Вдова моего брата

Глава 1

POV Ремо

На нос упала первая капля. Разрешаю ей скатиться вниз, имитируя слезу. Глаза же остаются сухими.

Поднимаю голову, чтобы посмотреть на мрачные тучи. Сами небеса оплакивали смерть моего старшего брата. Безликая, унылая сырость. Лишь пожелтевшие деревья скрашивают тусклый пейзаж. Ветер рьяно колышет ветви, отчего листья срываются, падают на жухлую траву, оставшуюся после жаркого лета.

Прикрываю глаза, устало выдыхая. Плечи давит под тяжким грузом ответственности. Я уже давно тяну на себе бремя главы семьи, хоть и не являюсь им по праву рождения.

Прошло пять лет, как Марко отошёл от дел. Сперва я думал, что он вымотался, решил сделать перерыв, заодно дав мне шанс проявить себя. Значительно позже я узнал, что причиной стала болезнь, с которой брат боролся до последнего вдоха.

Вздыхаю, осознавая: жизнь уже никогда не будет прежней, хоть по сути ничего не изменится. Мать продолжит идеализировать брата, сестра вторить ей, словно попугай в золотой клетке, а я сожму кулаки, как делал всякий раз, сталкиваясь с очередной задачей, и решу проблему, какой бы она ни была.

Похороны подошли к концу. Брат занял почётное место среди наших предков, став именем на надгробии. Мы никогда не были близки: сказалась разница в возрасте. Он был старше на пятнадцать лет и не особо обращал на меня внимания.

Когда умер наш отец, мне было пять лет, Джио – три: обязанности сами упали в руки Марко. Слишком рано. Возможно, именно это привело к истощению организма. Я видел его тело перед кремацией. Он больше походил на скелет, чем на взрослого мужчину, каким когда-то являлся.

Дождь не набирает обороты, но периодически напоминает о себе. Обстановка помпезно-унылая. Дорогое надгробие как сожаление обо всех ссорах, желание очиститься, показать былую любовь.

Морщусь. Будто ему сейчас есть до этого дело. Причина конфликта с братом весьма реальна и до сих пор является мишенью.

Глаза сами находят одинокую фигуру в стороне. Простое чёрное платье в пол с длинными рукавам висело бы на ней балахоном, если бы не корсет.

Девушка едва держалась на ногах, качаясь вместе с порывистым ветром. Её лицо скрыто тёмной вуалью, но я точно знал, кто она, хотя никогда не видел.

Вдова моего брата.

Эва Де Сантис.

Мама отзывалась о ней исключительно как о бесчестье и чуме, свалившейся на нашу семью.

- Какой позор! Унижение! Рауль в гробу крутится, словно баран на вертеле! – упрекала она Марко при каждом удобном случае. Именно по этой причине брат перестал навещать её и нашу сестру, во всём подражающую матери. – Чуяло моё сердце: ему нельзя было ехать в ту дикарскую страну. Слышала я, как эти вертихвостки завлекают мужчин. Сирены! Ламии! Ох, как он мог?

Для меня оставалось загадкой, почему брат не просто привёз с собой русскую девушку, но и женился на ней. Слышал от знакомых, что она красива, но не мог лично убедиться. Свадьба была поспешной, а я был в командировке. К моему возвращению, мать уже успела разругаться с Марко в пух и прах, после чего он закрыл двери фамильного поместья, никому не позволяя вторгаться в их жизнь с молодой женой.

Теперь она стала вдовой. Если верить слухам, Марко завещал ей всё наше наследие. Станет ли эта девушка в чёрном одеянии моим врагом - будет известно в ближайшее время. Пока же она просто крестик в моём блокноте.

Прощание подошло к концу. Скорбящие постепенно возвращались в дом, мама коснулась моего локтя.

- Идём.

- Да, сейчас.

Джио обняла маму за плечи, повела по вымощенной дорожке, соединяющей дом и фамильное кладбище Де Сантис. Вокруг никого не осталось, только я и девушка с вуалью на голове.

Она не видела меня и даже не слышала. Видимо, решила, что осталась одна среди безмолвных плит. Её плечи опустились, она сгорбилась, наклоняясь, положив ладонь на надгробие.

Настолько худая, что, казалось, выступал каждый позвонок. Спина словно вот-вот переломится пополам. Я хотел шагнуть к ней, но повременил, услышав хриплый всхлип, после которого девушка заговорила. Хмурюсь, думая, что меня поймали, но быстро понимаю: она обращается вовсе не ко мне. Да и говорит на родном языке.

- Ты меня обманул, - голос её скрипел, будто простуженный. – Обещал, но не выполнил. – Интонация меняется, свидетельствуя о накатывающей злости. – Эгоист! Как ты мог? – Ярость оборачивается отчаянием. Из её лёгких вырывается свист, а затем горестный стон. - Что мне теперь делать? Как прикажешь жить?

Надгробие достаёт ей до бедра. Она стукает кулаком по камню, рычит от бессилия. Сострадание никогда не было частью моего характера, но на считанные секунды мне становится её жалко.

- Ладно, - смирение. - Я сделаю, что ты просил. Всё сделаю, слышишь? Жизнь за жизнь.

Ветер не даёт мне задуматься о сказанном. Он присоединяется к женскому гневу, невидимой рукой смахивает вуаль, давая ей встретиться со свежим осенним воздухом, открывая лицо.

Пресс напрягается. Ком в горле скатывается по пищеводу. Я вижу лишь заострённый профиль и длинную шею с бледной кожей: и этого достаточно, чтобы задержать дыхание.

Она дрожит, словно лист на старом дереве, склонившемся над могилами наших дедов и прадедов. Тот же нахальный ветер налетел и сорвал с него оранжево-красную охапку, покружил и ударил по ногам девушки. Передо мной словно ожила мглистая картина неизвестного художника. Завораживает своим скорбным очарованием.

Вдова выпрямляется, словно отрезвев. Горесть отступает. Она вскидывает подборок и медленно разворачивается, заметив, что всё это время была не одна.

Теперь я могу увидеть её лицо полностью. Угловатые скулы с рассыпанными веснушками, небольшой прямой нос, густые дуги бровей и под ними раскосые серовато-голубые глаза, окружённые тёмными трепещущими ресницами.

Желание в полной мере оценить красоту девушки заставляет взгляд спуститься ниже. Но я вижу лишь излишнюю стройность, без изгибов и приятных округлостей. Не могу не задаться вопросом: что заставило её похудеть до такой степени?

Глава 2

POV Ева

Поцелуй, которого никогда не должно было случиться. И руки, которые ни в коем случае не должны были касаться меня. Но они это делают, а губы сухо впиваются в мой рот, словно в наказание.

Толкаю его в грудь, в отчаянной попытке избавиться от чувства, кольнувшего за рёбрами. Холод сменился жаром, отзываясь ниже пупка.

Ремо отстраняется на секунду, чтобы бросить что-то на итальянском. Мой затуманенный разум не смог разобрать сказанное: уже в следующий момент он наклоняет голову в противоположную сторону и снова впивается в меня поцелуем с ещё большим натиском.

Его рука обхватывает шею сзади, а другая ядовитой змеёй обвивает мою талию, скованную корсетом, заставляя выгнуться навстречу, сминая пальцами ворот его рубашки.

Не могу оправдать себя, когда откликаюсь на ласку. Нет даже возможности скинуть поведение на шок.

От прикосновений мужских рук по коже заструился ток, словно безумный учёный решил оживить моё одеревеневшее тело. Я пускаю его язык в свой рот, позволяя столкнуться с моим языком, ужалив. Чувствую пряный вкус и… наслаждаюсь им.

Где-то в глубине сознания в панике о стены бьётся здравомыслие. Оно во всю мощь вопит о том, что это чистой воды безумие. Но ему сложно найти дверь в этот мир. Ту самую дверь, спрятанную за обманутыми надеждами и годом, проведённым в одиночестве и холоде у постели больного мужа, скрытую за отчаянным желанием ощутить себя живой, желанной, необходимой…

Частое дыхание, прижатые тела. Голова кружилась то ли от выпитого алкоголя, то ли от забытого возбуждения, налетевшего волной, подминая под себя мою волю и вынуждая, захлёбываясь, цепляться за спасательный круг.

Зубы прикусывают мою нижнюю губу, вырывая хриплый стон. Тяжесть внизу живота с каждой секундой становится всё сильнее.

Рука Ремо сместилась с талии, чтобы, преодолевая корсет, сжать мою грудь. А колено упёрлось в диван, сдвигая складки платья в сторону.

Напор, который я не чувствовала раньше. Скорость близости уносила словно на карусели. Я сжимала и разжимала пальцы, не в силах принять происходящее, но и остановить не была способна.

Тело дёргается, когда грубая рука касается нежной кожи бедра. Туман рассеивается лишь на мгновение, но этого достаточно, чтобы услышать, как вода с треском прорывает нагретую в камине древесину, шипя, вырываясь на свободу.

Чтобы оттолкнуть Ремо, мне понадобились все мои силы. Вскакиваю, судорожно хватая воздух ртом. От огня в крови остаётся лишь пепел. Кажется, что от стыда я вот-вот рухну без чувств.

Мужчина тоже учащённо дышит, но не выглядит ни ошарашенным, ни пристыженным, ни тем более сожалеющим. Весь его вид бросает вызов морали.

А вот я была в ужасе. И могла бы кинуться на него с упрёком, обвинить в случившемся. Но тогда это было бы лицемерием. Если кого-то винить, так только себя. С этим у меня никогда не было проблем. Самобичевание – моё привычное состояние.

Делаю ещё одну ошибку, подняв глаза выше: упираюсь в картину, с которой улыбались новоиспечённые супруги. Подрагивающей рукой прикрываю рот, будто только так смогу сдержать рвущийся наружу вой.

Шарахаюсь назад. Я только что целовала брата своего мужа. Даже от одной мысли об этом мне уготована скоростная магистраль, ведущая напрямик в ад.

- Эва? – мягко зовёт меня Ремо.

Отступаю, качая головой. Быстрее. Ещё быстрее.

- Che spavento, - с трудом выдавила, затем развернулась и почти выбежала из гостиной.

POV Ева

Шустро преодолеваю лестничный пролёт. Звук моих поспешных шагов утопает в бесконечной череде ковров. Хватаюсь за голову в отчаянной попытке заглушить бешеный стук сердца, отдающий в уши.

Мимо мелькают стены с бесчисленными картинами: они сливаются в сплошное цветное пятно. Как бы я ни хотела, как бы ни старалась, назвать этот дом своим так и не смогла.

Моя спальня находилась на втором этаже рядом с хозяйской. Мы с Марком ночевали раздельно. Он оправдывал это комфортом, но причина всегда была иная.

Но как только Марку стало хуже, и он уже не смог подняться с кровати, ночи я проводила на кушетке у окна в его комнате.

Воспоминания о покойном муже кажутся издевательством. Резко останавливаюсь, ощутив приступ тошноты. Наклоняюсь, чтобы отдышаться. Лёгкие протестуют. Кладу руку на грудь, вдавливаясь в кожу у ключиц.

Продолжаю путь, когда голова перестаёт кружиться. Но тело не забывает дрожать от напряжения и разочарования. Хотя дело было не в разрушающей вине от случившегося поцелуя – не только от этого.

Сама моя реакция вскрыла старую рану, которую я упорно замазывала мазью все годы замужества. Я уговаривала себя, что всё хорошо. Но моё тело само дало понять ничтожность череды попыток, пусть и момент был максимально далёк от подходящего.

Останавливаюсь у двери, упираюсь в неё лбом, не решаясь войти. Словно у меня грязные ноги, которыми я испачкаю идеальный мир в стенах своей спальни, пусть он всегда был иллюзорным.

Я успела открыть дверь, когда за спиной послышались тяжёлые шаги. Мужская рука стальным обручем сжала мой локоть, резким движением поворачивая к себе. Напряжённые пальцы больно обхватили лицо, поднимая его навстречу.

- Что ты…

Договорить мне не удалось. Мой рот запечатали его губы, обжигая, словно горячий воск.

Я шагнула назад, упираясь в дверь. Ремо не отпустил, следуя за мной, напирая. Дверь провалилась в комнату, мы переступили порог.

- Ты же не думала, что я так просто позволю тебе уйти? – выдыхает он мне в губы, отчего под кожей заискрились мурашки.

- Пусти, - протестую, накрывая его пальцы своими, чтобы снять их с себя.

В ответ он лишь твёрдо произносит:

- Нет.

Желание застыло между нами. Ремо убирает пальцы от моих щёк, но лишь для того, чтобы перехватить мои руки. Смотрит на обручальное кольцо, ещё сковывающее мой палец. Затем нарочито медленно переносит мои ладони на свою грудь, накрывая её сквозь рубашку.

Глава 3

POV Ева

Отрываю глаза, резко садясь в постели. Длинные волосы падают на голую грудь, скрывая её. Касаюсь рукой, убеждаясь в отсутствии нижнего белья или сорочки.

Это не сон.

Больно врезаюсь пальцами в волосы у корней, царапая кожу головы. Смотрю на смятую простынь и подушку, хватаю одеяло, чтобы прижать к себе, прикрываясь. Наклоняю голову, впиваюсь зубами в ткань, чтобы заглушить надрывный стон, обжигающий горло. Не могу поверить, что сделала это.

К беспрерывной муке потери добавилось давление чувства вины. Тепло и лёгкость сменилось свинцовой тяжестью. Я никогда ещё не ненавидела себя с таким яростным отчаянием, как сейчас.

Неизвестность последствий заставляла живот тягостно скручиваться. Стыд буквально кричал о том, чтобы я осталась в кровати навеки. Можно подумать, что так ситуация решится сама собой. Напоминаю себе, что я взрослый человек, способный решить любую проблему. Но страх против воли парализует на несколько минут.

И всё же я поднимаюсь с кровати, потащив за собой одеяло, иду в душ.

Бледная кожа давно уже стала привычной. Затворнический образ жизни рядом с чахнущим мужем не способствовал здоровому бодрствованию. Сейчас же в отражении я смотрела на девушку с растрёпанными волосами и розовой кожей. На шее и руках виднеются синеватые отметины.

Откуда они взялись? Настолько крепкими были чужие объятия? Моего удивления не стало бы больше, даже если бы я вовсе не отразилась в зеркале.

Откидываю одеяло, забираюсь в душевую кабинку. Яростно кручу вентилем, словно стараюсь его оторвать. Шиплю, когда вода горячим потоком стекает по спине, касаясь чувствительных ягодиц. Хоть о ночи у меня остались лишь смутные воспоминания и ощущения, моё тело ещё долго будет хранить доказательства преступления против нравственных устоев общества.

Похороны. Секс братом покойного мужа. Что это, если не предательство?

Выдавливаю щедрую порцию геля для душа на мочалку, принимаюсь активно скоблить шею, руки, живот, но, сколько бы я ни старалась, от произошедшего мне никогда не отмыться, хоть кожу соскреби до костей.

Рука ускоряется, нажим становится сильнее. Я резко рванула по бедру, царапая. На глаза тут же выступают слёзы. Прислоняюсь затылком к стенке душевой. Подставляю лицо, позволяя слезам смешаться с потоком воды, маскируя их, хотя никто и так не увидит.

Я плачу, потому что осталась одна в этом мире. Плачу, потому что горе мешает нормально дышать. Плачу, потому что секундная слабость может обернуться катастрофой. Плачу, потому что предала и себя, и Марка.

Пусть он никогда об этом не узнает, я всегда буду помнить и винить себя. Моя совесть никогда уже не будет чистой, а прежде чем уснуть, каждый раз буду прокручивать позор в голове, во снах выискивая прощение.

К моему возвращению в спальню Ремо не объявился. Надежда на то, что он уехал, также сожалея и стыдясь, хоть и призрачная, но ещё теплится в груди.

Надеваю классические джинсы и блузу с рукавами, скрывая своё тело, словно пристыженное и опороченное. Закалываю влажные волосы в пучок на макушке. Глаза цепляются за собранный чемодан. Мои планы не изменились.

Стоит мне выйти в коридор, из-за угла выходит Бруно. Опускаю глаза в пол. Он не может не знать – это унизительно.

- Доброе утро, - вежливо приветствует он меня, никак не выдавая осведомлённости. В его руках поднос, а на нём лежит жёлтый бумажный конверт формата «А4». – Курьер доставил сегодня утром от сеньора Моретти.

- Спасибо, - коротко отвечаю, забирая документы. Я знаю их содержание, но всё равно открываю, чтобы проверить. Делаю глубокий вдох, собираясь с мыслями. После чего тихо спрашиваю, словно повысь я голос, дворецкий бросится на меня с упрёками: - Ты знаешь, где синьор Де Сантис?

- В кабинете.

Наклоняю голову в сторону, нахмурившись. Зачем ему понадобился кабинет Марка?

Обхожу Бруно, широкими шагами устремляюсь на первый этаж. Хоть я точно уверена, что в кабинете не осталось никаких важных документов, даже сейф я осмотрела, всё равно местонахождение Ремо вызывает нервный холодок в руках.

Дворецкий не ошибся: я услышала голос мужчины. Либо он разговаривал с немым оппонентом, либо по телефону. Заношу руку, чтобы толкнуть дверь, но замираю, прислушиваясь.

- Да, мама, - ровным тоном говорил Ремо на родном языке, - я понимаю, что стоит на кону.

Пауза свидетельствует об ответе собеседника.

- У меня всё под контролем. Я знаю, кто она, в отличие от Марко. – Не могу вдохнуть, словно кто-то резко сжал мои лёгкие. Она? Это точно про меня. – Да, у меня есть план, не волнуйся.

План?

Живот судорожно сокращается. По позвоночнику прошёлся ток, рассыпаясь на кучу мелких крупинок, поражающих нервы. Все части моего тела дрогнули, столкнувшись с ними.

- Она не представляет, с кем связалась. Это будет легче, чем я думал.

Осознание сказанного не заставляет себя долго ждать. Ответ получен по невидимому щелчку. Теперь всё встало на свои места. Сомнений быть не может: прошлая ночь была им подстроена.

Рот кривится. Оправдана ли цель? Нужно ли было растаптывать меня, при этом обливая грязью достоинство своего покойного брата?

Зло усмехаюсь, сжимая кулак, так и зависнувший у двери. Деньги не пахнут.

Ненависть к семейству разгорается с новой силой. Желание выбросить конверт с добрыми намерениями наполняет меня словно вазу холодной водой. Только вот цветы в неё никто не поставит. А если вдруг решится на это, колючие шипы роз оцарапают прозрачный хрусталь.

Войти в кабинет меня вынуждает ответственность за обещание, что я дала умирающему вместе с надеждой мужу. Не могла отмахнуться, сославшись на обман. Напоминаю себе, что больше не жертва, пусть больше не хозяйка поместья. Об этом пока знают только два человека.

- Августа может гордиться своим сыном, - едко бросаю я, с силой толкая дверь.

POV Ева

Глава 4

POV Ремо

Усталость от бессонной ночи даёт о себе знать, даже не смотря на мощную разгрузку и пару чашек крепкого кофе. Плечи опускаются, сдавая под тяжестью навалившегося груза. Соблазнить вдову брата было плохой идеей, но, пробираясь сквозь череду эмоций, раскаяния не различалось.

Цель всегда оправдывает средства. Я сделал то, что должен был, пусть ради этого пришлось заступить за нравственную грань. Собственноручно растоптал память брата, который был им чисто номинально. А также посеял зерно пожизненного сожаления в душу девушки. При условии, что она у неё есть.

Ещё вчера я бы сказала, что в красивой обёртке нет ничего. Но документы в моих руках невыносимо голосят об обратном, порождая новую порцию вопросов и противоречий.

Опускаюсь на диванчик у стены. Сложно посчитать, сколько Марко успел приобрести недвижимости, и какая сумма на его счету. Насколько богата сейчас вдова? И если она решила передать мне акции, то почему отдала не все? Какую игру затеяла эта девушка?

Я мог сказать лишь то, что знаю, какая она в постели, но абсолютно не понимаю, что от неё можно ожидать за её пределами.

Внимание привлекает звук с улицы. Подхожу к окну, чтобы увидеть машину, подъехавшую к дому.

Первым вышел Бруно, он убрал в багажник скромного размера чемодан. У Джио в такую поместится только косметика. Следом показалась вдова. В её руках была лишь маленькая сумка, едва ли способная вместить что-то кроме телефона.

Неужели у синьоры Де Сантис нет масштабного гардероба? Могу предположить: позже приедет грузовик, чтобы вынести половину дома.

В груди неловко кольнуло, когда в ответ на протянутую руку девушки дворецкий нежно сжал её и поднёс к губам. Вдова же мягко улыбнулась. Жест говорил о тёплом взаимоотношении, которого никогда не было между членами Де Сантис и прислугой.

Неохотно ловлю себя на двух ощущениях: лёгкое разочарование от факта, что не увидел эту улыбку вчера; и порыв уволить Бруно, переступив при этом через его долголетнюю верную службу этому поместью и семье, живущей в вековых стенах.

Качаю головой, злясь на себя. В то же время девушка забралась в машину, а дворецкий не сдвинулся с места, задумчиво глядя на удаляющийся транспорт, пока тот не скрылся, повернув на дорогу.

Мне же нужны были ответы. И только один человек мог мне их дать. Если, конечно, сам этого захочет.

POV Ремо

- Я был уверен, что ты мне позвонишь, - Габриэль Моретти неторопливо постукивал пальцами по столу, другой рукой удерживая бокал с виски отличной выдержки. – Видимо, Эва уже передала тебе дарственные.

- Эва? – хмыкаю. – Вы настолько близки?

Реакцию девушки на моё обвинение я не смог распознать. Казалось, оно её зацепило, но обидело ли необоснованностью или же испугало проницательностью?

Адвокат же лишь тяжело вздохнул, затем расслабил галстук, который и без того съехал в сторону. Дорогой костюм намок под моросящим дождём, грозя испортить его.

- Сеньора не просто моя клиентка, она – вдова моего друга. Мы с Марком были почти братьями.

- В отличие от нас с ним. – Горько это осознавать, но брата я знал не больше, чем бармена, разливающего нам напитки.

На мою просьбу встретиться, Моретти выбрал популярное в определённых кругах заведение. Здесь не встретишь случайных прохожих, заглянувших пропустить стаканчик. Только узкая база клиентов.

Зал бара представлял собой череду закрытых кабинок из дорогого тёмного дерева для приватных разговоров, за которыми сюда обычно и наведывались. Приглушённый свет, ненавязчивая музыка, вежливый персонал. На ценники, логично следующими за поддержкой конфиденциальности, никто внимания не обращал.

Габриэль откинулся на спинку широкого кресла.

- Марко…

- Сожалел?

Адвокат приподнимает брови в немом вопросе. Делаю вдох, понимая, что пить с утра – плохая идея. Но осознание не мешает мне сделать глоток. Перекатываю жидкость языком во рту, только после этого проглатываю.

- Мне нет дела до того, о чём сожалел мой брат, - раздраженно отмахиваюсь. – Меня интересует, какого чёрта здесь происходит? Почему он не составил классическое завещание?

- Марко знал, что вы будете оспаривать завещание. У семьи Де Сантис больше связей и возможностей. Он не хотел оставить свою жену на улице и с пустым карманом.

- Поэтому оставил ни с чем свою семью.

- Это была плохая идея, - кивает Моретти. – Я предупреждал, что так он натравит вас на бедную вдову. Предлагал сразу поделить имущество. Но Марко упрямился.

Лицо адвоката меняется. Неизменно холодный и непоколебимый, за что я всегда его уважал, морщится, проявляя эмоции.

- У тебя к вдове личный интерес? А иначе к чему такая забота?

Стук пальцев сбивается, нарушая ритм. Я же начинаю дышать тише и глубже, словно ответ важен.

- Я обещал, что помогу ей, - наконец, говорит Габриэль. – Я дал Марко слово.

- И это никак не связано с тем, что синьора Де Сантис молодая и красивая девушка? Удобная случайность?

- Да, это правда. Я бы выразился точнее: все жёны моих клиентов молоды и красивы. Но даже они уступают привлекательности Эвы.

Внутренности сжимаются. Второй раз за день неприятное чувство наполняет грудь.

- А ещё она вдова моего друга. Кем должен быть человек, чтобы хотеть жену своего только что похороненного друга?

Сглатываю. Кем он должен быть?

Например, мной.

Меня не остановил ни её статус, ни обстоятельства. Я мог и дальше списывать всё на желание завладеть имуществом, но это не изменит того факта, что я желал её прошлой ночью.

Мне до маниакальности хотелось увидеть, что скрыто под чёрным платьем, какой длины её волосы и мягкие ли они на ощупь? Я обдумывал, какими на вкус будут чуть покусанные губы, и как загорится светлая гладь её глаз в момент возбуждения? Будет ли стон наслаждения музыкой в моих ушах?

Глава 5

POV Ева

Затишье в моей жизни выглядело странно и не могло предвещать ничего хорошего. Кофе на языке горчил и жёгся. Часы показывали начало девятого утра, но моя голова ещё гудела после очередной бессонной ночи.

Перешагиваю с ноги на ногу, чувствуя себя неуверенно, словно стою не на кухне собственного дома, а на палубе яхты посреди океана. Шатко. Непрочно. Вот-вот свалюсь за борт.

Вздох, ставший рутиной. Опускаю глаза, упираясь в россыпь бумаг. На самом верху лежал ответ клиники с результатами анализов. Порывисто сжимаю пальцы, сминая лист. Никогда чистая кровь так меня не огорчала.

Смахиваю комок в мусорное ведро. Затем бью ладошкой по столешнице.

Дьявол!

Он ничего мне не подсыпал. Не считая алкоголя, который я сама в себя вливала весь вечер.

Это значило только одно: Ремо Де Сантис взял то, что я с рвением отдала ему сама. Мне нет оправдания, даже искать бессмысленно. И всё же, каждую ночь я сильно жмурилась, прогоняя навязчивые воспоминания, которые возвращались с предательским остервенением.

Раз за разом, я представляла, как отказываю ему. Бросаю обвинение, отталкиваю, называю последними словами. Но вновь погружаюсь в реальность, где были его руки, губы и частые глубокие толчки, доводящие до беспамятства.

Голова тяжёлая, шея наклоняется вперёд, словно больше не может удерживать её. Глаза с точностью находят газетную статью с фотографией нового наследника под ручку с известной моделью. Итальянские таблоиды взорвались, заваливая читателей тонной предположений. Звёздная пара? Невеста миллионера? У них всё серьёзно?

Гримасничаю. Шустрый тип. И когда он успел?

Габриэль упоминал, что он улетел в командировку.

Хотя с чего я решила, что это случилось недавно? Я ничего не знаю о брате своего покойного мужа. До похорон в глаза его не видела.

Возможно, он уже давно с ней. А случившееся в ту ночь, от которой прошло уже больше недели, было изменой. Хотя думаю, что мужчина его уровня не употребляет подобные слова, да и не считает разовые связи чем-то, за что требуются оправдания. Пока совесть выворачивает меня наизнанку, он наслаждается обществом модели под блеском софитов.

Фотография в журнале плохого качества, но даже так видно, насколько она красива. Длинные тёмные волосы, ровный тон кожи. Мужская рука лежит на тонкой талии, изгибом отделяющей высокую пышную грудь от округлых бёдер и стройных ног. Смотрю на свои костлявые пальцы, понимая, что моя измождённая фигура ей явно не соперница.

Злюсь на себя за сравнение. Соперничество? Зависть? С чего я вообще решила это сделать? Из-за ревности? Качаю головой, встряхивая эти мысли.

Перевожу взгляд в открытое окно, из которого виднеется берег Лигурийского моря. Вдыхаю солоноватый свежий аромат. Главным преимуществом этой виллы, без сомнения, является собственный пляж. Из всей недвижимости я не хотела отказываться только от этого дома, поэтому, ни секунды не сомневаясь, переехала сюда.

Несколько раз я просила Марка перебраться в этот уютный уголок, но он предпочитал томиться в стенах фамильного склепа, из окон которого открывался вид лишь на величественные надгробия, не вызывающие ничего, кроме уныния.

Возвращение в Россию я не рассматривала вовсе. Меня там ждала лишь череда тоскливых воспоминаний и мрачной реальности, ничем не отличающихся по антуражу от семейного кладбища Де Сантис.

Есть вероятность, что при других обстоятельствах мне пришлось бы поселиться в Риме. Там также имелась квартира. Но пока этой необходимости не возникло, я наслаждалась тишиной и спокойствием. А главное, здесь я чувствовала себя в безопасности, хоть уединенность временами царапала душу. Всё же к ней легче привыкнуть, когда происходит принятие.

Увы, жизнь не баловала меня заботой и любовью. Даже то, что сперва казалось ею, было лишь прикрытием для субституции. Так легко заменить одного человека другим. С тех пор, как я узнала, не могла не задавать себе один и тот же вопрос: когда он смотрел на меня, кого видел?

Газета летит в мусорное ведро вслед за результатами анализов. Словно недостаточно мужчины из этой семьи проехались по мне. Один лежит в земле, другой уже нашёл себе невесту, а я… больше не буду о них вспоминать.

Моё тело устало. Оно буквально молило меня об отдыхе, каждым скрипом костей призывая уйти в спячку, чтобы восстановиться. Я собиралась ему это дать.

День выдался на удивление солнечным и жарким, давая возможность погреться перед осенней прохладой.

Поворачиваюсь на широкой кухне, обставленной в классическом итальянском стиле. Теплые, пастельные оттенки; каменный пол и стены; мебель из натурального дерева, в том числе и барная стойка; открытые полки для посуды; лёгкие шторы, колышущиеся от морского ветерка. Здесь было по-домашнему уютно. Как и во всем доме.

Беру широкое и длинное полотенце, книгу, складываю их в плетеную пляжную сумку. Поправляю топ, широкую рубашку, шорты, затем надеваю шляпу.

Далеко уйти мне не удалось. Стоило открыть дверь, как передо мной возникли офицеры полиции с серьёзными лицами, не предвещающими ничего хорошего.

- Синьора Эва Де Сантис? Вы арестованы по подозрению в мошенничестве.

Глава 6

POV Ремо

- Что ты только что сказал?

Останавливаюсь слишком резко, отчего отстающий секретарь влетает в мой чемодан.

Поездка хоть и оказалась удачной, особой радости я не чувствовал. А стоило выйти из самолёта, как меня дезориентируют новости. Мне не свойственна наивность: я прекрасно понимал, что мать не остановится. Но даже предположить не мог, что она решится зайти настолько далеко.

- Д-да, - заикается Лео, ударившийся ногой, - синьора Августа написала заявление в полицию.

- Mannaggia!

Оборачиваюсь. Без сочувствия наблюдаю, как он сморщился и едва сдерживается, чтобы не начать по-детски прыгать на месте.

Мне тоже требуется усилие. Раздражённо поправляю галстук, который вдруг душит. Это занимает пальцы, мешая порыву хорошенько встряхнуть своего секретаря, приводя его в чувства. Знает ведь: мне не нравятся отрывистые доклады. Информацию я воспринимаю целиком, не выуживая вопросами.

- Когда?

Лео выдохнул, взяв себя в руки, и сильнее сжав ими планшет в котором заключена вся его работа.

- Неделю назад.

- Почему я об этом узнаю только сейчас? – гаркаю, не заботясь о посторонних любопытных взглядах. Если мать не думает о репутации, так с чего мне тревожиться? Она превратит нас в посмешище за секунду, стоит только новостям дойти до газет.

Продолжаю путь к выходу, потащив за собой чемодан, шаркающий об пол.

- Ваша мать обратилась в частную контору, - затараторил секретарь, едва поспевающий за мной. - Наши адвокаты узнали, когда полиция арестовала синьору Де Сантис.

- Что? – Чертыхаюсь, вновь затормозив. - Они арестовали вдову Марко?

На этот раз Лео уворачивается, отпрыгнув. Меня радует, что он учится рефлексировать.

- Да, - пискнул.

- На каком основании?

Секретарь прочищает горло под моим строгим взглядом. Делаю вдох, прикрывая глаза. Повторяю себе, что этот худосочный парень виноват только в том, что плохо делает свою работу. Хотя этого достаточно, чтобы вышвырнуть его из компании. Жалко, что это не решит проблему, а лишь создаст новую. Последнее, чем мне сейчас нужно заниматься, это подбором персонала.

- Мошенничество. Проходит проверка.

- Но почему синьора в тюрьме?

- Полиция опасается, что она может попытаться скрыться за границей, так как у неё двойное гражданство.

- Maledizione! Чем, мать вашу, занимается Моретти?

Вот уж кто точно должен был знать, что происходит. Но и он не потрудился набрать мой номер, дабы сообщить, что имя моей семьи вот-вот швырнут с обрыва в руки линчевателей.

- Прямо сейчас он пытается добиться освобождения синьоры. Но полиция настроена решительно и ваша мать… - кадык секретаря дёргается, - тоже.

Мы выходим на улицу, упираясь в припаркованную у края тротуара машину. Не дожидаюсь, когда водитель уберёт мой чемодан в багажник. Как только Лео, заёрзав, занимает своё место напротив меня, даю знак, что нужно поспешить.

- Мне нужно с ней увидеться. Где она сейчас?

- Кто? – Недоумение на физиономии Лео заставляет мои губы сжаться до онемения. И всё же мне удаётся процедить:

- Моя мать.

- В поместье, - спешит осведомить секретарь, уже явно распрощавшийся со своей головой, как гонец, приносящий плохую весть.

Вздыхаю, потирая переносицу большим и указательным пальцем. Почему именно там?

POV Ремо

На пороге меня встречает Бруно. Я был уверен, что мама уволит его сразу, как только узнает, что дом снова принадлежит семье. Но я недооценил её стремление к консерватизму. Традиции побеждают прогресс.

Уже в холле я ощутил возвращение атмосферы. Попытки новой хозяйки впустить свежий воздух в эти стены оказались тщетны. Шмыгаю носом, сталкиваясь с едкостью шафрана. Мама зажгла свои любимые палочки благовония. Ненавижу шафран.

- Синьора Августа в саду.

Голос дворецкого потерял тепло вместе с переездом вдовы, став холодным и бесцветным, и наряду с серым лицом больше подошёл бы мертвецу.

Киваю, не задумываясь о том, что человек, которому я плачу жалование, может оказаться ожившим трупом. Прохожу через весь дом, чтобы выйти в сад. Благодарю архитектора хотя бы за то, что сад находится по другую сторону от кладбища. У меня нет никакого желания лицезреть семейные надгробия.

Мать сидела на каменной скамейке в окружении античных статуй и зарослей желтого ракитника. Её отрешённое лицо ничем не отличалось от Бруно. Невольно вспоминаю, какой измученной была бывшая хозяйка. Дом проклят? Или сами люди, переступающие порог поместья?

- Вернулся? – Мама не смотрит на меня, её больше занимает каменная горгулья. – Быстро ты.

- Как ты себя чувствуешь?

Женщина поднимает руку, пресекая любые дальнейшие вопросы. Но не в этот раз.

- Видела новости о тебе и Мие Каналис. У неё приемлемая семья. Я одобряю.

Сколько бы мне не было лет, перед матерью я продолжаю чувствовать себя провинившимся ребенком. Она никогда не была внимательна ко мне. Часто думаю, что я родился как запасной наследник. Скорбная перспектива оправдалась.

- Зачем ты это сделала? Разве я не говорил, что разберусь сам?

Бледное лицо перекосило. Она резко вскочила на ноги, отчего аккуратно уложенные пряди чёрных волос колыхнулись. Мама поправила их, удостоверившись в целостности заколки с драгоценными камнями в форме лепестков. Это жест призван скрывать внутренний гнев, который уважаемая синьора не может себе позволит. И всё же когда дело касается жены своего старшего сына, она никогда не могла сдержаться.

- Тебе бросили этот дом, как кость собаке, и ты доволен? Думаешь, я останусь довольна? Она опозорила нас!

- Поэтому ты решила сообщить об этом всей стране?

- Я хочу наказать её!

- Пока нам удаётся сдержать газетчиков, но они прорвутся, когда начнётся суд. Мошенничество, господи… – сжимаю переносицу. - Мама, - делаю самый глубокий вдох в своей жизни, - ты понимаешь, какой это будет скандал?

Глава 7

POV Ева

Медлительность. Именно так можно охарактеризовать всю судебную систему страны. Габриэль делал всё возможное, чтобы ускорить процесс, поэтому ожидание заседания сократилось до месяца – на зло синьоре Августе Де Сантис, истца. Процесс осложняло то, что я – иностранка, пусть и с гражданством. Домашний арест следствие полностью отвергли, ссылаясь на второе гражданство.

Суд тянулся хлеще жвачки со вкусом ледяной вишни. Чем дальше, тем тошнотворнее вкус. Когда уже не чувствуется ни мяты, ни ягод, лишь противное послевкусие. Хочется скорее выплюнуть и запить, но никто не даёт урну, да и воду зажмут. Отчаянно борюсь с желанием приклеить субстанцию под стул, убеждая себя в том, что я взрослый ответственный человек, а не школьник.

Заседание было закрытым во избежание разглашение семейных тайн прессой. Но здесь все равно присутствовали адвокаты, какие-то родственники, включая брата и сестру Марко, которая наравне с матерью буквально прожигала меня ненавистью.

Меня не посадили в клетку, как животное, только благодаря синьору Моретти. Сейчас он сидит по мою правую руку, отвечая на все выпады прокурора, словно в пинг-понге. На меня уже вылилось столько грязи, что казалось, отмыться будет невозможно. Липкий слой навсегда похоронит мою кожу, перекрыв доступ к кислороду. Остаётся поджечь и наслаждаться шоу.

А жвачка, издеваясь, всё тянулась, словно лапша на станке, изредка, но с завидной регулярностью прерываясь на резкие оскорбительные выкрики свекрови. Предупреждения судьи и жалобы адвоката на неё не действовали. Оставалось лишь ожидать окончания данного фарса, по вине которого я четыре недели провела в камере. Не самое приятное занятие, я уже молчу о том, насколько оно оскорбительное.

Но сейчас все выпады Августы я принимала с гордым молчанием. Губы презрительно изгибаются: знаю, что ей до меня не добраться. Сродни тому, как стоять напротив клетки с запертым хищником. Он может сколько угодно кидаться, но никогда не выберется, чтобы укусить. Это бесит женщину даже больше, чем мои ответы.

Хочешь довести до белого каления агрессора – не реагируй, делай вид, что ничего не происходит. И тогда можешь получить удовольствие от созерцания пурпурного лица оппонента.

Габриэль был уверен, что дело развалится под доводами рассудка. Оно и так высосано из пальца и необоснованно раздуто. Обвинение перебрало несколько предположений, в том числе едва ли не инкриминировало мне убийство собственного мужа. В протест ему выступила судебно-медицинская экспертиза. У Марка была лейкемия. Никакие вбросы Августы о том, что я могла что-то добавить в его лекарство, не оправдались.

У следствия осталась ко мне только одна претензия – мошеннические действия в отношении больного. Но и она трещала по швам, сколько бы её не сшивали.

Прокурор утверждал, что я, будучи осведомлённой о болезни мужчины, соблазнила его с целью наживы, заставив переписать на меня всё имущество.

Разумный аргумент: адвокат Моретти лично оформлял документ – никого не интересовал, подрывая тем самым его авторитет в юридическом мире. На моих глазах рушилась его многолетняя связь с семьёй Де Сантис. После такого оскорбления он не будет с ними сотрудничать. Было обидно, но я не чувствовала свою вину.

Глава семейства занял место в первых рядах данного представления. Холодная маска на его лице не давала мне понять, какого он мнения о цирке, что устроила его мать. Только раз, когда мои глаза возвратились к нему, я заметила сдвинутые брови, свидетельствовавшие о недовольстве. Но сложно было определить: недоволен ли он плохой работой следствия, или же абсурдностью самой ситуации.

С нашей последней встречи прошел месяц. Конечно, он не успел разительно измениться. А вот меня подкосило не в лучшую сторону. Мельком в туалете я заметила чёрные круги под глазами, отчего худоба казалась почти смертельной. Словно это я была больна, а не покойный супруг.

Габриэль утешающе кивнул, давая понять, что понимает мою усталость.

- Остался последний свидетель, - огласил судья. – Его заявил адвокат, поэтому прошу.

- Какие ещё свидетели у этой мошенницы? – вскидывается свекровь, но реплика не удостаивается и секундой внимания.

Вскидываю брови, недоумевая. Догадка накрывает, когда в зал вошёл мужчина средних лет, с проседью и худощавым телосложением. На нём был светлый костюм, отличающийся от того, что он носит на работе. То есть почти всегда.

- Представьтесь, синьор, - просит судья.

- Бруно Руссо. Я дворецкий в фамильном имении Де Сантис.

Представитель закона кивает, затем передаёт слово синьору Моретти.

- Скажите, синьор Руссо, вы знаете подсудимую?

- Конечно, - уверенно отвечает Бруно своим ровным голосом. Поджимаю губы, когда на глаза навернулись предательские слезы. Это как услышать родного человека спустя долгое время. Понимаю, что соскучилась. – Синьора Эва Де Сантис – жена Марко, ныне вдова.

- Вы помните, как она появилась в доме?

- Сразу после свадьбы. Синьор Марко привёз девушку и сказал, что отныне она его супруга, хозяйка. Мы должны уважать её и во всём слушаться.

- Какой хозяйкой была подсудимая?

Бруно ловит мой взгляд. Он серьезен, впрочем, как обычно. Но глаза смотрят на меня по-доброму, даже с отеческой мягкостью.

- Синьора никогда не злоупотребляла властью. Она не ругалась, не повышала голос на слуг, не командовала, всегда относилась уважительно, не смотрела свысока.

- Слуги её любили?

- Ваша честь, - начал возражать прокурор, привставая.

Судья же остановил его одним движением руки, а другим велел Моретти продолжать.

- Да, - Бруно кивнул, подтверждая. – Во всяком случае, никогда никто не отзывался о ней плохо. И ни один работник не пожаловался.

- А какие взаимоотношения были между подсудимой и её супругом?

- Я не понимаю, что ты хотите узнать, - осторожно проговорил дворецкий. – Прислуга не должна следить за личной жизнью хозяев.

- Мы это понимаем и уважаем, - соглашается Габриэль, - но сейчас синьору судят, поэтому любая информация может пролить свет на дело. Скажите, Эва и Марко ссорились?

Глава 8

POV Ремо

Мы проходим в комнату, который можно принять за кабинет секретаря. Стол, множество стульев - вот и вся мебель.

Оборачиваюсь, чтобы посмотреть на девушку.

Её вид вызывал разве что непрошенную жалость. Немытые либо тщательно смазанные гелем волосы были собраны в высокий хвост так, что даже волосинки не выбивалось. А костюм буквально висел на ней, как на вешалке – идеальный вариант для модели. Возможно, она и была ею. Тогда ответ получит вопрос: как же они познакомились? На суде она ограничилась общими фразами, не рассказывая детально, отчего дымка прошлого становилась лишь плотнее.

Сложно понять, что за жизнь у неё была до встречи с Марко, но в ней явно было мало приятного. На заседании не было ни одного знакомого или родственника. Разве она не перевезла свою семью в лучшую жизнь, используя ресурсы состоятельного супруга?

Почему-то раньше я не задавал себе этот вопрос. Она сирота? Или у неё плохие отношения с родными? На мысли меня навел допрос Бруно, и факт того, что девушка боялась остаться в одиночестве. Правда ли она любила моего брата?

Я думал, что это невозможно, но сейчас вдова выглядела даже хуже, чем после похорон. Тени под глазами стали больше, лицо казалось измождённым, даже больным. В следственном изоляторе с ней плохо обращались?

Мысли, блуждая, уводят меня в сторону. Отгоняю их, чтобы сосредоточиться на главном. Меня настораживает нездоровый интерес к этой еле живой особе, в руках которой теперь есть козырь против нашей семьи.

Прячу руки в карманы брюк, напуская на себя невозмутимое спокойствие, сдерживая поспешное желание вытрясти из неё все ответы здесь и сейчас.

- Надеюсь, ты понимаешь, - начинаю медленно, - что огласка данного прецедента навредит обеим сторонам конфликта?

- Я искренне надеялась, что у вас осталась хотя бы капля совести, чтобы для начала принести мне свои извинения. Пусть они будут нести чисто символический характер.

- Я не хотел, чтобы тебя судили.

- Неужели? Поэтому не остановил свою мать? – Видя мой вздох, она презрительно морщится. – Вот только не говори мне, что ты не знал. Как это возможно?

- Я её недооценил, - признаю, устало прислоняясь к краю стола. – Я был в командировке. Мне сообщили, только когда самолет приземлился в аэропорту Рима.

Она скрещивает руки на груди, смотря на меня с вызовом. Надо признать, что хоть форма у неё потрёпанная, но содержание пылает огнём несломленного духа.

- Мне от этого никакой пользы. Сплошная головная боль.

- Это я провела в заключении месяц, - напоминает вдова, указывая на себя. – Плевать мне на твою головную боль. Связь с вашей семейкой не принесла мне ничего, кроме несчастья. .

- А как же внушительное наследство? – хохотнул, хотя абсолютно не чувствовал веселья, тут же переходя к делу: – Кстати о нём. Ты ведь понимаешь, что если подашь ответный иск, это навредит компании. Мы уже не сможем скрыть информацию от прессы.

Девушка удивлённо приподнимает брови.

- С чего ты взял, что я буду думать о вашей компании? Это после того, какой вред вы со своей мамашей мне нанесли?

Шагаю вперёд, напирая, как если бы раздразнили собаку на цепи. Только я свободен, поэтому могу дотянуться.

- Вред? Какой это вред я тебе нанёс, м? – Она не намного ниже меня, но я шире в плечах и явно вешу больше, поэтому сделать ей больно, не составило бы труда. Но вместо этого я подхожу почти вплотную, чтобы подавить дерзкий выпад. - Расскажи мне? Что я сделал?

Отдаю ей должное за недрогнувшую мину, даже при учёте явной угрозы. Вдова наоборот выше задирает подбородок, словно так может стать весомее. Всё равно оставаясь жалкой букашкой, кидает обвинение:

- Ты собирался обманом забрать у меня наследство. Кто ещё из нас мошенник? Я молчу о том, что ты напоил меня и…

- Я не брал тебя силой, - злость закипает в жилах от несправедливого оговора. – Ты сама отдалась мне. И напилась тоже сама.

Наклоняю голову, тут же осознавая свою ошибку. Раскосые голубые глаза цепляют меня, словно рыбу на крючок. Нос едва заметно улавливает аромат чистого белья, без едких примесей дорогих духов. Я замер, не в силах справиться с наваждением, ведь в голове уже возникают фрагменты той ночи.

- Тебе понравилось, - говорю я, затем мысленно признаю: мне тоже. – Ты не сопротивлялась. Не отталкивала меня, - голос понижается – верный признак потери контроля. – Ты цеплялась за меня. Целовала.

Её глаза потемнели, а взгляд перестал фокусироваться. Кадры мелькают не только в моей голове.. Не останавливаю порыв, провожу пальцем по красивому женскому уху, лишённому всяких украшений, будто заправляю невидимую прядь. От контакта покалывает кожу. Довольный слышу порывистый вдох.

Склонюсь ниже, овевая изгиб своим дыханием.

- Я был нежен.

Тонкие руки на удивление сильные. Она отталкивает меня, зарычав ошпаренной кошкой. Делаю шаг назад, воодушевлённо ожидая ответной реакции.

- Ты опять пытаешься это сделать? Думаешь, я снова куплюсь? Даже не мечтай, что соблазном заставишь меня делать то, что тебе нужно!

Наглая улыбка говорит ей, что я нисколько не сожалею. Вот только знать о том, как я сам едва не попался, ей точно не стоит.

- Я подам заявление о клевете только ради того, чтобы насолить тебе!

- Тогда пострадает компания, - беру себя в руки, зная, что её угроза может быть реальной.

- Повторяю - меня не волнует ваша чёртова контора.

- Но ведь у тебя остались акции. Если компания пойдёт ко дну, то якорем потащит всех акционеров. Тебя в том числе.

Вдова выругалась, глядя в потолок. Осознание хорошо остужает пыл.

- Договорились, - резко и слишком уж спешно соглашается. – Я забуду об этом ужасе, а ты будешь держать Августу как можно дальше от меня. И себя тоже.

- Может, тебе стоит вернуться домой? В Россию.

- Забыла спросить, что мне делать! – Щёки девушки краснеют. – Я больше никогда не хотела бы вас видеть. Но я реалистка, поэтому признаю, что это невозможно. К тому же… - останавливается, не договорив, вызывая любопытство. – Ничего. Если это всё, что ты хотел мне сказать, то я пойду. Меня ждут.

Глава 9

POV Ремо

Традиционная рождественская вечеринка уже началась, но моя спутница до сих пор не явила себя публике.

Пальцами двигаю рукав пиджака вверх, чтобы посмотреть на часы. За последние пять минут я сделал так уже три раза – плохо. Я нервничаю.

На мне сегодня классический смокинг, как и на всей мужской половине гостей. Оглядываюсь по сторонам. Раньше эта обязанность принадлежала Марко. И, вероятно, оставалась последней, ещё не свалившейся на мою голову.

Даже в прошлом году он посетил мероприятие, вызвав серию слухов своей бледностью и явным отсутствием сил. Почему брат не передал её мне наравне с остальными, осталось для меня загадкой. Ответ Марко унес с собой в могилу.

Каждый год благотворительный фонд организовывал рождественскую встречу привилегированной прослойки общества. Чем больше денег в твоём кармане, тем выше шанс получить приглашение.

Семья Де Сантис долгие годы находилась в числе важных гостей. В частности, благодаря щедрым пожертвованиям в фонд на регулярной основе. Хоть Марко и посещал вечеринку каждый год, чеки подписывала моя рука.

Большой зал мог вместить не одну сотню гостей. Есть предположение, что так оно и было. Количество персон прямо пропорционально итоговой сумме сбора.

Украшение выглядело презентабельно, хотя на мой вкус слишком вычурно. С таким же успехом можно было кричать из каждого угла, что на носу рождество.

Натёртый пол отражал темный потолок, усеянный яркими звездами разных размеров. Стены облеплены снежными ветвями, обвитыми гирляндой.

На краю сцены установлен микрофон, позади которого возвышалась оформленная ель.

В самом дальнем углу расположился фуршет, у которого уже замерли услужливые официанты.

Неподалёку выставлены высокие узкие столы со стеклянными поверхностями и обмотанными подсветкой ножками для желающих перекусить или же выпить.

Но больше всего места было отведено танцевальной площадке, где планировалось веселье подвыпившей публики.

Сам дом находился за городом и принадлежал одной из семей учредителей. Внешне он напоминал наше фамильное поместье, но посещаемость была в разы выше.

- Мне наконец посчастливилось познакомиться со вторым сыном Де Сантис.

Оборачиваюсь, чтобы встретиться с самой хозяйкой благотворительной организации.

Невысокая стройная ровесница моей матери. На ней длинное лавандовое платье. Короткие волосы тщательно зачёсаны назад и щедро сдобрены гелем для надежной фиксации. В ушах и на шее переливались камушки, размером с бюджет небольшого государства.

- Добрый вечер, синьора Гатто, - здороваюсь, кивая, а когда она протягивает мне руку, склоняю голову, имитируя поцелуй.

- Вы с братом совсем не похожи, упокой господь его душу. Видимо, пошли в родню отца. Де Сантис всегда были жгучими брюнетами с колючими глазами. – Женщина хихикает, непрерывно оглядывая собравшихся гостей. – Где же ваша спутница? Я читала о вас в журнале. Мия Каналис, да? У вас такой же хороший вкус, какой был у брата. О, вот и она!

Я проследил взглядом, куда указала рука синьоры. Через высокие резные двери в зал вошла девушка в длинном шелковом платье на бретельках цвета бургунди.

Она уверенно скользила по мраморному полу, едва заметно цокая босоножками на высокой шпильке. При каждом шаге глубокий разрез, достигающий середины бедра, открывал соблазнительный вид на стройные ноги. Тёмные волосы девушки собраны на макушке, а затем позволены волнами струиться по спине, словно темной фате.

Невольно вспоминаю вдову и её вуаль на похоронах. Напрягаюсь, понимая, что образ вызывает приятное тепло внизу живота.

- Эва, дорогая! – воскликнула Гатто, махнув рукой, приглашая девушку подойти к нам.

Ток спустился по позвоночнику, когда я понял, на кого направлены мои глаза, ровно как и взгляды всех присутствующих мужчин.

Вдова собственной персоной.

Только вот сейчас она выглядела иначе, чем в нашу последнюю встречу.

Девушка набрала ровно столько веса, сколько требуется, чтобы появились женские округлости, но не лишние килограммы. Её тело осталось стройным, но больше не выглядело болезненно худым. Лицо приобрело свежесть и здоровый румянец, а голубые глаза с сероватой дымкой уже не грозились вывалиться из костной впадины.

Она остановилась возле нас, моргнув длинными ресницами и едва заметно поджав вишневого цвета губы.

Ловлю себя на том, что не могу оторвать от неё глаз. Макияж удачно подчеркнул естественную красоту. Сейчас она похожа на ту счастливую невесту с портрета, обнимающую Марко…

Мысль отрезвляет. Даже пощёчина не дала бы такого эффекта.

Эва Де Сантис никогда не была моей, и никогда не будет. Но сознание упорно подкидает воспоминания, какие фантазии привели меня в постель любовницы, и о чём я думал, пока врезался в неё раз за разом всю ночь. Но даже тогда не получил должного удовлетворения, зато понял, насколько мучительным может быть вожделение.

Странно было думать об этом, когда объект моего желания стоял передо мной посреди праздно украшенного зала и любопытных людей.

Раскосые глаза останавливаются на мне, но лишь для того, чтобы выразить всю степень её недовольства от нашей встречи. Возможно, это игра моего воображения, но щёки порозовели не от румян.

Приятное покалывание опускается напрямую к паху, где тут же получает нетерпеливый и неуместный отклик. Мне нравится, что я не оставляю её равнодушной.

- Благодарю за приглашение, синьора, - приветствует вдова хозяйку.

- Я всегда тебе рада, - просияла Гатто, хватая гостью за руки. – Бедная, тебе, наверное, тяжело пришлось. Стать вдовой в столь юном возрасте. – Она сжала слегка дрогнувшие кисти девушки в знак поддержки, а меня накрыло чувство, что удаление хозяйки с мероприятия будет лучшим подарком. Её беспардонность вгоняла в ступор, хотя, впрочем, я никогда не был силён в светском общении.

- Что ж, - протянула она, не позволяя вдове освободиться, - раз почти все пришли, мы можем официально начать наш праздник!

Глава 10

POV Ева

Я не знала, можно ли бродить по дому. Раньше у меня не было такой возможности. Я неотрывно следовала за Марком, слушая его разговоры со знакомыми.

Со мной обычно не общались, воспринимая, скорее как аксессуар. Раньше, всё ещё стараясь видеть в людях хорошее, я успокаивала себя тем, что они, возможно, думают, что я не овладела итальянским языком.

На самом же деле это не стало для меня проблемой. Я быстро выучила язык, живя среди носителей. Пока Марк был ещё активен, мы часто гуляли по городу, посещали выставки, музеи. Он активно знакомил меня с культурой и кухней своей страны. Я старательно впитывала знания, считая это своей обязанностью. Нужно ли было это Марку на самом деле – так и осталось для меня загадкой.

Его ложь вскрылась слишком поздно. Болезнь уже прогрессировала. Совесть не позволила мне оставить умирающего, давя на чувство благодарности.

Всё, что он делал, было не для меня. Он старался для себя. Счастливый случай, ожививший его воспоминания и былую любовь. Марко спас мне жизнь, но не по доброте душевный.

И тем не менее, моя благодарность скроет боль признания. Я смогу примириться с осознанием подмены и собственной ненужности, ведь главного я не потеряла – жизнь.

Мне нравились эти вечера. Они были словно компенсацией за то, чего никогда у меня не было. Праздника. Рождества. Веры в чудо.

Чудесам в моей жизни не было места. Я поняла это слишком рано. И эта рана болела и кровоточила.

Никакого торжества. Никаких подарков. Никакого внимания.

Возможно, именно благодаря отсутствию всего этого, я так долго не могла распознать мотивы Марка. Я не считывала корысть, потому что не видела другого отношения ко мне. Как кошка, которую погладили после того, как всю жизнь пинали и морили голодом. И в моем случае это не метафора. Это реальность бытия.

Не знаю, сколько Марк рассказал своей матери о моем существовании в родном доме, но она точно знала, когда оскорбляла меня.

Казалось, сама имение навеяло на меня унылую тоску воспоминаний. Одиночество манило, наглядно показывая, что общество мне претит.

Размышление вели меня наверх.

Я медленно шла по ступенькам на второй этаж, скользя рукой по резным перилам. Юбка платья подметала ковёр, смягчающий шаги.

Я не спешила и не оборачивалась, ожидая, когда меня остановят, укажут на место. Уже вижу, как всплеснуться их руки, перекосятся лица, а рты зашевелятся в тихих упреках. Как посмела безродная бродяжка ступить в святая святых?

Но никто бым не помешал мне дойти до второго этажа. Двойные двери справа указывали на большое помещение за ними, я толкнула одну из них. Хорошо смазанные петли двинулись, открывая передо мной ожидаемую библиотеку.

Коллекция книг вдвое меньше той, что я видела у Де Сантис. Но сама комната выглядела шикарно: шикарный рабочий стол; полки из тёмного дерева окружают все стены; такого же цвета паркет; кожаный диван; и два кресла.

Смело ступаю внутрь, опускаю клатч на стол, провожу пальцем по отполированной твёрдой поверхности, затем скольжу по корешкам книг.

Мечта, которую я уже оставила, боясь даже думать о ней. Но слова сами льются из груди мягким шёпотом, как когда-то в детстве:

- Однажды в далёкой холодной стране жила-была девочка, мечтающая стать писателем. Она хотела создавать миры, новые вселенные. Чтобы любой нуждающийся смог сбежать вместе с ней в другой мир, где его будут любить; где ему будут рады; где не надо извиняться за своё существование. Но её мечте не суждено было исполниться. Злая мачеха выгнала её из дома, когда она перестала оправдывать своё присутствие. А спасший принц лишь рассмеялся в ответ на глупое признание. Но их больше нет. Как нет и веры в то, что загаданное сбывается.

Прислоняюсь лбом к полке, устало вздыхая. Хоть моё тело почти вернуло прежнюю форму благодаря вкусной еде, приготовленной заботливыми руками Руби, душа и сердце по-прежнему нуждаются в помощи.

Люди раз за разом предавали мое доверие. Те, кто должен был любить априори, не нашли даже крохотное местечко в своих сердцах. Я бы ответила им с лихвой, ведь накопленная невыплеснутая любовь жгла нутро. Одно ласковое слово, и я была бы навечно предана им.

Но то, что они сделали, вывернуло меня наизнанку. Наполненный воздухом шарик лопнул, ошметки развалились на грязном полу. Вот, что они со мной сделали. Всё тепло вылилось с шумом собственных слез. Готова поклясться, что если присмотреться, можно увидеть рубец в груди, а за ним пустота.

Габриэль советовал обратиться к специалисту, но я не могла позволить себе сменить выбранный курс самобичевания и меланхолии. Чтобы затянувшиеся поиски казались мукой, а не оттягиванием фатальных изменений. Я торопила Моретти, но сама не была готова.

- Не думал, что застану тебя в одиночестве.

POV Ева

Выпрямляюсь, когда ненавистный голос хлестнул плетью. Бью рукой по светильнику на столе. Комнату сразу заполнил тусклый свет. Тишину библиотеки нарушили неспешные шаги. Он вошёл, закрыв за собой дверь, отрезая нас от внешнего мира.

Сглатываю, понимая, что мы остались наедине. Молча наблюдаю за его приближением, не делая даже попытки остановить, чтобы оставить между нами приличное расстояние.

- Разве ты не должна быть с тем лощёным придурком, с которым тебя так любезно познакомила Гатто?

- Ты тоже один. Разве ты не должен пить шампанское и танцевать со своей девушкой? – парирую я, не желая оставаться в долгу.

Упрёк за упрёк. Обида за обиду. Иначе больше не будет. Подставлять щёку для повторного удара я не намерена.

- Я думал, что твой счёт набит до отказа, - иронично сообщает Ремо, подбираясь ещё ближе. – Не знал, что ты в поиске новой жертвы.

Вскидываюсь в ответ на оскорбление:

- Суд уже отверг обвинение в мошенничестве!

- А кто говорил о нём?

- Благодаря набитому твоим братом счету, я стала очень выгодной партией.