Элизабет слишком разволновал голос Алекса: в груди запекло и будто стало мало воздуха. Сначала баронесса даже не поняла, чем она должна помочь своему демону. Лишь прослушав повторно эти слова: «Мы с Ольгой попали в серьезные неприятности, лишились своих эйхосов. Будем временно без связи» - мисс Милтон уяснила, что сам Алекс находится в каких-то серьезных неприятностях и остался без связи. Именно поэтому он не отвечал на сообщения.
Баронесса выдохнула, успокаиваясь и сосредотачиваясь. Сделала эйхос громче и прослушала вторую часть сообщения Алекса, теперь уже внимательно, иногда нажимая на паузу:
«Прошу тебя об очень важном: в театре Эрриди выступает и там же проживает, моя девушка, ну ты знаешь ее с моих слов – Светлана Ленская. Ей угрожает большая опасность. Некий Артур Голдберг избил ее и собирается насильно забрать ее из театра».
Элизабет припомнила, что раньше Алекс что-то говорил об этой Ленской, но это было как-то вскользь, англичанка даже не помнила, что именно. Она сняла с паузы эйхос. Снова раздался голос Елецкого, торопливый, взволнованный, какие-то еще голоса и звуки рядом:
«Элиз, Светлану нужно обязательно защитить, а мерзавца Голдберга наказать! И это требуется сделать как можно скорее. Все это сразу же передай Торопову – пусть он немедленно займется этим вопросом! Дай ему на всякий случай номер ее эйхоса. Скажи…» - и все – сообщение оборвалось.

Если бы Элизабет только могла она бы тут же ответила, что все поняла и обязательно сделает, как он сказал, но Алекс… Алекс-то не знает, что произошло здесь, в Москве!.. Мисс Милтон зажмурилась и покачала головой: ну какой теперь Торопов?! Она может передать это лишь Самгину, которому с сегодняшнего дня не доверяет. Но разве можно вопрос столь важный, как сказал Алекс, передавать человеку, насчет которого есть большие сомнения?! По-хорошему, она сама должна заняться этой актрисой из театра Эрриди. Вот только как, если сейчас для нее самое главное – это Майкл?!
Элизабет выругалась. Конечно, не на Елецкого, а на обстоятельства, которые сложились так неудачно, даже катастрофически. Мысли словно бешеная карусель вертелись в голове. Как ей быть?! Если она сейчас будет исполнять свой план: с помощью Иосифа Семеновича проникнет тайком на виману и после ее отлета освободит Майкла, то вряд ли тогда она успеет выполнить порученное Алексом. И бросить все, поехать прямо сейчас в театр она тоже не может, ведь Майкл на данный момент важнее всего! Лихорадочно думая, баронесса стиснула в ладони эйхос. Новый план, приходивший на ум, казался нереальным, попросту безумным. Заставить пилота взлететь сразу, как только на борту окажется контейнер с охлажденной осетриной и якобы с Майклом?! Заставить пилота лететь прямо к театру Эрриди и высадить ее с Майклом там?! Вместе с Майклом забирать эту чертову Ленскую?! Потом с ними двоими пытаться скрыться от полиции, которая без сомнений увяжется, как только получит сигнал об угоне грузовой виманы?! И сюда же добавятся люди герцога Уэйна, и, может быть, агенты GST! Но это полный бред! Справиться со всем этим просто невозможно даже при помощи демона! Взяв на себя столь непосильную задачу, она лишь погубит и Майкла, и Ленскую, и себя! Нужно было выбирать что-то одно: или Майкл, или помощь Алексу!
Как назло, Иосиф Семенович не возвращался, хотя прошло гораздо больше обещанных десяти минут. Алексу нужно было что-то ответить. Элизабет поднесла эйхос ко рту, нажала кнопку и сказала так:
«Здравствуй, дорогой! Я очень расстроилась и очень взволнована! При первой же возможности, скажи, что с тобой случилось. Алекс, я тоже в трудном положении. Если ты этого еще не знаешь, то какие-то люди, предположительно, люди герцога Уэйна напали на сыскное агентство Скуратова. Саша Растопин и Торопов с тяжелыми ранениями у целителей. Майкла и копии древних табличек похитили. Я сейчас пытаюсь освободить Майкла – знаю, где он, и есть надежда на успех. Вопросом твоей подруги я обязательно займусь. Сама займусь – больше просто некому. Алекс, ты меня прости, но я не могу быть в двух местах одновременно! Я очень постараюсь успеть в театр до прихода этого… Забыла, как звать. Я…» - мисс Милтон не договорила, услышав шаги, приближавшиеся к двери. Отправила сообщение как есть, собираясь, чуть позже договорить все то, что она должна была сказать своему возлюбленному демону.
Дверь распахнулась, в кабинет вошел Иосиф Семенович. Взгляд его как-то потускнел, с лица слетела недавняя добродушная улыбка.
- Ваша милость, увы, увы, - произнес он я явным расстройством. - Придется вас огорчить, нет сегодня у нас виманы на Рим. Та, что должна была вылетать в 19.20 по расписанию, ее перенаправили в товарный двор Дорофеевых – это на северо-западе, под Красными Горами. Сам не знаю причины. Грузы наши на Рим стоят, ждут отправки согласно договорам, а самой виманы нету. Так что я вам никак…
- Как это может быть?! А груз охлажденной осетрины, - севшим голосом произнесла Элизабет.
- Ах, да, именно про него что-то там и говорили. Я связывался с Куницыным. Эта осетрина почему-то оказалась такой срочной, что ее отправили на двор Дорофеевых. Кто-то отдельно оплатил этот рейс. Странно, как-то. Впервые сталкиваюсь с такой глупостью, - Иосиф Семенович подошел к письменному столу и, хмуро поглядывая на гостью, произнес: - Есть кое-что еще вам сообщить…
- Во сколько вимана с двора Дорофеевых?! – Элизабет вскочила с дивана.
- Думаю, вы никак не успеете, - он глянул на часы. – Она уже вылетела!
- Черт! – Элиз побледнела и едва сдержалась, чтобы не закричать.
- Что вы так разволновались, миссис Барнс? - Иосиф Семенович теперь не сомневался, что под легкой серой курткой его гостьи проступает рукоять пистолета или остробоя. – Вы же Элизабет Барнс, верно?
***
На огромных волнах катер бросало точно щепку. Ветер бил в лицо вместе с хлесткими брызгами океана. Самое скверное в том, что я не мог сказать Ольге ничего утешительного. Я никак не мог противостоять ему – Властелину Вод, находившемуся в своей стихии. Сейчас он лишь играл с нами, стараясь вселить в наши сердца побольше ужаса. Ведь Посейдону ничего не стоило перевернуть катер или увлечь его на дно Атлантики.
Один миг и остробой будто сам прыгнул в руку Элизабет. Иосиф Семенович побледнел, шагнул назад, натолкнувшись спиной на угол шкафа. В голове кладовщика пронеслось: «Старый дурак! Думать надо было, что и как ей говорить!».
- Я не миссис Барнс! Если на то пошло, я – мисс Милтон! – выпалила Элизабет, направив ствол «Steel Truth ST-12» на Иосифа Семеновича. Хотя вряд ли этот немолодой кладовщик представлял угрозу. Чтобы справиться с ним, совсем не требовалось выхватывать оружие, но вышло, как вышло. – Кто вам сказал, что я – миссис Барнс? – в голос баронессы добавились звуки стали.
- Извините, госпожа! Простите! Там какие-то люди, я их не знаю, - опасаясь сделать лишнее движение руками Иосиф Семенович указал взглядом на дверь. – Они спрашивали блондинку с сильным английским акцентом. С их описания она похожа на вас, правда вы не совсем блондинка… Они говорили, будто могла представиться как Элизабет Барнс, но могла назваться и другим именем.
- Где именно эти люди и сколько их? – Элизабет опустила остробой.
- Их много. Кажется четверо или пятеро. Как сказал, Ермей приехали на «Мармуте», стоит он туда дальше за воротами по Каретной, - проговорил кладовщик, чувствуя, как от нервного напряжения потеет спина.
- Какой еще «Мармут»? - не поняла англичанка, прислушиваясь к звукам за дверью.
- Пассажирский эрмимобиль, вместимостью 12 мест, - пояснил он, понимая, что его опасная гостья – иностранка, и может не знать модели эрмимобилей. – Это я к тому, что там, в эрмике, могут еще быть вооруженные люди и даже немало. Извиняюсь, госпожа Милтон, но мне откуда знать, что у вас с ними не очень хорошие отношения. Я знаю, что у них пистолеты – Ермей сразу приметил и понял: дело нечисто. Для меня все это… Можно, закурю?
- Курите. Где эти люди, что именно спрашивали и у кого? – для Элизабет картинка теперь складывалась яснее: скорее всего, сюда нагрянули люди герцога Уэйна. Узнав о случившемся в квартире на Белоконной, и том, что Элиз выпытывала, где находится Майкл, они переиграли начальный замысел. Срочно отправили Майкла в другое место и поторопились с вылетом виманы. Видно, у них была уверенность, что Элизабет сейчас вне закона и в полицию не обратится, но опасения, что в поисках брата она приедет сюда и не одна, имелись.
- Там они, у дверей бакалейного склада, - Иосиф Семенович осторожно открыл коробку с карибскими сигарами, взял одну, поглядывая на гостью. – Я извиняюсь, если вам нужно скрыться от них, то я выведу темным ходом – никто не заметит. А расспрашивали они наших грузчиков и Ермея. Он мне все передал.
- Идемте, покажите в окно, где они. И поскорее! – поторопила его баронесса, убрав остробой в кобуру.
- Но… - он откусил кончик сигары так, что едва не вонзил зубы в язык. – Но, госпожа!..
- Идемте! – резко сказала она.

Он подчинился, вывел ее из кабинета, глянув с опаской на входную дверь. Подвел к забранному решеткой окну и сказал, указывая пальцем на угол склада напротив. – Там стояли. Хотя… Вот они! Вот! – кладовщик указал кончиком сигары на проход между складами. – Четверо и Гришка с ними. Наверное, ведет к рыбному складу.
- Если пройти туда дальше по вашему складу, то там есть еще одна дверь? – спросила Элиз, шагнув к окну.
- Да. Там даже две двери, но тогда вы, госпожа, рискуете повстречаться с ними, - Иосиф торопливо прикурил.
- Очень хорошо. Мне нужно с ними поговорить. Скорее ведите меня туда! Скорее, Иосиф Семенович! Это важно! Я оплачу вашу помощь! – заверила баронесса и первой направилась к проходу через склад.
Пуская клубы табачного дыма, пыхтя как старый паромобиль, кладовщик вел англичанку по широкому проходу между стеллажей и штабелей с ящиками.
- Скорее! – поторопила его баронесса. Она опасалась, что люди Уэйна (если, конечно, это были они) доберутся до рыбного склада раньше. И тогда они, устраивая засаду, рассосредоточатся, займут скрытые позиции.
- Бегу! Бегу, госпожа Милтон! Ноги уже не те! – часто покуривая, он пошел еще быстрее. К изумлению грузчиков, сидевших на деревянном поддоне, почти побежал.
- Эта дверь? – спросила Элизабет, глянув в окно и поняв, что они успели.
- Да. Вы уверенны, что с ними вам надо встречаться? – настороженно спросил он и, поймав кивок Элиз, зазвенел ключами: - Сейчас отопру!
- Как выглядит ваш Гришка? – спросила мисс Милтон. – Во что одет?
- Ну… молодой, белобрысый. Серая кепка на голове… - с изумлением от ее вопроса ответил кладовщик. – Вроде в синей жилетке.
- Хорошо. Пока стойте здесь. Я с ними поговорю, и тогда дам вам деньги, - Элиз, поглядывая в окно, нашла взглядом Гришку среди приближающихся по проходу мужчин. Четверо возле него без сомнений были вооружены. Если они опытные стрелки, то могут убить ее раньше, чем Элизабет положит их всех. Все-таки их четверо, а выхватить оружие и выстрелить умелый стрелок может быстрее, чем некоторые ловят в прицел цель. Еще баронесса подумала, вряд ли в этот раз сюда послали людей неопытных – им должно было хватить произошедшего в квартире и тем более конфуза в подъезде, перед дверью с номерком 12.
Осознав это, Элиз решила воззвать к своему демону. «Демон мой, помоги! Очень надо!» - мысленно произнесла она. Он ответил беззвучно, быстро и неожиданно: «Cobra Willie-VV» в левую руку, «Steel Truth» в правую. Стреляй сначала в худого в красной рубашке. Если промажешь в худого, уходи перекатом влево – худой очень быстрый! Потом в низкого с черными усиками. Имей в виду, он в бронежилете!».
- Спасибо тебе! – прошептала Элиз. От короткого общения с демоном, его бесценной помощи, у нее на глазах даже выступили слезы.
- Что? – не понял ее Иосиф Семенович.
- Ничего, - отозвалась баронесса, достала пистолет из сумочки и сняла с предохранителя. «Стальная Правда» тут же оказалась в правой руке – этот прием был уже заучен и на него уходило меньше секунды.
- Как хорошо, что ты – маг, - произнесла Ковалевская.
Ее слова стали настолько неожиданными, что я остановился. Рука не дотянулась до скального выступа, куда я хотел вскарабкаться. Я повернулся к Ольге, не совсем понимая, причину сказанного. Как бы да, магом быть хорошо. В этом я убеждался бесчисленное количество раз в каждой из множества жизней. Хотя в череде моих воплощений случались такие, когда я оказывался в мирах, где магия практически непроявлена, и там я немало тосковал по своим способностям. Но, с другой стороны, быть не магом тоже очень хорошо. Труднее решать многие проблемы, которые подбрасывает тебе жизнь, однако эти трудности лишь делают жизнь интереснее. Я из тех людей, которые очень любят жизнь, каким бы боком она не повернулась, и я знаю, что даже самые мрачные беды когда-то заканчиваются и потом вспоминаешь о них, лишь как о еще одном ярком эпизоде прошлого.
- Этот светляк, - пояснила княгиня, поглядывая на висевший невдалеке яркий сгусток света. – Чтобы мы без него делали в темноте? По таким камням вслепую не пройдешь - ногу можно вывихнуть или сломать. И еще…
- Что еще? – я сделал шаг к своей невесте. Думая, что Ольга Борисовна – очень умная дама, но бывают минуты, когда ее наивность умиляет.
- Ничего… Не приставай, Елецкий! – она рассмеялась и, будто играя со мной, сделала шаг назад, рискуя упасть, на крупных камнях – ими был усеяна берег под скалой.
- Нет, ты скажи! Не надо меня снова дразнить недосказанностями, - я поймал ее ладонь и притянул к себе.
- Мне кажется, ты взял меня тогда, когда в тебе проснулся магический дар. Ведь знаешь, к середине апреля я уже была готова сдаться Денису Филофеевичу, и большей частью потому, что ты стал какой-то скучный и, если честно, немного нудный. Ты даже действовал мне на нервы. Не обижаешься, что так говорю? – она прижалась ко мне. – Для меня апрель был очень сложным в плане выбора и понимания прежде всего самой себя.
- Если бы выбор твой был иным, то ты скоро стала бы императрицей. Нет, я не обижаюсь и хорошо помню этот апрель. Помню, когда ты была особо капризной, раздражительной, неразговорчивой, - я действительно это помнил: эта память была памятью прежнего Елецкого. Только я не понимал причин, почему Ольга вела себя так, и сейчас в один неожиданный, не слишком подходящий для этого момент она мне многое объяснила. – Я тебя люблю, - продолжил я. - Не знаю, есть ли в этом мире хоть еще одна, подобная тебе. Отказаться от возможности стать женой цесаревича и выбрать всего лишь графа Елецкого, вряд ли на такое решился бы кто-то кроме тебя, - я обнял ее и поцеловал.
- Я тебя тоже люблю. И, наверное, больше, чем ты меня. Ведь для меня есть только ты, а для тебя еще Ленская, о разрыве с которой ты переживаешь. И еще Артемида, - говорила она, при этом ее слова не звучали укором. Я не услышал в них даже сожаления. В них было лишь признание того, что есть на самом деле. Наверное, такой и должна быть настоящая любовь, свободная от эгоизма и желания изменить своего избранника так, это угодно тебе.
Вскарабкавшись на скальный уступ, мы пошли вглубь островка, в поисках места пригодного для ночлега. Его хотелось найти поскорее: прошедший день стал попросту сумасшедшим, выжав из нас все силы. Я торопился найти хоть какой-то приют, где можно лечь и мигом провалиться в сон. Но на берегу, среди огромных камней, которые окропляют брызги разбивающихся волн, не уснешь.

Да и выше, пока мы с Ольгой карабкались на уступ, не находилось пригодного места, где можно провести ночь хотя бы с минимальным комфортом. Лишь когда мы поднялись на самый верх, и я заменил светляк на более яркий, то стало ясно, что на этом небольшом островке кое-что подходящее для ночлега можно найти дальше, в юго-западной части острова. Там имелась кое-какая растительность. Если приглядеться, то в темноте можно было различить редкие пальмы, а еще дальше купы деревьев у подножья скалы.
Мы направились туда. У Ольги были опасения, что в зарослях могут скрываться хищники, но я быстро развеял страхи: остров слишком маленький, чтобы здесь могли обитать крупные звери, а вот змеи здесь вполне могли быть. Не углубляясь в рощицу, мы нашли достаточно уютное место, поросшее невысокой травой. Вместе натаскали опавшие листья пальм, которых на удачу набралось много. Пока княгиня устраивала из них место для сна, я сделал еще один светляк и, пользуясь им, прошел дальше. За редкой пальмовой рощицей росли крупные ветвистые деревья, и там я насобирал приличную охапку валежника. И главное, там я услышал журчание ручья – очень полезное открытие, если мы здесь застрянем не на один день, ведь пресная вода редкость для небольшого островка.
- Ты все шутишь, Елецкий, а я все думаю, что будет, если мы не найдем способа выбраться отсюда, - сказала Ольга, когда я вернулся со второй охапкой валежника и начал разводить костер. – Можешь хоть сейчас стать серьезным?
- Оль, давай об этом утром. Если честно, я устал. При чем большей частью именно от подобных дум. Успокою тебя так: достаточно того, что о нашем месте нахождения знает Гера. И к Артемиде я могу воззвать. Пусть только все немного успокоится, там, на Небесах, - я вскинул взгляд к облакам, через которые пробивался слабый лунный свет. При этом я чувствовал, что не все спокойно в божественном мире: там явно происходили какие-то потрясения. Оставалось лишь молиться, чтобы происходящее не причинило большого вреда Артемиде и Афине. За Геру я как-то не переживал. Даже был уверен, что в глубинах Атлантики в обнимку с Посейдоном Величайшей вовсе не плохо, хотя был риск, что об ее играх прознает Перун.
Мы уснули почти сразу, устроившись ближе к костру, прижавшись друг к другу. Я словно упал в черный омут сна, а когда проснулся от лучей солнца, упавших на лицо, то в первую минуту не мог понять, где я, не мог вспомнить вчерашний день. Изредка, при большом нервном напряжении случаются сны, похожие на маленькую смерть, которые на небольшое время забирают твою память. Этот сон был одним из таковых. Я вспомнил все лишь когда открыл глаза, повернул голову и увидел рядом с собой Ковалевскую - она все еще спала на правом боку у потухшего костра. В лучах утреннего солнца ее волосы казались золотыми. Я улыбнулся, приподнялся и тут услышал шаги.
Я приподнялся на локте, глядя в сторону зарослей, тянувшихся полосой к скале. Активировать «Лепестки Виолы» не было смысла – знал кто к нам идет. Только оставалось загадкой, почему богиня идет с той стороны, а не открыла портал, чтобы сразу появиться передо мной. Ольгу я будить не стал. Тихо поднялся на ноги и приветствовал Геру, сложив руки на груди, произнеся вполголоса:
- Хайре, Величайшая! Каждая наша встреча радует все больше! И моя безмерная благодарность тебе! – я поклонился. – Ты спасла две жизни. Одна моя – не слишком ценная. Но Ольга…
- Немного завидую ей. И не только ей, - ответила богиня, засветившись ярче. – Ты даже говоришь шепотом, чтобы ее не разбудить. Астерий, ты любишь своих женщин – это похвально. Мне всегда нравились мужчины, которые думают не только о себе, но и полны заботы о тех, кому они дороги. Отойдем, чтобы не шептаться?
Без слов я последовал за ней.
- Кстати, там дальше маленький водопад и ручей – место вполне приятное. Только что вернулась оттуда. Знаешь, чего мне стоило твое чудесное спасение? – спросила она, искоса поглядывая на меня.
- Догадываюсь, - я остановился, чтобы не уходить далеко от княгини.
- Верно догадываешься, - она рассмеялась. - И теперь ты должен понимать, что наш договор с тобой приобретает особую силу и важность. Еще раз скажу: мне очень нужна вещица из Хранилища Знаний. Нужна во что бы то ни стало. Эту вещь ты передашь мне и только мне. Так же, Астерий?
- Я это обещал при нашем прошлом разговоре. Ты же знаешь, что я тверд в своих обещаниях. Тем более теперь я обязан тебе и сделаю все, чтобы добраться до нее. Кроме того, я помню и твои заверения, что эта таинственная вещь не причинит вреда близким мне богам и людям. Но все-таки, хоть намекни, что это за вещь, - я не первый день ломал голову над тем, что желает добыть супруга Громовержца. Вариантов было настолько много, насколько много божественных артефактов в этом мире, да и других мирах, потому как вещи великой силы не без помощи богов и магов могут путешествовать между мирами.
- Сейчас тебе это знать ни к чему. Что ты в неведенье – так даже лучше. Чего мы стали здесь? – богиня вопросительно вскинула бровь. – Не хочешь со мной к ручью?

- Не хочу оставлять Ольгу одну. Мало ли… Почему ты не можешь взять эту важную вещь сама, если знаешь, где она? – спросил я, хотя знал ответ на этот вопрос и лишь хотел получить подтверждение.
- Потому что я не уверена, что она там. Еще потому, что ее должна передать мне рука человека. Разве ты не знаешь такой закон, справедливо ограничивающий богов и ограждающий мир от божественного произвола и хаоса? Без сомнений, знаешь. Просто притворяешься, будто в неведенье. В общем так, Астерий… - ее палец уперся мне в грудь. - Ты будешь должен принести ее мне как дар, поклонившись и соблюдая все почести, иначе будет нарушен Высокий Закон. Знаешь, как мне это будет приятно? И уже сейчас мне приятно осознавать, что ты мне теперь должен особым образом.
- Хорошо, дорогая, после того, что ты сделала для меня, я от души готов поклониться тебе и много раз выразить благодарность. Мне так же особо приятно осознавать, что теперь между нами мир. Наконец-то вредная для нас двоих вражда осталась в прошлом. Как там Посейдон, тебе понравилось в его темном дворце? – я прислушался к шороху в кустах, но быстро понял, что это всего лишь ветер, гулявший между скал.
- На самом деле ты хочешь знать, что было между нами и насколько мой брат страстен в постели? Астерий, зачем тебе это? – Гера вздохнула, поправляя золотое шитье, разошедшееся на ее крупной груди.
- Я хочу знать, не будет ли у тебя с Громовержцем проблем из-за такой пикантной помощи мне. Все-таки Посейдон – не Аполлон. Такое сложнее утаить, - заметил я, на самом деле волнуясь за Величайшую. Ведь в этот раз к ее божественному греху был всерьез причастен я.
- Да, и он узнает об этом. Это случится чуть позже. Были свидетели и есть кому донести. Я знала, что будет именно так, и предполагаю, что случится дальше. Это одна из причин, почему мне нужна вещь, которую ты мне добудешь. Хочешь маленькое откровение? – она прищурилась, и когда я кивнул, почти шепотом произнесла: - С этой ночи я беременна. Да, да, Астерий. Будут кое-какие потрясения. Не такие, как в старые времена, когда шла война бога и горели небеса, но потрясения будут.
- Гера! Меня ты уже потрясаешь! Всегда ты славилась неподражаемой отвагой, еще при Зевсе! И теперь… Тебе это было действительно нужно не только для того, чтобы спасти мою жизнь? – догадался я. Ведь понятно же, что зачать ребенка или нет решает только сама богиня, и никакие силы не могут заставить ее это сделать или от этого отказаться. А раз так, то Гера затеяла какую-то значительную игру.
- Астерий, я не так часто делаю глупости. Думай что хочешь, - она рассмеялась. – И хватит обо мне, хотя твоя забота очень трогательна. Хочешь еще откровения? Сегодня такое утро! Прекрасное утро, когда хочется радоваться, быть легкомысленной и делать глупости, которых я стараюсь избегать! Ты видишь, как я сияю?
- Да, дорогая! Ты ярче солнца! – признал я. В самом деле, ее божественная аура сейчас светилась необычно ярко. – С нетерпением жду откровений.
- Вот первое, чтобы утешить твое прежнее любопытство: эриний на тебя насылала Лето. Она настолько глупа, что думала, будто ты подумаешь, что это по-прежнему мои происки и разорвешь добрые отношения со мной. Теперь ты понимаешь, на какую глупышку Перун может променять меня? И я уже сама готова уступить место возле Громовержца, независимо, сделает он ее очередной женой или оставит в любовницах, - не без удовольствия и с едва заметной злостью произнесла богиня. – И откровение второе: если бы не твои поспешные обещания Артемиде, то отцом моего ребенка мог стать не Посейдон, а ты. Когда ты исполнишь свое главное обещание, тогда поймешь, насколько это могло бы стать важным, а так, радуйся своей Охотнице. Ты мне теперь не во всем интересен.
- Пожалуйста, не мучай так себя! – попросил Евклид Иванович, морща лицо и глядя на дочь с состраданием. – И подумай, может лучше переехать ко мне. Талия, хотя бы на время! Поживи у меня, пока не вернется Мышкин! - говоря это барон знал, что Мышкин вернется очень не скоро, если вернется вообще. Целители, академические врачи и жрецы Асклепия по-прежнему будут делать вид, что пытаются его хоть как-то поставить на ноги, но Синорин из дома врачующего бога сказал, что князю не поможет уже ничто. И это было приговором свыше, потому как барон Евстафьев знал, что более авторитетных людей среди целителей нет. Евклид Иванович не хотел доносить эти слова до дочери. Как мог, он пытался поддерживать в ней веру в выздоровление жениха.
- Я никуда не поеду, пап. Не надо меня уговаривать, - Талия отвернулась, глядя на картину, висевшую на стене. На ней была изображена Печаль: женщина с изможденным лицом в рваной темно-серой одежде, бредущая куда-то в беспросветном тумане. Баронесса знала, что эту картину написал тот, прежний князь Мышкин, от которого осталось лишь тело. Конечно, ее Родерик не имел к столь мрачному полотну никакого отношения. И прежде, до того, как сломалась их жизнь, Талия Евклидовна хотела избавиться от этого жуткого художества – так неприятно было ей на него смотреть. Но теперь что-то всерьез сломалось в самой баронессе: она начала рассуждать иначе; ее больше не тянуло к былой праздности, а воспоминания о своих прежних шалостях вызывали лишь горькое сожаление, словно все это совершала не она. Особо ей было за воровство денег в банке и то, как она бездушно обходилось с отцом. Картину, названную ей же «Печаль», Талия не выкинула. Баронесса выбрала для нее темный с тусклыми вкраплениями золота багет и распорядилась повесить в своих покоях на самом видном месте. Решила для себя, что картина будет висеть там, пока князь не поправится, не войдет в ее покои на своих ногах. При этом Талия знала, что этого может не случится никогда, потому как боги жутко разгневались на нее.
- А ты знаешь, я уже говорил насчет вашей свадьбы с Демидовыми… - начал было барон, пытаясь хоть немного отвлечь дочь от тяжких мыслей.
- Пап, успокойся, пожалуйста. Никакой свадьбы не будет, – Талия протянула руку к коробочке с «Никольскими».
- Как не будет? – опешил Евстафьев и услужливо положил перед ней зажигалку. – Талия! Ты решила расстаться с Геннадием Дорофеевичем?!
- Как ты можешь думать такое?! Я – не последняя дрянь и ни за что не брошу его! Все, хватит, пап. Просто не трогай меня пока. Я постараюсь приехать к тебе завтра к ужину. Сейчас мне нужно к Гене. Знаю, он меня ждет. Он всегда меня ждет, - она встала и направилась в спальню, чтобы переодеться.

- Подвезу тебя! – сказал ей в след барон, тоже вытащил сигарету из коробки на столе и прикурил, наполняя комнату густыми клубами дыма.
- Если никуда не спешишь, то подвези. Только по пути нужно будет заехать в храм Геры на Поклонной, - сказала Талия.
Теперь наряд она не выбирала долго как прежде. Взяла, что попалось под руку: достаточно скромное, даже строгое. Многое из яркой и вызывающей одежды баронесса раздала служанкам. То, что им не подошло, отнесла к храму Величайшей и сложила в корзины для нуждающихся.
В храме Геры молодая баронесса задержалась почти на час. Евклид Иванович в ожидании устроился на лавочке и читал вчерашнюю газету с огромной статьей о престолонаследнике, с которым на радость всем определился старый император. Потом курил, поглядывая на высокие ступени храма, желая скорее увидеть среди выходящих свою дочь. А потом и вовсе решил идти за ней. Когда уже барон поднялся к колоннаде, из портала, украшенного резьбой по саянскому мрамору, вышла Талия.
- Пап, прости. Задержалась, - сказала баронесса, догадавшись, что отец отчаялся ее ждать. - Как-то время быстро пролетело, пока слушала жреца. Он говорил важные вещи. Зря ты не ходишь в храм.
- Ты очень, очень изменилась. И я сказал, что эти перемены добрые, если бы на твоем лице чаще появлялась улыбка, - барон увлек дочь к стоянке эрмимобилей, при этом подумав, что сам он изменился ничуть не меньше: после разрыва с Леной Елецкой и той правды, которая открылась о его последней жене, из жизни Евклида Ивановича почти исчезла прежняя беззаботность, в их доме все реже появлялись гости и не случались шумные вечеринки – всего этого больше не хотелось.
Минут через двадцать эрмимобиль барона Евстафьева остановился возле входа в сквер перед Красными Палатами. Талия вышла из машины, поблагодарила отца и попросила не дожидаться ее – она собиралась остаться до позднего вечера с Мышкиным. Быстрым шагом, с чуть опущенной головой баронесса пересекла сквер, вошла в центральных корпус Красных Палат и поднялась на седьмой этаж. В длинном коридоре не было никого, кроме робота-уборщика, с жужжанием чистившего ковровую дорожку и почти по-человечески бормотавшего молитву Асклепию. Прижимая к себе пакет с любимыми яблоками Родерика, Талия дошла до 27 палаты и открыла дверь.
- Здравствуй, мой дорогой! – полушепотом сказала она, переступив порог и тихо закрыв дверь. Баронессе показалось, что ее жених спит.
Однако Родерик, а с некоторых пор князь Мышкин, не спал. С настойчивостью, даже с некоторым ожесточением он делал ментальные и энергетические упражнения, которым научил его граф Елецкий. Снова и снова маг погружался в себя, выходил на тонкий план и сосредотачивал внимание в наиболее важных областях ментального тела, иногда переносил его на астральный план, чтобы разобраться с потоками, которые были спутаны и хаотичны. Эта практика стала помогать ему в первый же день. Поначалу делать ее было трудно примерно так, как человеку привыкшему лежать днями на диване, заставить себя заниматься гимнастикой. Но Родерик смог найти в себе заряд еще нерастраченной воли, и она становилась все сильнее.
Обследовав юго-западную часть острова, ближе к полудню мы с Ольгой спустились к берегу. К тому месту, где затонул наш катер. Найти «утопленника» оказалось несложным, хотя его отнесло волнами чуть дальше метров на двадцать. Затонул он на небольшой глубине и его хорошо было видно в чистой, спокойной воде – к полудню ветер стих, и волны улеглись.
Добравшись вплавь к большому пологому камню, я некоторое время вглядывался в воду, обдумывая возможные сложности, которые могут возникнуть при попытке посетить затопленное суденышко.
- Давай лучше я, - предложила Ковалевская, когда я наконец выбрал удобное место для ныряния. – Ты же знаешь, Елецкий, я плаваю получше тебя.
- Знаю, но здесь требуется не плавать, а нырять и быть долго под водой. В общем, не княжеское это дело, - я перебрался на соседний скальный обломок. Катер был почти подо мной, в прозрачной воде мелькали серебряные стрелки маленьких рыб; на дне я даже разглядел краба и несколько причудливых раковин.
- Я и ныряю хорошо. Послушай меня, Саш: я теперь очень хорошо знаю, что ты не дружишь с водой, и пловец ты так себе. Главное, я не хочу, чтобы у тебя снова возникли смертельные проблемы с Посейдоном, - Ольга Борисовна, совершенно раздетая точно русалка, вскарабкалась следом за мной.
- Оль, нет! – решительно отклонил я ее ненормальное предложение. – Стой здесь, будешь принимать всякое полезное, что я достану. Здесь! И никакой самодеятельности! – я назидательно погрозил пальцем, словно предвидел ее вольности.
Глубоко вдохнув, я прыгнул в воду, сильными гребками направился к катеру. Опасения, что Посейдон снова пожелает свести со мной счеты имелись, при чем самые серьезные. Только в этот раз до берега было недалеко и при мне был мой магический ресурс, который за ночь почти восстановился до максимума. В крайнем случае я снова мог использовать «Туам латс флум» - остановить время и вырваться из смертельных объятий моего давнего врага.
Уже там на глубине, на катере меня ждала небольшая проблема: оказалось, что от ударов о скалы корпус нашей несчастной посудины повело, и нижний край двери цеплялся о пол. Упираясь ногами в стену, я кое-как смог ее сдвинуть. Открыл настолько, чтобы смог протиснуться в каюту. В первую очередь меня интересовала еда. Божественная помощь от Величайшей это, конечно, хорошо, но что если вимана, посланная Глорией на Карибы, уже улетела? Тогда мы можем застрять на острове не на один день и нужно хотя бы минимально позаботиться о питании и обустроить быт.
Я не сразу нашел сумку, приготовленную Ковалевской еще тогда, когда мы были на пути ко встрече с Держателем Вод. Сумка лежала дальнем углу, приваленная хламом, выпавшим из шкафчика. В полумраке увидел ее лишь по зеленоватой наплечной лямке, покачивающейся в воде точно змея. Взял ее. Содержимое смотреть не стал, чувствуя, что кислорода в крови категорически мало и нужно срочно на поверхность. И тут я почувствовал шевеление сзади. Повернулся и увидел Ковалевскую.
Я едва не выматерился прямо под водой. Пустил несколько пузырей и грубо толкнул ее к едва приоткрытой двери. Когда мы поднялись на поверхность, и я сделал два жадных вдоха, вот тогда я смог дать волю словам:
- Ты издеваешься?! Я же сказал, никакой самодеятельности! Не надо мне такой помощи! И такой заботы не надо! Твое дело сидеть и ждать, когда я вынырну! – увы, бывают редкие случаи, когда даже Ковалевская может разочаровать или вовсе разозлить.
- А ты совсем свихнулся?! Знаешь, сколько тебя не было? Пять минут! – фыркнув и поднимая фонтаны брызг закричала она в ответ. – Пять, Елецкий! Знаешь, как ты меня напугал?!
- Я – маг, черт возьми! У меня другие обменные процессы! Если надо, могу быть под водой и десять минут! Твое дело – женское: сидеть и ждать! Ждать там, где я сказал! – сердито, но уже тише сказал я.
- Не надо мной командовать и тем более на меня орать! – резкими гребками она направилась к берегу. – А то знаешь, Елецкий!..
- Что «знаешь»?! – я нагнал ее почти у самой кромки воды и подмял под себя. Ее голое тело и этот маленький, но громкий скандал меня всерьез завел: - Трахну тебя, сучку! – прорычал я, прижал ее к камням.
- Елецкий, блядь! Пусти! – она попыталась вывернуться и выкрикнула уже в отчаянье: - Немедленно пусти!
Я развел ее ноги. Мой разъяренный член мигом нашел вход в ее тесную пещерку. Вонзил его, сначала немного, под возмущенный вскрик Ольги Борисовны. Потом вошел дальше, смело и сразу глубоко. После нескольких толчков княгиня сдалась, обмякла, как обычная поверженная самка, приподняла бедра, впуская меня глубже. Начала сладко попискивать от моих решительных ударов. Быстро вошла в этот прелестный азарт, принимая меня и двигаясь энергично навстречу.
И взорвалась моя невеста, конечно, первая – это у нас почти закон. Задрожала подо мной, задергалась так, что меня начало подбрасывать.
- Козел еще, - сообщила она мне, прижавшись ком мне и с жаром целуя в губы. – В меня нельзя было кончать! Забыл, что ли?
- Женюсь, если что, - я рассмеялся. Да, нельзя - она говорила еще в пещере, что не пьет таблетки из-за их совершенного отсутствия. В нее, видите ли, нельзя. Я забыл.
Мы еще с минуту лежали в слабых волнах, едва облизывающих наши разомлевшие тела. Встали лишь потому, что нежится на камнях было как бы не слишком удобно.

- Блядь… - рассмеялся я – И где же твое сиятельство таких некрасивых слов нахваталось? – полюбопытствовал я, от души улыбаясь нашему прелестному скандалу.
- Там, Елецкий! Нечего меня так злить! Я из-за тебя колени подтесывала, - Ольга согнула ногу, оглядывая вполне заметные ссадины.
За сумкой пришлось нырять повторно, потому как я ее выронил в погоне за Ковалевской. Потом, нырнув еще пару раз, я достал с катера нож, веревку, маленький, удобный топорик и еще всякую полезную мелочь, включая длинноствольный остробой, хотя он вряд ли нам здесь пригодиться.
Мои опасения подтвердились. Пока не на сто процентов, но все шло к этому.
Вимана приземлилась на лужайке у правого крыла Багряного дворца, и третий камергер, видимо уже получивший самые свежие инструкции свыше, сказал:
- Александр Петрович, понимаю, у вас могли быть какие-то иные планы, но их придется отложить. Видите ли, распоряжение императрицы. Прошу следовать за мной.
- Хотелось бы сначала домой. Хотя бы привести себя в порядок, переодеться. Не могу же я предстать перед самой императрицей в таком виде! – несколько фальшиво возмутился я. Предстать-то я, конечно, мог перед Глорией в любом виде – этот вопрос меня не слишком заботил – но мне категорически не нравилось, когда кто-то, пусть даже венценосный, распоряжается моим временем и свободой. А вид мой… ну да, одежонка нечистая, особенно сорочка, порвана в нескольких местах, испачкана сажей вечернего костра. Однако сам я вполне себе ничего: отмыт до приятнейшего благоухания в ванне императрицы. В нее мы в нее с Ольгой Борисовной дважды окунались. И в последнее омовение меня посетила очень постыдная мысль… Не хочется ей делиться, но скажу: «а что, если бы в этой самой просторной и удобной ванне вместе со мной оказалась сама императрица?». Таких нескромных дум я устыдился, мигом отбросил их, но вообразить успел и осадочек остался.
- За это не беспокойтесь! О вашем виде, вернее одежде, доложено непосредственно ее величеству. Она примет вас так, как вы есть. Так что, прошу, - третий камергер ее императорского величества сделал многозначительный жест в сторону дворца.
- Не надо спорить - иди, Елецкий. Как освободишься, не забудь обзавестись новым эйхосом и сразу передать его номер мне через папу, - сказала Ольга Борисовна, подразумевая, что ей тоже придется обзавестись новым устройством связи.
- Вы, ваше сиятельство, можете подождать Александра Петровича в Малахитовом зале или, если угодно, вас доставят в любую точку столицы на этой же вимане, - сказал Эрест Павлович, обращаясь к княгине.
Ольга с утра была немного не в настроении. Даже не знаю, в чем причина. Казалось бы, после стольких не во всем приятных приключений, возвращение на родную землю должно радовать, как-то особо вдохновлять, но Ковалевская стала хмурой, неразговорчивой. Мне следовало спросить ее, в чем причина смены настроения. Может причина в общении с Борисом Егоровичем, который в ответном сообщении ее слегка поругал, что, кстати, случилось при мне впервые. Да и ругать ее было не за что. С любым из нас могло случиться такое, особо если учитывать, что Ольга села в эрмимобиль барона Кузьмина не по своей воле, а под влиянием Даши – на самом деле очень сильного ментального мага. Мне стоило объяснить это князю, как и многое из произошедшего в тот роковой день. Но для внятных объяснений пока не предоставилось возможности и времени.
Для себя я решил, что как только повидаюсь с мамой, так сразу отошлю сообщение Борису Егоровичу с просьбой о встрече: визит к Торопову, встреча с Элизабет, Ленской, Родериком и Талией – это все чуть позже. В общем, меня ждет сумасшедший день, и видимо не один. А Глория в ближайшее время может сделать его еще более безумным и неприятным. «Только бы не Индийское Семицарствие прямо сейчас!», - подумал я и обратился к богине: - «Арти, посодействуй, а? Как-то там, своими небесными путями-возможностями!», - при этом прекрасно понимая, что все это вне компетенции Небесной Охотницы, и даже Перун не держит в руках нити событий, записанных в Вечной Книге.
- Спасибо, не стоит беспокойства, - отозвалась Ольга на предложение камергера и, повернувшись ко мне сказала: - Я к Денису Филофеевичу загляну. Думаю, ему будет полезным знать, как все было на самом деле.
- Ты обижена на отца? – спросил я, не совсем понимая причины ее испорченного настроения.
- Нет. Просто пока мы здесь, хочу воспользоваться моментом. И тебя не хочу отягощать своим ожиданием у дверей Глории, - княгиня усмехнулась и направилась к аллее, ведущей к центральному входу в Багряный дворец.
У Ковалевской бывают капризы, которые сложно понять и сложно объяснить. Я не стал ломать голову, что с ней в этот раз. Вместо этого сказал дожидавшемуся камергеру:
- Ну так ведите!
Аудиенции долго ждать не пришлось. Только я попросил сигарету у гренадера, стоявшего в карауле у высоких дверей, как они открылись и меня пригласили.
Глория сидела за письменным столом, покрытым темно-красным бархатистым сукном. Едва она увидела меня, как ее глаза тут же стали сердитыми.
- Здравия, ваше величество, вам и императорскому Дому! - я отвесил сдержанный поклон.
- Елецкий, мое здравие очень подорвано твоими поступками и твоим бессовестным отношением к моим поручениям, - сказала она, перевернув лист с каким-то документом. – Подойди ближе.
- Да, ваше величество, - я подошел почти вплотную к столу. – Если говорить о ближе… То мне бы хотелось быть к вам еще ближе. И хотелось, чтобы у вас не было причин сердиться, но обстоятельства иногда сильнее меня и даже всех нас. Вы же знаете причины, почему я не воспользовался вашей виманой в тот же день? Надеюсь, Гера сказала хоть что-то в мое оправдание?
- Сказала… - лицо императрицы стало еще более недовольным. – Если бы ты не был в таких странных отношениях с самой богиней, я бы тебя не во дворец пригласила, а отправила в Северно-островную губернию на постоянное место жительства. Там бы сидел среди вечных льдов и думал уже вовсе не об отдыхе на Карибах. Я же предупреждала, что ты можешь мне потребоваться и это будет очень срочно!
- Величайшая из богинь, спасибо тебе за заступничество! – я шутливо и притворно сложил руки на груди, хотя Геру должен был бы благодарить со всей искренностью
- Елецкий, не паясничай! Нет оснований для шуток и настроения для этого нет, - сердито произнесла императрица.
- Извиняясь, ваше величество, я лишь хотел поднять вам настроение. Хочу заметить: даже самые серьезные дела лучше решаются с улыбкой и в добром настроении. Может улыбнетесь, вопреки всему, и сразу перейдем к делу? - не дожидаясь позволения, я проявил вольность – сел на стул напротив нее, все еще держа между пальцев так и не прикуренную сигарету.
Вот такой поворот: я в глазах самого близкого человека я - предатель. От слов Ковалевской, холодок по спине пошел. А что я, собственно, сделал? Этот вопрос был самым главный на данный момент, однако задать я его мог лишь после того, как выражу должное почтение цесаревичу.
Сделав в его сторону несколько шагов, я отвесил поклон и сказал:
- Здравия, ваше величество, вам и вашему Дому!
- Александр Петрович, я – всего лишь «ваше высочество», - поправил меня будущий наследник имперской короны.
- Знаю, Денис Филофеевич, но смотрю вперед. Так сказать, привыкаю к верному обращению. Еще я точно знаю, нашу империю ждут добрые перемены, - ответил я, ни капли ни сфальшивив. Я на самом деле считал, что Денис станет одним из лучших правителей для России. Быть может даже более полезным, чем Петр 12-й или Борис Мудрый.
- Ваше сиятельство, не будем торопить время, - улыбнулся Романов и, подойдя ближе, неожиданно крепко пожал мою руку со словами: - Очень вам признателен. За Ольгу. Как же хорошо, что с ней именно вы. Борис Егорович очень переживал, когда мы узнали о случившемся. Отец – этим все сказано. Все переживали! И мой отец тоже был очень обеспокоен. Сразу направил спецпосланника в Британию и к ацтекам, но такие вопросы решают не спецпосланники или дипломаты. Их решают вооруженные силы, но лучше, если такие люди как вы – меньше крови и бед для всех.
- Спасибо, Денис Филофеевич. Как всегда, ваша оценка очень важна, - поблагодарил я в ответ и повернулся к Ольге: - Оль, а почему я - «предатель»? Открой, в чем таком провинился.
- Потому, что надо было видеть с каким довольным лицом ты шел к Глории! Ты меня разозлил, честное слово! Надо полагать, она для тебя прямо совсем уже подруга! Но для меня она – враг! – сердито ответила Ковалевская. – И ты прекрасно знаешь, кто она для всех нас. Я понимаю: она тебя вызвала – ты обязан был подчиниться. Но, Елецкий, ты бы видел свое довольное лицо! Этакое предвкушение встречи!
- Оль, тише! – попросил ее Романов.
В самом деле, в зале мы были не одни. Хотя караульные гренадеры стояли у дверей в дальнем конце зала и еще какие-то важные незнакомые мне люди, тоже расположились неблизко, надо помнить, что во дворце «уши» часто оказываются там, где их не ждешь. Ольге вообще не свойственно такое выражение эмоций, она почти всегда сдержанна и осмотрительна, но сегодня с ее настроением было что-то не так.
- Я уверен, граф Елецкий, не сделает ничего такого, что было бы во вред нашему Отечеству, - продолжил цесаревич с улыбкой поглядывая на княгиню и тихо добавил: - Даже если он наведывается к Глории, в этом может быть какая-то польза для всех.
Я благодарно кивнул ему и сказал:
- Иногда даже с теми, кого мы причисляем к своим недругам, полезно иметь добрые отношения. Дорогая, ты зря так горячишься. Пожалуйста, дай руку, - я не стал ждать пока она протянет мне руку, подошел и взял ее ладонь, пуская «Капли Дождя» - знаю, что Ковалевской эта магия нравилась, и я ее иногда делал дня нее перед сном. – Оль, вспомни, кто был для меня граф Сухров? Врагом, как все вокруг него. А стал если не другом, то хорошим товарищем. Иногда у меня получается позитивно влиять на людей. А Глория, - я понизил голос, чтобы было слышно только цесаревичу и княгине, - с ней не так все просто. Она неоднозначный враг. Я намерен ее понять и, возможно, извлечь пользу для нас. Кстати, Индийское Семицарствие отменяется. При этом цели ее величества Глории и наши цели снова почти совпадают. Вот такие чудеса с сегодняшнего утра.
- Ольга Борисовна, ваш жених говорит очень разумные вещи, - поддержал меня Денис Филофеевич. – Не понимаю, отчего ты так вспылила. Ведь нет причин.
- Потому что мне очень не понравилось как он к ней шел, - еще раз повторила Ковалевская, но теперь ее тон был намного мягче, она явно сдавалась, сама понимая, что ее настроение сыграло с ней дурную шутку. – Ладно, Елецкий, уж если речь о чудесах, то ты еще не знаешь всех чудес. Причем очень и очень неприятных. Вижу, по твоему по прежнему довольному лицу, твоя подруга – Глория, говорит тебе далеко не все, – с легкой досадой проговорила Ольга Борисовна.
- Не понимаю тебя. Что она должна была мне сказать? – вот теперь улыбка слетела с моего лица, по Ковалевской я понял, что на самом деле случилось что-то серьезное.
- А пойдемте ко мне, - предложил Романов. – Там Алесандр Петрович поделится по секрету, зачем он так срочно потребовался… - Денис указал взглядом на коридор, ведущий к покоям Глории. – И ты, Оль, введешь его в курс последних действительно неприятных событий.
Ольга начала говорить, едва мы переступили порог второй гостиной цесаревича:
- Вообще, сегодня утро какое-то ненормально. Папа на меня голос поднял. И еще… В общем, так, Александр Петрович, - будто передразнивая Дениса, обратилась ко мне княгиня. – Сначала кратко, а потом с подробностями, которые я успела узнать. Напали на сыскное агентство Торопова. Есть убитые. Сам он с некоторыми сотрудниками в тяжёлом состоянии у целителей. Саш, все это в сообщении от твоей Элизабет. Пока я ждала Дениса Филофеевича, вспомнила про эйхос, что взяли у ацтеков. От твоей англичанки там еще несколько сообщений – не успела прослушать. Дальше еще серьезнее: на агентство напали как раз в тот момент, когда там был Майкл и копии древних табличек, с которыми ты работал. Майкла и копии табличек вывезли предположительно в Лондон. То есть всю вашу игру против графа Бекера бритиши разгадали и неожиданно сыграли в игру свою… Это из того, что знаю я. Ты же не вводил меня во все подробности вашего гениального плана с Майклом и Тороповым.
По мере того как Ольга говорила, во мне рос протест. Глупый такой, бессмысленный протест. Как Астерий, я прекрасно понимал, что такова в данный момент реальность. Обидно, досадно, но произошедшее надо просто принять, отбросив все эмоции. Принять с холодной головой, сделать выводы и решить, как быть дальше. Но как граф Елецкий я начал тихонько беситься.
Старший пилот, как и распорядитель миссии категорически отказались вернуться к Нововладимирску хотя бы на пару часов. Для меня и для Ольги это было важно. Я хотел собрать собственные вещи, оставленные в гостиничном номере. Но вещи – ладно, это мелочь – от них можно было без особого сожаления отказаться. Важны были кое-какие наброски логической таблицы к переводу свитка, добытого для меня Элизабет и материалы на коммуникаторе, присланные Майком – их я собирался удалить по окончанию нашего отпуска. Конечно, вряд ли кто в них разберется, даже если они попадут в чьи-то недружелюбные руки, но все же в таких серьезных вопросах лучше перестраховаться. Еще для меня был важен мой эйхос – на нем сохранились последние сообщения от Майкла, Торопова и иных людей. Очень бы не хотелось, чтобы эти послания оказались в распоряжении моих недругов. Вполне возможно, что мой эйхос давно у людей, занимавшихся организацией похищения Ковалевской. Однако, шанс, что я выронил эйхос в эрмимобиле извоза тоже был немалым, и Даша, вернее Хитлалли, также могла подобрать его.
В общем, увы, все эти вопросы пришлось оставить открытыми. Едва приняв нас на борт, Вимана «Эльбрус-СРТ» взяла курс на Москву – указание императрицы, видите ли, срочно без задержек на полной скорости. Что это указание выполняется со всем старанием, я убедился, заглянув в рубку. Кстати, мое появление там старший пилот воспринял недружелюбно, не взирая, на то, что я – персона огромной важности. В какой-то момент я даже хотел сделать подарок Глории и экипажу воздушного судна ее величества: сотворить с ее виманой то, что в свое время со «Стрижом» Веселова. Вот бы они все обалдели, когда «Эльбрус» ускорился раза в два! Но я решил, что ее величество обойдется и без столь полезных жестов с моей стороны. Закрыл дверь в рубку и вместе с Ольгой отправился на вторую палубу в сопровождении Эреста Павловича – приятного седовласого старичка, служивший третьим камергером при ее величестве Глории, что он подчеркнул с особой важностью, в первые же минуты знакомства с нами.
Вообще, что императрица послала за нами свою личную, хоть и не единственную виману, да еще на эту как бы несложную миссию направила аж столь высокий чин, говорило о важности, которую она придавала вопросу скорее доставить меня в Багряный дворец. И я опасался, что как только вимана приземлиться в Москве, так Глория сразу, не дав ни дня покоя, призовет меня к себе и тут же отправит в Индию, в чертово местечко, называемое Долина царей Арихши. А мне с лихвой хватило непростых приключений во владениях ацтеков. Мне хотелось увидеться с мамой и Светой Ленской, кроме того, я собирался навестить Талию и Родерика. Да, я люблю вкус жизни, люблю, когда жизнь сполна насыщена этими вкусами, но иногда от всего этого слишком устаешь и мечтаешь о покое. И какая-то особо деятельная, непоседливая часть моего сознания тут же напомнила: Елецкий, не наглей - у тебя было несколько дней в одной из самых роскошных гостиниц на Карибах!
- Смею заверить, ваши вещи останутся в исключительной сохранности, - как бы возвращаясь к прежнему разговору и успокаивая меня, сообщил Эрест Павлович. - Все они будут описаны, бережно упакованы и переданы в столицу ближайшей рейсовой виманой, как груз особой ценности.
- Это очень любезно с вашей стороны! - иронично улыбнулся я.
- Может быть есть еще какие-то пожелания? Что-то осталось вне вашего гостиничного номера? – угодливо спросил камергер.
- Ольга Борисовна забыла купальник на пляже, - сказал я, повернувшись к нему и когда старичок, открыл рот, чтобы что-то произнести, добавил: - Шутка.
Мысль сказать ему насчет утерянного эйхоса и моих логических таблиц, я отверг. Ведь понятно же, все это попадет к Глории и будет тщательно исследовано ее людьми. Этот важный вопрос я собирался решить позже. Вернее, поручить его решение Ольге: пусть она свяжется с отцом. Наверняка у Бориса Егоровича или иных близких ему людей есть в Нововладимирске те, кто решит эту проблему.
Мы бегло осмотрели вторую палубу. Эрест Павлович показал нам кают-компанию, где в скором времени должен был состояться обед, провел к балкону, но двери открывать не стал над ней горел красный индикатор, обозначавший, что скорость полета превышает 50 километров в час. И превышала она установленную норму этак раз в десять-двенадцать. Вообще, балконы на современных виманах – явление лишнее. Остались они, как и многие иные необязательные элементы конструкции в наследие от первых виман, которые передвигались едва ли быстрее дирижаблей. Правда и сейчас некоторые любят зависнуть над приятным для глаз местом и наслаждаться с высоты пейзажем, попивая на балконе чай или вино.
Хотя «Эльбрус-СРТ» была виманой относительно небольшой – лишь четвертого размерного класса, на ней имелось две просторных, комфортабельных каюты, едва уступавшие роскошью тому, что я видел в Багряном дворце в покоях Глории. Одну из них нам и предоставил третий камергер при ее величестве Глории. Он важно открыл дверь, повернув начищенную до сияния ручку, и произнес:
- Прошу, господин и милейшая госпожа! Это ваше до прилета в столицу. Здесь же ванная, туалет и небольшая библиотека. Если какие-то вопросы или надобности, то сразу по говорителю.
- Благодарю, Эрест Павлович! – Ковалевская первая вошла в каюту, подошла к большому иллюминатору, отодвинув штору, бросив быстрый взгляд на проплывающую внизу Атлантику.
- Как тебе нравится? – спросил я княгиню, когда камергер оставил нас наедине.
- Саш, ты же знаешь, я не люблю напыщенную роскошь. Правда, - Ольга подняла взгляд к потолку, расписанному сценами из истории Небесных, глянула на мебель, украшенную богатой резьбой, инкрустированную золотом, яшмой и ониксом. - У меня к подобному с детства отторжение. Все это мне кажется излишним и даже глупым.
- Ладно, но кровать-то здесь хороша, - став позади Ковалевской, я обнял свою невесту, обращая ее внимание на великолепное ложе под бордовым с золотыми блестками балдахином. – И нам предстоит кувыркаться на ней всю ночь, - прошептал я Ольге Борисовне на ухо.
- Разве не знаешь? Куда ты прежде ходил - храм на Гончарной. Со вчерашнего вечера не работает. Анна Лапина сказала, что другие тоже закрывают, - сообщила мама, горестно глядя на меня.
- Говорят, их отдают в распоряжение жрецов Перуна. Будут перестраивать, - дополнил сказанное мамой Борис из охранников. – Чудесные дела творятся, Александр Петрович!
- Так, мам, можешь распорядиться насчет обеда? Я такой голодный! - весть о закрытии храмов, меня основательно потрясла, но внешне я оставался спокойным, даже слегка безразличным к сказанному графиней и охранником. Просьбу насчет обеда я озвучил потому, что хотел скорее войти в семейный зал богов. При чем оказаться там один, без свидетелей.
- Уже делаем, ваше сиятельство! – отозвалась Надежда Дмитриевна и тут же подтолкнула Ксению: - Ну-ка бегом! Граф проголодался с дороги!
- Мам, встретимся минут через десять-двадцать в столовой. Там обо всем поговорим. Но уже сейчас хочу сказать главное: я дома, и будет все хорошо. И с Майклом будет все хорошо, - я подмигнул ей. Вышло не очень: графиня даже не улыбнулась, хотя немного успокоилась – лицо ее разгладилось.
Войдя в зал богов я плотно закрыл дверь. Подошел к статуе Артемиды, и сжав мраморную руку, прошептал:
- Дорогая моя, пожалуйста, отзовись! Что стряслось?!
Мои слова были не просто слова. Их ментальная сила умножилась особой связью этого места, где воздавали молитвы богам многие из рода Елецких. Эту тонкую, но прочную связь с моей возлюбленной богиней дополнила сила Астерия.
Охотница не отвечала. Так часто бывает: боги не всегда слышал людей, даже если между ними особые узы. И когда я подумал, что лучше мне вернуться сюда после обеда и попробовать снова, на тонком плане пошло знакомое волнение. Статуя Артемиды засветилась поначалу слабым жемчужным сиянием. Затем ореол вокруг нее стал ярче. Я почувствовал раскрытие портала. Пространство перед статуей будто треснуло, разошлось в стороны, выпуская объятую светом богиню.
Я отступил назад, давая больше места перед пьедесталом. Через несколько секунд Небесная Охотница воплотилась в земном теле.
- Хайре, Астерий! – приветствовала она меня, раньше, чем я успел открыть рот.
- И тебе Радости! – ответил я, храня традицию, и тут же добавил: – Как я понимаю, особой радости для тебя нет? Что случилось, Арти? – я протянул к ней руки.
- Случилось то, что должно было случиться, - она слабо улыбнулась, протянув свои руки к моим. – Я много не знаю. Знаю лишь то, что после произошедшего у храма Яотла, Кетцалькоатль долго говорил с Перуном. После чего Громовержец вернулся разгневанным и решил нас с Афиной наказать. Его высочайшим решением все мои храмы кроме одного в Москве будут закрыты. Также по всей империи. Часть их будет передано в служение самому Перуну, часть другим богам. Сам понимаешь, кто у него теперь в ближнем круге: Деметра, услужливый Гермес и Велес и, конечно, Лето. Вот так, мои храмы передадут моей матери. Мои алтари и статуи заменят на другие. Это очень обидно, Астерий, но мне придется смириться. Афине проще – она не теряет почти ничего. Ее храмов нет здесь.
- Арти… - я притянул ее за руки к себе. – Я потрясен! И твоя мать не смогла тебя отстоять? Она не откажется принять святыни, которые по праву твои и только твои?!
- Она побаивается Перуна, когда он в гневе. Спорить с ним не стала. И четыре моих храма, обещанные ей, думаю, примет с радостью. Тем более те, что на юге. Ты же знаешь, у нас, богов, нет таких крепких родственных чувств, как у вас людей. Через века мы отдаляемся друг от друга, становимся почти чужими. Кто сейчас помнит, что Гера сестра Зевсу и Посейдону? И Зевс редко вспоминает, что я – его дочь. Он и после моего рождения об этом не хотел знать. Но так не будет между мной и нашим сыном, до конца вечности он будет самым дорогим для меня существом. Обещаю, - она прижалась ко мне и поцеловала в губы так горячо, словно хотела подтвердить свое обещание. – Вижу ты, переживаешь больше, чем я? – заглядывая мне в глаза, спросила Охотница. - Астерий, ничего страшного не случилось, и я ни о чем не жалею. В этом даже много полезного: теперь я буду больше женщиной, чем богиней. У меня станет больше свободного времени, что полезно для нашего малыша. И я реже буду переживать из-за всяких божественных потрясений – меня это мало будет касаться.
- Ты можешь быть больше женщиной, чем богиней, не теряя храмы. Сама определять это без влияния всяких перунов, - может быть впервые я высказался о нашем верховном боге столь пренебрежительно.
- Астерий! – Артемида предостерегающе подняла руку.
Я продолжил:
- И свободное время для нашего малыша ты можешь взять сама, сколько потребуется. Громовержец, вместо того чтобы отстаивать наши интересы, в том числе и твои, решил найти с Кетцалькоатлем легкое примирение, за счет твоей силы и влияния!
- Астерий, остановись! – снова попыталась она меня прервать.
- Молчи, женщина! – наполовину в шутку прервал я ее, но продолжил с полной серьезностью: – Я говорю то, что есть на самом деле: Перун уже не тот! Он не исполняет свои обязанности как верховный бог! Вместо того чтобы быть воином и защитником, он предается праздности, старается замириться там, где обязан поднять меч! И это за наших интересов! Арти, ты лучше меня знаешь: теряя храмы, ты теряешь людей, молящихся тебе, а значит теряешь силу и влияние, как на Земле, так и на Небесах!
- Да, это неприятно, и даже обидно, но мне придется смириться. Если бы здесь не было тебя, я бы… - ее прекрасные серые глаза стали влажными.
- Ну, договаривай! – настоял я.
- Я бы переселилась на Венеру, может быть стала просто элиной, как твоя Айлин, - тихо сказала она.
В этот миг я понял, что моя богиня, уже потеряла силы. Много сил. Ей, Артемиде, стать элиной?! Это все равно, что княгине стать баронессой и отправится куда-то в захолустную губернию.
- Нет! Посмотри на меня! – потребовал я. – Я вижу, что ты уже потеряла много божественной силы, но ты, дорогая, не смеешь терять силу духа! Уж это зависит только от тебя, а не от всяких громовержцев! Я решу твою проблему! – решительно заверил я.
- Ты чего, Свет? – с непониманием я смотрел на актрису.
Она застыла с эйхосом в руке, перевела взгляд на коробочку «Никольских», что валялись на столе, рядом с исписанными листками и спросила:
- Можно закурю?
- Нет! – почти одновременно сказал я и Элиз.
- Ты же не курила раньше, - заметил я. – Или теперь куришь?
- Курила. Три раза. Наверное, из-за Голдберга или… не знаю почему, - Ленская так и стояла, сжимая пальчиками эйхосом, подняв его зачем-то высоко, почти до ее полных, красивых губ, которые всегда меня манили.
- «Или не знаю почему» - это означает из-за тебя, - пояснила Элизабет. – Алекс, пожалуйста, будь к ней добрее и внимательнее. У девочки потрясение. Ты же знаешь, что было между ней и этим ублюдком из театра? И еще кое-что добавилось: я в него выстрелила из остробоя – легкое ранение в руку. Потом ему в жопу засунула дилдо. Вроде бы ничего особенного, ведь мужчины не всегда нежны и делают с женщинами кое-что похуже. Один раз у нас в колледже…
- Элиз! Прошу не говори об этом! – взмолилась Ленская, резко опустив эйхос.
- Хорошо, извини, - баронесса кивнула и повернулась ко мне: - В общем, Света напугана еще тем, будто убила человека. Я попросила ее ударить одного негодяя табуреткой по голове. Не думаю, что она его убила, скорее всего, он просто потерял сознание, что ему только на пользу. И скажи, мой демон, разве есть что-то плохое в смерти негодяя?
Ну и вопрос! Для меня он так и остается без внятного ответа уже тысячи лет. И боги на него отвечают каждый по-своему, потому как нет по нему согласия ни на Небесах, ни на земных просторах. Сказать моим милым дамам что-то невнятное и обтекаемое я, как «их демон», то же не мог – вышло бы не по-демонически и даже не по-мужски. Ответил так:
- Элиз, если из негодяя можно сделать неплохого человека, то лучше предоставить ему возможность пожить еще. Но все зависит от обстоятельств: ведь у нас далеко не всегда есть возможность быть милосердными.
- Именно так! – согласилась Элизабет и победно глянула на Ленскую. Я догадался, что между дамами имелся какой-то спор на эту туманную тему. – У нас не было возможности! Ее почти никогда нет, - мисс Милтон улыбнулась мне своей неповторимой улыбкой.
- Свет, сейчас тебе не нужно беспокоиться о прошлом. Ведь все разрешилось. А если что-то еще не решено, скажи об этом мне, и мы сделаем так, чтобы у тебя не было причин для волнения. Ну, давай свое сообщение, - я взял ее руку, державшую эйхос и даже слегка помог нажать на кнопку.
Из прибора раздался голос моей актрисы, немного искаженный прибором, дрогнувший при первых же словах:
«Саш, здравствуй. У вас там ничего не случилось? Ольга почему-то не отвечает…» - после недолгого молчания Ленская горестно продолжила: - «Мне очень плохо, Саш… Ты не представляешь…», - послышались ее всхлипы, она явно плакала: - «Я не могу без тебя! Я просто умру или меня убьют! Саш, прости меня! Я просто дура! Дура, сама не понимающая, что делаю! Саш, прости! Я тебя люблю и это никак нельзя изменить! Пожалуйста, ответь! Пожалуйста, скорее! Я жду! Я не выпущу эйхос из рук! Я давно должна была это сказать! Должна была на следующий день! Я вообще не должна была пытаться уйти от тебя! Как же это глупо уходить от человека, которого любишь!», - ее речь прервал.ась плачем, на этом сообщение закончилось.
- Свет!.. – я привлек ее к себе, вышло чуть грубо и жадно. Прижал, поцеловал в губы. Слышал, как стукнул выпавший из ее руки эйхос – он сделал свое дело был нам не нужен. – Это ты прости, что я даже не пытался остановить тебя! – сказал я, с придыханием. - Я не должен был тебя отпускать! Потом уже подумал об этом. Много сожалел… Но может быть так и должно было стать, чтобы мы вдвоем пошли через такое болезненное испытание. Прошли и лучше поняли сами себя и друг друга. Мы теперь вместе? Правда же?
Она закивала, потерлась о меня мокрой от слез щекой и сказала как-то совсем невпопад:
- Я ушла из театра. Больше не актриса. Живу пока с Элиз в гостинице. Ту мою комнату забрали – ее кто-то купил.
- Кто-то? – мне стало одновременно и грустно, и смешно. – Даже не знаешь, кто?
- Нет. Зачем мне это? – она удивленно посмотрела на меня.
- Я купил для тебя. Этим занимался Геннадий Степанович. Вот только не знаю, в свете последних событий довел ли он сделку до конца, - я наклонился, чтобы поднять выроненный актрисой эйхос.
- Ты?! – на ее лице появилось еще больше растерянности и изумления. – После того как мы расстались?
- Свет, мы не расстались. Будем считать, что между нами произошла очень эмоциональная театральная сцена, но у нее счастливый финал, - пояснил я, переглянувшись с наблюдавшей за нами мисс Милтон. Ей я был благодарен особо, за все, что она сделала. Отдельно, что смогла наладить контакт с Ленской и, как мне кажется, очень даже подружиться. Ведь это не так просто, если учесть, что они обе мои любовницы.
- Саш… и как теперь быть? Я же не знала… Я ушла из театра и не смогу туда вернуться, - забеспокоилась виконтесса.
- Да никак. Вопрос с комнатами на чердаке совсем не важен, чтобы сейчас его трогать. Если Торопов не успел перевести деньги, то расторгнем сделку. А если успел, то есть много вариантов: можно снова продать, можно оставить для себя и сделать отдельный вход, минуя театр, - вспоминая примерную планировку, я подумал, что такая возможность была. – Но об этом потом. Как я понял, вы – девочки боевые и вполне способны охранять мою крайне ценную для империи личность…
- Демон, мы всех победим. Смотри, что у меня есть, - Элизабет открыла сумочку и извлекла из нее гранату. – Кстати, у меня была мысль именно эту штуку засунуть в зад Голдбергу вместо дилдо. Но мне показалось, будто ты шепчешь, чтобы я была добрее к людям.
- Даже если они негодяи! – рассмеялся я и продолжил. – Раз я под надежной охраной, то нам придется немного покататься по Москве. Сначала в Дом Асклепия к Торопову.
- И к Сашке надо, - заметила Элизабет, вспоминая о Растопине. – Я так и не успела его ни разу навестить.
Я часто допускаю глупости. Скажу более: я люблю их делать. Глупости делают жизнь яркой. Вот и вчера я совершил очередную весьма немаленькую глупость. Зачем я привел на ночь к себе домой Ленскую и Элизабет? Ведь куда разумнее было снять роскошные апартаменты в хорошей гостинице: там и места было бы больше, и больше всяческой свободы, и меньше стеснения. На этом настаивала Светлана и мисс Милтон. Но нет, после очень позднего ужина, под изысканное вино, мы поехали ко мне.
Дело было после полуночи: вошли тихо. И чтобы Матвей из охраны не потряс наш дом, а заодно и Елену Викторовну своим громовым: «Здравия, ваше сиятельство!», я успел приложить палец к его губам. Вернее, к носу: то ли он не вовремя качнул головой, то ли я был немного выпивший, но попал я ему не туда, куда целил. Но это не столь важно: главное цель была достигнута – Матвей лишь открыл рот и беззвучно выдохнул.
- Молчи! – прошептал я.
- Ты нас не видел! – мило улыбаясь, прошептала Ленская.
- Это вообще не мы, - добавила мисс Милтон, держа перед собой початую бутылку вина, которую мы пили с горлышка в моем «Гепарде». – И, если спросит графиня, скажи, что мы не приходили.
- Я не могу ее обмануть, - лицо Матвея стало страдальческим.
- Я дам тебе пятьсот рублей, - попыталась подкупить охранника Элизабет, и от чего-то начала смеяться.
В глазах Матвея отчего-то появился страх, и он замотал головой.
- Иначе… - Ленская открыла сумочку баронессы и достала из нее крупный, узловатый дилдо. – Иначе вот!.. – актриса грозно помахала им и шлепнула себя по ладони, после чего смех Элизабет стал предательски громким.
- Тс-с-с! – я приложил палец теперь уже к ее губам. Англичанка тут же замолчала и принялась щекотать языком мой палец.
Оставив бесполезные споры с Матвеем, мы поднялись на второй этаж. По коридору до двери в мою комнату шли почти на цыпочках, и наше перемещение вышло довольно тихим, если не считать иногда появлявшийся, сдавленный смех Элизабет. А вот с дверью вышло сложнее: сначала я уронил ключи. Они, окаянные, упали на пол с громким звоном. Потом я долго колдовал с замком, наконец открыл. Едва мы ворвались в мою комнату, как мне показалось, что дверь в комнату графини открылась и в коридоре слышны ее шаги.
Я предостерегающе вскинул руку. Элизабет поспешила запереть нашу дверь. А Ленская впилась в мои губы с горячим и пьяным поцелуем, при это, не выпуская из рук дилдо. За что она от него и пострадала. Первая. Поскольку Элиз раньше актрисы взяла в плен моего непобедимого воина.
Когда я проснулся, на часах было полдевятого. Светлана уже не спала. Она лежала на краю кровати, глядя на меня своими возмутительно красивыми светло-голубыми глазами. Я заметил в них грусть. Притянул ее к себе, поцеловал и уложил головой на свою грудь.
- Кажется, сегодня с утра ты не совсем веселая, - заметил я.
- Потому что все хорошее быстро заканчивается. Сегодня ты полностью погрузишься в дела, - ответила она полушепотом.
- Не заканчивается, прерывается, чтобы снова вернуться, - пояснил я.
Сегодня на утро у меня было много дел. Во-первых, визит к Ковалевской и вместе с ней сразу к барону Ринату Азимовичу Ахметову. Его мне порекомендовал Торопов. Несмотря на тяжелые ранения Федор Тимофеевич держался молодцом, вставать ему было не позволено, но я понимал, что целители и Дома Асклепия его быстро поставят на ноги. Конечно, сыщик был очень расстроен провалом, много извинялся, но я его ни в чем не обвинял. Все мы можем ошибаться. Иногда даже в вопросах очень важных. Да, недооценили врага, излишне расслабились, многое не додумали. И в этом была моя вина в том числе – ведь я вывалил им идею, как раскрутить графа Чарльза Бекера с Ключом Кайрен Туам; многие пункты в этом плане были мои. В общем, недодумали - скверно вышло. Что касается Торопова, то на моей памяти это был первый столь серьезный провал Федора Тимофеевича. По отзывам других, известных людей, он был высоким профессионалом и просто умным человеком.
У Растопина мы задержались особо долго. В момент нашего визита он был у целителей на верхнем этаже: проводили какие-то процедуры тонких физических влияний и это заняло аж часа полтора. Как только Сашку спустили в палату, и он увидел нас, так начал буянить рваться с постели. Все пытался доказать мне и Элизабет, что он по-прежнему полный сил боец. Только это никто не оспаривал, и уложило его в постель лишь мое твердое графское слово.
Когда мы от него уходили, он привстал с кровати и глядя на Ленскую, сказал:
- Какая вы, Светлана, интересная! Красота божественная! Умоляю, дайте номер эйхоса!
Актриса порозовела от такой приятности, а я повернулся и сказал:
- Саня, а что за мания такая, западать на моих женщин?! Прошлый раз ты чуть Элизабет не увел, теперь тебе изо все сил понравилась виконтесса Ленская?! Стоп! Слышишь? Она моя!
- Ну вот, как всегда! – он вскинул взгляд к потолку, словно в поисках божественной справедливости. Хорошо, что он не увидел там выше, на небесах Артемиду, а то вполне бы мог зацепиться за нее полным желания взглядом.
- Так, все, я обиделась! – шутливо сказала Элизабет, на воздыхания Растопина уже не в ее адрес.
Из-за задержки в ожидании Растопина к Талии и Родерику мы не попали. Я лишь договорился с госпожой Евстафьевой о встречи на следующий день в палате, где лежал ее жених. И что меня порадовало: это радостный голос Талии Евклидовны. Она сообщила, что ее молитвы помогают, и Мышкин чувствует себя лучше, теперь даже может поднимать обе руки.
Все это было вчера, а сегодня утро началось с осознания сложностей, которые я сам себе создал. Первая из них: уже пора вставать, надо успеть к барону Ахметову хотя бы до одиннадцати, а выйти из комнаты под руку с Элизабет и Ленской – это нарваться на гневные возмущения Елены Викторовны. Время такое, что мама меня не дождалась к завтраку, и без сомнений спросит у дворецкого и охранников, пришел ли я ночевать, и один ли я был.
Не скрывая удивления, я повернулся к роботу. Он, похожий на стальной цилиндр с округлым верхом, смотрел на меня голубыми кристаллами туэрлина. Все четыре гибких манипулятора были покорно прижаты к корпусу.
- Вам-то, Дока, какой интерес? – шутливо спросил я, обращаясь к нему по названию модели.
- Любопытство, ваше сиятельство! Любопытство – важное качество каждого разумного существа. Именно оно – решающий фактор в нашем познании мира! – робот поднял один из манипуляторов и потряс им, и этим жестом напомнил мне кого-то.
- Не Дока, а Денис… - поправила Ольга, не скрывая ехидной улыбки и добавила. – Филофеевич.
- Замечательно! Жертва твоего прошлого эксперимента назывался Сашей. Если не ошибаюсь, Петровичем. Верно? – я снова повернулся к Ковалевской, ожидая не столько ответа, сколько мгновения, когда она все-таки расстегнет халат. Хотя за время наших Карибских каникул ее обнаженное тело я видел много раз, хотелось снова усладить им взор. Полагаю, Ольга всегда будет дразнить меня столь соблазнительным видом.
- Елецкий, ты не пытайся уклониться от ответа! Я спросила, как ты собираешься решить вопрос с храмами Артемиды. Меня со вчерашнего дня мучает любопытство. Слышал? Сам Денис Филофеевич сказал, что оно – важный фактор познания. В данном случае не мира, а твоих когнитивных завихрений, - она явно демонстративно расстегнула передо мной две верхних пуговицы и остановилась. – Говори! Иначе не расстегну третью!
- Оль, узнаешь. Уже скоро узнаешь. Вы с Ленской меня этими факторами познания долго дразнили, и я хочу поиграть в эту игру, - ответил я, не сводя с нее глаз.
- Ах, так! Тогда мучайся дальше! - она закрыла передо мной дверь, решив переодеваться без моего участия.
Жестокое, конечно, наказание. И смешное. Тут я вспомнил… Отщелкнул от ремня свой новенький эйхос, снова набрал номер срочной доставки. На адрес Ковалевских заказал 101 чайную розу. В приложение добавил открытку и набрал на экране эйхоса для нее текст: «Татьяне Степановне с искренней благодарностью. Я люблю вашу дочь!». Все это время «Денис Филофеевич» тихонько жужжал слева от меня. Явно полный любопытства, робот не выдержал и тихо произнес:
- Ну, скажите, граф! Умоляю! Останется только между нами. Ольге Борисовне не передам.
Я поманил его пальцем и наклонившись очень тихо произнес:
- Сделаю так, что Перун даст заднюю. Старый Небесный пердун еще не понимает с кем связался. Есть и на него управа! Понимаешь?
Если бы у «Доки-12» имелась голова, то он бы наверняка ей закивал, а так он лишь засветился ярче кристалликами туэрлина и зачаровано сказал:
- Да-а-а!
- Я – великий маг! Все в этом мире подчиняются мне и даже боги! – прошептал я, наклонившись к нему еще ниже.
- И даже Ольга Борисовна? – недоверчиво спросил он.
- Она в первую очередь, - сообщил я. – Можешь ей об этом сказать. Но не сейчас.
- О чем вы там? – распахнув дверь, княгиня появилась в бирюзовом платье, которое мы вместе купили на Тверской.

- Так, поделился некоторыми важными секретами, - оставив озадаченного робота, я подошел к своей невесте. – Оль…
- Что это значит, Денис?! – она строго посмотрела на «Доку-12».
Я понимал, что княгиня шутит, но робот этого понять был не в состоянии.
- Оль!.. – повторил я, и обернувшись на «Дениса Филофеевича» сказал ему, подмигнув: - Не беспокойся, я тебя спасу. – Оль, в этом платье ты особо потрясающе выглядишь, - я привлек ее к себе, поцеловал, слегка сжав ягодицы. – Есть планы на вечер. Закончим с бароном Ахметовым, навестим Мышкина, и потом к Варшавской башне…
- И что там? – Ковалевская расслабилась в моих руках, отвечая на поцелуи.
- Я побегу. Надо бы в коридоре пропылесосить, - спохватился «Дока-12» и поспешил к выходу из покоев Ольги Борисовны.
- Там купим тебе новые платья, и я тебя за это, как обычно, трахну. Согласна? – я порывисто прижал ее к себе.
- Да. Так и быть уступлю тебе, если за платья, - она вздрогнула от смеха.
К одиннадцати мы все-таки успели к барону Ахметову. Он ждал бы нас столько, сколько бы потребовалось, но я спешил чтобы мои материалы успели попасть в субботний выпуск основных имперских газет.
- Прошу, прошу, господин Елецкий! – барон – седоватый мужчина лет сорока пяти - отвесил мне поклон, на Ольге задержал взгляд и не скрывая восхищения, сказал: - О, госпожа Ковалевская! Вы - божественная красота! Как сказал Александр Петрович, нам предстоит решать божественные вопросы, а значит ваше присутствие здесь еще более уместно. Прошу! – еще раз повторил он, впуская в свой огромный кабинет на одном из верхних этажей Невской башни. – И давайте начнем не с главного, а сопутствующего: чай или кофе? Могу предложить другие напитки.
- А давайте кофе, - согласился я, пройдя к середине зала, остановившись перед массивным столом из красного дерева с инкрустацией яшмой и изящным бронзовым литьем.
На столе помимо толстой пачки с паками, множества газет и журналов находилось аж три коммуникатора и пепельница, полная крупных окурков сигар.
- Мне, если позволите, Ринат Азимович, алтайский чай, - сказала Ольга Борисовна, бросив взгляд на огромное, во всю стену окно – с него открывался вид на: Золотой Шпиль, Хрустальная Игла и мост между ними.
- Прошу тогда на диван, - широким жестом он указал на тучный диван справа от высокого книжного шкафа и тут же, нажав кнопку говорителя, произнес: - Маша! Мне срочно кофе и алтайский чай!
Минут десять мы говорили о всякой чепухе: об отдыхе на Карибах, гостиницах и пляжах, об особенностях южной кухни, краешком тронули внешнюю политику. А потом появилась Маша – высокая голубоглазая брюнетка в бордовом переднике, неся тяжелый поднос. С милой улыбкой она поставила перед нами чашки и три вазочки со сладостями и тарелку с татарским печеньем.
Успешно припарковаться в центре столицы – еще та непростая задача, для многих связанная с нервными потрясениями. Порою, помятыми эрмимобилями, набитыми лицами или утраченными зубами. Вот я в очередной раз я попал на нахала. Хотя в этом нет особой случайности. Красные Палаты – место, где проходил лечение князь Мышкин - считалось одном из самых модных лечебных заведений в столице. Лежали здесь аристократы и те личности, у которых имелось приличное состояние. Но так часто бывает, что приличное состояние у человека дополняется с весьма неприличной заносчивостью.
Я заметил, что место на парковке у западного входа в сквер вот-вот освободиться. Чтобы не нарезать пустые круги, остановил «Гепард» ближе к тротуару. Как только место освободилось, я дал вправо, неторопливо объехал клумбу и…
- Сзади «Катран»! – подсказала мне Ольга Борисовна.
Грешен, его я заметил не сразу – не смотрел в зеркала заднего вида. И вот этот нахал, проявив невероятную прыть влез ровно передо мной. При чем это место было крайним в выбранном мной ряду стоянки. Крайним и достаточно широким, чтобы при желании поместиться вдвоем. Нет же, влез посередке, возомнив себя королем положения. Я человек не подлый, но меня его маневр возмутил. Пришлось ответить взаимной невежливостью: заскочив левыми колесами на бордюр, я стал вплотную к «Катрану» слева. Дверь со стороны извозчика этот нахал открыть не смог, и ему пришлось выбираться через пассажирское кресло, что крайне неудобно из-за низкой посадки кресел и высоковатых рычагов управления в данной модели «Катрана».
Прежде чем вылезти, наглец пару минут требовал от меня отъехать, крича на меня в открытое окно и сопровождая свою гневную речь взмахами рук.
Я молчал. Лишь выйдя из «Гепарда» и уже походя к его эрмимобилю, полюбопытствовал:
- Ты чего, пидор, орешь?
- Саша! – раздался позади меня изумленный голос Ольги Борисовны.
Я обернулся – княгиня улыбалась. Видимо такой мой лексикон был ей в диковину.
- Отъедь, сука! Специально так стал, да?! – возмущался его товарищ, выскочивший из задней двери «Катрана» чуть раньше владельца. Оба они были примерно моего возраста, в кожаных жилетках с клепками и модных, косо обрезанных внизу джанах. Видом чем-то напомнили мне парней из банды Стальных Волков. Наверное, отчасти одежной, отчасти дерзостью.
- А ты, что тупой? Конечно, я так стал специально, - мне почему-то стало смешно.
- Борись! Он смеется над нами! – возмутился пассажир «Катрана», как раз в тот момент, когда названный им «Борись» выбрался из эрмимобиля.

- А ты знаешь кто я?! – краснея то ли от возмущения, то ли потраченных усилий проползания через салон вопросил Борись.
- Не-а, - честно признал я и подумал: «Здесь округ Красных Палат какое-то место заколдованное. Прошлый раз примерно так же, накручивая собственную важность начинал со мной разговор какой-то виконт-целитель, фамилию которого уже не помню».
- Я – барон Малиновский! У меня в лучших друзьях сын самого Молчанова! Я сам работаю в секретном отделе князя Ковалевского! – надвигаясь на меня, вещал он. – Я тебя уничтожу. Завтра с тобой!..
- Саш!.. – негромко, но взволнованно сказала Ольга.
Я сделал вид, что ее не услышал и ответил ему ради потехи: - А ты знаешь кто я?! У меня в подругах сама императрица Глория! А день назад я был на приеме у будущего императора! А еще я скоро женюсь на дочери князя Ковалевского!
- Саша, серьезно! Не лезь пока! – сказала Ольга, и когда я обернулся, то увидел, что она наговаривает сообщение отцу: - Пап, здесь двое молодых людей очень некрасиво себя ведут. Один из них представился как барон Малиновский. На «Катране-575», номер эрмимобиля «М-357768-Б». Прикрывается твоим именем, говорят, будто работают в каком-то секретном отделе. Эти двое, или по крайней мере один из них может дискредитировать тебя...
По мере того, как Ольга Борисовна наговаривала сообщение отцу цвет лица барона Малиновского менялся от возмущенно-красного до испуганно-белого. И Ольга, конечно, сейчас была права: это было серьезно. Вряд ли этот парень первый раз прикрывается именем князя, род которого много столетий остается одним из самых уважаемых в нашей империи. Тем более, если назвавшийся бароном Малиновским в самом деле имеет отношение к какой-то теневой службе, но при этом болтает о ней по-всякому пустяковому поводу, то в этой службе таким людям не должно быть места.
- Княгиня Ковалевская, - Ольга достала из сумочки золотой дворянский жетон и предъявила его Малиновскому. – Я постараюсь сделать так, чтобы имя моего отца в подобных неблаговидных целях больше никогда не было произнесено вами!
- Да, ваше сиятельство! Пожалуйста, извините! Глупо вышло! – проговорил тот, что был пассажиром «Катрана».
- Простите, - сконфуженно выдавил Малиновский. По-прежнему бледный снова полез в свой эрмик через пассажирское место.
Мы молча пошли через сквер к главному корпусу Красных Палат.
- Да, нехорошо вышло, - признал я. – Не следовало мне над ними забавляться.
- Я что-то слышала об этом Малиновском. Ладно, отец разберется, - Ольга первой вошла в открытую роботом дверь.
Вежливо, но цепко нас приняла в фойе охрана: двое мужчин средних лет. Как только мы предъявили жетоны, так сразу лишнее внимание с наших персон снялось. Улыбчивая девушка в синей форме с нашивкой змеи проводила к подъемнику и рассказала, как добраться до 27 палаты, хотя у меня этот маршрут еще не выветрился из памяти. А на седьмом этаже, когда мы свернули в коридор к палате князя, случилось неожиданное: впереди я увидел даму в скромном зеленовато-сером платье. От автоматической стойки горячих напитков и быстрой еды она направлялась как раз в ту сторону, куда шли мы. Ее походка показалась знакомой, причем очень знакомой.
- Это Талия, - произнесла Ольга так, что я не понял, ее слова были вопросом или утверждением.