Меня, фон Нуарвиль, будут везти в каком-то… железном ящике с бензиновым запахом! — я с недовольным видом посмотрела на огромный чемодан, который, похоже, стал моим единственным спутником в этом заточении.

Мама едва заметно вздохнула, не отрываясь от своей прически.

— Ты либо садишься в этот автобус, либо я лично зашториваю все окна в твоей комнате. Навсегда.

Я замерла. Лишить меня лунного света? Это уже было не просто наказание — это был приговор.

— Ладно… Но если водитель окажется с группой крови AB-negative — это не моя вина.

Мама снова махнула рукой, будто отгоняла назойливую муху, не удостоив меня даже взгляда.

---

Автобус действительно ждал. Рядом с ним стояла она — Светлана Дмитриевна Лапина.

— О, вот и наша новенькая! — вожатая засияла так ярко, что мне захотелось зашипеть. Она была как яркая вспышка, и, честно говоря, я начала сомневаться, что она видит мир в том же оттенке, что и я.

— Элеонора, да? — спросила она, широко улыбаясь.

— Да… — я проскрипела, сжимая чемодан. Мой взгляд был столь холоден, что можно было бы растерзать ею ледяную скульптуру.

— Ну заходи, заходи! Мы уже почти готовы к отправке! — Светлана Дмитриевна махнула мне рукой, приглашая войти.

Я бросила последний взгляд на родной особняк. Мать уже задернула шторы. Предательница. Я зашагала к автобусу, ощущая, как свобода уходит, как песок скользит через пальцы.

---

Я села у окна, в самый конец. Чем дальше от этих людей — тем лучше.

Но вселенная, видимо, решила, что мне мало страданий.

К моему месту подошла троица девушек:

— Привет! Я Лена! — бойкая блондиночка с бантами (как же я ненавижу банты).

— А я Надя! — рыжая, с веснушками (ужасно жизнерадостная).

— Меня зовут Галя! — темноволосая, с любопытным взглядом (почти симпатичная, если бы не её дурацкая улыбка).

За ними подтянулись парни:

— Дима. — высокий, с нахальной ухмылкой. Его взгляд был таким уверенным, что мне стало немного не по себе.

— Коля. — коренастый, в очках (выглядел умнее остальных, но это не значит, что он умный).

— А я Вова! — самый шумный из всех (я уже чувствовала, как у меня заболела голова).

Они уселись вокруг меня, как стая голодных псов вокруг куска мяса.

— Ты чего такая бледная? — Лена склонила голову и выпустила свой вербальный удар. — Тебе плохо?

— Нет, просто я… аллергия на солнечный свет, — я ответила, сдерживая желание зарычать.

— Ого, как у вампира! — засмеялся Вова, явно не понимая, что это не шутка.

Я почувствовала, как зубы начали сверкать, но успела сдержаться.

— Ха-ха… Да, очень смешно… — я натянуто улыбнулась, сжимая пальцы на чемодане.

— А почему у тебя такой холодный взгляд? — прищурилась Надя, как будто пыталась заглянуть мне в душу.

— Потому что я размышляю, как бы вас всех тихо придушить этим галстуком, — хотелось ответить, но вместо этого я просто сказала:

— У меня… философский склад ума.

— А почему ты так странно одета? — не унимался Дима.

Я посмотрела на свою чёрную кружевную блузку (единственное, что мне удалось протащить вместо формы) и вздохнула.

— Это… семейная традиция.

— Круто! — восхитился Коля. — Ты как из готического романа!

— Спасибо, я стараюсь, — я мысленно пообещала себе, что если он назовёт меня «эмо», я сброшу его с обрыва при первой же экскурсии.

---

Автобус тронулся. Я повернулась к окну, чтобы не смотреть на этих… людей. Пытаясь найти в этом хоть какую-то радость, но оказалось, что её просто не было.

— А ты откуда? — не унималась Галя, всё ещё пытаясь понять, что же я за странное существо.

— Из семьи аристократов, — ответила я автоматически.

— О, типа потомственная интеллигенция? — удивился Коля, поднимая брови.

— Да… только без «интеллигенции», — я ехидно улыбнулась, намекая на то, что «интеллигент» и «аристократ» — это не одно и то же.

— А родители чем занимаются? — продолжила Лена.

— Мать — домохозяйка. Отец… коллекционирует антиквариат, — я опустила глаза. Антиквариат — это, конечно, люди, но они не обязаны об этом знать.

— А ты в какую школу ходишь?

— Домашнее обучение.

— Понятно… — Надя задумалась. — Ты какая-то… загадочная.

— Спасибо, я знаю, — я устало облокотилась о стекло, ощущая, как теряю последние силы.

Разговоры продолжались, но я отвечала с таким сарказмом, что, вероятно, они не поняли ни слова.

— А почему ты так мало говоришь? — спросил Дима, когда наступила тишина.

— Экономию энергию. На случай, если придётся бежать от вас.

Они засмеялись, решив, что это шутка. Но я знала… Они ещё поймут.

Когда автобус наконец остановился, я увидела его.

Пионерлагерь «Артек».

Яркие флаги. Кричащие лозунги. И толпа детей, которые уже бежали к автобусу с воплями: «Новые приехали!»

— Ну что, Элеонора? — Светлана Дмитриевна обернулась ко мне с таким блеском в глазах, что я едва сдержала зевок. — Готова к приключениям?

Я посмотрела на неё мёртвым взглядом.

— О, более чем.

Глава 2 : Утро? Зарядка? Костер?

— Подъём! На зарядку! — орала Светлана Дмитриевна с такой силой, будто объявляла военное положение. Где-то рядом, наверное, трещал гиперзвук, и стекло в окнах дрожало от её голоса.

Я приоткрыла один глаз. За шторой пробивались наглые солнечные лучи, как будто специально пришли меня добить. Я зашипела и натянула одеяло на голову, будто это было вампирское покрывало от ультрафиолета.

— Элеонора! Ты что, не слышишь? Все уже построились! — в дверь барака ломилась Лена, моя соседка по койке и, кажется, главная пионерка этого адского курорта.

— Слышу, слышу… — прошипела я, зарываясь глубже в подушку. — Идите без меня. Я… аллергия на утро. Очень редкая форма. Смертельная.

Лена не оценила. Она ушла, громко фыркая.

Пять минут покоя.

Потом — грохот. Светлана Дмитриевна врывается в комнату, как буря.

— Вставай немедленно! Или я запишу замечание в дневник!

Я приподнялась на локтях, посмотрела на неё с трагической обречённостью.

— Замечание в дневник. Какая ужасающая угроза. Ну вот правда — неужели они и правда думают, что это меня пугает?

Я покорно встала, натянула форму, схватила галстук (не глядя, криво), и, зевая так, что можно было рассмотреть клыки, поплелась за вожатой.

Мысленно я составляла список людей, которых первыми съем, когда это всё закончится. Светлана Дмитриевна — первая. Потом Лена. Потом повар.

---

На площадке перед корпусом уже толпились пионеры.

Все прыгали, махали руками и визжали что-то про «солнце, воздух и воду». Сцена напоминала языческий ритуал жертвоприношения. Только без огня. Пока.

Я стояла в тени дерева, скрестив руки, и наблюдала, как они синхронно взмахивают руками.

— Элеонора, почему ты не выполняешь упражнения? — появилась вожатая, её глаза сверкали так, будто она могла испепелить меня взглядом.

— Я… созерцаю, — невозмутимо ответила я.

— Здесь не место созерцанию! Здесь место бодрости и активности!

— А можно я просто постою? Я... медитирую. Внутренне заряжаюсь, знаете?

— Нет! — отчеканила она, как гильотина.

Мне пришлось махать руками вместе со всеми. Я делала это с видом человека, чьё тело подчинилось, но душа ушла в глухой лес.

Господи, если бы мои предки видели меня сейчас…

---

Столовая.

Запахи ударили в нос, как кирпич. Дешёвое масло, тушёнка, варёные носки и что-то, что возможно было компотом. Или нет.

Я подошла к столику и уставилась на свою тарелку. В ней была... серая масса. Каша? Суп? Отливка бетона?

Мои инстинкты кричали: «БЕГИ!»

— Ты чего не ешь? — Дима заглянул ко мне через плечо, уже доедая свой хлеб. У него даже был крошечный крошечный кусочек масла.

— Я… на диете, — мрачно отодвигая тарелку.

— Какая ещё диета? Тут же вкусно! — воскликнула Лена и с таким энтузиазмом зачерпнула ложку серого нечто, что мне стало плохо от одного вида.

— Ты уверена, что это не живое? — я чуть наклонилась к тарелке, ожидая, что она вздохнёт и скажет: «Добей уже».

— Да ладно тебе, попробуй хоть немного! — Вова поднёс ко мне свою ложку.

Я отпрянула. Запах был настолько концентрированным, что если бы у меня были лёгкие, я бы ими захлебнулась.

— Нет. Спасибо. Я лучше... поголодаю. Голод — мой старый знакомый.

Светлана Дмитриевна, как всегда, появилась вовремя.

— Элеонора, еда — это важно. Не капризничай.

— Я не капризничаю. Я выживаю, — подумала я. Но вслух произнесла: — Угу.

Через пять минут я скользнула из столовой, как тень, и растворилась среди деревьев.

---

Лес был тёмен, прохладен и прекрасен. Здесь никто не кричал про солнце. Здесь не пахло тушёнкой. Здесь пахло хвоей, влажной землёй и… свободой.

Если бы я могла, я бы жила здесь. Завела бы шалаш. Пару ворон. Возможно, белку-неофита.

— Эй! Ты что тут делаешь? — раздался голос позади.

Я обернулась.

Коля. Большие глаза, слегка неуверенная походка.

— Гуляю, — пожала плечами.

— Ты же знаешь, что в лесу опасно? — он подошёл ближе. — Тут и волки бывают. И… всякое.

Я едва сдержала смешок.

— Мне не страшно.

— Ну ладно… Если что, кричи.

— Если что, кричать будет волк, — пробормотала я, и он, к счастью, не расслышал.

Коля ушёл. Я осталась.

Наконец-то — покой. Покой и хвоя. Вот оно, истинное утро вампира.

---

Когда я вернулась в лагерь, Светлана Дмитриевна уже стояла на крыльце, скрестив руки.

— Элеонора! Где ты была?!

— Гуляла.

— Одна?! В лесу?!

— Да.

— Это запрещено!

— Ой, — сказала я. Очень неубедительно.

Она закатила глаза.

— И ещё… Твой галстук. Он... не так завязан.

Я посмотрела вниз. Узел и правда был странный. Как будто его вязала летучая мышь.

— А как надо?

— Вот так! — с энтузиазмом она принялась дёргать у меня под шеей.

Если она хоть раз затянет сильнее, я буду вынуждена укусить. Без обид, чисто инстинкт.

— Вот! Теперь правильно!

— Потрясающе, — сказала я голосом мёртвой звезды.

Она улыбнулась.

---

Вечером был костёр.

Пионеры сидели вокруг огня, пели «Взвейтесь кострами», ели печенье. Атмосфера — как на шабаше без ведьм.

Я сидела в тени, чуть поодаль. Дым перебивал запах крови, и это меня бесило.

— Элеонора, иди к нам! — крикнула Галя.

— Нет, спасибо.

— Ты что, не любишь песни? — удивился Вова.

— Я не люблю… коллективные мероприятия. Особенно музыкальные.

— Ну и зря! — он схватил меня за руку и потянул к костру.

Я почти впилась в его запястье.

Но я сдержалась. Потому что я — цивилизованный вампир. Пока что.

Села рядом. Смотрела на огонь.

Все пели, хлопали, смеялись. Я сидела неподвижно и считала в голове:

День первый. Осталось... сколько? Десять? Пятнадцать?

Глава 3 : Купальник? Что это

Меня снова разбудил тот же идиотский крик, разрезавший утреннюю тишину, словно нож по стеклу:

— Подъём! На зарядку!

Я застонала, натянула подушку на голову и попыталась притвориться трупом.

— Элеонора, хватит валяться! — донёсся голос Лены, прежде чем она решительно дёрнула с меня одеяло.

— Уйди. Или умри, — прошипела я в ответ, не открывая глаз.

— Ой, ну хватит! Все уже на улице!

Я сдалась. Без боя. Без надежды. Без кофе.

Через десять минут я стояла на спортивной площадке, мрачно наблюдая, как пионеры прыгают, будто заведённые, размахивая руками под командный голос Светланы Дмитриевны. Воздух был ещё прохладным, но не бодрящим — скорее раздражающе влажным, как туман в чужом дыхании.

— Элеонора, присоединяйся! — радостно махнула мне рукой вожатая.

— Я… наблюдаю за вами. Для науки, — пробормотала я, как будто это имело какой-то вес.

— Нет! Двигайся!

Я вздохнула, подняла руки и сделала пару жалких вялых взмахов. Всё равно что размахивать салфеткой над могилой своих нервов.

Господи, за что мне всё это?

---

Столовая встретила нас запахом, который сложно было назвать аппетитным. Запах сваренной усталости, закипевших нервов и манной каши.

Я уставилась на белесую массу в своей тарелке, как на нечто инопланетное. Это не еда. Это кара небесная.

— Ты опять не ешь? — спросила Галя, садясь рядом.

— Я… на диете, — пробормотала я, отодвигая тарелку, словно это могло её остановить.

— Какая диета? Ты и так бледная! — усмехнулся Вова с соседнего стола.

— Спасибо за диагноз, доктор, — скривила я губы.

— Ладно, ладно, — Надя протянула мне кусочек хлеба. — Хотя бы это съешь.

Я взяла хлеб и сделала вид, что жую. Он был твёрдым, как аргументы Лены.

Боже, как я ненавижу эту еду.

---

После завтрака Светлана Дмитриевна встала перед всеми, будто генерал перед своими войсками:

— Сегодня идём на озеро! Не забудьте купальники!

Я замерла.

— Что?

— Купальники! — повторила она с такой радостью, будто это слово должно вызвать восторг.

— А это… что?

Смех пронёсся среди девочек.

— Ты что, никогда не купалась? — изумлённо спросила Лена.

— Нет, — честно призналась я.

Надя в панике полезла в рюкзак:

— Ладно, я дам тебе свой запасной.

Она сунула мне что-то розовое и блестящее. Я осторожно развернула тряпочку.

— И… это всё?

— Да! — засмеялась Галя.

— Но… это же… — я покрутила купальник. — Он даже колени не прикрывает.

— Так и надо! — хихикнула Лена.

Я уставилась на них, как на сумасшедших.

— Вы серьёзно добровольно надеваете это и лезете в воду?

— Конечно!

— …Ладно, — вздохнула я, засунув купальник в сумку. Может, просто посижу на берегу…

---

Мы шли через лес. Пахло соснами, мокрой травой и утренним солнцем. Тропинка была петляющей, корни цеплялись за ноги, а воздух был живой — почти слишком.

— Элеонора, ты правда никогда не купалась? — спросил Дима, шагая рядом.

— Нет.

— Почему?

— Потому что вода — для рыб. А я… не рыба.

— Ну ты даёшь! — он засмеялся.

— Да, — кивнула я. — Я даю. Но не вам.

Он хохотнул:

— А я вот мечтаю увидеть тебя в купальнике.

Я прищурилась:

— Зачем?

Девочки вокруг захихикали и покраснели.

— Это же… пошло, — прошептала Надя.

— Что?

— Ну… намёк, — Галя пыталась объяснить, как будто мы обсуждали квантовую физику.

— Что он хочет увидеть тебя почти голой! — выпалила Лена.

Я посмотрела на Диму:

— Ты хочешь увидеть меня почти голой?

Он стал красным, как свёкла:

— Ну… я…

— Странно, — пожала я плечами. — Но ладно. Всё равно ты этого не увидишь.

— Почему?

— Потому что я не собираюсь купаться.

Все разочарованно ахнули.

Какие же они предсказуемые.

---

Озеро было тихим, гладким, словно зеркало, исписанное солнцем. По берегу росли высокие камыши, стрекотали кузнечики. Пахло водорослями и тёплой водой.

Я села на камень и наблюдала, как остальные радостно барахтаются в воде. Смеются. Плещутся. Будто всё это — нормально.

— Элеонора, иди к нам! — закричала Лена, размахивая руками.

— Нет, — лениво ответила я.

— Ты что, боишься? — усмехнулся Вова.

— Нет. Я просто не хочу.

Ко мне подошёл Дима, весёлый, как всегда:

— Я тебя покатаю!

Я приподняла бровь:

— Ты что, конь?

— Нет, — рассмеялся он. — Держись за мои плечи, а ногами — за торс. Я тебя прокачу!

Я посмотрела на него долго. Потом встала.

— Ладно. Но если уронишь — я тебя утоплю.

— Договорились!

Вода оказалась холодной. Очень холодной. Я зашла в неё, вздрогнув всем телом.

— Ты дрожишь, — заметил Дима.

— Я не дрожу, — скрежетала я зубами. — Это... рефлексы.

— Ага, конечно, — он усмехнулся. — Ну, давай.

Я неохотно обхватила его плечи.

— Вот так?

— Да. Теперь ногами...

— ЧТО?

— Ну... обхвати меня ногами. Чтобы не упасть.

Я посмотрела на него с убийственным взглядом, но подчинилась.

— Готово? Поехали!

Он рванул вперёд, я вскрикнула и вцепилась в него когтями.

— Ай! Ты мне кожу содрала!

— Я же предупреждала, — буркнула я, ослабляя хватку.

Мы поплыли. Вода стекала по телу, солнце отражалось в брызгах, и на мгновение всё показалось… почти волшебным.

— Ну как? — крикнул Дима.

— ...Не так ужасно, как я думала, — нехотя признала я.

Он засмеялся и поплыл быстрее. А я — не поверила, но… улыбнулась. Немного.

---

После купания все были в восторге.

— Правда же здорово? — спросила Надя.

— Нет, — ответила я.

— Ну ты даёшь!

— Да, — пожала я плечами. — Я даю. Но не вам.

Мы шли обратно через лес. Тени деревьев падали на дорожку, воздух был тёплым, насекомые жужжали в траве.

А я думала о том, как бы поскорее вернуться в свой барак и забыть этот день.

Глава 4 : Конная прогулка и Викторина

Утро началось с предвестия катастрофы. Светлана Дмитриевна появилась на пороге с видом архангела возмездия и вручила мне конверт — тяжёлый, с сургучной печатью.

— Элеонора, тебе письмо.

Едва она произнесла это, моё сердце на секунду остановилось. Я выхватила конверт с такой скоростью, что бедный пергамент едва не отдал концы.

Фамильная печать. Суровая, резная, как ледяной приговор. Только одна женщина могла отправить мне это.

Мать.

Это либо чрезвычайно хорошо... либо мне пора копать себе могилу.

Развернув письмо, я ощутила знакомый аромат лаванды и строгости. Строчки были выведены изящным, хищно-элегантным почерком, от которого у меня в детстве сводило живот.

> *«Дорогая Элеонора,

Надеюсь, ты не забываешь, кто ты, и ведёшь себя соответственно. Как твои “успехи” в ассимиляции? Не вздумай позорить род фон Нуарвилей.

С нетерпением жду отчёта.

Твоя мать,
Вильгельмина фон Нуарвиль»*

Ах, как мило. Ни тебе «как ты», ни «надеюсь, у тебя всё хорошо», ни даже «жива ли». Только угроза, пассивная агрессия и родовое давление. Всё как я люблю.

---

Я села на кровать, вдохнула, взяла перо. Пора было отвечать.

> *«Дорогая матушка,

Ты будешь гордиться: я не съела ни одного пионера. Пока.

1. Научилась “заряжаться” по утрам (это когда машешь руками под нелепую музыку и ненавидишь всё вокруг).

2. Питаюсь их мерзкой “едой” (если серую комковатую массу в столовой можно назвать едой).

3. Вчера меня чуть не утопили в озере. Но, как видишь, я всё ещё жива.

4. Сегодня нас ведут к лошадям. Если они попытаются заставить меня чистить навоз — я объявляю восстание и возглавлю его.

P.S. Пришлите, пожалуйста, бутылочку “особого чая”. Компот здесь вызывает флешбеки из Тридцатилетней войны.

Твоя стойкая (и слегка бешеная от всего происходящего) дочь,
Элеонора»*

Запечатав письмо перстнем, я вручила его Светлане Дмитриевне.

— Отправьте, пожалуйста. И… если можно, без посторонних глаз.

Она вскинула бровь. Возможно, она думала, что я пишу любовные письма в Министерство Тьмы. Возможно, она была недалека от истины.

---

А потом — лошади.

Моё сердце наконец дрогнуло от чего-то, кроме раздражения. Благородные, грациозные, неиспорченные шумом пионерских песен — они стояли в загоне, словно последние островки аристократии в этом аду.

— Выбирайте лошадей! — крикнул инструктор.

Я, не раздумывая, направилась к самому крупному вороному жеребцу. Он нервно заржал, но я уже чувствовала — это мой.

— Элеонора, это слишком резвая лошадь для новичка! — попытался вмешаться инструктор.

Я молча положила ладонь на шею жеребца и посмотрела ему в глаза.

Он замер. Словно узнал во мне кого-то… старше, чем я выгляжу. Старше, чем весь этот лагерь.

— Он меня слушается, — сказала я.

— Ого! Как ты это сделала? — ахнула Надя, стоящая поблизости.

— Харизма, — пожала я плечами и взлетела в седло с лёгкостью, которой позавидовала бы сама Жанна д’Арк.

---

Коля догнал меня, еле удерживаясь в седле.

— Ты правда впервые на лошади?

— Не совсем. У нас дома были другие скакуны.

— Какие?

— …Более темпераментные.

(Особенно тот, на котором мы уезжали от толпы с вилами в 1793. Но об этом — ни слова.)

Он рассмеялся, искренне, с озорным прищуром.

— Ты странная. Но в хорошем смысле.

Я не ответила. Но, к своему ужасу, поймала себя на том, что уголок моих губ чуть дрогнул. Улыбка? Надеюсь, никто не заметил. Особенно мать.

---

Вечером девочки снова устроили «секретное собрание» у барака. Как будто они — заговорщицы из шпионского романа, а не кучка пионерок с бантиками.

— Элеонора, а тебе кто нравится? — с загадочной улыбкой спросила Лена.

— Что? — я моргнула. Явно не та тема, к которой я была готова.

— Ну, из парней! — подмигнула Галя. — Дима? Коля? Или, может, Вова?

— Я… не понимаю вопроса, — честно сказала я.

— Да брось! Ну кто тебе симпатичен? — настаивала Надя, развалившись на подушке как сибаритка.

Я задумалась. Долго. Очень долго.

— Моя последняя жертва. У него была… весьма приятная группа крови.

Они переглянулись — и разразились хохотом.

— Вот это ответ!

— Ну ты и даёшь! — захихикала Галя.

— Да, — кивнула я с каменным лицом. — Я даю. Но не вам.

Хохот стал громче.

А я… я смотрела в потолок, и почему-то думала не о крови. А о мальчике на гнедом мерине. С веснушками и озорной улыбкой.

Чёрт.

А после лошадей нас ждал ещё один кошмар. Не физический, как утренние зарядки. Не моральный, как столовский компот. А интеллектуальный.

Викторина. По истории Советского Союза.

— Дорогие пионеры! — затянула в мегафон вожатая Лариса Алексеевна. — Сегодня мы проведём весёлую, увлекательную, супер-интеллектуальную ВИКТОРИНУ!

Слово “весёлую” явно было из другой реальности. Я мысленно простилась с остальной психикой.

— Поделитесь на команды по три человека!

Я не успела сделать шаг — Галя и Надя уже вцепились в меня.

— Ты с нами! Умная, точно вытянем благодаря тебе!

Умная? Это они ещё не знают, что я могу пересказать летопись Вальпургиевой ночи в стихах, но перепутала, кто такой Ленин.

---

Первый вопрос:
— Кто был Председателем Совета Народных Комиссаров в 1924 году?

Галя испуганно прошептала:
— Это… Ленин? Или Сталин? Или… может, Горбачёв?

— Точно не Горбачёв, — мрачно сказала я. — Ему тогда было примерно пять лет. Возможно, это был Ленин, если он ещё дышал.

Мы написали: Ленин.

Правильный ответ: Рыков.

— Кто это вообще?! — всплеснула руками Надя. — Мы же даже таких не проходили!

— Он просто не дожил до современных школьных учебников, — пожала я плечами.

---

Второй вопрос:
— Что произошло в 1957 году в Советском Союзе?

Глава 5 : Новость о названном гости

Солнце. Зарядка. Крики вожатой.

Я стояла, скрестив руки, и наблюдала, как пионеры прыгают под дурацкие команды.

— Элеонора, присоединяйся! — как всегда бодро заорала Светлана Дмитриевна.

— Я присоединяюсь, — сказала я, подняв руку, чтобы прикрыть глаза от солнца. — Мысленно.

— Это не считается!

— По-моему, очень даже считается. Я телом с вами. Душой — в библиотеке.

Она вздохнула так, будто я только что лично растоптала все её педагогические принципы, заодно с планом воспитательной работы.

---

— Сегодня у нас волейбол! — объявила вожатая, сияя, будто вручала Нобелевскую.

Я посмотрела на сетку. На мяч. На "одноклассников", в основном вспотевших и энтузиастичных.

— Нет.

— Что «нет»?

— Я не играю в волейбол.

— Все играют!

— Я не все.

— Ты не можешь просто стоять и игнорировать активную жизнь лагеря!

— Могу. Смотри, — я продемонстрировала стояние и игнор в одном флаконе.

Но меня всё-таки заставили. Под угрозой "наказания в виде помощи на кухне". Вот где истинное зло.

Первый мяч прилетел мне прямо в лицо.

— Ой! — завопила Лена. — Ей больно!

— Ей обидно, — поправила я. — И кто, интересно, так метко подаёт?

Я повернулась. Это был Вова. Идиот.

— Ты… сделал это специально?

— Нет! Честно! Просто мяч скользкий… и… ветер!

— Повезло тебе, — пробормотала я, вытирая нос. — Пока повезло.

Второй мяч я отбила. Случайно. Прямо в голову Диме.

— Ой, — сказала я без тени сожаления.

— Ты делаешь это нарочно?! — закричал он, хватаясь за лоб.

— Может быть. — Я пожала плечами. — Непроизвольная агрессия. Побочный эффект принудительного спорта.

После третьего мяча (который полетел в кусты и был похоронен под криками «где он?!»), меня торжественно отправили в медпункт.

---

Медпункт.

Медсестра, женщина с вечно усталыми глазами и лицом "я-не-для-этого-училась", осмотрела мой нос.

— Ушиб. Но не страшно.

— Я знала, — вздохнула я.

— Как знала?

— …Интуиция. И жизненный опыт. В лагере всё кончается ушибами.

Она мазнула мне под нос какой-то адски вонючей субстанцией.

— Фу! Что это?

— Лечебная.

— Это пахнет болотом и тоской!

— Так и должно быть. Это народная медицина.

Я чуть не зашипела. Но сдержалась. Ведьмы не плачут. Только немного подвывают.

Господи, как я ненавижу этот лагерь.

---

Когда я вышла, лагерь гудел, как улей.

— К нам приезжает какой-то важный гость! — кричала Лена.

— Эдгард Палладио Неро, — прочитала Светлана Дмитриевна. — Итальянский общественный деятель. Будет вести мастер-класс.

Я замерла.

Эдгард? Здесь?

Мой мозг включил режим тревоги и мигом составил список возможного ада:

1. Он выследил меня.

2. Это чудовищная случайность.

3. Мать. Его. Подослала.

И все три варианта пахли бедой. Как та мазь.

---

Свободный час. Плед. Девочки под деревом.

— Интересно, какой он? — вздохнула Галя.

— Наверное, старый и скучный, — фыркнула Надя.

— Или с пузом, — добавила Лена.

Я лежала на спине, глядя в небо. Сопротивлялась. Но сдалась:

— Он высокий. Стройный. Черноволосый. Глаза — как лёд. Держится… как будто король приехал не в лагерь, а на приём у Папы Римского. И да, ему около… — я чуть не ляпнула «трёхсот», — …двадцати.

Они ахнули хором.

— Откуда ты знаешь?!

— …Видела фото, — соврала я. Очень плохо соврала.

В этот момент появились Дима и Коля. И, как назло, всё слышали.

— И что, он тебе нравится? — спросил Дима, глядя исподлобья.

— Он… знакомый семьи.

— Ага, знакомый, — фыркнул Коля. — Принц какой-нибудь?

Я пожала плечами.

Если бы вы знали, насколько.

---

Вечер. Подготовка. Суета.

Я сидела на лавке, держа в руках книгу, но не читала ни слова.

— Элеонора, ты странно себя ведёшь, — заметила Надя, присаживаясь рядом. — Ты… нервничаешь?

— Я всегда странно себя веду.

— Нет, сегодня особенно. Ты как будто... прячешься.

Я чуть не рассмеялась.

Прячусь? Я мысленно репетирую, как не уронить лицо, если Эдгард, чёртов Палладио, при всех скажет: "Графиня, ваша мать прислала это письмо."

— Всё в порядке, — сказала я. — Я просто не люблю гостей.

— Но он же знаменитость!

— Для вас — да.

— А для тебя?

Я посмотрела вдаль.

— Для меня он просто… старый знакомый. Сложный, запутанный, подозрительно вежливый… и очень наблюдательный.

Надя задумчиво уставилась на меня.

— Ты точно не врёшь?

— Надя, я всегда вру. Но не сейчас.

Она прищурилась, потом кивнула.

— Хорошо. Но если он окажется твоим тайным возлюбленным из прошлого — я первая требую автограф.

Глава 6 : Эдгар

Я механически поднимала руки вверх-вниз, с лицом мученицы. В голове крутились только планы бегства: притвориться больной? сбежать в лес и жить с барсуками? поджечь столовую?..

— Элеонора, ты опять не выполняешь упражнения! — пронеслось над площадкой, как гром.

Я неохотно повернулась. Светлана Дмитриевна стояла, как надзиратель, скрестив руки на груди.

— Я выполняю, — пробормотала я, лениво махая руками, словно отпугивая комаров.

— Это не похоже на правду!

— А вы похожи на мою бывшую гувернантку. Её я тоже не слушалась.

На лице Светланы Дмитриевны вспыхнуло возмущение, но она развернулась на каблуках и пошла к следующей жертве.

Нас выгнали подметать территорию.**

Я держала метлу, как будто это была змея, которую мне предложили приласкать.

— Ты вообще умеешь подметать? — с усмешкой спросил Дима, крутясь рядом.

— Умею, — я медленно повернулась к нему и зловеще улыбнулась. — Особенно людей.

Он застыл.

— Это... это шутка, да?

— Конечно, — развернулась, не глядя, и мысленно отправила его в мусорный бак рядом с пластиковыми бутылками.

— Элеонора, полей цветы! — крикнула Галя, размахивая лейкой, как мечом.**

Я смерила клумбу пристальным взглядом.

— Они... живые?

— Ну да! — растерялась она.

— Жалко, — вздохнула я и нехотя плеснула немного воды на розы, словно из милости.

В столовой кипела паника.**

— Он приедет через час! — Лена визжала так, будто узнала о прибытии космонавта.

— Кто? — спросила я с ленивым интересом, ковыряя вилкой в подозрительной каше.

— Эдгард Палладио Неро! — захлебнулась Надя. — Тот самый! О котором ты вчера говорила!

Я приподняла бровь.

— А, он, — бросила равнодушно. — Надеюсь, опоздает.

— Ты что, не хочешь его видеть? — Надя чуть не уронила поднос.

— Очень не хочу, — ответила я твёрдо.

Пауза. Все уставились на меня.

— Ты... ты его знаешь? — прошептал Коля, широко раскрыв глаза.

Я медленно подняла взгляд и мягко улыбнулась:

— А что, если знаю?

Чёрный "Волга" блеснул на солнце, как чёрный жук, выкатившись к воротам лагеря.

Пионеры стояли, вытянувшись в струнку. Я спряталась в заднем ряду, надеясь, что меня проглотит земля.

Дверь машины открылась.

Он вышел.

Высокий. Холодный. Пронзительный. Его голубые глаза скользнули по толпе — и остановились. На мне.

— Добрый день, товарищи пионеры, — голос его был обволакивающе мягким, но с острым краем — как бархат с лезвием.

Девочки ахнули. Кто-то пискнул.

— А вот и наша новая знакомая, — он почти не улыбнулся. — Элеонора, не так ли?

Я прикусила язык, чтобы не зашипеть.

— Да, — буркнула сквозь зубы.

— Мы уже встречались, — добавил он, глядя прямо в меня, — на одном из весьма... утончённых приёмов.

— Ой! — Лена чуть не подпрыгнула. — Ты ЗНАЕШЬ знаменитость!

— К сожалению, — прошептала я, но, конечно, он услышал.

Глаза Эдгарда вспыхнули азартом.

— Мне бы хотелось поговорить с Элеонорой наедине. Для... интервью, — произнёс он, иронично смакуя слово.

— Конечно, конечно! В библиотеку! — защебетала Светлана Дмитриевна.

**---

Библиотека встретила нас запахом пыли и стершихся страниц.**

Едва дверь захлопнулась, я набросилась:

— Ты что здесь делаешь?!

— Милая графиня, — протянул он, вальяжно опускаясь в кресло, — твоя мать весьма обеспокоена.

— А потому отправила тебя шпионить?!

— Проверить, жива ли ты. И не сожгла ли лагерь, — усмехнулся он.

— Я ещё не сожгла, — мрачно сказала я, — но у меня в планах.

Он рассмеялся, искренне и громко.

— Ты совсем не изменилась. Как ты тут вообще?

— Это пытка. Они заставляют меня делать зарядку, Эдгард. Зарядку. Под пение «Солнечного круга».

— О, боги. Я бы отдал многое, чтобы это увидеть.

— Молчи. И объясни, зачем ты тут?

— Официально — культурный обмен. Неофициально... — он склонился ближе, его голос стал заговорщическим, — мне было скучно.

— Ты чудовище.

— Ты прелесть, — парировал он.

Пауза. Он смерил меня взглядом, прищурившись.

— Кстати... этот рыжий. Он тебе нравится?

— Что?! Нет!

— А высокий? Тот, который таскает табуретки?

— Эдгард!

Он поднял руки, притворно сдаваясь.

— Любопытство — врождённая черта аристократов.

— Задушу.

Он поднялся, потянулся:

— Мне пора. Я должен вести мастер-класс.

— Мастер-класс? Какой ещё?!

— “Как быть аристократом в советском обществе” — моя коронная программа, — подмигнул он. — С иронией, как ты любишь.

Я только простонала и уронила голову на стол.

Я сидела в первом ряду, демонстративно зевая, будто умираю от скуки. Эдгард стоял перед доской, с достоинством мраморной статуи, и вещал:

— Важно сохранять достоинство в любых обстоятельствах.

Он аккуратно поправил манжеты белоснежной рубашки, будто и вправду собирался на бал, а не вонзался пафосом в уши пионеров.

— Ты хочешь сказать — врать, как дышишь? — громко прошептала я, не глядя на него.

Он на долю секунды замер, уголок его губ дрогнул — всё-таки услышал. Но виду не подал. Артист.

— Например, в Италии мы всегда...

— Спим в гробах и пьём вино из черепов? — вставила я, не сдержавшись.

Рядом кто-то прыснул со смеху, а Светлана Дмитриевна метнула в меня взгляд, от которого вянут даже искусственные цветы. Эдгард поднял одну бровь, как будто размышлял, можно ли официально казнить вожатую на глазах у детей.

Он выдержал паузу и торжественно вскинул руку:

— Вопросы есть?

Я тут же подняла руку с невинным выражением лица:

— А где здесь можно найти... вишнёвый компот?

Эдгард замер. Он знал, что я имею в виду. Я смотрела на него, чуть склонив голову, с хищной усмешкой.

— ...Компот? — переспросил он, изображая растерянность.

— Да. Очень… свежий, — уточнила я, и мой взгляд стал почти голодным.

Глава 7 : Мираж

На следующее утро воздух был... другим. Словно что-то сдвинулось. Птицы не пели. Трава за окном барака будто потускнела, как старая фотография.

Я сидела на кровати и медленно завязывала шнурки. Пальцы дрожали. Слишком много мыслей. Слишком мало сна.

Кто это был? Что означали эти символы? И главное — зачем?

На завтрак я не пошла. Притворилась, что болею. Светлана Дмитриевна кивнула с подозрением, но не стала спорить — возможно, всё ещё переваривала вчерашний урок.

Я дождалась, пока лагерь опустеет, и направилась к той самой стене. Сердце стучало, будто отбивало тревогу. Но когда я подошла... символов не было.

— Нет-нет-нет... — прошептала я, прикасаясь к холодному камню.

Поверхность была чистой. Ни следа. Ни малейшего намёка на магию. Даже жжения в пальцах не осталось. Только холод.

— Не могла же я это... придумать? — сказала я вслух, но сама себе не поверила.

И тут — шорох. Позади. Быстрый, как удар сердца. Я резко обернулась.

— Кто здесь?! — выкрикнула я.

Пусто.

И всё же... кто-то наблюдал.

— Ты ищешь ответы слишком громко, — раздался тихий голос из тени. — И слишком дерзко.

Из-за угла вышла девочка. Маленькая, лет десяти. Слишком бледная. Слишком... неуместная. Глаза у неё были странные — прозрачные, будто ледяные. И в зрачках — не было света.

— Ты... ты из нашего отряда? — осторожно спросила я, хотя точно знала, что её никогда раньше не видела.

Она не ответила. Подошла ближе, взгляд её был пронзительным, взрослым, слишком мудрым для такого возраста.

— Ты тронула символ. Он отозвался. Он... узнал тебя.

— Что ты несёшь? Кто ты вообще такая?

Она склонила голову набок, словно изучая меня, и вдруг прошептала:

— Если ты хочешь знать правду — жди третьей ночи. Тогда стены заговорят.

И исчезла.

Я моргнула. Просто — исчезла. Как тень. Как мираж.

Я стояла в оцепенении, ощущая, как невидимая паутина начинает стягиваться вокруг лагеря.

Третья ночь... Что, чёрт побери, здесь происходит?

Вечером я снова не пошла на «костёр дружбы». Спасибо, но петь песни под гитару с псевдосчастливыми подростками — это не мой жанр. Особенно после встречи с девочкой-призраком, которая, к слову, так и не извинилась за драматичное исчезновение.

Я бродила по лагерю, когда нашла старую дверь за прачечной. Почти слившуюся со стеной. Замок был — сюрприз — ржавый и бесполезный, как дисциплина в этом месте.

Открыла. Пахнуло плесенью, мышами и... чем-то странным. Словно пыль знала слишком много.

Внутри — хлам. Стулья без ножек, коробки с архивами, пара резиновых сапог разного размера (почему-то оба — левые). И…

— Ну здравствуй, странная книга в кожаном переплёте, явно предвещающая неприятности, — пробормотала я, доставая дневник из-под слоя паутины.

Он был тяжёлый. Обожжённый по краям. Без названия. Без автора. Просто… дневник.

Я села на перевёрнутый ящик и начала листать. Почерк был размашистый, с закорючками, как у того самого одержимого ботаника, который пишет заклинания на уроке биологии.

> «14 июня. Они снова появились. Следы вокруг барака. Символы. Голоса ночью. Я пытался их записать, но чернила сворачивались на бумаге. Эдгард говорит — "не паникуй", но я видел, как он дрожал руками, когда сжигал карту лагеря».

Я фыркнула. Эдгард? Наш Эдгард?

— Ну конечно. Кто же ещё будет сжигать карты в панике, а потом вещать о «достоинстве»?

Перевернула страницу.

> «16 июня. Я видел девочку. Она смотрит сквозь людей. Я спросил, кто она. Она сказала: "Я не из прошлого. Я — из ошибки".»

Вот тут у меня по спине пробежали мурашки, а потом вернулись, как будто забыли что-то.

Из ошибки? Что это вообще за уровень крипоты? И почему это вдруг начало звучать логично?

Я прижала дневник к груди и огляделась. Сквозь щель в потолке пробивался лунный свет. Казалось, он выделяет меня из мира. Как будто кто-то сверху ткнул: «Вот она. Главная героиня. Ещё не осознаёт, но скоро всё пойдёт по одному месту».

Я встала, стряхнула пыль с юбки и направилась к выходу.

— Третья ночь, говоришь, призрачная малявка? Отлично. Я встречу её во всеоружии... с дневником, сарказмом и хорошей дозой подозрений.

На следующее утро я появилась в столовой с видом победителя, хотя моя единственная победа — выживание в этом сумасшедшем лагере. За плечами болтался рюкзак, внутри — тот самый дневник. Старый, потрёпанный, будто его грызли совы и поливали лунной кислотой.

Я уже собиралась скрыться за миской овсянки, как вдруг Лена прищурилась:

— А это что у тебя торчит? — она указала на уголок книги, выглядывающий из рюкзака.

— Сценарий конца света. Почти автобиографический, — отозвалась я, даже не повернув головы.

— Серьёзно? — Надя нависла надо мной, как совесть над преступником. — Покажи, ну! Что это?

— Девочки, ну не надо, это личное. Подумаешь, немного кожаного переплёта, пару древних символов, и всё — уже ведьма?

Галя уже вытаскивала книгу из рюкзака.

— Ого... Это что, записки маньяка? Или кого-то, кто слишком много читал Лавкрафта?

Я фыркнула.

— Это дневник. Старый. Нашла на чердаке барака. Кто-то явно страдал... или вызывал страдания. Разницы немного.

— А прочитай! Прочитай что-нибудь! — Лена хлопнула ладонью по столу, подскакивая от нетерпения.

— Давайте вы сначала подпишете бумагу об отказе от претензий в случае галлюцинаций и проклятий.

— Ну же, не будь занудой! Ну хотя бы один абзац! — Надя уже открывала книгу, её глаза блестели.

Я вздохнула, будто мне это жутко надоело, хотя в глубине души сама хотела узнать, что произойдёт.

Открыла на случайной странице. Почерк — размашистый, чернила будто впитались в бумагу с болью.

> «…в ночь, когда пламя дрожит в зеркалах, и третий обряд не завершён, Присутствие выходит из шепота…»

Пауза.

Галя моргнула:

— Это… оно рифмуется?

Глава 8 : Ночные визиты и дискотека

Сны — это обычно скучно. Особенно когда тебе снится одно и то же уже двести лет подряд: балы, охота, случайные жертвы, которые почему-то всегда кричат одинаково, словно кто-то там в потустороннем мире подсмотрел в старую советскую постановку. Но в эту ночь всё было иначе.

Я стояла в каком-то туманном пространстве, окружённая тенями — знакомыми тенями, которые, казалось, могли вылезти из семейного фотоальбома с наклейками «Не трогать!» и «Для истории».

— Дочь фон Нуарвилей... — прошептал один из них, и я сразу узнала голос прадеда Альбрехта, который в нашей семье был легендой по части холодной выдержки и сарказма.

— О, великолепно, — я скрестила руки на груди и с удовольствием протянула губы в привычной гримасе. — Семейный совет во сне? Вы что, совсем не можете написать письмо или хотя бы отправить смс?

Прадед не ответил, но голос другой фигуры — тётушки Маргариты — прозвучал как скрип старой доски.

— Здесь нечисто, — она голосила, словно зашла в самую грязную уборную на свете.

— Да ладно? — я закатила глаза настолько, что даже тени вокруг не выдержали и захихикали. — А я-то думала, это просто советский лагерь с его кашей и зарядками. По крайней мере там есть хоть какой-то распорядок.

— Не шути, дитя, — тётушка сказала так серьёзно, что у меня даже мурашки по коже побежали. — Мы чувствуем древнюю магию. Кто-то здесь скрывается под маской.

Я невозмутимо хмыкнула.

— Ну кроме меня, конечно. Я же уже не новичок в этом цирке.

— Ищи. Наблюдай, — голоса начали утихать, растворяясь в тумане. — Пока не стало слишком поздно...

Я хотела спросить, что значит «слишком поздно», но проснулась. Глаза открылись резко — от пионерского галстука, висящего надо мной, веяло каким-то мрачно-ностальгическим ароматом.

Ну хоть кошмары не соврали насчёт «нечистого»... — подумала я и с трудом встала.

---

Зарядка. Опять эта зарядка, как будто какой-то тайный заговор против моего позвоночника. Я, конечно, понимаю: пионерский лагерь — это не курорт, тут тебе и каши, и вожатые с воспитательным процессом, и утренние гимнастики, которые выглядят скорее как испытания на выживание.

Но сегодня я решила не просто стоять, как недовольный памятник себе, а наблюдать. Да, именно наблюдать — так, чтобы никто не заметил, что у меня на самом деле есть мозг и он работает.

— Раз-два! Раз-два! — голос Светланы Дмитриевны прорезал утреннюю тишину, отдаваясь эхом по двору.

Я медленно переводила взгляд с одного пионера на другого:

Лена махала руками так энергично, что было видно, как у неё всё внутри кричит: “Пожалуйста, отпустите меня домой!” Подозрительно энергично для обычного человека.

Дима пялился на меня, словно я редкий вид пионера-альбиноса. Было понятно: упражнение он забыл, зато я теперь точно в его списке самых странных личностей лагеря.

Вожатая... Нет, она точно просто человек. Слишком уж сильно она любит галстуки и официальные приказы, чтобы быть кем-то ещё.

— Элеонора! Ты опять не выполняешь! — голос Светланы Дмитриевны был насыщен явным разочарованием, словно я только что сломала космический корабль или похитила национальный флаг.

— Я выполняю внутреннюю гимнастику, — ответила я с невозмутимым видом, не отрывая глаз от Коли, который почему-то ни капли не вспотел, будто он — роборт-пионер из будущего.

Интересно... — подумала я, присматриваясь.

---

Столовая. Запах тушёнки, крики детей, тарахтение посуды. Вся эта картина больше напоминала декорации к фильму «Выживание на территории заброшенного лагеря».

Я села в угол, методично осматривая каждого.

— Ты чего такая напряжённая? — Надя толкнула меня локтем, нарушая мои гениальные наблюдения.

— Я? Напряжённая? — я попыталась улыбнуться, но улыбка получилась, скорее, как у мафиози на допросе. — Просто... наслаждаюсь видом.

— Каким видом? — Галя огляделась по сторонам, явно не понимая.

— Идеальным сочетанием тусклых стен и слегка поцарапанной мебели. — Я сделала паузу и добавила: — Прямо как кровь после... — чуть не сказала «арбуза», но передумала.

Девочки переглянулись, не понимая, смеяться им или насторожиться.

— Ты сегодня странная, — призналась Надя.

— Спасибо, я стараюсь, — отозвалась я и встала, оставив нетронутую порцию «еды» — для себя я решила, что кашу сегодня спасёт только магия.

---

Я устроилась под старым дубом, откуда открывался вид на весь лагерь. Солнце медленно спускалось, окрашивая небо в оттенки, которые напоминали свежую кровь и давно забытые грезы.

Кто-то здесь не тот, кем кажется... — мысль так и пульсировала в голове.

— Надеюсь, ты не планируешь кого-то съесть, — раздался знакомый голос.

Я не обернулась. Знала, кто там.

— Пока нет, — ответила я спокойно, не меняя позы. — Но день ещё длинный.

Он опустился рядом, изящно поправляя рукав — привычное движение, словно сшит он был не из ткани, а из самой важности.

— Что ты делаешь? — спросил он, пристально глядя на меня.

— Наслаждаюсь природой. Размышляю о вечном. Мечтаю сжечь этот лагерь. — Я улыбнулась, но улыбка была скорее вызовом, чем радостью.

— Ага. То есть шпионишь, — с лёгкой иронией сказал он.

Я наконец повернулась и посмотрела на него.

— А ты? Приехал проверить, как я «адаптируюсь»? — спросила я, не скрывая скепсиса.

— Отчасти, — он улыбнулся, и в этот раз улыбка была чуть менее надменной. — А ещё сегодня вечером будет дискотека.

Я застыла, как если бы меня ударили мокрым полотенцем по лицу.

— ...Что? — выдавила я.

— Дискотека. Танцы. Музыка. Мигающие огни. — Его голос стал чуть серьезнее.

— О боже. Это ещё хуже, чем зарядка, — тихо пробормотала я, предвкушая все мучения.

— Обязательно иди, — он посмотрел на меня так, что я почти поверила. — Там будет... интересно.

Я прищурилась, почувствовав лёгкий зуд в области шеи — символ снова напомнил о себе.

— Ты что-то знаешь, — сказала я прямо.