Васю учить - только портить

Глава 1. Василиса

- Вася! – гаркнул папа где-то в коридоре и вошёл в мою комнату, открыв дверь без стука. Я резко вскинула взгляд, стянула наушники с головы на шею, оторвалась от рисунка и вопросительно посмотрела на родителя снизу вверх. – Твою мать! - закатил он глаза, вероятно, снова увидев на моем лице пятна краски, да и сама я, пишущая картины лёжа на полу, едва ли вызывала у него восторг. – Ты когда-нибудь повзрослеешь? Ты что в пять лет занимался мазней, лёжа на полу на шпагате, что сейчас… Может, займёшься уже нормальным делом?

- Что в твоем понимании нормальное дело, пап? – поинтересовалась я сдержанно и деловито, наверняка зная, как его это бесит. Плавно вышла из шпагата, собрала ноги лотосом и начала чистить кисточку от краски и воды, протирая ее тряпкой. – Работа на заводе? Или мне уже пора родить? А-то, наверное, как-то неправильно, что мне уже целых двадцать лет, а я еще ни разу не родила? Что я должна сделать, чтобы ты начал уважать меня, мои интересы и то, что я делаю уже больше пяти лет?

- Найди для начала нормальную работу и пойми уже, что ты своей мазнёй ничего в этой жизни не добьёшься, Василиса.

Началось… Старая заезженная пластинка.

- Этой, как ты говоришь, мазнёй, папа, я зарабатываю деньги. Конкретно за эту картину я заработаю в конце недели тридцать тысяч рублей. Если ты не заметил, то я почти не пользуюсь твоими счетами, потому что у меня уже давно есть свой.

- И что? Ты думаешь, ты этим всю жизнь зарабатывать будешь? – папа брезгливо махнул рукой на другие мои холсты, приставленные к стенам, и буквально на глазах багровел от злости. – И твою мазню покупают только мои друзья и знакомые. Больше это нахер никому не надо. Думаешь, много дураков, которые согласятся добровольно за такие деньги покупать то, что ты тут вычихнула?

- Я тут вычихнула, папа, почти две недели своей жизни, - указала я на холст, с которым только что работала, и решила встать, потому что стоя на отца мне кричать было привычнее. А мы сейчас точно начнём кричать. Я отлично знаю сценарий наших ссор, которые проходят на повышенных тонах и заканчиваются хлопками двери, а потом мама капает папе успокоительные капли. В коньяк.

- Устройся ко мне в офис. Поработай на нормальной работе и пойми, наконец, что деньги нужно зарабатывать трудом, а не витанием в облаках и мазнёй по бумажке, - продолжал папа гнуть свою линию.

- Андрюш, - вклинилась деликатно мама, услышав наши вопли.

- Ты-то не лезь! – рявкнул папа, импульсивно взболтнув взмахом руки воздух. – Целовала? Дула ей в жопу? Вот и выросла у нас бестолочь!

- И жопа, кстати, тоже немаленькая выросла, - вклинилась я с тем же укором посмотрев на маму.

- Видишь?! – рявкнул папа, указав в мою сторону рукой и выпучив глаза на маму. – Ей, вообще, на всё похуй! Ей весело! Нихрена в жизни не умеет и веселиться!

- Так отпусти меня! – вспылила я, бросив на пол кисточку и тряпку. – Дай пожить самостоятельно, без твоих денег и твоей поддержки, чтобы я, наконец, уже почувствовала эту страшную-ужасную жизнь по-настоящему взрослых людей, - потрясла я воздухе кавычками из пальцев. – Ты же сам меня никуда не отпускаешь.

- Да потому что ты сдохнешь одна с голодухи, когда красную водичку для борща найти не сможешь!

- Сам дурак! – крикнула я возмущенно.

На мой крик среагировал мой мопс, который, прячась за мной, начал лаять на папу.

- Беляш, тихо! – попыталась я успокоить буханку ярости у своих ног. Безуспешно. Он хоть и боялся папу, но, прячась за мной, явно чувствовал себя бессмертным.

- Я тебе устрою, - закивал папа активно. В его широко распахнутых глазах явно зрел какой-то план. – Я тебе устрою взрослую жизнью. И пиздюку твоему тоже, - не забыл он упомянуть Беляша и, широко шагая, вышел из моей комнаты.

- Андрюша! – окликнула его мама и агрессивным шёпотом обратилась ко мне. – Тебе обязательно с ним спорить надо?

- Мне? Обязательно! Это не я врываюсь в комнату с ноги, чтобы рассказать кому-то о том, как жить надо.

- Хоть раз бы промолчала, Вась. Он поорал бы и успокоился, а ты его доводишь постоянно, - мама кинулась за папой, понимая, что сейчас начнётся большой концерт, в котором папа будет как прима-балерина, ходя по комнате из угла в угол, хвататься за сердце и сетовать на то, какая я никчемная у них уродилась.

Но сегодня сценарий явно пошёл не по плану. Папа вернулся в мою комнату с телефоном в руке, набрал чей-то номер и демонстративно, глядя мне в глаза, приложил телефон к уху.

- Здорово, Петя! – выронил он почти даже дружелюбно, когда кто-то ответил на его звонок. – Ты как-то говорил, что тебе по хозяйству нужен помощник. Нужен еще?

Серьёзно?

Я молча закатила глаза и сложила руки на груди. Это что-то новенькое. Даже интересно, чем закончится.

- Я пришлю тебе Ваську. Завтра… Не жалей. Гоняй по всему хозяйству… Всю работу, какая есть, вали на Васю. Навоз, дерьмо… Всё!... Я тебе сам доплачу… Угу. Понял… Завтра приедет.

Папа эпично отключил звонок и потряс телефоном перед моим лицом:

- Слышала? Поедешь завтра на ферму к Петьке. На месяц! Он мужик старой закалки. Бывший военный. По струнке научишься ходить.

- Посмотрим, - фыркнула я скептически, скрестив руки на груди.

Глава 2. Василиса

До дома, в котором меня ожидало долгожданное для папы перевоспитание, водитель вёз меня больше двух часов. Не видя последние полчаса ни домов, ни каких-либо еще построек, мы с Беляшом непонимающе переглядывались, вероятно, оба рисуя в красках, что нас может ждать в конце пути там, где уже километров тридцать подряд нет ничего кроме деревьев, кустов и иногда отражающей солнечный свет змейки-реки.

Наверное, леший и избушка на курьих ножках.

Но, наконец-то, мы въехали в какую-то деревушку, которая на первый взгляд показалась приличной и даже красивой. Аккуратные домики, большая часть из которых коттеджи, не вызывали страх или отвращение, они были чисты, ухожены и было видно, что построены совсем недавно. Но и из этой деревушки мы тоже выехали. И проехав примерно километра два по бездорожью и поднимаясь и опускаясь по холмам и ямам, как в детском мультике, остановились у здоровенного двухэтажного дома из круглого дерева, а не из бруса, из которого были сложены домики в деревушке, которую мы только что проехали.

- Приехали, - устало выплюнул водитель, первым вышел из машины и, обойдя ее, открыл багажник, из которого выгрузил чемоданы с моими вещами и корм для беляша – тоже пару чемоданов.

Взяв притихшего Беляша на руки, я тоже вышла из машины и с любопытством оглядела большой дом, который, как ни странно, показался мне очень красивым, несмотря на его внешнюю грубоватость и резкость линий. Большие окна, широкий балкон на втором этаже, с которого, наверняка, открывался отличный вид на реку и гору за ней.

Двор рядом с домом был украшен цветущими белым и розовым цветом петуниями и лаватерой. Всё выглядело органично, было видно, что за двором ухаживают, каждый цветок сидит на своём месте, но вместе с тем казалось, что это место дикое и не тронуто человеком.

Прижимая мопса к груди, я подошла к низкой калитке, сделанной из дерева, которое превратили в утонченное кружево. Где-то за домом был слышен редкий стук.

Дверь дома открылась и навстречу мне вышел симпатичный парень с восточным разрезом глаз.

- Здравствуйте, - улыбнулся он мне и открыл калитку, выйдя за двор. – А вы…?

- Вася, - улыбнулась я широко и протянула парню руку, при этом успокаивая рычащего в другой моей руке Беляша.

- А! – взметнул парень черные брови к короткой челке. – Сейчас, - указал он мне указательным пальцем на место, где я, видимо, должна была стоять, и вернулся во двор. Обошёл дом и скрылся из виду.

Стук за домом прекратился. Примерно через минуту из-за угла в сопровождении парня вышел суровой наружности мужчина, держащий в руке топор.

Я инстинктивно напряглась и шумно сглотнула. Внешний вид бородатого мужчины, обхват одного бицепса которого, наверняка, был равен обхвату моей талии, не внушал ничего хорошего.

Рваные джинсы, синяя футболка, пропитавшаяся его потом и прилипшая к крепкому торсу и грузные коричневые берцы… да всё в нём кричало о том, что этот чувак не просто пришёл ко мне с топором, он с ним, наверняка, еще и спит, подкладывая под голову вместо подушки, использует в качестве брелока для ключей и как зубочистку.

Острый взгляд голубых глаз из-под слегка взлохмаченной каштановой челки, отдающей а солнце медью, придирчиво прошелся по моему кружевному белому платьицу и длинной русой косе, перекинутой через плечо.

Даже Беляш в момент, когда на него пал суровый хмурый взгляд, задержал дыхание, чтобы затем выпустить воздух не только из пасточки.

- Вася? – обратился ко мне явно командирским голосом мужчина, всё ещё скептически на меня глядящий.

Стало ясно, что не так я себе представляла пузатого солдафона. У этого мужика кубиков я, конечно, через футболку не вижу, но точно вижу, что пивного пуза там нет.

И почему он такой… не такой, как мне хотелось бы? С низкорослым пузатиком, у которого нос был бы картошкой, было бы гораздо проще провернуть то, что я задумала.

Но что уж теперь. Поздняк метаться, как говорится.

Отыграю запланированную роль и, кто знает, может, уже завтра эта брутальная гора мышц, бороды и тестостерона прогонит меня обратно домой.

- Василиса, - произнесла я, аки нежный цветок под утренней росой. Жаль, что птички не слетелись на мой дивный, почти не прокуренный голосок. – Это меня папенька отправил к вам на перевоспитание. Право слово, не знаю, за что он так со мной, - заморгала я наивно-наивно, аж голова закружилась. - А вы Пе́дро Залупин, я полагаю?

Каштановая бровь мужчины слегка дернулась, но более на лице не дрогнул ни один мускул.

- Пётр Зацепин, - поправил он меня невозмутимо и проигнорировал протянутую в его сторону ладонь. Еще раз смерил меня сердитым взглядом, развернулся на месте и снова пошёл за дом, кинув своему помощнику. – Проводи ее в комнату.

Глава 3. Пётр

Педро, блядь, Залупин…

Дожил до тридцати семи лет, чтобы узнать от малолетки новое имя.

И какого хрена Вася – девчонка?!

Проходя мимо поленницы, всадил топор лезвием в первого попавшееся полено. Зашёл на террасу и, сев в кресло, взял со стола телефон, набрал знакомого, приславшего мне неправильного Васю.

- Да, Петь? Уже проблемы? – нервно и в то же время обеспокоенно спросил Михалыч.

- Уже проблемы, - подтвердил я. – Какого хрена у твоего Васьки сиськи больше моей башки и коса, мать её, до пояса?

- В смысле? – ошарашенный выдох. Вот я сейчас охуею, если у Васьки это всё по дороге ко мне отросло. – Ты чё, Петь? Я же тебе говорил, что у меня дочка.

- Когда ты мне такое говорил? – я импульсивно рванул вперед и взял со стола зажигалку, начиная постукивать ею по столешнице.

- Ну… - протянул Михалыч, усиленно пытаясь вспомнить. – Да говорил я! Все знают, что у меня дочка.

- Кто «все»? Ты, когда говоришь что-то кому-то, убедись, что тебя слушают, а не просто кивают, чтобы ты отъебался.

- Так в чем проблема, Петь? Какая разница, пацан или девчонка? Завали ее работой, которую для пацана планировал. Пусть потрудится. Жизнь на вкус и запах узнает. А-то привыкла, что ей всё на блюдечке. Ее проживание я тебе оплачу.

Стиснув челюсти, я понимал, что здесь мне девчонка нахрен не нужна. Вся работа, какая у меня здесь есть, не для городских цветов. Она уже к завтрашнему вечеру начнёт плакать и проситься обратно к папочке.

- Чё молчишь, Петь?

- Киваю, - выронил я и бросил трубку.

Откинулся на спинку кресла и поскреб бороду. На втором этаже уже надрывался лупоглазый пердушонок девчонки. Хрен поймешь, лает он там или храпит.

Резко встав с кресла, вошел в дом со стороны террасы, скинул ботинки и поднялся на второй этаж, где девчонка уже без моего помощника разглядывала отведенную ей комнату.

Брезгливо, пренебрежительно.

Так и думал, что та Барби, которую она разыгрывала у калитки, - напускное. В ее голубых глазах слишком много бесов для того, чтобы она действительно была тупой и наивной куклой. Похоже, кое-кто планирует меня хорошенько наебать, играя в принцессу.

Псина ее усиленно надрывал своё приплюснутое хрючего, прячась при этом за ногами хозяйки.

- Чудесная комната. Великодушно благодарю, - моргала девчонка, глядя мне в глаза без какого-либо стыда или смущения.

Пиздеть – не мешки ворочать.

- Переодевайся. Работа не ждёт, - бросил я ей достаточно грубо, что не думала, что могу повестись на ее спектакль. Девчонка она крепкая, фигуристая, не костлявая. Работу потянет любую. Хотя, один хрен, самое тяжелое придется привычно брать на себя.

Отдохнул, блядь…

Глава 4. Василиса

Шустрый парень с приятной улыбкой поднял мои чемоданы на второй этаж. На вид он казался моим ровесником. Возможно, у меня получится подружиться с ним против нашего общего «хозяина».

Поставив на пол Беляша, который настороженно начал обнюхивать всё, что ему попадалось под приплюснутый нос, я остановилась посреди комнаты, чтобы тоже «обнюхать» окружающую меня обстановку.

Как-то всё слишком… просто. Простая кровать с деревянным изголовьем. Простая серая тумбочка рядом с ней. Простой стол, простой стул с высоко спинкой, простой шкаф. Простые вязаные из тряпок круглые коврики на полу, которые были здесь единственными яркими пятнами, не считая покрывала на кровати. Здесь было всё настолько просто, что даже стены не были отделаны – просто гладкие бревна, а проводка не была спрятана, и походила на светлого цвета веревки, нежели на привычные провода.

Точно - избушка на курьих ножках в этой глуши. Только вместо Бабы Яги здесь живёт не очень приветливый Дед Ягун.

А вот и он, судя по поднимающимся по лестнице тяжелым шагам и, судя по тому, что Беляш перешёл в наступление, предварительно забежав за мои ноги.

Делая вид, что всё ещё разглядываю окружающие меня «прелести», я дождалась, когда мужчина дойдёт до комнаты и остановится в дверном проеме, почти идеально совпадая с ним шириной плеч.

- Чудесная комната. Великодушно благодарю, - улыбнулась я натянуто, усиленно делая вид, что попала в сказочную страну, а не в халупу между рекой и лесом.

Мужик слегка повел светлой нахмуренной бровью, явно не очень-то веря моим словам.

Наверное, я недостаточно достоверно моргаю. Надо бы проработать этот момент, как и свои актерские данные.

- Переодевайся. Работа не ждёт, - сказал этот грубиян и вышел из комнаты, не забыв брезгливо глянуть на Беляша, который, после изнурительного лая, присел у моих ног, чтобы отдышаться.

- Что? Устала пасточка? – погладила я его между мягкими ушками. – Соберись, Беляш. Не бросай меня в начале пути в нашей борьбе за свободу и независимость.

Открыв оба своих чемодана поочередно, стало понятно, что папа ничего слышал и не знает о моих личных границах. Он не погнушался даже порыться в моем нижнем белье, чтобы вынуть из-под него принадлежности для рисования, которые я там припрятала. Даже простого карандаша мне не оставил.

Разочаровано качнув головой, я проглотила ком обиды. Закрылась в комнате изнутри и переоделась в лосины и укороченный спортивный лонгслив. В облипку было абсолютно всё. Покрутившись перед зеркалом на дверце шкафа, пришла к выводу, что для прощупывания почву, имя которой Пётр, этот наряд кажется мне вполне сносным. Нужно понять, будет ли он глазеть на меня и пускать слюни. А затем дело за малым - соблазнить и нажаловаться папочке на харассмент.

Из комнаты я спустилась с Беляшом. Оставлять его в незнакомом помещении одного не хотелось. Вдруг навалит на чужбине, а мне потом это всё придется убирать.

Внутри дома никого не оказалось. Поэтому, не разглядывая окружающую обстановку, точно зная, что привыкать к ней бессмысленно, я вышла на улицу и пошла на звуки голосов, что слышались за углом дома.

Едва я вышла из-за угла, как сердце упало в кроссовок и начало там биться в предсмертных конвульсиях. Я в жизни не видела таких огромных собак, как та, которая стояла у ноги Петра и скучающе смотрела на меня и Беляша, который, похоже, почувствовал себя бессмертным, подходя к собаке. Кажется, это алабай. И на его фоне мой мопс казался даже мне выпердышем, которого скатали из шерсти с задницы, скорее всего, именно этой собаки.

- Что застыла? – обратился ко мне Пётр. – Не бойся. Найда не кусается. Целиком проглатывает.

- Очень смешно, - бросила я нервно, неотрывно и с большой опаской глядя на то, как ее обнюхивал Беляш. Она же его точно может целиком проглотить и даже не подавится.

- У тебя кроме костюма аквалангиста ничего с собой нет, что ли? – вновь вернул к себе внимание Пётр, а я поняла, что совершила большую глупость, абсолютно пропустив его первую реакцию на мои обтянутые формы. И снова вижу всё того же хмурого нелюдимого типа напротив, который, похоже, отчаянно пытался понять за какие такие грехи я ему досталась.

- В этом костюме тело дышит.

- В этом тоже, - для наглядности Пётр потрепал пальцами дырку на своих джинсах. – Хуявэй, - обратился он к парню, стоящему рядом с ним. – Веди её в конюшню. Пусть там подышит телом. Только смотри, чтобы с непривычки не захлебнулась свежим… воздухом.

- Хорошо, Пётр Петрович.

- И это, Банзай… - окликнул его вдогонку Пётр. – Сегодня нужно почистить всё. Завтра у нас гости.

- Понял, - согласно кивнул парень и пригласил меня следовать за ним.

И шли мы километра три по обочине гравийной дороги. Палящее солнце выжало из меня все соки и уничтожило. А ведь я даже не начала физически работать, просто шла, пытаясь поспеть за парнем в свободной футболке, который, казалось, не чувствовал ни жары. Ни усталости.

- А как мне к тебе обращаться? – спросила я, чтобы разбавить наше «веселое» молчание. Идти три километра и видеть только кусты, деревья, траву и речку – такое себе развлечение.

- Типа, «мой господин»? – глянул на меня парень. Хорошо, что мы примерно одного с ним роста, и голову задирать, чтобы посмотреть ему в глаза, не приходилось.

Глава 5. Пётр

Выйдя на крыльцо своего дома, знатно удивился, заметив, что солнце почти зашло, а навязанной мне помощницы Васи пока еще не было видно на горизонте.

Честно говоря, я ждал увидеть ее собирающей вещи примерно через пару минут после того, как она увидит кучи конского дерьма и откажется их убирать, сославшись на маникюр и оскорбление чувств прекрасного. Но её до сих пор нет.

Может, свалила по-английски?

Вряд ли. В таком случае, она прихватила бы с собой своего пердушонка, который не знает, как и с чего дотянуться, чтобы присунуть Найде, которая с нескрываемым наслаждением отпинывает его задней лапой.

Может, девчонка сознанку потеряла от запашка? Тоже вряд ли. Банзай бы мне сообщил.

Ладно. Подождём еще немного.

Присев на ступеньку крыльца, я вытянул ноги, почувствовав, как они начали «гудеть» - привычная мелодия конца любого рабочего дня.

Рядом с ногами растянулась Найда, выпустив усталый выдох, чем-то схожий с моим. Рядом с ней, не зная, как лучше подойти – задом или передом – попытался устроиться мелкий выпердыш, и тут переполнился ревностью, когда я погладил только Найду.

- Отвали. Я тебя не знаю, - мягко оттолкнул я его приплюснутую морду, но затем, когда уставился мне в самую душу своими выпученными, будто искусственными глазами, я немного сжалился и похлопал его по макушке, надеясь на то, что сотрясения у него не будет. А-то он и так какой-то малясь ёбнутый. Что-то суетит, бегает, прыгает, тявкает, хрюкает. Мы с Найдой за это время успеваем лишь пару раз моргнуть.

Наконец, когда выпердыш смог устроиться недалеко от Найды, на горизонте показалась его хозяйка. И если еще сегодня днём, уходя в конюшни, они выглядела достаточно живенько и бодро в своем обтягивающем костюме аквалангиста, то сейчас она едва несла себя к моему дворе.

Помятая, в грязных разводах на одежде, на лбу черкаш.

Длинная еще аккуратная русая коса днём, сейчас походила на потрепанный жизнью и временем канат. Напускной взгляд тупоголовой Барби потух и был уставлен в землю под ногами, на которых не было обуви, потому что несла она ее в опущенной руке.

Слегка подняв голову, вероятно, чтобы убедиться, что она правильно пришла, Василиса встретилась со мной взглядом и стала еще хмурнее.

Открыла калитку, вошла во двор и вяло улыбнулась встретившему ее всем трясущимся телом пердушонку. Подошла к крыльцу и, поняв, что меня не так-то просто будет обойти, сухо выронила:

- Дайте пройти.

- Э, нет, - качнул я головой. – Ты себя видела? На тебе килограммов пять конского дерьма осталось. Я тебя такую в свой дом не пущу.

- И что мне делать? На улице ночевать теперь? – воззрилась она на меня озлобленно. Того и гляди, ударит по харе своими говнотопами. – Дайте хоть помыться.

- Да кто тебе не дает? – усмехнулся я. – Дуй за дом в летний душ. Кабинка с бочкой наверху. Потом, может быть, и в дом тебя впущу.

- А полотенца? А шампунь? А гель для душа? Я, по-вашему, листом лопуха должна помыться? – стреляла она в меня вопросами и выглядела при этом как мегера. Кажется, конское дерьмо отлично убивает тупую Барби. Ну, или актерские способности.

- Я вынесу тебе всё это. И лист лопуха, - сказал я кивком головы указал ей направление. – Иди пока. А-то от вони уже глаза режет.

Собрав пухлые губы в тонкую нитку, девчонка бросила передо мной свои грязные кроссовки:

- Сожгите их, - выронила она небрежно и босиком пошлёпала за дом.

Не стал пока трогать кроссовки – их начал жевать мопс.

Поднялся в свою комнату, нашёл в шкафу полотенце, более-менее подходящее девице, затем, подумав, взял еще и второе. На голову ведь ей тоже нужно будет что-то намотать.

Гель, шампунь и прочее были на полке в самом душе. Скорее всего, они захочет свои средства, но рыться в ее шмотках я не собираюсь.

Из душевой кабины раздавался тихий мат.

- Держи, - накинул я на трубу для шторки полотенца.

- Держите, - выпал снизу грязный костюм. – И это тоже, - следом полетели кружевные трусы и лифчик. – Это всё тоже можете сжечь. И принесите мне мои гигиенические средства.

- А ты не охренела ли в первый же рабочий день швырять в работодателя свои грязные трусы? – рыкнул я на шторку.

Из-за шторки показалась голова с прилипшими к лицу мокрыми волосами. Разъяренный взгляд голубых глаз впился в моё лицо.

- А работодатель не охренел ли в первый же день бросать своего работника в кучи конского дерьма?

- Так нужно было не барахтаться в них, а убирать. Чуешь разницу?

- Я ближайшие лет десять буду чуять только эту вонь, - выронила она нервно и вновь спряталась за шторкой. – Где мой гель для душа и шампунь?

Командирша, блядь!

- Моими помоешься, - отрезал я.

Через секунду я услышал, как щелкнула крышка моего шампуня.

- Еще неизвестно, что хуже воняет, - пробубнила выскочка брезгливо.

- Забрать? – подошёл я специально поближе к шторке.

Глава 6.Василиса

- Подъём! – громкий мужской голос ворвался в моё сонное сознание вместе с барабанящим стуком в дверь и присоединившимся в нему лаем Беляша.

Открыв глаза и резко вскинув голову, я тут же пожалела о том, что вообще шевельнулась. Болью прострелило каждую мышцу и сустав в теле.

Пока Беляш надрывался, лая на дверь, я надрывалась ради того, чтобы хотя бы поднять руку и убрать волосы с лица.

- Беляш, фу, - выдавила я из себя, наконец.

Буханка ярости успокоилась, но от двери не отошла, продолжая сторожить.

- Через десять минут завтрак, - раздался из-за двери голос, а затем послышались удаляющиеся шаги.

Средний палец двери пришлось показывать мысленно.

Какого чёрта всё тело так болит, тянет и ноет? Я не какая-то рохля. Трижды в неделю хожу в фитнес-клуб, занимаюсь с тренером, тягаю тяжести, бегаю по десять километров на дорожке. И не первый год этим занимаюсь. Но оказалась убита наповал лопатой и конским дерьмом. Кажется, у меня есть пару вопросиков к тренеру.

Решив, что двигаться, всё равно, придётся через боль, я плавно села в кровати, придерживая на груди полотенце, которое, похоже, во сне использовала вместо одеяла.

Боже! Как же болит пресс! Особенно косые мышцы.

Сев, я огляделась по сторонам и комната для меня, наконец, встала на место, когда я поняла, что уснула вчера вечером головой там, где должны лежать ноги. Наверное, последний раз так быстро и где попало я вырубалась после вечера в компании своих девчонок и мартини.

Снова огляделась по сторонам, посмотрела на Беляша, который жалобно смотрел, то на меня, то на дверь. Пришлось встать чуть раньше, чем я планировала, чтобы открыть ему дверь и выпустить гулять по дому.

Вернулась к чемоданам и достала из них трусы, шорты и майку. Из рюкзака вынула телефон, о котором вчера даже не вспомнила за весь день.

Шесть утра?! Он издевается?

Кто в такое время, вообще, хоть куда-то встает? Кому и куда может быть нужно в такое время?

Ненормальный, блин!

Надев трусы, шорты и майку на тонких бретельках, я подошла к зеркалу на дверце шкафа и придирчиво к себе присмотрелась. По ощущениям, я будто не спала, а просто потеряла сознание. Ощущения того, что я хоть сколько-нибудь отдохнула, в организме не было.

А ведь вчера был только первый день из тридцати предстоящих. Издевательство какое-то…

Может, я не родная своему папе? Иначе я не понимаю, как он смог так поступить с родной дочкой?

Сообщения от девчонок, накапавшие за вчерашний день, я решила оставить на потом. Всё равно в такой час они еще спят и проснуться только ближе к обеду.

Откинула телефон на кровать. Прошлась пальцами по взлохмаченным волосам, оставив их в распущенном виде. Прядь волос поднесла к носу и принюхалась, надеясь на то, что они ничем не воняют. К счастью, шампунь с запахом, кажется «ледяная свежесть» отлично убил вонь и даже оставил свой ненавязчивый аромат. Гель для душа с запахом «свежесть севера» тоже отлично справился со своей задачей и до сих пор ощущался на моей коже. Но я, всё равно нанесла на себя свой дезодорант и духи.

Тряхнула напоследок распущенными волосами и вышла из комнаты. Спускаясь вниз по лестнице, всё ярче ощущала аромат какой-то выпечки. Пахло просто бомбически. От желания съесть хоть что-нибудь мгновенно скрутило желудок, который еду последний раз видел только вчера на завтрак, а после аппетита как-то не было.

И вот сейчас, спустившись вниз, я, как мышка из «Тома и Джерри» шла на запах, от которого слюней стал полон рот.

Наверное, жена этого грубияна отличная хозяйка… Вдвойне отличная, если для нее не является проблемой заняться выпечкой часов с пяти утра.

Я свернула с деревянной лестницы и попала на кухню, где за широким столом стоял сам Пётр в фартуке на голый торс. Его руки почти по локоть были в муке, а сам он был сосредоточен на том, что мял тесто и периодически поглядывал в духовку, где румянился, как я успела понять, хлеб.

Он сам печет хлеб? Серьёзно?!

Вау!

Наверное, я гораздо меньше удивилась, если бы увидела здесь Банзара, но не Петра. И с таким спокойным выражением лица он мял тесто, будто для него это было что-то сродни медитации.

Его широкие ладони с грубоватыми пальцами умело и даже ласково справлялись с тестом, а я как завороженная наблюдала за движением его рук, кажется, поймав ту же волну спокойствия, что и сам Пётр.

- Твою мать! – выругался он внезапно, и руки его замерли, сжав тесто. – Ты бы хоть колокольчик какой на шею повесила.

Я вскинула на него взгляд, не понимая, на что он только что намекнул. Встретилась с голубыми глазами, которые плавно прошлись по моему телу, а затем медная бровь слегка выгнулась, и лицо мужчины вновь приобрело хмурый, сосредоточенный вид.

Ему что-то во мне не понравилось?

Я машинально посмотрела на себя и не нашла изъянов или чего-то нового. Да, ляжки не такие худые, как сейчас принято; да, у задницы занос два метра, как у трамвая, и, да, сиськи четвертого размера без лифчика, потому что лифчики я не люблю, тем более в шесть утра. А то, что соски торчат под майкой, так это пол холодный и окно открыто. Что ему не нравится? За свои сорок лет он, наверняка, и не такое повидал.

Глава 7. Василиса

Пожалуй, пора начать бояться этого человека и перестать называть его в своих мыслях Педро.

Я только что своими собственными глазами видела, как его собака размером с медведя встала на задние лапы, сдвинула засов калитки на заднем дворе и убежала в лес за домом, где, сделав свои дела, вернулась обратно во двор, открыв калитку мордой и лапой. Разве что засов на место не вернула. Видимо, поэтому на калитке пружинка, чтобы она не оставалась раскрытой. Но зато мне стало понятно, что я точно недосчитаюсь своего мопса, ибо Беляш, даже если я захочу его научить такому же фокусу, элементарно, не дотянется до засова. Только если научится табуретку подтаскивать. И то не факт…

Тяжело вздохнув, и поняв всю обреченность моего пса, я поняла, что придется договариваться с местным диктатором о том, чтобы в большой калитке пропилить маленькую специально для Беляша. Сам он, конечно, вряд ли догадается бегать делать свои дела в лес, но, хотя бы, глядя на старшую подругу, будет повторять за ней. А пока что я сама открыла для него калитку и проследила за тем, чтобы он далеко не убежал и сделал свои дела.

На часах уже около восьми утра. Странное ощущение. Мой день начался в шесть утра, а не чувствую недосыпа. Будь я дома, то проснулась бы часов в десять утра и чувствовала бы себя разбитой до первой чашки кофе. А здесь я еще даже кофе не пила, но чувствую себя бодро и почти даже весело, не считая того факта, что в такую жару ужасно хочется снять лифчик, но наличие рядом Банзара не даёт мне этого сделать. Всё-таки, я не любительница, когда на меня пялятся, да еще с таким интересом. Да, это происходит часто (виной тому рано появившаяся грудь), но это не значит, что мне это нравится.

- Давай так: ты идёшь в теплицу - поливать там всё. Бочка с водой и лейка там в углу. А я иду кормить куриц и кроликов, - Банзар взял руководство в свои руки.

- Кроликов? Я тоже хочу покормить кроликов.

- Ладно, - нехотя согласился парень. – Только не визжи там, даже если испугаешься чего-то. Кролики почти ручные, ты их всё равно больше напугаешь, чем они тебя.

Для начала мы с Банзаром достали из деревянных ящиков в амбаре на заднем дворе морковь, капусту и каких-то зерен в ведро. Я послушно делала всё, что говорил парень: крошила овощи и смешивала их с зернами. А затем началось самое интересное, когда мы пошли к клеткам с кроликами.

- Здесь аккуратнее – детеныши и мамочки. Еду клади с краю, - руководил мной Банзар, пока я как завороженная смотрела за тем, как ловко пропадала морковка и листья капусты в кроличьей пасточке, которая работала быстрее шредера.

- А можно погладить?

- Попробуй. Только смотри, чтобы из клетки не выскочил, - снисходительно кивнул Банзар.

Я аккуратно потянулась к серому кролику, который уходил от моей руки в угол клетки, пока сам не превратился в пушистый угол.

- Ладно, не буду тебя пытать, - сжалилась я, погладив мягкую гладкую шерстку лишь пару раз кончиками пальцев. – Подавишься еще.

Других кроликов я тоже коснулась по паре раз и обиделась на Банзара за то, что тот не дал мне потрогать крошечных кроликов, объяснив это тем, что после этого крольчиха их загрызёт. Зато подростков-кроликов он разрешил мне погладить, но я ни одного не смогла поймать, ибо они гораздо шустрее тех, что постарше.

После кроликов мы пошли к курицам, где я обомлела, увидев черного петуха с красным гребешком. Как он гордо выпячивал грудь – это надо был видеть! И я никогда не задумывалась над тем, насколько курицы меньше петуха и чем они от него отличаются. Оказывается, перепутать их невозможно.

- Блин! – вышел из курятника хмурый Банзар, неся в руке яйцо, которое издалека мне показалось каким-то не таким. – Петрович просил вычислить курицу, которая несет яйца без скорлупы. Опять не успел.

- Это как это «без скорлупы»?

- Возьми, - Банзар переложил яйцо из своей ладони в мою. Сдерживая рвотный позыв, я поняла, это яйцо не в скорлупе, как нужно, а в какой-то белой плотной пленке, которая, по ощущениям, вот-вот лопнет.

- Понятно. Куда его теперь?

- Давай, я уберу.

- А зачем ему знать, какая курица несет брак? На суп хочет ее пустить?

- Для начала – витаминами откормить отдельно от других куриц. Ей, походу, не достается. А если не поможет, то в суп, - просто ответил Банзар.

- Ну, и порядки, - дернула я бровями.

Беляш ходил за мной повсюду, где ему было разрешено. Правда, он немного отхватил люлей, когда решил прилечь на грядку с редиской. Но, глядя на гордую Найду, которая лежала в тени бочек с водой, быстро понял, где ему тоже можно спрятаться от гнева хозяйки и палящего солнца.

- Так, - тяжело вздохнул Банзар, развалившись, как я, на широком крыльце дома. Глянул на экран своего мобильника и чему-то кивнул. – Петрович приедет часов в девять вечера, после дойки. К этому времени нужно приготовить ужин. Тебе помочь?

- Время только час дня, - нахмурилась я. – Наверное, к этому времени я смогу сама что-нибудь приготовить. А кого он там доит? Коней?

Банзар громко рассмеялся, закинув голову назад.

- Петрович – крупный фермер. Ты была только на его конюшне. А еще у него есть ферма, где около пятидесяти коров, примерно столько же свиней и баранов. Ну, и коз около десятка. И дохрена работников, так что работы у него хватает.

Глава 8. Василиса

- Васька, подъём! Солнце уже стоит! – барабанная дробь в дверь скоро доведет меня до сердечного приступа.

Неужели нельзя будить более культурно? Запахом кофе, например, или лёгким касанием к плечу. Зачем стучать в шесть утра в дверь так, будто в доме пожар?

- Иду, Педро! – крикнула я.

Глянула на телефон. Шесть утра. Он реально живёт в таком сумасшедшем графике каждый день. Учитывая, что я чувствую запах свежего хлеба, проснулся он еще раньше меня, а ляжет позже.

Вчера вечером после неудачи с ужином, Пётр не отчаялся. Но попросил меня больше ничего не трогать на его кухне.

Мои отвратительные спагетти он измельчил вилкой прямо в кастрюле, а затем переложил их в форму для запекания в виде сердечка (очень мило для мужчины, похожего на лесника), залил их смесью из яиц и колбасы, посыпал сверху тертым сыром и поставил все это в духовку на пятнадцать минут. Сходил к себе в комнату, сменил полотенце на своей заднице на шорты и сел спокойно ужинать, кажется, позабыв о моём существовании. Учитывая, что я отказалась от ужина, забыть о моем присутствии ему было несложно. Мясной соус Пётр беспощадно вылил в унитаз, сказав, что «такое» даже собакам давать нельзя.

А затем, когда я поднялась в свою комнату и завалилась в постель, он еще оставался на кухне, убирая там посуду и заводя тесто на хлеб.

Всё-таки, я склоняюсь к тому, что он не человек, а многофункциональный робот.

Чтобы выбраться из постели, мне пришлось себя заставлять. Беляша в комнате не было. Я специально вчера вечером оставила дверь приоткрытой. Так что он, почувствовав свободу, решил рядом со мной не задерживаться. Конечно! Зачем ему теперь я, когда у него есть новая лохматая подружка?!

Потерев лицо ладонями, я сделала над собой ещё одно усилие и встала, наконец, с постели. Собрала на макушке волосы в лохматое гнездо и, надев лосины и топ для йоги, прихватила с собой коврик и спустилась вниз.

И снова Пётр печет хлеб, снова его руки в муке, а на голос торсе нет ничего, кроме фартука. Просто идеальная картина каждое утро. Конечно, до тех пор, пока этот мужчина не откроет рот и не начнёт говорить.

- Ты в поход собралась? Нахрена тебе это? – указал он хмурым взглядом на фиолетовый коврик для йоги в моей руке.

- Я пропустила позавчерашний вечер и вчерашний день, не уделив своему здоровью должного внимания. Хочу сегодня наверстать. Можете присоединиться. Йога очень полезна для людей любого возраста. Особенно вашего, - ехидно улыбнулась я, наливая себе стакан воды из графина.

- Нос еще не дорос, - выронил Пётр небрежно и мазнул мне по кончику носа пальцем, оставив след от муки. – Я свои геморрой и радикулит честно нажил за все годы, так что добровольно с ними не расстанусь.

- Займитесь хотя бы зарядкой. Утренней. Полезнее, чем поедание хлеба, - указала я взглядом на круглую буханку горячего хлеба на столе.

Как же есть хочется!

- Пожрёшь? Или конечности натощак завязываются?

- Натощак.

Допив стакан воды, я вышла из дома, оставив Петра одного жарить себе яичницу. Нельзя соблазняться на его кулинарные способности. Иначе зад мой никогда не прекратит свой рост.

На улице я решила расположиться прямо на бетонированной площадке перед крыльцом. Здесь ровно, чисто и даже ветерок слегка поддувает. А еще пахнет цветами, которыми засажено всё пространство вокруг.

Приняв начальную позицию, я начала разминать шею, кисти рук и плечи. мышцы всё еще болели после испытания конюшней, но при этом их приятно тянуло во время растяжки. И это расслабляло.

Беляш, зная мои привычки, спокойно завалился в тенёк высоких цветов и, высунув язык, пыхтел оттуда как старый дед, пробежавший марафон. А вот Найда, похоже, не была готова к тому, что в ее дворе на коврике из пенопласта будет гнуться какая-то девчонка.

Встав напротив меня, она чуть склонила голову набок и внимательно следила за каждым моим движением. Иногда мне казалось, что она хмурилась почти так же, как ее вечно чем-то недовольный хозяин.

В один из моментов я решила погладить ее за ухом, но Найда убрала голову в сторону, не позволив мне ее коснуться.

- Правильно, Найда. Вдруг это барахтанье червя на коврике заразно. Не давай ей себя касаться, - усмехнулся низкий голос сверху.

Задрав голову, я увидела Петра, который, стоя на балконе, потягивал кофе из своей большой кружки. Конечно же, без футболки, но в джинсах.

- И давно вы наблюдаете? – крикнула я. Отвернувшись, закатила глаза и сменила позицию.

- Да минут десять уж. Жду, когда завяжешься, да можно будет тебя в багажник закинуть и на ферму увезти телятам поиграть.

- Не дождётесь.

Встав в позу собакой мордой вниз, я весьма красноречиво показала, куда Петру следует пойти вместе с его плоскими шуточками. Не выходя из этой позиции, выпрямила правую ногу вверх и со смехом взвизгнула, когда Найда решила игриво под меня поднырнуть и начать лизать лицо.

- Найда, - хохотнула я, упав рядом с ней на коврик, который она заняла почти полностью. Трепля ее по шерсти за ушами и на шее, я рассмеялась еще громче, когда Найда, будто парадирую меня, опустившись на передние лапы, подняла свой зад и попыталась задрать заднюю лапку.

Глава 9. Василиса

- Мда…

Пётр недовольно поджал губы, стоило мне спуститься вниз в своей «рабочей» одежде. Ему явно не понравился мой прикид, состоящий из простой серой свободной футболки и кислотно зеленых велосипедок.

- Что на этот раз не так? – вздохнула я, тоже придирчиво себя оглядев. Даже две косы заплести не поленилась. – Проще одежды у меня с собой нет.

- Ты думаешь, телятник – это что-то типа человеческих яслей, а телята там не какают и в подгузниках?

- Ответ на первую часть вашего вопроса – да. Вторую – какают, но, надеюсь, не в таких объёмах как лошади в ваших конюшнях.

- Хрен с тобой, - махнул на меня мужчина рукой. – Выдам тебе халат и сапоги.

- Я не надену поношенное.

- Тебя никто не просит надевать поношенное. Новое наденешь. В моём кабинете всё есть, - бросил мне Пётр, уходя в сторону выхода из дома.

- У вас есть кабинет?

- Нет, - выронил он, выдавив улыбку, похожую на гримасу. – Я работаю между кучами навоза. Мы же, фермеры, все такие, - теперь уже ворчал Пётр. – Насмотритесь фильмов и сериалов с карикатурами на настоящую фермерскую жизнь, а потом думаете, что дохрена знаете.

Стиснув зубы, не стала вступать с мужчиной в спор. Пусть там как-нибудь сам с собой это переварит. Сомневаюсь, что два человека с разным видением этого мира сойдутся в одной компромиссной точке.

Выйдя на улицу, мы встали на крыльце, ожидая, когда к нам подъедет появившийся на горизонте Банзар на зеленом «уазике».

Парень достаточно шустро доехал до нас, припарковал машину у калитки и передал ключ встретившему его Петру.

- Все были? – задал он, похоже, стандартный вопрос.

- Завьяловой не было. Не смогли поднять.

- Бухая?

- В мясо, - кивнул Банзар.

- Ладно. Иди поешь. Сегодня за главного. Незнайку я забираю с собой, - кивнул Пётр в мою сторону, а я едва удержалась от того, чтобы показать ему средний палец. – И мясо мне к ужину достань. Сам приготовлю.

- Так я могу приготовить, - настоял Банзар.

- Иди вы оба, знаете куда, готовщики? Один может, другая умеет… Сказал, сам приготовлю, значит сам.

- Ладно, - Банзар пожал плечами. Было видно, что ему немного обидно, но спорить с Петром он не стал.

Сам Пётр ловко сел за руль и, посмотрев на меня через лобовое, стал ждать, когда я тоже займу своё место.

- Банзар, пожалуйста, Беляшу воду подливать не забывай, если слишком жарко будет. И Найде тоже, - сложила я умоляюще бровки, на что Банзар удовлетворительно кивнул.

Сев в машину к Петру, я едва не выпрыгнула из неё обратно.

- Почему здесь так воняет? – пришлось спрятать нос в ладонях, в которые, к счастью, несколько минут назад был втёрт ароматный крем.

- Потому что в этой машине доярок возят и рабочих, принцесса, - хмыкнул Пётр и завёл двигатель. Из опущенного стекла дверцы вытянул руку и сорвал ближайший цветок из своего палисадника. Сунул его мне прямо к спрятанному в ладонях носу. – Занюхай. Если в дороге захочешь включить кондёр – можешь тоже опустить стекло.

- Угу. Или выброситься на ходу из машины – тоже вариант. Боже! Ну, и вонища! – «кондёр» пришлось открыть сразу… сразу после того, как я разобралась, что для того, чтобы опустить стекло, нужно покрутить ручку на дверце.

До фермы мы доехали с моим сотрясением. Еще никогда меня не мотало по машине так, как в этом «уазике». Я, конечно, понимаю, что дороги, по которой мы ехали, почти нет из-за того, что ее испортили тяжелогрузы регулярно здесь проезжающие, но я не думала, что у машины могут быть настолько деревянные колеса и стойки.

Одному только Петру было плевать на то, что меня мотало по его машине. Сам он сидел за рулем так, будто был приклеен к своему сиденью.

- Боже, - вышла я из машины, когда Пётр припарковался у одноэтажного длинного здания, обшитого бежевым сайдингом. – Как ваши доярки после такой дороги еще работать умудряются?

- Опытные, - просто бросил Пётр и кивнул головой в сторону входа в здание. – Давай в мою контору. Выдам тебе робу, и пойдёшь в телятник. Там тебе всё объяснят.

Молча закатив глаза, двинулась за мужчиной в «его контору». С облегчением обнаружила, что внутри здания прохладно и на входе есть кондиционер, не пропускающий уличный зной. Едва входная дверь за нами закрылась, и мы пошли по узкому коридору, две двери открылись, и из своих, наверное, кабинетов, вышли женщины, тут же одарившие Петра широкими улыбками, а меня окатили с ног до головы нескрываемой неприязнью.

- Доброе утро, Пётр Петрович! – улыбались они ему, поправляя при этом свои лёгкие летние платьица.

- Доброе, - сухо бросил им Пётр, не удостоив дамочек своим вниманием.

Хоть бы посмотрел, сухарь, как красивые и накрашенные в восьмом часу утра!

- Здравствуйте, - с трудом, но я нашла в себе силы, чтобы улыбнуться им и поздороваться.

- Здрасьти, - выронили они, окинув меня оценивающим взглядом, явно придя к единогласному выводу, что я «фу».

- Приятный женский коллектив вас окружает, - я вошла следом за Петром в его кабинет. По крайней мере, на двери значилось его фамилия и имя. – Вам не тесно в их змеиных кольцах?

- Мне похер, - бросил Пётр. Не глядя на меня, открыл узкий шкаф, стоящий в углу, и начал в нем рыться и чем-то шуршать.

Глава 10. Василиса

После плотного обеда и чувствовала себя пингвином, ходящим вразвалочку. Но прохлаждаться долго мне никто не дал, так как пришлось снова заняться телятами, а затем началась дойка, и на ферме вновь появился Пётр, напомнив мне о том, что сегодня я буду пробовать доить коров.

- Что-то не хочется, - поморщилась я, глядя на то, как одна из доярок мыла коровье вымя. Большое такое, что жуть.

- Почему? Бери и дёргай, - мягко подтолкнул меня Пётр в сторону коровы, которой теперь доярка говорила столько ласковых слов, сколько не каждый домашний питомец услышит.

- Я не могу, - приходилось шептать, чтобы моя неловкость не была очевидна всем. – У них сиси… как писи. Мужские. Мне неловко.

Стоящий рядом со мной Пётр, резко опустил голову и скрыл короткий смешок за кулаком, прижатым к губам, и кашлем.

- Ну, тем более. В чем проблема? – улыбку Пётр скрывать, всё же, не стал. Глядя на меня сверху вниз, конкретно так веселился. – В количестве? Ты на дискотеках, что ли, не бывала?

- Очень смешно, - выронила я иронично. Собрала всю свою сосредоточенность и стала наблюдать за тем, как женщина профессионально начала доить. Сначала медленно, словно делая массаж, а затем ускорилась так, что, наверное, нисколько не уступала гудящему на соседних коровах доильному аппарату.

- Ну, что? – встала женщина с табуретки и забрала из-под коровы полведра молока, перелила его в другое чистое ведро, которое унёс мужчина. – Пробовать будешь?

- Эм… Я… Я не уверена, что мне нужно пытать коров, у которых и так вымя не в порядке.

- Не боись! – подбодрила меня женщина и, подхватив под локоть, повела в сторону другой коровы, ждущей своего часа. – Я сейчас ее сама подмою, но ты, всё равно, смотри, как это делается. Будешь повторять. Значит, я подмою, а ты подоишь. Поняла?

Не доярка, а мастер убеждать.

- Я попробую, - сдалась я. Надела чистые перчатки, будто иду в операционную, и молча наблюдала за тем, как женщина намывала очередной вымя, наговаривая при этом корове комплимент за комплиментом. – А зачем вы ей всё это говорите?

- Эх, молодёжь. Доброе слово, оно всем приятно. А корове, которую нужно расслабить, вдвойне.

- Да и какая порядочная женщина даст себя за сиськи подёргать без комплиментов? – хохотнул Пётр.

- Верно говоришь, Петрович, - бодро отозвалась женщина. Ей бы с ее голос в ансамбле каком-нибудь петь, а не коров доить. - Ну, давай, красавица. Давай, Марточка. Ты сегодня молодец – вымя хорошее нагуляла, - женщина продолжала уговаривать «порядочную» корову на удой, а я понимала, что это мне сейчас придётся садиться на крошечную табуретку и хвататься за соски. И почему у этой коровы их пять? Разве их не должно быть четыре?

- Из-за того, что у нее все пять сосков рабочие, аппаратом мы ее доить не можем - он рассчитан на четыре соска, - словно услышала доярка мои мысли. – Так что вручную мнём все пять, чтобы не было мастита. Вот тебе чистый подойник, садись на табуретку.

- Мамочки! - всхлипнула я тихо, но на низкую табуретку с большой опаской села.

- Подойник близко к задним ногам лучше не ставить, - продолжала наставлять меня женщина. - Корова может махнуть копытом и опрокинуть его. И да, смотри, чтобы корова хвостом в подойник тоже не лезла. И сильно соски не сжимай. Корова хоть и привязана, но скинуть с табуретки тебя сможет. А теперь бери два передних соска для начала, мягко сжимай и чуть-чуть оттягивай. Как бы пощипывай, но без переборщи с силой.

- Мамочки! – пропищала я жалобно. Очень хотелось закрыть глаза и абстрагироваться от этого места, но страх получить коровьим копытом по лицу был в разы сильнее, чем просто подёргать корову за вымя и доказать, что я этого точно не умею.

Дёрнув раз-другой, я больше следила за реакцией коровы, нежели за тем, вытекает ли из нее хоть что-то в подойник.

- Ты… ты такая хорошая, - лепетала я корове. – Красивая. Черная и… белая. Даже почти не воняешь…

Василиса – мастер комплиментов.

Пока я пыталась говорить корове хоть что-то внятное и, вместе с тем, следить за ее поведением, Пётр зашёл со стороны головы коровы и начал гладить её, как иногда гладит Найду. И комплименты у него получались куда лучше, чем у меня. «Пиздючка монохромная» - комплимент, конечно, сомнительный, но корове он, похоже, пришёлся по душе, так как в подойник начали бить первые струйки молока.

Хотелось взвизгнуть и похвастаться, но я помнила весь инструктаж от опытной доярки, поэтому продолжила спокойно делать то, что делала, стараясь чувствовать руками, правильно ли у меня всё получается.

- У меня руки устали, - произнесла я тихо, когда дно подойника скрыло молоком.

- Терпи и привыкай. Додоить нужно, меняться нельзя, - строго отрезала доярка и покинула меня, перейдя к другой корове.

Доила она ее очень быстро. Ее руки двигались, наверное, раз в шесть быстрее, чем мои. Мне тоже хотелось ускориться, глядя на неё, но я боялась сделать своей монохромной что-то не так, из-за чего она потом, вообще, никому не даст себя подоить.

Когда подойник был почти полон, а я не чувствовала своих рук, стало понятно, что молоко в вымени закончилось. Я выдохнула с большим облегчением, но пришлось просить о помощи Петра, чтобы он забрал подойник из-под коровы и отдал его мужчине, который уносит всё молоко в какое-то отдельное помещение.

Глава 11. Пётр

Ебическая сила…

Я уже минут десять наблюдал за тем, как Вася гнётся на коврике у крыльца моего дома. Похоже, мало я её физически нагружаю, если у неё остаются силы на то, чтобы вечером завязываться в узелок в шортах, едва прикрывающих задницу. Красивую, сука, задницу. Особенно с такого ракурса, когда она этой задницей «смотрит» на мой балкон.

Я был уверен, что после испытания телятником, дойкой и тасканием брикетов с солью, новоиспеченная помощница хныкнет, топнет ножкой и попросится обратно к папочке. Но она молчит и почти покорно делает всё, что ей сказано. Видно, что она устала, но, опять же, об этом она предпочитает отмалчиваться.

К концу подходит третий день пребывания у меня Васи, а я внезапно задался вопросом: нахрена её батя решил её воспитать? Смысл? Да, она ничего толком не знает о деревенской жизни, но эти знания городской девочке и не нужны. Для городской она, по-любому, вполне умелая и способная. Трудовое воспитание? Оно было бы для неё уместным, если бы она боялась работу, но Вася делает всё, о чем её просят. Да, морщится, да, выражает недовольство, но идёт и делает. Не каждый местный обладает таким качеством.

Что не так? В чем подвох?

Да, она попыталась сыграть наивную дурочку, но быстро скинула эту маску. Видимо, против собственного стержня и внутренней сучности не попрёшь. А у этой девчонки определенная сучность имеется. Блеск в ее больших голубых глазищах язык точно не повернется назвать наивным. Здесь, скорее, блеск острия ножа, готового к действию, нежели нарочитая тупость. По крайней мере, на меня она чаще всего смотрит с желанием перерезать мне глотку раз-другой.

Потягивая чай, продолжил смотреть на Васю и ее очередную забубенную йогопозу. Как-то она сегодня долго лежит скрюченная на коленках. Может, защемило чего? Еще и Найда с пердошонком рядом устроились поспать, а она никак не реагирует на них – не гладит и не сгоняет.

Немного подумав, решил тихо спуститься вниз. Оставил опустевшую кружку у раковины и вышел на крыльцо. Стоило только взглянуть на Васино лицо, как сразу стало понятно – дрыхнет. Принципиальная йогиня в отключке.

Ещё влажные после уличного душа волосы слегка завесили лицо, но по слегка разомкнутым губам и закрытому глазу понятно, что хорёк спит.

Плавно потянул руку к Васиному лицу, чтобы убрать волосы и доебаться, но мопс решил подлезть мне под руку и подставить свою плоскую морду.

- Отвали! – тихо шикнул я пердушонку и мягко оттолкнул его в сторону. Коснулся пряди светлых русых волос девчонки и коротко усмехнулся, поняв, что она настолько в отключке, что даже не реагирует на происходящее. – Эй, развязываться будем?

- М? – Вася резко дёрнулась и подняла голову. Затуманенным ото сна взглядом посмотрела на меня и на балкон, похоже, пытаясь понять, как я оттуда телепортировался.

- Дрыхнешь, что ли?

- Занимаюсь йогой.

- А храп откуда? – откровенно троллил я её, сохраняя суровость выражения лица.

- Это Беляш, - невозмутимо бросила Вася и вышла из позиции, всеми силами стараясь делать вид, что у нее не затекли ноги.

- Пошли пожрём, - встал я, наблюдая за тем, как Вася согнала собак с коврика и скрутила его в рулон. – Поспали, теперь можно и поесть, да?

- Я не спала, - нервное сопение.

- Слюни с щеки, которую во сне отлежала, убери, - бросил я взгляд на правую половину ее лица.

Девчонка машинально прошлась по ней ладонью, а затем, поняв, что я ее обманул, двинула мне по плечу своим сложенным ковриком.

- Очень смешно, - закатила она возмущенно глаза и гордо потопала в дом.

Глава 12. Василиса

Пётр не обманул – на ужин мы, действительно, будем жрать.

Не есть, не кушать и не ужинать, а прям жрать от души, от пуза.

На столе передо мной на деревянную подставку встала сковородка, наполненная горячей жаренной картошкой с мясом. Сверху Пётр её щедро посыпал зеленью. Рядом с картошкой встал салатник с самым простым и примитивным салатом из огурцов и помидоров. И банка молока из холодильника.

Как это всё просто. Но как же это всё вкусно! По кухне витают такие ароматы, что можно захлебнуться слюной.

- Сало достать? – спросил Пётр, открыв морозилку. Я отрицательно покачала головой. – А рыбу? Строганинку будешь?

- Уже десять вечера. Давайте не будем налегать на тяжелую пищу.

- Я тебе зелени полтазика на картошку накидал. Так что тяжело не будет. Ну, как хочешь, - сказал Пётр и, ничего не взяв из морозилки, сел за стол напротив меня. – Ладно. Время срать, а мы ещё не ели. Приступай.

- Прямо из сковородки? – я выгнула бровь, глядя на то, как Пётр начал вилкой есть картошку прямо из сковородки. Будь здесь моя мама, эта вилка уже торчала бы из его глаза.

- Ну, хочешь из пупка моего поешь.

Молча взяв вилку, я приступила к трапезе, о которой мой желудок уже молил на коленях. Едва языка коснулся вкус мягкой горячей картошки с кусочком жаренной говядины, как я была готова улететь на небушко, чтобы оттуда кричать от удовольствия. Боже, как же это вкусно!

- Опять дрыхнешь? – в блаженство моё ворвался насмешливый мужской голос, и я поняла, что от удовольствия закрыла глаза.

- Я не сплю. И сейчас у крыльца я тоже не спала.

- А по мне, спала, - пожал Пётр плечами. – Как все дети – жопкой кверху.

По моим щекам и шее растекся жар и, наверняка, самая красная краска. Конечно, он всё видел со своего балкона. Еще и поближе подойти не потрудился.

- Я медитировала в позе ребенка, - стояла я на своём. – Если бы вы, Пётр, из солидарности занимались со мной моими делами, как я вашими, то знали бы, что это такое.

- Ну, не, - поморщился мужчина. – Я так только бухой согнуться смогу, и то, если с крыльца упаду или с балкона. И, к слову о твоих делах – рассказывай, за что тебя папенька в ссылку отправил? Где нагрешила? В чем виновна? Рассказывай. Время позднее, спешить нам никуда не надо. Слушаю.

Пока я собирала мысли в кучу и прожевывала огурец из салата, Пётр налил в наши стаканы молоко.

- Если коротко, то папа хочет, чтобы я была самостоятельная, но при этом он не хочет давать мне самостоятельности.

- А если не коротко? Потому сейчас я ни хрена не понял.

- В общем, - выдохнула я шумно и прочистила горло, приготовившись говорить. – Я с детства люблю рисовать. Очень. Училась в художественной школе, но, правда, недолго. Папа решил, что это пустая трата моего времени и его денег. Так вот, рисовать я любила и люблю, и занимаюсь этим до сих пор: пишу картины и продаю их за достаточно приличные деньги. Но папа не считает моё дело чем-то серьёзным и достойным на существование. Для него это всё пустое и бесполезное. Ничего полезного я же не делаю, - поджала я разочаровано губы и опустила взгляд, так как Пётр уж очень внимательно смотрел на меня и слушал. – Папа хочет, чтобы я нашла себе нормальную работу. Чтобы, как все, каждое утро надевала костюм и туфли, и шла на работу, а не сидела дома на полу на шпагате перед картинами.

- На шпагате? – поморщился Пётр. – Стесняюсь спросить, ты из тех ебанутых, которых рисуют свои картины, прикладывая задницу к холсту? Или ты другое место к нему прикладываешь, в шпагате-то?

- Я пишу кистью и карандашами. В мире современного искусства я старовер. А для папы я бесполезное создание. Он хочет, чтобы я узнала настоящую взрослую жизнь, но при этом даже просто в магазин за продуктами меня одну не отпускает. Со мной идёт или мама, или кто-то из его охраны. А работать я должна непременно в его фирме, у него перед носом. Я даже в универе учусь в том, который выбрал для меня, папа, а не там, где я сама бы хотела.

- Мда, - вздохнул Пётр и отпил молока. – У твоего пердушонка, выходит, и то свободы больше – он, хотя бы, может срать где попало.

Улыбка невольно коснулась моих губ.

- Я понимаю, мой папа важная шишка и всё такое…

- Какая он, нахер, шишка? – фыркнул Пётр. – Так… клитор. Тоже вечно не знаешь, где он есть и что с ним делать. То одно дело начнёт, то другое. Одно бросает, другое начинает… По крайней мере, раньше так было. Сейчас он, конечно, нашёл свою нишу, но по молодости тоже самым умным не был.

- Вы с ним вместе работали?

- Нет. Просто в одной компании как-то за столом сидели. Он лет на пятнадцать меня старше, если не ошибаюсь. Тогда, помню, пытался затянуть нас в какую-то свою очередную схему. Но я тогда служить только начал, так что мне это было неинтересно. А потом частенько пересекались, но, опять же, в компаниях, - рассказывал Пётр, потягивая молоко. – А ты чего не взбрыкнёшь? При мне-то вон какая смелая и дерзкая, а при бате что? Бьёт?

- Нет. Он меня ни разу и пальцем не тронул. Только кричит. Очень часто. Я… - стыдливо опустила взгляд. Не самая приятная страница из моей биографии. – Я однажды убежала из дома, когда узнала, что папа уже приготовил мне место не в том универе, в который я хотела. Думала, уеду, поступлю, куда мечтала, и буду жить сама по себе. Многие же мои сверстники учатся, работают, живут в общагах… Я была уверена, что и у меня тоже получится. А потом, примерно через неделю, человек из папиной охраны нашёл меня и сказал, что папа с сердечным приступом в больнице. И мама тоже. Они ездили по нашим знакомым и родственникам, искали меня. Спорили, ругались. Папе стало плохо за рулём, и он вылетел на встречку. Мама попыталась вырулить, но в ту сторону, где она сидела, влетела другая машина. В общем, оба они тогда попали в больницу из-за меня.

Глава 13. Василиса

- Подъём!

Громоподобный стук в дверь вынудил меня проснуться и потеряться в пространстве. С приездом в этот дом я открыла в себе супер способность вырубаться буквально за минуту. Дома на то, чтобы уснуть, у меня могло уйти несколько часов, во время которых я, либо, залипала в интернете, либо рисовала.

В руке всё ещё был зажат карандаш, а под ним лежал блокнот. До вчерашнего вечера я была уверена, что как только мне в руку попадет карандаш и лист бумаги, я нарисую всё, что видела. Но, в итоге, ничего, кроме рук, мнущих тесто, мне на ум не пришло. Да и тут линии вышли неточными, и застывший в моей голове кадр никак не переходил в нужном мне виде на бумагу.

Лопата конского дерьма уничтожила мой навык, который я так и не довела до таланта? Прискорбно, если так.

Вниз я спустилась, прижимая блокнот к груди. Запах свежего хлеба уже, похоже, привычно возбудил бурное слюноотделение.

- Блять, - вздрогнул Пётр, отвлекшись от теста. – Я тебе точно колокольчик на шею повешу.

- Поры бы уже привыкнуть, что вы теперь в доме не один.

Пётр молча проследил за тем, как я села на стул и вопросительно глянул на блокнот, прижатый к моей груди.

- Ты хоть спала сегодня? А карандаш где? Стёрла на радостях?

- Вот, - достала я карандаш, который служил закладкой в блокноте. – И вот список того, что мне нужно купить. И ещё…

- Ну, ты не наглей, - Пётр возмущенно вскинул брови. – Я хоть и подобрел, но не настолько, чтобы ты обнаглела.

- Нет. Я хотела спросить, есть ли у вас где-нибудь поблизости магазин вещей? В тех вещах, которые я привезла с собой, неудобно делать всё то, о чем вы меня просите.

- Дай-ка мне карандаш, - Пётр протянул мне руку, пальцы и ладонь которой были в муке. Взяв карандаш, он начал крутить его в пальцах и внимательно разглядывать. – Это ты им мозги у себя наковыряла? Полезная вещь, однако, - хмыкнул он, не скрывая ехидной улыбочки.

- Очень смешно, - цокнула я. – Ну, так что? Есть магазин или нет?

- Есть. На днях свожу. Сегодня мне точно некогда.

- Может, меня Банзар свозит?

- На чём? На коне, корове, петухе?

- Ну, вы же даёте ему машину. «Уазик», - зачем-то указала я себе за плечо, будто этот тарахтяще-скрипучий монстр был за моей спиной.

- Как даю, так и забираю. Это моя рабочая машина. Сказал, что на днях свожу, значит свожу. Если совсем нечего надеть, могу дать тебе что-нибудь из своего.

- Не настолько нечего, - скуксилась я.

Положила блокнот на стол. Пётр отвлекся от теста и подхватил блокнот пальцами.

- Ты рисовала?

- А кто еще?

- Хм… - Пётр задумчиво разглядывал рисунок несколько секунд. В одной руке держал блокнот, а другую положил на тесто, вяло его разминая. – Если ты пыталась нарисовать мои руки, то допустила несколько неточностей.

- А в целом как? Понравилось?

Я даже слегка подалась вперед, чтобы услышать вердикт. Хотя, обычно, моё окружение характеризует результат моего творчества одним ненавистным мне словом - «нормально». Вряд ли, у Петра будут какие-то другие эпитеты на этот счёт.

- Смотри, - сказал Пётр и вдруг показал мне средний палец, едва не ткнув мне им в нос. – Что видишь?

- Что вы охренели и давно не получали по морде?

Пришлось чуть отклониться в сторону, чтобы заглянуть в голубые глаза, которые смотрели на меня с учительской серьёзностью и лёгкой насмешкой.

- И это тоже, - кивнул он одобрительно. – Видишь, шрам вдоль всего пальца?

Чуть сощурившись, я пригляделась к его среднему пальцу и поняла, что вижу белесый шрам по всей его длине.

- Вижу. Откуда он у вас?

- По молодости пихал пальцы, куда не надо, - хохотнул Пётр. – Пёс бродячий цапнул, когда я мелкий был. Хотел, наверное, руку оттяпать, но я дёрнул этой рукой резко вверх, и пёс только клыком мне этот палец пропороть успел.

- И после этого вы не начали бояться собак?

- Только мелких. Как тот пиздюк, который меня цапнул.

- То есть Беляш вызывает у вас страх и ужас? – лукаво улыбнулась я.

- Твой пердушонок вызывает у меня только желание проветрить после него помещение или кинуть его в силосную яму.

- А мне вот ваша Найда нравится.

- Ещё бы, - фыркнул Пётр самоуверенно и положил передо мной блокнот. – Это же Найда. Завтракать будешь или у тебя опять сеанс экзорцизма перед крыльцом?

- Йога. Вы не хотите присоединиться?

- Я ещё пока в своём уме. Иди зашнуруйся, да завтракать. Работа не ждёт.

- А это? – придвинула я к нему список.

- Позже наберу Алёну. Она всё купит.

- Алёну?

- Алёну, - кивнул Пётр, но никаких пояснений касаемо неизвестной мне Алёны давать не собирался.

На улице расстелила коврик, согнала с него Беляша. Расправила углы, согнала с него Найду. Села в начальную позицию и согнала обоих. Едва каждая мышца моего тела начала мной ощущаться, как на крыльцо вышел Пётр со своей кружковедром с кофе и, скептически подняв бровь, начал наблюдать за мной и псами.

Глава 14. Василиса

Уже на подъезде к конюшням от нервов и напряжения я была готова задницей сжевать сиденье «уазика». Мне было настолько страшно перед предстоящей чисткой лошадей, что я не замечала даже вони внутри машины, полностью сосредоточившись на том, что у меня вспотели ладони и начало крутить живот.

Ещё и месячные со дня на день начнутся. Всё против меня.

Одному только Петру всё было по барабану. Сидит, блин, король Бруталии, и никаких у него волнений и переживаний нет.

- Выгружайся, - бросил он строго, когда машина остановилась перед конюшнями, а я не шевельнулась. – В темпе, Вась.

- А хотите я извинюсь перед вашей Натахой и больше никогда не буду ей грубить? Только отвезите меня лучше на ферму. Или домой. Обещаю, что готовить не буду.

- Моей Натахой? – фыркнул Пётр, вскинув брови. – Сплюнь. И выходи. Торг не прокатит. Сказал, что будешь чистить коней, значит будешь чистить коней. Давай, - мотнул он головой в направлении, в котором я несмело вышла из машины.

Войдя в конюшню, кивком головы поздоровалась с мужчинами, которые отвлеклись от тачек с конским дерьмом, чтобы поздороваться со своим начальником.

Пётр задал им рабочие вопросы, в которых я ничего не смыслила и, получив ответы, повёл меня в сторону поля, где паслись лошади. Вывел меня почти на середину зеленого пространства, где укрыться-то было негде и щедро сказал:

- Выбирай, кого чистить будешь.

- Никого. Они чистые, - ответила я торопливо и спряталась за спину Петра, когда он коротко свистнул, и все лошади, как под гипнозом, пошли к нему. – Зачем вы их позвали?

- Чтоб тебе лучше видно было, что нифига они не чистые.

- Мамочки! – сердце упало в сапоги, за которым мы с Петром предварительно заехали на ферму. Чем ближе был топот копыт и фырканье, тем меньше я помнила о личных границах каждого человека, просто вцепившись двумя кулаками в ткань футболки на спине Петра.

- Не смеши, - хохотнул мужчина. – Ты вчера корову за сиськи дёргала, а сегодня боишься по коню щёткой пройтись?

- Коровы не такие резкие и бодрые, как ваши кони. И, к тому же, корова, которую я доила, была привязана. А эти ваши кони носятся тут, как щенки. Их слишком много и они большие.

- Лексус, иди сюда, пиздюк! – громко подозвал Пётр к себе коня, а я еще сильнее вцепилась в его футболку и прижалась лбом между лопатками.

- Я сейчас описаюсь. Серьёзно, - пищала я тихо.

- Не ссы. Ошпаришь ещё, - тихо бросил мне Пётр и по движение мышц на его спине я поняла, что он поднял руки. – Здорово, малой! Как сам? Соскучился, жучара? Соскучился!

Пётр слегка пошатнулся, и я вместе с ним. Несмело подняв голову и посмотрев над широким плечом, я поняла, что Пётр обнимает коня за голову и похлопывает по его шее ладонью. Но самое ужасное и в то же время прекрасное для меня – это то, что я увидела своё отражение в глазу коня. В голубом глазу! Разве у коней они бывают голубыми? Да еще такими яркими, как небо?

Это что-то невероятное! Я как завороженная смотрела на этого коня, кажется, совершенно забыв о своём страхе. Черный, с белым пятном вдоль морды ото лба до носа. Длинная грива почти перекрывала ему глаз, и этот кадр, кажется, навсегда останется в моей памяти, как одно из самых ярких воспоминаний о месяце, проведенном в деревне.

- Погладь, - предложил Пётр, продолжая сам наглаживать своего коня.

- Нет. Боюсь, - ответила я честно, но поймала себя на мысли, что хочу прикоснуться к этому коню хотя бы пальцем, просто чтобы убрать челку от его глаза.

- Пошли, Лексус. Тебя ждут спа, сра и тому подобное.

Пётр спокойно развернулся и пошёл в сторону конюшен. Я ни на секунду не выпустила из рук его футболку, чувствуя и слыша, как за нами пошёл весь табун во главе с Лексусом.

- Ну, присосалась, - недовольно буркнул Пётр и с некоторым усилием отодрал меня от своей футболки, оставив стоять в углу у больших ворот конюшни. – Сейчас я почищу Лексусу копыта, заведу его на развязки, и потом ты будешь его чистить.

- Нет.

- Засыхи ответ.

Перед тем, как завести коня в конюшню, Пётр взял небольшую щетку, с одной стороны которой была небольшая черная щетина, а с другой – металлический крюк. Что-то наговаривая коню, подошёл к его ноге и погладил от колена вниз, на что конь отреагировал поднятием и сгибом конечности.

Он серьёзно сам подставляет копыта для чистки и даже не сопротивляется? Или всё дело в том, что в ласковый мат Петра запрятано какое-то гипнотическое заклинание?

Закончив со всеми четырьмя копытами, Пётр подвел коня ближе к центру коридора и, продолжая что-то ему наговаривать, надел на его голову ремешки, что-то вставив в его пасть, на что конь фыркнул, топнул, но более не сопротивлялся.

- Это узда, - сказал, похоже, обращаясь ко мне, Пётр. После того, как с, как выяснилось, уздой, а не просто ремешками, было покончено, Пётр привязал коня двумя другими ремешками, как он это назвал, - на развязки. – Иди сюда, - кивнул он головой в сторону Лексуса.

- Господи! – выдохнула я тихо, с опаской подходя к коню и Петру.

- Сначала задобри его. Намекни на добрые намерения, - Пётр положил на мою ладонь яблоко и мягко подтолкнул к Лексусу.

Глава 15. Василиса

«Дорогой дневник, мне не подобрать слов, чтобы описать боль и унижение, которые я испытала сегодня»… намыв шесть «стручков».

Очень хотелось забиться в угол конюшни, обнять свои колени и просидеть там пару часов, бессмысленно покачиваясь из стороны в сторону.

Мы вдвоём с Петром почистили всех лошадей. Он их заводил, привязывал, и мы чистили. Причём помог он мне только с Лексусом, а вот остальных чистила я сама. К счастью, сам Пётр далеко не ушёл и привязывал своих лошадей рядом с моими, благодаря чему я могла подглядывать за ним, чтобы не забыть всю последовательность чистки лошадей, коней и их, прости Господи, стручков.

Мимо нас сновали и другие работники, но они занимались только тем, что убирали дерьмо, мыли стойла и стелили лошадям новые соломенные подстилки. В общем, делали всё то, чему я научилась в первый день пребывания в этой деревне. И, наверное, могу даже похвастаться этим. Правда, не знаю, в каких кругах я смогу этим похвастаться так, чтобы на лицах людей не проявилось отвращение ко всей моей натуре.

После чистки Пётр разделил лошадей, уведя Лексуса, Ладу и Сеню в отдельный ангар, которым, как выяснилось, был специально построенный манеж для лечебной верховой езда. Банзар меня в него не водил. Наверное, потому что там могли находиться только профессионалы, вроде тех, что сейчас готовили лошадей, надевая на них сбруи и накидывая что-то на их спины. Возможно, конечно, это седла, но больше похоже на одеяла.

Люди в одинаковых одеждах водили коней вокруг себя, придерживая за веревки. В своих жилетках и шлемах они выглядели очень забавно, но куда интереснее было наблюдать за тем, как она четко и коротко отдавали команды лошадям, чередуя их с ласковыми словами, на которые животные тоже реагировали.

Я немного приревновала Лексуса. Он обнимался со всеми. Я думала, это я особенная, но оказалось, что это он просто очень тактильный.

Ну, и ладно. Буду любить теперь только его папу – Сеню. Рыжий, будто шоколадного цвета, конь со светлой гривой и такими же яркими голубыми глазами казался очень гордым и безучастным, но, когда я его чистила и обнимала, он очень охотно реагировал на мою ласку. И так хорошо и спокойно становилось, стоило только прижаться лбом к его лбу с белым пятном, что я несколько раз получая от Петра нагоняя за то, что стою без дела и меня «взяли сюда не для того, чтобы коней тискать». Но Сеня был слишком хорош и, как выяснилось, был первым конём, который появился у Петра.

Сам Пётр, кстати, даже сейчас, пока коней готовят к занятиям, не отходит от Сени и сам его регулярно тискает и обнимает за голову, пока о чем-то разговаривает с командой специалистов реабилитологов.

Через часа полтора, когда мне уже надоело сидеть и смотреть на то, как кони ходят по кругу, я взглядом начала искать себе занятие и сто тысяч раз пожалела о том, что не взяла с собой блокнот и карандаш. Очень хотелось зарисовать хоть что-нибудь. Хоть волосок, хоть гриву.

- Понял. Выхожу, - с лёгкой улыбкой бросил Пётр в динамик телефона, проходя мимо меня.

Я рефлекторно поплелась за ним на тот случай, если найдется работа поинтереснее, чем просто смотреть в одну точку.

Мы вышли из манежа, прошли по широкой, ровной, асфальтированной дороге и вышли к воротам, к которым подъехал минивэн. За рулём сидела весьма привлекательная брюнетка в солнцезащитных очках, скрывающих половину лица. Припарковав машину так, чтобы боковая дверца была ближе к воротам, женщина вышла из машины. Поправила черное слегка вьющееся безупречное каре и, обольстительно улыбнувшись Петру, подошло к нему очень близко и, потянувшись, нежно чмокнула в бородатую щёку.

А он не поморщился, не отпрянул и не построил из себя важного индюка. Наоборот, он ее даже слегка приобнял за тонкую талию.

- Привет, Петь, - произнесла женщина красивым голосом и сдвинула очки на макушку, посмотрев на меня карими глазами без слипшихся ресниц. – Здравствуйте, - слегка кивнула она, обратившись ко мне. Просто соблюла приличия и вновь обратила всё своё внимание на Петра.

- Здравствуйте, - ответила я ей на автомате.

Мисс Безупречность: маникюр, ухоженная кожа, прическа, брючный зеленый костюм на стройном теле, лоферы… Она явно была ровесницей Петра, но выглядела так, как я мечтала бы выглядеть в свои двадцать. Таких женщин я мысленно называла нестареющими сухоцветами. В их теле не было ни капли жиринки. Груди там, правда, тоже не было, но наличие пышной груди точно испортило бы столь изящный утонченный цветок. Тонкие кисти, длинные красивые пальцы, на которых отлично смотрелось бы обилие колец. Хотя, у этой женщины колец не было, но золотые часы на ее запястье выглядели на ней так, будто она с ними родилась.

Эта женщина была красива. Очень. И умела себя держать.

В разговоре с Петром она избегала излишней жестикуляции. Внимательно слушала, что он говорил и мягко кивала, когда нужно. Женщина-такт, женщина-воспитание. Когда вырасту, хочу быть такой же.

Показать бы её Натахе, чтобы та солью вместе с банкой подавилась…

- Это та самая твоя новая помощница? – мило улыбнулась женщина, глядя на меня.

- Она, - почти безнадежно выдохнул Пётр.

Ещё бы глаза закатил.

- Приятно познакомиться, Василиса, - женщина вдруг протянула мне руку. Когда она подошла ближе, я почувствовала тонкий аромат её парфюма. Боже! У неё нет изъянов. Ведьма. – А я Алёна.

Глава 16. Василиса

Сегодняшний день на манеже перевернул мою жизнь, если не на сто восемьдесят градусов, то на девяносто - точно, заставив задуматься о многом.

Раньше я просто не хотела учиться на бухгалтера, как велел папа, но продолжала учиться, потому что так сложились обстоятельства, а мечта моя затем быстро угасла. Но сейчас, сегодня, воочию увидев, что могут делать люди своими стараниями и большим сердцем, я понимаю, что это то, чего я действительно хочу. И это уже не детская или подростковая мечта, которая так же крепка, как мыльный пузырь. Это то, чего я реально хочу – я хочу видеть, что могу быть полезна людям. Возможно, меня не подпустят к занятиям с детьми, если я не смогу получить должную квалификацию, но зато я точно смогу заниматься лошадьми.

Разве это не прекрасно? Разве не к этому должен стремиться человек - быть человеку человеком, опорой, надеждой и крыльями?

- Ты где летаешь, Васька?

Голос Петра вырвал меня из раздумий, в которых я уже обустраивала свою будущую жизнь и представляла, как классно я выйду из родительского дома, гордо заявив им о том, чего я на самом деле хочу. И как папа будет беспомощно хлопать ртом, как рыба, когда я двину ему крутую речь, в которой отстою свою самостоятельность и право на ту жизнь, которую хочу я.

- Я не летаю, Педро. Я думаю, - мельком взглянула я на мужчину с противоположной стороны стола и снова уткнулась в свою тарелку, по которой продолжила гонять кружок редиски.

- О чем думаешь?

- О том, что вы очень хороший и заботливый человек, Пётр, - сказала я и подняла голову, чтобы посмотреть мужчине в глаза и насладиться тем, как по его бороде потёк чай, которым он поперхнулся, услышав мои слова.

- Ты сегодня с забора на манеже упала, что ли? – Пётр всё пытался откашляться, параллельно с этим, утирая бороду салфеткой.

- Не упала. Просто говорю то, что вижу. А ещё… - подперла я подбородок кулачком и продолжила наслаждаться реакцией мужчины на мои слова. - …вы очень скромный и милый.

- Вась, ты не пугай. К коню сзади подходила? Иди сюда, башку твою посмотрю, - подался он вперед и махнул рукой, чтобы я подошла к нему.

- Вы этими руками солёную рыбу разделывали, а я только что после душа. Так что придётся вам поверить мне на слово, что я в своём уме.

- Если ты в своём уме, то значит, опять придумала новую тактику, как от меня отделаться. Учти, - ткнул он в мою сторону указательным пальцем, напустив на себя строгий вид. – Даже если ты оближешь меня комплиментами, далекими, кстати, от реальности, с ног до головы, я тебя всё равно не трахну, чтобы у тебя был на меня компромат. Твой батя мне в яйца вцепиться, как пиранья, а они мне ещё нужны.

- То есть, вы меня не… не будете трогать только потому, что боитесь моего папу? А если бы не он, вы бы стали меня… трогать? Мне просто любопытно теперь стало. Не подумайте ничего такого.

- Васька, - выронил Пётр угрожающе и смял в ладони салфетку, которой только что отёр руки от соленой рыбы. – Дай-ка я, всё-таки, проверю твою голову. Походу, мы твой мозг в конюшне проебали.

- Вот видите?! - улыбнулась я широко. – Я же говорю, что вы очень милый, добрый и хороший человек. А злитесь вы не по-настоящему. Вы просто стесняетесь и не знаете, как реагировать на благодарность людей. Я вас раскусила, - хитро сощурилась я.

- Васька ты Васька, - выронил Пётр со смешком моё имя и опустил глаза в стол. В рыжеватой бороде мелькнул намёк на улыбку. – Я злюсь не потому, что за этой дивной бородой скрыта кокетка в юбке, которую я пытаюсь спрятать, как считаешь ты. Я злюсь из-за того, что люди думают, что я делаю это ради чего-то: ради них или их благодарности и слёз. Я делаю это, чтобы иметь смысл. Я делаю это для себя. Вот и всё. Для себя. Не для кого-то.

- Не верю, - качнула я головой и снова опустила взгляд в тарелку на кружок редиски. – Если бы вы это делали только ради себя, вы бы принимали любой вид благодарности от людей, а не злились бы. Пусть и нарочито, но всё же. Ещё раз повторюсь – вы хороший человек, Педро Залупин, - улыбнулась я, ехидно глянув на него.

- И, всё-таки, когда-нибудь я дам тебе пиздов, - хохотнул мужчина, выйдя из-за стола. – А теперь писать, какать и спать.

- Я помогу вам убрать со стола.

Взяв пустые тарелки, я понесла их к раковине и оказалась перехвачена.

- Спать иди, помощница. Ты сегодня, походу, уже переработала, - попытался он забрать тарелки из моих рук.

Так я ему их и отдала, ага!

- Ну, перестаньте быть таким хорошим, Пётр, - вытянула я губки, демонстративно умиляясь этим мужчиной. – А-то я всем расскажу, какой вы домашний медвежонок, когда никто не видит.

- Пиздов, Васька? - угрожающе понизил он голос.

- Не возьму, - отчеканила я уверенно и вытянула из его пальцев тарелки, которые сама начала мыть.

Пряча улыбку, иногда через плечо поглядывала на сосредоточенного и в то же время расслабленного Петра, который убирал со стола наш ужин, подавая мне периодически грязную посуду, а Беляшу и Найде на улицу выносил объедки, чередую похвалу с матом.

Глава 17. Пётр

В очередной раз бросаю взгляд на настенные часы и перевожу взгляд на лестницу.

Испортилась девка – не спускается к завтраку. А я думал, что за неделю она уже привыкла к тому, что утро в деревне начинается рано. Но нет. Хрен там плавал. Босая нога так и не прошлёпала по лестнице вниз, хотя стучал я в её дверь уже почти полчаса назад.

Вынул горячий хлеб из духовки и налил себе кофе. До слуха, наконец, донеслось, что Василиса-сегодня-обнаглевшая соизволила выйти из своей комнаты и спуститься вниз.

И стоило ей появиться передо мной в полный рост, как стало понятно, что что-то с ней не так. вид совершенно нерабочий. Еще и в покрывало завернулась, вместо того, чтобы продолжать принципиально растягивать свои тонкие майки острыми сосками.

- Доброе утро, - буркнула Вася хмуро и плюхнулась на стул.

- Что с тобой? Заболела? Или пытаешься откосить от работы? Не выйдет, Васька.

- Я хочу выходной, - строго произнесла девчонка и подняла на меня потухший взгляд. – Я уже неделю у вас работаю, и не было ещё ни одного выходного. А я, знаете ли, человек. Мне нужен отдых хоть раз в неделю. Хотя бы один день.

- И что? Ты думаешь, коровы, телята или кони ради тебя и твоего отдыха потерпят денёк без еды, воды и ухода? Ну, давай тогда и я тоже сяду дома и нихрена не буду делать. Что я, не человек, что ли?

- Ну, знаете! – голубые глаза в обрамлении темных ресниц возмущенно вспыхнули. – Я в вашей сельхоз машине явно лишний элемент. Вы отлично справлялись без меня столько лет. Думаю, и один день в неделю вы тоже без меня будете справляться. Более того, многие не заметят или даже будут рады, что меня нет. Я, всё равно, для всех, как пятая нога для собаки.

- Что за упаднические настроения, Вась? – поморщился я и вгляделся в девчонку, которая вновь опустила взгляд в пол. – Не ты ли последние дни пританцовывала, напрашиваясь в конюшни?

- Я, - снова подняла она на меня суровый взгляд. - Но это не значит, что я не хочу отдохнуть от всего хотя бы один день. И, вообще, у меня эти дни. И вы обязаны предоставить мне выходные.

- Какие «эти» дни? Будни? Так они у всех сейчас, и никто выходной не клянчит, - троллил я краснеющую Ваську, отлично понимая, что она имела в виду под «этими» днями.

- Вы поняли, что я про… про… - девчонка шумно выдохнула и зажевала нижнюю губу, устремив взгляд в сторону, очевидно, для того, чтобы произнести то самое слово. – Я про менструацию, Пётр. Вы же знаете, что это такое?

- Не знаю. Сейчас Банзай приедет, у него спрошу. Подискутируем, - пришлось спрятать улыбку за ободком кружки, когда Вася впилась в меня устрашающим и в то же время напуганным взглядом. – Шучу я. Расслабься. Но выходной я тебе, всё равно, не дам. Никто из женщин ради «этих»… - подчеркнул я. – …дней не отпрашивается у меня. Значит, работать с ними можно. А тебе – нужно. Или ты забыла, зачем тебя батька в ссылку отправил? Не ты ли должна стать взрослой? Так что по-быстрому делай свою йогу, завтракай, гладь псов и поедем.

- Угу. Конечно, - буркнула себе девчонка под нос и плотнее закуталась в покрывало. – Мне, кстати, даже работать не в чем. Вы обещали свозить меня в какой-нибудь магазин за одеждой, но так и не выполнили своё обещание.

- Петь, доброе утро! – в дверном проёме показалась Натахина голова. Я и Вася синхронно на нее обернулись. – А что это ты сегодня не на балконе или крыльце, как обычно? Случилось чего?

- Эти дни, - вздохнул я устало. – Жарко на улице.

- А я тебе банку, наконец-то, принесла, - показала она мне мою керамическую банку из-под соли, о которой я уже забыл, и вошла в дом, пройдя в кухню. – Совсем о ней забыла, представляешь?

- Мм, - протянул я и проследил взглядом за тем, как Вася молча встала со стула и пошла наверх, не посмотрев и не сказав Натахе вообще ни одного слова.

Значит, всё действительно плохо, если Васька не вступила в деликатный срач с Натахой и лишила меня развлекухи последней недели.

- Твоим хлебом, Петь, на километры вокруг пахнет. Утром просыпаюсь, открываю окно, если ветер принес запах хлеба, то значит ты проснулся, - хохотнула Натаха.

Я не спешил ничего ей отвечать. Колупаясь в своих мыслях, поглядывал на лестницу, ожидая, что Васька спуститься в своих обтягивающих шмотках с ковриком для йоги в руке, но наверху стояла мертвецкая тишина.

- Ладно, Натах, мне на работу собираться пора, - выронил я, кажется, перебив её. Выплеснул недопитый кофе в раковину и сполоснул кружку.

- Ну, тогда встретимся в конторе, - чуть нервно хохотнула Натаха, которой явно не понравилось, что я указал ей на дверь.

Наверное, давно так надо было сделать. Но есть одно «но», до появления Васьки, которая ткнула меня в это носом, я особо не замечал и не заморачивался о том, что Натаха появляется в моём доме не просто так. Да, я не дурак, чтобы не понимать, что она ко мне неровно дышит, но я не акцентировал внимание на том, что дышит она ну уж слишком близко и настойчиво.

Натаха ушла, Беляш выпроводил её хрюлаем, а я поднялся наверх и постучал в закрытую дверь Васькиной комнаты.

- Что? – раздался по ту сторону дверного полотна тихий раздраженный голос.

- Собирайся. В райцентр тебя свожу.