Василиса Опасная. Зеркальная маска джанары

Пролог

«Лексус» стоял напротив администрации, передними колесами на газоне, прямо на белых мелких цветах, которые до поздней осени так сладко пахнут медом. Проходившие мимо стражи порядка делали вид, что ничего не замечают, а я стояла у поребрика, надвинув на лицо капюшон толстовки, сунув руки в карманы, и с неприязнью разглядывала новенький, вызывающе чистый автомобиль. С утра моросило, но машина была без единого пятнышка. Цвет был красивый – темно-серый, с искорками. Как будто асфальтированная дорога после дождя. Я вытянула шею, заглядывая в салон через лобовое стекло, потому что остальные стекла были затонированы, на что полицейские тоже предпочли не обратить внимания.

На панели валялся брелок в виде черепа, и почему-то именно это взбесило меня больше всего.

Мобильник завибрировал, я поправила наушники и басом сказала:

- На связи.

- У меня все готово, - так же басом объявила моя подруга Милана.

- Оки-оки, - я почувствовала знакомую дрожь во всем теле. – Готовность – три минуты!

Сейчас начнется!

Сбросив Милану, я набрала Вадима:

- Бантик, Милана готова. Через две минуты!

- Понял, - коротко бросил Вадим.

Я следила за пульсирующими цифрами на мобильнике, отсчитывая последние мгновения до начала «выходки». Три… две…

- Бро, закурить есть? – раздался сзади пьяный голос.

Я откинула капюшон и обернулась.

Стоявший передо мной парень лет двадцати пяти – тощий, с длинными сальными патлами и бородкой в три волоска, испуганно попятился. Но я его понимала, ему было, отчего испугаться – на мне была маска в виде черепа.

В ту же секунду на площади оглушительно зазвучала музыка. Миланка расстаралась! Наверняка, в кабинете мэра, на пятом этаже, зазвенели стекла!

Парень, просивший закурить, попятился, а потом помчался прочь со всех ног, потому что дворник, до этого подметавший брусчатку, тоже откинул капюшон и показал маску в виде черепа. И парочка, обнимавшаяся на лавочке… И девица на лабутенах…

Танец начал Влад, и сразу задал тон. Прохожие останавливались, доставали телефоны, чтобы заснять его. Я сама залюбовалась, как он легко двигался, и гнулся, как будто был вовсе без костей!

Рядом с ним встали девица на лабутенах, и дворник, я рванулась вперед, делая стрекосат,[1] и встала четвертой. Мы двигались синхронно, и к нам подбегали все новые и новые танцоры в масках. Я узнавала их только по движениям – Лёлик опять сутулится, Машка загребает правой ногой, а Лилька крутит бедрами так, что охранник, выползший из администрации, смотрит на нее, открыв рот.

Подтянулся пеший патруль – полицейские косились подозрительно и переговаривались. Наверное, решали, не надо ли вмешаться. Конечно! Танцорчики – это тебе не «Лексус» на газоне! Тут можно и вспомнить, что ты в форме!

Окна в администрации начали открываться, и оттуда тоже выглядывали люди, снимали нас на телефоны, смеялись. И я мысленно посмеялась вместе с ними. Зрителей все прибавлялось, а нам только это и было нужно, потому что Ромасик уже рисовал на стене здания администрации череп с костями и надпись: «Руки прочь от Рощи!».

Роща была заповедным местом всех городских неформалов. Мы собирались там каждые выходные, отмечали дни рождения, даже свадьбы там справляли. Но господину мэру захотелось устроить там страйкбольный клуб. В считанные дни роща была огорожена, и вход был закрыт, но мириться мы с этим не собирались. Конечно, у нас не было влиятельных друзей, и денег тоже не было, но зато фантазии и энергии было с избытком.

Мы начали устраивать «выходки», чтобы обратить на себя внимание. После третьей о нас заговорили по местному телевидению, и народ, наконец-то, раскачался, требуя открыть доступ в рощу для всех, а не только для избранных.

Сегодняшнюю «выходку» мы решили организовать прямо перед администрацией, и постарались на славу.

Влад вошел в раж и отжег – вскочил на бордюр бассейна и заплясал на носках, скользя по мраморным плитам, словно его тянули в стороны на невидимой веревке. Я решила не отставать и вскочила сначала на бампер «Лексуса», а потом и на крышу, завертевшись волчком.

Толпа поддержала наглость одобрительными возгласами, телефонов и зевак прибавилось, а я почувствовала себя так, словно за плечами развернулись крылья. Я сделала сальто прямо на крыше «Лексуса», от души грохнув пятками.

- Эй! – запоздало заорал один из полицейских.

Все это только прибавило адреналинчика, и я затанцевала так, что Влад одобрительно свистнул в два пальца. Мне стало весело и жарко, и хмурый весенний день словно преобразился – пожалуй, я никогда еще не участвовала в «выходке» с таким удовольствием!

Из администрации выскочил мэр – красный, как рак. Он размахивал руками и что-то орал полицейским. Следом за мэром вышел мужчина в черном деловом костюме – бледный, худощавый, с черными длинными волосами, уложенными, как у заправской модницы. Засунув руки в карманы брюк, он мрачно усмехался, наблюдая за нами, а потом увидел меня, и усмехаться сразу перестал.

Глава 1

- Что, Краснова, две недели до совершеннолетия не дотерпела? – выговаривала мне инспектор, так молотя пальцами по клавиатуре, что казалось чудом – почему не отлетели кнопки. – Я уже надеялась, никогда тебя не увижу!

- Ошибочка, Инна Олеговна, - сказала я лениво, пережевывая жвачку напоказ, потому что знала, что это больше всего бесит тетю-инспектора по делам несовершеннолетних. – Всегда надо быть готовым к сюрпризам судьбы.

- Ты хоть понимаешь, что могла погибнуть? – вмешалась другая тетя-инспектор.

Она разговаривала со мной не в пример добрее. Наверное, потому что я была не с ее участка.

- Так и вы могли, - ответила я равнодушно. – Хоть кто мог. Машины на улицах взрываются – куда только полиция смотрит.

- Бесплезно объяснять! - рявкнула Инна Олеговна. – Я с ней уже семь лет мучаюсь!

- Мы с вами уже как родные, - поддакнула я.

- Смотри, Краснова, - предостерегла она меня. – Если выяснится, что это ты машину подожгла – судимость будет. За поджог ответственность с шестнадцати лет.

- Да ни при чем я! Что вы ко мне прицепились? – возмутилась я. – Сто раз уже говорила, что трясите чела, чей «Лексус»! У вас террористы автомобили на центральной площади паркуют, а вы к ребенку пристали!

- Через две недели ты уже не ребенок, - мстительно пообещала Инна Олеговна. – И я про тебя забуду, как про страшный сон. И сейчас забуду – сдам тебя матери, пусть она с тобой профбеседы проводит.

- Чего это мать приедет? – проворчала я. – А бабушка?

- Родители едут, - отрезала она. – Выдерут тебя – даже слова не скажу.

- Вооще-то, это непедагогично, Инна Олеговна, - заметила я. – Детей бить нельзя.

Таких, как ты… - начала она, но в это время дверь в кабинет открылась, и вошел мужчина.

Высокий, худощавый, горбоносый и бледный, с черными длинными волосами, уложенными волнами, как у модельной красотки. И сам он выглядел, словно модельная картинка – в костюме-тройке, с распахнутым пиджаком и совершенно пижонской жилеткой, из нагрудного кармашка которой торчал белоснежный платочек, а из другого свешивалась толстая золотая цепочка. От него так и пахнуло огромными деньгами и огромным снобизмом. Я узнала его – это он был рядом с мэром, когда мы устроили «выходку» возле администрации.

- Здравствуйте, - сказал мужчина и прищурился, разглядывая меня.

Глаза у него были серые, пронзительные, брови черные и прямые – не слишком приятное, хотя и красивое лицо. Красивое холодной, высокомерной красотой. Я невольно поежилась под этим взглядом и еще энергичнее задвигала челюстями. Рядом с таким типом мои толстовка и драные на коленях джинсы казались настоящим убожеством. А тип так и смотрел на меня – как на убожество. И мне сразу захотелось показать, что это я считаю его идиотом и недотепой.

Я громко фыркнула и развалилась на стуле, а потом надула и лопнула жвачный пузырь.

- Здравствуйте, Лидия Андреевна, - недовольно ответила инспектор. – Вот, полюбуйтесь на свое чудо. Отделалась только шишкой на лбу. В следующий раз может так не повезти.

Я вытаращила глаза на инспекторшу, а потом засмеялась шутке. Назвать мужика Лидией Андреевной – очень смешно!

- Ну вы жжете, Инна Олеговна, - сказала я, отсмеявшись.

- Забирайте вашу грубиянку, - она махнула рукой, даже не взглянув на меня, - и держите ее под замком две недели. Сделайте одолжение. Я и так все здоровье с вашей дочерью потеряла.

- Мне очень жаль, что Василиса снова доставила вам столько хлопот, - сказал мужчина в костюме. – Обещаю, такого больше не повториться.

- Вы это каждый месяц мне говорите, Лидия Андреевна, - проворчала инспектор.

- В этот раз – точно в последний, - сказал мужчина и протянул руку ко мне. – Василиса, пойдем.

Я смотрела на этот цирк, позабыв жевать. Самое потрясающее, что вторая тетя-инспектор даже ухом не дернула.

- Василиса, пойдем, - повторил мужчина и нахмурился, уставившись на меня еще пристальнее.

- А, вы меня разыгрываете, - догадалась я. – Всё-всё! Учла, зарубила на носу, виноват-исправлюсь, ждем бабулю.

Инна Олеговна оторвалась от компа и посмотрела на меня уже с раздражением:

- Краснова, марш домой! У меня от твоих выкрутасов…

- Простите за беспокойство,- мягко сказал мужчина, но взгляд у него был вовсе не мягкий. – Мы сейчас же уходим.

Я посмотрела в серые холодные глаза и снова поежилась. Что за дурацкий розыгрыш? Что происходит?

- Забирайте, Лидия Андреевна, и до свидения! – поторопила нас инспектор.

- Вы уже пугаете, Инна Олеговна, - сказала я, отказываясь что-либо понимать.

- Вы ее заберете, наконец? – потеряла терпение инспектор.

- Прошу прощения, - ответил мужчина, шагнул ко мне и крепко ухватил за ухо, поднимая со стула. – Идем же, Василиса, не спорь с мамой.

Я завизжала от боли, и когда мужчина поволок меня к выходу, поняла, что происходит что-то очень серьезное.

Глава 2

- Здрасьте, - сказала я грубо. – Теперь и у вас крыша поехала, дорогие родоки? Остановите, я выйду – и к бабуле. Она хоть тоже гусей ловит, но с ней спокойнее.

- Ты как себя ведешь?! - папу всегда возмущала моя манера говорить, как пацан из подворотни.

Обычно я старалась не злить его, но сейчас специально действовала на нервы. Потому что слишком уж перенервничала сама.

- Успокойтесь, - опять вмешалась мама. – Вася, завтра тебе приказано быть в «Иве», и к бабушке ты не поедешь, - она хотела взять меня за руку, но я не далась.

- Кем это приказано? Тем хмырем? Да плевала я…

- Вася! – рыкнул отец.

Я обиженно поджала губы и уставилась в окно. Пусть говорят, что хотят, ни в какие «ивы» я ни ногой. И вообще, у меня завтра тренировка по танцам…

- А где мой телефон? – спохватилась я. – Когда была в больнице, у меня забрали телефон!

- Вот он, - мама порылась в сумочке и протянула мне мою драгоценную мобилу.

Батарейка почти села, но я сразу приложила палец к индикатору, чтобы посмотреть, как дела у моих друзей.

Гремучий случай! Двести тринадцать пропущенных звонков! И пятьдесят сообщений! И это я еще в соцсети не заглядывала!

Телефон погас, заставив меня застонать от досады. Наверняка, Бантик с ума сходит, куда я пропала. И Миланка волнуется. И остальные…

- Ладно, поехали домой, - согласилась я. – Хоть телефон быстрее заряжу. А то пока доберусь до бабушки, полдня пройдет.

Мы добрались до дома в гробовом молчании. Я демонстративно не обращала на родителей внимания, отец вел машину, постоянно пристраиваясь не в тот ряд, а мама время от времени тяжело вздыхала.

Оказавшись в квартире, я сразу прошла в комнату Ленки, у меня не было своей комнаты в доме родителей. Сев на пол, я воткнула штепсель зарядного устройства в розетку и с трудом дождалась, когда телефон включится.

Как я и предполагала – писали и звонили мои друзья. Я открыла свою страничку, чтобы уже все перестали волноваться.

«ТЫ ЖИВА?!» - было первое же сообщение от Влада.

«Все норм, Бантик, - написала я. - Только шишка на лбу. В полицию загребли».

А дальше посыпалось – жива? цела?..

Я только успевала отвечать, что со мной все хорошо.

Среди общего потока попалось странное сообщение, которое я даже не дочитала, побыстрее пролистнув: «Вам надлежит прибыть в «ИВА» завтра, к 8 часам, с собой иметь серебряную ложку, серебряное блюдце…».

Что за бред? Зачем им там серебряные ложки и тарелки?

Я так увлеклась, что не услышала, как приехала сестра. Лишь когда она вошла в комнату, я оторвалась от телефона.

- …ужасно злой, - закончила фразу Ленка и сразу полезла в шкаф, что-то доставая с верхней полки.

- Кто бы мог подумать, что так все обернется… - прошептала мама, заглядывая в комнату.

- А зачем он тебе это говорил? – спросил папа возмущенно. – Почему не поговорил с нами? С родителями?

- Напомнил, что у меня через год диплом, - коротко ответила сестра и вытащила коробку из-под обуви. – Сказал, что после таких сюрпризов может задуматься – стоит ли меня, вообще, аттестовывать.

Мама ахнула, папа ослабил узел галстука, покачав головой.

– Сказал, что если будем прятать Васю, - продолжала Ленка, - он припомнит сожженный «Лексус». У нее неконтролируемые всплески. Он сказал, что она чудом не оказалась в тюрьме…

Мама ахнула снова и прижала ладони к щекам, а отец, процедив что-то сквозь зубы, ушел в кухню.

- При чем я-то?! – возмутилась я, отрываясь от телефона. – Его машина сама взорвалась!

Сестра резко обернулась, посмотрев на меня. Теперь это была та же самая Елена, что и раньше – старшая сестрица, раскрасавица и суперумница, любимица мамочки, гордость папочки…

- Это из-за тебя, - сказала она жестко. – Такое бывает, когда магическая сила долго сдерживается, а потом выплескивается на эмоциях. И когда ты не умеешь ее контролировать.

- Кто бы мог подумать… - прошептала мама. – Мне казалось, у нее нет никакого дара.

- Какого дара?! – возмутилась я, но меня словно не услышали.

- «Лексус» коллекционный, - коротко сказала Елена. – Но он сказал, что не станет требовать компенсации, если нарушений закона больше не будет.

У меня было такое чувство, что мир вокруг сошел с ума. Какие маги? Какие всплески?!.

- Все, я к бабуле, - буркнула я, поднимаясь и выдергивая шнур зарядки. – Поговорим, когда вернете мою семью обратно, инопланетяне.

- Куда это ты? – Ленка преградила мне дорогу. – Никуда не пойдешь. И так с тобой неприятностей не оберешься!

Глава 3

- Обязательно было одеваться, как чучелу? – шипела на меня Ленка, когда на следующий день мы подходили к огромному тридцатиэтажному зданию «Ивы». – Мне рядом с тобой идти стыдно!

Я не ответила, шагая в своей вечной толстовке, драных джинсах, в потрепанной бейсболке и с рюкзаком за плечами. Настроение у меня было – очень не очень. Мало того, что родители отвезли нас с Ленкой до самого института (чтобы я не сбежала), так еще и отобрали у меня сотовый телефон. Я попробовала возмутиться, но сестра очень быстро и доходчиво объяснила, что в «Иве» гаджетам не место, их изымают на проходной.

- Придется пережить неделю без интернета, Васечка, - сказала она ехидно. – Ты уж постарайся.

- Неделю? – буркнула я.

- Первогодки обучаются по системе интерната, - сказала Ленка, подкрашивая губы перед тем, как выйти из машины. – Неделю учишься, на выходные отпускают домой.

- Мы так не договаривались, - проворчала я больше для вида, потому что поняла, что неделя тюрьмы в «Иве» - это неизбежность.

И вот теперь я шла к этой самой тюрьме, а сестра продолжала ковырять мне мозги чайной ложечкой.

- Разве нельзя было одеться нормально?! – возмущалась она шепотом. – И не горбись! Что ты идешь, как анчутка какая-то!

Сама она была в бледно-желтом платье с узким пояском и стилизованными погонами. На нее оглядывались мужчины, и я надвинула бейсболку на глаза, чтобы не видеть этого внимания. На меня точно никто не смотрел. А если смотрел – то с недоумением, что я делаю рядом с такой красавицей.

Я напомнила себе, что меня совершено не волнует, как пялятся на Ленку. Зато я лучше танцую. И вообще…

Что – вообще, я так и не додумала, потому что мы пришли к «Иве» и начали подниматься по ступенькам. Было тихо и пусто – тоже мне, институт! Я запрокинула голову, посмотрев на верхние этажи. Да-а… если лететь с крыши – вспомнишь всю свою жизнь перед тем, как шмякнешься в лепешку.

Нас обогнала миловидная девушка – в мини-юбке и крохотном пиджачке поверх укороченной кофты – все такое крохотное, что казалось почти неприличным. Пожалуй, появись красотка в купальнике – это не выглядело бы так вызывающе. Темные волосы были уложены в высокую прическу, отдельные прядки кокетливо выбивались. Прежде, чем проскользнуть в стеклянные двери, девушка оглянулась на нас с сестрой и улыбнулась – но не приветливо, а пренебрежительно.

Я посмотрела на Ленку и увидела, что у нее даже нижняя челюсть выпятилась – сразу ясно, что они с девицей не слишком друг друга любили.

- Кто это? – спросила я, но Ленка проигнорировала вопрос.

- Сними рюкзак, - велела она, пропуская меня вперед, - сейчас будут досматривать.

Мы оказались в крохотной проходной – даже странно, что в таком огромном здании такая маленькая проходная. В противоположной стене была дверь со смешной ручкой в виде кольца, справа стояла прозрачная будка со столом и мониторами, а мужчина в синей униформе досматривал темноволосую девицу, что только что пробежала перед нами. Нам с Ленкой пришлось подождать, и я сунула в рот пластик жвачки, наблюдая, как темноволосую мини-юбку проверяют ручным металлоискателем.

- Чисто, - сказал охранник. – Сейчас проверим рогулями.

Девушка продолжала стоять совершенно спокойно, а охранник достал изогнутую ветку, очищенную от листьев и коры, и принялся водить ею вокруг темноволосой так же, как металлоискателем. Я вытаращила глаза и тут же получила от Ленки тычок локтем в ребра.

Осмотр затянулся, и я видела, что лицо у охранника все больше вытягивается.

- Долго еще? – темноволосая потеряла терпение первой. – Может, я уже пойду?

- Секундочку, - охранник приподнял фуражку, вытер рукавом лоб и продолжил досмотр.

Входная дверь за нашими спинами хлопнула, и мимо нас прошел еще один мужчина – в сером костюме, со светло-русыми кудрями почти до плеч.

- Что-то не ладится, Семен Кузьмич? – приветливо спросил он у охранника.

- Да вот не пойму что-то, Слободан Будимирович, - пожаловался тот, - вроде и есть запретка, а никак не найду!

Я заметила, как темноволосая подобралась, чуть втянув голову в плечи и глядя на блондина искоса.

- Ну-с, Косынзянова, - весело сказал он, - посмотрим, что вы припрятали?

- Ничего! – тут же отозвалась темноволосая, посмотрев широко распахнутыми глазами.

Я ни на секунду ей не поверила, хотя понятия не имела, что такое «запретка» и почему ее ищут при помощи деревянной палки.

Блондин тоже не поверил. Он обошел вокруг девушки, смешливо щуря синие глаза. Глаза были такими яркими, что производили сногсшибательное впечатление. Я уставилась на него, раскрыв рот. Блондин был просто неприлично красив – с темными бровями и ресницами, с ямочкой на подбородке, и в то же время – ничего женственного, совсем ничего. Ростом он был под добрых два метра, и двигался легко и гибко, как спортсмен, а пиджак на плечах немного морщил – из-за выпирающих бицепсов.

Глава 4

Прежде чем стукнуть в дверь аудитории, где проходил урок истории волшебства, Барбара Збыславовна ободряюще мне кивнула.

- Все будет хорошо, Василиса, - сказала она. – Бояться не надо.

А я и в самом деле боялась, хотя за свою жизнь сменила четыре школы. Причем, в прошлом году меня переводили дважды.

Дверь открылась, и я услышала монотонный дребезжащий голос:

- …основав школу архимагии в Вавилоне, магистр Кидинну первый поставил обучение неофитов на поток. После его смерти школа действовала еще двести лет, пока не была разрушена во время завоеваний Митридата Первого…

- Господин Облачар, разрешите прервать вас, - Барбара Збыславовна вошла в аудиторию. – У меня важное объявление.

Я с присвистом втянула воздух, все еще стоя за порогом. Сейчас я зайду, а там по лавкам сидят голуби, сойки и орлы какие-нибудь. Или еще хлеще…

- Конечно, Барбара Збыславовна, - услужливо задребезжал монотонный голос. - Прошу вас на кафедру.

- Не беспокойтесь, Милян Маркович, я сделаю объявление отсюда. Уважаемые студенты, - она заговорила четко и с таким позитивом, словно собиралась представить им президента, а не меня, - с сегодняшнего дня в вашей группе появится еще один учащийся. Это девушка, зовут ее Василиса Краснова…

- Василиса Прекрасная? – весело спросил какой-то парень.

Его поддержал дружный смех, а меня бросило в жар.

- Не перебивайте, Царёв, - нестрого одернула весельчака Барбара Збыславовна. – Василиса пропустила начало семестра, ей придется догонять вас в учебе, поэтому прошу помогать ей во всем. Василиса, - позвала она меня.

Когда приходишь в новый коллектив, главное – не показать, что боишься. Я зашла в аудиторию, встала рядом с Ягушевской, небрежно сунув руки в карманы джинсов, и огляделась.

Аудитория была сравнительно небольшой, а студентов много. Свободное место было только рядом с лохматым парнем в очках, который сидел за первым столом. Парень был в такой же толстовке, как у меня, и я успела этому обрадоваться, когда один из студентов знакомо хмыкнул:

- Василиса Прекрасная? Это же пацан!

Его опять поддержали смехом, а Ягушевская снова осадила шутника:

- Царёв, ведите себя как следует. Василиса, садитесь к Борису Анчуткину, на первую парту.

- Не надо, Барбара Збыславовна, - с бесстрашной ухмылкой встрял Царёв.

Я посмотрела на него и сразу узнала – тот самый парень с длиной челкой, который бежал по коридору, перебрасывая огненный мяч. Его соседа я тоже узнала – по длинному узкому лицу и светло-карим глазам.

Надо ли говорить, что оба типчика мне совсем не понравились. Царёв, похоже, мажорчик, всеобщий любимчик и заводила, а этот… с козлиным лицом – его верный подпевала.

– Пусть лучше ко мне сядет, - продолжал Царёв. - Андрюха уступит место даме, - он пихнул плечом в плечо своего соседа. – А то если ее к Анчуткину посадить, как мы их различать будем?

Группа полегла от хохота, и больше всех старались девочки – все, как одна, красотки, одетые, как картиночки, с причесочками и ноготочками – аж противно! Я надвинула бейсболку поглубже и широким шагом прошла к первой парте, где сидел несчастный Анчуткин – конечно же, всеобщее посмешище. Похоже, в посмешища сразу же записали и меня.

Сняв рюкзак, я поставила его на пол, возле стола, и села, не замечая смешков за спиной. Анчуткин передвинул книги и тетради на свою сторону, молча освобождая для меня место.

- Очень смешно, Царёв, - сказала Барбара Збыславовна совсем другим тоном. – После лекций зайдите ко мне, пожалуйста. Побеседуем насчет взаимного уважения и вежливого обращения между студентами.

Я оглянулась через плечо. Царёв сразу перестал зубоскалить, а Барбара Збыславовна, еще раз извинившись за прерванное занятие, удалилась.

- Продолжаем дальше, - продребезжал препод Облачар. – Итак, мы остановились на Митридате… Разрушив первую колдовскую школу, Митридат хотел остановить распространение тайного знания, сделав его обладателями лишь жреческое сословие. Но ученики магистра Кидинну продолжили его дело. Уже в первом веке до нашей эры была открыта школа друидов на острове Англси…

Я скосила глаза на соседа – он бегло конспектировал за преподом, а у меня не было даже тетради, чтобы записать этот бред про острова и Митридата. Ладно, конспектом можно заняться и потом, на первый раз простят. А пока можно оглядеться.

Преподаватель стоял за кафедрой, и была видна только его голова – круглая, лысоватая. Он не смотрел на группу, монотонно начитывая текст, а группа занималась чем угодно, только не учебой. Ну, не считая пары-тройки зубрил, которые строчили в тетрадках так, что ручки могли задымиться. Мельком я взглянула в сторону Царёва – он шептался о чем-то со своим соседом, и оба поглядывали так пакостно, что можно было не сомневаться – они уже что-то задумали против меня.

Я покосилась на Анчуткина, который слушал препода, раскрыв рот. Типичный недотепа и неудачник. Хоть и в толстовке.

Звонок затрещал так оглушительно, что я вздрогнула.

Студенты сразу зашевелились, зашумели, а Облачар со стуком захлопнул папку с записями и объявил:

Глава 5

Я ворвалась в аудиторию, и тут же вписалась в широкую спину Царёва. Он стоял напротив дверей и не повернулся, когда я толкнула его. А ведь я сразу приготовилась дать отпор, если полезет с насмешками.

Но Царёв стоял столбом, а рядом с ним застыл Козлов, глядя куда-то перед собой. И остальные студенты из моей группы замерли у входа.

Осторожно выглянув из-за Царёва, я увидела странную и очаровывающую картину – перед нами, на ступеньке, ведущей на кафедру, сидел тот самый синеглазый красавец, которого мы с Ленкой встретили на проходной «Ивы», и играл на гуслях. Гусли я видела только в далеком детстве – в советских фильмах про Иванушек и Алёнушек, но там были какие-то другие гусли, потому что те мелодии я не могла вспомнить – хоть убей! – а эта…

Что-то невероятно знакомое, сказочное, отчего сердцу становилось тесно в груди, и одновременно хотелось взмахнуть руками и полететь в танце. Именно полететь, а не прыгать через голову.

А синеглазый (я напрочь позабыла его имя) играл именно так, как летел – опустив ресницы, склоняясь над гуслями с такой любовью, словно собирался зацеловать их до смерти, словно касался не струн, а… своей подруги.

Его игре вторила другая музыка – нежная, приглушенная, как низкий женский голос. Я выглянула с другой стороны от Царёва и увидела знакомую девицу – черноволосую, в мини-юбке, у которой нашлась «запретка» в прическе. Она стоял поодаль и наигрывала на двух дудках одновременно, умудряясь выводить свою мелодию, которая удивительно гармонично вплеталась в серебряный перезвон гусель.

Анчуткин, в свою очередь, налетел на меня, и я тоже не оглянулась, потому что эти двое музыкантов приковывали все внимание. Но в то же время я осознавала, что слушаю музыку как-то иначе, чем остальные.

- Они их заворожили, - тихо сказал мне Анчуткин. Он поправил очки и удовлетворенно кивнул, оглядывая студентов: - Чистая работа. Вот так бы экзамены сдать…

- Заворожили? – я завертела головой, но одногруппники и правда не шевелились, хотя дышали, и моргали.

Я осторожно толкнула Царёва в плечо, но он дернулся под моей рукой, показывая, что не желает, чтобы ему мешали.

- Бесполезно, - шепнул Анчуткин, - пока Слободан играть не перестанет, так и будут стоять.

- А мы почему?.. – только и смогла выдавить я. – Ты почему не зачаровался?

- Так нет музыкального слуха, - признался он. – Я еще с детского сада даже «В лесу родилась ёлочка» нормально спеть не мог. На меня не действует.

- А я?.. – начала я и замолчала.

У меня тоже нет слуха?! Да ладно! Допустим, петь я тоже не умею, но слух-то есть! Я танцую!

Это был еще один удар по моему самолюбию. Хотя чему тут было завидовать? Глупо стоять и глазеть на корыто со струнами.

Отступив к стене, я скрестила руки на груди и погрузилась в мрачные раздумья. Дурацкая школа. Все не так, как у людей…

«Разве мы люди?» - вспомнились вдруг мне слова Ленки.

Мы – не люди…

А мелодия все звенела – как вода, льющаяся на хрусталь. Другого сравнения я подобрать не могла. И от этой светлой мелодии мне было тошно, как от бутера с прокисшим майонезом. На всех подействовало, только не на меня и Анчуткина. Неужели, я и в самом деле такая бездарь, как говорила Ленка? Позорище... Поэтому меня и прятали родители… А вовсе не потому, что хотели защитить. Какие там тюрьмы? Врет все Анчуткин. Специально придумали, чтобы заставлять этих дурачков слушаться. А я не буду. Не буду – и все.

- Ты куда? – переполошился Анчуткин, когда я решительно направилась к выходу из аудитории. – Уже лента началась! Увидят в коридоре – получишь штраф.

- Плевать, - бросила я, поудобнее перехватывая ремень рюкзака. – Хватит с меня ваших институтов, ваших тюрем и песенок. Я домой.

- Как – домой?.. – он совсем растерялся. – Ты что?!

Я не ответила, и он быстренько обогнал меня и встал на пути. И даже заявил, важно поправляя очки на носу:

- Не пущу!

- Как тебя? – устало спросила я у него.

- Меня – что?..

- Как там тебя зовут?

- Борис… - он смотрел на меня, хлопая глазами, но с дороги не уходил.

- Вот что, Бориска, - я уперла кулак в бедро. – Ты лучше посторонись-ка.

- Что?

Он тупил, и это бесило.

- Вон пошел, - сказала я громко и доходчиво, чтобы понятно стало даже идиотам.

- Василиса, - забормотал он, сообразив, что я серьезно.- Василиса, ты не знаешь, что делаешь…

Он попытался взять меня за руку, чтобы остановить, но я вырвалась и толкнула его в грудь. Не сильно толкнула, но Анчуткин улетел к стене, а я вышла из аудитории и пошла наугад. Если повезет, к вечеру выберусь из этой тюрьмы.

Глава 6

Урок песнопений прошел для меня, как во сне – настолько я была под впечатлением от «специальной лекции», которую прочел мне ректор. А может, я и правда была зачарована?.. Зачарована ректором?..

Снова и снова я прокручивала в памяти каждое его слово, вспоминала каждый жест, каждый взгляд…

«Украл бы и во второй раз… и в третий… закинул бы на спину и уволок…», - мне казалось, голос господина Невмертича звучит прямо в моей голове – громко, настойчиво, и я снова застывала, глядя в стену, поверх кудрявой головы декана, который что-то там говорил про лады тонкие вибрации.

Я вспоминала то чувство, которое охватило меня, когда ректор взял меня за плечо. Были страх, волнение и… еще что-то, чему я не могла найти объяснения. Но явно не неприязнь. Да, мне не было неприятно… Не было?..

Совсем запутавшись в мыслях и переживаниях, я только на второй ленте немного пришла в себя и начала замечать, что происходит. Надо отдать должное – Слободан Будимирович вел занятия не в пример интереснее, чем историк Облачар. По-крайней мере, студенты слушали внимательно, смеялись, когда Будимирович над чем-то там шутил, а когда спрашивал – все отвечали наперебой, весело перепираясь. Что касается моих одногруппниц – они краснели и бледнели, стоило красавцу-декану обратить на них свой синий взор, и флиртовали напропалую. Но я сразу подумала, что шансов у них мало – Будимирович принимал их неприкрытое обожание со снисходительной доброй улыбкой, разговаривал со всеми на «вы» и совершенно никого не выделал.

Наверное, взгляд у меня наконец-то стал осмысленным, потому что преподаватель подошел ко мне и что-то доброжелательно спросил.

Со второго раза, после того, как Анчуткин, с которым мне снова пришлось сидеть за первым столом, ткнул меня локтем в ребра, я поняла, о чем меня спрашивают.

- Вы поете, Василиса? – повторил Слободан Будимирович под громогласный хохот одногруппников.

- Нет, - выдавила я, растерявшись настолько, что зачем-то взяла бейсболку, лежавшую рядом со мной на сиденье, и напялила на голову.

- Она танцует! И здорово! – выпалил Анчуткин.

Теперь уже я ткнула его локтем в ребра.

Снова раздался смех студентов, но не такой дружный, как раньше, а Будимирович посмотрел на меня с любопытством.

- Что ж, - сказал он, - этот талант вполне может вам пригодиться, Краснова, на уроке физического внушения, но не на моем, к сожалению. А сейчас кто объяснит, в чем суть внушения, которое мы с Косынзяновой продемонстрировали вам?.. Кто ответит?.. Так, Царёв был первым. Слушаю.

- Создание высокочастотных волн приходит в соответствие с импульсами сознания, - бойко заговорил Царёв, и меня передернуло – он не только первый в дурацких шуточках, еще и первый в учебе, похоже, - чем четче вообразишь конечный результат, тем более оглушительным будет воздействие на объект…

Слушая его, Будимирович согласно кивал, а потом ткнул пальцем в сторону Царёва и подмигнул:

- Лучший ответ сегодня! А на практике осилите?

- Легко, - ответил Царёв с таким превосходством, что меня передернуло во второй раз.

Он сбежал по ступеням к кафедре, взял гусли и устроился на полу, поджав одну ногу и вытянув перед собой другую. Бренчащая доска легла ему на колено, и он накинул на плечо широкий ремень, пробежавшись пальцами по струнам и подкручивая колки.

- На кого будете воздействовать? – спросил декан.

- На новенькую, - тут же ответил Царёв и широко улыбнулся мне.

От этой улыбки меня передернуло в третий раз, и я собралась уже возражать, потому что мне совсем не хотелось быть объектом чьих-то воздействий, но Царёв опередил меня:

- Или ты боишься? – спросил он невинно. – Это не больно, не переживай.

Студенты услужливо захихикали, но дурацкий вызов на «слабо» меня совершенно не пронял.

- Не собираюсь… – начала я сердито, но декан похлопал меня по плечу.

Он коснулся моего левого плеча – как и ректор, но насколько отличались эти прикосновения. Рука Будимировича была легкой, и почти погладила меня – успокаивая, подбадривая. Никакого сравнения с каменной ладонью Коша Невмертича…

- Не беспокойтесь, Краснова, - сказал декан, - я буду рядом и не допущу никакого произвола. Так, легкое воздействие, чтобы Царёв мог получить высший бал сегодня.

- Я вам что… - с угрозой заговорила я, только в этот самый момент Царёв заиграл.

Я вмиг оглохла от ужаса, представляя, что он может выкинуть, и даже присутствие декана, который встал рядом, не успокаивало. Царёв играл что-то знакомое… Очень знакомое… Но ничего не происходило. Я облегченно перевела дух, глядя, как начинает хмуриться музыкант. Музыка стала громче и резче, и вдруг за нами что-то грохнуло, а студенты ахнули, как один.

Мы с Будимировичем резко оглянулись – как раз, чтобы увидеть, как тощенькая девица со второй парты выскакивает в проход между столами и начинает… исполнять танец маленьких лебедей.

Глава 7

Мне было о чем подумать на этой неделе – первой неделе моего обучения в «Иве».

Во-первых, здесь все было странно. Даже не то слово – здесь все было совсем не так. Если бы не Анчуткин, я бы попадала впросак по сто раз на дню, а с ним обходилась всего десятью оплошностями – и то до обеда.

Порой мне казалось, что я попала в мир сумасшедших, как Алиса из известной сказки. Вокруг все всерьез обсуждали оборотничество, полеты на антигравитационных коврах, преимущества хрустальных тарелок перед серебряными… Я старалась помалкивать, чтобы не расписываться полностью в своей тупости, потому что ничего не понимала в подобных разговорах.

Спасибо Анчуткину – он довольно толково объяснял, что оборотни (особенно птичьи) – это элита волшебного мира, и к таким ученикам всегда проявляется повышенное внимание не только со стороны преподавателей, но и со стороны попечительского совета, и Высшего Совета, что антигравитационные коврики – это ценнейшие артефакты, которые изготавливаются на заказ и за бешеные деньги, что хрусталь лучше позволяет заглянуть в будущее, поэтому те студенты, у которых имеются таланты ясновидения, предпочитают заказывать хрустальные тарелки для гадания из Тибета, а не покупать серебряную посуду, пусть даже серебро будет без примесей, наивысшего качества.

Одногруппники не проявляли ко мне слишком большого внимания, и даже Царёв после происшествия с гуслями присмирел. Правда, на лекции по законам волшебного мира он обозвал меня «деревянной», и Анчуткин шепотом рассказал мне, что деревянными презрительно называют тех, у кого волшебный талант никак не проявляется. Есть такие невезунчики, у которых магия не просыпается, даже если присутствует неплохое процентное ее количество.

Я злилась, но возразить Царёву было нечего. Я и в самом деле была на всех уроках «деревянной» - когда у остальных по простенькому стихотворному заклинанию книги начинали открываться на нужной странице, я бестолково повторяла одну и ту же фразу, с отчаянием глядя на неподвижную книгу, которая даже не думала трепыхнуть страницами. Когда у остальных по хлопку серебряные ложки сами залетали в руки, я отбивала ладони, но ни одна даже самая маленькая десертная ложечка не двигалась с места. И даже на занятиях артефакторики, где блистал Анчуткин, я никак не могла спаять из двух скрепок и иголки чудесный прибор, который всегда указывал бы острием на север, хотя у других студентов все выходило на раз-два.

Особый позор я пережила на занятиях по ясновидению, когда после длинной и нудной лекции преподаватель попросила нас достать серебряные блюдца и прокатить по ним яблоко, чтобы увидеть того, кого загадаешь, а я смогла достать только огрызок, потому что тайком съела все яблоки, спрятавшись на самом верху аудитории.

Царёв потешался надо мной минут пятнадцать, пока я не швырнула ему огрызком в затылок. Конечно же, преподаватель это заметила и назначила мне в качестве штрафа выучить десять параграфов к субботе.

Анчуткин ссудил яблоко, но и в ясновидении меня постигла неудача – сколько я ни катала яблоко по серебру, я не смогла увидеть ни Бантика, ни Милану, ни кого-то из своих друзей. Последней я загадала на бабулю, но тут прозвенел звонок и нам предстояло отправиться на занятия по физическому внушению.

Слободан Будимирович говорил, что тут мне пригодится умение танцевать, и я загорелась показать, на что я способна (ведь должен быть у меня талант хоть к чему-то?!), но на этом занятии никаких магических штучек нам не объясняли и не показывали. Бодрый седой дядька с громогласным басом, как у бешеного слона, гонял нас по спортзалу около тридцати минут, а потом заставил девушек качать пресс на время, а парней подтягиваться.

Я посматривала, как студенты «Ивы» болтаются на турнике, как дохлые червяки, и тайком посмеивалась. Только Козлов и Царёв смогли показать класс. Козлов подтянулся двадцать пять раз, а Царёв – тридцать. Причем, сделал это четко, аккуратно, явно красуясь перед девчонками.

- Царёв – отлично, - похвалил седой дядька, делая отметку в блокноте, а потом с сожалением обратился к остальным парням. – Ну что, здыхлики? Кто-нибудь из вас хоть когда-нибудь сможет подтянуться столько?

Я поднялась с мата, и подошла к турнику, поплевав на ладони.

- Чего тебе, Краснова? – тут же нахально встрял Царёв. – Ты перепутала, девочкам – качать пузики, - и он дурашливо ткнул большим пальцем через плечо в сторону студенток, которые попискивали и мухлевали, отсчитывая отжимания через раз.

Турник был высокий – я не достала бы и в прыжке, но прежде, чем преподаватель что-то сказал, я подпрыгнула, ухватившись за вертикальный металлический шест, уперлась носками кроссовок в металлические канаты, по-обезъяньи поднялась повыше и ухватилась за поперечную перекладину, повиснув на руках.

Парни захохотали, а девушки забили качать пресс и с любопытством уставились на меня.

- Считайте, - бросила я и начала подтягиваться – быстро, каждый раз кладя подбородок на перекладину.

Кто-то вяло начал считать, но после десяти заметно оживился и счет пошел бодрее, а после двадцати отжимания отсчитывали уже хором, всей группой. Я легко дошла до тридцати, перемахнула на сорок и постаралась дотянуть до пятидесяти. Последние жимы я осилила уже через силу, но наградой за усилия было ошарашенное лицо Царёва, когда я спрыгнула на пол и вытерла горящие ладони о штаны.

Глава 8

Не шевелись! Я не осмеливалась не то что кивнуть в знак того, что всё поняла, но даже дышать.

Ректор сделал шаг вперед, закрывая меня собой, а потом протянул правую руку к светящемуся шару – очень медленно, подставляя ладонь, словно ловил яблоко, падающее с ветки.

И шаровая молния спустилась в его руку доверчивым котенком. Мне показалось, она даже потерлась о его ладонь, распушившись искрами.

Это было удивительное зрелище – Кош Невмертич держит в руке молнию. Его горбоносое лицо осветилось снизу желтым неровным светом, еще больше заострив черты, и он показался мне древним, как всамделишный Кощей. А сколько ему лет, интересно?..

Он сказал, чтобы я не двигалась, и я старалась даже не дышать. Дождь поутих, ректор поднял руку повыше и легко подкинул молнию – как баскетбольный мяч на подаче. Огненный шар поплыл вверх, а ректор не опускал руку, будто прощально помахивая молнии вслед.

Когда она поравнялась с десятым этажом, превратившись в сияющий клубочек с хвостом-ниточкой, Невмертич вдруг резко взмахнул рукой, сжимая пальцы в кулак. Раздался приглушенный хлопок, меня на секунду ослепила вспышка, а когда я проморгалась – молния исчезла.

Ректор снова повел рукой, и небо прояснилось, тучи разошлись, и дождь совсем прекратился.

Призрачный волк спикировал на грудь Облачару и так махнул хвостом, что меня отнесло к стене воздушной волной. Волк исчез, а Облачар пошевелился и приподнялся, кряхтя и охая.

- Живой? – спросил Кош Невмертич.

Я заметила, что он берег правую руку – держал на весу, выпрямив пальцы.

- Живой, - охнул Облачар, вставая на ноги. – Вот сопляки! Устроили переполох… Вам руку не сильно обожгло?

- Терпимо, - коротко ответил ректор и строго посмотрел на меня. – Краснова, вы почему все еще здесь? Быстро в медчасть!

Я сорвалась с места пулей, но, закрывая дверь за собой, помедлила.

- Один вон там в кустах засел, - сказал Облачар, морщась и потирая шею.

- В кустах? – ректор повернулся к зарослям бузины вдоль изгороди и позвал: – Пожалуйте к нам, молодой человек. Побыстрее, побыстрее…

Кусты зашевелились, и оттуда выбрался растрепанный парень в синей форменной куртке с красной эмблемой на груди.

- Вот, значит, чему учат в «Прикладной магии»? – спросил Невмертич ровно. – Что ж, думаю, ваши родители будут в восторге, что вы так хорошо овладели грозовым заклинанием. Пройдемте со мной.

Он кивнул в сторону ворот и пошел первым, а парень потянулся за ним, странно дергаясь, как будто его тащили на невидимой веревке, а он этому изо всех сил сопротивлялся.

Облачар шумно встряхнулся – совсем, как собака и заворчал вполголоса про сопляков, испортивших хороший костюм. Я неслышно закрыла дверь, сделала шаг назад и налетела на Анчуткина, который все это время стоял за мной и видел и слышал то же самое, что я. Глаза его блестели даже в полутьме коридора.

- Потрясающе! – прошептал он, глядя невидящими глазами. – Держать шаровую молнию на ладони – вот это сила! Наверное, это второе заклинание Громобоя… Как же он его применяет? Как?! – он уставился на меня и сейчас очень походил на сумасшедшего ученого из мультфильма.

Но меня больше волновало другое.

- Куда он повел его? – спросила я. – В Особую тюрьму?

- Нет, - протянул Анчуткин, с трудом возвращаясь в реальную жизнь (хотя можно ли было назвать жизнь в «Иве» реальной?). – Для начала - в комитет магических разборок. Влетит пацану. Родителей вызовут, в личное дело нарушение внесут… Если еще пару раз такое повторит – там можно будет и про Особую тюрьму вопрос поднять, ведь волшебство ради баловства запрещено… Но в этот раз «приматы» и в самом деле слишком заигрались.

- Это были «приматы»?

- Ты же видела их куртки, - хмыкнул Анчуткин. – Вообще ничего не боятся, даже в форме пришли…

- Они называли нас «дровами», - вспомнила я.

- Ну да, они нас так называют – мол, мы все деревянные, раз в «Иве» обучаемся. Дрова.

- Но «Ива» - элитный институт… - я уже ничего не понимала.

- Элитный, - подтвердил Анчуткин. – Но не всем нравятся методы Коша Невмертича. В «ПриМе» больший упор делают именно на прикладную магию – ту, что можно использовать в быту. Например, они не изучают песнопения, потому что Морелли считает, что это никому не нужно – магия тонких вибраций. Есть гипноз, есть внушение, а музыка – это слишком узкая специальность, ею не каждый может овладеть. В нашей группе только Царёв и может… - он немного смутился, - ну, влиять музыкой… ты видела.

- То есть песнопения мы изучаем только ради Царёва? - процедила я сквозь зубы. – Чудесненько. А кто такой Морелли?

Мы поднимались по лестнице – мокрые насквозь, перепачканные грязью, но я почти не замечала этого, так мне хотелось разузнать побольше про то, что произошло.