Варвар. Его любимая девочка

Глава 1. Варвар

– Где. Она. Блядь?!

Я херачу с размаху. Первый удар – по скуле, второй – в грудь, третий – в живот.

Мужик срывается на стоны, стул под ним скрипит. Тонкий звук, жалкий, как и он.

В нос бьёт запах крови, пота и страха. Меня это не останавливает. Меня вообще уже ничто не останавливает.

Я не чувствую пальцев. Не чувствую рук. Только тупой гул в ушах и пульс, стучащий где-то в висках.

– Где. Она?! – ору так, что глотка рвётся. Воздух режет горло.

Пленник не отвечает. Хрипит, мотает башкой. Кровь течёт из носа, заполняет рот, капает на грудь.

Я дышу тяжело, почти рыча. Вижу перед собой не этого мужика.

Я хватаю его за волосы, отрываю башку вверх, чтобы смотреть в глаза.

Он только хрипит.

– Варвар! – зовут.

Резко оборачиваюсь. Фархад. Стоит у стены, напряжённый, руки в карманах.

– Ещё пару ударов – и он сдохнет, – говорит твёрдо. – Тебе были нужны ответы, не труп.

Я выпрямляюсь, дышу, как после бега. Смотрю на него. Долго. Слишком долго.

– Хочешь встать на его место? – уточняю. – Или заткнёшься и выйдешь?

Фархад не двигается. Только взгляд жёстче. А потом – один шаг назад. Он понял.

Отлично. Именно из-за своей понятливости – он стал моей новой правой рукой.

Я разворачиваюсь обратно. Мужик почти без сознания. Мне плевать.

Снова заношу кулак. Чтобы снять зуд, эту ебаную жажду расплаты.

– ВАРИС! – выкрик. Резкий. Другой голос.

Я застываю. Рука в воздухе. Зубы сжаты. В висках пульсация. Поворачиваюсь медленно.

Гром стоит в проходе. Смотрит цепко. Ему хватает двух слов, чтобы тормознуть:

– Девку нашли.

Мир замирает. Дыхание рвётся. Я не понимаю, что он сказал. Не сразу.

Холод по спине, по груди, по черепу. На секунду в голове свербеть начинает.

Пока не доходит, что Гром, естественно, говорит не о ней.

– Нашлась, – Гром делает шаг вперёд. – По границе шныряет. С товаром. Без документов. Без разрешения. Полулегенда, но есть зацепка.

Я скалюсь. Смахиваю чужую кровь с костяшек. Она уже подсыхает, коркой.

– Отлично, – хриплю, вытирая руку о брюки. – Проверим.

Отворачиваюсь от полудохлого тела на стуле. Тот хрипит, в полусне. Мне плевать. Пусть лежит. Пусть страдает.

– Закончу с ним потом, – бросаю Фархаду. – Глаз с него не спускай.

Фархад кивает. Ни слова. Мы с Громом выходим в коридор. Друг идёт рядом, руки в карманах, взгляд вперёд.

– Арсен мне больше нравился, – хмыкает он. – Тот хоть спорить мог.

Я не отвечаю. Да, мне тоже. Но после AV404 – я уволил. Убрал всех.

Всех, кто видел меня тогда. Кто не знал, что сказать. Кто смотрел, как на ебаную сломанную вещь.

Кто боялся, что я ёбнусь окончательно. Или охеревал, как я вообще выжил, когда рухнул самолёт. Когда рухнула она.

AV404.

Я ненавижу этот номер. Он снится мне. Он звучит, как издёвка. Как пуля, которую не достали.

С друзьями я тоже пытался порвать. Исчезнуть. Стать пустотой. Чтобы никто не лез. Чтобы не напоминали.

Но Гром…

Гром просто послал меня нахуй.

Прямо. Без эмоций. С холодной злостью. Со своей ебучей настойчивостью. Ни его, ни остальных выпереть не получилось.

Достаю сигарету, закуриваю. Затяжка – резкая, болезненная. В лёгкие будто гвоздь вбили. Именно так и надо.

Адреналин херачит по венам. Гудит в горле, в лёгких. Сердце будто бьёт в висок изнутри. Этого мало.

Мало, блядь.

Я не выпустил всё. Не утолил. Нужно будет потом. Прогнать всех всвоих людей по рингу.

Оставить тех, кто не обидится, если сломаю челюсть. Подраться. На кулаках. До крови. До хруста.

Иначе меня разорвёт.

– Ты, блядь, с ума сошёл, – вздыхает Гром.

Я выпускаю дым. Смотрю, как он тянется вверх, распадается.

– Ты похитил человека Глухаря, – продолжает друг. – Ты, сука, понимаешь, что делаешь? Это же закончится проблемами.

– Кто-то спиздил мой товар. И гонит сам.

– И что? Если разбираешься – идёшь к главе. К Глухарю. Базаришь. Устраиваешь стрелку. А не похищаешь его людей. Ты войну, блядь, развязываешь, понимаешь? Ты себе, сука, смертный приговор подписываешь. Ты в последнее время постоянно нарываешься. Будто ищешь, где грань. Хочешь её перейти? Или ждёшь, когда тебя переедут?

Я снова затягиваюсь. Медленно. Дым в лёгких жжёт. Почти приятно. Как наказание.

Не отвечаю.

Глава 2

В салоне глухо. Водила напряжён, как струна. Потеет, губы поджимает.

Лишнего не спрашивает – мозгов хватает. Трясётся за свою шкуру. Правильно делает.

Я сижу сзади, сжимаю кулаки. Я не могу сидеть спокойно. Слишком много всего.

Ярость. Надежда. Ненависть. Страх.

Если он наврал… Если, сука, соврал – я похороню его на месте.

Если нет…

Я достаю телефон. Набираю Грома.

– Ну? – берёт он сразу. – Так быстро встреча закончилась?

– Не пошёл, – отрезаю.

– Отлично. Ну хоть за ум взялся. А то я думал, снова пиздец устроишь. Сначала с Глухарём, теперь ещё...

– Мне нужно, чтобы ты нашёл одного человека.

– Кого? Что знаешь?

– Почти ничего. Только город.

– Охуенно, Вар. Прямо шикарно.

– Клуб какой-то. Детский. «Цветочный». Или «Цветок». Или «Цветочный мир» – хуй его знает, водила не запомнил. Недавно в центральном парке танцевали с детьми. Праздник был. Уличный. Публичный.

Водила нихера не запомнил. Поехал на выходные к бывшей жене. С детьми тусовался. А, возможно, нашел мне повод жить.

Слышу, как Гром шевелится на той стороне. Пошёл печатать. Уже работает.

– Девчонка, – продолжаю, прикрывая глаза. – Танцует. С детьми. Может волонтёрит. Может оформлена. Может вообще на птичьих правах. Имя – любое, точно не её настоящее.

– И всё? – сухо спрашивает Наиль. – Блядь, Вар, ты серьёзно?

Я закрываю глаза. Выдыхаю. Тяжело. Как будто срываю с себя кожу.

– Она блонда.

На той стороне тишина. Потом – глухой мат. Протяжный. С усталостью. С обречённостью.

– Сука…

Гром шумно выдыхает, пыхтит в трубку. Снова матерится.

– Ты чё, думаешь, я не узнаю этот тон? – шипит. – Блядь, Варис. Ты снова этим занялся?! Не говори мне, что ты снова её ищешь. Что опять эта хуйня началась! Сколько раз мы уже искали, мчались, срывались?! Ты знаешь, что она…

– Тело не нашли! – рявкаю. – На её месте крохи не было.

– Как и некоторых других! И ты прекрасно знаешь почему! Потому что…

– Не смей, блядь, договаривать!

– Потому что они сгорели! Потому что от них остался только пепел. Хуярь свои эмоции куда хочешь, но ты это знаешь!

Меня трясёт. Внутри всё обрушивается. Плотина лопается.

– Или помоги, или катись нахуй!

Бросаю трубку. Дыхание рвётся. Пальцы сводит. Экран гаснет, но я всё ещё слышу его голос в голове.

Дорога – ад. Тянется, наматывает нервы. К тому городу ехать несколько часов. Я курю, одну за другой. Но ни капли облегчения.

Когда тормозим на заправках, глотаю кофе как воду. Горячий, дешёвый, вонючий.

Но хоть как-то держит. Хоть что-то даёт телу иллюзию действия. Хуйня, конечно, но без этого я бы уже разнёс машину.

Меня трясёт. Кровь гудит в ушах.

Эта надежда – как зараза. Как проклятие. Как голод.

Я знаю, что это тупо. Я, блядь, знаю.

Кроха бы не скрывалась. Не ушла бы тихо. Не затаилась. Она бы вернулась. Чтобы плюнуть мне в лицо. Чтобы дать сдачу. Чтобы напомнить, кто я есть.

Она бы вышла. Прямо. В лицо. Жёстко. По её.

Но…

Но вдруг?

Может, не могла. Может, боялась. Может, считала, что я… Что я не стою?

Хуйня всё это. Я себе уже всё объяснил. Уже всё сам с собой обсудил. И всё равно еду.

Как одержимый. Как на петлю. Потому что тормознуть не могу. Потому что признать, что её нет – значит признать, что я проиграл.

А это – не вариант.

Я должен увидеть. Своими глазами. Найти. Подтвердить.

Заезжаем в город. Внутри всё стягивает. Кипит. Как перегретый котёл. Ещё чуть-чуть – и крышку сорвёт.

Экран вспыхивает. Сообщение от Грома.

«Пока только один адрес нашёл. Детский клуб «Цветочный остров». Надеюсь, ты знаешь, что делаешь».

Я вслух диктую координаты водиле, голос срывается. Он кивает, разворачивается на перекрёстке, давит педаль.

Пальцы стискивают телефон так, что пластик хрустит. Внутри будто дрель работает, сверлит мозг.

Я в бешенстве. У меня вся система полетела. Весь самоконтроль в клочья.

Если это ложный след, если это очередная ошибка – я взорву этот город.

Машина тормозит у обочины. Вылетаю из салона, захлопываю дверь с такой силой, что водитель дёргается.

Здание обычное. Цветное. Фасад вылизан. Вывеска с цветами. Какая-то бабская нежнятина. Меня аж передёргивает.

Глаза бегают по улице. Везде. Хватаю взглядом каждую блондинку, каждую женщину, каждую мелькнувшую фигуру.

Глава 3

Я смотрю на неё. Не моргаю. Не двигаюсь. Просто вгрызаюсь взглядом.

Она стала ещё красивее. Плавные линии, формы, движения.

Как будто не просто выжила – а расцвела назло мне, всему миру, смерти.

Взрослее. Спокойнее. Женственнее. В ней нет той резкости, с которой раньше бросала мне вызов.

Теперь – уверенность. Тёплая, ровная, как у тех, кто прошёл огонь и не сгорел.

Теперь она – молодая женщина.

Молодая… Мать.

Слово въедается в череп.

Мать.

«Мамочка» – снова звучит в голове, будто кто-то пробивает изнутри.

Я смотрю на девчонку. Маленькую. С этими щёчками, косичками. Её кроха.

Блядь.

Моя?

МОЯ ЖЕ?!

Пульс взрывается. Меня ударяет, как током. Сердце ебашит в грудь, будто в запертую дверь.

Сука. Если да – если она уехала беременной. Если родила. Если спрятала.

Прикидываю сроки. Прикидываю возраст малой. Сходится же?

Блядь.

Я не знаю, что чувствовать первым: ярость, боль, восторг или жажду разнести всё нахуй.

Я заберу их. Сейчас. Прямо отсюда.

Делаю шаг. И сам себя торможу.

Смотрю на них. На кроху. На девчонку.

На картинку, которая не укладывается в голове. Не клеится. Не складывается в реальность.

Нихуя не понимаю.

Какого хера она сбежала?

Нахуя всё это? Зачем было исчезать? Прятаться? Исчезать из жизни, как будто её никогда не было?

Я не верю.

Она бы не ушла. Сука, мы же договорились.

Она обещала.

Да она, блядь, словами хуярит хуже, чем гантелей. И больнее. И метче.

И вдруг вот так? Уйти? Спрятаться? Исчезнуть?

Не верю.

И всё равно вижу.

В груди рвёт. Мышцы сокращаются. Дыхание срывается.

Или…

Или я окончательно ёбнулся? Поехал крышей? Всё, здравствуй, шизофрения?

Может, это всё глюк? Видение? Очередная подмена мозга, который три года варился в боли и вине?

– Видишь её? – цежу, стоя спиной к водиле. – Девчонку с ребёнком.

За спиной – тишина. Он, сука, до сих пор стоит, будто ждёт удара. Медленно, через пару секунд, отвечает:

– Да… – хрипит. – Вижу.

– Блондинка?

– Да… Вроде бы именно та, что я видел.

Я веду челюстью. Висок тянет. Скулы скрипят от сжатия.

Так. А теперь главное. Я поехал крышей – или нет?

Такое уже случалось. Я видел её в рестике, в аэропорту, на парковке.

Шёл за ней – а это не она. Слышал смех в толпе – а все молчали. Гром потом смотрел на меня, как на ебанутого.

И сейчас?

Я вешу на этой чертовой грани. Между «она жива» и «ты ёбнулся». И сам не знаю, куда больше тянет.

Достаю телефон. Пальцы сбиваются. Сердце долбит. Видеозвонок врубаю. Мне нужен, сука, трезвый взгляд.

Гром отвечает не сразу. На втором гудке. Экран моргает. Его хмурая и недовольная физиономия.

– Варис? – удивляется. – Чё такое?

– Ты её видишь?! – цежу, поднимаю телефон. — ВИДИШЬ, БЛЯДЬ?!

Тишина. Он морщится. Щурится. Потом вскидывает бровь. Медленно.

Я жду. Как на смертном приговоре. Каждый мускул в теле натянут.

– Варис, – вздыхает. – Я вижу только твою перекошенную рожу.

Смотрю на экран. Камера всё это время была на мне. На моём лице.

Сука.

Глубоко вдыхаю. Переворачиваю.

– Щас.

Рычу и опускаю телефон, тычусь пальцем в экран, давлю на значок камеры.

Дерьмо тормозит, лагает, как назло. Я с таким яростным нажимом жму, будто ломаю пластик.

– Перевернись, мразь…

Наконец переключаюсь на заднюю. Возвращаю телефон к лицу. Показываю.

Кроха всё ещё там. Как раз пытается увести девочку, но та, вредная, упрямится, что-то копается в розовом рюкзачке.

Тянет руку, вытаскивает какую-то блестящую хрень – показать хочет. Объясняет что-то. Упрямо, всерьёз, по-детски.

А она – улыбается. Смотрит на неё так…

Так, как смотрела бы на нашу.

– Видишь?! – рявкаю в телефон, будто пробить хочу сквозь экран. – Ну?!

Гром молчит.

Долго. Слишком долго.

Глава 4

Дверь детского клуба хлопает за спиной.

Внутри шумно. Цветасто. На стенах – рисунки, шарики, какие-то мотивационные слоганы.

Радость, блядь, и счастье.

Девушка с ресепшен выскакивает ко мне. В короткой юбке, будто стащенной у ребёнка, с улыбкой до ушей. Взгляд цепкий. Опытный. Изучает меня с ног до головы.

– Здравствуйте, – сладеньким голосом тянет. – А вы к кому?

– Сюда заходила блондинка, – говорю резко. – Только вошла. С ребёнком.

Она моргает. Секунду анализирует. Потом щёлкает пальцами:

– Ааа, вы про Лару?

Я замираю. Не дёргаюсь, но внутри царапает.

Лара.

Слово звучит, как фальшивый аккорд. Мысленно разбираю имя на части.

Нет. Нихуя. Ей не идёт.

Но помечаю. С этим тоже придётся разобраться. Ещё один ебаный вопрос.

В череде из сотен, на которые мне очень скоро придётся получить ответ.

– А вы, наверное, хотите ребёнка к Ларе отправить? – оживляется администраторша. – Она у нас прекрасно работает с малышами. Сама танцует, и дети её обожают. И вообще, у нас клуб отличный, атмосфера доброжелательная, много развивающих занятий…

И пошла, блядь, тараторить. Как автомат.

Я молчу. Смотрю на неё холодно. Не перебиваю – давлю взглядом. Но не помогает. Она, похоже, не из пугливых.

– …И если хотите, я могу провести вам экскурсию по залам. У нас здесь всё продумано – есть игровая, творческая мастерская, изо…

– Сам посмотрю, – осекаю её резко. – Мне нужно поговорить с Ларой. Просто скажи, где она.

Она сбивается. Щурится. Потом чуть морщит нос, но кивает:

– Третий зал направо. За дверью с жёлтой лентой.

Я уже иду. Даже не дождавшись, пока договорит. За спиной слышу, как она недовольно выдыхает. Плевать.

Прохожу по коридору. Цветной, яркий, раздражающий. Давит своей вылизанностью.

Нахожу нужную дверь. Сквозь узкое стеклянное окошко заглядываю внутрь.

Небольшой зал. Зеркала по стенам. Пара стоек с ковриками. На полу – ребёнок.

Малышка. Скользит коленями по полу, выкладывает альбом, разбрасывает карандаши. Полна деловитой серьёзности.

И рядом она.

Кроха.

Стоит к зеркалу. Сгибается. Собирает волосы в пучок.

– Сафия, солнышко, давай без этого беспорядка, – говорит кроха. Голос тот же. Голос моей крохи. – Скоро будет занятие, собери карандаши в коробку.

Сафия. Имя крутится в голове. Примеряю. Вот малой имя идёт. Как влитое садится.

Толкаю дверь. Пол поскрипывает под моими шагами. Кроха резко оборачивается. Замечает меня.

Я ловлю каждую эмоцию.

Глаза расширяются. Резкий выдох. Как будто в солнечное сплетение прилетело.

Пальцы цепляются за край белой кофты, кутается, прячется. Нервно сглатывает. Весь язык тела – защита.

И тут же – маска. Попытка натянуть улыбку. Слишком быстрая. Слишком вымученная.

– Добрый день, – её голос дрожит. – Вы чего-то хотели?

Облизывает губы. Нервно. Взгляд скачет. На меня – в сторону на Сафию – опять на меня.

Напугана. Взволнована. Внутри всё выдаёт.

Поняла, что попалась?

Я скалюсь. Губы растягиваются в ту самую плотоядную улыбку, от которой у людей по спине катится холод.

– Да, – произношу низко. Шаг вперёд. – Хотел. Тебя.

Она хмурится сильнее. Морщинка на лбу – такая же, как тогда, когда я что-то не так сказал.

Хлопает ресницами. Раз. Два. Резко оборачивается на девчонку. Сафия сидит на полу, раскладывает карандаши.

Кроха поворачивается обратно на меня. Волнуется. Вижу это, слышу, чувствую.

– Вы… – тянет неуверенно. – Вы в плане хотели обсудить занятия детей? Вы хотите дочь свою к нам отправить? Или сына?

Говорит это так, блядь, невинно. Так правдиво, что я почти – почти – верю. Почти покупаюсь.

Но нет.

Я наступаю.

– Хватит, Варя, – рычу тихо. – Цирк заканчивай. Всё. Набегалась.

И вот тут – она меня сбивает. Не тем, что срывается. Не тем, что кричит. Нет.

Она расслабляется.

Улыбается. Широко. Почти легко. В её стиле. Голова чуть вбок. В глазах вспышка.

– Ой… Вы, наверное, перепутали, – говорит легко. – Меня зовут Лара. Лариса.

Пауза. Смотрит в глаза. Улыбка держится. Но губы дрогнули. Почти незаметно.

– Вы просто обознались.

И я смотрю на неё.

На Лару.

На Варю.

Глава 5

Я смотрю на эту ебучую пластиковую карточку. Не могу оторваться. Проверяю даты.

Снова. И снова. И снова.

Моргаю. Перевожу взгляд на фото.

И вот тут меня реально херачит.

Хмыкаю. Прищуриваюсь. Наклоняю голову, как будто ракурс поменяет смысл.

На фотке – она. Но не она.

Темноволосая. Волосы прямые, до плеч. Чёлка короткая. Макияж – не просто яркий, а как на сцену. Размалёванная больше, чем девки в борделях.

Губы яркие, глаза с растушёвкой, лицо будто чужое.

Блядь.

Никогда не видел её такой. Никогда она так не красилась. Никогда так не выглядела.

А тут… Сука, почти карикатура. Будто на фотку собиралась не Варя, а её альтер-эго с ночной смены в стрипе.

Снова перевожу взгляд на дату. Всё правильно. Выдан документ до катастрофы.

Смотрю на год рождения.

Сука…

По документам она год старше моей. В ноябре родилась. Якобы.

А моя кроха – летняя девочка.

Я стою. Смотрю. И, блядь… Нихуя не понимаю.

Это кто придумал? Зачем? Когда? Как, нахуй, она успела? И главное – что всё это значит?

Смотрю на неё. На карточку. На дату. На волосы. На глаза. И внутри всё кипит.

Голова будто в тисках. Мозг пульсирует. Скалюсь. Механически. Злобно. Губы сами растягиваются. От ярости и… От разочарования.

Разочарование херачит, как ток. Если это не моя кроха, а я просто ошибся? Ёбнулся окончательно. Ищу хоть какую-то надежду.

Нет. Нахуй такие мысли. Нет!

Это она. Должна быть. Обязана.

Одно лицо. Та же осанка. Та же подача. Та же, блядь, бровь, которую она сейчас выгибает, растеряно.

– Можно? – тихо спрашивает. Рука вытянута. Просит обратно документ.

Тот же взгляд. Настороженный. Обороняющийся.

Сука, она ковриком водилу гоняла!

Ну кто ещё мог так?!

Но как она смогла сделать документы задним числом?

Фролов? Этот гандон?

Нет. Он выглядел убитым. Тогда. После крушения. Он сам в себя приходил месяцами. Это не он.

– Девка на фотке – не ты, – цежу. – Совсем.

Кроха вздыхает. Не громко, но так, будто устала от всего этого спектакля.

– Это давно было, – говорит. – Пять лет прошло. Конечно, я поменялась. Что, паспорт показать? Там я больше похожа.

Я сразу киваю. Даже не думаю. Покажи. Всё покажи. До последней бумажки.

Она морщится. Недовольно. Чуть скривила нос, губы в тонкую линию. И этот ебаный жест – моей крохи.

Она так делала всегда, когда что-то было не по её. Один в один.

Варя достаёт паспорт. Медленно. Без резких движений. Достаёт, раскрывает.

Показывает. Но не отдаёт. В руках держит. Упрямо. Крепко.

– Вы уже забрали моё водительское, – выдыхает. – Мне надо хоть какие-то документы. Я… Я вам не доверяю.

Я усмехаюсь. Холодно. Глухо. Укол. Прямо в рёбра. В сердце. В то, что, казалось, давно выжжено.

Не доверяет.

А раньше доверяла. Всегда. На слово. На инстинкт. На взгляд. Даже когда было страшно. Даже когда я был чудовищем.

Смотрю в документ. Она ближе держит, но я вижу. Там уже точно она. Моя. Не загримированная. Без чёлки.

Снова проверяю дату выдачи. И вот здесь уже совсем другое. Три года назад. Месяц после крушения.

– А это, блядь, как понимать? – вспыхиваю. – А?

– А обязательно материться? – недовольно губы поджимает.

– Не любишь мат? – цепляюсь за это.

– Обычно люди предпочитают культурное общение, знаете ли. Раз вы уже пренебрегли вежливым обращением на «вы», то хотя бы не материтесь. Я не люблю такого.

Кроха тоже не любила. Не любит!

– Так что с документом? – напираю. – Почему паспорт позже?

– Да потеряла я! – бросает, повышая голос. – Что вы ко мне пристали?

Резко убирает паспорт, прячет в сумку. Отходит от меня на несколько шагов, обхватывает себя за плечи.

– Лариса Владиславовна, – цежу по памяти её имя. – Отец Владислав?

– Ну, вроде так у нас в стране выбирают отчество? – хмыкает, глаза закатывает. – Да, Владислав.

– И часто общаетесь?

Ищу хоть какие-то доказательства. Фролов мог нахимичить. Мы нихуя с ним не общались.

Он обвинил меня в смерти дочери. Грозился ебнуть. Я и против не был. Но после этого – не появлялся.

Фролов вполне мог подстроить всё так, чтобы у Вари оказались новые документы. Заранее готовил?

Не сходится, блядь, ничего.

– Не общаемся, – Варя дёргает плечом. – Не знаю его. Но… Слушайте, я вообще не обязана вам ничего объяснять. Я понимаю, что вы расстроены. Потерять близких – это тяжело.

Я скалюсь. Еле держусь. Расстроен, блядь?

Она продолжает:

– Это правда сложно. У меня была подруга… Очень близкая. Мы попали в аварию как-то. Только мы и выжили там. Долго потом поддерживали друг друга. А потом… Она умерла пару лет назад.

Варя резко встряхивает головой. Убирает выбившиеся пряди за ухо. Как будто обрубает тему.

– В общем… – она моргает. – Я вас понимаю. Но… Ничем не могу помочь.

И смотрит. Снова. Прямо. Как на чужого.

Как будто я ей никто.

И это… Это, сука, самое страшное.

Потому что она – моя. Я в этом не просто уверен. Я это знаю.

Я её по венам разбираю. На рефлексах.

А она… Ничего.

Говорит, как чужая. Смотрит как чужая. Держится подальше.

И это рвёт.

Я не могу отпустить. Не могу уйти. Что-то не сходит. Зудит. Крутит. Тянет.

Словно под кожей вшит крючок, и его дёргают. Каждый раз, когда она врёт. Каждый раз, когда притворяется.

– Послушайте… – говорит тише. – Вам… Вам надо уйти. Правда. Скоро придут дети. И… И вы их напугаете. Не то, чтобы вы страшный, – тут же тараторит. – Просто… Ну, вы большой. Ну… В смысле… Хорошо большой. Ну не фигура, а вот…

Она сбивается. Щёки краснеют. Глаза бегают. Воздух цепляет как рыба. А я залипаю.

– Вы массивный, – улыбается и тут же хмурится. Понимает, что новый комплимент опять не в ту дверь. – Ну, не в плохом смысле! Просто… Просто такие мужчины обычно…

Глава 6

Сижу в машине. Глаза приклеены к двери клуба.

Пальцы крутят сигарету, так и не зажжённую. Тело ноет от нетерпения. Мозг свербит, как зуб перед удалением.

Жду. Жду, сука, когда Гром что-то даст. Любую зацепку. Любую весточку.

Сердце долбит в висках. Ноги сами хотят выйти, вломиться туда, схватить её, трясти до тех пор, пока не посыпятся все ответы.

Но нельзя. Пока нельзя.

Телефон вибрирует. Глухо. Дёргаю его так резко, что чуть не рву карман. Фархад.

– Варвар… – его голос осторожный. – По встречам. Ты же сам ставил задачи. Сегодня три встречи. Плюс завтра две. По поставке Кадыровым, по заливу…

– Сам возьми, – рычу.

– Ты сам говорил, что там нужно твоё лицо. Ты ставил условия. Они только на тебя выходят.

– Похуй. Меня не будет.

Я смотрю на закрытую дверь клуба. Где моя жизнь, сука, сидит и делает вид, что меня не знает.

– Понял, – погодя отвечает Фархад. – А возвращения когда ждать?

– Не знаю. Пока я другим занят.

– Но, а как с…

– Фарид, найди одного пацана.

– Кого именно?

– Из бывшей охраны.

– Так я не знаю их.

– Не ебёт. Было крушение. AV404. Там был один из моих. Выжил. Найди мне его. Побазарить надо.

Фархад молчит, переваривает. Чувствует, что я на грани. И сейчас лезть ко мне с тупыми вопросами не надо.

Потому что на грани.

Потому что снова кроет. Как крыло, когда узнал, что один из моих людей выжил. Счастливчик, сука.

Поссать пошёл. Жизнь ему это, блядь, спасло. Когда самолёт тряхануло, он в задней части был.

Там, где корпус не разворотило в мясо. Их оторвало. Огнём не так задело. Он выжил.

Глубоко дышу. Воздух режет горло. Вспоминаю, как тогда выглядели обломки.

Грязь. Пожар. Обугленные тела. Кровь. И несколько живых. Тот урод оказался в хвостовой части.

Там конструкция выдержала удар. Треснула, но не сгорела сразу. Их за секунды до основного взрыва оторвало от основной массы.

И он выжил.

Суку, которую я даже по имени не помню. Но он был рядом с ней. Тогда. В последний момент.

Счастливый, сука. Выжил в крушении. И мой гнев пережил.

Чувство, которое тогда накрыло, невозможно описать. Животное. Первобытное.

Лично, блядь, угандошить хотелось. Размазать. Расхерачить об стену, пока не скажет, какого хуя он жив, а её нет.

Смотреть на него тогда было пыткой. Видеть его ебальник.

Я тогда не в себе был. Полностью. Крышу снесло. Ебашило так, что сам себе был опасен.

Не помню, что меня сдержало. Честно. Может, какое-то забытое «ты же человек» в голове. Может, Гром тогда меня затормозил, я уже не уверен.

Сдержался. Не ебнул.

Хотя мог бы. Любое жертвоприношение устроил бы. Чтобы её вернуть.

Я бы всё отдал. Всё, что у меня было, сука, обменял бы, чтобы она выжила. Чтобы кроха была со мной.

А всё, что после неё осталось: короткая записка и дыра в груди.

Надо было всё нахуй туда послать. Все дела. Всех врагов. Всю эту погоню за деньгами, властью, статусом.

Надо было остаться. С ней. Просто остаться. Задержаться хотя бы на час. На долбаную минуту. Всё бы пошло иначе.

Теперь я знаю это. Теперь, сука, до боли, до рёва ясно.

Нахуй всё. Если у меня есть хоть шанс вернуть её.

Кроху. Единственную.

Плевать, что будет стоить.

Плевать, в кого придётся превратиться ради этого.

Я заберу её обратно. Завоюю, как она и хотела.

Салон машины прокурен так, что воздух можно резать ножом. Густой, тяжёлый, вонючий.

Я смотрю на эту ебаную дверь. Втыкался в неё так долго, что веки сводит. Но не моргаю.

Время тащится, как слизняк по стеклу. Минуты гнутся в часы. Темнеет.

Фонари зажигаются. Сырой свет забивается в салон. Вокруг будто другая реальность – холодная, скользкая.

И вот. Дверь скрипит. Выходит она.

Кроха ведёт за руку Сафию. Мелкая пританцовывает, косички прыгают. Такая живая, такая светлая.

А я смотрю.

И мне похуй на всё.

На документы. На даты. На правила мира.

Это моя кроха.

И это моя дочь.

Смотрю, не отрываясь. Жадно. Жестоко.

Каждый их шаг.

Как кроха наклоняется. Как поправляет рюкзак на плечах мелкой. Как улыбается.

Глава 7

Амнезия.

Слово врезается в череп, зудит. Я не сразу понимаю, что она сказала.

Не встраивается в мозаику, которую я три с лишним года по кускам собирал, ломал, склеивал и снова ломал.

Амнезия, блядь?!

Стою, смотрю ей вслед. Кроха неспешно выезжает тележкой из прохода, Сафия хихикает.

Варя косится на меня, нахмурившись. Чуть дольше обычного. Прикусывает край губы растерянно.

В ней нет страха. Нет ненависти. Но и чувств там нет.

Я не врубаюсь. Вообще нихуя не понимаю.

Внутри будто кто-то разорвал проводку. Коротит. Искрит. Звенит в висках.

Амнезия?! Серьёзно?! Это всё, что она может придумать, чтоб отмазаться? Или…

Сука, а если правда?

Я не знаю, что хуже.

Кроха резко отворачивается, толкает тележку дальше. Словно ни хера не произошло. Словно не вывернула мне нутро наизнанку.

Внутри всё бурлит, обжигая кипящей кислотой. Блядь. Эмоции закручивает всё сильнее. Секунды до взрыва.

Я щас нахуй здесь всё расхуярю. При всех. Потому что рвёт на части от происходящего.

Пошлю нахер все планы. Все обещания сдерживаться. Похуй. Кроху и малую под мышку, и по съебам.

А потом разбираться буду.

Нет, сука, нет. Я обещал себя. Клялся. Что если был бы второй шанс – я бы всё нахуй по-другому сделал.

Правильно.

Резко разворачиваюсь. Вылетаю из магазина. Сигарета в зубах. Руки подрагивают. Зажигалка почти падает. Подкуриваю.

– Двигаем, – бросаю резко, садясь в машину.

Эдгар молча кивает, срывается с места. Я сжимаю кулаки. Костяшки белеют, а внутри херачит.

Так сука сильно, что подохнуть можно.

Мотаемся по городу. По кругу. Ощущаю себя зверьём в клетке. Дохера чего могу.

А всё нужное – не могу.

Сука, как же заебало это состояние.

Замечаю обшарпанную, выцветшую вывеску. Какой-то задрипанный спортивный клуб.

Заебись. Спасибо, сука-жизнь, хоть раз угодила.

– Останови, – бросаю.

Водила тормозит, я вылетаю из тачки. Хлопаю дверью. Эдгар двигает по пятам за мной.

Внутри – пыльный зал. Пахнет потом, кожей, бинтами. На ринге пара мужиков.

Оцениваю противников быстро. Пара дистрофиков – не выдержат и полминуты. Есть двое покрупнее. Один татуирован по шею, второй – с носом, сломанным раза три. Нормальные. Не дохляки.

– Подраться хочу, – говорю прямо. – Раунд. Может, два.

Из угла выходит тренер. Видно сразу – хозяин. Лет под пятьдесят, плечи широкие, глаза выученные. Считывает с одного взгляда.

– Мужик, ты залом ошибся, – говорит спокойно. – Тут учат. Не морды бьют.

– Ну вот я и научу. Нормальный бой, – цежу. – По правилам. Бабками не обижу твоих бойцов.

Достаю кошелёк. Вытаскиваю пачку купюр. Бросаю на стол у стены. Разлетаются.

Там бабок достаточно. В этом городе точно на нормальную жизнь на пару месяцев хватит.

– Это за один бой, – произношу.

Молчат. Один с мешка сходит. Второй – отворачивается, но смотрит боковым. Слюни глотают, сука. У кого-то это – месяцы каторги.

– Остальным тоже будет. Я не жадный.

– Не надо, – пробует вмешаться тренер.

– Всё по-честному, – перебиваю. – Кто продержится – получит в два раза больше. Кто улетит – просто получит.

– Я выйду, – роняет кто-то сбоку.

– И я, – другой, постарше.

Тренер вздыхает. Понимает, что не остановит. Но в нём ещё остатки контроля.

– Без хуёвни, – бросает мне. – Иначе выкину сам.

Я скалюсь.

– По рукам. Сгоняй в банкомат, – рявкаю водиле. – Снимешь ещё. Тут на двоих хватит. А дальше надо докинуть. Вечер будет насыщенный.

Я скидываю рубашку. Рядом кто-то протягивает бинты. Резкими движениями наматываю на ладони.

Раздражение в крови плещется. Адреналин колотит по сосудам, будто на скорости сто врезался в бетон.

Жар внутри ищет выход. Или взорвусь, или сгорю.

Поднимаюсь на ринг. Кожа по пяткам скрипит. Воздух тяжёлый.

Против меня выходит первый. Ростом поменьше. Морда хмурая, брови сведены. Хочет показать себя. Ну, давай.

– Готов? – спрашивает он.

Я улыбаюсь. Не отвечаю. Просто бью. Первый удар – в корпус. Второй – через секунду в челюсть.

Мужик отлетает назад, но не падает. Бросается в ответ. Бьёт по ребру – чувствую. Хорошо.

Блядь, как же хорошо.

Намеренно, сука, удары пропускаю. Потому что боль – это всё, что у меня осталось. Три года – каждый день.

Глава 8

Единственное, что сдерживает меня – да хуй знает, что. Может, голос Грома. Его попытки угомонить.

Сказал, что тот гандон Мансур засветился недавно. Всего пару недель. Изредка мелькает рядом.

И если я сорвусь – спугну кроху. Напугаю малую. А мне этого нельзя.

Нельзя, блядь, их терять.

А Мансур, сука, живучий. Два раза из реанимации вылез. После крохи – первый. Второй, когда я ему кости ломал.

Единственная причина, почему блядь живой осталась – я с отцом его договорился.

Старик чуть ли не в ноги падал. Клялся, что если сын выживет – сам в подвал закроет. Сам. Только бы не убивал.

И он сдержал слово.

Мансур пропал. Испарился. Ни слуху ни духу. Не вылезал. Не рыпался. Сидел, как крыса, по норам.

А теперь – вот он. Рядом. Рядом с НЕЙ!

Я когда-то ржал над Наилем, когда тот из-за девки башкой поехал. И что теперь?

Теперь сам. Ёбнулся совсем. А Наиль – меня тормозит. Сдерживает. Чтобы я не расхерачил то, что ещё не успел собрать.

Отключиться не могу. Меряю шагами номер в каком-то ссаном отеле. Нетерпением рвёт.

Я, блядь, столько лет ждал! И одна ночь – как отдельная смерть.

До утра мечусь. И сам не понимаю, как вырубает. В какой момент мозги просто отключает.

А подрываюсь от звонка. Сбрасываю. Похуй, мне сейчас не до дел. Но время проверяю, понимаю, что проебался.

Вырубило так, что я не успею перехватить кроху у дома. Придётся ехать к клубу.

Фархад достал расписание. Утром у неё младшая группа. Какие-то крошки в пачках. Вот туда и еду.

Двигаю прямо к ней. Админша в этот раз даже не пытается тормознуть. Захожу в нужный зал.

Кроха на полу сидит. Волосы в тугой пучок, тонкие пальцы ловко застёгивают ремешок на балетке какой-то малыхи. Хмурится. Знакомо, блядь, хмурится.

Какой в жопу жених. Какие документы. Какая, нахуй, Лариса. Это – она. Моя кроха. Из воздуха сотканная, вырванная из ада. Вернулась.

Она. Живая. Тёплая. Настоящая.

Я это чувствую на уровне крови. И если этот Мансур, гандон с поганым рылом, снова лезет… Я его прикончу. Но сначала – она. Кроха.

Потому что пока она его не оттолкнула — права трогать его нет.

Значит, надо, чтобы она вспомнила. Чтобы увидела, блядь. Чтобы сама поняла, что он – не тот.

Чтобы ублюдок даже не приблизился к ней.

И я не знаю, как сдержаться.

Грудь сдавливает. Дышать не получается. Я не знал, что воздух может резать. Что эмоции могут выворачивать.

Кроха замечает меня, поднявшись. Замирает, как будто не ожидала.

– А вы не сдаётесь, да? – хмыкает. – Ладно. Я отведу её в раздевалку. У меня будет перерыв десять минут. Лучше вложитесь в это время. Хотя… – она поворачивается, чуть щурит глаза. – Я бы вообще не тратила на вас это время. Но видимо, вы не отстанете, пока сами не решите.

Складывает руки, поворачивается к ребёнку, уводит её. А я остаюсь стоять. Ожидание сейчас – это пытка. Бесит. Сжигает.

Смотрю ей вслед. Каждый шаг. Как держит спину. Как поправляет волосы, будто невзначай.

И не понимаю, блядь, как так получилось, что я почти четыре года жил как безумный, а она вот так просто – здесь.

Она возвращается через пару минут. В своей кофте, кутается в неё, словно броня. Смотрит настороженно.

– Пообедаем? – сдерживаю каждый мускул. – Надо поговорить.

– У меня дальше работа, – сразу отсекает.

И вот как тут, сука, быть нормальным? Сдерживаться, блядь, когда она мне в глаза пиздит!

Я, блядь, всё её расписание изучил. Её нет в расписании на ближайшие два часа. Скалюсь. Не могу удержаться:

– Я знаю, что у тебя дальше свободное время.

– И откуда вы знаете? – она поджимает губы.

Не отвечаю. Молчу. Зачем ей объяснять, что я уже двадцать четыре часа вокруг неё вьюсь, как проклятый.

Зачем говорить, что я готов землю жрать, лишь бы понять, где правда? Она качает головой.

– У меня другая работа здесь. Я помогаю с другим. В финансовой сфере. Но… Это обсуждать не надо.

Спохватывается, словно что-то лишнее сказало. А я усмехаюсь. Кроха даже здесь свой анализ нашла.

И как без памяти справилась?

Челюсть сводит. Успокаиваюсь через силу. Меняю тему. Медленно. Холодно.

– Тогда коротко. Ты сказала, что не помнишь прошлое.

– Ну да. Не помню. После аварии… – пожимает плечами. – Мы можем это не обсуждать? Это неприятная тема. Мне сегодня кошмары снились просто после разговора. Я стараюсь не думать. Обходить.

Говорит спокойно, но в каждом слове сраная тревога. Пальцы зарываются в край кофты.

Челюсть сводит от сдерживания. Потому что хочется взять её за плечи и встряхнуть. Крикнуть. Ну ты же!

Глава 9

Варя оставляет малую с администраторшей. Целует её в щеку, обещает вернуться скоро.

В нормальный рестик поехать кроха отказывается. Выбирает кафешку напротив клуба.

Мы идём молча. Я держу дистанцию. Потому что стоит мне потянуться к ней – всё, пиздец. Сорвусь. В охапку. И домой.

Но нельзя. Нельзя, блядь. Потому что она уже боится. Уже смотрит на меня, как на врага.

А я не вывезу второй раз её потерять.

Один раз – доходчиво. Спасибо, сука-жизнь.

Кафе уличное. Пластиковые столы, запах кофе и горелой выпечки. Садимся.

– Какой? – спрашиваю.

– Американо. Без сахара.

Заказываю. Себе – то же самое. Сейчас как-то похуй.

Варя натягивает рукава до пальцев, теребит ткань. Брови сведены. Внимательно следит за каждым моим движением.

А я хуй знает, как начать правильно.

Сука. Если бы меня так не ломало…

Если бы я мог быть холодным. Подготовленным. Пришёл бы, блядь, как адвокат. С папками. Фото. Видео. Свидетели.

Выждал бы неделю. Две. Месяц. Пришёл бы, как надо. Точно. Безэмоционально. Разложил всё по полочкам, доказал, ушёл.

Но не могу. НЕ МОГУ, БЛЯДЬ.

Потому что я столько лет подыхал, ночами выл в башке, жрал таблетки, чтобы мозги не слетели.

Хочется быстрее. Сейчас. Сию секунду. Чтобы она вспомнила. Увидела. Обняла. Сказала, что она – моя. Что Сафия – наша.

Но надо аккуратно.

Надо сыграть эту партию. Мягко. Осторожно. Ровно, блядь. Как будто я не Варис, а какой-то ёбаный дипломат.

Мне подают кофе. Варя благодарит. Смотрит в чашку. Потом – на меня.

– Могли бы с малой съездить куда-то, – хмыкаю, пытаясь разбавить напряжение. – Где детская комната есть. Она бы поиграла, пока мы говорим.

Лицо Вари резко меняется. Глаза темнеют, губы сжимаются в тонкую линию. Плечи напрягаются, как будто готовится оттолкнуть меня физически.

Защитница, блядь.

Хорошо, что дочь защищает ото всех.

Хуёво то, что я теперь один из тех «всех».

– Сафии лучше здесь, – говорит она твёрдо. – Ей комфортнее рядом с людьми, которых она знает. Я согласилась вас выслушать, потому что-то видео… Оно было ужасным. Страшным. Я не понимаю, что происходит. Но… Это не значит, что я доверяю вам.

Она резко вскидывает голову, смотрит прямо в глаза. Глаза её горят от волнения и страха.

– Откуда-то видео у вас? – резко выдыхает она. – Вы следили за мной? Там я младше…

Там ты, блядь, моя.

– Нет. Потому что я был там. Видел, как ты Мансура отхерачила. Чем это закончилось. Видео взял для доказательств. Ты можешь не верить мне. Можешь считать меня опасным. Но я, блядь, буду бороться за тебя до конца.

Её взгляд дрожит, губы приоткрываются, словно она хочет сказать что-то, но молчит. Я вижу её страх, её сомнения, её боль.

И готов, сука, сделать всё, чтобы стереть их навсегда.

– На том видео тебя не было, – говорит она тихо, с вызовом.

– Я появился позже, после того как всё закончилось. Мне не нужно было это видео целиком. В последние годы я пересматривал только твой танец, Варя. Единственное, что у меня осталось.

Она снова поджимает губы, хмурится, избегает моего взгляда. Пальцы нервно перебирают салфетку, разрывая её на мелкие кусочки.

– Я не верю, – произносит Варя, голос её звучит натянуто, словно струна. – Во всю эту историю с браком. Не могу поверить.

– Варя, блядь…

– Я Лара! Я… Что-то происходит, да, но… Может, на том видео и не я! Может, кто-то похожий… Но Мансур… Да, вроде… Мне нужно обдумать это, пересмотреть. Я все три года знала, что я Лара. И я не могу поверить, что это ложь. Это… Странно. Но в том, что Мансур мог кому-то причинить боль на видео… В это я могу поверить. Как и в то, что у тебя и Мансура явно какие-то свои разборки. Это видно по напряжению, которое возникает сразу, стоит его имени прозвучать. Возможно, поэтому ты решил вмешаться? Как-то использовать меня против него? Или…

– Нет. Ты не игрушка для меня в наших разборках, кроха. Ты моя жена. Ты – самое важное, что было и есть в моей жизни. И если я что-то делаю, то только для того, чтобы защитить тебя и Сафию. От всех. Особенно от этого ублюдка. Сколько он уже трётся возле тебя?

Я стискиваю зубы, чтобы удержать себя на грани, не дать эмоциям прорваться наружу полностью.

Варя молчит несколько секунд. Тянет, словно проверяет меня на прочность, а потом начинает говорить. Голос её тихий, осторожный, будто ступает по тонкому льду.

– Мансур появился несколько месяцев назад, – произносит она, избегая моего взгляда. – Он сразу сказал, что он отец Сафии. Сделал тест, принёс результаты. Документ, печати, всё официально… Он был очень… Обходительным. Доброжелательным. И с Сафией он тоже хорошо себя ведёт. Она к нему тянется.

Глава 10

Я должен злиться, что меня развели, но вместо этого чувствую странное облегчение, и усмешка сама собой растягивает губы.

Кроха, моя кроха. Точно, блядь, она. Даже память потеряла, а всё равно меня за пояс заткнуть может.

Пока Варя медленно пьёт кофе, стараясь казаться безмятежной, я лихорадочно прокручиваю в голове варианты, как мне доказать, что она – моя жена.

Просто слова – херня. Нужно что-то весомое, неопровержимое. Что-то, что пробьёт её блоки и вернёт её ко мне.

Поискать следы ДНК? Так хер докажешь, что из моего дома. Можно дернуть малого – брат Вали. Он-то докажет. Но ему только четырнадцать. Дёрнуть без Фролова неполучится.

А к Фролову, сука, идти нельзя. Этот гандон сразу перехватит инициативу. Он и раньше пытался её от меня увести.

Столько говна сделал, столько интриг плёл, пытаясь настроить кроху против меня. И даже несмотря на это, она тогда выбрала меня.

Но сейчас всё иначе. Если Фролов почует возможность, сразу ударит в спину. Нет, этого допустить я не могу.

Я не понимаю, как не смог её найти. Три с половиной года, сука, я жил в аду, проверяя каждую зацепку.

Всех выживших, всех пострадавших, даже, блядь, мёртвых. Я лично искал её, перелопатил всю округу вокруг крушения.

Проверял самые безумные варианты – что она могла выпасть из самолёта, когда отвалился хвост. Все больницы, морги, клиники – всё, блядь, проверял.

Ночами сидел с документами, мотался по стране, ломал двери, выпытывал информацию силой, деньгами, угрозами. И каждый раз – пусто.

И теперь она сидит передо мной, спокойно пьёт кофе и даже не догадывается, через какой ад я прошёл, чтобы снова увидеть её живой.

– Варя, – мой голос звучит резко, но я стараюсь его смягчить, чтобы не напугать её. – Расскажи, как ты потеряла память. Что ты помнишь?

Она замирает, чашка зависает в воздухе. Её пальцы чуть дрожат, но она быстро берёт себя в руки.

– Немногое, – голос её звучит тихо и осторожно. – Это была просто авария. Мы ехали с друзьями. Кажется, с друзьями.

– Когда? – цепляюсь за это.

– Одиннадцатого ноября. Там было крушение самолёта, как я позже узнала. Видимо, водители засмотрелись. Врезались друг в друга. Мои… Мои спутники погибли. Водитель другой машины тоже. А я…

Она замолкает. Пальцы всё ещё сжаты на кружке. Дыхание сбивается, плечи чуть вздрагивают. Вижу, как ей тяжело это вспоминать.

– Я… Наверное, я вышла из машины, – говорит она шёпотом. – Искала помощь. Не помню. Вообще. Только ощущение. Смутное. Что… Я кого-то искала. Должна была кого-то найти.

Это была она. Она была рядом. В том аду. Когда я, сука, поднимал землю, переворачивал каждый метр. Она была там.

Искала меня.

А я не успел.

– Меня отвезли в больницу, – продолжает она. – Там я и пришла в себя. Поняла, что ничего не помню. Меня там долго лечили. Были переломы множественные. Сотрясение. Травма головы. Меня долго не могли привести в нормальное состояние. Я… Всё время путалась.

Голос её дрожит. Пальцы снова начинают теребить салфетку. Лоб нахмурен, взгляд – стеклянный. Она как будто снова там.

– А потом мне привезли документы, – продолжает она. – Их нашли в машине. Сказали, что принадлежат Ларисе Шурмановой. И… Мне показалось, что это похоже. Знакомо. Я – Лара. Было смутное узнавание. Как будто где-то внутри это уже звучало.

Я долго молчу. Просто смотрю на неё. Сжимаю кулаки под столом. Щёки горят. Виски пульсируют.

– Ты лечиться вообще пыталась? – едва не рявкаю. – Это ж не нормально. Столько времени.

– Пыталась, – кивает. – Сначала были просто обследования. Врачи объясняли, что бывает блокировка. У мозга есть такая штука: если травма – физическая или эмоциональная – слишком сильная, он может просто «выключить» часть воспоминаний. Чтобы не сойти с ума. И никто не знает, когда это отпустит. У кого-то через месяц. У кого-то – никогда. Мозг – самый неизученный орган. И… Я научилась так жить.

Сука, как же это больно слышать. Как будто она сама в себе похоронила Варю. Отказалась от себя. От нас.

– А врачи? – рык вырывается сам. – Нормальные. Специалисты. Ты пробовала? Которые бы что-то делали, а не базарили.

– Знаешь, сколько стоит одна консультация у крутых неврологов? У психологов, которые умеют с такими травмами работать? У меня тогда даже на еду едва хватало. Я… Я вначале работала уборщицей. Мыла подъезды.

– Что?

– Да. Сняли с подругой комнату у старушки. Маленькую. Проходную. Без отопления. Жили на дошираках. Подработка, ночные смены, по выходным что-то шили, собирали… Выживали.

– А с подругой что? Она говорила, что знает тебя? До аварии? Что за подруга вообще?

Тело Вари тут же меняется. Сжимается. Плечи уходят вперёд, спина выпрямляется, будто она хочет стать меньше.

– Нет, – голос тоже меняется. Тише. Осторожней. – Мы познакомились уже после. Она была во второй машине. В той аварии. Тоже пострадала. У неё… Были свои проблемы. Так и сдружились. Вместе в больнице, потом вместе и выживали. Мия… Она мне очень помогала. А я ей. Я думаю… Друг без друга мы бы не справились.

Глава 11

Кроха усаживается за стол, вытягивает какую-то папку. Бумаги шелестят, пальцы чётко разделяют страницы.

Я двигаюсь ближе. По инерции. Просто хочется быть рядом. Смотрю поверх её плеча.

– Чем ты тут занимаешься? – спрашиваю. – Ты вроде только тренером числишься. Другой инфы нет.

– Да? – она косится на меня с прищуром, уголки губ поднимаются. – Кажется, ты и так слишком много знаешь. Наверное, я не хочу знать откуда.

– Хорошее решение. Так что ты делаешь?

– Ничего. Ты же сам сказал – инфы нет. Значит, и не занимаюсь ничем.

Но при этом продолжает просматривать какой-то листок. Я замечаю на нём цифры. Таблица. Проценты. Что-то разбитое по строкам.

– Это что? Анализ? – прищуриваюсь. – Опять цифры разбираешь?

Варя резко вскидывает голову. Ресницы подлетают. Глаза расширяются. Как будто я ткнул в то, чего она не ждала.

Чуть подаётся вперёд, пытаясь что-то прочитать на моём лице. Словно я попал куда-то глубоко.

– Ты такой хернёй и раньше любила заниматься, – я постукиваю пальцем по краю документа. – Училась на аналитика. Цифры это твоё. Ты их считывала лучше, чем люди говорят.

Она замирает. Спина чуть напрягается. Губы приоткрыты. Она будто пытается что-то сказать, но не может. Пальцы дрожат едва заметно.

Я вижу, как она теряется. И при этом в ней есть осторожная надежда. Попытка узнать больше о себе.

– Ты знаешь, что ты делала? – продолжаю. – Ты для меня тоже смотрела доки. Сама хотела. Тебе нравилось находить какие-то дыры, проблемы.

Она не отвечает. Но в глазах – что-то дрогнуло. Едва заметно. Губы чуть поджимаются. А потом – скрытая, быстрая улыбка.

– У меня нет образования, – чеканит демонстративно. – Поэтому я не могу заниматься никаким анализом. Поэтому я не делаю ничего. И это не моё. Ни разу.

Я усмехаюсь тому, как выставляет границы. Красиво избегает прямого ответа, прикрывается.

Потому что официально не может заниматься бухгалтерией. Хотя показывает невероятное доверие хотя бы тем, что вообще занимается делами при мне.

Прислоняюсь к стене, наблюдаю. Мне нравится смотреть, как она занята. Сосредотачивается на своих бумажках, бросает изредка короткие взгляды.

Как малая рисует, высунув язык. У них с крохой одно выражение на двоих. Сморщенный нос и надутые губы.

Охуенная синхронизация.

Дверь скрипит. Я оборачиваюсь. Входит Эдгар. У него в руках пакет с пробирками. У меня всё внутри сжимается. Даже сердце, сука, будто тормозит на секунду.

Вот и всё. Время проверять. Забираю у водилы пакет, делаю жест, чтобы вышел. Я поворачиваюсь к Варе.

– Не передумала? – усмехаюсь. – Бежать поздно.

– Я тренируюсь каждый день, – вздёргивает подбородок. – Я бегаю быстро. Но… Я рискну.

Кроха поднимается из-за стола. Направляется к Сафии, с лёгкой улыбкой опускается рядом. Я слежу. Каждый её жест – под лупой.

– Сафия, – зовёт она мягко. – А давай поиграем? В проверку здоровья. Помнишь, мы уже так делали недавно? Быстро и просто.

Малышка тут же кладёт карандаш. Глазами хлопает. Смотрит с интересом.

– Угу! – кивает. – Я умею. Надо говоить «аааа»!

Я не двигаюсь. Не дышу почти. Смотрю, как Варя протягивает руку. Я делаю шаг, вкладываю в её ладонь колбу.

Она спокойно раскручивает крышку, достаёт палочку. Сафия уже сидит с открытым ртом, язык наружу, глаза в потолок.

– Аааааааа… – тянет, как будто песню поёт.

Кроха быстро, ловко проводит палочкой по внутренней стороне щеки. Прячет палочку в колбу, закручивает, разворачивается и тянет её мне.

Я беру. Пальцы обхватывают пластик. Холодный, гладкий. Маленький цилиндр. Но весит он, сука, как бетонный блок.

Внутри – слюна. Несколько капель. Но там – правда.

Сжимаю сильнее. В горле сушь. Внутри жжёт. Это не просто тест. Это шанс, блядь, выжить ещё раз.

Малая возвращается к рисованию. Варя уже убирает всё на столе. Колбу с образцом Сафии я убираю в пакет.

Достаю вторую пробирку. Она хрустит упаковкой. Варя поворачивается ко мне, уже предчувствуя.

– Ты можешь не сейчас, – говорит. – Не обязательно. Это не срочно.

Хмыкаю. Достаю палочку. Провожу по внутренней стороне щеки. Давлю чуть сильнее, чтобы наверняка. Плотно, от корня языка до щеки. Второй раз – с другой стороны.

Всё. Плюс-минус тридцать секунд, и теперь моя жизнь будет зависеть от лаборатории.

Варя усмехается. Складывает руки, смотрит на меня в упор.

– Ты всегда так? – она наклоняет голову. – Всё делаешь наперекор? Потому что уверен, что знаешь лучше?

– Я даю повод мне доверять. Вместо обещаний – факты.

– А ты постоянно себя так ведёшь, когда тебе это самое доверие дают? Не признаёшь авансов. Только сразу в бой?

Глава 12

Блядь.

Напрягаюсь. Мгновенно в режим анализа возвращаюсь. Считываю, что там, сука, не так.

– Ну? – не выдерживаю. – Выкладывай.

– Я думала об этом полночи, – дёргает плечом. – То, что ты рассказал. И не до конца понимаю. Если мы были вместе…

– Мы были, – перебиваю с нажимом.

– …То почему нет никаких доказательств? Ни одного фото, видео? Никаких совместных поездок? Свадьбы? Медового месяца? Даже если вдруг не было денег на фотографа, то почему ни одного своего снимка?

– Не до того было.

– Вот!

Кроха резко разворачивается, с какой-то слишком довольной улыбкой. Тычет пальцем мне в грудь, поднимается на носочки.

– Вот об этом я и говорю, – фыркает. – Ты говоришь только то, что тебе удобно. Не рассказываешь всё подряд. Даже с именем интригу держишь.

– А ты сильно хочешь его узнать?

– Ну, не прям, чтобы умираю от любопытства. Но… Просто ты всё скрываешь.

В этом, блядь, и проблема. Моя кроха хотела узнать. Какие-то махинации придумывала. Со своей неопытностью в манипуляции лезла.

Потому что, сука, хотела знать.

Хотела больше меня понять, под шкуру мне залезть. И я, как еблан, не пускал. Держал дистанцию.

И нихуя сейчас не могу этого изменить. Отмотать, переписать историю. На подносе ей всё швырнуть, что она только захочет.

Достать, выгрызть, добыть.

Но кроха сейчас… Новая, более закрытая и настороженная версия без памяти…

Ей, по большому счёту, похуй пока. И это рвёт, пригибает. Жилы выкручивает, заставляя ярость херачить внутри.

Похуй.

А я не хочу этого. Я хочу, блядь, что бы она тоже интересовалась. Чтобы хоть что-то хотела в ответ. Чтобы тянулась.

Эгоистично? Похуй. Я, блядь, тысяча триста двенадцать дней варюсь в ебучем котле. Могу я хоть чего-то захотеть для себя?

– Когда захочешь – я расскажу, – чеканю. – По фоткам… У нас всё быстро было. Поженились, у меня проблемы в бизнесе были, там не до поездок.

– И нет никаких свидетелей? У твоей жены… Совсем родственников не было? Почему ты никого привезти не можешь?

– В работе это.

Варя цокает, резко разворачиваясь. Ведёт мелкую в сторону детской площадки.

Сафия то подпрыгивает, то шлёпает по лужам, весело визжа. Варя держит её за руку, но краем глаза всё равно поглядывает на меня.

– Ну что? – рвут эти взгляды. Как, блядь, к ней подход найти? Я скоро ёбнусь.

– Опять не объясняешь ничего, – вздыхает, отпуская дочь на площадку. – Ты явно привык дозировать информацию, делиться, когда сам решишь.

– Да.

– И что? Мне это нравилось?

– Нет. Них… Ни разу. Тоже пыталась больше узнать, расспрашивала. И манерам меня учила. В нашу брачную ночь подбирала слова-аналоги, чтобы я матерился меньше.

Кроха смотрит на меня растерянно, а после начинает смеяться. Пытается веселье скрыть, но не получается.

Качает головой, пряча красные щёки за волосами. Убирает пряди с лица, смотрит с налётом смущения.

– Я… – вздыхает. – Знаешь, а есть ощущение, что я бы действительно могла такое сделать. Мне не нравится обсценная лексика.

– Знаю. Но материла ты меня знатно, когда мы ругались.

– А мы много ругались?

– По факту сильно – раз только. Перед твоим отлётом. Ты к моему другу должна была поехать. Отдохнуть заграницей. А я планировал потом прилететь. И всё наебнулось.

– Но… Вот и этот момент не клеится. Если ты искал меня, если бы я пострадала в авиакатастрофе… Почему тогда ты не нашёл меня раньше? По твоим словам, ты долго искал.

Потому что пиздец кто-то постарался. Других ответов нет. Каким хером это всё выкрутилось – я не ебу.

Сука влез кто-то, намотал как марионеток, раскидал. Выставил всё так, что хуй найдёшь.

– Потому что искал пострадавшую в авиакатастрофе, – проще ответ подбираю. – Неопознанную. Все больницы шмонал. Но если тебя записали как Ларису… С этим ещё разберусь.

– Я поняла, – губу прикусывает. – Ты любишь, чтобы тебя поуговаривали, да? Каждый ответ выпросили?

– Нет.

– Да.

Улыбается, тут же переключая внимание на Сафию. Мгновенно оказывается рядом до того, как малая в песок лицом шлёпнется.

Перехватывает, оттряхивает, усаживает на качели. Управляется легко и просто. Отточено.

Сафия радостно повизгивает, болтая ножками. Заливисто смеётся, довольная.

Такая счастливая, блядь. Я же всё и всех положу, чтобы она такой же оставалась.

И Мансура к ней не подпущу.

В глазах темнеет от воспоминаний о том уёбке. Вены разъедает, сам не замечаю, как оказываюсь рядом с крохой.

Глава 13

– Фух, я всё.

Кроха качает головой, чуть улыбается и отставляет тарелку. К остальным, которыми завален стол.

– Но я всё равно считаю, что ты обманщик, – она чуть поджимает губы. – Это была подстава.

Пожимаю плечами. Мне так похуй на подставу, если своего добился. Мы больше часа провели в рестике.

Час мог наблюдать за крохой. Жадно изучал все её повадки, как вилку держит, как кусает губу. Как ебуче-аккуратно промакивает уголки губы салфеткой.

Фетишистом, блядь, себя почувствовал. Настолько внимательно следил.

Раньше не так зацикливался, не обращал внимания. А сейчас мозги перекрошило, по-другому реагирую.

Всё интересно.

Стол между нами – завален. Хотя изначально я обещал, что просто кофе и разговор.

А потом заказал всё из меню. Лично с шефом перетёр, он несколько блюд сверху организовал.

Варя пыталась снова отказаться, мол, вопреки её желаниям действую, но я отбрил: «Себе беру. Захочешь – попробуешь». Знал, что попробует.

И не ошибся.

Теперь перед ней почти дюжина тарелок. Какие-то пустые, на других остатки.

Что-то она отложила, что-то оставила почти нетронутым. А я всё это время сидел, пил крепкий кофе и залипал.

На то, как она пробует еду. Как чуть морщится, когда что-то не заходит. Как находит вкус, которого не ждала, и глаза округляются.

На то, как с дочкой взаимодействует. Мягко, спокойно. Как смотрит на неё, как поправляет выбившиеся волосы у Сафии, как вытирает ротик салфеткой.

Мелкая утыкается в неё с таким доверием, что мне хочется рвать на части весь мир, только бы так оставалось всегда.

– К тебе невозможно привыкнуть? – кроха чуть наклоняет голову. – К тому, как ты каток включаешь, пока не продавишь? Мне кажется…

– Ты привыкла, – отсекаю.

– Если это была я.

– Да б… Скоро этот вопрос закроем.

– И всё равно… – шепчет. – Я как будто чужая тебе. А ты так на меня смотришь… С необъятной надеждой. А я не могу дать то, что ты хочешь. Потому что я сама не знаю чего хочу.

– Разберёшься.

Умалчиваю, что изначально кроха меня тоже не особо хотела. Шугалась, нос воротила.

Но в итоге всё сложилось.

И сейчас сложиться. У нас, блядь, незыблемая точка соприкосновения появилась.

Сафия. Моя, блядь, дочь.

Сафия дуется, продолжает жевать нечто пиздец полезное, сделанное под наггетсы. Жуёт с таким выражением, будто ест торт.

– Вар! – кроха вспыхивает, глаза округляются.

Как же она красиво злится. Краска по щекам, брови вверх, губы поджаты.

На столе появляются чайники. Один за другим. Шесть. Семь. Охуеть. Не думал, что тут такой шикарный выбор чая.

Официанты, уже заебавшиеся, выставляют посуду с выражением обречённости.

Но у них выбора нет. Я им, сука, месячную выручку за обед отбросил. Пусть пляшут.

– Я просила один чай, – цедит Варя, качая головой. – Один. Без излишеств. Без дегустации.

– Всё правильно. Один – чтобы выпить. Остальные – чтобы выбрать.

Она закатывает глаза. Но это не раздражение в её взгляде. Это растерянность. Лёгкое смущение.

Я киваю официанту, заказывая новый кофе. Быстро выполняют заказ, не медлят.

Варя тихо вздыхает. Сафия играет рядом, занята раскраской, которую принесли вместе с детским меню.

– Расскажи мне что-то, – стараюсь, чтобы звучало как просьба. – Как ты жила?

– Да я уже говорила, – смущается. – Как все. Ну… Что тебя интересует?

– Всё. Как беременной ходила. Как вообще всё было. Как здесь оказалась.

– О, ну, это всё Мия. Точнее… Она искала, куда переехать. Без точной цели. У неё были проблемы в семье из-за… В общем, она была одна. И я тоже. И мы просто сошлись. Вместе выбрали город.

– Случайно?

– Да. Мы же вообще не здесь жили изначально. В другой области, где работу нашли. Я уборщицей подрабатывала, Мия – продавщицей.

Злость берёт. Сука, моя беременная жена таскала ведра с водой и полы драила.

А должна была лежать в нашей кровати и требовать клубнику с селёдкой.

Всё это проебал. Каждый момент. Первые осознанные улыбки, плачь, первое «мама».

– А потом, – кроха сглатывает, задумываясь. – Уже после рождения Сафии, мы переехали. Мия нашла новую работу, а я… Ну, клининг везде нужен. Пошла в этот клуб, а после меня заприметила хозяйка. Я иногда танцевала, во время уборки. Мне это очень нравилось. Она заметила, что у меня хорошая пластика. Мышечная память ведь никуда не делась.

Киваю, вслушиваясь в каждое слово. Не перебиваю. Хочу всё знать. Чтобы потом проверить, связать концы.

Чтобы просто знать, что с ней было. Не из сухих отчётов, где нужные люди откопали подноготную.

Глава 14

Арсен, сука?

Какого хуя он здесь делает?

Раньше был моей правой рукой. Подчищал грязь и всё делал, пока я был занят.

Я уволил его после того, как самолёт разбился. Как хотел нахуй выжечь из жизни любого, кто знал про мою жену. Чтобы никакой жалости вокруг.

А теперь он здесь. В одном городе с крохой. В тот момент, когда я нашёл её.

Сраное совпадение? Сомневаюсь.

– Вот так встреча, – хмыкаю, стараясь не сорваться. – Что здесь забыл?

– Работаю, – просто отвечает Арсен. – По стране мотаюсь. Здесь партнёр один.

– Партнёр? Чей?

– Мой. Я давно на себя работаю, Варвар.

Я приближаюсь. В упор. Лицо к лицу. Пульс колотит в висках. Хочется скрутить и ответы выдавить. Проверить, как он реагирует. Но держусь.

– На себя? – прищуриваюсь. – В какой сфере?

– Всё в той же. Хотя не ожидал тебя встретить в этом городе. Расширяешься?

– Нет. Инфу проверяю. Меня наебать пытались. Сказали, что здесь девка, похожая на Варю. Проверил. Наебали.

Чеканю, выслеживая реакцию Арсена. Знал? Замешан во всём этом? Как сильно мне его размазывать надо?

Арсен приподнимает бровь. Больше никак не выдаёт свои эмоции. Сука слишком хорошо обучен.

Мной же.

Мне до последнего затирали, что Арсен может быть крысой. Слишком близко, знает всё, руководит бизнесом от моего имени.

А я не верил. Держал при себе. Пока не случилась катастрофа. Пока не захотел убрать из жизни всех, кто знал меня «до».

– Я могу посмотреть, разузнать, – предлагает Арсен. – Вспомнить старое.

– Нет, – тут же отрезаю. – Обойдусь. Нечего смотреть.

– Как скажешь. Рад видеть, что ты жив. И всё нормально.

Я не двигаюсь. Он тоже. Мы стоим, будто двое на минном поле. Никто не хочет делать лишний шаг.

– Партнёр твой кто? – спрашиваю, не показывая лишнего интереса. – Мансур?

– Чего, блядь? Эта гнида разве ещё жива?

Арсен выглядит удивлённым. Или хорошо отыгрывает. Но я склоняюсь к первому.

У него даже оскорблённый вид появляется. Словно сама идея работы с Мансуром – по гордости бьёт.

Разговор затихает. Дохуя спросить хочется, но я не спешу. Не хочу дать лишний повод, намёк.

Раньше Арсен был тем, кому я жизнь доверял. Сейчас – очередного врага в нём вижу.

Могу ли я ему верить? Нет. Могу ли использовать? Возможно. Но точно не сейчас.

Я выхожу из рестика, коротко попрощавшись. Пальцы на автомате проверяют телефон, чтобы отвлечься.

В почте замечаю новое письмо. От клиники, в которой делали тест ДНК. Открываю, заранее знаю, что там будет за результат.

Секунды идут, а я не двигаюсь. Просто смотрю в экран. Перечитываю.

Внутри пустота. Вчитываюсь в строки, цифры. Медленно моргаю. Снова проверяю.

Холод скользит по позвоночнику. Я медленно кладу телефон в карман. Двигаюсь к машине.

Заваливаюсь на водительское сидение, сжимаю руль. Перед глазами всё ещё мелькают цифры.

Ебучие строки, от которых погано становится.

Грудь будто ломает изнутри. Как будто всю душу выжинает в одночасье.

Херачу по рулю. Сука. СУКА!

Я рычу. Как зверь. Как сломанный ублюдок, которому снова дали надежду, а потом вдавили лицом в асфальт.

Я хватаю телефон, втыкаю в вызовы.

– Что за хуйня?! – рявкаю, едва Гром отвечает. – Ты ручался за эту ёбаную лабораторию! За их точность, за то, что не подделают! А у меня, блядь, ОТРИЦАТЕЛЬНЫЙ!

– Вар...

– Ты сказал, что они точные и лучшие. Что никто туда не подлезет. Что всё – чисто! А теперь что?! Она – не моя. Заебись результат, да? Кто перекупил?

Я вижу всё красным. Мир пульсирует, как перед взрывом. Пальцы дрожат. Зубы стискиваются до хруста.

Сафия. Не моя.

Хуйня.

Кто-то подсуетился. Кто-то знал. Кто-то почувствовал, что я близко, что нашёл, что поднял голову. И сработал.

– Я собирался тебе звонить, – медленно произносит Гром. – Позже. Появилась инфа. Не хотел раньше времени…

– Ну? – шиплю. – Говори. Что там?

– Ты ошибся, Вар. Это не она.

– Пошёл нахуй.

– Послушай…

– Это она. Я её чувствую.

– Мои люди достали записи из больницы. Где рожала Варя. Где она была, официально. Мы нашли раньше. Но я проверял. Должен был понять, потому что нихуя не сходились записи.

– Какие записи?

– Вар, она родила через четыре месяца после крушения. Понял?