Ваше Сиятельство 10 (+иллюстрации)

Глава 1. Сила божественных статуй

- Я тебе позже скажу, что я думаю, - Ольга, задержавшись у люка в тех отсек, хитренько улыбнулась. - Давай сначала доберемся до нашей каюты.

- Она здесь, ваше сиятельство! Сразу за люком во второй технический! - с готовностью отозвался мичман Ленский. – Прошу сюда.

Пол под нами вздрогнул, тело налилось незначительной тяжестью. Лязгнули замки выдвижных опор. Я услышал нарастающий вой генераторов вихревого поля. Скоро он перешел в негромкий визг – корвет взлетал, быстро набирая высоту.

- Ранее утро, а у нас уже важные гости! Здравия вам, госпожа Ковалевская… - сказал мужчина в синей форме капитан-лейтенанта. Взгляд карих, внимательных глаз от Ольги перенесся ко мне: - …господин Елецкий, добро пожаловать на борт «Ориса»! Столь уважаемых персон доставим в пункт назначения за два часа пятьдесят минут. Уже легли на расчетный курс. Извиняюсь, не смог встретить вас лично – пришло сообщение с базы.

- А вы… - я с интересом разглядывал невысокого, седоватого висками мужчину, приветствовавшего нас.

- А я еще раз извиняюсь, не представился сразу: капитан-лейтенант военно-воздушного флота Лосев. Он же командир корвета «Орис». Он же виконт Лосев Тихон Семенович. Кстати, Александр Петрович, я хорошо знал вашего отца. Он часто заглядывал в нашу эскадру. Вмесите с инженерами Старцева сделал много полезнейших улучшений для наших виман. А вас помню еще мальчишкой, и я очень рад, что вы пошли по стопам Петра Александровича. Прошу, господа, вот ваша каюта, - проводив нас вперед, Лосев указал на дверь с небольшой табличкой с имперским гербом и двумя буквами жирными буквами «ВГ». Нажав на ручку, виконт открыл дверь и сказал: - Прошу, располагайтесь. Моя каюта слева ровно через дверь от вашей. Если в каюте меня нет, ищите в рубке – она прямо по коридору. Кают-компания тоже рядом, левее. Буду рад видеть вас шесть тридцать к завтраку. И… - его карие внимательные глаза остановились на мне. – Александр Петрович, очень бы хотелось пообщаться с вами по этой хитрой системе «Одиссей». Работает она великолепно, но у меня накопилось много вопросов, большей частью продиктованных любопытством и некоторыми наблюдениями. Кстати, благодаря «Одиссею» наша вимана самая быстра в имперском флоте.

- И, полагаю, во всем мире, - не без удовольствия заметил я, пропуская Ольгу в каюту. – Насколько я знаю, «Одиссей» ставили еще на четыре корвета, фрегаты и крейсер. Разве ни один из этих боевых красавцев не сравнялся с вашим «Орисом»?

- А вот так вышло, что мы по-прежнему самый быстрый корвет. Фрегаты и крейсер – пока там идут технические работы, но и не могут они сравниться с нашим «Орисом», - отозвался Лосев, жестом руки отослав мичмана и следовавшего за ним квартирмейстера. – Вы располагайтесь, я не буду мешать. Если угодно, завтрак можем подать позже. Можно прямо в сюда.

- Нет, нас все устраивает, - я мельком глянул на княгиню, та кивнула, оглядывая небольшую каюту с тесноватой кроватью и диваном, стенами, убранными деревянными панелями, местами с незатейливой резьбой. – Насчет системы «Одиссей» обязательно поговорим, - заверил я любезного командира «Ориса». – Смею заверить, для меня это очень важно и интересно.

Хотя я читал отчеты о тестах боевых виман на моем устройстве сквозного согласования, вникал в них и имел понимание, как работает «Одиссей» в реальных условиях, для меня интереснее сухих справок было мнение пилотов и самого Лосева.

Когда мы остались с Ольгой наедине, я бросил рюкзак возле тумбочки, подошел к иллюминатору, отодвинув шторку, поглядывая на проплывавший внизу поселок и изгиб реки, красной от утреннего солнца. Затем повернулся к Ольге и сказал:

- Ну, говори. Что ты такое хотела сказать про Ленскую?

- Не терпится, да? – Ольга Борисовна, открыла дверь, рядом со шкафом – она вела в санузел.

- Оль, ну говори. Ты же знаешь, мне это важно, – не сводя с нее глаз, я сел в кресло.

- Ой, Елецкий, извини, тебе это, конечно, важно! А я, наверное, неосторожно задела твои чувства! Чувства к другой женщине! Ведь я всего лишь какая-то там твоя невеста!

- Оль… - я вскочил и подошел к ней. – Ну, Оль… - обнял ее, стараясь улыбнуться. – Ты же знаешь, тебя я люблю больше всех. Ты же у меня самая добрая, самая заботливая, самая всепонимающая.

- Да, да! В том-то и дело, что я всепонимающая, всепрощающая, и стерпеть я могу все, лишь бы тебе было хорошо. Такой же ты меня хочешь видеть? – княгиня не сопротивлялась моим ласкам и позволяла себя целовать.

- И еще ты бываешь капризной и вредной, - заметил я, завершая нарисованный Ольгой образ.

- И это моя единственная слабость против сотни твоих! - заметила Ольга. – Хорошо. Если так интересно по Ленской, то расслабься - я не открою тебе никаких новых фактов. Так что ты зря начал слишком волноваться и что-то додумывать. Но поделюсь своим пониманием госпожи актрисы. По моему мнению, для Светы все что происходит вокруг – это игра. Продолжение игры в театре, которой она во многом живет. Знаю, что и к учебе в школе она относилась как к игре. Для нее понимание таких вещей как «надо», «важно», были смазаны или вовсе не существовали. Ленской гораздо важнее другие категории. Например, «мне нравится», «хочу». Понимаешь меня?

- Вполне. Я тоже ее вижу такой, - согласился я, отпустив Ольгу.

- Да ты сам такой, Саш. Вы вообще с ней во многом похожи. Вот теперь мучайся, столкнувшись со своим отражением. Хотя для нее все вокруг игра, к игре она относится очень серьезно, - продолжила Ковалевская. – В моем понимании, она тебя на самом деле любит. Нет в этом ни капли притворства. Но как бы тебе объяснить яснее… Для нее это все равно игра, очень серьезная с самыми настоящими чувствами. Вот как настоящая актриса может вживаться в образ и со всей глубиной переживать происходящее на сцене, так она со всей глубиной переживает свой спектакль отношений с тобой. И все бы хорошо, только есть одна возможная неприятность для тебя: в один день без всяких видимых причин она может решить, что этот спектакль закончился. Закончился лишь потому, что она решила, что так хочет. И ты будешь недоумевать, что с ней случилось, почему она себя так ведет. Я не говорю, что это произошло, но это может случиться очень неожиданно для тебя. И ей может захотеться играть в каком-то другом, выдуманном спектакле. Она воспринимает это все, не так как большинство людей. Вот, например, я: если мое отношение к тебе когда-то поменяется, то это не может случиться без веских на то причин. Чтобы я к тебе стала относиться прохладнее мне нужны веские основания. А у Ленской может это случится сразу и без явных причин.

Глава 2. Вопросы от женщин

Боги, как я не люблю некоторые вопросы от женщин!

Тем более своих, самых любимых женщин! Уж тем более вопросы заданные невовремя! Полагаю, я не один такой, и со мной в этом солидарны почти все мужчины.

Итак, Ольга Борисовна меня прижала. Она долго ходила вокруг да около, и вот спросила почти напрямую.

- Оль, дорогая, ну что за вопрос? Конечно, я хожу к ней не просто так - она же императрица. К ней никто не ходит просто так, чайку попить, - ответил я, бросив взгляд на часы и подумав, что мы подлетаем. Скорая посадка могла бы спасти меня от разговора – разговора ненужного ни мне, ни самой Ковалевской. Ну зачем мой невесте неприятные эмоции?

- Елецкий, не валяй дурака! Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. У тебя с ней уже сложились тепленькие отношения? Или очень-очень тепленькие? Знаешь, как выдают тебя глаза, когда речь заходит о Глории? – княгиня с хитроватым и в то же время недобрым прищуром смотрела на меня. Этакий пронзительный, испытывающий взгляд. Мне даже вспомнилось: в одной из детективных историй подозреваемому светили в глаза синим туэрлиновым светильником, пытаясь узнать правду.

- Мне даже интересно было наблюдать за тобой, - продолжила Ольга. - Спрошу о ней и смотрю, как ты пытаешься замять разговор, а глазки твои сразу становятся беспокойными и виноватыми. Ты ведь прекрасно понимаешь, что герцогиня Ричмонд вовсе не миссис Барнс, отношения с которой меня не слишком волнуют. Может даже хорошо, что Элизабет есть с тобой. Глория это совсем другое. Она – злая волшебница из моего детства! Тогда я очень переживала за своего папу и за всю нашу семью, пока за нас не вступился сам император! А теперь оказывается, что эта злая волшебница может завладеть сердцем моего жениха. Или уже завладела? Ты понимаешь, что для меня это значит?

- Очень понимаю. Оль, - я взял ее руку, сразу пуская «Капли Дождя» - насылая на княгиню покой и налаживая ментальный контакт. Ковалевская не сопротивлялась, и это было добрым знаком: она не встала в капризную позу, как иногда это бывало, а была готова к пониманию. - Пожалуйста, взгляни на все сказанное по-другому. Ведь ты сейчас сама сказала, что Глория для тебя злая волшебница из твоего детства. Но ты давно повзрослела и теперь прекрасно понимаешь, те детские сказки – не важно добрые или злые - детские страхи и фантазии – все это давно осталось в прошлом. Настоящая жизнь – она другая, не такая, как раньше казалась. И люди в ней другие. Я тебе рассказывал о другой Глории, у которой тоже есть правда, своя правда. И ты это поняла, просто не желаешь принять. Ты упорно держишься за то понимание, оставшееся с детства, будто она – заклятый враг или вовсе злая волшебница, которая только и думает, как всех погубить. Заметь, цесаревич, у которого отношения с Глорией в прошлом были намного острее чем твои, готов принять примирение с ней и даже очень рад такому повороту. И твой отец счел это полезным для всех нас, для нашей империи. И Денис Филофеевич, и Борис Егорович лучше тебя помнят и знают то время, потому как ты тогда была совсем девчонкой. А значит их выводы более верные. Просто перестань видеть в Глории заклятого врага на все времена! – призвал я, продолжая мягко сживать руку моей возлюбленной.

Ольга успокаивалась, но вряд ли в ее сознании могло поменяться что-то так быстро и основательно, как мне того хотелось. Я видел напряжение и несогласие на ее лице.

- Такой пример, - продолжил я, - Родерик изначально был моим врагом, выполнявшим заказ банды Лешего и готовым меня убить. Теперь друг мне и возлюбленный Талии, в судьбе которой едва ли не сыграл роковую роль. О примере с Сухровым я уже говорил. Ты прекрасно знаешь, насколько недобрые отношения у меня с ним были и знаешь, как поменялся этот человек и его отношение ко мне. Оль, прошу, не надо цепляться за прошлое. Тем более за его темную сторону. Ты хотя бы просто попробуй понять Глорию – поставь себя на ее место. Место юной жены императора, прибывшую из другой страны, которая одинока во дворце и которую многие не любят и даже ненавидят.

- Хватит, Елецкий, меня уговаривать! Я бы никогда не оказалась на ее месте! И никогда бы не поступила так, как поступала она – уже говорила об этом! Я бы не окружила себя такими негодяями, как князь Козельский и подобными ему! - ответила Ольга Борисовна, но по ее взгляду я догадался, что в княгине больше нет прежнего яростного сопротивления по примирению с Глорией хотя бы в мыслях. – Зачем ты пытаешься меня уговорить? Хочешь, чтоб я позволила тебе сделать еще одной твоей женщиной? Говори прямо!

Прямо я предпочел не говорить. Во-первых, я сам пока не понимал, какие сложатся отношения между мной и императрицей. А во-вторых, не хотел делать Ольге больно своей прямотой. Пусть она сначала свыкнется с мыслью, что Глория больше не враг. Пусть Ковалевская поймет, что все то, что она вынесла из детства относительно образа Глории, во многом плод детских фантазий и страхов. Я сказал:

- Оль, как она может стать еще одной моей женщиной? Подумай сама. Она императрица, да еще при живом муже! Мои женщины – это Ленская и Стрельцова. И в самую первую очередь - ты. С вами я провожу время так часто, как только могу. Поэтому не досаждай себе этой мыслью. Не скрою, Глория, несмотря на возраст, меня привлекает. И у меня с ней действительно теплые отношения. Как-то вышло так, что мы с ней сблизились. Явление Геры многое поменяло между нами. И ты, пожалуйста, пойми, что иметь с Глорией личные отношения мне очень полезно. Полезно не для меня: а для нашего общего дела. Ведь именно так мы можем снять и уже сняли напряжение в самом верху имперской власти, - конечно, говоря это, я несколько кривил душой. Ведь всего названного можно было добиться вовсе не переступая порог спальни императрицы.

- Еще что важно: у Глории очень тесные отношения с маркизом Луисом Этвудом, - продолжил я. - Я уже говорил, что она, после смерти Филофея, может переехать в Британию, где разворачивается борьба за престол. У Этвуда неплохие шансы стать императором, и Глория может стать его женой. Оль, подумай сама, разве нам не нужны добрые и тем более личные отношения с императрицей Британии? Я говорю о всей России.

Глава 3. Раны и ордена

- Синди, тише! Тише! – сдавленно, шепотом взмолился Майкл.

Замок щелкнул, и дверь с жутким скрипом приоткрылась.

- Бежим, дорогой! – взвизгнула Синди так громко, что ее наверняка слышал не только Эндрю, но и Джозеф с Мишелем, выбежавшие на улицу.

Майкл замер в нерешительности. Он бы предпочел затаиться и молиться богам. Молиться, в надежде, что его жизнь не оборвется сегодня! Но мисс Стефанс уже выдала их своим визгом. Она же и вывела барона Милтона из оцепенения, схватив за руку и выдернув из шкафа.

Едва они вбежали в темный коридорчик, Синди щелкнула задвижкой. Она успела запереть дверь перед самым носом Андрю Аддерли. Спасительный лязг железа, продолжили громовые удары в дверь и маты. Удары были такой силы, что Майкл побоялся, что дверь не продержится и минуты.

- Сюда! Бегом! – не отпуская руки Майкла, Синди поспешила к лестнице. Крутые, выщербленные ступени сходили к выходу во двор. Он должен был заперт на задвижку. Обычно было так, но иногда Брайн использовал навесной замок. Замок мог стать серьезным препятствием, цена которому, возможно будет равна их жизням.

В темноте, едва разбавленной светом крошечного окна, барон Милтон налетел на фанерный ящик с хламом. Отскочил к стене, его ноги запутались в тряпье. В этот момент удары в дверь прекратились, тут же раздались пистолетные выстрелы.

Две пули выбили штукатурку левее головы Майкла. А вот третья… От боли, обжегшей плечо, Майкл вскрикнул и упал, едва не скатившись вниз по ступеням.

- В меня попали, мисс! Бегите! Бегите без меня! – простонал барон Милтон. – Все это было зря! Плохая затея!

- Вставай, дорогой! Вставай! – Синди снова вцепилась в его руку. Если бы она только могла, то понесла бы его на руках, но для этого слишком малы были ее силы. – Пожалуйста!

Грянуло еще два выстрела и снова раздались удары в дверь. За ней раздались чьи-то голоса. Возможно, вернулся Мишель и Джозеф. Сидни понимала, что сейчас решали все минуты или даже секунды. Все зависело только от Майкла: найдет ли он в себе волю встать и как можно скорее переставлять ноги. Ведь пройти-то до выхода во двор нужно всего шагов тридцать!

- Умоляю, вставай! – изо всех сил она потянула его за руку. Как раз ту, которую прошил выстрел Эндрю Аддерли. Вскрик Майкла слился с громовым ударом в дверь – отлетела доска.

Барон Милтон все-таки встал и поспешил за Синди. Через несколько секунд они выбежали во двор, общий для особнячка, где держали Майкла и двух соседних домов.

- Сюда! – мисс Стефанс побежала к мусорным контейнерам. Она знала, что там, за не слишком густыми зарослями есть дыра в заборе и за ней имеется узкий проход на Клинтон стрит и оттуда между сараями можно пробежать аж до Мэйсон-авеню – там много людей, и там их уже никто не догонит.

Слава богам, ее возлюбленный больше не сопротивлялся собственному спасению: безропотно, даже довольно быстро следовал за ней. Правда, прихрамывал и постанывал от боли в руке. Синди успела мельком оглядеть его рану. Скорее всего пуля лишь задела плечо, порвав кожу и слой мышц.

- Терпи, мой герой! – приговаривала Синди. – Больше ничего не бойся! Больше никто не обидит тебя!

Майкл снова вскрикнул, когда спасительница потянула его через кусты. Заорал так, что кошки, сидевшие возле мусорника, с диким шипением бросились в рассыпную.

Беглецы пробрались к пролому в заборе как раз вовремя: в этот момент Мишель выбежал во двор и, ни на миг не задумываясь, бросился к подворотне, что вела на Хэрш-стрит. Если бы он не спешил и был чуть внимательнее, то успел бы заметить фигуру Майкла Милтона, мелькнувшую за густой листвой. Следом за Мишелем во двор выбежал Джозеф, с озверелым видом озираясь по сторонам и сжимая рукоять остробоя. Бежать за Мишелем он не спешил, некоторое время прислушивался, потом тоже направился к подворотне.

- Мисс Стефанс, я больше не могу! Прошу, оставьте меня, не рискуйте собой! – простонал Майкл не в силах бежать за ней по длинному, узкому проходу, замусоренному и жутко вонявшему. Перед глазами барона Милтона то и дело расходились черные круги. Голова кружилась так, что он едва держал равновесие, даже дважды падал, оступившись на битом кирпиче. Там он разодрал руку и сильно ударился коленом. Вдобавок рана в плече – она болела так, что хотелось выть. Рубашка прилипла к телу от крови. Если в этом мире существовал ад, как считали последователи некоторых религий, то, наверное, мучения в нем были именно такими.

- Майкл! Ты должен! Ради меня! Ради нашей любви! – Синди остановилась, повернулась к нему, заглядывая в безумно красивые дымчато-голубые глаза своего возлюбленного. Ей показалось, что в страдании они еще очаровательнее, чем казались прежде. – Майкл… - Синди с нежностью погладила его по щеке, затем прижалась к нему, обняла худенькими, но сильными руками.

Майкл снова вскрикнул – уж слишком неосторожна была мисс Стефанс.

- Плохая Синди сделала тебе больно? Прости, мой дорогой! – она разжала руки и, приподнявшись на цыпочках, принялась покрывать его лицо поцелуями.

Барон Милтон очередной раз убедился, что госпожа Стефанс – дама с большими странностями. С чего она вообще взяла, что между ними существует какая-то любовь? Да, он проявлял к ней внимание, когда она заходила убирать комнату, где его содержали. Он отпускал ей частые комплименты, надо заметить комплименты незаслуженные. Но все это было не более, чем появления этакого дежурного внимания по отношению к женщине, которым отличается джентльмен от человека невоспитанного. И еще: золотое кольцо с крупным изумрудом и колье с непростыми камешками – в этих украшениях Синди приходила вчера… Откуда они у обычной поломойки? Как справедливо заметил Брайн Терри, если бы она продала свои побрякушки, то могла бы жить безбедно много лет и не заниматься столь непочетной работой.

- Что с тобой, Майкл? – Синди показалось, что ее возлюбленный как-то странно смотрит на нее. – Разве тебе неприятны мои поцелуи?

Глава 4. Моя милая носильщица

Мне хотелось обернуться и спросить: «А за каким таким непростым человеком она замужем?». Оля, она книжки по психологии читает и в управления мной весьма умна, но здесь Ольга Борисовна допустила большой просчет. Ее предостережение лишь подогрело мой интерес. О Бондаревой Наталье Петровне я ни раз вспоминал, после первого посещения базы «Сириуса». Все-таки она - мой непосредственный командир, штабс-капитан и просто красивая женщина, кажется, двадцати семи лет.

Иногда у меня возникали сожаления, что я никак не могу вернуться в расположение подразделения, к которому приписан. Вернуться и от души предаться службе. Если угодно, это шутка. Службой очень серьезно грезил прежний Елецкий. Поскольку он в значительной мере часть меня, то такой настрой нет-нет возникал и у меня. Но я как Астерий, человек очень далекий от служебного усердия, и всякое начальство, казармы и уставы – это для меня как игра в солдатиков. Когда это перестает быть игрой, то мигом навевает на скуку. Только это вовсе не значит, что мне в один миг все надоест и я выйду из игры. Начатое я всегда довожу до конца, если это только возможно, и очень стараюсь не разочаровать доверившихся мне людей.

Обо всем этом я размышлял, направляясь к казарме «Грифона». Там же располагалась большая тренировочная площадка, полоса препятствий и сооружения для практических занятий магов – бетонные блоки с различными типами мишеней. По пути меня обогнали два эрмимобиля-болотника. Из одного кто-то в полевой форме приветливо помахал рукой. Вот так, я теперь узнаваем, популярен даже в сибирской глуши.

На лавочке перед входом в казарму сидел сам полковник Бердский и двое неизвестных мне старших офицеров. Еще издали завидев меня, Платон Захарович встал, направился мне навстречу. Я было отдал ему честь, попытался приветствовать по уставу, который я толком не знал, но Бердский махнул рукой, мол, не дури. Заулыбался и, поравнявшись со мной, спросил:

- Александр Петрович, как службу будем нести?

- Не знаю, Платон Захарович, - чистосердечно признал я. – Я же…

- Вот именно. Ты же как бы наш, но не наш, - прервал он меня. – И знаешь, я не люблю неопределенности. Да никто ее здесь особо не любит. Но тебе малость завидую. Потому как твоя неопределенность замешана на свободе вместе с очень интересным будущим. Может я заблуждаюсь, но пока это представляю себе так. Кстати, хоть ты и не совсем наш человек, жалование будешь получать у нас. Это я на таком настоял. Чтобы была у тебя причина хотя бы раз в месяц нас навещать. Вообще, жалко, что так вышло. Я планировал тебя с нашими в Луксор. Там обещает быть жарко, не столько от южного солнышка, сколько от бритишей.

- Если жарко, то цесаревич для такого дела меня к вам откомандирует, - предположил я, направляясь следом за Бердским к тренировочной площадке. – Вы, Платон Захарович, если от меня что-то нужно, уж не стеснитесь запрашивать мою важную персону через Трубецкого. Не грех и к самому Денису Филофеевичу обратиться. Он – человек на редкость внимательный, отнесется с пониманием.

- Я вот что хотел попросить, - полковник расстегнул нагрудный карман кителя и достал сложенный вчетверо листок. – Трубецкой сказал, чтоб я посодействовал тебе при выборе людей под британскую миссию. Самое забавное, что мы все толком не знаем какие стоят задачи и какого характера миссия. Слух прошел, мол, там тоже будет очень жарко. Так это… - Платон Захарович завернул листок. – Вот этих попрошу не трогай, - он провел пальцем по списку из семи фамилий. – Эти люди мне важны здесь, заняты они в важной спецподготовкой для эффективных действий при некоторых условий. Можешь взять этих, - он стукнул пальцем по ряду других фамилий. - А вот эти трое с тобой особо готовы и даже очень просились, - он опустил палец, указывая на три фамилии, обведенный карандашом.

Список был исполнен неразборчивым почерком, и мне как бы неважно было кто есть в этом списке, ведь я не хотел брать с собой в Лондон никого кроме Элизабет. Явился в «Грифон» по этому вопросу лишь по настоянию цесаревичу, не совсем понимая, зачем ему это нужно. Однако одну из фамилий я разобрал сразу и на мое лицо накатилась довольная улыбка.

- Видишь в этом что-то забавное, Александр Петрович? – поглядывая на меня, спросил Бердский. – Догадываюсь. Шатабс-капитан Бондарева, командир отделения, в котором ты пока еще числишься. Да, представь себе, она сама попросилась. Если интересны причины, то у нее уточнишь сам. Я думаю, дело в Египте. Список на миссию в Луксор утвердили без нее, вот это что-то вроде выражения протеста. И если честно, Бондарева – барышня непоседливая и строптивая. Не любит сидеть на одном месте, может повозмущаться. Как-то выражала мне сожаление, что работы мало и приходится долго сидеть на базе.

- Понимаете, Платон Захарович, идея насчет того, что в Лондон я должен подобрать себе команду вовсе не моя – цесаревич так пожелал. Он страхуется, опасается, что малыми силами мы не справимся. Я не стал с ним спорить. Но по моему мнению, в этой миссии, чем меньше будет задействовано людей, тем лучше. Я делаю ставку на незаметность и неожиданность. Вы лучше меня понимаете: на территории врага не стоит играть мышцами без особых причин. Правильнее бить точно, в цель и без лишнего шума. Поэтому… - я задумался, все еще глядя на список Бердского, в котором для меня была лишь одна знакомая фамилия.

- Ну так, бери этих троих, - он ткнул пальцем в строки, обведенные карандашом. – и Обязательно Бондареву. Она – очень хороший маг-менталист. В дополнение учится первой базе атакующей магии.

- Платон Захарович, без обид, но я вообще-то никого не собирался брать, - мне захотелось курить, и я, все еще держа список в руке, сунул свободную руку в карман за «Никольскими». – Хотел просто в гости к вам, с грифоновцами пообщаться, заодно получить форму. Мне же пока только парадную выдали.

- Александр Петрович!.. – разочаровано произнес Бердский. – Чего ты так? У нас очень умелые специалисты. Давай, прямо сейчас продемонстрируют свои возможности. Только обозначь кто нужен: маги или бойцы Ерохина? Магов обязательно бери! Опыт в миссии с тобой будет для «Грифона» бесценным.

Глава 5. Новый котенок Синди

Они прошли мимо лавки старьевщика, над дверью которой виднелась выцветшая надпись «Stefan's kind things». В свете архаичных ламп Майкл разглядел на витрине две больших керамический вазы, стол с выложенными в ряд книгами, рядом в кресле сидел старый, поломанный робот, одетый в кожаный сюртук с наклеенным на рукав ценником. Здесь мисс Стефанс остановилась и сказала:

- Думала купить его, мой дорогой. Хоть он неживой, но у него такие же красивые, печальные глаза, как у тебя. Мне его так жалко! Но теперь, я буду редко смотреть в его сторону, ведь у меня есть ты.

На самом деле глазами робота были отверстия с комбинацией кристаллов реута и желтого туэрлина. Ни красоты, ни печали Майкл в них не заметил – только ржавчину, проступившую по ободку.

- Синди! - дверь в лавку приоткрылась, из нее выглянул пожилой мужчина в вельветовом костюме. – Не надумала продавать сервиз? Решайся, детка! Пока у меня есть на него хороший покупатель!

- Пока нет, господин Флетчер. Но все может быть, - отозвалась Синди, рассудив, что теперь с ней Майкл, а значит потребуется больше денег. Возможно, возникнет необходимость что-то продать из дорогих вещей ее сестры. Все равно Рут на небесах, и они ей не нужны. А самой Синди: она уже показала и колье, и то дорогое кольцо всем, кому хотела. Майкл, увы не оценил, хотя она надевала эти дорогие вещицы специально для него.

Они пошли дальше. Уже возле угла дома мисс Стефанс, Майкл вдруг остановился и даже сделал пару шагов назад.

- Что с тобой, дорогой? – не поняла происходящего с ее возлюбленным Синди.

- Мы можем пройти другой дорогой? – с трепетом в голосе спросил барон Милтон.

Впереди, возле угла краснокирпичного дома стояло трое молодых людей, грязных, небрежно одетых. И Майклу показалось, что один из них ему уже знаком. Милтон не мог сказать это наверняка, но тот, что стоял слева, потягивая пиво прямо из горлышка бутылки, очень напоминал одного из парней, которые напали на него в этом районе, когда он еще учился в колледже. Сколько лет прошло? Шесть или семь? Но память о жутком эпизоде была так свежа до сих пор, что барон узнал своего обидчика в сумерках сквозь эти годы.

- Майкл, ну что еще с тобой? Вот мой дом, - Синди указала за среднюю дверь четырехэтажки с обшарпанной стеной. – Идем же!

- Мисс Стефанс, может лучше в отель? Я не смею вас стеснять. Я вполне могу пожить в ночлежке, если вы займете немного денег, - засопротивлялся Майкл. Сейчас он был на грани того, чтобы повернуться и просто убежать. Однако на бегство по этому району тем более вечером тоже требовалось немало решимости.

- Майкл, какой же ты смешной! – воскликнула Синди. – Как же ты меня стеснишь? Ровным счетом никак! Потому, что ты нужен мне. Мы же любим друг друга! Так же? – она стала перед ним и с улыбкой предвкушая ее ответ, очень приятный для нее ответ.

Барону Милтону очень хотелось сказать «нет». И добавить: «Простите, мисс Стефанс, вы - милая девушка, но я люблю другую! Я не могу принять ваше предложение! Пожалуйста, отпустите меня!». Но Майкл подумал, если он это скажет сейчас, то Сидни может отреагировать очень нервно. Ведь она уже выжала из него это крайне неуместное «люблю». Судя по ее необычному характеру и большим странностям, она может накричать на него, что привлечет внимание тех троих парней, встречи с которыми Майкл особо опасался. Барону Милтону ничего не оставалось, как тихо произнести:

- Да, Синди.

- Скажи это громче! Скажи, что любишь так, чтобы слышали Белз и Костлявый! – радостно потребовала мисс Стефанс, покосившись на тех парней, которых опасался Майкл. – Хочу, чтобы слышали все мои соседи!

- Да, люблю! – чуть громче произнес барон.

- Громче! – рассмеялась Синди, поворачиваясь к Белзу, Хорасу и Костлявому.

- Люблю тебя! – простонал Майкл, так громко, как позволило его сдавленное спазмом горло.

- О, Синди, у тебя новый котенок! – расхохотался Белз, наблюдавших за соседкой и незнакомцем.

Вместе с Костлявым он направился к мисс Стефанс. Хорас не торопился. Он сделал еще несколько глотков из бутылки. Пиво я ней кончилось, осталась лишь пена, и он, метнув ее в стену соседнего дома поспешил за друзьями.

- Это мой Майкл! – не без гордости отозвалась Синди, беря своего возлюбленного под руку.

- Какой важный джентльмен! Красавчик! – Костлявый осклабился, разглядывая Майкла, хотя в свет фонаря, висевшего на углу дома, бил прямо в глаза.

- Синди, детка, ты ему тоже готовишь вечную жизнь? – весело полюбопытствовал, подоспевший Хорас.

Этот вопрос, смысла которого барон Милтон пока не мог понять, мисс Стефанс не понравился. Она занервничала и потянула возлюбленного за собой:

- Идем, Майкл!

- Синди, постой! Я хочу тоже поучаствовать! Обещай, что позовешь нас, когда начнешь его потрошить. Ради такого я даже дам тебе свой острый нож! – заверил Костлявый, остальные залились хохотом.

***

Видимо, Наталья Петровна решила покомандовать мной. И верно, чего время терять, пока я еще числюсь в ее подразделении. Я решил ей подыграть. Подыгрывать женщинам, тем более столь красивым, хочется почти всегда. Я щелкнул каблуками, выпалил:

- Есть шагом марш за вами, госпожа штабс-капитан! – направился за ней, неся один из пакетов, с которым она отказалась мне помочь.

Разумеется, все это было картинно, но отчего не повеселиться.

До кабинета штабс-капитана меня сопровождало множество любопытных глаз. Приказный Куницын подмигнул мне. Васильев, отвернулся, сдерживая смех.

Когда мы вошли, Бондарева подошла к окну, сдвинула штору, поглядывая в сторону площадки у входа в казарму – там до сих пор стоял полковник Бердский и несколько офицеров. Затем сказала, неожиданно резко повернувшись ко мне:

- Так объясните мне, корнет, почему! Кстати, вы угадали: я на самом деле хотела вами покомандовать. Хотя бы день. Мне это доставило каплю удовольствия и немного сожаления, что вы так быстро выходите из моего подчинения.

Глава 6. Куда спешит «Орис»?

- Наталья Петровна, вы – хороший маг-менталист. Возможно, даже очень хороший… - произнес я, поглядывая на ее красивое лицо, во многом напоминавшее лик Афины. Даже цветом волос и прической штабс-капитан напоминала мне Светлоокую. Однако сейчас был тот редкий случай, когда я, глядя на молодую женщину, откровенно, даже несколько нагловато любуясь ей, думал о другой. А именно об Ольге Ковалевской. О недовольстве моей возлюбленной княгини и возможном неприятном разговоре, если я сейчас включу в свою группу эту неотразимую баронессу-волшебницу. И все бы ничего, насколько я знал Ковалевскую, она бы приняла мой очередной каприз без особых волнений, но ведь совсем недавно был душещипательный разговор о Глории! Если бы я только мог развести эти два события во времени хотя бы на пару недель, все стало бы много проще.

- Дальше, корнет! – потребовала Бондарева. – Если вы мне отказываете, так и скажите. Или вы сейчас озабочены, как бы преподнести мне это помягче? Не напрягайтесь слишком: я – имперский офицер и не нуждаюсь в мягком обращении!

- Вы мне не дали закончить одну мысль, госпожа Бондарева. Замечу, у хорошего мага должна быть хорошая выдержка, - сказав это, я подумал, что в обычной жизни, не касаемой магии, моя выдержка очень далека от совершенства: я тороплив, нетерпелив. – Дайте руку, - попросил я, протянув свою.

- Зачем? – бровь баронессы удивленно надломилась. Наталия Петровна умела играть бровками так, что залюбуешься.

- Продемонстрирую немного моей ментальной магии через тактильный контакт. Смелее, - я взял ее ладонь и тут же пустил «Капли Дождя». В полную силу, не сомневаясь в основательности ее защиты, но подозревая, что она не будет ее ставить сейчас, хотя между нами нет и пока не может быть достаточного доверия. – Прислушайтесь к себе. Что ощущаете?

- Расслабление. Покой со смещением в теплую зону. Странная смесь тепла с красным оттенком и небесной безмятежности в соотношении шестьдесят на сорок. Вы будто уговариваете меня, господин Елецкий, только при этом нет ни единой мысли. Уговариваете пустотой? Это оригинально! Воздействие такое, будто я должна с вами соглашаться – именно такой отклик в ментальном теле, - ее ладонь в моей руке вдруг напряглась. – Ах, вы даже при этом еще пытаетесь меня соблазнить! – Бондарева тут же убрала свою руку. – Это у вас, граф, точно не выйдет! Не тратьте силы зря! И еще…

- Я лишь показал одну простую, но очень полезную ментальную магию, у которой много назначений. Одно из главных – расположить к себе человека. Работает очень хорошо – проверено веками, даже тысячелетиями, - я улыбнулся, понимая, что мои слова вызывают в ней не только смесь удивления с недоверием, но еще и множество вопросов. Ничего, магу-менталисту будет положено над этим подумать.

- Уверен, сейчас мы стали на шаг ближе друг к другу и между нами больше понимания. Я беру вас, Наталья Петровна, - заключил я. - Если вы, конечно, не передумали. Замечу, со мной будет очень непросто. Я не обещаю, что вы после этой поездки получите хоть какую-то пользу для себя, как маг, но обещаю, что постараюсь поделиться некоторыми атакующими техниками. И если согласны, то вы поступаете в прямое подчинение мне. Вы больше не штабс-капитан, разумеется, на время операции. Я для вас больше не корнет. Для простоты: я – Саша. А ты – Наташа.

- Вот так все просто, граф? Вы уверены, что столь спешные метаморфозы полезны для дела? – она глянула на меня так, что я почувствовал холодок, затем отошла к письменному столу.

- Уверен. Попробую это объяснить. Миссия в Лондон будет очень серьезной, поэтому для меня очень важно не отвлекаться на пустые мелочи. Я люблю простоту во всем. Тем более в отношениях с близкими людьми и теми людьми, в которыми мы делаем сложную работу, возможно смертельную. Поэтому любые формальности я считаю вредными. А полезными, считаю только простые и честные отношения, - сказал я, наблюдая, как она, будто не слушая меня, переворачивает листы в сером разграфленном на несколько колонок журнале. – Теперь уже я жду ваш ответ. Не передумали?

- Не передумала, Саша, - мое имя она произнесла с этакой насмешкой, будто намекая, что принимает мои условия без особого желания.

- Хорошо. Тогда первое поручение для тебя, Наташа. Собери мне информацию о поручике Бабском. А то я человека в группу включил, но не знаю о нем ничего. Меня интересует его прошлое, его способности, главное, мотивы, по которым он так страстно желает оказаться в нашей операции. Это первое. Второе: на сборы вам двоим один день. В понедельник и ты, и он должны быть в Москве – это я сейчас доведу до Бердского. Лучше, если к Платону Захаровичу мы подойдем вместе. По прилету в Москву связь через эйхос. Да, запиши мой номер и давай свой, - я отстегнул свой АУС от крепления на ремне, нажал боковую пластину, оживляя экран. – По эйхосу никаких разговоров, касающийся операции. Гостиницу снимайте не на свои имена – как-то решите этот вопрос с Бердским.

- Хорошо. Во вторник, как прибудем сразу скину сообщение и буду ждать распоряжений, - штабс-капитан сделала пометки в блокноте. – Как быть с оружием? – сейчас она была по-военному строгой, сосредоточенной, что придавало ее красивому лицу еще больше очарования.

- Пока не знаю. Пока даже не знаю, как нас собираются переправить к бритишам. Все это решится чуть позже. И ни в коем случае ни слова своему мужу о предстоящей операции. Если так важно этим щелкнуть его по носу, скажешь, когда вернемся, - произнес я, глянув на часы и прикидывая во сколько мы сегодня вернемся в Москву, если вылетим через час-полтора – этого времени должно было хватить, чтобы решить оставшиеся в «Сириусе» мелкие вопросы.

- Александр Петрович, вы сегодня вряд ли попадете в столицу, - Бондарева, глянула в окно, и пока, не желая переходить на «ты», отдарила меня слегка насмешливой улыбкой.

Неужели она все-таки читает мысли? Все – точно нет, но без сомнений, в некоторых случаях Бондарева схватывала часть их содержания. Да, я не ставил жесткую защиту. Защита перед магом-менталистом – это прямое указание на серьезное недоверие.

Глава 7. Нож, кровь и крики

Длинную четырехэтажку, носившее гордое название «второй дом спец состава», я начал называть для простоты «общежитием». Да и как иначе его назовешь, с этими более чем скромными условиями и небольшими комнатками? Тем более довольно жестким распорядком, не позволявшим хождения по этажам после одиннадцати, запрещающим дружеские посиделки и визиты женщин, кроме как жены. Это лично мне сделали какое-то послабление: стоявший на вахте фельдфебель Ольгу пропустил без всяких разговоров – кто ему дал такое распоряжение, я не знал. И был этим несколько удивлен, потому как в прошлой жизни я сполна хватил прелести подобных жилищ, пока Родина не наградила меня квартирой. Между прочим, в Крыму и всего за полтора года до моей великолепной кончины при взятии Киева.

Когда я уже подходил к своей общаге, справа от меня остановился закрытый «Медведь У-12», бронированная дверь отворилась, и я увидел довольную физиономию полковника Стародольцева.

- Здравия, Александр Петрович! – огласил он своим громовым баском, открыл дверь шире, и вылез из эрмимобиля.

- Вам здравия, Григорий Сократович! – отозвался я, поспешив к нему.

Мы пожали друг другу руки. Он широкоплечий, рослый, возвышался надо мной более чем на полголовы и отчего-то улыбался.

- Ну, как у нас обустроился уже не спрашиваю: знаю, будешь заглядывать сюда не часто. Ты же, Сань, смотри, к шестнадцати часам чтоб был в точности в штабе. Хотя… - он глянул на часы, потом отстегнул эйхос и посмотрел сообщения на экране. – Хотя можешь ноги не топтать. Время у меня будет - сам за тобой заеду. Ты же теперь личность особо известная. Так сказать, легендарный герой, и мне подвезти тебя будет просто приятно.

- Не совсем понимаю, ваше высокоблагородие, меня в штаб зачем, если не секрет? – мое непонимание, начавшееся с улетом «Ориса» и какими-то недосказанностями со стороны Бондаревой, начало перерастать в подозрение, что за моей спиной зреет заговор. Причем добрый такой, заговор, который будет мне на большую, но непонятную пользу. В этом я утвердился, глядя на улыбку Стародольцева.

- Как не понимаешь? Ты в свой эйхос заглядывал? – Григорий Сократович даже нахмурился, глядя сверху на меня.

- Извиняюсь, но нет, - в самом деле, я был так поглощен общением с госпожой Бондаревой, что не придал значение писком эйхоса. – Был поглощен набором людей в свою группу, - пояснил я, полагая, что Стародольцев посвящен в некоторые негласные вопросы вокруг меня.

- Тогда позже глянь. Или просто на словах: без десяти четыре чтоб стоял у двери дома спец состава – заеду, - известил полковник.

- А что меня такое страшное ожидает, Григорий Сократович? – полюбопытствовал я, освободив от пакета левую руку.

- Страшного?! Так тебя, господин Елецкий, ничем не испугаешь, хотя мы долго думали, но так особо страшного ничего на ум не пришло. В общем, приходи, не дрейфь. Думаю, в итоге будешь доволен. Но подробности не раскрою – можешь не спрашивать. Потому как это для тебя сюрприз, - он снова широко заулыбался, показывая белые крупные зубы.

- А то, что «Орест» улетел без меня, это тоже такой сюрприз, и как бы ничего страшного? – я тоже заулыбался, хотя эта ирония меня не слишком веселила.

- Да. Это тоже часть сюрприза. В общем, давай, Сань, а то мне надо на склады, потом бегом к Трубецкому. Потом еще в лавку за вишняком – есть повод сегодня немного выпить, - рассмеявшись, он вернулся к «Медведю», влезая в кабину, добавил: - А эйхос держи поближе и под контролем! Важная штука на службе! Вот мне за невнимание к сему прибору генерал крепкую клизму вставил. Теперь я эту штуку, - он похлопал себя по ремню, - редко выпускаю из рук.

Наверное, это дельное замечание - Ольга Борисовна уже ни раз отчитывала меня за невнимание к эйхосу. Когда у меня его не было, то в тишине, свободной от писка беспокойной штуковины, я ощущал много приятной свободы. Громко шурша шинами по дороге, «Медведь» удалился, я же продолжил путь к общаге, отстегнул эйхос, нажал боковую пластину.

Вот тебе на: сразу три сообщения. Извиняюсь, четыре – четверное не поместилось на экранчик. От Ольги, полковника Стародольцева, самой императрицы и Ленской. Последнее меня заинтриговало и разволновало больше всего, еще до прослушивания. Уж такой я человек: могу при желании быть безмятежным как сама Вечность, а могу с волнением думать о своей невесте или задевшей меня госпоже Бондаревой, и конечно о Ленской, которая жутко дразнит своими причудами и метаниями то от меня, то ко мне.

Первым я прослушал менее важное сообщение – от Стародольцева. Не сказал ничего нового: к 16 часам что-то намечается и мое присутствие обязательно. Кстати, не только мое, но и Ольги Борисовны – так обозначено громким баском Григория Сократовича.

Оля известила, что уже получила консультации по механологике, вся в мыслях по новой системе наведения ракет, но при этом помнит даже обо мне и с нетерпением ждет.

Глория… Глория меня также ожидает, к счастью, не прямо сейчас, как это у нее бывает, а завтра. На минуту-другую, опустив эйхос, я задумался об императрице. Вспомнил нашу последнюю встречу, яркую не только явлением Перуна, и не только тем, что случилось в ее спальне, но и нашим разговором, во многом неожиданным и откровенным. Я бы тоже хотел видеть ее. Если честно, она меня увлекла как женщина: ведь в огромном сердце Астерия всегда есть свободное место. Я даже подумал, что начинаю немного ревновать госпожу Ричмонд к маркизу Этвуду. Это при всем том, что так много важных событий вертелось вокруг меня оттеняя менее важные мысли и переживания!

И Ленская… Ее сообщение, я включил последним, испытывая легкий трепет. Включил, поднес к уху и услышал:

«Саш, целую тебя, мой дорогой», - сразу послышался звук ее поцелуев, особенный такой, за которым я приставлял мягкие, теплые и умелые губы моей актрисы, потом ее тело в моих объятьях. – «Мы здесь с Элиз вспоминаем о тебе и ждем с нетерпением, когда ты вернешься. Я по-прежнему расстроена, что вы со Стрельцовой уедете. Успокаивает лишь то, что с понедельника буду очень занята, не смогу даже как следует поскучать. У меня первые пробы в императорском театре, знакомства с режиссерами и труппой. И, конечно, синемация, Саш! Твоя с Денисом идея великолепна! Боги, я представляю, как это все может быть! Да еще когда не картонные декорации, а естественный задний фон! До сих пор не могу успокоиться, представляя все это! Еще Стрельцова меня накручивает, говорит, что я стану всемирно известной. Хотя это вовсе не важно. Саш, я тебя люблю! Я очень благодарна, что ты придумал такое с Денисом! Да, кстати, я ему пока ничего не говорила о нас. Пожалуйста, не сердись. Просто было как-то неуместно. Знаю, что я ему очень нравлюсь, но пока эту тему не трогаю. Скажу это потом. И не переживай за мои отношения с Романовым. Мой самый главный мужчина - это ты. Целую, Саш и жду! Элизабет присоединяется!».

Глава 8. Бог Елецкий

Прежде чем ответить княгине на столь каверзный вопрос, я поставил пакеты с формой на пол и дружелюбно, даже влюбленно улыбнулся ей.

- Понимаете, Ольга Борисовна, - я продолжил игру в почтительность, обращаясь к ней на «вы». Любая игра сейчас была уместна и способствовала подать Ольге итоги визита в казарму «Грифона» в правильном тоне. – Нет вы, не понимаете! Вы сам вопрос ставите неправильно. Бондарева не могла мне отказать, потому что я ее об этом не просил.

- Право странно, Александр Петрович. А почему так? Неужели она напугала вас чем-то? Или напугало мое предупреждение о ее муже? Или… - Ковалевская с язвительной улыбкой прошлась по комнате. – Или в вас проснулась совесть, обычно спящая так крепко, что мне ее редко удается пробудить?

Боги, как мне это напоминало милейший семейный разговор! Да, я Ольгу уже воспринимал как свою жену, и она меня вполне как мужа. Эти покусывания, воззвания к совести были по-своему приятны. Не поверите, но мне стало тепло от них.

- Вы меня неправильно поняли, ваше сиятельство. В моей отважной душе нет и не может быть страхов, - не громко, но со смелой уверенностью ответил я. - Не просил я госпожу Бондареву по иной причине. Полковник Бердский предъявил мне список, в котором были обозначены лица как нежелательные для данной операции, так и крайне рекомендованные. Так вот, по неведомым для меня стечениям обстоятельств, штабс-капитан Бондарева была в числе особо рекомендованных. После долгих уговоров, мне все-таки пришлось принять ее в мою маленькую группу паломников в стольный град Лондон.

- Великолепно! Просто нет слов! – княгиня заходила по комнате быстрее. - Самого Елецкого долго уговаривают принять в его маленькую группу штабс-капитана Бондареву, на которую он поглядывает так, что искры летят из глаз! Его долго-долго уговаривают, и он этак нехотя соглашается! Какие чудесные дела творятся в «Грифоне»! Уж, верно, не без магии все это! Чья магия? Твоя? Отвечай, Елецкий!

- Оль, ну правда, так и было! Честное слово, - я поймал ее за руку и притянул к себе. - И со списком, и с Бондаревой. Бердский показал мне список, и знаешь, что странно… У меня возникло ощущение, что список этот не просто так: мне в группу хотят внедрить кого-то со стороны. Особо странно, что инициатива изначально исходила от цесаревича. Направляя меня сюда, он первый заговорил, чтобы я взял кого-то из «Грифона». Но Денис Филофеевич, разумеется, вне подозрений. Ему могли просто подбросить эту мысль. Или он действительно обеспокоен сложностью задач в Лондоне и просто решил перестраховаться, что тоже вполне вероятно. Но эти списки… В них что-то не так. Как ты знаешь, я собирался взять только Элиз. Два человека – это самое простое, удобное, незаметное – я об этом уже говорил. Но мне мягко навязывают взять хоть кого-то из списка рекомендованных. Там было всего, кажется, четыре фамилии. И я изначально отклонил Бондареву. Взял некого неизвестного мне поручика Бабского. Позволь закурить?

- Кури, - Ольга тоже стала серьезной. – Между прочим, я тоже не хотела, чтобы ты летел в Лондон только с Элизабет. Безусловно, вы вдвоем очень сильны. Великолепная боевая пара, но мне все равно боязно. Я бы тоже хотела, чтобы с тобой были самые надежные специалисты «Грифона». Возможно, я все это неправильно понимаю, ведь я мало смыслю в подобных операциях. Как и Денис. Но мое мнение именно такое. Но окончательное решение должно быть только за тобой. Я не сомневаюсь, что во всем этом ты разбираешься лучше любого из нас. Даже лучше «грифоновцев», которые живут этим.

Такая оценка моих способностей Ольгой мне очень льстила. Наверное, самое приятное в этом мире, когда твоя самая любимая женщина признает твои заслуги и восторгается тобой. Мне захотелось обнять ее, но в этот момент Ковалевская спросила:

- Что там этот Бабский? Кто он такой?

- Пока не знаю, кто он. У меня звоночек интуиции сработал. Я почувствовал, что с Бабским что-то не так. Заподозрил, что именно он в списке для внедрения в мою группу. Кто-то очень рассчитывал, что я приму помощь «Грифона» с радостью, приму всех из списка рекомендованных с распростертыми объятиями. Но Бабского как-то выделился для меня особо. Вот я и решил его взять. Буду с ним осторожен, посмотрим, что это за фрукт. Кстати, он тоже менталист, как и Бондарева. Наталье Петровне я сначала отказал. Честно отказал, - я встретился взглядом с Ольгой – она кивнула. Достав коробочку «Никольских», вытянул сигарету, размял ее, похрустывая сухим табаком. – Отказал к удивлению полковника Бердского. Потом пошел поболтал с ребятами. Многие ждали моего появления, прямо засыпали вопросами по нашей эпопее на Ор-Ксиппил и по статье в прессе. Особенно этим интересовались маги из бывшего моего отделения и третьего. Отчасти удовлетворил их любопытство, отчасти нет и пошел получать форму. А потом штабс-капитан встречает меня в коридоре и просит, даже требует объяснить причины отказа. Тебя в качестве причины я не упомянул, лишь сказал, что мне нужна очень маленькая, группа: чем больше людей, тем больше заметность и больше шансов на неудачу – поэтому хотел вообще обойтись двумя. И задал ей встречный вопрос, какие у нее мотивы проситься в нашу миссию. Вот все что она сказала, для меня звучит крайне неубедительно. Мотивы такие: у нее разногласия с мужем, он требует от нее покинуть «Сириус» и перевестись в Москву в Верховную коллегию. Наталья Петровна желает оставаться на военной службе и быть независимой, в том числе и от его капризов.

- И говорю вам, живущим в суете земной: жена должна во всем слушать мужа! Иначе не будет доброго уклада, а мир будет полон распрей и губительных устремлений! – процитировала Ольга Борисовна одну их заповедей Перуна.

- Золотые слова! Запомни их и всякий раз в отношениях со мной всегда опирайся на мудрость Громовержца, - рассмеялся я от столь неожиданного отступления Ковалевской.

Глава 9. Сюрприз от Трубецкого

- Что «Оля»? – Ольга Борисовна, потянулась не скрывая удовольствия, не только телесного, после того, что случилось между нами, но и душевного.

- Скажи! Что за привычка меня интриговать и потом увиливать от ответа? Это повторяется из раза в раз! – я попытался заглянуть в ее глаза, но она вывернулась из моих рук и демонстративно отвернулась.

- Терпи, Елецкий. Я многое от тебя терплю. Вот, например, только что ты вероломно исказил содержание выданной тебе лицензии. А потом… - княгиня встала с кровати, поправляя измятую юбку, - потом еще овладел мной. Кстати, тоже вероломно и даже без предварительной ласки! За это сегодня ночью поплатишься!

- Можно подумать, ты этого не хотела. Ты на это напрашивалась! Кстати, напрашивалась с утра! – я тоже встал с кровати. Вернее, вскочил и потребовал ответ: - Ну, говори! Что значит: Елецкий – бог? Собираешься поклоняться мне? Я не против, – от представления, как это может происходить, мне стало вовсе весело.

- Дурак еще! Размечтался! Я еще не додумала свою свежую идею. В сыром виде делиться не хотела, но ладно, снова уступлю тебе, - она направилась к санузлу, уже войдя, обернулась и сказала: - Жди! – и захлопнула дверь.

Я поспешил к столу, начал читать ее записи. Как ни странно, сами записи и логические построения касались управления ракетным вооружением и систем наведения ракет. Да, я знал, что Ольга работала над этим – моей невесте такое поручил профессор Белкин, и тема была без сомнений важной в ожидании большой войны с Британией. Вот только какая связь между ракетным вооружением и листком с надписью «Религия. Бог Елецкий» я не успел понять - дверь открылась, вышла княгиня, мокрая, плотно завернувшись в полотенце.

- Ладно, говорю тебе по секрету. Может подскажешь, что-то полезное, - сказала Ковалевская, вытирая вторым полотенцем длинные волосы. – Как ты знаешь, на больших расстояниях современные системы наведения ракет недостаточно эффективны. Нет надежного способа удерживать цель. Вражеская вимана, успевает уклониться от поражения посредством противоракетного маневра. Конечно, успевает далеко не всегда, но по статистике в 36 процентах случаев при дистанции в 10 километров. Чем больше дистанция, тем выше процент уклонений.

- Ну и? – это я, разумеется, знал не хуже Ольги Борисовны.

- Есть разработки Спивакова и Разина, в которых в системе управления ракетой и удержания цели используется интеллектуальные блоки на основе мозга птиц или рептилий, - продолжила она.

И я добавил:

- Все верно, например, ракеты семейства «РСТ-03» последних модификаций. Я смотрю, ты очень быстро научилась разбираться в этих вовсе не женских штучках.

- Мозг женщины далеко не всегда уступает мужскому, иногда превосходит. Что ты, Елецкий, можешь видеть на моем примере, - княгиня, отвернувшись к своим записям, разбросанным на столе, рассмеялась. – Извини за нескромность, но я же не виновата, что мои когнитивные функции на высоте. Дальше… интеллектуальные блоки на основе мозга живых существ имеют свои недостатки. Если система устроена на мозге рептилий, то возникают проблемы с управлением ракеты, ее позиционированием. Эффективных нейронных цепей не хватает, чтобы контролировать все параметры – мы же пока не научились задействовать весь мозг целиком. Системы на мозге птиц более совершенны, но они слишком умны и при приближении к цели понимают, что дальше случится столкновение, что может повлечь их смерть – ведь мозг живого существа даже в составе элетро-логического блока продолжает воспринимать себя как живое существо. Проще говоря, живое содержимое такой ракеты начинает испытывать тревогу перед столкновением на огромной скорости и ожидаемой гибелью. Есть некоторые уловки снять эту тревогу, но они недостаточно эффективны, отсюда недостаточный процент поражения цели.

Ольга взяла один из своих листков со схемами, показывая мне, продолжила:

- И теперь к моей идее. Она в религии. Изначально в мозг живого существа – возьмем для примера мозг попугайчика - вносится идея бога, посмертного существования и рая - рая для существ прошедших праведный путь. Из истории культуры и религий таких концепций несколько – ты знаешь. Тогда что мы имеем? При верных установках этот несчастный попугайчик, ставший ракетой типа той же «РСТ», теряет страх смерти. Его беспокойство перед встречей с целью сменятся мыслями о близком рае. Страх в его сознании сменит жажда скорее совершить «праведный поступок» и он изо всех сил будет стараться привести ракету к цели. Кстати, еще есть мысли добавить в обучающую программу для этих несчастных попугайчиков наиболее уязвимые места британских виман, и не только британских. С этим ты мне поможешь?

Я кивнул, пока еще осмысляя идею княгини, но уже понимая ее огромную полезность. Если ракеты будут бить с высоким процентом попаданий, да еще не просто в корпус, а в уязвимые места, то это станет революцией в воздушном бое.

- Уязвимые места можно обозначить как наиболее удобные точки для вхождения в рай и получения особых привилегий от бога, что может еще более повысить эффективность новых ракет. Раздачей привилегий займешься ты, когда к тебе во сне будут прилетать души невинно убиенных попугайчиков, - госпожа Ковалевская едва сдержала смех, прикрыв рот ладошкой. - В общем, идея в начальном виде такая, но нужно многое додумать. Сам понимаешь, как много предстоит технической работы. И это, Елецкий, одна из причин почему я к тебе сегодня добра. Неохота обсуждать твои бессовестные поступки и планы на Бондареву: есть вещи поважнее - я окрыленная новой идеей и работой. Что скажешь? – она повернулась ко мне в ожидании ответа.

- Оль, великолепно! Честно. Даже гениально! – я обнял невесту, случайно освободив ее от полотенца, целуя в щеку, потом в губы. – Ты моя самая умная, самая красивая и любимая девочка!

- И самая добрая! - добавила Ковалевская. – Но помни, что я могу твою лицензию отозвать, если ты заиграешься в свои порочные игры. Все, пусти, оденусь, - Оля направилась к своей дорожной сумке. – Меня только беспокоит кое-что… Даже тихонько мучает.

Глава 10. Хорас решает все

Глории я не стал отвечать при Ковалевской. Я просто отключил звук на эйхосе, не снимая его с пояса. Ольга Борисовна, конечно, все поняла. Она не могла знать от кого сообщение, но сам факт, что я не захотел отвечать при ней, говорил яснее всяких слов.

Дальше, до выхода из штаба мы шли молча, и это молчание было особо неприятным. Когда вышли на площадь, Ольга сказала:

- Елецкий, совсем недавно я говорила, что мы должны быть во всем честны друг перед другом. Для меня это важно, Саш!

- Я помню. И ты знаешь, что я тебе говорю всегда правду. Так же ты знаешь, что иногда я пытаюсь уклониться от ответа. Уклониться и соврать – это разные вещи. Оль, дорогая, если я чего-то не договариваю, то лишь потому, что я забочусь о тебе и не хочу лишний раз расстраивать, - мои пальцы торопливо вытянули из кармана коробочку «Никольских». Попутно я кивнул на приветствие какого-то незнакомого корнета.

- А еще недавно ты говорил о лжи во благо. Саш, если продолжить твое «уклоняюсь от ответа», то до этой самой «лжи во благо» остается один маленький шаг. Не делай его. Иначе мы начнем терять доверие друг к другу, а доверие, лично для меня, это самое главное в отношениях, - она смотрела как я прикуриваю.

- Хорошо, - вернув коробочку с сигаретами в карман, я отстегнул эйхос. – Я не знаю от кого прошло сообщение, но интуиция мне подсказывает, что от Глории. Она присылала мне сообщение несколько часов назад, когда я был в «Грифоне». На него я не ответил. Сначала было некогда, потом забыл. Вот, наверное, злится за невнимание. При тебе я не захотел слушать присланное ей, тем более отвечать. Я не хочу, чтобы ты нервничала. Это по-честному или нет?

- По-честному, - нехотя ответила Ковалевская. – Как же ты меня мучаешь, Елецкий! – на ее глаза навернулись слезы, она шмыгнула носиком и положила мне голову на грудь.

С минуту мы стояли молча. Я не курил, просто гладил ее волосы и спину.

- Ты знаешь, что для меня ты самая любимая. Тебе же прежде хватало ощущать себя самой первой. Вспомни, как Ленская появилась рядом со мной? Ты приняла ее на своих условиях, что ты для меня будешь самой-самой. С тех пор ничего не поменялось. Я держу свое слово: ты есть и будешь для меня самой-самой, как никто другой, - пообещал я.

- Ничего не поменялось, если не считать, что кроме Ленской появилась Элизабет, потом Глория, на горизонте Бондарева, - начала она, я попытался возразить, но Ольга закрыла мне рот ладонью и продолжила: - Помолчи! Я знаю, что Элиз появилась с моего согласия, и против нее ничего не имею – пусть будет. Думаю, она даже очень полезна, хотя бы тем, что Элиз почти прямая противоположность мне. Контрасты нужны, для отдыха, для разгрузки. Я хочу, чтобы тебе было легче и лучше. Я понимаю, как важна разрядка для тебя, ведь ты делаешь для всех нас то, что никто другой во всем мире не может сделать. Я это ценю. Я все понимаю. Но Глорию…

- Оль! – я слегка встряхнул ее. – Я же все объяснил, как с ней вышло.

- Помолчи! – настояла она. – Да, ты все объяснил. И ты, отчасти прав, но мне все равно тяжело. Ладно, просто это во мне собралось, захотелось выплеснуть. Я с этим справлюсь. Пройдет несколько дней, как-то приму. Мне нужно время. Главное, мне трудно принять, что Глория не враг. А это очень трудно, когда я с самого детства именно так видела ее. В меня это знание просто въелось. Ты раньше не замечал и знать не мог, потому что не было повода, а меня всегда злили мысли о ней, - Ковалевская взяла мою руку с сигаретой и сделала затяжку. Закашлялась.

- Не кури. Тебе нельзя, - я взял ее ладошку и пустил «Капли Дождя», Ольга сразу обмякла, еще больше прижалась ко мне. Мы стояли прямо напротив штаба, под окнами кабинета Трубецкого. Наверное, со стороны эта сцена выглядела трогательно и слишком не по-военному.

- Ладно, давай, отвечай ей. Нельзя так с императрицей, - сказала Ольга Борисовна, отступив на шаг, давая мне возможность включить эйхос. – Если хочешь, отойду в сторону, пока будешь наговаривать все, что нужно.

- Я даже не знаю точно от кого сообщение. Что от Глории – это догадка, - экран моего АУСа вспыхнул бледно желтым, мерцало лишь одно сообщение. Я не ошибся – от Глории. – Будешь слушать? – спросил я Ковалевскую.

Она кивнула, и я включил прослушку:

«Елецкий! Я много раз говорила, что ты наглец и у тебя нет совести! Но сейчас ты переходишь все границы! Я жду твоего ответа полдня! Причем ты мое сообщение прослушал! Я не слепая – метка стоит! И ты до сих пор не соизволил ответить! Знаешь, как мне хочется тебя убить!».

- Вот так! Как замечательно! В общем-то она права, - на лицо Ольги наползла улыбка. – Тебя точно когда-нибудь убьет одна из твоих женщин: я или еще кто-то. Давай, отвечай. Как бы я ее не воспринимала, она - императрица. Я отойду.

- Оль, я скажу при тебе, - попытался я ее остановить.

Однако княгиня неторопливо двинулась в сторону нашей общаги.

Я нажал боковую пластину эйхоса, поднес его ко рту и сказал:

«Ну, прости! Прости, пожалуйста, я очень виноват. Не было возможности ответить сразу. Я не в Москве – выехал, исполняя поручения Дениса Филофеевича. Вернусь только завтра, поэтому, пожалуйста, без обид. Сама понимаешь, завтра вряд ли смогу прийти. Давай послезавтра? Целую. Не сердись»,

«Эверест МТ-8» прибыл лишь часам к девяти утра – об этом меня известил адъютант Трубецкого сообщением на эйхос. Мы еще нежились с Ольгой в постели, и от того, что кровать была непривычно узкой, нам было еще приятнее, как приятна и та простая обстановка в этой маленькой комнате.

- Елецкий, мне здесь нравится, - сказала княгиня, целуя меня в плечо. – Не знаю, как это объяснить, но мне здесь хорошо. Хорошо, что ты рядом. Хорошо, что комната небольшая и нет в ней ничего лишнего. Такая милая простота, а рядом тайга, сосны, кедры. Здесь такой воздух. Жаль, что сегодня нам улетать.

- Тебе нравилось и на необитаемом острове. Помнишь? Сожалела, что нас забрали так быстро, - вспоминая это, я подумал, что тогда тоже был не против застрять на том островке хотя бы на неделю-другую.