Василиса на тропе войны

Глава 1 (Яна)

— Любимая-а, доброе утро-о, просыпайся-а… — разбудил меня веселый мужской голос. — Василисушка! Пора исполнять супружеский долг! — нараспев прошептал голос на ушко, опалив горячим дыханием. — Любимая-а!

Живот нежно пощекотали, а после сильная крупная ладонь бесстыдно спустилась ниже. Объятие второй руки стало крепкое, кто-то прижимался ко мне всем телом.

После вчерашнего меня мутило, голова раскалывалась, но тело отозвалось на заигрывание.

В уме проносились какие-то обрывки воспоминаний.

Здорово я вчера наклюкалась.

Ах, да, я у Сергея, потому что пойти мне было больше некуда.

Но голос не его…

Резко открыла глаза и увидела рядом на кровати поверх одеяла голого мужчину, закинувшего на меня мускулистую ногу — и мысленно присвистнула.

Мужик был нереально крут…

Ровный золотисто-коричневый загар по всему телу, широкие скулы, мужественный с выемкой подбородок, мягкая ухоженная щетина по линии щек и губ, переходящая в короткую бородку, темные густые брови и пушистые ресницы, очерчивающие глаза, будто подведенные сурьмой, широкий с горбинкой нос, высокий открытый лоб, длинные светло-русые вьющиеся волосы, сильные, как стальные клещи, руки, косая сажень в плечах, рельефное накачанное тело с волосистой дорожкой от живота до мускулистой груди, крепкий поджарый зад и сильные тренированные ноги с крепкими бедрами и икрами. 

Высокий, широкий, жилистый.

Вау!

Богатырь!

Во всяком случае, ощущение создавалось именно такое. В наше время такой экземпляр редко встретишь, измельчал народ.

Его шелковистые кудри щекотали лицо, глаза лучились внутренним смехом.

Я попыталась вспомнить, где его подцепила…

Вообще его не помню.

В кабак что ли поперлись?

— Ох ты ежкин дрын! — вырвалось у меня, когда мой взгляд упал на то, что у него между ног. Такие соблазнительные размеры я еще точно за свою жизнь не видела.

Между тем, мужчина продолжал меня ласкать, покрывая поцелуями. От его легких касаний губами и покусываний, токи из живота пробегали по всему телу сладостными спазмами, отзываясь на ласку и пробивая на дрожь.  В том месте, где меня трогали его ладони, становилось жарко.

Он меня любимой назвал?

Вот, не зря говорят, бабы любят ушами.

Может, Сергей заказал мне мальчика по вызову? Утешить решил?

Ну что ж, если за все заплачено…

Да у меня год не было нормального мужика! Муж Роман давно не смотрел в мою сторону, а с Сергеем мы года три уже не встречались, теперь у него были любовницы помоложе. 

И надо бы оттолкнуть…

Может, имя спросить?

Неет, к черту все! Я что, нормального мужика не заслужила?

От ласк я невольно застонала, откинулась на подушки, раскрывая лоно, подставляя шею поцелуям, а грудь его ладоням, потянула мужчину на себя. Он придавил меня своим весом, приподнялся на руках, медленно заполнил собой мое изнемогающее в сладкой истоме пространство. 

Мое тело, мое сознание, моя душа оказались в раю. 

— Любимая, женушка моя… — голос его, мягкий, обволакивающий, медом проник в уши. — Василисушка, радость моя… — страстно шептали его губы.

Хотелось поправить: «Яна я, Яна», но я лишь крепче стиснула зубы. Какая мне разница, как он меня называет, если больше не увидимся. Какое-то время я просто позволила ему любить себя. Мы оба распалились и вспотели.  Я жадно вдыхала мужской крепкий запах его подмышек, ловила губами его язык, запускала ладони в его волосы, обвивая руками шею.

Наконец, я задохнулась в крике, чувствуя, как тело сотрясается в блаженстве, а сознание уносится в рай, а он, чуть замедлившись, прижимается ко мне, обхватив за живот, и замирает. С минуту меня сотрясала дрожь, а после я свернулась калачиком, прижимаясь к его груди. 

Мы лежали так какое-то время. Господи, неужели так бывает?!

Закрыла глаза, еще переживая отголоски полученного удовольствия, но внезапно нахлынувшая тошнота перечеркнула их, вызывая во мне острое желание проснуться.

Вчера…

Вчера я вернулась из больницы после очередного сотрясения мозга, сломанного ребра и носа, чтобы обсудить с мужем Романом развод. Мои вещи ждали меня у ворот — то, что не подошло его новой пассии, которую он привел в дом, пока я была в больнице. Дальше ворот меня не пустили, разговор состоялся на улице. Холодный и безжалостный. Роман сообщил, что детей отправил учиться в Англию, что я их больше не увижу — и даже пытаться не стоит, что подал на развод, и мне ничего не должен, потому что моего ничего тут нет, напомнив о брачном договоре. 

Я и забыла, что подписала его. Роман тогда брал кредиты, продавал и покупал фирмы и недвижимость, ему нужно было, чтобы банк каждый раз не требовал на сделки моего согласия.

Глава 2 (Яна)

Во время завтрака мне кусок в горло не лез. Совесть мучила. Принимая меня за другую, муж бывшей владелицы тела подарил мне столько тепла, что в тот момент я почувствовала, как оттаяла. Любили, наверное, друг друга, спали вместе, слова нежные друг другу шептали. А тут я.

Ольга устроилась за столиком сбоку от меня, посматривая с ухмылочкой, с аппетитом подметая все, что принесла.  И фрукты, и вареное мясо, подправленное соусом, и пышные сладкие оладушки к чаю, политые сметаной и джемом.

Потом нарядила меня, как куклу. Ажурный бюстгальтер, панталончики, белая шелковая длинная сорочка с высоким воротом и кружевными рукавами, поверх тонкое полушерстяное безрукавное платье, подвязала богато украшенным поясом, на шею подобрала ожерелье и бусы, на голову водрузила что-то среднее между короной и кокошником. На ноги — кожаные, украшенные золотой вышивкой, полусапожки, напоминающие кроссовки на высокой подошве в пятке. 

Сняла наряд с головы, заменив его на упрощенный вариант, закрыла лицо до глаз свисающим с головного убора полупрозрачным шелковым шлейфом.

Пока Ольга подбирала наряд, я привыкала к новому телу.

Оно было безупречно. Ни одной морщинки, ни одной целлюлитной ямочки. Глаза огромные, яркие, зеленые, как трава по весне, тонкие темные брови, ресницы длинные, пушистые, тонкий прямой нос, вздернутый на кончике, кожа белая, с легким румянцем, полные очерченные алые губы, цвет волос — жемчужно-пшеничный.  Плечи прямые, грудь высокая и упругая, талия тонкая, бедра крутые, стройные ноги.

Повезло Василисе с наследственностью, в таком бы теле по Москве продефилировать! 

Сразу после завтрака отправились на встречу.

О ней Сергей меня предупреждал и советовал понравиться координатору. Кто останется, а кто отправиться обратно назад — здесь решал он. Учитывая то, что на оборот подбирали людей, попавших в безвыходные ситуации, попав в чужое тело очередного агента, я могла оказаться в еще более худшем положении, чем была. Сергей обещал, что я, его девочка, одна ненадолго, как только я выполню задание, он будет рядом и сумеет меня защитить.

День стоял солнечный, жаркий. Наверное, здесь была середина лета. Проходя по саду, я заметила, как наливаются плоды на деревьях и краснеет малина.

Нас встретил город — приятный, аккуратный, не маленький. Раскинулся в широкой живописной предгорной равнине в устье реки, впадающей в море или в огромное безбрежное озеро. На горизонте просматривался горный хребет, покрытый ледяными шапками.  На самом высоком месте города, недалеко от того среднего по размерам дворца, в котором я обнаружила себя с утра, стоял еще один дворец —огромный, красивый белокаменный, с высокими башнями, окруженный каменной стеной, а перед ним — площадь. Рассмотреть его как следует не получилось, его загораживали каменные стены двух, трех, четырех и пятиэтажных домов, с расположенными на первых этажах харчевнями, трактирами, магазинами, ателье, сапожными мастерскими, аптеками, цирюльнями, офисами. Улицы широкие, мощеные, с обочинами и тротуарами для гуляющих прохожих, аллеи со скамейками, клумбы, беседки, фонтаны — каждый старался украсить придомовую территорию, как мог. Ниже, ближе к городским воротам — оживленный рынок с торговыми рядами и зданиями. По улицам катились запряженные, иногда, в очень странных животных, коляски, кареты, подводы, по тротуарам гуляли богато разодетые пешеходы.

На другой стороне реки расположились усадьбы с дворцами и замками, увенчанные высокими башнями и шпилями. Две части города соединял широкий и высокий каменный мост, а перед мостом, со стороны озера, покачивались на волнах суденышки со свернутыми парусами.

— Восемнадцатый век напоминает, — поделилась я с Ольгой-Марфой впечатлениями.

Она рассмеялась.

— Чего смешного? — спросила я.

— Я тоже так думала, когда сюда попала. Тут другая жизнь, нельзя сравнивать. Думаешь, сколько тебе лет?

Я пожала плечами.

— Двадцать пять?

— Не меньше пятисот. Иван и Василиса в браке больше двухсот лет живут, а она все еще как девочка. Была. И царевич тоже не сильно состарился, а царь Горох уж лет семьсот Лукоморьем правит. Старшему сыну Василисы скоро двести стукнет. Но ты можешь не боятся, они учатся в заморских странах, бывают здесь редко. Или, вот, самолеты… На кой черт они им сдались, если летают и на драконах, и на крылатых лошадях, и на коврах-самолетах… И бензина не надо. Правда, дракона себе только богатые могут позволить, за один присест корову сжирает, но хватает на пару недель. Есть драконья летная служба — плати и лети, куда хочешь. Индриги, по-нашему, крылатые единороги, траву и овес едят, тоже не в наклад, но подниматься выше облаков не умеют и скорость не та, единороги — это для простолюдинов и неторопливых путешественников. Ковер-самолет — так, детская забава, летит быстро, но намок в дождь — и суши его три дня. У нас конь и лошадь — одно, а тут разное, кони для быстрой скачки, а лошади для работы. Сеют, пашут, грузы тяжелые перевозят, только они у них какие-то семижильные, как муравьи, веса могут поднять в пятнадцать раз больше своего. А если еще быстрее попасть куда-то надо, порталы есть — колдуны и нечисть определенного вида откроют дорогу, только степень защиты высокая, без дела таможню не пройти. Весь доход от такого перемещения в казну идет. Грузы, в основном, переправляют скоропортящиеся, почту и вестников. Замки видишь? — указала она пальцем на другой берег реки. 

Глава 3 (Василиса)

Лютый холод пронизывает до костей, расползается по телу колючими иглами. Пальцы рук и ног не чувствую, а там, где начинается чувствительность, как будто тупым предметом отсекли — острая ноющая боль.

Господи, откуда такой холод?!

Мне ли, навьей царевне Василисе Премудрой, дочери Кощея, что правит обширными землями Чернобога между Рипейскими и Печерскими горами, и Марены — богини Смерти Светлого Ирия, которой самим Родом предназначено «не пущать и вымораживать неправедные души», бояться холода?

И все же, чувствую, как стынут кости…

И страх.

Липкий безотчетный страх ползет вдоль позвоночника колючими не прекращающимися мурашками, лишая последних сил.  

Прямо передо мной развезла пасть пространственная дыра, и меня тащит в нее по глубокой и промерзшей льдистой прослойке сумрачного междумирия земных миров, а вся мое колдовство и премудрость бессильны отменить действие оборотного ритуала.

Запретная магия…

У меня не было нужды применять ее, но оборотный ритуал ни с чем не спутаешь, и теперь я могу лишь замедлить его действие, чтобы осознать весь ужас происходящего.

Мысли, как обезумевшие кони, и ни одной, в которой бы виделось спасение. Я едва могу собрать остатки сил и сформировать в области груди неугасимый огонь, защищая сердце. Кто настолько ополоумел, чтобы рискнуть вселиться в тело той, кому самая страшная нечисть приносит в зубах тапочки?! Кому понадобилось мое тело и место под солнцем?! А главное, кто и когда достал основной компонент оборотного амулета и зелья, чтобы провести этот ритуал?!

И память услужливо подсказывает день и час…

Как в старые добрые времена, год назад, собрались в Лукоморье на солнечный праздник Ярилы Солнца. Сестрицы мои, Елена и Марья, прозванные в народе Прекрасной и Искусницей, мужья их, царь Елисей из Белогорья, старший царевич Всеслав из Лесогорья. Надумали метать ножи в соломенное чучело, дабы мужей боевыми навыками потешить, и, по словам сестрицы Елены, случайно махнула она рукой с кинжалом, проткнув мне бедро до кости.

Со слезами сестрицы зажимали рану, прикладывали платочки, пока не подоспел дворцовый лекарь…

А потом, когда к балу готовились, колдовали над моими ноготками, накладывая какой-то особенный лак, расчесывали длинную тяжелую пшеничную косу. И служанка Марфа им помогала, сметая остаточки в кулечек.

Недоброе сестрицы замыслили…

Да за что?!

Хватаюсь изрезанными в кровь руками за острые кромки наста, проломленного моими коленами. Справа и слева от меня глубокий промерзший и заледеневший снег и местами выступающие острыми пиками серые сумрачные скалы, впереди — петляющая тропинка, протоптанная не то зверем, не то человеком, который проходил по ней не единожды. А дыра в пространстве все ближе, закручивается черной воронкой, дожидаясь свою жертву. И не закроется, пока не восстановит равновесие между двумя мирами.

И снова с усилием вспоминаю заледеневшей памятью…

Вот мы у батюшки во дворце.

Елена — тонкая бровь, длинные черные ресницы, большие задорные небесно-голубые глаза, как озера глубокие, вздернутый нос, алые губы, словно лепестки цветущего шиповника, белая кожа с румянцем на щеках, толстая иссиня-черная коса, тонкий стан…

Ее не интересовали науки, не проявляла интереса к мастерству, как Марьюшку. Если катала яблочко по тарелочке, заглядывая в земные миры, только затем, чтобы посмотреть, что модницы носят, какими средствами первые красавицы за собой ухаживают.

А Марья у нас, как зорька ранняя. Глаза, как сердолик с серебряным ободком, лучистые, лицом пригожа, брови и ресницы темные, нос тонкий, губы пухлые, на щечках ямочки, волосы огненно-рыжие, будто красное золото, грудь высокая, талия тонкая, будто пава плывет, покачивая крутыми бедрами.

Но мы во дворце ее чаще видели в рабочей одежде, волосы растрепаны, глаза горят, перемазана маслом и краской с ног до головы, с гаечным ключом или с чертежами очередной чудо-машины. Насмотревшись на другие миры, она у нас в Кощеевом царстве и электричество изобрела, и теплые туалеты, и водопровод, и самоходные кареты, приучая народ навский жить не абы как, а с удобствами.

Батюшка шутил про нас, что мы у него ночка темная, зорька ранняя и день ясный…

День ясный — это я. На сестриц похожа, только глаза у меня, как мурава, зеленые, а коса цвета спелой пшеницы.

Только вот, несмотря на красоту и умение, засиделись мы в девках. Редкий молодец отважился захаживать в навье Кощеево царство, одни оборотни, духи и прочая нечисть, что при дворце служила. Не уживалась люди с нечистью. Человек создан жизни радоваться и богов славить, а нечисть — миропорядок охранять, зло наказывать, добро вознаграждать, человеческие сердца испытывать.

Конечно, за столько-то веков вся нечисть смешалась, и не разберешь, которая из Яви, которая из Нави — и те, и другие давно одного поля ягоды, а некоторые и с людьми породнились, поселяясь в землях человеческих. Елена и предложила выбрать себе суженного из земного мира, да продефилировать перед ним во всей ногой красоте, оставив наказание, где искать красавицу: «Ищи меня, царевич, в царстве Кощеевом…»